У нас в гостях была регент храма Всех святых в Красном селе, педагог, автор песен и стихов для детей Татьяна Угроватая.
Мы говорили о пути нашей гостьи к вере и управлению церковным хором, о работе с детьми, а также о ее поэтическом творчестве.
А. Пичугин
– Здравствуйте, дорогие слушатели, меня зовут Алексей Пичугин, рад вас приветствовать в нашей студии. И сегодня вместе с нами и с вами этот вечер светлый и ближайший час проведет Татьяна Угроватая, регент правого хора храма Всех Святых, что в Красном Селе, педагог, учитель музыки, автор песен, стихов для детей. Здравствуйте, добрый вечер.
Т. Угроватая
– Здравствуйте, друзья, добрый вечер.
А. Пичугин
– Вот я смотрю некоторые вехи вашей биографии, чего тут только нет: вы и преподаватель по классу домбры, правда?
Т. Угроватая
– Да, правда. Папа меня родительским благословением отправил учиться в музыкальное училище города Электросталь. Я по классу домбры и оркестрового дирижирования закончила это прекрасное среднее образование и продолжила уже музыкальное высшее в Москве.
А. Пичугин
– Вы регент – ну это хорошо все сочетается пока. Вы же еще пишете стихи и песни для детей. Ну и перед эфиром мы с вами говорили, не только для детей, получается, но и для взрослых тоже, вернее взрослую музыку совершенно. А как вы себя ощущаете в первую очередь: вы просто творческая разносторонняя личность, или вы музыкант, или вы поэт? Как это вот вы сами себе можете определить?
Т. Угроватая
– Вы знаете, мой папа тоже был музыкантом, он был директором музыкальной школы, прекрасно владел многими музыкальными инструментами, сам писал музыку, и до сих пор его песни звучат в нашем прекрасном подмосковном городе Руза, не только среди друзей, но и среди горожан.
А. Пичугин
– То есть музыка вот просто вас окружала с самых первых лет жизни.
Т. Угроватая
– Да, с самых первых лет жизни. И сама специфика, быть может, моей работы в школе как-то меня востребовала к этому творчеству. Потому что, проводя праздники школьные и находясь в некоем поиске хорошего материала музыкального, поэтического, мне хотелось найти для детей что-то очень интересное, светлое, веселое, созвучное с их детской душой – так и появились мои первые детские песни.
А. Пичугин
– То есть вы ничего не находили и пришлось писать самой?
Т. Угроватая
– Ну, возможно, было и так.
А. Пичугин
– Интересно, мы вас представили как учителя музыки. Я по своим школьным годам помню, что музыки у нас было ровно полтора года, по-моему, и потом все это исчезло. Я не знаю, музыка сейчас вообще входит? Когда я там какое-то время работал сам в школе, музыки, по-моему, не было как класса вообще, никак, нигде, ни в одном классе. А сейчас она входит в обязательную программу?
Т. Угроватая
– Сейчас музыка входит в обязательную программу начальной школы – это в большинстве школ. Если где-то директор в частной школе имеет намерение продолжить для своих учащихся музыкальное образование, развитие в этом направлении, конечно, есть музыка и в страшим классах, либо какие-то кружки фольклорные или академического пения. В школе, где я проработала долгое время, Елизаветинской школе, и ныне в которой я преподаю музыку, в школе Жуковке, там музыка в начальных классах есть, и уроки у нас проходят очень интересные. И конечно, вспоминая свое детство, думаешь: здорово, если бы у нас уроки проходили так же, как и сейчас. Потому что на уроках мы и немножко танцуем, и размышляем, и даже, бывает, разыгрываем какие-то интересные сценки.
А. Пичугин
– А возраст детишек какой?
Т. Угроватая
– У меня сейчас первоклашки, самый нежный и прекрасный возраст.
А. Пичугин
– Когда они все хорошо еще воспринимают, когда им не лень, когда они в детском саду тоже музыкой занимались.
Т. Угроватая
– Да, когда они смотрят на вас такими широко открытыми глазами, счастливыми и радостными.
А. Пичугин
– А регентство? Вообще регентовать может любой человек, который имеет музыкальное образование? Или это вот такое определенное призвание, там нужны какие-то специальные особые навыки, которыми не обязательно может обладать даже педагог, человек, имеющий высшее музыкальное образование?
Т. Угроватая
– Вы знаете, дело в том, что действительно, научиться можно всему, если иметь к тому прилежание – я имею в виду тех, кто имеет музыкальное образование, как вы сказали. Другое дело, что нужно не забывать, что регенство это не профессия, это призвание. И если ты избираешь себе эту стезю в жизни, то ты должен ясно понимать, что ты идешь не на работу, ты идешь не для того, чтобы создать из людей, которые тебе доверены или доверились, музыкальный коллектив высокого класса.
А. Пичугин
– А почему бы и нет?
Т. Угроватая
– Это прекрасно. Это тоже прекрасно, и это тоже имеет свои цели, эта сфера служения – цели просветительские, цели образовательные. Конечно, замечательно, если хор такого высокого уровня, что он может давать концерты, и тем самым людей, которые еще не заходили в храм, настроить их лиру души так, чтобы они сказали: о, мы услышали такое пение и нам хочется пойти в храм, мы действительно вот в ближайшие выходные зайдем и помолимся, поставим свечечку за здравие своих родственников. Это великолепно. Но я в данном случае говорю о том, что первоочередная задача для регента и церковного хора это служба, это такая живая ткань, может быть, ненавязчивая, не особо измудренная, но та должна быть выбрана фактура и тот стиль, которые будет помогать людям, которые приходят, в церкви возвысить свое сердце к небесам.
А. Пичугин
– В вашу жизнь церковная музыка как вошла? Получается, что вы сначала пришли в храм, а потом вас уже заинтересовало, что же там такое поют красивое или нет?
Т. Угроватая
– Да дело в том, что, будучи на третьем курсе училища в Электростали, все студенты, жившие в общежитии, почему-то стали читать Евангелие и Библию. Мы, находясь в этой среде, конечно, тоже посматривали на этих странных студентов, которые что-то читали в коридоре тайком. А потом получилось так, что мы как раз услышали по «Радонежу» отца Артемия Владимирова. Мы – это студенты, которые пили вечерами чай, и в некоторое свободное время от своих занятий, а заниматься музыкой, наверное, вы знаете, требует очень больших усилий и времени...
