«Путь к священству». Протоиерей Илья Зубрий

Сегодня в семь вечера у нас в гостях настоятель Иоанно-Богословского храма деревни Могильцы Пушкинского района Московской области Сергиево-Посадской епархии, заместитель директора по духовно-нравственному воспитанию православной школы-пансиона «Плёсково» протоиерей Илья Зубрий.

Мы говорили с нашим гостем, как родители привили ему веру и любовь к церкви, а также о его пути к священническому служению.

Отец Илья вспоминает своё детство в семье священника, время сомнений и встречу, которая определила его путь к священству. Он рассказывает о многолетнем служении в больнице и о поездках в госпитали на Донбасс, делясь размышлениями о вере, боли и человеческом достоинстве.

Большая часть разговора посвящена семье и воспитанию: батюшка говорит об опыте отца восьми детей, о свободе выбора и ответственности, о силе молитвы родителей. Затрагиваются и педагогические вопросы — как быть честным и открытым в общении с подростками, как находить язык с учениками.

В завершение отец Илья делится размышлениями о тридцатитрёхлетнем служении в одном приходе, о жизни церковной общины, о верности, смирении и благодарности Богу, которые становятся основанием внутреннего покоя.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

Кира Лаврентьева

— Здравствуйте, дорогие наши слушатели. Меня зовут Кира Лаврентьева, и хочу вам представить нашего замечательного гостя, которого мы долго ждали, потому что очень занят батюшка, очень много у него разных послушаний, но вот счастье, мы его дождались, он у нас в студии, — протоиерей Илья Зубрий, настоятель Иоанно-Богословского храма, деревни Могильцы Пушкинского района Сергиево-Посадской епархии, педагог, заместитель директора по духовно-нравственному воспитанию православной школы-пансиона «Плёсково». Здравствуйте, отец Илья.

Отец Илья

— Добрый вечер.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, хочется, конечно, многие темы с Вами затронуть, поэтому начну с главного. Как Вы стали верующим человеком? Хочется узнать о пути к священству, хочется и про детей спросить, но давайте как-то поступательно начнем. Начнем все-таки с пути к вере...

Отец Илья

— У меня, собственно, такого личного пути не было, потому что я воспитывался в православной семье, отец у меня священник. С детства я рос в церкви, никакого особого выбора у меня не было, пономарил в храме, пел на клиросе. Классе в девятом все были уверены, что я буду поступать в семинарию. А у меня наступил такой кризис такого личного переосмысления. Я не хотел быть священником, я хотел быть врачом, но не поступил я в медицинское училище. Очень был обижен, потому что по балу я проходил, а поскольку я не был комсомольцем, на собеседовании очень такой тяжелый разговор был, и я очень был обижен на всех и на отца, и на парторга, и на комсомольских работников, которые были на этом собеседовании. И был у меня такой тяжелый период, я не хотел идти по стопам священника. А когда я закончил 10-й класс вот и надо было выбирать дальнейший какой-то путь определения, я не знал что делать, у меня в голове туман просто полный был, и летом мы поехали в Москву к знакомым. Там находились длительное время, и там один из наших близких священников, уже покойный отец Василий Швец, всю ночь со мной беседовал, а потом говорит «поехали». А куда поехали — я и не знал, куда поехали, — мы поехали в лавру. Я там был уже однажды, но тут поехали против моей воли, и мы попали к отцу Науму, старцу. Я как сейчас помню эту картину: очень много людей в приемной, все ждут не только в комнате где он принимает, а еще снаружи толпы людей. Отец Василий был знакомым батюшки, нас приняли без очереди. Он на меня строго посмотрел и сказал: а тебе не сюда, тебе туда. —И показывает мне на Московскую Духовную Академию. А поскольку у меня полная какая-то прострация, ну ладно, пойдём туда. Пошли с отцом туда, и я остановился у стенда для абитуриентов, читаю условия, всё, когда экзамены, какие приёмные, и вдруг я чувствую, у меня как-то голова проясняется, наступает какое-то спокойствие внутреннее. Я как будто что-то нашёл, что-то нащупал, какую-то почву под ногами. Так я очутился в семинарии, и я очень благодарен отцу Науму, Царство ему Небесное, очень благодарен отцу Василию, очень благодарен своему отцу за терпение в этот такой тяжелый мой период. И ни разу за это время я не пожалел, что Господь меня поставил на этот путь.

