«Путь к священству». Священник Александр Волохань

У нас в гостях был настоятель прихода святой благоверной княгини Анны Новгородской в Трондхейме (Норвегия) священник Александр Волохань.

Отец Александр рассказал о своем пути к вере и священству, и как повлияло на него служение в Норвегии в дали от Родины.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. У микрофона Константин Мацан. Моя дорогая коллега и соведущая Кира Лаврентьева с нами сегодня на связи. Привет, Кира!

К. Лаврентьева

— Здравствуйте!

К. Мацан

— А гость нашей сегодняшней программы с нами на связи из Норвегии, из города Тронхейма, священник Александр Волохань, настоятель прихода Святой Благоверной Княгини Анны Новгородской в Тронхейме. Добрый вечер!

Священник А. Волохань

— Здравствуйте, Константин и Кира, очень рад вас слышать, рад этому общению!

К. Мацан

— Мы тоже рады, и наши радиослушатели, я думаю, тоже. К тому же, вы уже не в первый раз в программе «Светлый вечер». Вы рассказывали уже как-то на наших волнах о православии в Норвегии и отчасти о своем пути в эту страну, и о своем пути к священству. Но вот об этом мы как раз хотели бы с вами сегодня поговорить чуть подробнее. Мы с Кирой, напомню нашим радиослушателям, в этих беседах разговариваем со священником о его пути к вере, о его пути в вере и о той цепи событий, которая привела к рукоположению его в священники. Ну, и в вашей ситуации, конечно, это совершенно какая-то особенная история, в чем-то, может быть, экзотическая, связанная с Норвегией. Я могу признаться, что для меня Норвегия — какая-то совершенно волшебная, притягательная страна. Я вообще давно мечтаю туда попасть, ни разу там не был.

Священник А. Волохань

— Буду рад увидеть!

К. Мацан

— Вот да, я так, пользуясь случаем, напрашиваюсь в гости! (Смеется.) И поэтому, для начала, просто не могу не спросить вот об этом вашем, может быть, вкратце, но общем ощущении православия в Норвегии: что для вас как для русского человека, живущего в Норвегии, православного человека, ну, если угодно, дало вот это северное пространство, в котором, наверное, несколько по-другому ощущается православие, нежели у жителя России?

Священник А. Волохань

— Да, здесь, конечно, особенности точно существуют. В каком-то моменте это — тот самый край мира, о котором, возможно, Господь и говорил. Ну, один из этих краев, где направлял своих, благословляя, апостолов на их служение. Здесь это ощущается, поскольку ты на побережье Северного Ледовитого океана или Атлантического в их соединении. Но если говорить про наших соотечественников, которые, в основном, составляют прихожан в наших приходах здесь, то это вот рассеяние, и где священники немногие, которые здесь совершают служение, православные священники — они в роле вот тех «собирателей стада Христова», если выражаться библейским языком.

Ну, а, собственно, служение — особенное в том, что мы здесь в инославном окружении. У нас здесь часто и в большинстве городов нет своих храмов. Ну, для меня лично особенность в том, что я не только в городе единственный православный священник, но на сотни и тысячи километров единственный. Это, конечно, и добавляет задач, работы, и, собственно, мера ответственности, конечно, уже иная. Думается, вот этот опыт...

Но, в то же время, встреча с теми, кто когда-то в ранней истории и Руси, и России, и Скандинавии... их судьбы соединялись... И неслучайно на памятнике 1000-летию Руси в Великом Новгороде, где, я видел, Константин, вы тоже недавно побывали...

К. Мацан

— Да!

Священник А. Волохань

— ...там как раз в числе первых или самый первый — это Рюрик, относящийся к Скандинавии. Но это для меня было тоже моментом особенным — вот открытие тех страниц истории, глубинных страниц, которые, оказывается, показали много схожего, родственного. Да и неудивительно, что вот, например, оба Олафа, короли норвежские, христиане, они свое служение монаршее и служение христианизации своего народа совершали в тот же период, как и святой равноапостольный великий князь Владимир. 997 год, собственно, считается и годом основания Тронхейма королем Олафом Трюггвасоном, и годом христианизации. И, к слову сказать, в 1997 году тогда митрополит, а сейчас Святейший Патриарх Московский и всея Руси посетил как раз Тронхейм и участвовал в торжествах по случаю празднования 1000-летия Крещения Норвегии. Вот эти особенные моменты так поначалу можно обозначить.

Ну, еще, может быть, один бы я добавил, думаю, он тоже, кстати, существенный. Хотя Россия сама многонациональная страна, поэтому это тоже с оговоркой, что это, наверное, не совсем в диковину для России, но здесь наши приходы — они именно многонациональные. И в этой их многонациональности при этом как-то, я бы сказал, более глубоко и по-настоящему, что ли, проживаешь вот это понимание, что вохристианивает не Иудея, когда действительно людей объединяет вера в своем существе, а не просто как бы некий национальный такой островок в диаспоре, за границей. Вот это еще, наверное, момент особенный.

К. Лаврентьева

— Отец Александр, чисто по-человечески вы привыкли уже там, освоились? Или все же тяжело, учитывая особенно тот факт, что вы — один священнослужитель на много-много-много тысяч километров?

Священник А. Волохань

— Да, я освоился. Я 18 лет уже живу в Норвегии, хотя родился, кстати, в городе Москве, и как-то меня жизнь в Норвегии свела поначалу с теми, которых я воспринимал через, опять-таки, книги истории как викингов, суровых людей. Сейчас, конечно, многое изменилось, но здесь очень многое оказывается похожим, несмотря на какие-то другие моменты. Например, в первые годы пребывания здесь меня очень радовало, что здесь, например, в изобилии растут березы. Это вот, наверное, дерево, которое вы увидели в первую очередь и спросили... Типичное или характерное русское дерево. Вот берез здесь очень много, они под окнами дома, где я живу, они у храма нашего небольшого в Стиклестаде — в историческом месте Норвегии. Здесь летают те же сороки и воробьи, ромашки... Ну, словом, осваиваться в этом смысле не было сложно. И, надо сказать, отношение местного населения, современных норвежцев во многом и было, и есть доброжелательное к иностранцам. И, собственно, это способствовало...

