«Путь к священству». Протоиерей Кирилл Каледа - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Путь к священству». Протоиерей Кирилл Каледа

* Поделиться
прот. Кирилл Каледа

Мы беседовали с настоятелем храма Святых Новомучеников и исповедников Российских в Бутове протоиереем Кириллом Каледой.

Отец Кирилл рассказал о своем пути к вере и священству, и о том как на этот путь и на его жизнь в целом повлиял его дед — канонизированный в лике святых священномученик Владимир Амбарцумов. Разговор шел о том, какие уроки и какой опыт прохождения испытаний, которые могут быть применимы нами и в настоящее непростое время пандемии, оставили нам новомученики. Наш собеседник поделился, что в пастырском служении для него самое сложное — это зажечь искру в сердцах прихожан.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.


К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. С вами на связи моя коллега Кира Лаврентьева —

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— Я — Константин Мацан. Я напомню, что эту программу, как и все программы последних недель на радио «Вера», мы записываем не в студии светлого радио, а дистанционно. И сегодня с нами на связи протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове. Добрый вечер.

Прот. Кирилл Каледа

— Добрый вечер. Христос Воскресе!

К. Лаврентьева

— Воистину Воскресе!

К. Мацан

— Воистину Воскресе! Отец Кирилл, я напомню нашим радиослушателям и вам тоже уточню, что в этой программе, которую мы с Кирой ведём, мы беседуем со священником о его пути к вере и к священству. Нам кажется, что такой в чём-то биографический разговор, когда человек размышляет о своём пути, о тех вопросах, которые возникали на этом пути, и в итоге о том, что привело человека к священству, может быть актуален и полезен для всех людей, которые задумываются о своей вере. Потому что через вопросы проходят все, и, наверное, какие-то ответы у нас могут быть общими в каких-то ситуациях. Вот я бы с чего начал: вы — сын священника, это известно. Ваш папа — отец Глеб Каледа, и ваш брат священник — отец Иоанн Каледа, и ваша сестра, матушка Иулиания в монашестве, тоже духовное лицо. И на этом фоне, если не знать деталей вашей биографии, может показаться, что очень логично было для вас, вполне естественно, тоже быть священником — такая семейная общая линия. Но наверняка это чересчур большое упрощение, и ваш путь к священству — это всё-таки путь, с вопросами и так далее. Вот прав я или нет, что нельзя так сильно упрощать?

Прот. Кирилл Каледа

— Да, конечно, вы правы. Потому что несмотря на то, что я в третьем поколении священник — дедушка, папа моей мамы, был тоже священником, — но, в общем-то, мы не относимся к традиционному российскому духовенству, к духовному сословию. Потому что и дедушка тоже пришёл к священству очень сложным путём. Он вообще был не русским человеком по крови: наполовину армянином, наполовину немцем, был воспитан в лютеранстве. И уже в зрелом возрасте, когда ему было больше 30 лет, он принял православие и стал православным священником — это было в конце 20-х годов. А потом он пострадал — несколько раз был арестован. И папин путь к священству тоже был, как многие, наверное, знают из радиослушателей, что мой отец был учёным, доктором наук и большую часть своей жизни посвятил геологии, был достаточно известным в научной среде. Но в 1972 году он тайно принял священство и в течение 18 лет совершал богослужения в нашей московской квартире у себя в кабинете, практически каждое воскресенье он совершал Божественную литургию. И наш путь, путь мой, путь брата, путь сестры матушки Иулиании, в чём-то тоже был похож на путь дедушки, на путь папы: мы тоже получили образование. Я по светской специальности так же, как папа, геолог, и в течение достаточно длительного времени, 15 лет, я работал в Академии наук. И только в зрелом возрасте, мне было почти 40 лет, я принял священство — это был действительно путь. И если говорить обо мне конкретно, то, да, конечно, мы были воспитаны... если вы говорили в самом начале о том, что ваш путь к вере. У меня, можно сказать, не было этого пути, потому что я был, слава Богу, благодаря своим родителям, с детства воспитан в вере православной, был воспитан в Церкви, и я этого пути не было. Хотя, конечно, на каком-то этапе, когда я взрослел, возникали какие-то вопросы, на которые приходилось искать какие-то ответы.

К. Мацан

— А что это были за вопросы?

Прот. Кирилл Каледа

— Вопросы, наверное, как у всех людей: вообще насколько всё это так или не так, — я имею в виду в отношении к Богу. Может быть, эти вопросы вполне естественны для человека. Я очень благодарен Господу, что Он на моём жизненном пути дал мне встретиться, и не просто встретиться, а быть рядом с теми людьми, которые действительно несли веру через жизнь.

К. Мацан

— Кто это был, например? Кто повлиял больше всех, помимо отца, само собой?