Кира Лаврентьева

— Но при этом, удивительным образом, вы же очень много лет окормляли госпиталь, и с 2024 года ездите на Донбасс, тоже помогаете ребятам в госпиталях беседой и словом. В общем, выполняете то, что делают военные священники в зоне боевых действий. Вот как так получилось всё равно, отец Илья, что вы связаны в той или иной степени с каким-то таким служением?

Отец Илья

— Рядом с нашим приходом была такая маленькая богадельня, — мы между собой так называли больницу имени Семашко. Это не московская Семашко, это больница рядом с Софрино. Это такое неказистое, но очень уютное здание, в котором находились бабулечки. Им было там очень хорошо. В 90-е годы я столкнулся с тем, что многие там, — ну, не нужно ничего изобретать и придумывать, в таком возрасте пожилом всегда найдётся какая-то проблема физическая, со здоровьем, — и бабушки на зиму устраивались туда, там переживали тяжёлое время. И я туда ходил, ну, как на работу, несколько раз в неделю в больницу, и много-много лет до закрытия этой больницы я был связан с больничным служением. Там было хорошо, там я соборовал, причащал больных, исповедовал, беседовал. Это такая моя родная тема была. И когда началась специальная военная операция, когда потребовались священники, я сказал, что хотел бы поехать. Вот так в 24-м году получилось, что дважды я был в командировке, с госпитальным служением. Это, конечно, не передовая, это не нулевая отметка, но это очень близко к этому. И там работа такая тоже непростая и очень нужная, потому что священник там очень-очень востребован.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, вот такой вопрос, наверное, сложно было бы об этом говорить и не задавать его. Было ощущение после Вашего опыта в зоне боевых действий, было ли ощущение, что вот вся эта наша мирская обычная жизнь — это какая-то суета по сравнению с тем, что происходит там?

Отец Илья

— Но обстоятельства действительно такие, — даже на Донбассе и на территории Луганской Народной Республики, — там хотя и освобождены территории, прямых боевых действий не ведется, но мы с напарником всегда вместе ездили, он за рулем был, а я был пассажиром, или наоборот, и кто-то из нас постоянно смотрел вверх, потому что беспилотники летали, и это реальная была опасность, и где-то на блокпостах нас останавливали, и предупреждали об этой опасности. А по поводу людей, — ну, во-первых, я не считаю, что я делал какой-то подвиг. Меня Господь поставил, — наверное, это милость Божия ко мне, что я оказался в том месте, где нужен был. Я чувствовал эту востребованность. Это не моё какое-то геройство. Но по общению с людьми, с мирными жителями, — действительно, там всё наносное, оно уходит. Это как пена морская. Она уходит, и остаются какие-то прямые, честные, открытые отношения. Там каждое слово значит то, что оно значит. Там нет никакой игры. Какая-то закономерность прослеживается, что там, где человек ходит по краю, где рядом и жизнь, и смерть, он немножко по-другому смотрит на жизнь. Это более честные, более прямые отношения, более искренние, и когда все вот эти цели и задачи, которые тут у нас в Москве, в Московской области и в других таких сытых регионах России кажутся очень первостепенными, там они не то что бы не имеют значения, там они точно не первостепенны в значении. И там люди более открыты к Слову Божьему. Когда человек лишился ноги, когда он тяжело ранен, когда у него сгорел дом, когда он, собственно, чудом просто Божиим остался жив, и он не озлабливается в этой ситуации, он сохраняет человечность, — то этому всему нужно поучиться, в том числе и мне, священнику. Поэтому такая спокойная, размеренная жизнь, это, конечно, хорошо и спокойно, но она мало способствует нашему какому-то росту.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, скажите, пожалуйста, как вы думаете, после каких-то серьёзных потрясений, вот подобного рода военных, вернуться к жизни, что может помочь? вот этим ребятам, которые видели всё уже, наверное, всю тяжесть войны и на себе её пережили, жёнам, которые ждут, мужей, детям, которые ждут отцов. Им потом надо вернуться в обычную жизнь, дай Бог, если они вернутся, помоги Господь, и как-то опять её начать жить. Народ наш проходил это уже не раз, но этот вопрос, он каждый раз встаёт, как жить заново, сейчас очень много шума: а что же будет потом, а как же потом восстанавливаться ребятам? Но, я так понимаю, что если на войну смотреть с духовной точки зрения, в принципе, по-другому начинаешь к ней относиться. И, соответственно, к возвращению к жизни этому самому тоже можно смотреть по-другому. И поэтому я именно Вас, пастыря, об этом спрашиваю, не кого-то другого, а человека, который там был и имеет какой-то опыт взаимодействия.

