Поделиться
Булат Окуджава. Фото: Reiche, Hartmut. Федеральный архив Германии.
Давным-давно, а было это в середине 90-х годов прошлого века, мои старшие друзья, любители и приверженцы искусства авторской песни, вооружившись гитарами, взяли меня с собою на Арбат. Было это, помню, девятого мая в День победы (и в день рождения поэта Булата Окуджавы). Во дворе одного из обычных старомосковских дворов я оказался свидетелем удивительной стихийной традиции: несколько часов кряду, сменяя друг друга, сольно и хором – здесь пелись песни, на которых росло не одно поколение наших сотечественников. «Часовые любви на Смоленской стоят…», «Виноградная косточка», «Полночный троллейбус», «Простите пехоте…», «Прощание с новогодней елкой…», «Молитва».
Когда Булата Окуджавы не стало, я, как и многие, открыл сборник его «Избранного».
Открыл и сразу увидел:
Совесть, Благородство и Достоинство –
вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
за него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
но зато умрешь, как человек.
Булат Окуджава, 1988 год
Готовясь к нашей программе, я опять – просто раскрывал его книги – и в течение нескольких дней читал. Перелистывал и Одину из последних книг – «Милости судьбы», 1993-го года. По ходу чтения меня, случалось, посещали разные чувства, пару раз царапнула и досада, но я отогнал её от себя. Глаза сами собою находили главные, золотые слова. Вот, в стихотворении к Польше, обращаясь сразу к двум народам, он обнадеживает: «Нашу негромкую братию / не погубило вранье. / Все ещё, слава Создателю, / верим в спасенье своё…» А вот, элегия, о последнем своем, переделкинском домике (там сейчас музей), вроде бы о домике. Прочтём начало:
Вот комната эта – храни ее Бог –
Мой дом, мою крепость и волю.
Четыре стены, потолок и порог,
И тень моя с хлебом и солью.
И в комнате этой ночною порой
Я к жизни иной прикасаюсь.
Но в комнате этой, отнюдь не герой,
Я плачу, молюсь и спасаюсь.
В ней все соразмерно желаньям моим –
То облик берлоги, то храма, –
В ней жизнь моя тает, густая как дым,
Короткая как телеграмма…
А вот, очень драгоценное для меня, – финал стихотворения, посвященного Кириллу Померанцеву, участнику Сопротивления, ушедшему из жизни за шесть лет до Булата...
…Как хорошо, что в прозрении трудном
наши глаза застилает слеза!
Даже и я, брат, в своем неуютном
благополучии зрю небеса.
Что же еще остается нам, кроме
этих, еще не разбитых оков?..
Впрочем, платить своей болью и кровью –
это ль не жребий во веки веков?
Ровно через десять лет после Окуджавы, ко Господу отошел отпевавший Булата-Иоанна летом 1997-го, – московский священник отец Георгий Чистяков. Он написал об Окуджаве такое: «Его стихи и песни – это всегда исповедь. Он говорит в них о чувствах самых, казалось бы, простых, но при этом бесконечно важных, ибо они представляют собой непременное условие нашего человеческого Я. А говорить о них было не принято... Не зная и даже не догадываясь об этом, Булат Окуджава стал свидетелем того, как действует в нас Христос. Поэт потрудился на славу, чтобы мы были людьми и не утратили бы наш, данный нам от Бога облик...»