А. Пичугин
– Да, поэтому я и не закончил музыкальную школу.
Т. Угроватая
– Да, ну вы знаете, может быть, вас через пару лет вас и потянет...
А. Пичугин
– Может быть, и закончу?
Т. Угроватая
– К какому-нибудь инструменту и вы будете брать частные уроки у специалиста.
А. Пичугин
– Нет, ну это уже произошло, но гораздо позже. Это другая история.
Т. Угроватая
– Ну вот замечательно. Да, и слушая по «Радонежу» отца Артемия, мы настолько были поражены его простотой какой-то, веселостью, тем, что он рассказывал сказки, не обременяя наш студенческий слух назиданиями и назиданиями морали, жесткости, просто рассказывал сказки. И таким образом, мы к нему стали ездить большой довольно компанией, человек 8-10, в храм из Электростали в Москву. И окончив училище, я встала перед выбором, куда же мне поступать в высшее образование. Папа жестко сказал: по моим стопам, институт культуры, народный оркестр...
А. Пичугин
– Химки.
Т. Угроватая
– Химки. А я, конечно, хотела во ВГИК, потому что это была вообще мечта моего детства. И мы с мамой ездили на пробы даже, когда мне было лет 17 что ли, 15. Да, и папа держал свою линию родительскую жестко. А я, конечно, хотела быть актрисой. И вот я пришла к отцу Артемию уже после окончания училища и говорю: что делать? Папа говорит: институт культуры, я хочу во ВГИК, а у нас в училище висит объявление: открылся Богословский Свято-Тихоновский институт. Батюшка, недолго думая, и говорит: вот туда и пойдете.
А. Пичугин
– Там вам будет и ВГИК, и институт культуры, идите в Московский университет.
Т. Угроватая
– Да, и вы знаете, действительно, без труда я поступила в два института. Утром я училась в институте культуры, а после обеда, в вечернее время я была в замечательном обществе людей, горящих своим делом, людей поющих, людей, рассказывающих такие глубины жизни, такие глубины богословия, что, знаете, действительно не хотелось ни есть, ни спать, хотелось впитывать в себя все это богатство.
А. Пичугин
– И это был как раз факультет, который потом назывался церковного пения или он тогда так тоже назывался?
Т. Угроватая
– Да, совершенно верно.
А. Пичугин
– А как вот это совмещалось? Вы же, получается, в институте культуры занимались музыкой и там занимались музыкой?
Т. Угроватая
– Да.
А. Пичугин
– Кстати, интересно, а где на тот момент образование-то было лучше?
Т. Угроватая
– Вы знаете, образование было прекрасным в обоих институтах. Потому что, во-первых, специфика была разная: в институте культуры я училась на дирижерском, народный хор, дирижирование народного хора и домбра, а в богословском – регентский певческий. Поэтому, вы знаете, просто совмещала две новые профессии, вернее одну уже развивала, а другую начинала для себя открывать – ее вкус, ее красоту, ее высоту.
А. Пичугин
– Я так понимаю, что вы довольно давно уже служите или работаете – как правильно?
Т. Угроватая
– Я называю это служить.
А. Пичугин
– Служите регентом в храме в Красном Селе, где опять же отец Артемий Владимиров был настоятелем, теперь духовник, в связи с тем, что это монастырем стало все. Отец Артемий нашим слушателям хорошо знаком. И я думаю, что тем людям, кто в церковь не ходит, нашу радиостанцию слушают, он знаком. Тем, кто ходят, он вдвойне знаком, потому что его все знают. А как вы именно туда попали? А, вы потому что по «Радонежу» услышали и пришли.
Т. Угроватая
– Да, пришли студентами и так как-то остались в этом храме.
А. Пичугин
– Опять же, храм в Красном Селе это один из тех храмов, где не менялся настоятель на протяжении уже почти 30 лет, где сложились уже новые традиции приходской жизни. Я не очень хорошо себе представляю, хотя живу я прямо напротив, ну не напротив него, но там в двух шагах по Третьему кольцу.
Т. Угроватая
– Здорово, значит, я могу вас на чашечку чая как-нибудь позвать?
А. Пичугин
– Вполне, я думаю, да, спасибо. Когда-то, на заре там своего воцерковления я туда тоже заходил, но это было очень давно. Поэтому я плохо себе представляю и традиции храма в Красном Селе. Но что самое интересное, это один из первых храмов, который вот не просто в Москве открылся после долгого запустения, но еще и к тому же вот сохранил традиции. Настоятель, отец Артемий Владимиров там опять же, теперь духовник, много лет. А вы внутри всего этого. Вот расскажите про ваш приход. Потому что отец Артемий когда приходит, он же не про свой храм рассказывает, он скорее о каких-то таких более возвышенных вещах говорит, о которых его Тутта Ларсен спрашивает. А вот про приход хотелось бы подробнее узнать. Сейчас вот, буквально через несколько секунд.
А. Пичугин
– Мы напомним дорогие слушатели, что в гостях у радио «Вера» сегодня Татьяна Угроватая, регент храма Всех Святых, что в Красном Селе, учитель музыки, автор песен и стихов для детей. Мы начали говорить про храм в Красном Селе. Как выглядит приход, приходская жизнь? Действительно, я знаю, что очень много людей ходит именно туда, в Всесвятскую церковь. Расскажите подробнее, как это выглядит изнутри.
Т. Угроватая
– Да. Бывает, вы знаете, изнутри взгляд несколько специфический и односторонний. Но поскольку я сейчас тружусь в нескольких местах, то могу со стороны посмотреть на наш приход, а ныне монастырь. Действительно, у прихода в то время – поговорим сейчас немножко о том времени, когда это было приходом, – были свои традиции, да и сейчас они поддерживаются...
А. Пичугин
– А куда же они денутся-то?
Т. Угроватая
– Да. Когда батюшка устраивает вечерние чаепития после всенощного бдения, после вечерней службы субботней, рассказывает прихожанам о своих поездках – ведь отец Артемий известный миссионер и часто бывает в разных городах не только нашей матушки России, но и за рубежом, – делится какими-нибудь подарками. Раздает, например, какие-нибудь конфетки или предметы из службы «Аэрофлота», которые достаются ему в самолете...
А. Пичугин
– В длительных перелетах?