Отец Илья

— То, что будет завтра, нам предстоит прожить это завтра, этого нет, не существует. Можно только предполагать и строить какие-то логические конструкции. Мне очень нравится житейский принцип «только сегодня». Вот то, что сегодня происходит, например, в данную минуту, для меня важно, как я буду говорить и что я буду говорить, как отвечать на вопросы. Вчера — оттуда я могу взять только опыт. А завтра — что мне Господь завтра приготовил, я не знаю. Поэтому будем проживать. Но я думаю, что вообще очень сложно давать и неправильно давать советы, если ты не имеешь подобного опыта. Это первое. А второе, всё-таки, если этот запрос будет обращён к священнику, наверное, в каждой конкретной ситуации, побеседуя с человеком, можно видеть, какой у него посыл, какая у него мотивация, какая у него проблема, чем я лично могу помочь ему и материально, и морально. Но, наверное, есть какой-то все-таки универсальный совет — без фундамента, без точки опоры, без веры, вот без этой внутренней вечной души человеку не преодолеть трудные испытания. Поэтому этот, наверное, совет я все-таки бы дал, а дальше смотрел уже конкретно на каждую ситуацию.

Кира Лаврентьева

— Светлый вечер на Радио ВЕРА, в студии протоиерей Илья Зубрий, настоятель Иоанно-Богословского храма деревни Могильцы, Пушкинского района, Сергиево-Посадской епархии. Меня зовут Кира Лаврентьева, и мы продолжаем наш разговор.

Отец Илья, Вы сказали, что хотели стать врачом, стали священником. Ну, это такие, мне кажется, помогающие такие профессии, помогающее служение. Я сразу вспомнила святителя Луку, который выбирал между тем, чтобы стать художником и хирургом, решил всё-таки послужить людям на ниве медицины. И вот этот выбор, наверное, для каждого мужчины крайне важен, потому что женщина, она всё-таки больше реализовывается в семье. Разные бывают ситуации, разные бывают пути, но, по большому счёту, всё-таки это так. А для мужчины важно развиваться внешне. Это, наверное, на первом месте даже для него, вовне себя проявить. У вас много сыновей. Давайте уточним, сколько, чтобы я сейчас не проявляла некомпетентность, потому что в интервью не указано.

Отец Илья

— У меня всего восемь детей, четыре сына, четыре дочери.

Кира Лаврентьева

— Четверо сыновей, и они, я так понимаю, уже тоже подходят к возрасту, когда нужно делать какой-то выбор. Вот, отец Илья, немножко вашего родительского опыта, если можно. Потому что сейчас это особенно актуально, потому что соблазнов очень много, детям очень сложно.