Вообще, мне в этом контексте мне вспоминались, когда возникали — это в развитие вашего вопроса я подумал — моменты, «а не вернуться ли или как-то иначе направить ход своей жизни?». Мне очень откликаются слова из «Послания к Диогнету», где он говорит, что христиане — странные люди, для них любое Отечество — как бы чужбина, и любая чужбина может стать Отечеством. И, развивая мысль, автор пишет, что «потому что они как бы вот граждане Царства Небесного». Вот здесь это тоже способствует, вот в этом окружении как бы инославном, инородном, в плане, что это не твой народ, в котором ты сформировался, вырос, которого ты часть,  — вот именно, может быть, в большей степени как-то направить и мысль, и душу свою к горнему миру, не имея здесь пребывающего града. Ну, а так-то, если чуть-чуть в развитие, опять-таки, у меня еще, наверное, особенность, и у нашего прихода, что он приход не в городе только, а приход на много городов Центральной и Северной Норвегии, а это значит, сотни и тысячи километров. И вот решением Священного Синода 2007 года, когда после моей иерейской хиротонии оно было принято, меня направили на служение для окормления общин в городах Тронхейме и Тромсё — это север Норвегии, самый крупный город. Между ними, если на машине, 1 тысяча 100 километров, между этими городами. Но это, по крайней мере, обозначает тоже специфику, ту особенность служения здесь, на севере Европы.

К. Мацан

— Я бы знаете о чем еще хотел сказать, может быть, завершая эту тему специфики Норвегии — как вы это оцениваете со своей стороны? Одна моя знакомая побывала в Норвегии в вашем приходе, причем, в Москве, где она живет, она нечастая прихожанка храмов. Но вот именно оказавшись на чужбине, оказавшись в месте, где на каждом углу православных храмов нет, где православный храм — что-то особенное, очень такое тесно объединяющее людей, где есть приход-семья, который складывается просто потому, что он небольшой и все говорят на твоем языке... вот ей это стало чрезвычайно важно и близко. И, может быть даже, в каком-то смысле такое близкое, именно вот теплое чувство к православию родилось именно потому, что это  была Норвегия и русский приход в Норвегии. Вот часто такие примеры в вашей практике бывают?

Священник А. Волохань

— Очень часто. Я бы даже сказал, наверное, это характерная черта, особенность как раз приходов за границей, где ты не на своей земле, где это не так, что ли, обыденно, не так привычно будет, коренится это в истории народной или же еще каким-то образом возникает. Здесь это... Вообще, кстати, я бы вот из разряда символизмов и в соединении с этим вопросом упомянул бы один момент, что в этом году именно — 100-летие русской эмиграции в Норвегии. В 1920 году первые корабли с севера России — Архангельска и Мурманска — прибыли в Норвегию. И здесь вот это проживание малыми, казалось бы, группами, способствует тому, чтобы больше ценить друг друга. Собственно, вот первые годы, когда мы здесь начали жить, для нас вообще услышать русскую речь у проходящих мимо людей было просто несказанной радостью, и мы просто подходили к людям и знакомились, общались — кто сколько живет. И это в приходе выражено в еще большей степени. Конечно, есть люди, которые туда приходят как бы в некий такой оазис, что ли, где-то найти вот островок. И неслучайно я бываю на некоторых конференциях, которые организуются в рамках конференций Русской Православной церкви в Европе, где как раз именно значение прихода в диаспоре подчеркивается, в том числе, в этом аспекте — место, где, своего рода, это гавань, где человек получает поддержку, в первую очередь. Многие через это, кстати, не будучи верующими в России, или Украине, или Белоруссии, они приходят к вере здесь уже, оказавшись на чужбине. Понимание некоей оторванности, что ли, от корней своих, и действительно вот этот опыт — мы его стараемся, и для меня это очень естественно было, это измерение, что ли, жизни, которое выражается не только в общих богослужениях, когда мы все обращены к Богу, в молитве к святым, но и в последующем общении, а именно и в трапезах, в общих каких-то мероприятиях, будь то концерты, паломничества. У нас есть вообще такой специфичный момент — это, опять-таки, к особенностям и этому же вопросу. Мы часто снимаем храмы, поскольку у нас их нет, и у нас создан трудами прихожан, нашими общими усилиями уже давно такой иконостас, который мы собираем и разбираем вынужденно, ну, поскольку должны уступить место. И это тоже такое делание общими усилиями... Как мне говорили некоторые вернувшиеся в Россию, «нам теперь не хватает вот этого — чтобы собрать иконостас многоярусный, потом разобрать, убрать». Это становится чем-то... очень значимым трудом, вот напоминающим об этом восхождении. «Царство Божие силой берется, употребляющие усилия восхищают его». Так что этот момент очень-очень существенный — вот именно та общность, то тепло, которое рождается между людьми. Я считаю, многие, кто вот, кстати, только ограничивается лишь участием в богослужении только, упускают, как бы не до конца доводят вот эту меру совершенства, когда мы должны возрастать в полную меру возраста Христова. И об этом говорят многие священники в России и в других странах православных, и меня это очень радует.

К. Мацан

— Священник Александр Волохань, настоятель прихода Благоверной Княгини Анны Новгородской в Тронхейме (это Норвегия), сегодня на связи с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Давайте обратимся теперь непосредственно к вашему пути — к священству. Я напомню, что отчасти вы об этом уже рассказывали в одной из программ на радио «Вера», в другом «Светлом вечере». Но сейчас поговорим об этом подробнее. Меня, когда я эту программу слушал, удивил тот факт, что, фактически, для вас и приход к священству, и рукоположение были связаны именно с тем, что вы переехали в Норвегию еще до этого. То есть, в каком-то смысле тут две вещи — жизнь в Норвегии и православное священство — для вас они оказались нерасторжимыми. Как это было, напомните.

