Здравствуйте, с вами Алексей Дементьев! Вы слушаете и читаете программу из цикла «Рождественские каникулы с издательством Никея».

В сегодняшней программе мы прочтём фрагменты произведений двух авторов, написанные в разные эпохи. Но объединяет их тема — праздник Рождества в российской глубинке — в деревнях и провинциальных городках вдали от блеска и суеты, как бы мы сегодня сказали — «мегаполисов». У героев этих рассказов, я бы сказал, несколько иная, чем привычная для нас шкала ценностей. Для них праздничным подарком может оказаться самый обычный кусок хлеба. Думаю, послушав сегодняшнюю программу вы согласитесь, что прозвучали очень трогательные сюжеты, от которых на душе становится как-то уютно и по-рождественски светло.

Но сначала несколько слов об первом писателе — Борисе Петровиче Екимове. Публицисте и нашем с вами современнике. Его называют последним «деревенщиком» — автором деревенской прозы, где описаны истории простых жителей обычных русских деревень. И если одни литераторы обвиняют автора в эмоциональной бедности его героев. Мол, они чрезмерно молчаливы, не кричат, не бунтуют. То другие, наоборот, улавливают в молчании едва сдерживаемый крик, пронзительные и честные интонации. В творчестве своём автор ищет праведников — и находит их. Не спроста среди многих заслуженных наград в послужном списке Бориса Екимова значится и Патриаршая Литературная премия. Творчество писателя пронизано истинно христианским духом. Автор искусно противопоставляет скудную материальную жизнь своих героев богатству их внутреннего мира. В сегодняшнем рассказе мы сможем проникнуться праздничным рождественским настроением. Предлагаю вам прочесть фрагмент рассказа Бориса Екимова который называется «За тёплым хлебом».

Борис Екимов — «За тёплым хлебом». Фрагмент 1.

В поселке было теплее, чем в степи. Но Архипа, до нутра промёрзшего за день, познабливало. Старик закурил, отряхнул с плаща и валенок снег, и направился к воротам «Гортопа». Ему дважды приходилось покупать здесь уголь, и порядки были знакомы.

— Здравствуйте, дочушки, — снимая шапку, поздоровался Архип. — С праздничком вас, с Рождеством Христовым. Или вы в городе такие праздники отменили? А я вот к вам пришёл по-деревенски прославить, может, вы мне чего и подадите. — Он тонкую политику вёл, подлаживался и немножко дурачка деревенского из себя строил. — Рождество Твоё, Христе Боже, воссияй миру свет разума…
— С чем пожаловал, деда? Угля нету.
— Как нету? А на дворе?
— Мало что на дворе… Мы же к тебе во двор не лезем, не высматриваем, где что лежит. Нету. Это учреждениям.
Полная женщина, в очках — она возле окошка сидела — догадалась:
— Да ты же и не наш? Ты где живешь? Откуда ты?
— С колхоза.
— Ну вот в колхозе и получай. Ты вывеску видал? Гор-топ. Мы теперь только город снабжаем. Понятно?
— Нету у нас в колхозе угля, не дают. Чего бы я ехал? Нету. Порошины нету. А у меня весь вышел. Чего же нам с бабкой теперь, померзать? Помогите, Христа ради. Вы — девчата хорошие, с праздником я вас поздравил. Поимейте снисхождение к старикам.

— Де-еда… Тебе русским языком говорят: гор-топ. Снабжаем только город. А сейчас и своим не даём. Понимаешь? Обращайся в колхоз. Вас теперь централизованно снабжают, отдельно. А мы ни при чём, понял? И как только подумал Архип о тепле, о покойном домашнем тепле, так сразу окоченел. Казалось, единым махом просёк его до костей и насквозь студёный ветер. Архип сжался, пытаясь сохранить в теле хоть тёплую крупицу. И скорее, скорее поковылял к магазинам, что стояли за площадью, справа. Там можно отогреться.