Прот. Кирилл Каледа

— Это целый ряд людей, целый ряд друзей моего дедушки, священномученика Владимира. Это старшие друзья моих родителей, которые прошли через те испытания, через которые проходила Русская Церковь в XX столетии. И эти люди были удивительно живые, и несмотря на те испытания, которые они пережили, они были очень светлыми. Это меня до сих пор просто удивляет и потрясает — как, пройдя через такие испытания, они действительно были светлыми людьми. И вот когда возникали какие-то вопросы — я, может быть, чуть попозже о некоторых и расскажу, — и когда у меня возникали какие-то вопросы, я вдруг вспоминал вот этих людей. Это были живые примеры стояния в вере. И какие-то эти вопросы рациональные сами собой отпадали, потому что был прямой пример. И такой яркий пример, о котором я уже говорил, в том числе, наверное, и в радиоэфирах, и в других каких-то передачах: Господь дал мне общаться, когда я был мальчиком, с такой монахиней Магдалиной. Мы её звали тётей Таней — по светскому имени. Она жила в Сергиевом Посаде, который тогда назывался Загорском, есть там такой дальний переезд в сторону Черниговского скита, район Сергиева Посада — Красюковка. Вот там был домик, который когда-то в 20-х годах по благословению старца Георгия (Лаврова), Даниловского старца, ныне прославленного в лике святых, был куплен для его духовных детей. И вот там жила такая община, и среди этой общины была как раз тётя Таня, простая деревенская женщина. Она родилась, кажется, где-то в Тамбовской губернии, но была глубоко верующей, прислуживала в храме. В конце 20-х годов её арестовали, дали 10 лет и отправили в лагерь в Читинской области — строить вторые пути Транссиба. И вот когда она туда приехала, несмотря на то, что она не была, как мы с вами, городской, изнеженной и так далее, а была  воспитана в деревне, в селе, привыкшая к тяжёлому физическому труду, она поняла, что 10 лет она там не выживет, она погибнет. И она пошла молиться. И это, можно сказать, почти как анекдот, но если бы я не знал её, не знал бы... она жила при как бы её наставнице — была такая монахиня Михаила (Шитова), она тоже свидетельствовала об этом. Она пошла молиться, и стала молиться так: «Святитель Николай, я ведь 10 лет не смогу понести, вот я у тебя работала в храме, — она действительно убиралась в храме святителя Николая, — вот два с половиной года твоих. И ты, Илия Пророк, я у тебя тоже в храме работала, два с половиной года твоих. Матерь Божия, Тебе деваться некуда, два с половиной года бери на Себя. А два с половиной года я отсижу». Ровно, день в день, как исполнилось два с половиной года, она освободилась, ей дали освобождение.

К. Мацан

— Потрясающе.

К. Лаврентьева

— Отец Кирилл, а что это? Это дерзновение такое? Ведь далеко не каждый человек может так обратиться к святым, к Пресвятой Богородице.

Прот. Кирилл Каледа

— У неё была такая детская вера. Причём она была почти безграмотным человеком. И мы к ней приходили, вообще в этот дом приходили — там жил отец Тихон (Пелих), ещё там несколько человек жило. Мы приходили в основном к тёте Тане и к матушке Михаиле в их комнатку. Мы когда ездили в Сергиев Посад, к ним туда заходили. Они нас встречали, поили чаем, и это не были какие-то назидательные беседы, что пришёл мальчик или молодой человек и надо его чему-то научить. Да нет, ничего этого не было, они просто радовались, что пришёл мальчик — я приходил с сёстрами, со старшей сестрой, которая теперь матушка Серафима, с младшей, матушкой Иулианией. Мы приходили, они нас радостно встречали, угощали каким-то чаем с каким-то самым простым вареньем, с каким-то самым простым печеньем или конфетками, какими-то карамельками. Ну да, что-то спросят, естественно, как мы живём, как родители живут. Да, может быть, где-то очень настороженно, деликатно что-то нам скажут об отношении к Богу, об отношении к вере. Но это было настолько деликатно, это не было никаких нравоучений, но образ их жизни был перед глазами — это было свидетельство. Кстати говоря, у них в комнатке хранилась льняная епитрахиль отца Георгия (Лаврова). Когда его арестовали в Калуге, то его приговорили к расстрелу. И вот ночью, когда, по идее, должны были его и его сокамарников расстрелять, его охранник выпустил в коридор — он попросил помолиться. И отец Георгий плакал, и от его слёз краска на епитрахили расплылась. И ему явился один умерший человек, которому он помог, купец. Он ещё до революции причастил одного купца, который разорился, умирал от какой-то болезни, и отец Георгий его причастил. И вот когда он умер, отец Георгий послал какое-то своё духовное чадо, чтобы имущество этого купца было продано таким образом, чтобы всё-таки семье что-то досталось. И действительно семья была спасена. И вот этот человек ему явился и сказал, что их сегодня не расстреляют. И действительно отца Георгия и его сокамерников отправили в Москву, потом перепутали вагоны, и они благодаря этому остались живы.

К. Лаврентьева

— В этом часе в гостях у «Светлого вечера» протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма во имя святых Новомучеников и Исповедников Российских на Бутовском полигоне. С вами мой коллега Константин Мацан, я — Кира Лаврентьева.