Священник А. Волохань

— Да, это был особенный момент. Я связал бы его чуть-чуть с предшествующим этапом, когда я учился еще в Московской государственной юридической Академии, где была специализация «криминология», и там-то, кстати, мне и открылась вот некая тайна, что ли, человеческого самоопределения, свободы, когда, размышляя, почему криминология — наука именно о личности преступника, о причинах, почему человек приходит к тому, чтобы совершить преступление, и это мне потом несколько способствовало пониманию той проблематики грехопадения, которое было у первых людей. Ну, может быть, это своя узкая тема, которая впоследствии уже,... Опять-таки, свой этап жизни, этап поисков, придя к вере, к вере христианской... Семья-то у меня была неверующая, родители. Я поступил в Свято-Тихоновский гуманитарный университет и, к слову сказать, завершил его на миссионерском факультете. И как раз завершение образования в ПСТГУ — оно уже осуществлялось, когда я уже несколько лет проживал в Норвегии. Здесь тоже свои, конечно, символы. Вообще, я вот в чем-то… может быть, не знаю, наследие советского ли времени или же какое-то глубинное чувство... Это дискуссионная тема — где человеку жить, позволительно или нет уезжать из своего Отечества, большая и серьезная тема. Но так сложилось — я не был сторонником отъезда за границу. Я очень любил свою Родину и люблю, и мне это было даже несколько затруднительно решиться — уехать в другую страну. Но вот ряд каких-то, что ли, указательных путей, каких-то таких, своего рода, знаков — был в пользу такого шага, хотя, казалось, он будет лишь временным. Но это произошло на исходе 2002 года, в начале 2003-го. Как раз середина обучения в Свято-Тихоновском. И я, когда узнал, что в Норвегии единственный православный священник Русской Православной церкви, который служит в Осло (кстати, это финн, сейчас он уже архимандрит, Климент), и который тоже совершает служения в разных городах, я, завершающий это обучение или на середине пути находящийся, понял, что, возможно, мое там содействие, соработничество может быть нелишним. Хотя главной причиной переезда — ну, по крайней мере, по фактам — было вовсе это не со мной связано, а с моей супругой Ольгой, у которой в девичестве фамилия Марьина. Она получила работу как научный сотрудник в университете города Тронхейма, и мы переезжали на какие-то, как нам казалось, считанные годы. И с тем, чтобы вернуться обратно на Родину. Но так сложилось по ходу истории, где человек предполагает, а Бог располагает... Пути Господни неисповедимы, но вот так сложилось, что, помогая и в богослужениях, и отцу Клименту, отчасти в катехизации, по завершении уже обучения в Свято-Тихоновском я получаю от него вопрос, не хотел ли бы я свое пребывание в Норвегии соединить вот с той важной, что ли, миссией, вот с тем служением, которое самое важное в жизни. И не сразу, но по размышлении некоем я согласился, хотя я не совсем считал, может быть, себя вот на эту задачу на тот момент, по крайней мере, подходящим человеком. Но я откликнулся, по крайней мере, согласием, и все было все равно передано уже на усмотрение священноначалия, где поначалу у меня была встреча с епископом Марком, который впоследствии возглавлял уже некоторое время Управление по загранучреждениям Русской Православной церкви. Это сейчас митрополит Рязанский, владыка Марк. И затем уже состоялась, как сказал мне отец Климент, настоятель прихода Святой Княгини Ольги в Осло, что «высокопреосвященнейший митрополит сам вспомнил о вас». И я приехал, и хиротония дьяконская состоялась уже в конце ноября 2006 года в Смоленске, в Успенском соборе. Если дальше эту линию жизни раскрывать, то вот дьяконская хиротония состоялась, да, и после нее я служил в основном приходе в Осло, который в 500 километрах от Тронхейма, я туда приезжал довольно часто. Ну, и уже в феврале, в конце февраля 2007 года, то есть спустя какие-то три месяца, состоялась моя... состоялась иерейская хиротония. Первую хиротонию совершил сам ныне Святейший Патриарх, а тогда митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, который тогда возглавлял Отдел внешнецерковных связей Московского патриархата. А вторая хиротония по его благословению, моя вторая хиротония, то есть хиротония во священника, была совершена уже преосвященнейшим Игнатием, епископом Вяземским тогда, а сейчас он епископ Выборгский. И, что для меня тоже по-своему символично, город Выборг на территории России — это город, который в свое время (да и сейчас, я знаю, трудами некоторых священников возрождается это некое понимание) имел своим небесным покровителем как раз Олафа, короля Норвежского, то есть Олафа Харальдссона. А ведь Тронхейм, где сейчас я проживаю многие годы и служу, это именно город вечного короля Норвегии, как его называют, именно город Олафа Харальдссона.

Ну, и вот эта хиротония, состоявшаяся уже 25 февраля — к слову сказать, это было в том году, в 2007-м, это был день Воскресения торжества православия, — она и стала вот этим важным моментом в моей жизни, который вот определил ее ход, что ли, вот на эти последующие все годы. Вот сейчас идет уже 14-й год.

К. Лаврентьева

— Изменилась ли ваша жизнь... Понятно, что внешне она очень изменилась после рукоположения, но насколько... была ли перемена после рукоположения? Случилась ли с вами мощная, разительная перемена? Был ли до этого Александр-мирянин и стал пастырь Божий? Была ли эта черта перейдена? Или это все-таки постепенный путь?

Священник А. Волохань

— Думаю, что да, было заметное изменение. Мне в этом смысле откликаются слова апостола Павла — «со страхом и трепетом совершайте свое спасение», и вот особенно относится это к священническому служению. Я бы, вернувшись чуть в прошлое, еще упомянул бы в этом отношении однозначно, конечно, само крещение, которое... Я не был крещен с детства, я уже говорил, что семья у меня была неверующая, а пришел к вере — да, в результате долгого пути и поисков. И вот это крещение, еще тогда прошедшее, в 1998 году, оно было, конечно, огромной переменой для меня. Просто, я не знаю, месяц, может быть, как сказали бы, летал как на крыльях. Какая-то легкость такая в душе, да и в теле. Поразительное было преображение.