Отец Илья

— Наверное, я построю свое рассуждение из того, что я все-таки отец и священник, «отец в квадрате», скажем так. Бытует мнение, что дети священников должны идти по стопам своего отца сыновья, и, конечно, очень приятно отцу видеть, что его служение нашло отклик в душах детей и они его продолжают, но здесь есть опасность формального следования по стопам, просто принятие по факту сословности, — и это очень большая опасность. Тут должно что-то в сердце отзываться, откликаться, какое-то должно быть пробуждение духовное. Моим старшим детям, Марку 30 лет, Денису 29, они уже выбор свой сделали, — и когда они подходили к этому выбору в десятом, в одиннадцатом классе, я уже вел такие беседы за чаем вечерним: вы знаете, мне не то, что бы совершенно всё равно, кем вы будете, но мне совершенно всё равно, в какой сфере вы будете реализовываться, если она не безнравственна. Вы не обязательно должны стать священниками, хотя я думаю, что если Господь где-то Промыслом Божиим предназначил вам быть пастырями, Он призовёт вас с любого места, и где бы вы ни были, для меня важно как для отца знать, что вы христиане, что вы верные воины Христовы и что вы внутренне несете — не пафосно, не на показ, а внутренне несете твердое зерно веры в Господа Иисуса Христа. У меня только третий сын пошел в семинарию, он учится в семинарии, Серафим, а Марк, старший, хирург-офтальмолог, Денис — инженер-строитель, строит метро. И младший сын только у меня еще не определен, он перешел в 7 класс, но уже какие-то беседы ведутся, у него очень большие планы на жизнь, я даже теряюсь от диапазона его запросов. Но мы беседуем на все темы. Дать детям право выбора. Если, образно говоря, человек стоит над пропастью, то его можно спасать, даже ломая ему руку, — тут цена жизни, да. А если он просто делает выбор между хорошим и очень хорошим, пусть он делает его самостоятельно.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, в таком случае возникает вопрос, как воспитывать детей. Вообще фраза «воспитывать детей» уже настолько оскомину набила, но вот по-другому, как взаимодействовать с детьми, как жить с детьми, чтобы они эту жажду жизни не потеряли? Желание кем-то стать, желание не залипать в интернете просто, чтобы только никто не трогал и ничего не заставлял делать.

Отец Илья

— Я не идеальный отец, и я до сих пор учусь этому, но у слова «воспитание» есть простое этимологическое значение. Это впитывание, это питание. Питание чем? Питание, конечно, опытом тех, кто вокруг. Поэтому дети смотрят, они считывают. Я иногда поражаюсь, у них же, у детей, чем младше они, тем больше чувствительность к такому духовному переживанию, чувствительность к лжи, к неправде и, соответственно, к правде, к истине. И поэтому, если я буду говорить то, о чём я не думаю, это сразу дети считают, и это будет иметь такой противоположный эффект. Да не знаю я каких-то особых секретов воспитания, нужно... Здесь, понимаете, это очень серьёзный разговор, такой философский. Мы думаем, что мы что-то делаем, я какие-то усилия прилагаю, что это всё зависит только от меня. Но ведь дети... Мне понравилось очень такая мысль, что дети — это не наша собственность, это Божья инвестиция в нас. Господь дает на время нам детей и потом спросит, что мы сделали, как мы приумножили этот талант детский. И из позиции, что это не наша собственность, легче становится дышать. Потому что желание над всем властвовать, доминировать в плане воспитания, оно разрушительное и для ребёнка, и для того, кто декларирует эти все посылы. А потом, если я отец с маленькой буквы, всё-таки есть Отец с большой буквы, Господь, Который над всем, и если я прошу у Отца Небесного помощи, то Он не оставит меня без этой помощи, подаст мне какие-то мысли, подаст мне какие-то здравые идеи. Могу поделиться опытом: если я не знаю, что ребёнку сказать, я лучше промолчу, я дождусь того момента, когда придёт что-то конструктивное. Бога призывать сюда только и стараться быть примером, насколько возможно, хотя это очень сложно соответствовать идеалам, это тяжёлый такой путь, но... быть тем, кто ты есть, избегая, конечно, дурного примера, работая с собой, в первую очередь, — как-то вот так, я не знаю даже, что сказать здесь.