Т. Угроватая
– В длительных перелетах, да. И всякий подарочек, он бывает приятен человеку. Иногда мамочкам батюшка после исповеди в утешение раздает цветы. Просто достает из вазы рядом стоящей цветок. А много ли женщине надо? Может быть, ей цветы не дарили уже последние 10 лет – ни ближние, ни муж любимый. А батюшка посмотрит ласково, погладит по голове душу и подарит ей что-то в утешение. И душа уходит окрыленная, с улыбкой на лице.
А. Пичугин
– Здорово. А когда вы пришли в Красное Село, у вас были представления вообще... Вы же сразу стали регентом или длительный процесс был?
Т. Угроватая
– Не сразу. Я не скажу, что это длительный процесс, но меня первый наш регент, Андрей Владимирович, брат родной отец Артемия, звал на клирос, узнав о моем музыкальном образовании. Но мне так хотелось послушать службу со стороны и впитать в себя это богатство церковных текстов и этой музыки, которая меня окружала, да и просто побыть сердце к сердцу с Творцом и Создателем, поэтому я не спешила на клирос. И только спустя пять лет, когда я была прихожанкой уже, я все-таки решила, что пора уже петь, да и батюшка говорил, что пора уже занять место в нашем гнездышке певческом. Тогда я уже поднялась на наш балкон, на котором до сих пор и стою, и пою.
А. Пичугин
– А вы воспринимали церковную музыку с самого начала как что-то такое, имеющее отношение к молитве? Или поначалу это было представление именно о музыке? Вот как у вас есть, наверное, ряд любимых композиторов, которых вот можете, наверное, бесконечно слушать, также, наверное, и с какими-то определенными песнопениями, но они укладываются в ряд музыки?
Т. Угроватая
– Да, да.
А. Пичугин
– Или они всегда выделяются и являются чем-то большим?
Т. Угроватая
– Вы знаете, вы сейчас невольно пробудили во мне воспоминания самого первого момента, когда я оказалась на клиросе. Ведь действительно, получается, что на клиросе я оказалась, еще даже будучи некрещеным человеком. А крестили меня в 17 лет, и что удивительно, в храме деревенском Ростовской области, в честь Алексия человека Божия. И только потом, спустя несколько лет я попадаю опять же в монастырь Алексия человека Божия, но уже в Москве.
А. Пичугин
– Алексеевский храм у вас ровно через дорогу.
Т. Угроватая
– Да. И удивительно то, что бабушки, увидев меня, стоящую в храме, поманили, может быть, потому что я была тогда молодой девчонкой, им хотелось как-то наполнить молодым звучанием свой состав, может быть, еще по каким причинам, но бабули поманили меня в свой церковный хор и предложили попеть. И еще до крещения, в этот самый день, когда на меня сошла благодать, и батюшка одел мне первый мой крестик, я участвовала уже в церковной службе.
А. Пичугин
– Так все-таки вы расскажите про церковную музыку. Вот как вы к ней относились тогда, изменилось ли что-то с течением времени, когда вы сами стали регентовать?
Т. Угроватая
– Я не думаю, что что-то изменилось, потому что церковную музыку я не воспринимаю отдельно от самих текстов, от самого события, того, что происходит во время службы. Это настолько единое целое, это настолько для меня, музыка и богослужебные тексты настолько это для меня монолитно, что не могу сказать, что раньше воспринимала как-то, а сейчас иначе.
А. Пичугин
– Ну а хорошо, не произошло трансформации. Но как вы вообще ее воспринимаете с точки зрения музыки? Вот если смотреть на богослужебные песнопения как на музыку, что это? Можно ли вообще к этому относиться как к музыке и только как к музыке? Ведь у нас в советское время в какие-то годы она исполнялась в концертных залах, первые пластинки, которые выходили к 1000-летию Крещения Руси, они были светские, ну, естественно, там «Мелодия» выпускала. И понятно, их покупали верующие люди, если могли достать и как-то ну представляли их себе, наверное, молились под них. «Ростовские звоны», которые там, 60-х годов, издавались, вот все это на протяжении многих десятилетий именно как... было музыкой. Знаете, даже, наверное, я по-другому вас спрошу. Есть целый ряд... Вы меня только не спрашивайте, пожалуйста, какие конкретно композиторы, и какие конкретно песнопения...
Т. Угроватая
– Хорошо.
А. Пичугин
– Но я замечаю, что есть композиторы церковные, которые писали явно вот эти свои произведения не для исполнения в церкви, а для исполнения где-то вне богослужений. Я прихожу, и я когда слышу это в церкви, мне довольно странно, потому что я сразу начинаю ощущать себя в атмосфере оперного театра.
Т. Угроватая
– Да, Алексей, вы правильно все очень говорите, ведь у вас есть духовный и вкус и духовное обоняние, вы чувствуете ту музыку, которая настоящая.
А. Пичугин
– Ну я, наверное, не очень чувствую, потому что, опять же, у меня сложные отношения с нотами. Но это же все-таки, наверное, на поверхности лежит и идет с советских времен, когда во многих московских старых храмах, которые не закрывались, правый хор традиционно был набран из светских музыкантов, которые неплохо получали за то, что они по воскресеньям пели в церкви, а левый хор был из прихожан.
Т. Угроватая
– Обиходный, да.
А. Пичугин
– Да. И вот до сих пор эта традиция кое-где сохранилась. Когда приходишь и в старом московском храме на воскресной службе такое громогласное, очень явное оперное пение. Не очень понятно, если не знаешь литургику, какой конкретно момент службы, если ты не часто ходишь в церковь, но при этом – да, красиво, да, необычно. Насколько молитвенно – непонятно.
Т. Угроватая
– Да-да, вы правы. Я даже вспоминаю один случай, который читала в воспоминаниях одного из свидетелей, историков XVIII века. Он пишет как раз о том, что в праздники на Тверской собирается такое количество карет у храма святого Дмитрия Солунского, что и не то что проезда, и прохода даже нет. Вот был я на службе, и молельники что учудили: в церкви стали кричать «бис»...
А. Пичугин
– Бывало, наверное.
Т. Угроватая
– Так тот, кто этим хором владел, додумался вывести дворами да потайными дверями певчих, чтобы их не забросали цветами и не оглушали аплодисментами. Вот и такое бывало у нас. И вы правы, что музыка, она должна быть настолько возвышенной, духовной, и в ней не должно быть примеси мирского и страстного, иначе тогда уже будет просто музыка, просто концерт.