К. Мацан

— Отец Кирилл, вы уже упомянули и я не могу вас не спросить о священномученике Владимире Амбарцумове. Не у каждого есть такой опыт — быть потомком человека, канонизированного Русской Православной Церковью, вообще Православной Церковью. Насколько это, если угодно, влияет на вас, на вашу веру, на ваше проживание христианства в жизни? С одной стороны, это ваш родственник, и он был канонизирован, скажем так, при вашей жизни, то есть это было одно из событий вашей биографии — канонизация дедушки. А с другой стороны, получается, что в роду есть святой.

Прот. Кирилл Каледа

— Знаете, вообще память о дедушке в семье хранилась свято. Как я уже сказал, дедушка — это папа мамы. Но папа мой хорошо знал деда и первую исповедь, первым духовником моего папы был именно дедушка Володя. И мы с детства, причём учтите, что это период хрущёвских гонений, когда всё это было вполне серьёзно, и мы не знали обстоятельств смерти дедушки. Родители, конечно, очень хотели знать какие-то обстоятельства смерти. И мы в детстве молились о том, чтобы узнать, как умер дедушка Володя. Я прекрасно это помню — там краткое совсем молитвенное правило было: «Царю Небесный», «Отче наш», «Богородице» — и потом несколько таких прошений актуальных, в том числе: «Господи, дай, чтобы мы узнали, как умер дедушка Володя». И образ деда в нашей семье всегда был окружён ореолом святости. И когда родители принимали решение, в честь кого посвятить храм домашний, — естественно там освящения не было, просто святой водой был окроплён кабинет, как владыка благословил папу, но тем не менее вот престольный праздник когда праздновать. И родители приняли решение, что храм должен быть в честь всех святых, в земле Российской просиявших. Потому что в тот момент никому в голову не могло прийти, что при нашей жизни будут прославлены новомученики. Но осознание того, что подвиг деда и тех, кто с ним пострадал, — это подвиг мученический, и, соответственно, они у Господа там, у престола, находятся, как и древние мученики, и эти святые, тогда непрославленные, входят в Собор святых, в земле Русской просиявших, тогда — всех святых, в земле Российской просиявших, как называли. И поэтому храм и был посвящён в честь всех святых, в земле Российской просиявших, в том числе и как бы в честь деда. Нам в голову не приходило, что дедушка может быть прославлен в лике святых, хотя мы понимали его святость. И когда стали собираться материалы по канонизации... но мы вообще материалы о жизни дедушки собирали, я ездил к его друзьям, которые в 70-х годах ещё были живы, какие-то их воспоминания мы собирали, ещё что-то там по возможности собирали. И мы приняли решение о том, что мы не будем сами обращаться в комиссию по канонизации, потому что это, мягко говоря, не этично, но если к нам обратятся, то мы те материалы, которые у нас есть, передадим. Что, собственно говоря, и произошло: к нам обратились, и мы передали туда те материалы, которые у нас были, в том числе копии следственного дела в тот момент у нас уже были и так далее. Но вообще прославление дедушки было, конечно, очень сложным, я бы сказал, для нашей семьи. Вообще мы узнали о том, что дедушка расстрелян, только в 1989 году. Причём так получилось, что мы подали заявление в КГБ с просьбой уточнить обстоятельства смерти деда. До этого была выдана справка, что он, якобы, умер во время войны от болезни почек — как это всем писалось. Это была просто инструкция такая, что о тех, кто был расстрелян в период большого террора, не сообщать родственникам, что они были расстреляны, а сообщать о том, что они умерли в лагерях от разных болезней. И вот в 89-м году мы подали такое заявление, я как раз подавал. Меня пригласили на Лубянку — это было 3 ноября 1989 года, на следующий день после памяти великомученика Артемия. А кто-то из друзей деда, когда дедушку арестовали, сказал маме: «Молись о том, чтобы узнать, что с папой, великомученику Артемию». И мама всегда молилась ему. И вот мама тоже помолилась, и на следующий день меня пригласили на Лубянку. И мне сказали о том, что 3 ноября 1937 года дедушка был осуждён к высшей мере наказания и 5 ноября он был расстрелян. Я вышел после этого на улицу — ну, Лубянка, всем нам знакомая, по ней троллейбусы идут, машины едут, идёт какой-то народ, народу много. Я понимаю, что со мной что-то происходит, но я не понимаю, что со мной. И вдруг я осознал, что я пережил смерть близкого мне человека.

К. Лаврентьева

— Заново.