Кира Лаврентьева

— Меня очень, знаете, согрел такой момент, довольно интимный, на самом деле, но так как Вы, точнее, ваша матушка прекрасно озвучивала в интервью, я подумала, что я тоже могу озвучить его. Вы поделились, что одна из ваших мам, или Ваша, или Вашей супруги, читала за вас всю жизнь, и папа тоже, Акафист Покрову Пресвятой Богородице. И вот, Вы знаете, отец Илья, наверное, вот это вот очень ценно, потому что столько много слов сейчас, столько много каких-то нравоучений отовсюду, из каждого утюга какие-то слова.

Отец Илья

— Притом, что мы об этом узнали случайно, что мама, тёща моя, -я её с первого дня мамой называл, — удивительный человек, Царство Небесное Екатерине, она читала акафист за семью, за нашу всю. Когда она умерла, у меня было такое чувство, что с меня...

Кира Лаврентьева

— Защита какая-то ушла.

Отец Илья

— Кожу сняли, какую-то защиту, я это почувствовал физически. И у меня был повторный опыт, когда умер отец мой, священник. И папа тоже читал по средам, он служил всю жизнь в Покровском храме и читал, каждую среду читал Акафист Покрову Пресвятой Богородицы, всех поминал. Я точно знаю, что на проскомодии всех поминал, и когда он ушёл после тяжёлой болезни, приняв монашеский постриг, я повторно ощутил, что какая-то вот защита, какая-то броня, она ослабла. Поэтому призывание в деле воспитания Бога и ходатайство молитвенное за своих детей — это фундамент, на котором уже строить можно дальнейший путь педагогический, основываясь на книгах, на положительном другом опыте. Но без фундамента этого здания не будет.

Кира Лаврентьева

— То есть это более эффективно, чем какие-то разговоры с детьми?

Отец Илья

— Да разговоры... У нас есть родительская проблема, мы всё здравое и конструктивное забалтываем. Мы не способны сказать главное и потом послушать в ответ. Ведь мы говорим, говорим, говорим. Ребёнок-то тоже хочет сказать. Вот нужно его послушать. Есть такой принцип абсолютного слушания. Когда ты просто слушаешь, даже всякие откровенные, — в нашем понимании взрослого детский бред, а для ребёнка это важно. А ты никогда не узнаешь, что он хочет сказать, если не послушаешь его наивное рассуждение о жизни. Поэтому сказать что-то важное и главное после молитвы, если не знаешь, что, то «Господи, помоги мне, дай мне что сказать», и в ответ послушай, что ребёнок хочет ответить.

Кира Лаврентьева

— Да, даже вчера прочитала совет, что просто 10 минут сиди и молчи с ним.

Отец Илья

— А я читал, мне тоже это в свое время очень сильно так окрылило, вдохновило, потому что много всяких дел, послушаний, строек всяких, и как при этом детям давать вообще родительского внимания. Потом прочитал, что отцу достаточно 10−15 минут честных, 10−15 минут в день для того, чтобы с ребенком пообщаться, и дети не будут чувствовать себя сиротами. То есть они будут наполнены отцовским общением, мы же общаемся, скажем так, в режиме плотном в семье, но вот такого настоящего общения от сердца к сердцу, его мало очень, да. Если будет хотя бы 10−15 минут такого честного общения, искреннего, то это выполняет родительский долг отцовский в моем случае.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, мы Вас ещё помимо того, что представляем настоятелем, мы представляем вас педагогом и заместителем директора по духовно-нравственному воспитанию. В гимназии школы «Плёсково», школы-пансиона «Плёсково», и тут, конечно, тоже возникает множество вопросов, удаётся ли всё-таки вам как-то взаимодействовать, особенно с подростками, особенно с детьми, которые закрыты, боятся батюшку, чего-нибудь натворят, а тут ещё и отец Илья сейчас будет с нами беседу беседовать, вот как контакт найти не со своими детьми, а с детьми всё-таки мало знакомыми?