А. Пичугин
– Кстати, если уж мы об истории, то ведь это была нормальная практика для уже даже XIX века, когда люди, приписанные к одному храму – даже не берем село в расчет, берем Москву, где почти на каждой улице церковь. И вот маленькое, небольшое окружение домов, которое составляло приход этого храма, ну люди туда и ходили, если ходили. Естественно, где-то служил великий архидиакон Константин Розов, да, и несколько раз в год можно было на какой-нибудь праздник пойти в Кремль и послушать Розова или в какой-то храм, если вдруг где-то по случаю он служил там. Можно было пойти еще в какой-нибудь храм послушать замечательную проповедь, мало же кто говорил эти проповеди...
Т. Угроватая
– Да.
А. Пичугин
– Можно было пойти и послушать проповедь. А где-то можно было послушать хор. И наверное, почтеннейшая публика, которая... Все-таки XIX век, да, довольно много людей в Москве обеспеченных, которые могут себе позволить театры, которые понимают, что это такое и которые больше привыкли к театру, нежели к храму, им привычней именно обстановка театра. Они будут приходить и кричать «браво», «бис» после... Ну после вот такой службы.
Т. Угроватая
– Да, бывало и такое в истории нашей России.
А. Пичугин
– Ну да, вот до революции это, мне кажется, довольно распространенная история, хотя есть в этом что-то плохое – непонятно. Наверное, нет. Потому что это естественно для города, где много храмов, где есть несколько храмов, которые отличаются хором, диаконом, священником, который хорошо проповедует.
Т. Угроватая
– Ну если эта история была, то мы оставим аналитикам...
А. Пичугин
– Ну кто-нибудь проанализирует.
Т. Угроватая
– На суд и милость аналитиков и историков.
А. Пичугин
– Давайте вернемся к нашему разговору через минуту. Напомню, что Татьяна Угроватая, регент храма Всех Святых, что в Красном Селе, преподаватель, учитель музыки, автор песен, стихов для детей в программе «Светлый вечер». Я Алексей Пичугин. Через минуту мы вернемся.
А. Пичугин
– И возвращаемся в программу «Светлый вечер». Напомню, что сегодня вместе с нами и с вами в этой студии Татьяна Угроватая, регент храма Всех Святых, что в Красном Селе, учитель музыки, автор песен и стихов для детей. Мы про музыку поговорили, а вот песни и стихи. Я знаю, что ваша специализация в поэзии это басни. У нас мало баснописцев, ну действительно мало. Давайте сразу, чтобы в долгий ящик не откладывать, обратимся к вашим басням. Мы тут долго выбирали перед началом программы, искали про разные органы обоняния...
Т. Угроватая
– Про разные чувства.
А. Пичугин
– Про разные чувства.
Т. Угроватая
– Про наши пятичувствия.
А. Пичугин
– Про пятичувстия, простите. И выбрали слух.
Т. Угроватая
– Да. Действительно, басня не знаешь, откуда приходит и как она разовьется в твоем сознании и в твоем сердце. Бывает, что какой-то малый повод является тем зернышком, из которого вырастает пшеничный колос литературного экспромта. Про уши, так про уши.
Признались мне: прекрасны ваши уши,
Их линии и тонкой кожи цвет.
Они не для того, чтоб только слушать,
О том, что нынче сплетничает свет.
Они, как интересные детали,
Неповторимый образа портрет.
В них родовые прозреваем дали
И тайный неразгаданный сюжет.
Она стоит и тихо греет уши –
Так люди нынче часто говорят
О стукачах, пронырливых и ушлых ,
Что собирают в сердце своем яд.
От грязных слов иль чьей-то пошлой шутки
Полезно уши в трубочку свернуть.
Расслабишься всего лишь на минутку –
Чрез слух проникнет пакостная муть.
Родителям, начальникам, подружкам
С лукавинкой не ездить по ушам.
Держать с вниманьем ушки на макушке,
Когда к душе крадется вирус-спам.
Детишки милые, не хлопайте ушами,
Плывите к цели выбранной смелей,
Иначе острова с чудесными дарами
Вам не видать, как собственных ушей.
Кто в детстве был родителям послушен,
Имеет распрекраснейшие уши.
Интрига: вы спешите к зеркалам?
Чтоб присмотреться к собственным ушам.
А. Пичугин
– Спасибо. Замечательно. Татьяна Угроватая, басня «Про слух» – она так и называется?
Т. Угроватая
– Да.
А. Пичугин
– Про слух. А почему именно басня? Вот как вы выбрали этот жанр?
Т. Угроватая
– Мне хотелось, чтобы в размышлении моем была некоторая нотка назидания. Не навязчивая, не морализированная, но легкая, чтобы во всяком предмете увидеть ту соль, которая делает пищу вкусной и полезной.
А. Пичугин
– А вашими первыми слушателями кто был?
Т. Угроватая
– Моими первыми слушателями были друзья. На суд отца Артемия я тоже иногда читаю басни, ведь он и сам пишет стихи.
А. Пичугин
– Мы с вами как раз перед программой слушали песни на вашу музыку со стихами отца Артемия. А кстати, совместное творчество как у вас получилось? Он сам предложил?
Т. Угроватая
– Да. Батюшка просто говорит: вы наш местный капельмейстер, не попробуете ли написать вот на эти стихи музыку? Ну что делать, конечно, попробую. И получилось.
А. Пичугин
– Много басен у вас?
Т. Угроватая
– Около тридцати.
А. Пичугин
– А книги где? С картинками.
Т. Угроватая
– Книги есть детские только.
А. Пичугин
– Детские, с картинками.
Т. Угроватая
– Детские, две.
А. Пичугин
– Две есть?
Т. Угроватая
– Две маленькие книжки детские есть. А басни у нас в проекте, надеюсь, скором.
А. Пичугин
– А у вас, кстати, коль скоро тут и домбра, и регентование, и стихи, басни, творческие вечера бывают?
Т. Угроватая
– Пока еще не было. Вот наш с вами сегодняшний – это первый.
А. Пичугин
– Ну «Светлый вечер», да, хорошо. А хотя бы даже в формате прихода? А вообще в Красном Селе бывают творческие вечера, какие-то вот такие, именно культурные мероприятия?
Т. Угроватая
– Бывают. Приглашает батюшка и матушка игумения, бывают какие-то творческие коллективы. Не часто, но приходская жизнь украшается такими событиями.