Он прошёл полпути, когда пахнул ему в лицо сладкий запах свежего пшеничного хлеба. Архип споткнулся и стал, вначале ничего не понимая, он замер и стоял, вновь и вновь вдыхая этот благостный, добрый, почти забытый дух. Надышавшись всласть и опомнившись, Архип пошёл к хлебу, к магазину.

Хлеб выгружали из машины. Старик, глотая слюну, прошёл в магазин, и голова его кругом пошла, опьянённая райским запахом хлеба.

Народу не было. Продавщица в белом резала свежие буханки пополам и в четверть и бросала их на полки, прикрытые стеклом. Архип потянулся к четвертушке. «Я заплачу, дочушка, заплачу…» — пробормотал он и захлебнулся, когда в руке у него очутилась тёплая горбушка. И стыдясь, и; ничего не умея с собой сделать, Архип лишь успел шагнуть в сторону и, разломив четвертушку, начал есть её. Так сладок был этот чистый пшеничный хлеб с упругой, хрусткой корочкой, с ещё горячей ноздреватой мякушкой, так вкусен был и едов, что Архип не заметил, как съел четвертушку. Последний кус проглотил и почувствовал, как тёплый хлеб обогрел нутро и по жилам потёк горячим током. А хотелось ещё. И он снова подошёл и взял четвертушку, оправдываясь перед продавщицей: «Я заплачу, дочушка, не боись, деньги есть. С дороги я, наголодался за день, намерзся… Тёплый, хлебушко…» — дрогнул голос его.

— Ешь, дедушка, на доброе здоровье…

Вторую четвертушку дед Архип ел медленнее, но с ещё большим вкусом. Он жевал и чуял языком и небом, пресную сладость пшеничника, слышал еле заметный и дразнящий дух хмельной кислины и сухарную горчину корочки. Вторая четвертушка тоже кончилась. После неё деда Архипа ударило в пот. Перед продавщицей было стыдно, но хотелось хлеба ещё. Сладкий дух его нагонял слюну.

— Уж прости, дочушка, я ещё съем. Наскучал по свежему хлебушку. Сколько лет-годов тёплого не ел.
Продавщица ничего ему не ответила, поглядела внимательно и ушла в свою каморку и скоро вернулась с полной кружкой горячего чаю. Она и стул принесла, усадила деда Архипа возле подоконника.
— Садись, дедушка. Пей, ешь, отогревайся.
Горячая волна благодарности к незнакомому доброму человеку подступила к сердцу.
— Спаси Христос, моя доча, — тихо сказал Архип, опускаясь на стул. Спаси Христос.

Вы прочитали фрагмент рассказа Бориса Екимова «За тёплым хлебом».

В эфире программа «Рождественские каникулы с издательством Никея» и я, её ведущий, Алексей Дементьев. Сегодня с помощью русских писателей мы погружаемся в атмосферу празднования сочельника и Рождества в российской глубинке. Действие предыдущего рассказа разворачивалось совсем недавно — в начале 80-х годов 20-го века. А теперь предлагаю заглянуть в русскую деревню века 19-го. В одном из сборников цикла «Рождественский подарок» есть рассказ «Сочельник в русской деревне». Его автор — инженер, путешественник и… писатель — Николай Гарин-Михайловский. И вот фрагмент этого рассказа…

Гарин-Михайловский — «Сочельник в русской деревне». Фрагмент 2.

Судьба забросила меня на север, где ни кутьи, ни ёлки нет в сочельник, но в своей семье я продолжаю строго придерживаться обычаев юга, и сочельник для меня дороже всех вечеров в году.

Это была предпоследняя станция. Я не хотел вылезать, сидел в облаках пара, ждал смены и отдавался своим впечатлениям, зажавшись в угол возка.

И я вспомнил невольно оживление в этот вечер в малороссийских деревнях: на улицах толпы парубков и девчат, песни, колядки.

Степенный хозяин налаживал возок, разбирал вожжи, и, кончив всё, ещё раз оправив вожжи и потрогав для чего-то оглобли, подошёл, почёсываясь, ко мне.