Прот. Кирилл Каледа

— Не заново пережил, то есть это вот реально — как будто сейчас у меня умер близкий человек, мой родственник. Причём парадокс именно в том, что я никогда его не знал, никогда его не видел и всю свою жизнь знал, что он давно умер. Но я пережил его смерть. И потом, когда уже 2000-й год настал, то дедушка был прославлен на Соборе 2000 года, 20 августа. А 24 июля, в день памяти святой равноапостольной Ольги, в автомобильной катастрофе погиб мой старший брат вместе с женой, если так говорить по-человечески, то совершенно нелепо: в них врезалась фура, водитель которой просто заснул за рулём. Причём Сергей был назван Сергеем по обету мамы. Когда в 1932 году дедушку арестовали, мама, которая тогда была девочкой, ей было 11 лет, жила как раз в том самом домике, где жила тётя Таня, о которой я вспоминал в начале нашей беседы. И вот в праздник Троицы мама собиралась в храм. Естественно, Троице-Сергиева лавра была закрыта, какой-то храм действовал — вот она собралась в храм и пошла на луг, чтобы собрать цветы и отнести в храм. И когда она собирала цветы, то она дала обет (она молилась преподобному), что если дедушку освободят и у неё когда-нибудь будет сын, то она назовёт сына в честь преподобного Сергия. Дедушка вернулся на летнего преподобного, поэтому, естественно, старший сын в семье был Сергием. И вот он гибнет, и чуть меньше, чем через месяц, дедушку прославляют в лике святых. Вот ощущение того, что... как передать, что мы пережили во время прославления — другими словами, как воскресение, наверное, назвать нельзя. При том, что это была действительно боль по расставанию с братом. Сергей и здесь, в Бутово, вместе с супругой Анной активно принимал участие в строительстве деревянного храма. И мы вообще были с ними близки, и он был действительно по-настоящему старшим братом — он как-то о нас всех заботился как старший. И поэтому расставание с ним было тяжело. И вот это всё вместе.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эти слова. После них трудно что-то говорить, мы поэтому вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня в «Светлом вечере» с нами и с вами протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских на Бутовском полигоне. С вами в студии Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Ещё раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. «Светлый вечер» вновь приветствует вас. В этом часе с нами протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма во имя святых Новомучеников и Исповедников Российских на Бутовском полигоне. С вами мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Отец Кирилл, первая часть нашей программы совершенно потрясла нас с Костей. Спасибо вам огромное за то, что вы настолько искренне и подробно рассказали и про своего старшего брата, и про дедушку, и про вот эти совершенно удивительные, чудесные истории вашей семьи. И очень робко и аккуратно, но хочется спросить: среди двух тысяч канонизированных новомучеников Российских, понятно, что их было намного-намного больше, есть ваши ближайшие родные — дедушка. Насколько жива связь с ним сейчас, когда... Понятно, что вы рассказали, что день канонизации был для вас Пасхой. А вот сейчас уже со дня канонизации прошло около 20 лет. Насколько жива связь с ним сейчас? Обращаетесь ли вы к нему в трудных жизненных ситуациях? Прошу меня простить за этот вопрос. Наверняка ведь спрашивали вас об этом. Есть ли какие-то чудеса внутрисемейные?

Прот. Кирилл Каледа

— Во-первых, конечно, я прекрасно понимаю, что именно дедушка меня привёл в Бутово. И что я на этом месте служу, совершаю своё служение — это, конечно, дедушка меня привёл.

К. Лаврентьева

— Это само по себе чудо.

Прот. Кирилл Каледа

— Да. Тут у меня никаких вопросов нет. Но вместе с тем у нас, у внуков дедушки, всё-таки отношение к нему совсем иное, чем отношение к другим святым. Да, мы прекрасно понимаем, что он — святой. И вместе с тем он — дедушка. Да, естественно, в каких-то жизненных обстоятельствах я беру службе дедушке, она, слава Богу, составлена, иногда канон почитаю, иногда так, какие-то стихиры, обращусь к нему. Но чаще всего всё-таки вот это обращение — я бы сказал, что даже, может быть, и не молитва, а, может быть, просто общение — оно какое-то другое, потому как, как с дедушкой. Причём я был удивлён чуть больше года назад... вот то, что я сейчас сказал, сформулировалось относительно давно. И где-то года полтора тому назад я зашёл на сайт храма, где служил мой старший двоюродный брат отец Алексей Амбарцумов, сейчас уже покойный, и ему задали тоже такой же вопрос. И он ответил практически теми же словами, как вот я сейчас сказал. Да, мы понимаем, что дедушка святой, но он — дедушка. И поэтому с ним какие-то другие совсем отношения. Естественно, когда я вхожу в храм, то я всегда стараюсь подойти к иконе дедушки, приложиться, естественно, всегда поминаю на Проскомидии и где-то, когда положено... Причём когда мы служим... мы даже 5 ноября несколько человек... у нас в Бутове 5 ноября... это день мученической кончины дедушки, и мы литургически, богослужебно священномученика Владимира не выделяем из других — он один из тех, кто в этот день пострадал. Да, матушка, сестра, она устроила придел в честь священномученика Владимира в одном из храмов монастыря — там служится служба престольному празднику, именно священномученику Владимиру служится служба. А мы служим тому Собору новомученников, который в этот день пострадал. Но тем не менее, конечно, когда я служу, то я про себя к дедушке обращаюсь. Но повторяю, что это не так, как я молюсь преподобному Сергию или преподобному Серафиму.

К. Мацан

— Отец Кирилл, а вот вы сказали, что дедушка привёл вас в Бутово. Поскольку мы в этой программе говорим о пути к священству, насколько под этим можно понимать, что в какой-то степени дедушка привёл вас и к священству? Вот то, с чего мы начали — всё равно человек, даже если он растёт в семье священника, в верующей семье, принимает для себя решение, что он дерзает хотеть служить у алтаря, преподавать людям Таинства, а не только быть верующим мирянином. Вот каким был путь именно к этому решению о рукоположении?