А. Пичугин
– И вы тоже в этом участвуете?
Т. Угроватая
– Как слушатель и зритель.
А. Пичугин
– А вообще при храме в Красном Селе есть, наверное, какие-то воскресные школы, что-то вот для детей?
Т. Угроватая
– Да, в нынешнем Алексеевском монастыре есть школа приходская, матушка Ксения (Чернега) является ее директором. И детки под крылом монастыря развиваются, учатся и бывают на службах.
А. Пичугин
– А что такое басенки для взрослых?
Т. Угроватая
– Басенки для взрослых это, может быть, те басни, которые детям несколько сложны для восприятия. У меня есть такие жесткие басни, когда их финал не всегда положительный.
А. Пичугин
– Давайте.
Т. Угроватая
– Прямо сейчас?
А. Пичугин
– Прямо сейчас.
Т. Угроватая
– Случилось мне летом собирать сено в копну, и что вы думаете? Конечно же, не обошлось без укуса противной мошки. Слава Богу, что не в глаз, а куда – сейчас услышите. «Укус».
Расплодилась в прелом сене
Ядовитая мошка́.
То зловещей серой тенью
Устремится в облака,
То поземкой кровожадной
Страстно ищет чью-то плоть,
Чтоб вонзить стальное жало
В вожделенный сочный плод.
Я траву разворошила,
Собрала ее в копну,
Но успела мошка шилом
Остро в бок меня боднуть.
Под рубашку, и под майку
Забралась исподтишка.
Там ее поди поймай-ка –
Не нащупает рука!
Так порой совсем невольно
Потревожишь чью-то гниль –
Угрызет обидчик больно,
Месть в нем – огненный фитиль.
Не боюсь тебя я, ворог!
Заживет до свадьбы бок.
Хорошо сказал Суворов:
«Победим! Ведь с нами Бог!»
А. Пичугин
– Так конец-то хороший.
Т. Угроватая
– Хороший. Я про другую вспомнила, не детскую. Эта – да, в общем-то, я думаю, детки поймут.
А. Пичугин
– Ну да, скорей всего. Книги для стихов уже таких серьезных, для взрослых у вас есть или планируете?
Т. Угроватая
– Не такой уж у меня богатый материал – вот басенки, да несколько прозы.
А. Пичугин
– Ну что значит, небогатый. Кстати, я до сих пор не могу понять, как некоторые люди, например, известные поэты, очень известные: вот у них каждый день, если мы говорим о поэтах дня нынешнего – все в фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации). Открываешь – вот человек, который прямо классик, да, уже при жизни. У него что ни день, то стихотворение. Разного причем совершенно качества, но вот это определенная тренировка, которая не дает ему опуститься ниже определенного уровня. А у кого-то раз в год, а у кого-то раз в пять лет – и все поэты.
Т. Угроватая
– Да.
А. Пичугин
– А у вас?
Т. Угроватая
– Чаще всего муза моя пробуждается на берегах моря. Когда ты приезжаешь, и московская суета оставляет тебя и не терзает тебя. Сядешь...
А. Пичугин
– И не вот эта вот погода, и не Третье кольцо за окном...
Т. Угроватая
– Ну погоду я, кстати, люблю всякую. Для меня что дождь, что снег, что солнышко – я люблю всякую погоду. У меня настроение всегда хорошее.
А. Пичугин
– А это мы уже поняли.
Т. Угроватая
– Спасибо. Да, и конечно, почему-то бывает так, что действительно, чаще всего бывает так, что душа твоя открывается на лоне природы, когда ты созерцаешь красоту, когда дышишь, слышишь и даже поешь.
А. Пичугин
– Ну... это, видите, у вас так. А у кого-то эстетика спальных районов за бетонными коробками – и тоже замечательные стихи.
Т. Угроватая
– Хотя вы знаете, вот я замечаю то, что если вдруг что-то зацепит, то не мешает ни метро, ни окружающие, ни обстоятельства какие-то. Ты находишься настолько глубоко в этом творческом процессе, что даже проезжаешь свою остановку в метро. И такое бывает. Какая-то ситуация вдруг так тебя зацепит – и рождается басенка. Вот, например, я услышала, как Никита Сергеевич, общаясь в какой-то передаче с одним человеком, говорил про то, что... Ну в общем, что-то говорил какую-то фразу про слепня, который едет на крупе у лошади и мнит себя кавалеристом. Ох, как меня задела, как меня задела эта фраза! И я прямо думаю, у меня же прямо зачесались руки. Я думаю ну сейчас, сейчас моя муза просто начала...
А. Пичугин
– Толкать: просыпайся, просыпайся.
Т. Угроватая
– Нет, наоборот, я говорю: «Пожалуйста, не надо! Может быть, я сегодня хочу спать сегодня ночью спокойно. Давай не сегодня». А она говорит: «Хорошо, хорошо, не сегодня». И тут же мне, представляете, первые две строчечки так вот раз – и предлагает. Уже я стала засыпать было, так она мне говорит:
«Неслась кобыла по степи
Хотела есть, хотела пить...»
Я говорю: «Хватит, хватит, я завтра допишу». А она дальше:
«Еще бежать до цели долго
Но что поделать – чувство долга
Не знает часто полумер.
Что ж, алягер как алягер...»
Я ей говорю: «Хватит...» А мне она говорит: «А завтра я тебе ничего не скажу. Только сегодня». Пришлось брать перо и писать дальше. Дочитывать басню?
А. Пичугин
– Давайте.
Т. Угроватая
– Ах, вот нежданная засада!
Не растерялся смелый всадник,
Наотмашь саблею сечет.
Кровавый пот с лица течет,
Веретеном боец кружится,
Травою скошенной ложится
На землю побежденный враг.
А вот спасительный овраг,
За ним лесок, родное поле.
Собрав остатки сил и воли,
Пришпорил верного коня.
И только на закате дня
Живой добрался он до штаба.
Вот долгожданная ослаба...
Но слезть с коня уж нету сил,
Не выпускает он удил –
Стальными словно стали руки...
У лошади сидел на крупе
Жирнющий слепень. Утром в шесть
Успел на скакуна воссесть,
И мчался с ним по полю быстро,
И мнил себя кавалеристом,
И ножкой лошадь он хлестал –
В горячей битве побеждал.
Такая притча не одна.