То, что связано со священством, было в еще большей степени для меня, ну, собственно, я бы сказал так, высотой, в которой вопрос, достоин ли ты там пребывать, вот такой Фавор, где тоже, мы знаем, далеко не всех апостолов Господь возводит с собою. И, честно сказать, всегда воспринимал священство вот именно с неким таким священным же трепетом — и отношение. И никогда задолго до этого даже не предполагал, что моя жизнь может стать именно священническим служением — именно в силу того, что я, может быть, не тот, кто... Мне вот тоже откликаются в этом смысле слова апостола Павла, что «никто не приемлет этой чести, не будучи призываем Богом, как Аарон». Я в этом смысле, может быть, в большей степени ожидал именно, если будет такой призыв или его не будет. Но, я считаю, вот человек, в нашем понимании (кстати, это очень важный аспект — чтобы мы сохраняли вот верное равновесие как в догматике, так и в аскетике и вообще в практической стороне жизни), — что человек-то уж точно не безучастен. «Мы — соработники у Бога», — говорит апостол Павел. Это очень важная мысль — «я насадил, Аполлос поливал, но возрастил все Бог». И вот здесь приготовление к священству — оно и возможно, и должно, видимо, быть. Но у каждого разный путь, разная история. Для меня перемена — ну, внешним образом понятно, что она совершилась. Мне даже поначалу было несколько странно, ну, или, по крайней мере, непривычно, что меня называют, там, «отец Александр». Но главное, конечно — мне вот запомнились слова ныне Святейшего Патриарха, тогда митрополита, когда он после дьяконской хиротонии напутствовал меня в алтаре Успенского собора в Смоленске и сказал, что «главное — помни, что основное в этой жизни должно быть служение Богу и Церкви, вот это, — говорит, — не забывай никогда». Ну, и в эту меру сил, честно скажу, мне это очень откликнулось, потому что еще в советское время, когда я не был верующим, я очень любил читать исторические книги, и для меня вот фигуры, начиная с былин — Илья Муромец, а потом уже и святой благоверный князь Александр Невский, в честь которого, кстати, я и крещен, и святой благоверный Дмитрий Донской — это были вот тогда просто, может быть, персонажи исторические — то, что о любви к Отечеству, о важных моментах истории народа, но потом это все наполнилось тем измерением, которого недоставало в те советские годы, где это замалчивалось, как бы нивелировалось. И вот здесь потому стояние, что ли, за Истину, за Правду, вот именно служение к тому высшему, к чему призван человек, вот здесь это вполне позволило... Вот вы спросили о перемене после прихода к священству — я считаю, это самая существенная перемена, когда человек, может быть, в некоем ожидании, и вот этот потенциал — он раскрывается, но не сам по себе, как цветок поутру, хотя вот мы знаем Илиотропион, но вот это сравнение с подсолнухом, который движется вослед солнцу... Ну, вот в результате, в том числе, вот этого соработничества, где участие человека важно тоже в большой степени — собственно, почему Господь и направляет Своих апостолов... Так что это было главной, думаю, переменой, и то, что вот уже в конкретике священнического служения — как это воплощается, где особый трепет предстояния престолу... Ну мы понимаем, конечно, что служение священническое не исчерпывается служением алтарю, как иногда так редуцированно несколько определяют служение священника. Конечно, это служение людям, которые составляют Церковь, народ Божий. Конечно, это обращенность и к Богу, и к людям, которым ты содействуешь в этом прихождении к Богу. И здесь много своих аспектов, будь это таинство исповеди, некое духовное руководство, научение вере. Здесь отчасти, вот если брать уже Норвегию, здесь все-таки надо сказать, что первый русский приход — он возникает в 30-е годы ХХ века, и то он был довольно малочисленным. И здесь, конечно, это вот «жатвы много, а делателей мало», здесь повторяется, конечно, этот феномен или этот момент в истории. Здесь, в стране, где самая северная географическая точка Европы, много наших соотечественников, и вот это вот служение мое, в том числе, многолетнее, в этих переездах между городами, собирание людей — оно вот составляет, я бы сказал так, значительную часть моего священнического служения. И оно очень благодатное. Это, наверное, самая большая радость, я думаю — ну, по крайней мере, для меня так это, — когда ты видишь людей, которые действительно... Где у нас богослужение в некоторых городах не то, что раз в месяц, бывает реже, поскольку они очень отдалены и всюду не успеть, но вот это им на радость — встречи со мной как со священником. Ну, и через это, когда мы совершаем богослужения, особенно Божественную литургию, такой полноты встречи с Богом, богообщения и, конечно же, таинство евхаристии — это вот, думаю, главная составляющая служения священника здесь у меня, по крайней мере.

К. Лаврентьева

— Мне просто очень по-человечески это интересно и важно, и, я думаю, многим из наших радиослушателей тоже. Ведь, получается, у вас нет такого традиционного священнического сообщества дружеского, да? Получается, вы не можете встретиться, с кем-то поговорить в воскресенье, кроме своих прихожан? Ну, так ведь, отец Александр? То есть среди лютеран вы — один православный священник на многие сотни и даже тысячи километров, как мы уже с вами оговорили. Каково это? Вы уже 18 лет находитесь вот в таком состоянии — одиночества такого, в светском смысле этого слова.