Отец Илья

— Я считаю, основываясь на своём опыте, что должна быть искренность внутренняя, открытость, честность такая в общении, беседовать не из положения сверху над кем-то, а, можно сказать, на равных. На основании искренности, честности, рассуждая, не оценивая себя, как ты будешь выглядеть в глазах ребёнка, спокойно говорить то, что ты знаешь, то, что ты думаешь. Я где-то видео смотрел такое, мы с супругой посмотрели, смеялись очень. Стоит стакан внизу под ступеньками, под первой ступенькой, а сверху высыпаются теннисные шарики, которые хаотично прыгают, и ни один из них не попадает в стакан. Это, там говорится, наши советы и то, что достигает до самого подростка-то. Советы здесь, — мы от опыта говорим, а у них этого опыта нет. А тайна такая, внутреннее послушание, она не у всех есть, даже у нас, у взрослых, у меня её нет, не до конца я её понял. Начинаю понимать и понимаю, откуда спокойствие рождается. А детям это неизвестно. Послушание врождённое — это дар Божий. Поэтому, если мы что-то декларативно говорим, не факт, что дети будут послушными, что они примут это всё. Что они должны пройти какой-то опыт, ну не знаю, все обжигаются, все что-то себе там, вывихи наносят какие-то, и всё через это приобретается какой-то житейский опыт. Мы можем только говорить и просить Бога, чтобы Господь через нас говорил, чтобы коснулся сердца ребёнка. С кем-то удаётся находить контакт, а с кем-то не удаётся. Да, в школе-то есть педагогические неудачи, и у меня лично, у каждого педагога есть такой опыт. Здесь говорить, что кто-то очень успешен и всё у него получается, это, ну...

Кира Лаврентьева

— Это говорить неправду.

Отец Илья

— Это нечестно, да.

Кира Лаврентьева

— Программа «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, и напомню, что у нас в студии протоиерей Илья Зубрий, настоятель Иоанно-Богословского храма деревни Могильцы Пушкинского района Сергиево-Посадской епархии. Меня зовут Кира Лаврентьева, мы очень скоро к вам вернёмся. Пожалуйста, оставайтесь с нами.

Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья, меня зовут Кира Лаврентьева, и с радостью напоминаю, что у нас в гостях протоиерей Илья Зубрий, настоятель Иоанно- Богословского храма, древни Могильцы, Пушкинского района, Сергиево- Посадской епархии, педагог, заместитель директора по духовно-нравственному воспитанию православной школы пансиона «Плёсково».

— Отец Илья, в конце первой части мы с вами говорили про «Плёсково», буквально начали говорить об этом, — православная гимназия, уж тем более с проживанием, она ведь, наверное, не для всех. Вот скажите, для кого она?