Себе чужие ордена
Гребут нахальные натуры,
Вонзивши жало в чьи-то шкуры.
Так ничего и не поймут,
Пока прибьет их хвост иль кнут.
А. Пичугин
– Мне очень нравится, как вы читаете. Вам надо срочно записать аудиокнигу с вашими же стихами и вашей же манерой исполнения.
Т. Угроватая
– Спасибо. Дай Бог, чтобы это произошло.
А. Пичугин
– К музыке если вернемся. Я знаю, что вы не только профессиональным хором управляете, но еще у вас есть в послужном списке народный хор.
Т. Угроватая
– Да, вы знаете, это такая прекрасная была веха в моей жизни, когда у нас...
А. Пичугин
– Что-то в прошедшем времени как-то прозвучало.
Т. Угроватая
– А дело в том, что по воле обстоятельств занятия прекратились у нас. Да, около десяти лет я занималась с народным хором – это наши прихожане, которые выразили желание петь, но не имея музыкального образования, не находили себе применения в церковном служении. И вот батюшка меня подвигнул на это дело. Хотя у меня нагрузка и так была не маленькая, но что делать...
А. Пичугин
– А любой человек может петь в хоре?
Т. Угроватая
– Вообще любой.
А. Пичугин
– А я вспоминаю у Никифорова-Волгина...
Т. Угроватая
– Вот, да-да.
А. Пичугин
– У него был такой рассказик. Вообще не самый известный писатель, с трагической судьбой человек, живший в начале XX века, писавший такие бытовые, с элементами народности, таких лубочных всяких тем, православных рассказики. Ну к сожалению, он был репрессирован и расстрелян в 30-е годы. М вот у него был рассказик совершенно чудесный такой, детский, где мальчик очень хотел петь в хоре.
Т. Угроватая
– Да.
А. Пичугин
– И вот его взяли петь в хоре. И когда во время литургии все пели «Верую», он не успел вовремя закончить. И когда уже: «Аминь», и вот это детское «аминь» все длилось, длилось, длилось... Ну после чего карьера его завершилась.
Т. Угроватая
– Да, его лишили голубого кафтанчика и с золотыми тесемочками, о котором он так долго мечтал. Но мама утешила его, сказав: «Васенька, а ведь Боженька смотрел на тебя и сказал: «Ох, как Васенька-то расстарался Меня ради!» и погладил тебя тихо по голове».
А. Пичугин
– Да. О, как вы помните наизусть-то. А как же человек, у которого ну ни малейших признаков талантов к музыке нет, будет петь есть в хоре? Он же будет выбиваться: либо выше, либо ниже... Много же хотело бы, наверное, из числа прихожан, но смотрит и понимает, что не, ну я-то точно не смогу.
Т. Угроватая
– Ну вы знаете, удивительно то, что на первое занятие, которое мы объявили и повесили объявление в притворе, пришло 60 человек. Ни много ни мало – 60. И вот с этими людьми, которые жаждали всем сердцем послужить, мы действительно спели литургию после нескольких занятий. Потренировались сначала в один голос, потом в два. И конечно, когда есть люди, на которых можно ориентироваться в смысле партии, те люди, которые держат строй, а конечно, я взяла в помощь для народного хора своих певчих основных, чтобы народу было не тяжело петь, и у нас все получилось замечательно. И не только получилось, а мы в течение 10 лет пели по субботам утром литургию в храме Всех Святых на Красносельской. И даже ездили в паломничество и по Подмосковью, и в Петербург, и в Архангельск...
А. Пичугин
– Это паломничество или гастроли?
Т. Угроватая
– Вот я не хотела называть бы это гастролями.
А. Пичугин
– А мне нравится слово «гастроли». Вот мне не очень нравится слово «паломничество».
Т. Угроватая
– Да?
А. Пичугин
– Кстати, оно у меня какое-то вызывает... Вот есть действительно паломничество как паломничество, а то, что у нас сейчас чаще всего этим словом называют, это туризм, это гастроли....
Т. Угроватая
– Тогда я выберу слово «туризм» с вашего позволения.
А. Пичугин
– Туризм? Хорошо. Давайте, пусть будет туризм.
Т. Угроватая
– У нас был такой замечательный туризм, мы ездили по разным городам. У нас была и культурная программа, и пение в каком-нибудь храме...
А. Пичугин
– На службе.
Т. Угроватая
– На службе, да. После чего, конечно, был прекрасный обед с местным священноначалием и приходом. И вы знаете, те дружественные связи, они, конечно, прекрасны и очень дороги. Ведь, действительно, таким образом происходила передача как бы опыта церковного, опыта прихода. И люди, которые нас встречали на этих приходах, говорили: как здорово, мы теперь тоже у себя организуем народный хор и тоже будем петь, и мы поняли, что это возможно.
А. Пичугин
– А вообще сколько у вас служб в неделю? Вас слушаю и понимаю, что явно не только суббота и воскресенье.
Т. Угроватая
– А у меня такой хриплый голос?
А. Пичугин
– Нет.
Т. Угроватая
– Действительно у меня много служб получается на неделе. Я сейчас еще и пою в домовом храме на телеканале «Радость моя». И там собрался за полтора года у нас очень хороший, крепкий хор. Мы тоже начинали с одного голоса, и сейчас уже поем спокойный обиход и служим на радость...
А. Пичугин
– На радость «Радости».
Т. Угроватая
– Сотрудникам. На радость «Радости» нашей.
А. Пичугин
– А как вы относитесь вообще к идее всенародного пения? Я помню, что лет 15 назад в некоторых храмах были попытки возродить традицию: всем раздавали листочки и пел все абсолютно весь... Ну это в тех храмах происходило, где не много случайных людей, которые там заходят время от времени или просто шли по улице и зашли, а где какой-то костяк прихожан основной. Вот им раздавали листочки, и они, ну как могли, где-то с нотами, где-то без нот, но пели все.
Т. Угроватая
– Вы знаете, конечно, это зависит от желания настоятеля, от востребованности, может быть, ситуации, а может быть, от идеи, исходящей от самих прихожан. Но дело в том, что ну не каждый может всю службу, например, пропеть. Во-первых, это сильнейшая духовная нагрузка и энергетическая нагрузка в смысле того, что ты ведь не просто поешь, ты отдаешь часть самого себя. Ты не просто озвучиваешь тексты, но ты участвуешь всем сердцем, всей своей сущностью в том, что сейчас происходит. И когда это несколько принудительно в храме, то это странновато. Вот я, например, несмотря на то, что я и так бываю часто на службах, но я люблю постоять в тишине на какой-то службе...