Священник А. Волохань

—  Да, да. Но это и так, и не совсем так. Почему? Потому что, ну, под лежачий камень вода не течет. Мне стали довольно привычны вот эти переезды между городами на сотни километров. Поэтому мы стараемся, по крайней мере, с приходом в Осло часто посещать друг друга, особенно, конечно, когда это престольный праздник, или же когда это день памяти святого Олафа Норвежского. Кроме того, мы стараемся, в меру сил (и, кстати, на это существуют просто такие благословения священноначалия Русской Православной церкви), непременно стараться приходом... чтобы было налажено и вообще существовало межприходское взаимодействие. И вот у нас оно — ну, по крайней мере, я этому отдаюсь во многом. Я стараюсь обязательно и к себе приглашать священников из стран Скандинавии. К слову сказать, мы сейчас поминаем Патриарха Московского и всея Руси, с титулом, добавляя еще, «и всех Северных Стран». Вот здесь нет отдельной епархии, в странах Скандинавии. Но мы стараемся друг другу... И ко мне приезжали и священники-настоятели из Копенгагена, из Стокгольма, из Рейкьявика, из Хельсинки, из Осло, и я к ним тоже приезжаю. То есть мы вот, при том, что это большие расстояния, стараемся их преодолевать. И поэтому не совсем, конечно, настолько, что ли, обездоленное, как у Робинзона Крузо на острове, бытие. Тем более, конечно же, как и сейчас этому свидетельство, что мы общаемся с вами на таком расстоянии, — мы общаемся часто по телефону. У нас, более того, вот что для меня тоже особой радостью является, нередко приезжают священники, например, румынские или сербские из Осло, где они там есть, где совершают постоянное служение, и мы очень часто совершаем здесь, в Тронхейме, в нашем приходе, вот такие соборные богослужения с духовенством румынским, сербским на разных языках. Мы вообще стараемся языки использовать многие. В богослужении, как минимум, используем церковнославянский, конечно, норвежский обязательно. И вот уже, соответственно, греческий у нас бывает или же вот румынский, сербский срез духовенства. Поэтому вот радость наша достигает такого совершенства. И здесь это особенно ценно, в отличие от, скажем, больших городов в России, где это нормально, где есть кафедральные соборы, где даже и в обычных приходах несколько священников. Тоже это действительно событие редкое, но оттого и вдвойне сугубо такое ценное.

К. Мацан

— Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Александр Волохань, настоятель прихода Святой Благоверной Княгини Анны Новгородской в Тронхейме (это в Норвегии). На связи с нами также моя дорогая коллега и соведущая Кира Лаврентьева. У микрофона я, Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через несколько минут, не переключайтесь.

«Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. У микрофона Константин Мацан. С нами на связи моя дорогая коллега и соведущая Кира Лаврентьева, а в гостях у нас сегодня, также на связи с нами, из Норвегии — священник Александр Волохань, настоятель прихода Святой Благоверной Княгини Анны Новгородской в городе Тронхейме. И мы продолжаем говорить с отцом Александром о его пути к священству и о пути в священстве. И вот о чем я бы сейчас хотел вас спросить. Ну вы же сказали сегодня, что приход, православный приход в Норвегии — это вещь особенная. Он маленький, он семейный, как и многие, что называется, эмигрантские приходы на чужбине. Но здесь есть и другой аспект того же вопроса. Нередко мы знаем, что когда человек оказывается за рубежом, он тянется к своей культуре, к чему-то такому знакомому и любимому, и именно за этим приходит в православный храм. То есть это не собственно выбор религиозный, это не религиозное искание, а вот желание, чтобы что-то такое, напоминающее о доме, было поближе. И уже где-то, может быть, вторым рядом, попутно человек как-то связывает свои мысли, свои чувства именно с религией, с церковью как тем местом, где преподносятся таинства. С другой стороны, понятно, что здесь все так очень... грань эта тонкая. Но все-таки, вот насколько вы чувствуете, что эта проблема для небольших зарубежных приходов есть — такого смешения именно какого-то желания обретения культурной идентичности, такого «культурного голода» по Родине с именно «голодом» религиозным?

Священник А. Волохань

— Ну, конечно же, это имеет место, но я бы так сказал, как мы это отчасти затронули, что поначалу те, кто переезжает в дальнее зарубежье, где, действительно, человек оказывается в некоем, как минимум, культурном этом одиночестве, возникает острая эта потребность — находить поддержку у своих, у соотечественников. Многие приходят в приходы самым естественным образом с этой целью, потому что часто в зарубежных приходах действительно, помимо богослужения, есть и та составляющая, которая включает в себя трапезы общие, в принципе помощь друг другу за рамками храма в каких-то делах, сложностях житейских. И, я бы сказал, многие, многие — по крайней мере, по Норвегии могу сказать — многие наши соотечественники, они, приходя поначалу, потом, устраиваясь уже, обосновываясь, обретая как бы житейскую опору в самом обществе, они (многие — это, кстати, наши женщины, которые выходят замуж за норвежцев) обретают семьи, ну, и, соответственно, семейная жизнь уже занимает их в большой степени или даже больше. И в церковь они уже могут приходить крайне редко или вообще не приходить. Но те, для кого сама вера становится важной, конечно, они очень ценят храм, богослужение, молитву друг с другом и общение. Поэтому это актуальный вопрос.

Я бы даже сказал, что вот статистически — похожее соотношение с числом тех, кто проживает, скажем, здесь у нас, в Тронхейме, и тех, кто в храм приходит. Вот эти 3-5 процентов, условно говоря — так и здесь, по нашим странам, где-то, может быть, разнится от города к городу. Ну, словом, «а много ли спасающихся?» — вопрос, актуальный во все времена. С сожалением надо сказать, что пока их не так много, как хотелось бы. Когда Господь хочет всем спастись и познанию Истины прийти... И вот, в меру сил, стараемся мы здесь, пока немногочисленные священники, этому содействовать — чтобы люди приходили.

К слову сказать, для меня это отчасти вот связано с вопросом о смысле истории, который в свое время, во время прихода к вере, был очень актуальным, очень значимым. Я вопрошал о том, нужно ли что-то в этой истории, чему-то содействовать положительному. И когда уже пришел к вере — к вере в Бога, к христианству, то конкретно вот Богу нашему в том, чтобы история двигалась, как по воле Божьей совершалась... И вот здесь, конечно, при всей сложности этого вопроса (это отдельная тема для разговора), но мне откликаются слова апостола Петра, где он говорит в своем Соборном послании, что Бог не медлит исполнения на обетования, как многие почитают промедлением, но долготерпит, чтобы все пришли к покаянию. Вот, я считаю, уже задача священника, где бы он ни служил — в Отечестве или за границей — она в этом смысле та же, когда надо, как сеятель... Притча о сеятеле — он неоскудеваемо посевает доброе зерно, ну, а уже почва какова, приемлет или нет... Его задача — стараться, конечно, посеять. Я в этом отношении вот вижу нашу задачу здесь, вообще задачу священников, в том, чтобы дать людям возможность, чтобы они могли прийти ко Христу: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные!» И вот, в меру сил, эта миссия совершается, Богу содействующая. Надеюсь, что она не заглохнет, а будет только развиваться и приносить этот сторичный плод добрый.