Прот. Кирилл Каледа

— Он был действительно длинный. Естественно, в детстве, как многие церковные дети, которые ходят в храм, в какие-то моменты, поражаясь красоте богослужения, у меня возникали мысли, что хорошо бы быть батюшкой или диаконом. У нас в Обыденном храме был такой протодиакон отец Борис, нам, детям, он всегда очень нравился. И я тоже думал, чтобы быть, как отец Борис, хотя у меня музыкальных данных таких нет, поэтому я не смог быть, как он. Он действительно был очень музыкальным человеком, очень красиво служил отец Борис — Царство ему Небесное. Но потом, в общем-то, когда я заканчивал школу, то у меня не было особых вопросов, я действительно принял решение, что я буду заниматься наукой, буду заниматься геологией, наукой или практикой — на тот момент это ещё не было определено. Я вполне осознано шёл в университет, предполагая, что моя жизнь на длительный период будет связана с геологией, что, собственно говоря, и оказалось. Но когда я учился на третьем курсе, Господь меня сподобил попасть к отцу Тавриону (Батозскому), такому старцу. Он тоже исповедник, который жил в тот момент, в 70-х годах, под Ригой в пустыньке Рижского женского монастыря — он там духовником был. И я ему задал этот вопрос — что, может быть, мне бросить университет, пойти служить в армию и потом пойти в семинарию. На что он мне ответил, что, нет, ты окончи учёбу, поработай, определишься и потом тогда решишь. И, в общем, я по этому пути шёл. Даже была как-то ситуация, что мы с папой были у митрополита Ярославского Иоанна (Вендланда), который папу рукоположил. И владыка Иоанн так осторожно сказал, что у Глеба Александровича такая хорошая семья, только вот как-то странно, что никто из детей не священник. И он вынудил меня сказать, что отец Таврион благословил мне такой путь. И владыка Иоанн спокойно сказал: «Тогда действуем по плану Тавриона». И действительно я, слава Богу, занимался геологией, я очень благодарен Господу за то, что Он мне дал этот опыт, потому что это и опыт общения с самыми разнообразными людьми. Я работал в Академии наук, мне приходилось общаться с действительно очень известными учёными, действительно интеллигентными людьми. А с другой стороны, когда в экспедиции ездишь, там самые простые люди, рабочие, где-то такая даже и грубость и так далее и тому подобное. Мне приходилось и в Сибири работать, и на Северо-Востоке, в Корякии, в Казахстане, два раза участвовал в рейсах научно-исследовательского судна, два раза обошёл вокруг Европы, работал на Кипре, в Сирии. Так что я много действительно увидел, благодаря этой своей профессии. С другой стороны, геология очень разнообразна, действительно нужно иметь навыки разведения костра под проливным дождём, а с другой стороны, знать основы физ-химии и уметь работать на электронном микроскопе. Но тем не менее в начале 90-х годов я как-то так, хотя внешне у меня всё складывалось замечательно. Это сейчас у нас был период, когда мы свободно ездили за границу, а тогда для этого были очень ограниченные возможности. Я в течение 50 дней работал на Кипре — это не только замечательное место для отдыха, но и очень интересный геологический объект. Всё было замечательно, я заработал какие-то деньги, даже машину купил, по тем временам очень замечательную — мне многие завидовали. Но у меня была такая неудовлетворённость какая-то внутренняя, причём головой-то я понимал, что всё замечательно, и мне многие завидуют, а внутренне была какая-то совершенно неудовлетворённость, я понимал, что занимаюсь чем-то не тем. И вот в этот момент стало открываться то, что стало открываться. И вот в 1994 году оказалось открытым Бутово. Я, вообще, наверное, со старших школьных лет очень интересовался историей Церкви XX века, по возможности читал в самиздате какие-то материалы, какие-то свидетельства об этом. И у меня было общение с целым рядом людей, которые прошли через это испытание, в том числе был такой замечательный отец Василий Евдокимов, который сподобился, когда он ещё был иподиаконом, у митрополита Петра Крутицкого держать посох на его последней службе перед арестом. И он был несколько раз арестован, второй раз был арестован по одному делу с отцом Павлом Флоренским, духовный сын отца Сергия Мечёва, близкий собеседник владыки Афанасия (Сахарова) и так далее. Вот я имел счастье с ним общаться. И вот эта тема... даже не скажу, что это тема — это что-то иное, но вот жизнь новомучеников мне была очень близка. И поэтому когда открылось Бутово, то я принял активное участие в создании общины, которая здесь создалась. Меня избрали председателем приходского совета, старостой этой общины. Священника у нас не было, хотя в составе общины у нас был отец Андрей Лоргус — у него прадедушка расстрелян в Бутово. Но он в другом храме служил и сразу дал понять, что членом общины он готов быть, но приходить сюда служить он не готов. И через какое-то время священноначалие, владыка Арсений, мне предложил принять сан. Он приезжал как-то на полигон, служил в какой-то памятный день панихиды, а потом, когда мы уходили с полигона, он мне говорит: «Что ты в пиджаке-то всё ходишь? Не пора ли тебе менять одежду?» Теперь я в пиджаке хожу очень редко.