А. Пичугин
– Удается, если вы регент, прийти в храм просто как обычный прихожанин?
Т. Угроватая
– Удается ненадолго, но мне этого хватает. Например, когда я еду домой к маме и проезжаю Савво-Сторожевский монастырь, я непременно захожу туда. Когда еду на дачку, в Троице-Сергиеву Лавру. Заглянешь, постоишь немножечко, услышишь эти песнопения, вспомнишь свою юность, когда ты ночами на праздник преподобного Сергия осеннего слушал акафисты бесконечные. И сердцем успокоишься, и душа настроится на мирный лад.
А. Пичугин
– Татьяна Угроватая, регент храма Всех Святых, что в Красном Селе, учитель музыки, автор песен и стихов для детей, кстати, для взрослых тоже, как мы выяснили, сегодня в программе «Светлый вечер» на светлом радио. А я знаю еще, что у вас уроки музыки проходят ну в такой форме синтеза различных предметов. А как это?
Т. Угроватая
– Дело в том, что учитель, конечно, он должен быть великим изобретателем. Он должен на ходу придумывать что-то такое, чтобы глаза детей все время горели. Он, конечно, и сам горит предметом, рассказывает так, что тебе хочется дальше изучать...
А. Пичугин
– Это если горит.
Т. Угроватая
– Дай Бог.
А. Пичугин
– «Здрасте дети, меня зовут Петр Иванович, тут у нас Шопен по программе, так вот Шопен это м... до свидания».
Т. Угроватая
– Да, бывает и такое, к сожалению. Но я бы о Шопене по-другому рассказала.
А. Пичугин
– Да мы не сомневаемся.
Т. Угроватая
– Например, может, я бы зашла, танцуя в класс, вальсируя.
А. Пичугин
– М...
Т. Угроватая
– И сказала бы: «Дети, у нас сегодня урок музыки отменяется». Они спросили бы: «Как это отменяется?» – «У нас сегодня будут вальсы, вальсы и еще раз вальсы». И поставила бы музыку... Так мы и делаем на уроках, конечно. Последний урок, который у нас был интересный с 1 классом – мы слушали марши. Мы не просто слушали, мы поговорили и о том, какие роды войск существовали в царской России, мы поговорил о том, какие музыкальные инструменты участвуют в духовом оркестре, сопровождающем марши. Даже нам пришлось немножечко нарушить тишину школы и потопать. Ведь вы знаете...
А. Пичугин
– И девочки топали?
Т. Угроватая
– Конечно. Ведь команду: «Равняйсь, смирно!» не все знают в наше время. А мои первоклашки знают.
А. Пичугин
– А на физкультуре ее уже отменили?
Т. Угроватая
– Вы знаете, я не была на физкультуре давно в современной школе. Хотя...
А. Пичугин
– Ну на той физкультуре, на которую я когда-то там, лет назад ходил, там «равняйсь, смирно» было, и все по идее тогда знали, и мальчики, и девочки.
Т. Угроватая
– Да? Ну в нашем фитнес клубе вот уже нет такого.
А. Пичугин
– Ну в фитнес клубе-то, конечно. А что, теперь так?
Т. Угроватая
– Да, по-разному бывает.
А. Пичугин
– Так, и что вы еще совмещаете на уроках?
Т. Угроватая
– На уроках музыки мы включаем и пение, и слушание музыки, и какие-то познания. Бывает, даже какие-то ставим небольшие сценки, разыгрываем экспромтом какие-то ситуации. Ну например, девочка одна не хочет поделиться с другой каким-нибудь ценным фломастером розового цвета. Приходится на ходу делать экспромт и включать в урок музыки элемент урока благочестия.
А. Пичугин
– А это входит в урок благочестия, поделиться фломастером? Просто что такое урок благочестия вообще и зачем он?
Т. Угроватая
– Урок благочестия? Вы знаете, во многих школах есть такие уроки. Это уроки которые состоят из каких-то основ нравственности, уроки, включающие в себя все доброе, светлое и полезное. Ну я думаю, что это радио «Вера» могла бы быть прекрасным образцом для урока благочестия.
А. Пичугин
– Включайте детям радио «Вера» на уроках, мы не против. У нас днем много всего интересного.
Т. Угроватая
– Да, я думаю, что дети с удовольствием будут слушать. Тем более, если скоро на радио «Вера» появятся детские передачи.
А. Пичугин
– У нас есть детские передачи. Вон коллеги, которые за стеклом сидят, не дадут соврать.
Т. Угроватая
– «Вопросы Веры и Фомы» я сама слушаю с удовольствием.
А. Пичугин
– Ну так вот, есть же детская программ.
Т. Угроватая
– Да.
А. Пичугин
– Ну вот. Как вы думаете, а любой предмет можно в форме такого синтеза преподавать или это все-таки в большей степени удел творчества?
Т. Угроватая
– Математику трудно мне представить в синтезе с какими-то еще предметами. Хотя многие преподаватели находят какие-то минутки, чтобы поговорить о чем-то, не совсем связанном с предметом, но имеющем отношение. Ведь педагог, он и психолог, и...
А. Пичугин
– Ну одно дело про Софью Ковалевскую рассказать. Я помню, что раньше в учебниках даже алгебры там где-то на полях были заметочки про Софью Ковалевскую, про других известных математиков, которые там в качестве отвлечения от основного предмета – там «мы писали, мы писали, наши пальчики устали», можно прочитать про Софью Ковалевскую.
Т. Угроватая
– Да.
А. Пичугин
– А сейчас не знаю, может, этого уже и нет. Но, например, гуманитарные дисциплины – историю, литературу – вполне.
Т. Угроватая
– Вполне.
А. Пичугин
– У меня был замечательный учитель истории, который там изображал из себя гитару или танцевал на партах.
Т. Угроватая
– Ой, как здорово!
А. Пичугин
– Ну все любили историю зато. Хотя не знаю, вот любили ли историю или любили Петра Анатольевича.
Т. Угроватая
– Зато, видите, память о Петре Анатольевиче у вас сохраняется на всю жизнь.