К. Лаврентьева

— Отец Александр, когда принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская, внучка английской королевы Виктории и известная нам как Александра Федоровна Романова, жена последнего императора Николая Второго, принимала православие, это был для нее довольно мучительный, очень тяжелый процесс, когда она переходила из лютеранства в православие. Насколько я помню, примерно так же это проходило у Елизаветы Федоровны Романовой. Получается, вы сейчас находитесь среди лютеран.

Священник А. Волохань

— Да.

К. Лаврентьева

— Это люди, которые очень привязаны к традиции, очень привязаны к семейственности, у них довольно крепко, очень сильно стоит вот это религиозное убеждение — даже если, насколько я понимаю, они не очень часто посещают свои лютеранские богослужения. И насколько часто к вам приходят люди, которые хотят принять православие? Были ли такие истории, когда человек пришел и сказал, что, «батюшка, все, теперь я православным хочу стать»?

Священник А. Волохань

— Да, это действительно очень важный момент. Я буквально добавлю как ремарку, что в Норвегии до буквально недавнего времени была государственная Норвежская лютеранская церковь, главой которой был король. Сейчас внесены изменения в Конституцию. Но действительно устои эти сильны, хотя, конечно, надо признать — они очень ослаблены. Вообще, современный человек, особенно в Европе, в том числе в Скандинавии, в этом смысле связь с корнями все больше утрачивает, я бы сказал. Но именно в Норвегии — это немножко о другом, но буквально еще одно предложение — в день национальный, когда 17 мая празднуется общенародно, все, по крайней мере, женщины, а и многие мужчины, надевают национальные костюмы. Это благолепие и красота, это по традиции. Если к тому, приходит ли кто-то к вере православной в Норвегии... Есть такие люди, приходят, и — в последнее время меня это особенно радует — немало из числа молодежи, которая ставит вопрос, самый важный в жизни, как вот это звучит в Евангелии, «Господи, что мне делать, чтобы наследовать Жизнь Вечную?». Вот такие люди есть, хотя первоначально большее число тех, кто приходил к православию, это были, как правило, мужья наших русских, украинских или белорусских женщин, православных, прихожанок, которые, ну, видимо, под влиянием жены приходили к православию, и даже венчались некоторые из них. Но сейчас, я смотрю, среди студенческой молодежи это не то, чтобы массовый какой-то феномен, но при этом это не единичный случай. Люди приходят к православию, к христианству, к православному, в нашем приходе — в том числе, и активно, кстати, участвуют в жизни приходской, активно содействуют ее развитию, в том числе через участие в каких-то студенческих форумах, где обсуждаются, в том числе, религиозные вопросы. Часть дают интервью в газеты, стараются как-то раскрыть смысл православия. Мы это тоже делаем, священники, конечно, но когда это говорят свои по возрасту, что ли, может быть, это тоже уже становится живым свидетельством, таким наглядным — надо же, вот наш же человек стал... пришел к вере. Но для большинства — сила инерции. Я помню не одну дискуссию как раз с теми мужьями наших прихожанок, норвежцами, которые не перешли в православие, и часто звучал как раз аргумент от традиции — что вот «ну как же я могу тем самым, по сути, признать, что моя мама, которая была очень глубоко верующей лютеранкой, она, получается, ошибалась серьезно и по-крупному?». Ну, когда это без эмоций, спокойно идет об этом диалог, разговор, тогда удается объяснить, что я тоже пришел к вере, когда мои мама и папа не были верующими людьми. Впоследствии они как раз, в чем-то при моем содействии, пришли к вере и венчались. Поэтому, конечно, ты понимаешь, что этот аргумент — не довлеющий, но если это разговор, возникший, так сказать, экспромтом, спонтанно, поспешно и без готовности услышать ответ, то это бесплодный выходит, к сожалению, разговор, и люди не приходят к вере. Но такие среди молодежи сейчас — их сейчас все больше, в Норвегии, по крайней мере, в Осло, в том числе, у нас в Тронхейме и в других городах...

К. Лаврентьева

— Отец Александр! Ну вот если бы вы не были православным священником в Норвегии, а были бы, к примеру, журналистом какого-то канала, который ну никак не относится к Церкви, и что бы вы спросили у человека, который принимает православие, будучи лютеранином в Норвегии? Какие аргументы, действительно, можно выдвинуть вот тезисно для человека, который принимает? Почему это делает, какие аргументы он имеет в качестве орудия? Почему, какие причины?

Священник А. Волохань

— Тут, конечно, разный бывает путь жизни. Я знаю нескольких людей, норвежцев, вот они в Осло живут. Кто-то является преподавателем, профессором русской филологии в университете Осло, и для него раскрытие языка, литературы привело, по сути, к вере. Ну, и знакомство с Россией, с храмами — я думаю, там часто имеет место еще вот этот опыт, который подобен опыту посланников князя Владимира в Константинополе, Святой Софии, когда пребывали на земле, а почувствовали себя как на небесах. Это тоже опыт. Немногие норвежцы, которые пришли к православию из лютеранства, они говорили, что... Когда мы еще не служили активно на норвежском языке наши богослужения, я извинялся перед ними те первые годы, что вот как-то еще сам не освоился, там. Ну, и они говорили: «Нам это не обязательно, потому что мы, помимо слов, вот касаемся того чуда преображения, богоявления, что ли, вот этой полноты бытия на ваших именно православных богослужениях». Поэтому... Но кто-то приходит путем ума, как вы сказали, больше, чем путем сердца, что ли. И вот здесь... Кстати говоря, вот есть один из священников — тоже норвежец, перешел к вере как раз через глубокое исследование, к православию перешел через глубокое исследование вот именно основ веры, какие-то размышления. В этом плане, я думаю, мы не должны только все как бы сводить к каким-то экстраординарным феноменам, таким вот проявлениям Бога в жизни человека, а, в принципе, очень многое помним — повествование, притчу, как Господь рассказывает, где этот безумный-то богач и Лазарь... И богач потом говорит: «Направь к моим братьям Лазаря, чтобы засвидетельствовать». Он говорит: «У них есть Моисей и пророки». То есть некие важные истины, непреложные и центральные — они ведь открыты. И вот тот, кто серьезно относится к делу своего спасения или смысла жизни, скажем так, шире, то многие этот ответ находят. Конечно, не все, конечно, это сложная тема. Но вот так, если в двух словах, будь я представителем светского или религиозного издания, журналистом или священником, я бы обозначил так эти ключевые моменты.