Отец Илья

— В этом году будет 25 лет, как я работаю в школе, моей любимой школе «Плесково». Очень благодарен и попечителю школы, и своим собратьям священникам, и коллегам педагогам за опыт, который я от них черпал. Надеюсь, что я тоже был там полезен за это время. Конечно же, школа-пансион в плане проживания пятидневного, это школа не для всех, конечно. Если полная семья, если у родителей нормальные отношения между собой, если они не зашли в тупик в каких-то бессмысленных и бесконечных выяснениях отношений, от которых просто ребенок разрушается, то логичнее воспитанием ребенка заниматься в самой семье. Но у нас очень разный социальный склад школы. Очень много детей из многодетных семей, есть дети-сироты, есть дети из семей, которые попали в очень трудную ситуацию, есть дети-беженцев, вот это уже последние дети — дети войны. Поэтому мы никого не прогоняем, в каких-то критических ситуациях мы даем свое профессиональное мнение, полезно будет или не полезно, но если вы все-таки выбираете нашу школу, которая все-таки носит название юридическое со словом «пансион», то это означает, что вы доверяете нам, и детей оставляете, и мы в то же время вместе с вами занимаемся их образованием и воспитанием. Но главная ответственность, она, конечно, на семье, это мы честно говорим. Разные бывают случаи, бывает так, что ребенку пансион противопоказан, бывает так, что школа в принципе противопоказана, что школа конфессиональная, предполагающая какой-то уклад и образ жизни. И потом, если есть какой-то бунт внутренний, мы честно говорим, вам лучше забрать ребёнка, и уже молодому человеку в 14−15 лет говорим, тебе лучше уйти, если ты выражаешь какое-то несогласие, всё остальное. Никто никого не заставляет, какая-то деликатность присутствует в этом смысле. Мы честно говорим обо всём этом, потому что если ребёнок будет насильно против воли своей находиться в конфессиональной школе, совершенно сердце у него не будет отзываться, ну, это такое, это чревато таким духовным инвалидством, последствиями такими, да. Есть очень много всяких хороших случаев, когда дети приходили из нецерковных семей, они воцерковлялись сами, через них воцерковлялись родители. Школа одна из старейших православных школ. История очень богатая, и много случаев... Исторический момент такой, что школа существует в формате пансиона. Такая она. И каждый родитель выбирает то, что он считает нужным для себя, для своей семьи, для своего ребенка. Для всех мы открыты для сотрудничества и для критики конструктивной, для обсуждения, для каких-то совместных проектов. Это не закрытая какая-то территория, а вполне себе интегрирована в общество.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, но бывает ведь такое, что родители как будто бы не видят своего ребёнка, они не понимают, что ему на самом деле нужно. Вот это от чего возникает?

Отец Илья

— Да мы тут сплошь и рядом не видим, и не чувствуем друг друга.

Кира Лаврентьева

— Вот, я для себя спрашиваю.

Отец Илья

— Мы же мчимся, на таких парах мчимся, да как метро, там же ничего не видно за окном. И как только скорость сбавляется, мы начинаем видеть какие-то очертания. Пересядешь на велосипед, уже немного больше видишь, а пешком идешь, так это вообще красота. Есть время остановиться и даже поздороваться. Я себе взял за принцип, где такой маленький городишко или село, я со всеми здороваюсь. Иногда люди с таким недоумением и с улыбкой, как, давно забытое, что в селе и в деревне друг другу здороваются. Вот я служу в Могильцах, где рядом по соседству у нас дом отдыха, я за 30 с лишним лет могу проследить такую динамику негативную: люди не то что перестали друг с другом общаться, здороваться, они даже перестали здороваться со священником. Ну ладно, был какой-то негативный опыт общения, но как-то идёт человек в рясе, священник, такая, некая часть культуры, а ты здесь гость, а рядом храм, предполагается, что здесь как бы какая-то база очень такая древняя, старинная, но из соображений даже такой делегации, воспитания, мне кажется, надо бы поздороваться. Я на это не обижаюсь, я сам здороваюсь. «Здравствуйте, молодые люди. Как вам тут у нас отдыхается?» Рассказываем истории, всё. Но мы очень удалены друг от друга. Очень удалены. А поскольку семья — это маленькая модель общества, то есть и там отдалены. Это, в принципе, искусственная среда обитания. Большие мегаполисы. Это, во-первых, управляемая среда. Во-вторых, она искусственная, то есть мы где-то работаем целый день, приходим уставшие, у нас уже ресурса нет никакого, а тут ребенок подходит с какими-то своими нелепыми вопросами, папа пойдем погулять, папа уже там еле до дивана добрался, уже сил никаких нет у него, ребенок требует внимания. Но один раз отказал, ребенок звал отца погулять или маму, второй раз, третий раз, потом он вырос, уже не зовет, вот так получилась зона отчуждения, — она же все идет по нарастающей. Но это вопросы к чуткому такому... У меня тут сын младший инкубатор завел и вывел там цыпленка одного. Вот сейчас он каждых там 10 минут: «папа, пойдем посмотрим», я только что был там, уже берусь поднимаясь там туда в мансардную часть, смотрю вместе с ним, реплики отпускаю, иду вниз, но ему это важно. Ему это важно, а мне нужно пересилить себя, по сути, это такая маленькая жертва с моей стороны. Мне это сложно дается, я не как пример говорю о себе, а просто на этом примере хочу сказать, что через жертвенность достигаются какие-то более глубокие пласты воспитательные семейных отношений. Кружку воды вовремя подать, тапочки принести, встать, когда уже темно, дверь забыли закрыть, кому-то надо встать из кровати теплой, переселить себя, или свет потушить в соседней комнате. Вот из этого всё складывается. Но этому нужно учиться всю жизнь. Я до сих пор ещё не научился.