К. Мацан

— Отец Кирилл, поскольку вы настоятель храма на Бутовском полигоне, конечно, и вы сами сейчас заговорили о новомучениках, невозможно об этом с вами в принципе не говорить. Есть ещё одна тема сегодняшняя, такая очень острая, болезненная для нас для всех — это тема коронавируса, эпидемии,  карантина, самоизоляции, всего вот этого спектра новых реалий, в которых мы сегодня живём. И хочется с вами об этом тоже немножко поговорить, в том ключе, что нередко сегодня звучат слова, в которых сопоставляются вот те гонения, испытания, которые проходили новомученики, и сегодняшние, когда люди вынуждены находиться в самоизоляции, когда храмы хоть и не закрыты, но в них ограничен доступ для прихожан. И, с одной стороны, уже многажды прозвучала мысль, что по меньшей мере наивно, а, скорее, кощунственно сравнивать те испытания и наши. С другой стороны, люди моего возраста, например, в принципе таких больших испытаний, жизненных катаклизмов не переживали до сих пор. И, может быть, вот эта текущая ситуация с эпидемией — самое такое большое испытание, которое в жизни выпадало именно как испытание общее, общественное, такое — в масштабах страны и мира. И в этом смысле, за неимением того, с чем можно сравнивать, да, это некий тяжёлый период, который тоже ставит вопрос об укреплении в вере, о том, как через него проходить и так далее. Вот что вы об этом думаете? Уместно ли само сопоставление текущей ситуации с испытаниями новомучеников? И в какой степени мы вообще можем их опыт здесь для себя на пользу принимать? И как к ним обращаться, на что в их опыте смотреть, чтобы себя укреплять?

Прот. Кирилл Каледа

— Конечно, наверное, можно с чем-то сравнивать, потому что действительно есть определённые ограничения, есть ограничения какой-то внешней свободы, к которой мы привыкли — перемещений и так далее и тому подобное. Возникает вопрос: а как всё это будет дальше? Но знаете, сравнение с тем, что пережило старшее поколение, наверное, может быть подобным тому, как пережили наши с вами отцы, деды Великую Отечественную войну и как пережили их современники в Швеции. Я сколько-то лет назад побывал в Швеции, мне там одна наша русская женщина рассказала о том, как шведы вспоминают период войны: «Да, это было тяжёлое время: хорошего кофе не было», — вот так вот. Вот примерно то же самое у нас сейчас: вот хорошего кофе нет. В сравнении с тем, что пережили вот тогда во время периода гонений. Вместе с тем нам действительно есть чему поучиться в наших условиях у старшего поколения. Ведь они, несмотря на то, что не имели возможность посещать храмы — храмы были закрыты, и за это можно было действительно серьёзно пострадать, а не просто штраф, хотя в те времена штрафы тоже применялись, как известно, но гораздо серьёзней, — то они молились. Для меня удивительным был рассказ владыки Иоанна (Вендланда), о котором я уже вспоминал. Во время войны... он был геологом тоже по светской специальности и работал на каком-то геологическом разрезе в Средней Азии. И он туда пригласил своего духовника — отца Гурия (Егорова), который потом стал епископом. Отец Гурий после войны открывал Троице-Сергиеву лавру. Он вообще сам был из братии Александро-Невской лавры, после войны он открыл Троице-Сергиеву лавру, а потом он был митрополитом Минским, Ленинградским. И скончался он после смерти священноисповедника владыки Луки — он был крымским архиереем и скончался в Крыму. И он был духовным отцом владыки Иоанна, тогда он был архимандритом. Отец Иоанн тогда уже был тайным священником, пригласил его к себе. И вот они жили в какой-то узбекской сакле, какой-то домик у них был глинобитный. И они в подвале этого дома организовали себе храм. И отец Гурий был оформлен у отца Иоанна как рабочий. Соответственно, они каждый день ходили в маршрут по горам, собирали материал, который потом надо было обрабатывать дома. Я прекрасно понимаю, поскольку у меня есть этот опыт геологической работы, насколько это физически непросто. Но помимо этого они в этом храме совершали полный круг суточного богослужения. И владыка Иоанн, будучи уже старцем, когда он мне это рассказывал, за плечами у которого было и руководство нашим экзархатом в Америке и так далее, он говорил, что это было самое счастливое время в его жизни. Физически как они это выносили — я просто не понимаю. А мы что? Мы сейчас пребываем в суете, всё время бросаемся к каким-то средствам массовой информации, либо к нашему компьютеру, либо к нашему гаджету, чтобы  узнать, сколько там где-то заболело и кто там, на другом конце света или Европы, предложит нам, как с этой коронавирусной инфекцией бороться. Себя настраиваем на то, что это всё страшно, и время уходит впустую. Очень замечательно недавно владыка Тихон Псковский сказал о том, что а мы вообще молимся сейчас, мы не упускаем время, которое нам дано? Нас посадили дома — мы используем это время для молитвы?