Но и то, знаете, мы понимаем, что действительно никто не может, как говорит апостол, исповедать Иисуса Господом, кроме как Духом Святым. Да, здесь есть момент вот того касания, того призыва, который мы не можем так уж вычленить, как рентгеновский снимок сделать. Но вот есть та, что ли, добросовестность, я бы сказал, исследователя, как и я со своей стороны когда-то прилагал, перечитывая горы и философской литературы, и в те 90-е, о которых упоминают многие священники моего возраста, годы как раз в Москве, встречаясь с представителями многих религиозных движений, групп, псевдопророками, лже-Христами. Ну, словом, была возможность вот этого взыскания, вот этого взыскующего вопрошания. И... Ну, тут уж, конечно, не без Божьего содействия приходит человек к истине.

К. Мацан

— Священник Александр Волохань, настоятель прихода Святой Благоверной Княгини Анны Новгородской в Тронхейме, в Норвегии, сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер». Я бы хотел вас спросить про лютеранство, но, с другой стороны, сколько для православного человека, в том числе из числа ваших прихожан или просто тех, с кем вы общаетесь, важно вот это соседство иной традиции? Насколько такой контраст, который можно наблюдать между тем, во что веришь ты, как веришь ты, как исповедуешь веру ты, и как уже, в принципе, христианскую веру исповедуют твои соседи норвежцы, насколько на этом фоне можно четче, внятнее, рельефнее оценить свою традицию, увидеть в ней то, чего, может быть, раньше не замечали? Я вот почему об этом спрашиваю — для меня это личный пример в жизни, когда я побывал на одной крупной международной церковной конференции, где было много протестантов, и для меня совершенно с другой стороны открылась та роль, которую в Православной церкви играет святоотеческое наследие. Я раньше к этому как-то относился, как к такому преданию старины глубокой — «вот есть древние святые, они что-то писали, и это важно» (я сейчас намеренно так это огрубляю). Но потом встречаешь традицию, где это, фактически, не учитывается, где  корпус древних святых текстов как бы выносится за скобки, он как бы не очень нужен. И понимаешь, что то, что ты в своей традиции считал само собой разумеющимся, на самом деле, ее просто бриллиант, ее драгоценность, которой не все обладают. У меня был такой какой-то через это приход к важности, допустим, святых отцов. А вот что-то подобное вы наблюдаете среди своих прихожан?

Священник А. Волохань

— Ну, я бы сказал, у этого явления две стороны, конечно. Здесь та ситуация — к сожалению, большинство, скорее, будет, как это я вижу здесь, как раз с меньшей глубиной воспринимать свою веру, как на поверку оказывается, как раз вот ориентируясь на массовое сознание — ну, в данном случае, лютеранское, хоть и секуляризирующееся в большой степени сегодня. Вот человек как раз... начинают многие считать, что хорошо, конечно, когда скамейки в храмах и многие другие аспекты, свойственные лютеранству, и уже недопонимают... Ну, собственно, я скажу так — что многие, по моему опыту общения с людьми, переезжали в страны благополучия (внешнего) с целью как раз не духовных поисков, а устроения жизни. Где-то это сложные совсем обстоятельства, где-то это так, судьба или как бы промысел Божий, вот как мы правильно понимаем... Но и здесь потому люди не обладали часто той глубиной богословского знания, воцерковленности. И когда вот здесь оказываются при своих уже искушениях (я думаю, они всегда больше именно в ситуации благополучия, устроенности человека, чем в ситуациях как раз лишенности этого устроения), многие даже и не знают, что, собственно, они недопонимают и недополучают. Поэтому, скорее, действие обратное, вот обратный эффект я наблюдаю. Но редкие из тех, кто всерьез относился к вере и относится, изучает ее, конечно, видит эту разницу, эту, как мы бы сказали, может быть, неполноценность какую-то лютеранства и в целом протестантизма в сравнении с православием, с Православной церковью, святыми отцами. И, кстати, я готов подтвердить ваш опыт в плане... У меня было так же — я, перейдя от только чтения философов, философских книг, как-то открыл святых отцов. Это были действительно... это была просто сокровищница мысли, которая меня окрылила всерьез, показала такую глубину, которой я близко не встречал вот у тех, кто мне первый пытался донести христианство, будь это баптисты, там, или иные движения, которые в изобилии наводнили 90-е, да и сейчас... Так что вот если об этих отличиях и их соотнесенности... Многих, например, искушает то, что мы... В плане, «искушает» — дает предпосылку не утруждаться, когда узнают, что, скажем, мы признаем крещение лютеран и католиков, и они часто рассуждают, что, «да ладно, можем крестить тогда и в лютеранстве спокойно, ведь признается»... Ну, логика как бы на двойной гражданстве. И вот тут это оказывает медвежью услугу, я бы сказал, когда люди даже не утруждаются понять, что есть все-таки полнота истинная, а есть ее умаление, ее искажение. То есть многие даже так вопрос серьезно ставят для себя.

К. Мацан

— А для вас как для пастыря, вот если есть семья, где, допустим, мама — русская, православная, папа — норвежец, лютеранин, рождается ребенок и встает вопрос, в какой церкви его крестить, и, с одной стороны, семья живет в Норвегии, и, казалось бы, что можно, было бы логично ребенка крестить в лютеранстве, и, может быть, для какого-то семейного благополучия, согласия это и правильнее, а с другой стороны, получается, что не то, чтобы вера предается, но как-то выносится за скобки — православная вера второго члена семьи. Что вы как пастырь в такой ситуации советуете?

