Поделиться
…Итак, мне был всего лишь год от роду, когда у одного московского поэта на свет родилось вот такое:
Любили тебя без особых причин:
За то, что ты – внук,
За то, что ты – сын,
За то, что малыш,
За то, что растешь,
За то, что на маму и папу похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
Валентин Берестов, из цикла «Семейная фотография», 1967-й год
Берестов был и остается классиком детской лирической поэзии для нескольких поколений.
Правда, он не очень любил, когда его, автора легендарных «Читалочки» («Как хорошо уметь читать! / Не надо к маме приставать…»), «Гололедицы», «Зайца-барабанщика» и «Петушков», называли, отделяя – «детским».
Собеседник Корнея Чуковского, Алексея Толстого, Анны Ахматовой и других великих писателей и впрямь был просто хорошим поэтом. …Но и смотреть на мир глазами ребенка, мало кто умел так, как это умел делать Валентин Дмитриевич.
Вижу, бабушка Катя
Стоит у кровати.
Из деревни приехала
Бабушка Катя.
Маме узел с гостинцем
Она подает.
Мне тихонько
Сушеную грушу суёт.
Приказала отцу моему,
Как ребенку:
«Ты уж, деточка,
Сам распряги лошаденку».
И с почтеньем спросила,
Склонясь надо мной:
«Не желаешь ли сказочку,
Батюшка мой?»
Валентин Берестов, «Бабушка Катя», 1971-й год
Разумеется, Берестов был не только любимцем детей.
Филолог-просветитель, пушкинист, мемуарист, конгениальный переводчик, создатель особого литературного жанра «Весёлых наук»….
Главное – он был поэтом. А вот религиозным, верующим человеком – светлый и добрый Валентин Дмитриевич, родившийся в 1928-м и ушедший от нас за два года до перелома веков – не был, не считал себя таковым.
Но, посмотрите: какое точное и тонкое стихотворение на эту тему отыскалось в двухтомнике его «Избранного», которое он составил незадолго до своего жизненного конца:
В своём роду, кого ты не спроси,
Идя от колыбели в ногу с веком,
Он со времен крещения Руси
Стал первым некрещеным человеком.
Он это чуть не доблестью считал.
Да жаль, что бабок спрашивать не стал.
А к бабушкам он относился строго:
«Вот тёмные какие! Верят в Бога!»
Старушки были рады без границ,
Что, отложив на время святотатства,
В пасхальный день от крашеных яиц
Охальник был не в силах отказаться.
Он ел и думал: «Как они глупы!»
Не видели старушки почему-то,
Что от религиозной скорлупы
Он очищал яйцо за полминуты.
И лишь под старость обнаружил он,
Что тайно был старушками крещён
И что от колыбели был храним
Он ангелом невидимым своим.
Валентин Берестов, 1953… и – вторая дата: 1991-й год. Думаю, эта вторая и относится к последней строфе о тайном крещении. Он, конечно, написал о себе. Точнее – возвратился к себе.