К. Мацан
— Ответ честный будет нелицеприятным.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, нелицеприятным. И вот я вспоминаю: к нам приезжал как-то, служил владыка Серафим, бывший Белоцерковский, он живёт в Москве, настоятель одного из храмов на Яузе — я сейчас не помню, как называется. Как-то он служил по благословению Святейшего Патриарха и сказал такую удивительную фразу: «Вот мы все переживаем, что Москва вся в пробках стоит. И сидим в машине в пробке, переживаем, ругаемся, дёргаемся и так далее. А вот представьте, что мы, вместо того, чтобы ругаться, переживать, что мы куда-то опаздываем, эти два часа, которые провели в пробке, помолились бы? Чтобы у нас тогда был за город? А мы ругаемся».
К. Мацан

— Я предлагаю всем, кто сейчас едет в пробке, к этому прислушаться.

К. Мацан

— Протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских на Бутовском полигоне, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

К. Лаврентьева

— Отец Кирилл, что было самое сложное и что самое сложное сейчас в вашем пастырском служении?

Прот. Кирилл Каледа

— Трудный вопрос. Конечно, самое трудное — это не строительство храма, не создание этого мемориала, хотя, конечно, было положено много трудов, сил и нервов каких-то чисто по-человечески, в конце концов. Но самое, наверное, сложное — это работа с прихожанами, потому что, к великому сожалению, я, наверное, не могу им тоже дать какого-то должного примера, который мне, например, дали те люди, о которых я вспоминал. Но вот зажечь какую-то искру в их сердцах оказывается трудно. При том, что я не хочу сказать, что... есть совершенно удивительные люди у нас на приходе. И иногда приходят совершенно даже не церковные люди, невоцерковлённые, которым просто поражаешься. Вот я вспоминаю: ко мне пришли два молодых человека из соседнего посёлка. Я их знаю, поскольку я  живу на приходе, я езжу мимо этого посёлка или хожу, дочка у меня училась в этом посёлке в школе, они у меня на глазах как бы были. Ну, парни, которые могут выпить, могут покурить, могут где-то подраться и так далее. Женились, пришли и плачут, они в буквальном смысле плакали о том, что их жёны не хотят иметь детей. Я был поражён этим ребятам. И, наверное, каких-то других примеров можно тоже привести. Вместе с тем у нас нет и я как бы не могу передать той живой какой-то веры, ощущения близости Бога — то, что было у старшего поколения. Вспоминаю, меня Господь один раз сподобил пообщаться с отцом Адрианом из Псково-Печерского монастыря.

К. Лаврентьева
— Покойным.

Прот. Кирилл Каледа

— Да, покойным — Царство ему Небесное. Мы с ним беседовали в маленькой часовне на горке — маленькая совсем она. Сидели мы на чурбачках, и вот огромный образ Спасителя у стены стоял. И мы говорили об опыте отца Адриана изгнания бесов. И он сказал, как-то другими словами, но смысл именно такой: «Мне, чтобы изгнать беса, нужно чувствовать Господа рядом с собой — вот как эта икона». И он протянул руку к иконе, а рука не дотянулась до иконы сантиметров 30-50. И это ощущение того, что отец Адриан чувствует Бога вот так рядом, знаете, меня и моего товарища, с которым мы беседовали, мы просто вообще к этим чурбачкам, на которых мы сидели, прилипли.

К. Мацан
— Отец Кирилл, а это чувство близости Бога, о котором вы говорите, его возможно, если угодно, достичь какими-то усилиями, каким-то своим деланием? Или когда вы говорите о том, что у нашего поколения — ну, у вашего поколения, у нашего с Кирой поколения — этого меньше, значительно, наверное, меньше, чем у более старшего поколения, вы имеете в виду, что с этим надо смириться и с этим ничего не поделаешь?

Прот. Кирилл Каледа

— Да нет. С одной стороны, конечно, не поделаешь, потому что это чувство — это дар Божий, вспомним преподобного Силуана Афонского. Но, с другой стороны, ведь Силуан Афонский и отец Адриан трудились всю жизнь, чтобы достичь вот такой близости к Богу. А трудимся ли мы? Я в первую очередь обращаюсь к себе.

К. Лаврентьева
— Отец Кирилл, много лет назад волею Божию я попала в ваш храм на клирос на Литургию, петь Литургию одной из певчих. Это был один единственный раз, и тогда меня совершенно потрясли фотографии новомучеников притворе храма до и после допроса: какой человек был до того, как с ним поговорит следователь, и каким он становился после — там очень большая и очень трагическая разница и во взгляде, и во внешности, и всё это не поддаётся никакому описанию. И тогда я ужаснулась и подумала: «Господи, не дай нам такого пережить и не дай нам такого претерпеть, потому что мы настолько слабы, что мы и миллионной части не вытерпим!». И сейчас, когда запахло жаренным очень издалека, все люди — ну, не все, я не буду говорить за всех, я говорю за себя, — временами пребывают в некоторой тревоге и растерянности. Правильно ли я понимаю, что это для нас сейчас шанс научиться наконец идти к Богу по воде, доверять Богу, полностью Ему вверяться? И если это так действительно есть, а, наверное, это так действительно есть, и без разных сложностей мировых, без разных кризисов и вирусов человек должен научиться вверять себя Богу, если это так и есть, как достичь этого мирянину, запуганному тревогами и разного рода страхами о будущем, неизвестностью, как научиться этому на практике? Если можно так выразиться — довольно топорно, но по-другому, наверное, и не скажешь.

