13 Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него.
14 Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?
15 Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду. Тогда Иоанн допускает Его.
16 И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды,- и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него.
17 И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение.
Читает и комментирует протоиерей Павел Великанов.
Нет ничего удивительного в том, что Иоанн Предтеча, увидев Иисуса, сначала отказывает Ему в крещении. Представьте себе: Иоанн видит перед собой Мессию, о Котором он столько говорил народу – Которому он считал себя недостойным даже развязать ремень сандалий – то есть выполнить самую низкую работу раба – и тут Этот Долгожданный Мессия просит, чтобы Его крестили – словно последнего грешника! Перед Иоанном уже прошли толпы иудеев, жаждавших крещения – с израненными грехом сердцами, с ожесточёнными преступлениями лицами, с растерзанными предательствами душами – которые искали хотя бы какой-то выход, пусть даже не вполне одобряемый религиозной аристократией. Ведь к Иоанну, как и другим бродячим проповедникам, включая ессеев, относились более чем настороженно. И тут – чистейший Иисус, чуждый какого бы то ни было греха, Сын Божий, Мессия – хочет, чтобы с ним поступили так же, как и с другими грешниками. Иоанн в полном недоумении: зачем? зачем креститься безгрешному Иисусу? зачем Ему уподобляться худшим среди людей – которым действительно требуется это омовение водой для возобновления утраченного завета с Богом?
Ответ Иисуса краток: так надо. И всё. Он не хочет объяснять, почему – Он только говорит о правде Божией, которую следует исполнить таким образом. Святые отцы, толкующие этот непростой евангельский эпизод, в один голос утверждают: это проявление безграничного Божественного смирения. Бог приходит в мир не как Хозяин и грозный Властелин, ожидая повиновения. Он приходит в образе раба, слуги, не отделяя Себя от всего остального народа, не противопоставляя собственную святость и безгрешность – беззаконию и греховности всех остальных. Он не только не противопоставляет: Он погружается в самую толщу обычной, далёкой от идеала, человеческой жизни и как бы «срастается» с ней. Он не гнушается человеческой греховности, Он принимает её «сострадательным» усвоением – при этом оставаясь совершенно чист и независим. Трудно подобрать какой-либо образ или метафору, чтобы понятнее объяснить, что происходит в водах Иордана при крещении Иисуса. Крайне упрощённо это можно изложить так: люди при крещении как бы смывали свои грехи в воду – и теперь безгрешный Мессия принимает на себя эти грехи, чтобы донести их до своего Креста и смерти – и тем самым победить. Другими словами, для Христа нет такого греха или преступления, которое оказалось бы сильнее Его любви к человеку.
Почему же Иисус не гнушается человеческой греховности? Казалось бы, Ему должно было бы быть невыносимо среди человеческих страстей, подлости, лицемерия, разврата и нечестия – Ему, Единственному Чистому и безгрешному? По крайней мере, когда мы оказываемся в среде, которая по сравнению с нами вполне может быть названа грешной – нам неизбежно становится очень плохо, мы ощущаем себя «не в своей тарелке», и торопимся оттуда удалиться. Мы боимся, что нас могут каким-то образом «заразить» грехом, подтолкнуть к преступлению наших священных границ, подвергнуть сомнению наши незыблемые принципы и безусловные авторитеты. Мы боимся – а Христос не боялся есть и пить с мытарями и блудницами. Почему и вызывал искреннее недоумение у столь тщательно заботившихся о своей непорочности фарисеев.
Всё дело в том, что принимая на Себя человеческий грех, Спаситель был совершенно внутренне от него свободен. Он никогда и ни в чём не согрешил против правды Божией и заповедей. В Нём не было этого мучительного колебания между «то ли согрешить, то ли воздержаться» – этого неустойчивого маятника воли, который глубоко сидит в каждом из нас. Иисус как Богочеловек не колебался между добром и злом – но сразу, с самого раннего возраста, уже избрал добро. И самый яркий эпизод – это гефсиманская молитва, когда вся его человеческая природа кричит, что не хочет умирать – она не для этого предназначена – но полное и безусловное послушание Небесному Отцу преображает и этот естественный позыв человеческой природы. При ясном понимании, какую цену придётся Ему заплатить за эту готовность следовать по пути, указанному Отцом – причём следовать не вынужденно, но свободно и произвольно, только ради любви к Своему Небесному Родителю.
Вот о чем и нам следует вспоминать в эти светлые дни Богоявления: не пугаться человеческого греха, не морщиться брезгливо, когда оказываемся рядом с чьим-то нечестием – но учиться у нашего Бога и Спасителя всякое слово и действие растворять Его – Божественной – любовью!