А. Пичугин
– Да, собственно, и дай Бог здоровья и самому Петру Анатольевичу, где-то он до сих пор в московских школах работает.
Т. Угроватая
– Да.
А. Пичугин
– Давайте напоследок – мы уже сейчас будем заканчивать, – стихотворение.
Т. Угроватая
– С удовольствием. Называется «Просто любовь».
Лежит на сене Муська кошка,
Ну как ее не приласкать?
Поглажу спинку ей ладошкой,
Чтоб было ей спокойней спать.
Цыплята желтые в коробке –
С руки кормлю своих птенцов.
Они пищат смешно и громко,
Не сосчитать открытых ртов.
Наверно, вкусною едою
Полны коровкины бока.
Я напою ее водою,
Чтоб было больше молока.
Вскопаю грядку для бабули,
Дел у нее невпроворот.
Наверно, очень рада будет,
Ведь я скажу, что это крот.
Дел переделал я немало,
Все, слава Богу, спать пора.
Упало на пол одеяло –
Ах, беспокойная сестра, –
Ее я бережно укрою.
Как на душе-то хорошо!
Побыть теперь с самим собою
И написать в тиши стишок
Про то, зачем даны нам руки:
Чтоб приласкать, чтобы помочь,
Чтоб не дружить с ленивой скукой,
Когда сойдет на землю ночь.
Наощупь выбраться из дома,
Увидеть в небе звездопад,
Ну а потом тропой знакомой
Пойти дышать в вишневый сад.
И трижды русским лобызаньем
В день Воскресения Христа
Я поцелую с ликованьем
Любимых в чистые уста.
А. Пичугин
– Спасибо большое. Татьяна Угроватая, регент храма Всех Святых, что в Красном Селе, московского храма, учитель музыки, автор песен и стихов для детей и взрослых, была гостем программы «Светлый вечер». Прощаемся с вами. Всего доброго, до новых встреч в нашей студии. Будьте здоровы.
Т. Угроватая
– До свидания.
Воспрещён и запрещён — в чём разница?

Фото: Petra Reid / Unsplash
Запреты — явление распространённое и даже привычное. С детства, мы сталкиваемся с ограничениями: не беги, прекрати кричать, стой на месте, не лезь в лужу.
С одной стороны, без запретов невозможно, а с другой, иногда для приятного общения лучше бы заменить ограничения на пожелания и советы. Например: «Давай будем говорить тише» или «Просим не пользоваться выходом». Немного иначе обстоит дело с общественным порядком в людных местах. Тут без запретов не обойтись. И чтобы они воспринимались серьёзно, помимо штрафов используются специальные стилистически окрашенные фразы. К таким относятся сочетания со словами «воспрещён» или «воспрещается». Приставка «вос» имеет книжный оттенок. Она зачастую придаёт слову возвышенный тон: воспрял, воспел, воспарил, восславил. В Евангелии встречается слово «восклонился», что означает «поднялся, выпрямился». Слово «воспрещён» необычно для обиходной речи, стилистически ярче окрашено, более официально, поэтому мы подсознательно реагируем на него эмоциональнее, чем на нейтральное «запрещён». Ограничение можно выразить иначе, например, словом «закрыто», однако выражение «проход воспрещён» имеет статус непререкаемости.
Более нейтральный глагол «запрещается», как правило, не вызывает такого эмоционального отклика — это просто регламентирующее слово.
Ограничительные фразы мы зачастую используем и в общении с окружающими: «Я запрещаю тебе играть на компьютере». Или: «Я запрещаю тебе трогать мои вещи». Но вряд ли кто-то из нас скажет: «Я ВОСПРЕЩАЮ включать радио».
Да и вообще объяснить собеседнику, что вы чего-то не хотите, можно другими, более мягкими способами.
Все выпуски программы: Сила слова
Пусть 60 детей с тяжёлым нарушениями продолжат реабилитацию

«Мама, деда, Нина», — это одни из немногих слов, которые может произнести Матвей, хотя ему уже 7 лет. У мальчика врождённый порок развития мозга и тяжёлые двигательные нарушения. Он живёт вместе с мамой, бабушкой и дедушкой. Несмотря на свои физические и умственные особенности мальчик стремится быть активным и участливым к своим близким. Например, каждый вечер заботливо напоминает дедушке, что нужно закапать глаза. Семья старается многому научить Матвея, чтобы он стал более самостоятельным. Мама помогает сыну то кашу мешать, то салат делать. Вместе они режут овощи, затем выкладывают их на тарелку и поливают маслом. Матвей довольно смеётся. Это его любимый салат, который он готовит уже почти что сам.
Несколько лет назад мама узнала о Центре реабилитации Марфо-Мариинского медицинского центра «Милосердие» в Москве. Именно здесь она обрела надежду на то, что Матвей сможет освоить многие навыки и движения.
Мальчика взяли в длительную программу реабилитации. Каждую неделю в центре с ним занимаются разные специалисты, и Матвей понемногу развивается. Теперь он уверенно сидит на стуле, осваивает общение, учится удерживать ложку, хорошо жевать, уверенно управлять руками и двигаться в ходунках. Ребёнок стал гораздо активнее, пытается играть вместе с бабушкой в пинг-понг на детской площадке.
На сегодня таких особенных подопечных, как Матвей, в Марфо-Мариинском центре реабилитации — 60. Каждый из них стремится быть в чём-то независимым от родных: свободно играть на детской площадке, общаться, пить компот из любимой кружки и много чего ещё.
Поддержать детей с тяжёлыми нарушениями и подарить им возможность посещать занятия со специалистами, можно на сайте Марфо-Мариинского медицинского центра «Милосердие».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Атаман Михаил Черкашенин». Дмитрий Володихин

Дмитрий Володихин
В этой программе «Исторический час» вместе с доктором исторических наук Дмитрием Володихиным мы обратились в 16-й век и говорили о первом знаменитом донском казачьем атамане Михаиле Черкашенине, о его участии в походе войск Ивана Грозного на Крымское ханство, а также о значительной роли в важных сражениях тех лет: в битве при Молодях, в котором был остановлен хан Девлет Гирей, а также в обороне Пскова от войск польского короля Стефана Батория.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Все выпуски программы Исторический час
- «Преподобный Серафим Вырицкий». Анастасия Чернова
- «Присоединение Астрахани к России». Александр Музафаров
- «Московское Страстное восстание 1611 года». Дмитрий Володихин
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов