
В нашей студии были ответственный по вопросам семьи, защиты материнства и детства Московской епархии священник Александр Насибулин и его супруга Анастасия.
Мы говорили о пути отца Александра к священническому служению, почему этот путь был неразрывно связан с семьей и как супруга поддерживала его в этом выборе.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Кира Лаврентьева...
К. Лаврентьева
— Добрый вечер.
К. Мацан
— И я, Константин Мацан. И сегодня у нас в гостях семейная пара. Священник Александр Насибулин, ответственный по вопросам семьи, защиты материнства и детства Московской епархии, и матушка Анастасия Насибулина. Добрый вечер.
Иерей Александр
— Добрый вечер.
А. Насибулина
— Здравствуйте.
К. Мацан
— Очень неожиданно именно то, что у нас сегодня два человека у нас в гостях, потому что, я напомню нашим слушателям, в этих программах, беседах, которые мы с Кирой устраиваем на радио «Вера», мы говорим со священником о пути к вере и в вере. Потому что существует такое представление, что священниками рождаются, а не становятся. Вот мы стоим в храме, видим человека в облачении, на амвоне в епитрахили и нам кажется, что он, вот ему на роду было написано быть священником. На самом деле очень часто, как мне кажется, во всяком случае, это путь, это путь выбора, это путь иногда сомнений, преодоления, и человек какое-то решение принимает, что я хочу быть служителем алтаря. И вот о том, как этот путь складывается и как те вопросы, которые у него возникают, могут быть экстраполированы в принципе на любой духовный путь, любого нашего радиослушателя, нас с вами, вот об этом мы хотели бы сегодня поговорить. А то, что у нас в гостях два человека, уже создает интригу — то есть каким-то образом, видимо, путь к вере, в вере к священству неотделим здесь от темы семейной, от мысли семейной — вот об этом сегодня поговорим.
К. Лаврентьева
— Когда мы говорили с отцом Александром о его возможном участии в нашей сегодняшней программе, он сказал, что без матушки он вообще не может говорить о пути к священству, и это меня очень сильно удивило и поразило. И сегодня у нас такая исключительная программа, как сказал Костя, потому что путь к священству мы всегда все-таки привычно ведем с одним гостем. А сегодня у нас батюшка и матушка, и все это сразу очень интригует уже заранее. Отец Александр, а как вы познакомились, как вы шли к вере? И, видимо, это очень тесно связано с матушкой.
Иерей Александр
— Ну действительно для меня моя матушка стала путеводной звездой, как в моей прогрессирующей вере, так и на пути к священству. Потому что матушка из многодетной семьи отца Андрея Юревича небезызвестного, и она воспользовалась советом одного известного миссионера, отца Андрея Кураева, который в то время предлагал семинаристам искать себе жен в каких-то различных местах, заниматься миссионерством. И потом уже выходить за верующих православных христианок. Так случилось и со мной, потому что матушка много мне рассказывала о вере. Я помню, когда мы гуляли и только начинали встречаться, то у нас заходили вопросы о Духе Святом, и для меня это было совершенно поражающее открытие, вообще все вот эти темы, вопросы, я задавал свои вопросы ей, она на них умело отвечала, подсовывая мне книжечки по семейной психологии христианской, я их с радостью читал, потому что был в нее очень влюблен. И это нам очень помогло как в семейной жизни, так и вот на некоем пути веры, потому что эта вера постепенно возрастала. И как-то раз меня один батюшка спросил: что для тебя в первую очередь священство или супружество? Очень интересный вопрос...
К. Мацан
— Так.
Иерей Александр
— Я тогда замялся, не смог ответить на него, но долгое время размышлял, наверное, даже несколько лет у меня это внутри сидело. И сейчас я нашел ответ на этот вопрос. Матушку нельзя сравнивать ни с чем, это нулевая степень родства между мужем и женой, то есть они вместе идут на этот путь священства. И неслучайно перед тем, как человек становится священником, то беседа такая исповедническая, она происходит не только со священником будущим, но и с будущей матушкой, то есть это очень важный такой аспект. И вот перед тем, как стать священнослужителем, вы знаете, что молодой человек снимает кольцо. На мой взгляд — но это мое частное богословское мнение, — это не очень верная традиция. Потому что кольцо, которое носит муж, что оно означает? Оно означает, что тебе принадлежит жена, да, то есть всю жизнь муж носит кольцо жены, в древности кольцо мужа было золотым, а кольцо жены серебряным, когда они обменивались кольцами, то муж носил кольцо жены, как, знаете, принадлежности: она подарила мне себя. А тут вдруг почему-то у меня ее как бы отнимают...
К. Мацан
— А мне всегда казалось наоборот, что не жена мне принадлежит, раз ее кольцо ношу, я ее собственность.
Иерей Александр
— Обратно это тоже работает, то есть и жена тоже мне принадлежит. То есть надо либо ее кольцо снимать, что отныне я не ей только принадлежу, но в большей степени Церкви, да, как это обычно объясняется, либо же обоим снимать кольца, либо вообще их не снимать. Кстати говоря, когда мы едем в страны зарубежные, то всегда там я свое кольцо надеваю. Потому что там традиции такой, ну не везде она существует, и соответственно, когда видят священника без кольца, который гуляет с женой и стремя детьми, ну наверное, задаются вопросом, что это монах, значит, делает вот в такой семье. Женатые священники не снимают кольца по традиции.
К. Лаврентьева
— Отец Александр, а как вы шли к вере до встречи с матушкой? Я понимаю, что матушка помогла вам сделать очень большой рывок в этом вопросе. А как было до встречи с ней, какой был ваш путь один на один с Богом?
Иерей Александр
— Ну действительно, многие сразу, как только узнают, что ты священник, спрашивают: а где у тебя служит отец, да, твой папа. Я из невоцерковленной семьи, но я из очень хорошей семьи — то есть как-то Господь так сделал, что у меня семья полная, и это очень много значит. То есть для меня вот авторитет отца, внутрисемейные отношения между родителями, они, наверное, были неким фундаментом веры, то есть я изначально видел вот, что такое добрые отношения и что такое любовь, не эгоистичная, а вот любовь действительно жертвенная. У нас в семье как-то все это было, наверное, от бабушек передалось, потому что помню, бабушка, меня, конечно, в детстве в храм водила. Слава Богу за наших бабушек, которые действительно спасли во многом веру, сохранили и передали ее уже пусть не своим детям, но своим внукам. То есть для меня вот эти детские воспоминания, вот эти, храма, они в сердце живут. И в детстве Господь послал на моем жизненном пути моего лучшего друга, Антона, с которым мы познакомились во дворе, который учился в православной гимназии. И просто из общения с ним я постигал первые основы веры. То есть он мне рассказывал о Боге, о бесах — это было такое детское восприятие...
К. Мацан
— Хорошие у вас темы были для общения.
Иерей Александр
— Да, ну были и другие, конечно, но здесь мы о них говорить не будем. И он меня очень долго зазывал учиться в прекрасную православную гимназию, которая была у нас, в маленьком нашем городочке, Лесосибирске. Я как-то всерьез не воспринимал эти все позывы, потому что о православной гимназии у нас в городе ходили ну не самые приятные слухи, что низкое качество образования, как это обычно бывает и прочее. Но несколько лет как-то все эти вопросы зрели. И вдруг в какой-то момент Господь подтолкнул мою маму на то, чтобы меня в эту православную гимназию перевести. Это было совершенно удивительное событие. Это был 8 класс. То есть чтобы моя мама вдруг так вот просто взяла и в какую-то непонятную гимназию перевела — ну это действительно было некое чудо Божие. То есть Господь, видимо, как-то священника избирает: не вы Меня избрали, но Я вас избрал, — вот я это избрание чувствовал, наверное, действительно с самого детства. То есть Господь как-то постепенно-постепенно вел. И на этом пути очень важно просто быть с открытым сердцем. То есть Господь тебе что-то предлагает, если ты идешь по этому пути с открытым сердцем, то и Господь начинает творить вот эти чудеса, то есть Господь начинает тебя вести. Я думаю, что это с каждым человеком происходит, просто некоторые ну как-то свои сердца держат закрытыми, больше, может быть, полагаются на себя. У меня была некая вот такая черта — не знаю уже откуда, наверное, вот такое что-то врожденное, может быть, опять же от родителей, — то есть я умел доверять. Да, вот поскольку семья, может быть, полная, отец, то есть у меня вот это чувство доверия, оно всегда сохранялось. И когда Господь что-то предлагал, я с открытым сердцем бросался, с радостью...
К. Лаврентьева
— А как вы понимали, что это Господь предлагает?
Иерей Александр
— Я тогда еще не понимал, наверное. То есть это я понимаю уже сейчас, в процессе, когда прошло время. А тогда это был просто какой-то некий...
К. Лаврентьева
— Путь.
Иерей Александр
— Добрый посыл, это был путь. И ну просто откликался на него так, как вело сердце.
К. Лаврентьева
— То есть со скольки лет вы поняли, что хотите стать священнослужителем?
А. Насибулина
— Батюшка этого не понял, по-моему, вообще, пока не стал священником.
Иерей Александр
— Да, то есть мыслей о священстве у меня не было еще в то время. Это был просто путь познания веры, путь познания Христа: Кто Он такой, где Он там прячется за церковной завесой. И я когда перешел в православную гимназию, там надо было обязательно ходить в храм, мне все это внешнее совершенно не было близко. То есть меня тошнило от запаха ладана, я помню, в храме. Мой друг Антон сказал мне о том, что во время возгласа: «Оглашенные, изыдите!» есть древняя практика, если ты не причащаешься, можно из храма уходить. И мы обильно пользовались этой практикой, то есть мы сразу же из храма убегали и шли гулять.
К. Лаврентьева
— То есть это в середине литургии, получается.
Иерей Александр
— Ну да. То есть мы не причащались, не готовились к причастию. Ну может быть, где-то даже и специально. Ну то есть было некое вот такое восприятие. То есть служба даже мне сама по себе понравилась не сразу, богослужение. Потом меня, как человека, который хорошо учился, пригласили в алтарь, — и я испугался. Вот почему-то для меня вот это сакральное вот некое ощущение, что там происходит что-то, к чему нельзя просто так прикоснуться, оно тоже где-то в сердце жило. И через какое-то время к нам приехал архиерей, и вот тогда меня, помню, в нашем большом Крестовоздвиженском соборе было удивительное богослужение, тогда меня действительно все это поразило, зацепило как-то внутренне. И я уже пошел сам умолять, чтобы меня взяли в алтарь. Вот был какой-то такой момент. Ну и потом началась обычная алтарническая жизнь, со своими трудностями, переживаниями, с трепетом. То есть это был действительно какой-то новый удивительный мир, когда ты вот попадаешь туда. Когда ты служишь Бог уже не только в некоем предстоянии, но и в действии, то ну это что-то другое. И я с радостью, конечно, постигал всю эту новую для себя такую науку. Ну а потом на горизонте появился Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет. Потому что у нас некоторые ребята уже там учились. Моя будущая супруга уже на тот момент тоже училась в Москве, в Российском православном университете. И они очень много говорили, рекламировали все эти вузы, с тем чтобы туда перейти. Но мне, честно говоря, просто понравилась формулировка: магистр богословия. Как-то меня зацепило это, я думаю: это круто — быть магистром богословия. Я не предполагал, что за этим стоит, какие там будут предметы — греческий язык, значит там, апологетика, — все это было что-то неизведанное, но я поехал. И это был тоже элемент чуда, потому что родители как-то очень свободно на это согласились. То есть там невоцерковленные на тот момент совершенно родители, мама до сих пор мне говорит: я своими руками отвезла тебя в Москву, — вот что-то такое. Ну и в тот момент, когда я поступал, я тоже не собирался быть священником. Вот мы с матушкой тоже обсуждали эти моменты. То есть всегда я думал, что буду преподавателем, что, может быть, да, задержусь где-то в вузе, буду преподавать, мне это было интересно. И когда меня вдруг родственники подкалывали, что: о, священником будешь! — я всегда как-то отнекивался. Почему-то. Ну может быть, внутри это не было для меня постыдным чем-то, стать священником. Но поскольку родственники все далеки от Церкви, от веры, то ну всегда я как-то некую дистанцию такую держал: нет, священником я не буду. А внутри про себя думал, что ну там исполнится 30–33 — вот канонический возраст, — тогда подумаю. А до этих пор, ну еще я молодой, думать об этом негоже. Хотя предложения, конечно, поступали. Когда ты молодой человек и оказываешься в Церкви, то тебя сразу пытаются, в хорошем смысле, завербовать.
К. Мацан
— Священник Александр Насибулин, ответственный по вопросам семьи, защиты материнства и детства Московской епархии, матушка Анастасия Насибулина с нами в программе «Светлый вечер». Матушка, хочу вас спросить. Вот, собственно говоря, начал отец Александр свой рассказ о пути к священству с рассказа о вашем знакомстве. А знаете, я как-то встретил в одном книжном магазине книжку, которую написала, если я не ошибаюсь, вдова философа Николая Бердяева, книжка называлась так: «Жена философа: профессия». Вот насколько жена священника — это профессия. Спрашиваю еще и потому, что мы часто спрашиваем священников, вот, собственно, о том, с чего я начал: а было ли на роду у вас написано быть священником? И неслучайно отец Александр упоминает, что у всех естественная реакция: а где ваш папа служит, наверное, династия. Вот вы дочка священника, и в этой же ситуации кажется вполне логичным, что у вас и супруг священник. Кажется, что для дочки священника другого варианта быть даже не может — ну а где еще искать супруга, как не среди будущего духовенства. Это так или не так?
А. Насибулина
— Ну нет, для моей жизни, для моей судьбы это было совершенно нелогично. Я, мне кажется, никогда не мыслила себя как матушка, я такая девушка с норовом всегда была, очень свободолюбивая. И когда мы познакомились с Сашей, будущим отцом Александром, то тоже речи о священстве не шло. Когда мы уже были женаты, у нас возникали вопросы, как-то так, гипотетически, мы их обсуждали: а что, если... Но вот речи об этом не заходило. И я не скажу, что я прямо мечтала. Насчет того, что это профессия — действительно, матушкой нужно быть, это не просто жена кого-то, какого-то человека...
К. Мацан
— Не просто жена батюшки.
А. Насибулина
— Да. Это действительно. Это, во-первых, должно быть колоссальное смирение —то чего мне никогда не хватает, наверное, это должно быть четкое понимание, что действительно у твоего мужа теперь не ты на первом месте. Всегда. И мне кажется, по-хорошему, матушка все-таки должна быть матушкой на приходе. Ну для меня всегда пример моя мама. Я считаю, что я еще так себе матушка, а моя мама — это действительно, ну знаете, это как батюшка в женском роде. То есть любая женщина к ней может подойти, задать какой-то там нереально сложный свой женский вопрос, с которым к батюшке, к мужчине, сложно подойти, и мама всегда поможет и духовно наставит, и будет вести духовно.
К. Лаврентьева
— Матушка, ну тут нужно еще пояснить для радиослушателей, что ваши родители — это действительно какой-то такой уникальный случай.
А. Насибулина
— Ну это очень хороший случай.
К. Лаврентьева
— Мы часто с Костей, когда говорим об отце Андрее на наших программах, мы напоминаем о фильме «Свидетельство любви», режиссером которого является Наталья Боцман, наша хорошая знакомая. И дело в том, что отец Андрей и матушка, они же удивительно любят друг друга. Это действительно, мало того, что они любят друг друга, они и не скрывают этого, они несут это людям, прихожанам, всем тем, кто их окружает. И понимаете, до такой степени редкая история, когда люди до такой степени, священник и матушка, культивируют — я прошу прощения за это слово, — но культивируют действительно семью. И сейчас, наблюдая за вами, я вижу то же самое. И что это, традиция, которую вы взяли от ваших родителей? Или это просто так вот случилось, что вы любите друг друга и несете это, не скрываете, не затираете как-то за облачением вашего мужа?
А. Насибулина
— Я вам скажу, что за этой любовью, конечно, стоит огромная работа. Работа постоянная. Нельзя просто взять там, годик поработать как следует, и будет накатанная жизнь.
К. Лаврентьева
— Ну это как в любой семье.
А. Насибулина
— Да, естественно. Но это работа, она же еще и в Боге ведется, что улучшает ее эффективность, скажем так. То что родители никогда не скрывали свой любви — для меня это большой пример, да. И мы с батюшкой тоже как-то не стараемся ее скрывать, надевать там...
К. Лаврентьева
— Строгие лица.
А. Насибулина
— Строгие лица, что батюшка, матушка. Батюшка может меня обнять, поцеловать при всех. Мне это безумно нравится.
Иерей Александр
— Ну наверное, это нормально, мы же муж и жена. То есть пример отца Андрея и матушки Ольги — это огромный вдохновляющий пример. Когда я впервые попал в их дом, то здесь миссионерство ну как бы делом, жизнью, то есть ничего говорить не нужно, ты попадаешь совершенно в другую атмосферу: действительно малая Церковь, — ты заходишь, и ты просто греешься вот от этого очага. Вот для меня это было удивительно. То есть опять новый какой-то мир интересный. И, конечно, когда тоже создал свою семью, тебе хочется к этому стремиться. То есть ты через все преграды, через трудности, которые возникают в жизни обычной семьи, но из-за того, что примера нет, к чему как бы стремиться, может быть, многие опускают руки в какой-то момент. Потому что у нас с матушкой вот 19 июля как раз было 10 лет со дня свадьбы как раз, со дня венчания.
К. Мацан
— Поздравляем вас.
Иерей Александр
— Спаси Господи. И за эти 10 лет, конечно, было многое. То есть многие так думают тоже, что семья священника — это ну что-то очень благостное: цветочки, ромашки, улыбки. Нет, бывает, и посуда бьется, и где-то и голос повысишь, и просишь прощения, конечно, потом. И вот, наверное, этим отличается, что просишь прощения. Как апостол Павел говорит: «Солнце да не зайдет во гневе вашем». Всегда стараешься вот, чтобы в рамках одного дня успеть поругаться и помириться. Вот как-то идешь, склонив голову, миришься. И это очень радостные такие моменты, которые тоже наполняют жизнь.
К. Мацан
— Вот меня очень заинтересовал ваш, отец Александр, рассказ о том, что вот матушка Ася в каком-то смысле вас в вере ну наставляла. Потому что, видимо, с детства, матушка, вы были просто ну более опытным в религиозном плане человеком. А нет ли здесь какой-то, ну если угодно, такой вот тоже проблемы, не знаю, семейной иерархии? Казалось бы, получается, что вот в плане веры, если так совсем огрублять, лидирующие позиции у жены...
А. Насибулина
— Были. Тут ключевое слово «были».
К. Мацан
— Были. А тогда расскажите, как это начиналось и как это менялось. И как это в итоге пришло, ну если я так понимаю, пришло, в нужный баланс.
Иерей Александр
— Ну тут, наверное, матушке слово, которая смогла умалиться так вовремя.
А. Насибулина
— Ну мне кажется, да, у нас были действительно проблемы. Я еще немножко батюшки старше, поэтому начинали мы с такого конкретного дисбаланса в плане того, что было дано. Но очень помогали две вещи. Первая — это, конечно, Бог, и то, что ты читаешь в Евангелии, в Посланиях о том, как должна себя вести жена и где она должна стоять, да, в своей позиции. И второе — нам действительно очень помогли всякие книжки по семейной психологии христианские. Мы их очень много успели прочитать до свадьбы — это прямо такой вот буфер, такая подушка безопасности, которая до сих пор в кризисах очень часто нам помогает. Ну и, как ни странно, меня спасло то, что у нас сейчас трое детей, и двое младших, они родились практически подряд. Меня, видимо, Бог просто Сам умалил и поставил на свое место. Потом мой весь гонор, он весь сбился из-за того, что я села дома, и я начала забывать слова, заговариваться. А батюшка в это время рос просто гигантскими темпами. Поэтому сейчас, мне кажется, у нас очень хороший баланс, вообще никаких вопросов ни про возраст, ни тем более про веру, вообще никаких вопросов нет.
К. Лаврентьева
— Знаете, несмотря на то что я дружила крепко с вашими родителями уже очень с давних времен, вас, матушка, я не видела ни разу до тех пор, пока однажды мы с вами не встретились в одном большом небезызвестном магазине. Вы этого, сто процентов, не помните, потому что я думаю, что таких, как я, бегущих за благословением, встречается много на вашем пути.
Иерей Александр
— Я помню этот момент. Сейчас вы сказали, я вспомнил.
А. Насибулина
— Я просто тогда не знала, что это вы.
К. Лаврентьева
— Да, я вас узнала по фотографии. И подошла, взяла благословение у отца Александра. В общем-то, мне хотелось как-то вас поприветствовать. И что меня поразило: радость, она не покидала вас. Внутренняя радость от общения и внутренняя радость каждого из вас, она присутствовала даже вот в этот момент, когда вы были окружены каким-то заботами, покупками, корзинами, и все это было так по-житейски и так по-бытовому. Тем не менее дух, дух, тот самый дух, который так нужен каждому из нас, он присутствовал с вами. И что я хочу спросить. Буквально вчера мне посчастливилось прочитать статью отца Федора Бородина замечательного, который, один из немногих, довольно часто поднимает проблему священства именно в плане семейной жизни. То есть он говорит о том, что священники до такой степени загружены, что им не хватает времени на жену и детей, им не хватает времени на семейное времяпрепровождение. Но мы смотрим сейчас с Костей, что и вы, отец Александр, очень загружены: то есть вы ответственный по вопросам семьи, защиты материнства и детства Московской епархии, вы настоятель двух храмов, то есть это колоссальная нагрузка. И при этом вы умудряетесь уделять время друг другу. Где этот баланс, как его найти?
Иерей Александр
— Я вот, пожалуй, у меня этот вопрос только сейчас и встал на самом деле, когда я стал настоятелем двух храмов, когда я стал ответственным за вот эту комиссию очень важную. До этого времени Господь постепенно как-то взращивал. Вот тоже удивительно, как Господь осторожно с нами обращается, дает по силам. Когда я только стал священником, я был, по-моему, шестым священником на приходе — это Спасский храм поселка Андреевка, которому я безмерно благодарен, где я трудился шесть лет под руководством иеромонаха Николая (Летуновского). И я там воспитывался действительно, варился в каких-то проблемах, заботах. Но когда ты только становишь священником, то это как первая влюбленность — то есть Господь тебе дает очень много благодати на то, чтобы все покрыть, все трудности. Потому что есть такая закономерность: в первые годы священства, вот у меня это были первые три года, случалось такое, чего не случалось со мной больше никогда вот за время моего служения. То есть я помню свою первую Пасху. Обычно для нас Пасха это какая-то великая радость, и ты вообще переживаешь, весь в ней находишься, Воскресение Христа славишь. А тут нас поставили на исповедь — была такая не очень хорошая практика в нашем храме, от которой мы потом отошли, но в тот года она была, когда я только стал священнослужителем. И, значит, меня поставили на исповедь. И вот Часы Пасхи, все бегают радостные, «Христос воскресе!» там кричат. А ко мне подошел такой человек — с грехами, с таким грузом, ну я вообще больше такого никогда не видел в жизни своей. То есть вот он подошел, и, ну наверное, в тот момент это было нужно, как некое, может быть, испытание, ну помню, меня все пришибло там, и я там и остался с этим человеком. И затем, по истечении какого-то времени, я стал ответственным за крестильный храм, там мне уже доверили созидать общину. То есть там как бы все постепенно тоже развивалось. Ни за какие бумажки, чего у нас, к сожалению, очень много, отвечать не приходилось, только работать с людьми. И мне это было очень радостно. Потом меня назначили настоятелем маленького храма, то есть постепенно начались какие-то бумажные, ну и сейчас уже большой храм, комиссия, все прочее. До этого момента, вот эти шесть лет — это была такая духовная весна, мы с матушкой всегда были вместе, всегда находилось время чтобы побыть вместе, ну по большому счету, мне так кажется. И мы уделяли этому достаточно серьезное внимание. То есть всегда у нас были дни, семейные поездки, выезды, паломничества — то есть мы старались этому уделять какое-то время. Матушка со мной первое время ездили на требы, чему многие священники очень удивлялись, скромненько либо ждала меня на лавочке, либо пела — вот по домам когда ездишь причащать, освящать квартиры. Отец Андрей еще нас учил, что очень хорошо ездить вместе, чтобы люди видели пример семьи, любви, и как-то тоже...
К. Лаврентьева
— И верности.
Иерей Александр
— И был некий пример в этом отношении. И сейчас такая проблема стоит. Потому что очень много времени, как мы ни пытаемся это время двигать, ну пока не очень, может быть, где-то удается. У нас на приходе есть тайм-клуб, действует, мы учимся управлять временем — очень важная, как оказалось, наука. Но, в общем, пока что мы в процессе, то есть я не могу ответить до конца на этот вопрос. То есть сейчас бывают моменты, когда семейного времени нам не хватает. Да, матушка?
А. Насибулина
— Ну надо просто переформатироваться.
Иерей Александр
— Да.
А. Насибулина
— Мы в процессе того, чтобы найти свой вариант. Потому что времени действительно становится мало, и это значит, что оставшееся небольшое время надо проводить качественно, чтобы его хватало сполна.
Иерей Александр
— Ну мы в поиске, потому что необходимо это время, то есть искать его необходимо.
А. Насибулина
— В поиске действительно. Но нас спасает лето: мы по-прежнему, как и раньше — мы ездили вместе на требы вдвоем с батюшкой, то теперь мы берем всех троих детей, мы с ними ездим в наши сельские храмы, мы там ночуем где-то. И потому что времени мало, чтобы его хоть как-то немножко вместе проводить.
К. Лаврентьева
— Священник Александр Насибулин, ответственный по вопросам семьи, защиты материнства и детства Московской епархии и матушка Анастасия Насибулина, сегодня проводят с нами этот «Светлый вечер». Мы вернемся через несколько секунд.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. У нас сегодня в гостях священник Александр Насибулин, ответственный по вопросам семьи, защиты материнства и детства Московской епархии и его супруга, матушка Анастасия Насибулина. В таком необычном для нашей программы составе мы говорим о пути отца Александра к священству. И вот как раз, мне кажется, сейчас мы к этой теме подходим. Мы часто задаем гостю вопрос о священстве такого порядка: что вот живет человек, вот он христианин, вот он крещеный, получил образование, но пока о священстве не помышляет — и вдруг этот помысел, этот порыв приходит, какое-то человек начинает чувствовать, наверное, призвание. То есть возникает, видимо, понимание, что в жизни есть какая-то, ну если угодно, лакуна, какое-то свободное пространство незаполненное — в духовной жизни, вообще в жизни, — которое следует заполнить именно священством, вот без этого не будет полноты. И вот так именно человек чувствует, что вот есть этот шаг, который нужно совершить, и тогда как-то цепочка будет завершена. Но мы обычно об этом говорим, скажем так, в биографическом плане человека одного, а у нас сегодня семья в гостях. А вот для семьи это тоже так же переживется? То есть что это, какое-то, не знаю, семейное ощущение? И на каком-то семейном совете вот супруги принимают решение или как-то понимают, что да, вот мы готовы, как вы сказали, вместе готовы по этому пути идти, и без этого, без того чтобы наша семья была священнической семьей какой-то, мы, не знаю, полноты не достигаем или что-то упускаем? Как это было у вас?
Иерей Александр
— Знаете, для меня это было, наверное, наоборот.
К. Мацан
— Так.
Иерей Александр
— Наверное, действительно у многих происходит так, как вы это говорите. У меня никакой пустоты внутри не было. То есть, наоборот, я был переполнен. То есть Господь с самого детства обильно благословлял многими дарами, то есть начиная там вот с семьи, с супружества. То есть жену я тоже себе не искал, ее Господь как-то подвел, сказал: вот тебе вот этот прекрасный подарок, бери. Для меня священство было неким призывом, в котором я почувствовал, что я должен от этого чувства благодарности Богу отдать себя, свою жизнь. Потому что, наверное, неслучайно Он столько мне давал. И действительно просто получилось так, что в какой-то момент мне позвонил настоятель нашего храма — я лежал с температурой дома, на Крещение Господне. И он позвонил и прямо по телефону сказал, что вот я хотел бы — а я оканчивал как раз пятый курс миссионерского факультета православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, — и будь священником в нашем храме. И для меня это был шок. Я сказал, что до этого предложения поступали, я к ним достаточно серьезно не относился.
А. Насибулина
— Если честно, батюшка сразу мне все это рассказал, и мы час, наверное, просто сидели смеялись нервно и говорили: да нет, да что, да ха-ха, хи-хи. И вдруг потом батюшка начал об этом серьезно рассуждать. И я первое время прямо испугалась.
Иерей Александр
— Может быть, да, где-то стало страшно. А потом решили на волю Божию положиться, и я пошел к своему духовнику, к отцу Андрею, и сказал: батюшка, ну помолитесь, как Господь откроет, пусть оно вот так и случится. Отец Андрей помолился, позвонил своему духовнику...
А. Насибулина
— Это была целая череда чудес, на самом деле...
К. Мацан
— Отцу Геннадию Фасту?
Иерей Александр
— Да.
А. Насибулина
— Для нас это был такие знаки свыше. Потому что отец Андрей, мой папа, отец Геннадий Фаст — они такие достаточно консервативные в этом вопросе люди, и они считают, что священник должен сформироваться как личность, и поэтому канонически он должен в определенный жизненный период, там не раньше скольки-то лет быть священником и так далее. И мы знали, что они очень к этому строго относятся...
Иерей Александр
— И надеялись, что они скажут: нет.
А. Насибулина
— И подумали, что они сейчас скажут: нет, нельзя. Мы пришли сначала к папе, отцу Андрею. Папа так сначала тоже смешно отреагировал. Потом сказал: ну, да, наверное, надо. Батюшка мой говорит: ну давайте тогда отцу Геннадию позвоним, только вы его сами наберите, объясните, кто я такой, а потом мне трубку дадите. Трубку ему так и не дали, потому что отец Андрей позвонил отцу Геннадию, отец Геннадий сразу сказал: надо рукополагаться. И последней каплей был звонок Сашиной, батюшкиной маме, которая на тот момент еще только начинала свой путь в воцерковления. И нам казалось, что мама точно скажет: ну какой священник, ты что сынок? И мама тоже совершенно смиренно сказала...
Иерей Александр
— Смиренно отреагировала.
А. Насибулина
— Сказала: да, хорошо. И для нас это был такой знак, такой прямо...
Иерей Александр
— Ну то есть тут уже все, благословение дано, ты его попросил, и назад уже пути нет. И все, и дальше все стремительно. То есть ты дал согласие, а дальше все стремительно развиваются события в подготовке. И это было тоже как-то чудесно и гармонично. Вот отец Андрей Кураев как раз об этом тоже, я помню, как-то говорил, что в молодости надо делать две вещи: жениться и становиться священником. Потому что потом включается рассудок, и это делать уже достаточно сложно — то есть приходить к этому, осмыслять. А здесь это был такой юношеский максимализм: то есть, Господи, Ты столько мне даешь, вот моя жизнь и она принадлежит Тебе, то есть я отдаю себя в Твои руки. Ну вот так.
К. Лаврентьева
— Отец Александр, а вот этот порыв доверия Богу, тот самый, когда вы шли к священству, что это было? Это был период неофитства или это свойство вашего характера? Потому что глядя на вас, у вас и сейчас так.
А. Насибулина
— Вот можно я скажу. Мне кажется, отец Александр, почему его Господь так любит, благословляет...
К. Лаврентьева
— Детское сердце совершенно, да?
А. Насибулина
— Да, у него абсолютно открытое сердце, он всегда готов, абсолютно всегда. Вот ну как говорил пророк Исаия: вот я, Господи, пошли меня.
К. Лаврентьева
— Тогда напрашивается следующий вопрос. А такое понятие как кризис веры, уныние, какие-то переходные периоды вот эти тяжелые, когда человек уходит от неофитства и начинает идти своим путем, они знакомы вам?
Иерей Александр
— Пока меня, слава Богу, все это обходит стороной. Потому что я стараюсь ко многому относиться с юмором. Вот мне кажется, что в Церкви очень ну достаточно не хватает улыбки в какие-то моменты. В Церкви очень много на глубине, вернее на поверхности скорее, заложено таких моментов, которые могут быть препятствием и искушением для человека. И когда вот эти розовые очки, они снимаются, человек видит все это, видит больных людей — Церковь это же врачебница, — и когда он видит больных людей, он понимает, что что-то здесь не так, и, наверное, я себе по-другому все это представлял, и он начинает потихонечку разворачиваться. Вот у меня этого не было. Потому что я старался на все реагировать ну с юмором. И есть такие моменты, ну как можно серьезно, знаете, реагировать, например, на священнические награды — вот для меня все время это некий веселый такой момент. Дали тебе шапку — и ты стал более таким, значит, благодатным священником. Ну то есть ну такие моменты, надо просто их воспринимать как некую часть какой-то игры. Потому что на глубине это ты и Христос. То есть ты приходишь в храм ко Христу, какие могут быть кризисы веры? Если ты ощущаешь цель своего прихода в Церковь, то кризиса быть не может, потому что ты стремишься ко Христу, а Он всегда открыт по отношению к тебе. И это не просто красивые слова. То есть если ты реально ощущаешь эту цель, все внешнее, оно отпадает. То есть все, кто-то что-то тебе сказал, в храме тебя толкнул. Такой, знаете, момент, я сейчас раскрою: я даже сам иногда боюсь некоторых православных христиан, потому что ну бывает, кто-то тебя так огреть может, а особенно если не знает, что ты священник. У священника есть огромный кредит доверия, конечно. Священнику очень сложно почувствовать, как оно есть на самом деле. Потому что как в том анекдоте. Машина, значит, проехала, там облила, двух бабушек. Одна говорит: ах ты, такой-сякой! Значит, выходит из машины батюшка. Другая говорит: благодать-то какая!
К. Лаврентьева
— Отец Александр, а если не говорить сейчас о церковном спецназе в виде бабушек, которые могут толкнуть, или огреть, или дать несколько резких рекомендаций, а говорить о более глубинных вещах. И я не прошу сейчас ну уходить в это, да, но хотя бы немножко коснуться. Ведь в отношениях с Богом иногда бывает сильное непонимание. И Бог, по Своему милосердию, может посылать какие-то испытания для укрепления человека. Это может быть какое-то охлаждение, я не знаю, ну святые отцы много об этом говорят, это ведь не секрет. Мы сейчас ведь касаемся не очень опасной темы, но она нужна. Ведь у верующих людей, которые годами ходят в храм, могут случаться очень серьезные кризисы. И как хорошо, как не упасть в эти кризисы или как преодолевать эти кризисы? Знакомо ли вам это хотя бы немножко? Если нет, то тогда мы просто закрываем эту тему и продолжаем разговор.
Иерей Александр
— Ну да, здесь, видите, я, наверное, человек духовно слабый, мне Господь дает по силам. То есть у меня пока что, слава Богу, таких серьезных кризисов не было. А те минимальные, которые были, они решались как раз в семье. То есть когда семья является действительно фундаментом твоей жизни, ты в ней находишь поддержку, ты с женой всегда можешь поделиться тем, с чем не сможешь поделиться с другими людьми. То есть священник в этом отношении достаточно одинокий человек. Есть многие моменты, которые он переживает внутри себя, он молится внутри себя. Он не может раскрывать тайну исповеди. То есть он варится как бы сам в себе и вот в своих отношениях с Богом. И прекрасно, когда рядом есть вот вторая половина действительно. Не случайно называется половиной тебя — то есть ты с ней можешь многим поделиться, да. Есть духовник, но ты до него не всегда доедешь, не всегда удобно позвонить и прочее. А жена, она всегда рядышком, она всегда выслушает, она всегда как некий буфер примет некое, ну может быть, гневное что-то, что внутри есть, с любовью отреагирует. И ну и ты стараешься так же принимать. Вот как-то это очень здорово, когда это есть.
К. Мацан
— Мне кажется, что вопрос про кризисы веры нужно задать матушке. Потому что человек из церковной семьи, хотя, если я правильно понимаю, отец Андрей будущий и матушка Ольга...
А. Насибулина
— В сознательном возрасте.
К. Мацан
— Ну когда вы уже родились, вы уже... То есть вы воцерковлялись вот вместе с ними и приходили к вере.
А. Насибулина
— Да.
К. Мацан
— Но все равно большой опыт в детстве церковной жизни есть. И нередко мы слышим о том, что человек, выросший в церковной семье. может быть, даже в каком-то смысле с более серьезным вызовом и кризисом может столкнуться. Потому что все тебе было дано по инерции, но ты должен пройти через точку, как говорят люди из таких семей, когда это станет твоим, когда вера станет не тем, что ты унаследовал от родителей, а тем, что ты сам пережил и решил: да, я верю во Христа. И тут неизбежны и кризисы, и переосмысление предыдущего и, может быть, несовпадение нового опыта и старого. Как это было у вас? У вас были в этом смысле кризисы веры?
А. Насибулина
— У меня кризисы были, они еще периодически и сейчас накрывают, но это, конечно, уже не так сильно. У нас у всех в семье были кризисы, естественно, где-то там верхняя граница переходного возраста. Слава Богу, родители к этому были готовы. И они разговаривали с нами на эту тему, и в какой-то момент с каждым из нас они устраивали серьезный разговор и говорили о том, что мы должны действительно сами принять Христа. Сами сделать этот выбор. Причем сделать его не просто в своей голове, а вот ну как бы официально, да, встать перед Богом и сказать об этом. Это очень много дало. Ну сейчас я с кризисами проще справляюсь, потому что у меня есть рядом батюшка. У нас такая степень доверия, что когда он стал священником, для меня это был такой праздник, в том плане, что наконец-то могу исповедаться, вот всю себя раскрыв...
К. Лаврентьева
— Это вообще удивительно: вы исповедуетесь мужу, получается.
А. Насибулина
— Я исповедуюсь мужу, потому что я и до священства фактически как бы ему исповедовалась. Ну естественно, это было не таинство, но он знал обо мне все. И, мне кажется, это нормально.
К. Мацан
— А какие сейчас кризисы веры, с чем это связано? Вот у матушки — мама троих детей, жена священника, — казалось бы, кризис веры должен пошатнуть вообще все, вообще всю жизнь, потому что все на этом строится.
А. Насибулина
— Ну может быть, они не кризисы, а какие-то сложности бывают. Ну это, знаете, это такое женское, бабье, когда ты беременная, и тебя накрывают гормоны...
К. Мацан
— Усталость. Все достало вообще.
А. Насибулина
— Да, мужа нет, и естественно, ты переносишь сразу свои эмоции с мужа на Бога. У меня это, к сожалению, вот в голове как-то завязано. Мне кажется, у многих женщин это завязано, отношение Бога и, например, отношения с мужем или отношения с отцом — что вот, он обо мне не заботится, и начинаются какие-то возмущения. Ну слава Богу, они разрешаются как-то хорошо.
К. Лаврентьева
— А у кого-то с мужа на детей переносится усталость.
К. Мацан
— Священник Александр Насибулин, ответственный по вопросам семьи, защиты материнства и детства Московской епархии, и матушка Анастасия Насибулина сегодня проводят с нами этот «Светлый вечер». А почему было сомнение и даже, может быть, некоторый такой иронический скепсис у вас в отношении священства — и у матушки, и у батюшки? Это было связано с тем, что вы просто, матушка, как дочка священника, видели все реалии жизни священника, насколько она непростая и такая подлинно жертвенная? Или просто это было такое, что это не наше, это не про нас. Просто, казалось бы, со стороны, ну кому как не дочке священника, ну скажем так, видеть вполне логичным то, что и супруг должен быть священником.
Иерей Александр
— Мне кажется, это было связано с возрастом в какой-то степени. То есть мы просто себе понимали канонические нормы, которые существуют касательно возраста. Я был еще человек молодой, неоперившийся...
А. Насибулина
— Это просто было неожиданно очень.
Иерей Александр
— Неожиданно в то же время и, наверное, связано во многом с этим. То есть я просто эти мысли откладывал на какой-то другой срок, потому что в это время были какие-то другие заботы, были другие мысли, была мечта заниматься каким-то миссионерством. То есть это не был уход от некоей церковной тематики — что я вот буду где-то работать и мне это достаточно. Я хотел быть миссионером, поскольку я оканчивал миссионерский факультет, мне это очень нравилось и было интересно. Вот думал куда-нибудь поехать в Китай. Ну потом мне отец Геннадий сказал, что у нас наш Китай здесь, в России — тут тоже много людей которые вроде бы верующие, но их еще просвещать и просвещать...
К. Мацан
— Но китайцы.
Иерей Александр
— Но китайцы, да. Поэтому вот, наверное, с этим это связано. И мне так кажется, что еще, может, быть одна вещь, с которой это было связано, с тем, что священник — мне казалось, что это нечто принципиально иное, что потребует от тебя полностью исказить свою личность. Вот есть ты — радостный молодой человек — и вдруг тебе надо стать каким-то другим. И слава Богу, я понял, что это было мое заблуждение. Хотя вот по некоторым ну вот да, вот такое прослеживается, да, то есть там человек становится священником, и он как будто меняется. То есть он меняется в лице, даже походка становится немножечко другой...
А. Насибулина
— Он меняется именно сущностно.
Иерей Александр
— Сущностно. Некоторые даже я слышал, сразу просят: матушка, ты меня теперь называй отец Александр всегда там, да. Ну такие вещи, на мой взгляд, они не очень верны, потому что ты остаешься тем же человеком. Господь не пытается изменить внутренне твою сущность, Он ласково тебя перенаправляет немножечко в другое русло, и все лишнее отпадает само собой. Я помню, когда только становился, значит, христианином, я приходил к духовнику своему, на тот момент отец Сергий Матюнин, и я ему говорю: батюшка, ну вот я слушаю рэп, вот такой у меня грех. Он говорит: да это не грех, вот хорошие вполне есть песни, — и начал мне какие-то группы даже перечислять, именно христианские, которые без мата, без какого-то вот такого негативного подтекста, поют вполне тексты о Писании и читают. И я тогда вдохновился очень этим. И сейчас как священник, тоже в моей жизни есть очень много вещей, которые, может быть, рядового человека, они удивят. Ну тот же рэп, например, я слушаю. Там тот же «Комба Бакх» есть прекрасная группа, «25/17» — ну в общем, можно перечислять, то есть есть прекрасные ребята, которые несут слово Божие. И тебе в этом смысле сущностно не надо как-то меняться, но тебя ласково, постепенно меняет Сам Господь. То есть какие-то интересы, которые были лишними, которые были не нужны, они постепенно сами тоже отошли.
К. Лаврентьева
— Отец Александр, это действительно очень важно, то что вы говорите, и очень здорово, что вам не пришлось себя личностно ломать. Но я хочу задать следующий вопрос: а насколько вам удается действительно, ну так, положа руку на сердце, честно, держать в своем сердце Церковь на первом месте? При такой тесной связи с матушкой. Действительно это очень здорово, благодатно, радостно и необходимо. Но я не могу не задать этот вопрос. Потому что это очень важно ведь иметь и отдельную комнату в своем сердце для отношений с Богом, для каждого христианина, а для священника и тем более, наверное.
Иерей Александр
— Вы знаете, я скажу, как это для меня преломляется. Лично для меня, может быть, у кого-то это по-другому. Я стараюсь всегда относиться к своему священству критично. Потому что как только ты становишься священником, ну я уже упомянул об этом, немножечко реальный мир, он как бы отступает. Потому что в храме тебя все ну как-то начинают возвеличивать, то есть все твои малюсенькие таланты вдруг они кажутся каким-то очень громадными, все начинают тебе аплодировать. То есть ты можешь просто поднять палец вверх — и все смеются, и это называется брутальный священнический юмор, и всем он очень нравится в церковной ограде. Ну это, наверное, неплохо, но надо просто понимать, что вокруг есть внешний мир. Я много лет преподавал в общеобразовательной школе, то есть мы приходили и вели нечто вроде закона Божиего, и называлось оно духовное краеведение, но мы в принципе говорили о разных вещах с ребятами. И я помню шок, когда я вдруг зашел и что-то пошутил тоже вот в таком роде, что-то очень такое легкое, как мне казалось, очень смешное такое, как батюшка любит обронить какое-то словечко — и тишина. И ты понимаешь, что с этими ребятами надо уметь пошутить, что надо уметь к ним как-то подойти и все прочее.
К. Мацан
— Другая целевая аудитория.
Иерей Александр
— Да. И когда ты начинаешь относиться к себе критично, то немножечко вот эта помпезность... Это не твоя слава. То есть люди тебя прославляют не за то, что ты прекрасный и талантливый и прочее, зовут на радио не за то, что ты какой-то оратор, а потому что это слава Божия, которая пребывает на тебе. И это надо очень хорошо понимать. Потому что когда священник приходит домой, его встречает матушка, и иногда она его встречает со сковородкой в руке, как и обычно это бывает...
К. Мацан
— То есть со всем готовы, на сковородке ужин. Подогретый, приготовленный как раз к приходу.
Иерей Александр
— Чаще так, чаще так.
А. Насибулина
— Слушай, ну сковородки еще не было.
Иерей Александр
— Я не про тебя, а вообще, как бывает. И здесь у священника может появиться даже некая отстраненность: то есть в семье какие-то конфликты — что это мне не воздают должных почестей, как ручку не целуют там и прочее. То есть надо относиться к себе критично: ты простой человек. И в этом смысле очень полезно иногда даже смотреть какие-то ролики, которые критикуют Церковь. Я на Ютубе очень люблю смотреть ролики, которые критикуют священство. Не буду называть конкретных авторов, но это бывает очень полезно. То есть ты посмотрел, и ты понимаешь: да, где-то это и про меня, да, где-то надо в себе это поменять действительно. И слава Богу, что такое есть.
К. Лаврентьева
— Отец Александр, но вы говорите сейчас о контрасте отношения прихожан и матушки к вам, и вы говорите о преломлении вот этого момента...
Иерей Александр
— Да.
К. Лаврентьева
— А я спрашиваю, знаете, о чем: когда вы в алтаре, матушка туда зайти не может, вы заходите туда один. И вы остаетесь один на один с Господом. Насколько вам удается отринуть самого себя как семьянина в этот момент и выдвинуть главную свою ипостась — священнослужителя, пастыря? Вот в этот момент предстояния пред алтарем.
А. Насибулина
— Мне кажется, это не только к священнику относится. Каждый из нас должен прийти на литургию и забыть обо всем...
К. Лаврентьева
— Вот, да.
А. Насибулина
— И быть только перед Богом.
Иерей Александр
— У меня знаете какой ответ? Мне, во-первых, повезло, у меня матушка регентует, и поэтому даже на богослужении я слышу ее прекрасный голос, который, наоборот, еще больше возносит сердце. А здесь, в алтаре, ты купаешься в любви. Алтарь — это не работа, то есть ты приходишь туда для того, чтобы напитываться. Священник без литургии, когда вот многие батюшки, когда появляются должности различные, то литургии уделяется не так много времени — ты не всегда можешь послужить, какие-то встречи и прочее, — и это опасность. То есть священник напитывается от богослужения, от литургии, ты заходишь, ты купаешься в любви, Бог есть любовь. Но в этой же любви, в этой же самой, ты купаешься и дома. То есть любовь между мужем и женой — это где-то то же самое. Это то же самое богослужение, потому что, культивируя — опять это слово, да? — в хорошем смысле любовь внутри семьи, ты тоже свершаешь богослужение. То есть нельзя богослужение ограничить только в рамках алтаря, особенно в жизни священника — в этом есть тоже некая опасность. То есть священник служит Богу везде. В алтаре он просто особым образом напитывается, алтарь — это часть его служения. Народ взял этого священника, послал его в алтарь, сказал: ты от нашего лица помолись, свершай священнодействие, а потом вынеси нам Тело и Кровь Христову. То есть это просто одна из граней священнического служения — очень важная, очень большая, но одна из граней. И в этом смысле не бывает так, что священник зашел в алтарь и стал каким-то другим, да. То есть он везде должен быть таким. Он везде должен быть в постоянном предстоянии пред Богом, в том числе и в отношениях со своей супругой. То есть, мне кажется, это нельзя отделять как бы одно от другого. И в этом смысле мне очень нравится появляться в городском пространстве в подряснике. Не всегда это удобно бывает, есть дискуссии на эту тему очень интересные, но, когда это удается, я всегда еду в подряснике, потому что это всегда зона появления каких-то чудес, то есть это всегда зона каких-то интересных встреч, дискуссий, Божиих действий, да, в конечном итоге. То есть священник должен служить Богу всегда и везде, мне кажется, и не быть в этом лицемерным. То есть нельзя просто прийти в храм — надел одну маску, пришел домой — надел другую маску, да, то есть священник должен быть искренним. И вот в этом для меня ну такая основная задача моего священнического служения. Просто во всем быть искренним, то есть во всем предстоять пред Богом, купаться в Его любви. Ну и стараться по мере сил отдавать Ему то, что я имею, то есть отдавать Ему свою жизнь.
К. Мацан
— У меня есть любимый вопрос, я его задаю на этой программе и каждый раз получаю не вполне ожидаемые ответы. Один из наших собеседников, священник, сказал, что все-таки важно помнить, ему, по крайней мере, как христианину и священнику, что вот эта идентичность христианина, она на первом месте. В первую очередь я верующий христианин православный, а священник — это ну служение, безусловно, совершенно уникальное, совершенно особенное, требующее благодати, но которого можно лишиться по каким-то причинам. И надо быть готовым его лишиться. Потому что все-таки центр духовной жизни в том, что ты христианин. А священник — в каком-то смысле ну это служение, которое ты на себя принимаешь, это некоторое приложение к твоей вере.
Иерей Александр
— Да.
К. Мацан
— Другой собеседник на вот этот же такой тезис среагировал, что оно-то, может быть, и так, но мы живем в такое время, когда священство важнее христианства. Он это так сформулировал, именно радикально, что вот сейчас я понимаю, что я как христианин не могу отделить себя от священства, и вот в этом смысле быть священником, именно священником мне принципиально. И в этом есть очень важное содержание. И я вот в это такое, как он сказал, внутреннее протестантство впасть сейчас не могу, пастырство оно, безусловно, на первом месте перед всеми остальными моими идентичностями. Вот вы как на это смотрите? Причем интересно и батюшкино мнение, и матушкино.
Иерей Александр
— Меня поразила в свое время статья отца Алексия Уминского о миссии христианина в Церкви, да, о том, есть ли у христиан какое-то особое призвание. И он там выдвинул тезис, продолжая мысль Священного Писания, о том, что все мы царское священство в какой-то степени. Он говорит о том, что христианин —это как первая степень рукоположения. Миропомазание, да, — то что раньше свершалось через возложение рук — это же тоже некое ну рукоположение, то есть это претворение человека в то, каким видит его Бог.
К. Мацан
— В новое качество.
Иерей Александр
— Да, в новое качество. Господь изменяет человека. И у христианина есть вся... ну не вся, есть благодать освящения — христианин может взять святую воду, освятить свою квартиру. А в древности христиане даже брали Святые Дары домой, чтобы причащаться. То есть выделение священства именно в отдельную категорию, именно так вот, сущностно, это все-таки такое более, как бы сказать, позднейшее. Хотя оно изначально присутствовало в христианстве, но христианин как некий священник, да, освящающий, он тоже присутствует на заре христианства. Сегодня эта часть, она совершенно утеряна. То есть сегодня у нас вся надежда на батюшку — что он сделает, что он освятит, что он помолится...
К. Мацан
— Ну это к вопросу о роли мирян на приходе и в Церкви.
Иерей Александр
— Да, то есть мы сами как бы не осознаем действительно вот этой важной сущности именно меня как христианина. Поэтому для меня именно мое христианство — это действительно что-то очень важное, то, что действительно никто не может отнять. Христианство — это мои отношения со Христом. А все остальное — это грани служения, в том числе и священство. Как мне Его Господь дал, если я Ему доверяю и искренне служу, так же Господь, действительно, как вы сказали, в какой-то момент может его и отнять, и я с этим соглашусь. И я к этому внутренне готов. Вот и храм тоже я рассматриваю так же: это не мой дом, это не мое хозяйство, да, то есть это дом Божий, я в нем служу только постольку, поскольку Господь дал мне здесь послужить. Некоторые настоятели, мне кажется, очень болезненно реагируют вот на такие моменты, когда ну вдруг переводы какие-то. Знаете, нас, священников, как в армии — то сюда тебя послали, то туда. Это действительно бывает болезненно, и община привыкает, и все прочее. Но где-то надо внутренне к этому все равно быть готовым, то есть внутренне понимать, что это не мое. И даже эта паства, которую Господь вверил мне, она Божия. И людей в этом отношении вести не к себе, а вести их ко Христу — это очень важный момент, мне кажется.
К. Мацан
— Матушка, а вы что думаете?
А. Насибулина
— Ну мне кажется, это очень хороший вопрос для дискуссии. Потому что я полностью согласна с батюшкой, христианин — это твоя сущность, это то, что в первую очередь. И да, действительно мы с батюшкой несколько раз разговаривали, что будет, если вдруг он лишится священства. Я с ним согласна. Но есть еще такая вещь как призвание. Это касается всех людей, не только священников. Когда ты на своем месте, когда ты занимаешься тем, к чему тебя призвал Бог, ты чувствуешь себя гармонично. И если человек призван быть священником, и вдруг священство у него по каким-то причинам отнимается — это, конечно, все-таки это удар, это трагедия, как правило. Но христианство и Бог от тебя не отнимаются никогда.
Иерей Александр
— И Господь каждого человека, мне кажется, к чему-то призывает. Вот как Он меня призвал к священству, о ком-то у Него есть планы, что вот ты будешь катехизатором, ты будешь миссионером, ты будешь просто толкователем там, да, ты будешь учителем в школе, учить детей вот с неким христианским, может быть, уклоном. То есть Господь в каждый момент нашей жизни призывает. И здесь надо — вот Господь в тихом веянии ветерка, — то есть надо уметь внутри себя немножечко помолчать. Не как я хочу, не как мне кажется, не как я придумал себе на десять лет вперед, а немножечко все-таки уметь слушать Бога. То есть вот это слушание внутреннее, оно для каждого человека очень важно, потому что современным христианам важно осознать свою сущность, свою действительно очень важную роль в Церкви. То есть каждый должен занять какое-то свое место, а не просто как в театр (вот слово «приход» — пришел, ушел) — посмотрел, пришел, ушел. Есть понятие: община — вот оно как-то более сейчас культивируется, слава Богу, и оно более близко сущности нашей, устроения нашей Церкви — то есть здесь каждый человечек, как в семье, на своем месте. Вот если бы у нас не было старшей дочери, то сейчас бы никто дома с детишками не остался, и мы бы к вам не приехали. То есть она есть, и она уже выполняет свою очень важную роль в нашей семье, которая не только в этом выражается. То есть она на своем месте, она получает свои награды, она получает свои благословения. Она получает и свой труд, который для нее Господь приготовил. И это очень важно осознать каждому человеку, который себя ощущает христианином, последователем Христа, который себя ощущает членом Церкви Христовой — то есть встать в Церкви, как кирпичик, на свое место. Для этого надо внутренне слушать всегда голос Божий.
К. Мацан
— Дай-то Бог. Спасибо огромное за эту беседу. Напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» были священник Александр Насибулин, ответственный по вопросам семьи, защиты материнства и детства Московской епархии, и матушка Анастасия Насибулина. Программу провели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
У Даши есть все шансы окончательно победить болезнь, давайте ей поможем

Иногда в жизни случаются ситуации, к которым невозможно подготовиться, например, человек сталкивается с тяжёлой болезнью. Она застаёт врасплох, забирает силы и ресурсы. В такие моменты помощь добрых людей и благотворительных фондов становится проблеском света, надеждой, которая мотивирует не сдаваться.
Воронежский фонд «ДоброСвет» объединяет десятки неравнодушных сердец со всей России и вместе с ними приходит на помощь болеющим детям и их близким. Оплачивает лечение и не только. Сейчас фонд проводит сбор в поддержку семилетней Даши Малюковой. И у нас с вами тоже есть возможность принять в нём участие.
Даша проходит лечение в онкоотделении воронежской больницы. У девочки опухоль в районе ключицы. Все необходимые процедуры и химиотерапию она преодолевает смело и даже старается подбадривать других детей. Тем, кто только прибыл в больницу, Даша рассказывает о том, как всё устроено, и что на самом деле здесь не страшно. А некоторых малышей заботливая девочка доводит за руку до процедурного кабинета.
Сама Даша прошла уже несколько курсов химиотерапии. Лечение помогало уменьшить опухоль. Однако тот препарат, который ей вводили, дал серьёзные осложнения на печень, поэтому врачи решили его заменить. Новое дорогостоящее лекарство родителям девочки необходимо приобрести самостоятельно, поскольку оно не входит в перечень бесплатно выдаваемых. Поэтому семья обратилась в фонд «ДоброСвет». На сайте фонда опубликована полная история Даши Малюковой, и есть возможность её поддержать. Подарим девочке шанс окончательно победить болезнь!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Любовь как дар от Бога». Ольга Юревич

У нас в студии была жена священника, многодетная мама, ведущая семейной школы при Марфо-Мариинской обители Ольга Юревич.
Мы говорили о любви как даре от Бога, как о заложенном в человеке потенциале, который нужно развивать и умножать.
Этой программой мы продолжаем цикл из пяти бесед о дарах Бога человеку.
Дары Бога нам мы часто воспринимаем как данность, а потому относимся к ним потребительски. А если напомнить себе, откуда что взялось? Жизнь как дар Бога. Время как дар Бога. Земля как дар Бога. Любовь как дар Бога. Таланты (включая главный — человечность) как дары Бога. Что изменится, если к этим дарам мы начнём относиться как к заданию на пути к обоженью?
Первая беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена жизни как дару от Бога (эфир 15.09.2025)
Вторая беседа с протоиереем Максимом Козловым была посвящена времени как дару от Бога (эфир 16.09.2025)
Третья беседа со священником Антонием Лакиревым была посвящена Земле как дару от Бога (эфир 17.09.2025)
Все выпуски программы Светлый вечер
«Стратегия в работе и жизни». Алексей Горячев

Гостем программы «Вера и дело» был предприниматель с тридцатилетним опытом, инвестиционный банкир и инвестор, советник лидеров по личной стратегии Алексей Горячев.
Разговор строится вокруг его новой книги «Стратегия личности. Как планировать развитие в работе и жизни, опираясь на свои ценности» и вопросов, которые она поднимает. Алексей объясняет, что важно честно взглянуть на свою жизнь, определить ключевые сильные стороны и опереться на глубинные ценности, чтобы не превратиться в безличную «функцию» бизнеса. Стратегия, по его словам, — это не предсказание будущего, а навык жить с ясным вектором на год, пять и двадцать пять лет вперёд, возвращая энергию в сегодняшний день.
В беседе звучат рассуждения о лидерстве и ответственности, о том, как христианину соединить личные планы с промыслом Божиим и не перекладывать на Господа собственный выбор. Гость подчёркивает: ошибки не повод останавливаться, а материал для роста. Строя личную стратегию, мы учимся сотрудничать с Богом и открывать глубину собственной жизни.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, у микрофона Мария Сушенцова, и сегодня мы продолжаем цикл программ «Вера и дело». В рамках этих программ мы встречаемся с предпринимателями, экономистами, иногда и чиновниками и обсуждаем с ними христианские смыслы экономики. С удовольствием представляю нашего сегодняшнего гостя — это Алексей Горячев, предприниматель с 30-летним опытом, инвестиционный банкир и инвестор, советник лидеров по личной стратегии. Добрый вечер, Алексей.
А. Горячев
— Добрый вечер, Мария.
М. Сушенцова
— Алексей, очень рада видеть вас вновь в нашей студии. Вы уже приходили к нам примерно год назад, и у нас был прекрасный разговор, один из первых в рамках этого цикла программ. Мне кажется, за этот год вы многое сделали, у вас есть такой серьезный плод вашей деятельности — это книга, которую вы опубликовали, и называется она «Стратегия личности. Как планировать развитие в работе и жизни, опираясь на свои ценности». И сегодня мне хотелось бы наш разговор выстроить, если не столько вокруг самой книги, сколько вокруг темы, которая нами поднималась уже неоднократно в этой передаче, и к нам приходили письма в редакцию о том, что «пожалуйста, давайте обсудим, как человеку ориентироваться на жизненном пути, как ему быть на развилках и карьерных, и личных в разных временных моментах своего пути». Тема эта для нас очень близкая, востребованная, и сегодня хотелось бы вот об этом поговорить. Но прежде позвольте вас спросить: всё-таки книга — дело большое и долгоиграющее — как вы к этому шли, как возникла эта идея и трудно ли было писать?
А. Горячев
— Мария, спасибо большое за вопрос. Здравствуйте, дорогие друзья. Я думаю, что идея возникла просто из той ситуации, что я сам очень люблю книги. При этом я отдаю себе отчёт, что эта книга родилась во время, когда люди всё меньше и меньше читают книги. Но всё-таки остаётся какая-то часть людей, которые книги тоже любят. У меня у самого большая библиотека — порядка семи тысяч бумажных книг дома, и мне подумалось, что было бы здорово, чтобы я мог каким-то образом отделить себя от того нарратива, который я несу, и попробовать донести это в том числе через книгу. И я нашёл соавтора, уговорил его взяться вместе за эту сложную работу — Алексея Каптерева, и вот прошло полтора года работы, иногда мы от неё здорово уставали, и от разговоров, и от редакций, версий, потому что вы знаете, что редакция какой-нибудь фразы может её полностью поменять до изменения одного слова, и потом обратно это найти иногда сложно. Но вот сейчас на столе у нас лежит эта книга, и я этому несказанно рад. Думаю, что для меня —мы и в книге это рекомендуем, и я это рекомендую тем людям, с которыми сталкиваюсь в жизни, — писать вообще очень полезно. Писать, формулировать, как-то докручивать мысль, говорить о чём-то важном для себя — важное в этом смысле упражнение. И вот я сказал не случайно «нарратив»: мне кажется, что мы все являемся носителями определённых историй. Когда я смотрю на свою жизнь, я понимаю, что всю жизнь рассказываю одну и ту же историю и она про наш человеческий выбор, про наши ценности, про принятие решений, принятие на себя ответственности за то, что мы в этой жизни делаем, и книга тоже про это. Я не случайно сказал про нарратив, потому что люди мне представляются такими историями, и как раз вот эта стратегия позволяет понять, какую историю мы рассказываем, и попробовать рассказать её до конца. Я сейчас стал видеть людей, как, к сожалению, не рассказанные до конца истории. Вот представьте, в каком-нибудь подземном переходе метрополитена мимо нас идут недорассказанные истории, многие из которых никогда не будут рассказаны, и это обидно. Эта книга может помочь человеку подумать о важных вещах, понять свою историю и постараться успеть её рассказать.
М. Сушенцова
— Какую замечательную метафору вы использовали: люди, как недорассказанные истории. Вы сейчас, на самом деле, приоткрыли нам немножечко дверь в содержание этой книги. Хотела бы уточнить у вас: название книги содержит первые два слова «Стратегия личности», и на первый взгляд, тот, кто не знаком с личностями авторов этой книги, кажется, что очень расхожее это название, даже весьма популярное, мы можем много встретить на полках книжных магазинов и в интернет-пространстве книг, посвящённых секретам успеха, секретам успешной личной стратегии или что-то психологическое, или какие-то бизнес-практики пишут о том, как строить стратегию в бизнесе или в жизни. Но, судя по продолжению названия, как вы дальше расшифровываете эти слова, чувствуется, что ваша книга какой-то иной в себе подход содержит, она на что-то опирается, явно не очень прагматическое, но и прагматическое, конечно, тоже, потому что мы все живём, мы все связаны с практикой, но в ней есть как будто что-то более фундаментальное. Вот не могли бы вы пояснить, чем ваш подход к этой популярной теме принципиально отличается от перечисленных?
А. Горячев
— Знаете, мне сложно до конца исследовать и понять, почему эта тема сейчас стала популярна, у меня есть гипотезы. Сейчас мир стал более индивидуалистичным, человек как бы увидел себя в многочисленных отражениях, может быть, социальных сетей, зеркал и так далее, и он, иногда, к сожалению, не очень глубоко, начинает задумываться вообще, как он живёт или как он хочет жить, видя какие-то образцы. Когда вы говорите о соединении личной стратегии и стратегии бизнеса, очень часто люди, которые создают стратегии для своего бизнеса, как будто бы немножко забывают о себе. И они делают бизнес и превращаются в одну из, может быть, самых крупных, самых красивых шестерёнок с каким-нибудь рубином — искусственным, а может быть, вполне себе настоящим — их Божий дар в центре, но они не обращают на это внимание, они превращаются в функцию. И вот задача, в том числе и этой книги — вернуть человеку себя самого. Прежде всего, возможно, эта книга для людей деятельных, потому что я этих людей много встречаю и встречал, они — моё окружение, люди, которые что-то делают в жизни, реализуют себя через деятельность, и мне бы хотелось помочь им вернуть формулу бизнеса человека, потому что он каким-то странным образом часто из неё выпадает. Мы видим бизнесы, как механизм швейцарских часов, где есть такие шестерёнки, которые, если хорошо смазаны, долго и хорошо работают. Но мы же понимаем, что есть какой-то фактор, который не даёт им иногда работать, но его как бы не видно. И вот этот человек, с его устремлениями, с его характером, с его мотивациями, с характером он рождается, мы сейчас это уже хорошо понимаем, какая-то часть характера формируется потом окружением, но, кстати, родители почти не влияют на наш характер, как это ни удивительно, это достаточно устойчивая часть личности. Вот книга эта как бы даёт человеку некоторое зеркало или, может быть, служит фонариком, подсвечивая какие-то важные части, о которых стоит подумать, пока не поздно. Потому что вот мы даже с вами на первой встрече говорили, что для меня успех — про то, что мы хотим в своей жизни успеть. Вот иногда говорят, что наши лучшие учителя — какие-то серьёзные кризисы, болезни, банкротства и так далее, и эта книга может оказаться таким мягким и мелодичным звоночком, чтобы не дожидаться тех неприятных моментов в своей жизни. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, думаю, что отличие человечности и прагматизма в том, что человек шире, чем понятие прагматизма, как мы его понимаем, через деньги. Прожить свою жизнь — это вполне себе прагматичная задача, но я надеюсь, что в нашей жизни есть много всего, кроме денег.
М. Сушенцова
— Да, то есть прожить свою жизнь, но прожить её на самой своей глубине, по крайней мере, заглянув туда.
А. Горячев
— Тут, мне кажется, достаточно слова «свою», потому что, если мы не определяемся с нашими выборами и с тем, как мы устроены, то обычно мы проживаем жизнь такой, знаете, щепки, которая плывёт по ручью, попадает в какие-то водовороты, направляется общим потоком. Но мы можем сделать выбор, и в той части, в которой мы можем выбирать, в которой мы можем управлять, мы можем существенно изменить это движение.
М. Сушенцова
— Алексей, хотелось бы спросить у вас, с чего начинается работа с личной стратегией для тех людей, которые к вам обращаются за советом по работе над своей стратегией? С чего вы начинаете эту работу?
А. Горячев
— Я это называют триггерным вопросом: у человека есть какая-то проблема, иногда это кризис среднего возраста просто, проблемы в бизнесе, проблемы в отношениях, какая-то история, на которую иногда не хватает энергии, и человек думает (и правильно думает): «может быть, подумав о своей жизни глубже и построив какой-то вектор в своей жизни, я смогу эту проблему, задачу решить». Действительно, это так происходит, плод вот этих размышлений, если все получилось, в общем-то, в решении каких-то стоящих задач — не все их можно решить, но многие решаются, в снижении тревожности, что позволяет нам лучше действовать, эффективнее, в повышении амбициозности, в смысле того, что мы лучше понимаем, куда мы идем, и выбираем правильные шаги, у нас появляется больше уверенности, и это так действует, в общем, на абсолютное большинство людей. То есть началось с мотивации, как многие вещи: вот каким-то образом человек почувствовал, что нужно что-то менять. А дальше мы эту мотивацию немножко откладываем в сторону, потому что, мне кажется, начинать нужно с попытки понять человека. Странно говорить о стратегии, не понимая, о чьей стратегии ты говоришь. То есть мы используем психометрические тесты, мы используем глубинные интервью, много разных подходов, которые созданы, мы стараемся использовать валидные подходы, валидные — это значит те, которые действительно работают, и не получается так, что человек получил один результат теста, прошёл его завтра и получил другой, с другими рекомендациями. Есть тесты, которые вполне признаны и хорошо работают. Поэтому первое — это мотивация, рождающаяся из какой-то конкретной задачи жизни, а на самом деле мы эту задачу откладываем и начинаем с погружения в человека.
М. Сушенцова
— То есть ваша первая задача — сделать диагностику, выяснить такой психологический профиль личности. А что происходит дальше?
А. Горячев
— А дальше у нас появляется базис, фундамент, на котором мы можем строить наше размышление о будущем. В книге предлагается выбирать этот горизонт обычно в моём подходе, потому что действительно для разных людей время это довольно условное, но для простоты я бы предложил вариант год — это период жизни, который мы обычно обдумываем в Новый год или в день рождения. Я бы предложил период пять лет, горизонт пять лет. За пять лет мы можем сделать очень многое. Мы можем начать, например, новую компанию или новый проект, по дороге понять, что, например, для нас это не работает или работает. Вот пять лет — это очень важная, мне кажется, единица жизни. То есть, если я понимаю, что мне 50, и я считаю, что трудоспособный возраст активный я себе отмерил до 65, лет — это, условно говоря, три забега по пять лет, в которые я могу что-то важное сделать, или отказаться, или продолжить дальше. И 25 лет, тоже это зависит от возраста, это такой условный интервал, когда мы можем понять — а зачем это всё? Вот я на год напланировал, это приведёт к чему-то, что я сделаю за пять лет в идеале. А к чему это вообще приведёт, как я представляю себя в 75 лет? Вот у меня 25 лет возникло как раз из того, что я об этом в этой системе для себя размышлял примерно в 50 лет. То есть я думал: вот в 75 лет я хочу работать или нет, как и где я хочу жить, ну и так далее. В книге есть целый список вопросов, ответив на которые, уже будет примерное представление. И тогда возникает определённый вектор, который проходит как раз из точки с настоящим, в котором мы чуть лучше поняли себя, потому что это путь, это путь длиной всю жизнь, нам нужно познавать себя, я очень в это верю, и мы по ходу меняемся, и познавать заново. Дальше год, пять, двадцать пять — получился вектор, в котором мы уже получаем определённую опору, и мы, простроив этот вектор, возвращаем сегодня свою энергию в настоящее. То есть стратегия, она вроде бы про будущее, но она не про угадывание будущего, она про желаемое будущее, потому что лучший способ создать будущее — это работать на то, чтобы оно было таким. И это нас возвращает в следующий шаг, который мы сделаем сегодня, потому что теперь нам понятно, куда мы двигаемся, и мы можем выбирать.
М. Сушенцова
— Вы сказали такую фразу замечательную, что вот эти размышления о выстраивании вектора возвращают энергию в настоящее, то есть они возвращает, потому что мы осмысленно что-то делаем, не сомневаясь в значимости поставленных целей, поэтому энергия возвращается, насколько я уловила?
А. Горячев
— Нет, энергия возвращается, потому что нам нужно решать задачи в настоящем, и будущего пока не существует. Бог живёт в вечности, вот для Него она существует, а у нас есть только тот момент, в котором мы проживаем сейчас. И обычно, когда мы устремляемся куда-то мечтой, там появляется очень много позитивной такой энергии, если действительно удалось понять, что я по-настоящему хочу, куда бы мне хотелось, делаю ли я что-то для того, чтобы туда прийти? Вот если я об этом задумаюсь, у меня пойдёт позитивная созидательная энергия. А возвращает нас это к тем задачам, которые нужно решать сегодня. Когда мы делаем стратегию для большой компании, а мне кажется, человек всегда больше любой, даже самой большой компании, как личность он — целая вселенная, то вот представьте, что компания в кризисе нашла для себя будущий вариант развития, стартап. Там ещё ничего нет, есть только хорошая идея, хороший рынок, ресурсы, люди, но это пока мечты, это пока гипотеза, и это пока идея, которая стоит на самом деле отрицательных денег, потому что нужно потратить деньги на её проверку. И когда мы вот это поняли, мы можем из этого будущего взять часть энергии и подумать: а что нам нужно делать с несколькими тысячами людей, которые, например, на нас сейчас работают, иногда с десятками или сотнями миллиардов выручки, за которые мы сейчас отвечаем, для того, чтобы завтра мы могли в том числе идти туда? И ровно так же с человеком, то есть вот это устремление туда даёт энергию, чтобы делать что-то уже сегодня, делать что-то для того, чтобы приближаться к тому идеальному будущему, которое мы позитивно для себя простраиваем, и делать что-то для того, чтобы продолжать работать в своём настоящем над собой и теми проектами, которые мы для себя выбрали.
М. Сушенцова
— Стратегия, получается, направлена в будущее, это вектор, который мы выстраиваем. И тут у христианина, мне кажется, может закономерный вопрос возникнуть: а как же быть с Промыслом Божиим обо мне? Не слишком ли я пытаюсь сам от своего ума запланировать всё наперёд, определить для себя вектор? Вдруг Господь хочет его как-то по-иному проложить для меня или что-то изменить? И возникает вопрос: правомерно ли в принципе человеку верующему настолько продумывать свою жизнь, пусть и не с точностью пятилетних планов (как было в советских пятилетках, например, там прямо точно всё было просчитано), может быть, и с определёнными такими округлениями, прикидками, но вот правомерно ли это, и не исключает ли такой подход соработничества Бога и человека, Его деятельного какого-то участия в жизни человека?
А. Горячева
— Очень хороший вопрос. Во-первых, важно сказать, что человеку верующему в этом смысле гораздо проще, потому что основной большой и главный вектор своей жизни верующие люди хорошо понимают, то есть у нас есть опора, у нас есть это понимание и так далее. А дальше мы возвращаемся к тому, что в Евангелии есть притча о тех талантах, которые Господь нам даёт, и вот как раз изучение себя — это попытка понять, какие же у меня на руках таланты, и что я могу сделать, чтобы их приумножить. Вы говорите о соработничестве Бога, а я возвращаю на соработничество Богу.
М. Сушенцова
— Да, наверное, ваша формулировка правильнее.