Священник А. Волохань

— Ситуации бывают различные. Ну конечно, там, где за этим мужем, отцом ребенка, детей целая семья, здесь же проживающая, где они это видят еще и в перспективе конфирмации, которая лет в 15, где это торжественно все, где в национальных костюмах собираются, где это общесемейное торжество, то тут уж трудно, конечно, оказывается переубеждать и убеждать. Здесь, по сути, вот как у нас сейчас тенденция, чтобы не решать за человека. Хотя я считаю, что священник, как, скажем, лечащий врач или тот, кто ощущает за некий существенно значимый стандарт в жизни, будь это космические объекты, будь это в плане космические аппараты, или же то, что сейчас особенно часто вспоминается в области медицины, все эти сложные приборы искусственной вентиляции легких и чего угодно... Священник не может так поставить себя в стороне и просто сказать: «Ну, ваш выбор, вы там, уж, решайте». Конечно, я даю некое такое экспертное заключение, компетентное, но этот совет — он именно, естественно, имеет свои вот эти пределы, где выше головы не прыгнешь. То есть, как на Востоке говорили, можно привести лошадь к воде, но не заставить ее пить. Здесь мы даем эту возможность. Но, я считаю, именно должны дать понимание, как это видится с экклезиологической точки зрения, в этом ракурсе, в этом аспекте. Иначе просто священническое служение — это будет просто действительно кропило-кадило, как карикатурно изображали это в советское время и последующие какие-то... Вот. Я даю совет, ну, конечно, исходя из ситуации, но объясняя, что лучше сделать так. И, кстати, очень часто муж соглашается, норвежец, на это крещение, хотя не без последствий, потому что потом порой они передумывают, когда узнают, что все-таки конфирмации, получается, не будет их вот этой заветной, которая общепринята, укоренена в традиции, собирает семью. И вот это вызывает сложности. Я теперь уже, когда даю советы, муж соглашается, я говорю: «Ну вы понимаете, что это без конфирмации той самой, которой у нас нет?». Вот здесь совет-то дать, получается, непросто, но нужно, я считаю.

К. Лаврентьева

— Отец Александр, я несколько минут назад вас пытала по поводу того, какие аргументы побуждают лютеран перейти в Православную церковь. Когда я сказала о рубеже между мирянином Александром, вами, и священником Александром, пастырем Божиим, вы, как это ни странно, и, наверняка, это совсем не странно, назвали рубежом не столько рукоположение, сколько само крещение.

Священник А. Волохань

— Да.

К. Лаврентьева

— И вот очень хочется мне задать вопрос: а что человек приобретает в православии? Что он находит в Церкви? Конкретно вы — что вы нашли в Церкви того, чего не нашли бы нигде и никогда? Несмотря на всю радикальность этого вопроса, актуальность его не меняется. Что вы нашли в Церкви для себя тогда, принявши крещение и открывши для себя христианство?

Священник А. Волохань

— Ну, конечно, самое очевидное, и, в данном случае, я просто это же и выражу, наша вера — она теоцентрична, в центре — Бог. Как говорит Блаженный Августин, Бог создал нас для себя, и не успокоится сердце наше, пока не упокоится в Нем. Это очевидно, да. Тертуллиан говорил: «Каждая душа, по правде — христианка». Конечно, Бог. Я бы добавил к этому: в ходе своих исканий, особенно через период интереса к произведениям философов, я понял, что, как вот когда-то кто-то, проповедник, выразил эту мысль, недостаточно знать формулу воды Н2О для того, кто жаждет в пустыне и может погибнуть, ему нужна сама вода. Вот в какой-то момент ты понимаешь, что должна быть — что? — сила Божия ко спасению, как мы это читаем в Священном Писании. И это насущно необходимо. Конечно, человек встречает Бога, конечно, это вот тот самый существенный поворот — вот это «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом», как говорит апостол Павел, которое для тебя вот именно — источник воды, текущей в Жизнь Вечную, как говорит Господь. Но это я говорю именно из своего опыта, в том числе, и нахожу этому вот осмысление, параллели в изречении, в Священном Писании. Поэтому для меня... Но я не сказал бы, что священство оказалось как-то менее значимым в сравнении с крещением, это было бы неверно. Я бы добавил даже по аналогии, когда у нас ведется дискуссия, или раньше межконфессиональная дискуссия о том, в какой момент в таинстве евхаристии мы говорим о том, что хлеб и вино прилагаются нам с Телом и Кровью Христовой, и правильный ответ — вот когда Он собирает все воедино и говорит, что каждый момент значим, и непросто выделить и обозначить как бы. Здесь, в жизни, точно так же. Ну, без рождения по плоти мы бы и не говорили о втором рождении. Без второго рождения, когда человек не становится частью Тела Христова, полноты, наполняющей все во всем, конечно, ну о каком священстве можно было бы говорить! Для меня было очень... Я с огромным трепетом... Вот первая хиротония как раз дьяконская, которую вот совершал тогда митрополит Кирилл Смоленский и Калининградский, она была больше, может быть, таким испытанием, что ли, сотрясением основ для меня, как на Синае или, не знаю, на Фаворе — в плане, что я испытал до самых, наверное, глубин какой-то священный трепет. И это была огромная, огромная перемена в жизни. И той же окрыленностью... Хотя ей сопутствовала вот эта методичная, то, что, может быть, я назвал бы рутиной... Все расписано, есть устав. Но это не умалило высоты той задачи, которую священник призван совершать, хоть он в одном городе, хоть он во многих служит.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эту беседу, отец Александр, за потрясающий экскурс в Норвегию, в ее культуру, в тот маленький кусочек... Маленький — потому что, конечно, намного больше всего можно было бы у вас спрашивать, и вы могли бы рассказывать часами, наверное, про  ту страну, в которой вы живете. Но мы надеемся, что не последний раз на волнах радио «Вера» мы с вами встречаемся, и продолжим эти беседы. Спасибо еще раз огромное!

Священник А. Волохань

— Спасибо огромное!

К. Мацан

— Сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер» был священник Александр Волохань, настоятель прихода Святой Благоверной Княгини Анны Новгородской в Тронхейме, в Норвегии. На связи с нами также была моя коллега и соведущая Кира Лаврентьева. У микрофона был я, Константин Мацан. Спасибо, до свидания!

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное!

Священник А. Волохань

— До свидания! Спасибо вам большое, спасибо! Надеюсь, до новых встреч!