Прот. Кирилл Каледа

— Действительно, вы тут подняли вопрос о доверии Богу. Вот нам не хватает совершенно очевидно доверия Богу. А как этого достичь? Один сотрудник наш, который у нас работает, убирает храм, своеобразный такой раб Божий, вот он недавно сказал удивительную фразу: «Мы молимся о том, чтобы этот вирус нас миновал, чтобы выздоровели те, кто болеет, ещё что-то такое. А благодарим мы Господа за то, что Он дал нам это испытание?» А ведь центральная наша служба — Евхаристия, Благодарение. Да, бывает иногда трудно сказать: «Да будет воля Твоя», — но это надо научиться делать.

К. Лаврентьева
— А если это очень страшно делать? Ведь воля может быть очень разной, не всегда же может быть хорошо. Мы же говорим «да будет воля Твоя», а сами думаем: «Пожалуйста, исполни мою волю».

Прот. Кирилл Каледа

— Но ведь Господь наш Иисус Христос в Гефсиманском саду тоже молил о том, что, если возможно, да минует Его чаша сия. Но вместе с тем Он говорил: «Но да будет не Моя воля, а Твоя». И это, наверное, естественно. И мы знаем из житий новомучеников, что очень многие из них страшились этой участи. Не надо думать, что все так легко, как владыка Вениамин Петроградский, пошли на смерть — для них многих это было трудно, но тем не менее они собрались и пошли. Несмотря на свой страх, как бы доверили себя Богу. Трудно, да, но, видимо, только так.

К. Мацан
— На этой оптимистической ноте мы нашу сегодняшнюю беседу будем завершать. А я не иронизирую, когда говорю, что она оптимистическая, потому что мы заканчиваем, если угодно, призывом к благодарности Богу за всё, что происходит. И до тех пор, пока пандемия, коронавирус, самоизоляция не закончились, у нас есть ещё время поблагодарить Бога за всё происходящее. И может быть, к себе самим этот вопрос о молитве, о том, использовали ли я время, мне отведённое на карантине, для молитвы, обратить. И как говорят в таких случаях, надежда умирает предпоследней, последним умирает чувство юмора. Отец Кирилл, спасибо огромное за эту беседу. Напомню, что сегодня с нами и с вами в «Светлом вечере» был на связи дистанционно протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и Исповедников Российских на Бутовском полигоне. С вами также были Кира Лаврентьева и Константин Мацан. Спасибо, до свидания. Христос Воскресе!

Прот. Кирилл Каледа

— Воистину Воскресе! Храни нас всех Господь Бог!

К. Лаврентьева
— Христос Воскресе, батюшка! Всего вам доброго и до свидания. Спасибо огромное за этот глубокий разговор. Огромное спасибо и низкий поклон.

Друзья! Поддержите выпуски новых программ Радио ВЕРА!
Вы можете стать попечителем радио, установив ежемесячный платеж. Будем вместе свидетельствовать миру о Христе, Его любви и милосердии!
Слушать на мобильном

Скачайте приложение для мобильного устройства и Радио ВЕРА будет всегда у вас под рукой, где бы вы ни были, дома или в дороге.

Слушайте подкасты в iTunes и Яндекс.Музыка, а также смотрите наши программы на Youtube канале Радио ВЕРА.

Мы в соцсетях
****
Другие программы
Сюжеты
Сюжеты
Каждая передача состоит из короткого рассказа «современников» о Божием присутствии в их жизни.
Фрески
Фрески
Фрески – это очень короткие прозаические произведения, написанные интересно, порою забавно, простым и лёгким слогом, с юмором. Фрески раскрывают яркие моменты жизни, глубокие чувства, переживания человека, его действия, его восприятие окружающего мира. Порою даже через, казалось бы, чисто бытовые зарисовки просвечивает бытие, вечность.
Прогулки по Москве
Прогулки по Москве
Каждая программа – это новый маршрут, открывающий перед жителями столицы и ее гостями определенный уголок Москвы через рассказ о ее достопримечательностях и людях, событиях и традициях, связанных с выбранным для рассказа местом.
Тайны Библии
Тайны Библии
Христиане называют Библию Священным Писанием, подчеркивая тем самым вечное духовное значение Книги книг. А ученые считают Библию историческим документом, свидетельством эпохи и гидом в прошлое… Об археологических находках, научных фактах и описанных в Библии событиях рассказывает программа «Тайны Библии».

Также рекомендуем