А. Горячев
— И мне кажется, что иногда мы как бы расслабляемся, и мы надеемся на Бога, а сами включиться в эту важную работу, которой от нас ждут, от нашей свободной воли, мы же не случайно получили такой тяжёлый иногда дар свободной воли, когда мы должны делать выбор и двигаться в соответствии с этим выбором. А там даже в заглавии книги вынесено: «на основе наших ценностей». И если наши ценности включают в себя наше религиозное мировоззрение, наш взгляд и то, чем у нас учит Церковь, то нам становится намного легче, то есть эта наша стратегия без сомнения не является оторванной от замысла Божьего о нас, это попытка познать этот замысел и соработать Богу, строя то, ради чего мы на этой земле оказались. Святые отцы говорят, что человек, не равен сам себе, то есть для того, чтобы человеку разогнуться в собственный рост, ему нужно принимать много решений, совершать много выборов и постоянно познавать себя. Я считаю, что наша православная литература во многих аспектах оказывается глубже и серьёзнее, чем некоторые недавние даже открытия в психологии. Глубина познания человеческой души и вот этот как раз вектор познания себя, и в каком-то смысле действительно я встречал: «не доверяй себе, пока не ляжешь в гроб» — это же процесс познания, узнавания и каким-то образом реализация того, для чего мы здесь оказались.
М. Сушенцова
— Интересно: получается, что христианство даёт вектор, но не освобождает от ответственности. Всё переложить на Господа не получится, надо самому что-то делать, как-то размышлять и выстраивать свою деятельность. Вы знаете, меня заинтересовала одна цитата в вашей книге, меня вообще много цитат там заинтересовало, но одна особенно откликнулась, и хотела бы я попросить вас её расшифровать. «Стратегия — это конфликт, и без конфликтов не бывает прогресса». Когда я прочитала эти слова, во-первых, мне показалось, что это очень жизненно и явно почерпнуто из богатого опыта, и вспомнились слова Христа о том, что «Не мир пришёл Я принести, но меч». Вы это послание имели в виду, которое я сейчас процитировала, примерно тот посыл, который выражен в этих словах Христа, или здесь предполагается что-то иное? В общем, соотнести хотелось бы стратегию и конфликтность. На мой взгляд, она кажется неустранимой, но вот христианину как с конфликтом быть: уворачиваться от него, идти в него с бронёй или как-то ещё с этим обходиться применительно к своей жизни?
А. Горячев
— Обычно у нас есть в мире задачи, которые нам кажутся трудно разрешимыми и стоящими того, чтобы на них потратить жизнь. Во многих случаях, на самом деле, мы это делаем неосознанно. Вот я понимаю, что одна из моих задач, и она отражена в предпринимательстве — это принятие на себя ответственности за собственный выбор, принятие на себя права выбирать, действовать, создавать что-то. Предпринимательство всегда социально, то есть человек создаёт для того, чтобы люди чем-то пользовались. Вот такая история, она тоже связана с верой, можно про это рассказать через веру по-другому, но вот я проще расскажу для всех, и тех людей, которые пока в себе, может быть, веру не открыли. И то, что вы говорите, конфликт — это как раз решение той задачи, на которую, по сути, нам не жалко положить жизнь. И во многих случаях мы не осознаём, как она устроена. Иногда частично эта задача в нас, у нас бывают какие-то стороны, которые мы продолжаем в себе развивать, а это и есть наша жизненная стратегия, то есть мы видим, что, преодолевая и решая какую-то задачу в мире, мы одновременно решаем какой-то внутренний конфликт и исцеляемся от какой-то важной истории, избавляемся от неё. Поэтому в этом смысле для того, чтобы родилось новое, необходимо, чтобы действительно был конфликт и было какое-то преодоление, и так развивается мир.
М. Сушенцова
— Возможно, это чисто моя интерпретация, но мне показалось, что здесь вы имели в виду не только конфликт внутренний, который безусловно нас двигает куда-то, иначе бы мы, наверное, сидели под пальмой просто, но и конфликт с кем-то из внешнего мира, потому что, когда человек начинает активно что-то делать, мир часто его за это по головке не гладит, и сопротивление среды или каких-то людей, или каких-то обстоятельств, или более обобщённых сил, оно бывает. Вот мне интересно, как с этим быть?
А. Горячев
— Я и говорю не только про внутренний конфликт, это какая-то история, которую важно решить в мире, и действительно, сопротивление будет, об этом очень хорошо написано в Евангелии. И наши близкие с большой любовью, очень сильно, например, сопротивляются, если мы встали на путь каких-то мыслей, выбрали для себя цели, сконцентрировались на них. И это путь преодоления конфликта, здесь рождается мотивация, энергия. Мы что-то преодолеваем, мы что-то меняем, какой-то свой след оставляем. Вот след — это же изменение, была какая-то поверхность, например, мы туда наступили, и что-то осталось, то есть мы её изменили. Вот это изменение требует энергии, и в каком-то смысле это, без сомнения, конфликт.
М. Сушенцова
— Спасибо. Я напомню, что сегодня в этом часе с нами Алексей Горячев, предприниматель с 30-летним опытом, инвестиционный банкир и инвестор, советник лидеров по личной стратегии. У микрофона Мария Сушенцова. Мы продолжаем с Алексеем обсуждать тему вышедшей недавно его книги, которая называется «Стратегия личности. Как планировать развитие в работе и жизни, опираясь на свои ценности». Мне кажется, что для нашей программы «Вера и дело» эта тема как нельзя лучше подходит, поскольку часто мы с нашими гостями так или иначе приходим к вопросу о том, как человеку быть, как ему выбирать, принимать важные решения на тех или иных жизненных развилках. Алексей, сейчас мне хотелось бы немножечко вернуться снова к вашей книге. Вы там пишете о том, что в личной стратегии есть три измерения — личное, социальное и трансцендентное, то есть забота о себе, о людях и о смысле. Почему важны все три измерения, как они между собой связаны?
А. Горячев
— Во-первых, потому что, как мы говорили, трагедия и стратегия человека начинается с него самого, то есть она неотъемлемо связана с личностью человека, и очень часто люди принимают на себя какие-то истории, которые им подсказывает социум, они к ним не имеют никакого отношения. Это может привести к разочарованию, к ощущению непрожитой или ненаполненной жизни и мучительному достаточно пути. Дальше стратегия, после создания, должна быть реализована в социуме, потому что стратегия — это глагол, то есть стратегия — это всё-таки действие, а не то, что мы придумали для себя какой-то документ или нарратив, какое-то понимание, которым мы делимся с другими. Это всё-таки выбор того, что мы делаем, и делание, и это всегда связано с людьми, всегда проявляется в человеческом обществе. А третий, смысловой аспект, мне кажется, важно понимать, что пока мы являемся носителями чего-то, нам помогает пройти сложные участки, когда вот рождается стартап, например, там есть даже такое определение «долина смерти» — это момент, когда действительно нужно прожить, когда всё плохо, ещё ничего непонятно, много неопределённости, и помогает прожить нам такие периоды опора как раз на что-то, что нам по-настоящему важно, на что-то большее, чем мы. Поэтому без этого аспекта прийти к чему-то значимому и осознать это что-то значимое просто невозможно.
М. Сушенцова
— И в связи с этими измерениями вы пишете в своей книге о том, что существует три типа лидеров, то есть людей, которые не обязательно занимают должность руководителя, как я поняла, но вот за ними кто-то идёт, у них есть последователь. Кстати, замечательное определение, что лидер — это не какой-то руководитель или выскочка, а тот, у кого есть последователь, то есть тот, кто привлекает так или иначе к себе людей. И там вы называете три типа лидерства — аутентичное, лидерство как служение и этическое лидерство. Вот не могли бы вы пояснить, в чём суть этих типов лидерства и привести какие-то примеры, вот как, допустим, человек может понять, к какому типу лидера он относится, как ему это в своей жизни использовать при построении своей стратегии?
А. Горячева
— В определении лидера, во-первых, я бы ещё добавил выбор направления той же стратегии в том числе, и то, как ты влияешь на эту группу своих последователей для того, чтобы двигаться в заданном направлении. То есть, получается, три важных аспекта: последователи, выбор направления и влияние на то, чтобы мы двигались в том направлении. И вот если посмотреть на эти лидерства, знаете, многие вещи не существуют в таком чистом виде, обычно это смесь нескольких направлений. Но, по сути, некоторые лидеры очень харизматичные, то есть они показывают: «я такой, иди за мной, ты будешь таким же, бери с меня пример» и честно, прозрачно рассказывают про то, что он делает, в основном. Это такое аутентичное лидерство. Лидерство как служение тоже может быть очень рядом, вот такой лидер может понимать, находясь на определенной пирамиде организации, что то, что он делает — он делает не потому, что он хозяин этих людей, которые находятся в этой пирамиде ниже, и они служат для того, чтобы он получал какие-то блага, но он должен или может понимать то, что он делает, как служение этим людям и тем людям, для которых они создают, например, какие-то продукты или сервисы. А лидерство этическое — это тоже сейчас очень такая важная и развивающаяся концепция, которая как бы подсвечивает те принципы, которые важны для этого лидера, важны для организации, в которой он служит. Вот если мы пытаемся это обсуждать, то в хорошем лидере, возможно, больше проявлено чего-то, но обычно в нём есть все эти три истории, и люди просто сталкивались, кристаллизовывали эти вещи для того, чтобы их попытаться понять. А можно ли так сказать, что, допустим, христиане, люди верующие, призваны стремиться к какому-то из этих типов лидерства — например, к этическому лидерству или к лидерству как служению, или же здесь всё упирается в психологический профиль личности, то есть, грубо говоря, каким тебя Господь создал, какие задатки у тебя есть, так ты и будешь себя в этой жизни проявлять?
А. Горячев
— Я думаю, что мы призваны как раз быть лидером, который соединяет в себе все эти три направления. На мой взгляд, гораздо эффективнее действовать, работать собой, чем пытаться работать другим человеком, как бы нам ни казалось это привлекательным. Не зря говорят: «будь собой, другие места заняты». Мы можем прожить жизнь, как процесс исследования в том числе себя, своих сильных сторон, своих талантов, которые дал нам Господь. Соответственно, это же нам даёт возможность увидеть других людей и понять, где у нас, например, не самая сильная сторона, где мы должны соединяться с другими. Я читал про то, что мы специально созданы таким образом, чтобы могли взаимодействовать, чтобы нам необходимо было взаимодействовать, потому что одни мы вряд ли являемся всеохватными, то есть где-то у других людей есть другие сильные стороны. И ведь здесь, если говорить о христианстве, то есть заповедь: «Возлюби ближнего как самого себя», то есть предусматривается изучение себя для того, чтобы осознать, как устроены мы, понять, что все устроены очень по-разному и научиться любить, мне кажется, все возможные наборы вот этих вполне реальных характеристик личности, и, соединяясь с ними, создавать что-то общее. Социальное служение для нас тоже очень понятная концепция, мы понимаем, что это абсолютно необходимо, и действительно мы являемся частью какой-то больше всегда системы, участвуя в разных процессах. Ну, а этика у нас есть христианская, там, слава богу, многие вещи очень чётко заданы, и они являются для нас важными ориентирами для того, чтобы мы понимали, куда двигаться. Наверное, исполнить всё невозможно, но путь задан очень чётко.
М. Сушенцова
— А когда вы работаете с клиентами, с людьми, которые к вам обращаются, вы делаете с ними вот такое определение типа лидерства, или, опять же, всё это перемешано, и такой вот функциональной роли это определение типа лидерства не играет? То есть в таком практическом русле работы над собой в выстраивании личной стратегии важно определиться, чего больше во мне проявлено, я вот больше такой харизматик и за моей личностью яркой идут, или же во мне больше заложена интенция к служению людям, например, или вот я смыслу высокому служу —вот это важно про себя понять, или важно просто понимать, что есть и первое, и второе, и третье, и, в общем, для работы не так важно?
А. Горячев
— Нет, мне кажется, это очень важно понять. Опять же, иногда мы устроены одним образом, а действуем в соответствии с теми примерами, которые, например, встретили на жизненном пути, и это может быть просто не очень эффективно, все-таки лучше работать собой, потому что мы созданы Творцом, каждый из нас — интересный и самобытный инструмент, который, естественно, имеет место в этой мозаике большой жизни. И плюс это определённая оптика, которая позволяет понять и увидеть, естественно, не только себя, но и других лидеров, которые рядом с нами, лучше понять какие-то примеры, понять, как это проявлено в себе, вот последовательно, надевая разные очки разных типов лидерства, мы можем понять, собственно, что нами управляет, потому что для того, чтобы управлять другими, нужно разобраться, что управляет тобой, иначе это может к таким привести не лучшим последствиям, если у нас абсолютно всё находится в тени.