— Овсеца лошадкам засыпал… побегут лучше… В избу бы, покамест что… самоварчик…

Я всё вспоминаю Малороссию, колядки, оживление, и ещё бледнее вырисовывается этот великий вечер в этой прозаичной избе. А-а! Я начинаю улавливать следы бледного праздника. Мальчишка с печки выдаёт секрет. Так усердно он, то и дело, оправляет свою красную рубаху, что я, наконец, замечаю. Вон и на старухе тёмный, но новый платок. И сарафан цветной. У молодухи красный, яркий и белая, чистая рубаха. Пол вымыт и выскоблен стол, и не видно тараканов.
Всё-таки праздник.

Подали самовар. Я проголодался, развернул провизию и принялся за еду.

— Кусочек! — протянул с печки бутуз, соблазнённый моей едой.
Старуха неохотно поглядела на ящик стола, где лежал хлеб.
— Не след бы в этакий праздник по два раза… ну да мал ещё… отрежь, что ль.
Молодуха взяла нож, достала хлеб и, отрезав кусочек, отнесла бутузу.
— У нас, у хохлов,— проговорил я,— в этот вечер песни, парни, девки ходят по улицам, кутью едят.
— Нет, у нас нет этого заведения…— ответила вполоборота хозяйка и обратилась к бабе, лежавшей на печке: — Намедни Власьиха приходила.
С печки раздался тяжёлый вздох.
— Плакали уж мы с ней, плакали.
Хозяйка вытерла нос, помолчала и промолвила:
— Не смотрела бы.
Она ещё помолчала и прибавила:
— Последнее, кажись, отдала бы, чтоб слёз не видать.
— У них что ж. Нужда?
— Чего не нужда? У людей праздник, а у них в избе, ты скажи, ни кусочка, ни полена, ни света.
— Что ж они, одинокие?
— Детные… Детей-то ещё с осени услали Христовым именем кормиться, а сами уж тут как-нибудь. И от тех-то ни письмеца, ни весточки, а холода-то, вишь, какие… одежонка какая… долго ль…
— Храни Господь.
Вошедший, лет девятнадцати, парень, присел на кровать.
— Ночь-то до-о-лгая… на пустое брюхо-то чего, чего не передумаешь…
— Что ж, у вас неурожаи, что ли?
— Настоящего это неурожаю нет…— заговорил вошедший хозяин.— А так идёт да идёт: и земля выпахалась, да и сеять — хуже купли хлеб приходится. А тут ещё хворь пошла… Вот и дела тут наши мужицкие все… Лошади готовы.
Я встал, вынул из кармана деньги, подошёл к хозяйке и попросил её передать старикам и солдату.
Хозяйка нерешительно взяла деньги и не сразу ответила.
— Спаси тебя Христос,— долетел ко мне её взволнованный голос в то время, когда я исчезал в своих шубах.

В голосе ли старухи, во всей ли этой обстановке было что-то приподнятое, но какая-то волна и меня подняла, и, чтоб успокоиться, я ещё сосредоточенней занялся своим одеванием.

Когда я поднял глаза, я смутился от того, что увидел: и лежавшая на печке с испитым лицом баба плакала, и хозяйка вытирала глаза, смотря в то же время радостно, серьёзно вперёд; ребятишки притихли, пригнули головы, и в избе воцарилась какая-то особенная, торжественная тишина.

Ещё сильнее меня охватил великий праздник этой светлой избы, и, взволнованный, я подумал, что был неправ, унижая силу впечатления русского крестьянского сочельника перед малороссийским.

Это был фрагмент рассказа Николая Гарина-Михайловского «Сочельник в русской деревне. Очень надеюсь, что сегодняшние произведения смогли создать светлое и праздничное настроение. Не теряйте его. Ну а я с вами прощаюсь. Рождественские каникулы с вами проводил Алексей Дементьев. Всего доброго и до встречи в эфире радио «Вера»!