М. Сушенцова
— Алексей, мне очень понравилось, в вашей книге, было такое выражение, что «стратегия — это ритуал мышления», навык, иными словами, который хорошо бы, чтобы каждый из нас в себе развивал для лучшего понимания себя, вот кто я, где моё место, которое уже занято. А скажите, пожалуйста, может ли человек, прочтя вашу книгу или прочтя что-то ещё, или дойдя до этого самостоятельно, сам выработать свою стратегию жизни, и что ему для этого нужно делать? Или же всё-таки, по вашему опыту, необходим наставник тот или иной, впереди идущий, который возьмёт за руку или отзеркалит, что-то покажет, подскажет? Вот это всё-таки самостоятельная работа, домашнее задание или эта работа всегда в паре с кем-то?
А. Горячев
— Спасибо, очень хороший вопрос, как и все остальные, впрочем. Вот мы с Алексеем сели писать эту книгу в мире, как я говорил, в котором всё меньше читают книги, для того, чтобы она могла именно помочь человеку создать стратегию. Мы думали о том, что, может быть, достаточно какой-то рабочей тетради, ведь это практическое упражнение, и тогда же мы поняли, что одна из задач, которую может решать книга — сделать человека самого стратегом для себя. Потому что, пока он читает книгу, там много разных вещей, расширяющих кругозор и углубляющих понимание того, как устроен мир, люди и сам человек, и вот ради этого писать книгу стоило. К тому же стратегия — это же не раз и навсегда заданная история, это именно навык мыслить, осмысливать определённым образом свою жизнь для того, чтобы мы могли эту стратегию корректировать, могли понимать, где сейчас находится наша цель, и как изменились мы в процессе движения к этой цели, а цели могут меняться, это не раз и навсегда заданный путь. Иногда они не меняются, но тем не менее это не значит, что нет смысла, например, раз в три месяца или хотя бы раз в год пытаться ещё раз системно осмыслить то, что для тебя важно. Говоря о человеке рядом для того, чтобы пройти этот путь — да, действительно, люди устроены так, что нам нужен другой человек для того, чтобы это осмыслить. Можно вполне, как мне кажется, обойтись без какого-то там специального консультанта или наставника, который пошёл путь, но другой человек нужен, потому что мы так устроены, что самостоятельно не можем увидеть себя. Есть такая поговорка, что для танца, для танго, в частности, в том примере, нужны двое — вот человеку тоже нужен другой человек, в котором он будет отражаться и с которым он может поделиться чем-то важным, тем, что тот человек не знает, дав другому человеку моральное право делиться чем-то об этом человеке, который тоже, в общем-то, закрыт, находится от него в тени, где-то сзади, на какой-то тёмной стороне луны его личности, и это могут быть неприятные, а могут быть очень приятные открытия. И есть области, которые долго остаются скрытыми, и другому человеку они тоже неочевидны. И вот в процессе этого познания, если нам повезёт, мы можем открывать те области, которые не видны ни другим людям, не видны нам, но, в принципе, существуют. И вот для этого, конечно, нужен человек и другие люди очень важные, с которыми мы могли бы делиться не только какой-нибудь хроникой успешных людей обсуждением Илона Маска или кого-то ещё, кого сейчас можно модно обсуждать, а какими-то важными для нас, судьбоносными вещами для того, чтобы получить этот отклик и услышать другого человека, а может быть, не одного. То есть это учебник по созданию пространства искренних важных разговоров о своей судьбе.
М. Сушенцова
— Замечательно. То есть получается, что работа над своей стратегией всё равно так или иначе подразумевает диалог именно потому, что есть теневая сторона, которую мы просто не в силах сами увидеть.
А. Горячев
— Мы, во-первых, не в силах, а, во-вторых, мы её часто видеть не хотим. И нам действительно важно чем-то делиться и что-то получать в ответ. Момент, когда мы двигаемся, ведь стратегия, я не случайно сказал, это глагол, это же создание определённых гипотез, которые мы проверяем на практике. И вот здесь тоже важен другой человек, чтобы мы поделились, как мы идём, что у нас получается, что мы чувствуем, для того, чтобы мы просто создали пространство диалога. Начать его можно с собой, можно завести дневник, и я это очень рекомендую, можно попробовать это записать, обдумать, дать себе для этого специальное время. Но в какие-то моменты бесценно участие в нашей судьбе других людей, и более того, есть побочный очень хороший эффект, что, может быть, с этими людьми мы укрепим и сделаем более глубокими наши отношения.
М. Сушенцова
— Я помню, вы упоминали, по-моему, даже в сегодняшнем нашем разговоре, что для человека вообще важно сесть и разобраться, какие у него есть слабые стороны, а какие сильные стороны. И действительно, интуитивно первое, что приходит на ум — чтобы познакомиться лучше с самим собой. А вот в этом процессе, когда мы сели, взяли листок бумаги перед собой и решили обдумать, найти, написать свои сильные и слабые стороны, как это сделать вообще? Мы можем это сами понять или нам нужно провести опрос общественного мнения среди тех, кому мы доверяем?
А. Горячев
— Я думаю, здесь важно и то, и другое, и в книге описаны алгоритмы, есть конкретные вопросы, и как это можно делать. Важно начать с того, чтобы попробовать поговорить с собой, выстроить этот внутренний какой-то диалог и здорово, если есть под рукой действительно лист бумаги и ручка, но потом очень неплохо попробовать спросить свое окружение, выработать какие-то простые вопросы. Это часто, кстати, людям предлагают на различных программах и тренингах — спросить свое окружение, вот какие у меня сильные стороны, и иногда это поражает и удивляет. То есть какой-то аспект, ты с ним не можешь не согласиться, но ты сам его не видишь, а люди тебе эту историю обратно отдают как большой дар, и ты можешь что-то с этим делать, как в позитивной, так и в негативной, в негативном спектре.
М. Сушенцова
— А я правильно понимаю, что выявление сильных сторон — это и есть определенный ключ, шаг вперед в определении личной стратегии? То есть, если я выявил и апробировал на обществе, в некоем узком кругу эти сильные стороны, то это и есть ключик к тому, как и чем мне следует заниматься, допустим, ближайший год, пять лет, то есть чему посвятить свое время, свои силы, и что-то из этого должно получиться. То есть ставку в своей стратегии лучше делать на сильные стороны? Ведь бывают подходы и наоборот, что вот надо слабые стороны подтягивать, недоразвитые какие-то, которые остались в зачаточном состоянии. Как вы считаете?
А. Горячев
— Я считаю, опираясь на позитивную психологию, что сильными сторонами важнее заниматься, и я даже приведу пример из моей работы инвестиционной. Смотрите, как устроено: представим, человек, который проинвестировал много проектов, и у него есть проекты, которые хорошо развиваются и растут, и есть проекты, у которых есть проблемы, и в которых что-то не получается. И в большинстве случаев, если человек не задаётся этим вопросом, не размышляет, естественно, мы бросаемся тушить пожары. И во многих случаях, к сожалению, пожары эти связаны не с недостатком наших усилий, а с какими-то объективными факторами, что, например, мы не нашли правильного рынка; то, что мы предлагаем, не решает ту проблему, которая есть на этом рынке; несмотря на наши усилия, эти компании перестают существовать, мы их списываем. А теперь представим другую ситуацию. А вот, кстати, успешные мы иногда продаём, мы их все хотим купить и остаёмся вот с этими пожарами, потому что это контринтуитивно. А на самом деле, если у компании есть определённый вектор движения, то, возможно, приложив какие-то дополнительные усилия, мы поможем этой компании стать ещё больше, то есть опираясь на что-то, что уже нащупано как то, что в бизнесе мы называем «бизнес-модель», как какую-то важную историю, которая работает. Тут ещё есть один аспект: мы можем менять и, наверное, должны менять какие-то вещи, которые в нас не нравятся, и про это наша христианская аскетика, но мы понимаем, что это очень долгий путь, иногда человек его проходит за всю жизнь, и дай бог успеть это сделать к концу жизни и понимать, что нам что-то удалось. Это долгий путь. Если мы говорим, что мы находимся сейчас в настоящем — на мой взгляд, у нас особо нет выбора, то есть сейчас мы можем использовать то, что у нас есть, а значит, наши сильные стороны. И при этом мы можем думать, каким образом часть или важную какую-то работу мы делаем над изменениями наших черт характера, а главное, что мы, может быть, даже не понимаем, что наших сил нам далеко не всегда хватит, чтобы это изменить, и тогда, осознавая свои слабые стороны, мы, например, можем делать паузу и в этом видеть свою свободу. Я один раз на какой-то лекции видел очень классный слайд, там какая-то наша слабая черта, когда мы её не осознаём, она, как такая обезьянка, сидит на наших плечах, и мы иногда не верим, что можем полностью от неё избавиться, но мы можем её пересадить в тележку, которую мы везём за собой. Она с нами, но она чуть дальше, она нами не управляет, она рядом с нами есть. И вот просто осознание того, что это так, даёт уже очень много. И тогда мы можем не реагировать на какой-то стимул, а как бы отвечать, делая какую-то паузу. Ну, например, если человек высокоэмоциональный и гневливый, мы можем предположить, что, возможно, он и будет таким же, но только другой человек может этого никогда не узнать, потому что, зная, что он гневливый, может сказать: «Окей, во мне много силы и эту энергию я использую как-то по-другому. А сейчас я не взорвусь и на этого человека этот свой гнев не вывалю, сделаю небольшую паузу и, может быть, уйду из комнаты, а энергию эту преобразую во что-то более позитивное». То есть он остаётся таким же, как был, быстро это изменить невозможно, но это происходит совсем по-другому. Поэтому я бы вот предложил для того, что происходит с вами сегодня, изучать и использовать сильные стороны, мы это можем делать так, что слабые стороны могут оказаться несущественными, осознавая это, мы можем ими управлять, и, если мы хотим, в долгосрочную стратегию закладывать тоже исправление чего-то, что нам хочется исправить.
М. Сушенцова
— Вы сейчас рассказывали, как с этим работать, а мне представилась такая схема или обобщение, что вот сильные стороны наши — это подсказка для направления к деятельности нашей, к такой рабочей, что ли, стороне жизни, профессиональной, творческой, а слабые наши стороны — это подспорье для духовной работы. То есть это же всё-таки разные аспекты нашей жизни, и мы время для одного выделяем, время для другого, наверное, как-то так. Ну, так мне услышалось, по крайней мере.
А. Горячев
— Да, я абсолютно согласен. И более того, мы, работая с этим, становимся полезными иногда для других людей, если нам удалось сделать пару маленьких шагов в правильном направлении, значит, мы в этом можем помочь и другому человеку. То есть в этом тоже определённый есть и внутренний конфликт, что мы, борясь с какой-то историей в себе, продолжая её, например, сживать или работать над ней, если нам удалось хотя бы сделать какие-то шаги, значит, другому человеку можем это показать, дать надежду, что этому человеку тоже удастся пройти по этому пути. И в этом может быть очень много энергии, как вот мы приводили в пример гнев, энергии там достаточно, и отцы говорят, что это энергия для того, чтобы мы боролись с грехом, а не с ближним, и действительно, мы можем это правильно канализировать.
М. Сушенцова
— А как быть с ошибками или провалами на пути реализации нашей стратегии? Вот запланировали, вроде всё просчитали, согласовали, и бах! — что-то идёт не так. Как с этим работать?
А. Горячев
— Знаете, когда-то мне встретилась в подростковом возрасте книжка такого американского писателя Курта Воннегута «Колыбель для кошки», и там есть такая фраза, которая мне прямо тогда запала в голову: «Ошибку сделать невозможно». И она такая очень освобождающая, то есть без сомнения мы делаем ошибки, но по сути у нас должна быть смелость для того, чтобы двигаться дальше. Эдисон, когда разрабатывал свою лампочку, запротоколировал больше двух тысяч неработающих ситуаций, он их проанализировал, отбросил и понял, в какой области он должен искать работающий вариант. То есть, если у нас есть силы идти дальше, а мы их должны находить, то ошибки помогают нам понять, как не работает, для того чтобы нащупывать, как это работает.
М. Сушенцова
— И главное, чтобы силы не кончались, и чтобы была энергии, чтобы двигаться дальше. Спасибо вам большое, Алексей, за этот разговор. Напомню, что в этом часе с нами был Алексей Горячев, предприниматель с 30-летним опытом, инвестиционный банкир и инвестор, советник лидеров по личной стратегии. У микрофона была Мария Сушенцова. Наша программа прошла в рамках цикла «Вера и дело», где мы разговариваем с экономистами и предпринимателями о христианских смыслах экономики. Еще раз спасибо вам большое, Алексей. Было очень интересно, даже не заметила, как час пролетел.
А. Горячев
— Взаимно. Спасибо большое, Мария. Дорогие друзья, кто послушал, я очень надеюсь, что вы сделаете свой выбор, совершите какие-то важные шаги в жизни и придете к результату, который будет для вас по-настоящему важен.
М. Сушенцова
— Спасибо большое. До встречи через неделю.
Все выпуски программы Светлый вечер