Кира Лаврентьева

— А если нет педагогического дара у родителей, так вообще сложно.

Отец Илья

— Тогда вдвойне нужно призывать помощь Господа, да. Здесь очень сложно, мы же очень большие такие боги. Да, мы любим всем управлять, мы любим всё контролировать, мы строим стратегии, тактики, планы всякие, мы им следуем, мы совершенно забываем, что Господу достаточно... Пословица «хочешь рассмешить Бога? Расскажи Ему о своих планах». Мы забываем совсем, что источник всего — это Бог. А поскольку об этом Источнике все забывают, и получается такое хождение по кругу, такой тяговой лошади, которая уже одной ногой проживает, доживает свой век, не радости, ничего, все одинаково. Но с Богом намного веселее, намного веселее. Во-первых, я не знаю, что мне Господь на завтра приготовил, это уже сюрприз уже будет, да. А если я всё: да, у меня список дел там, чего там, а утром что-то пойдет не так, всё разрушилось. Если я по такому принципу живу, что я великий такой стратег, то любая неудача, она мне вынесет мозг, и, соответственно, я начну транслировать на других, на прихожан, на сотрудников, на детей, на жену, на семью. Вот знание того, что Бог над всеми, оно очень освобождает ум. Оно придаёт ясность мысли, придаёт смирение. Придаёт смирение. А смирение — это начало покоя, это не слабость.

Кира Лаврентьева

— Да, смирение — это, конечно, отдельная тема, да, и это точно не слабость. Все говорят о смирении, но никто не знает, что это такое на самом деле.

Отец Илья

— Ну там корень «мир»-то всё-таки.

Кира Лаврентьева

— Мир, да. Ещё про меру говорят, что есть своя мера, есть чужая мера. Надо понимать, какая у кого, и тогда не будешь сильно обижаться на людей.

Отец Илья

— Нужно жить не как слон в посудной лавке, а так вот, поосторожнее. Рядом такие же люди, и они зачастую намного талантливее умнее, чем ты. Если ты знаешь об этом, ты будешь вести себя попроще немного. А когда ты отгоняешь от себя эту мысль, ты надуваешься, как воздушный шарик.

Кира Лаврентьева

— Да, отец Илья, есть, конечно, о чем подумать. А за время священства Вы как-то начали по-другому относиться к людям? Вот Вы — молодой священник, и Вы — теперь уже сегодняшний. Изменилось ли Ваше отношение? Изменилось ли отношение к исповеди, к людским грехам, падениям, взлётам?

Отец Илья

— Наверное, по милости Божьей, Господь уберёг меня от такого, знаете...

Кира Лаврентьева

— Младостарчества.

Отец Илья

— Ну, давайте так назовём это. Я стал священником в 20 лет, это вообще что-то невообразимое, да. Ну, раз Господь так призвал, и меня спасло то, что я с первого дня всех людей на приходе стал называть на «Вы». Хотя это было время, когда я смотрел по сторонам, очень много было такого нездорового панибратства. Может, это что-то врождённое, какое-то чувство такта меня спасло. Наверное, молитва всё-таки отца, родителей. Я всех называл на «Вы», и я понимал, у меня было чувство, что я только начинаю жить, и у меня нет никакого опыта. Ни житейского, ни духовного никакого. И это вот два таких вот крыла, два балластных таких вот наполнителя, которые удержали меня от какого-то возвышения за облачные дали какие-то. И, наверное, вот это базовые вещи, такое уважительное отношение к людям. Хотя я бываю раздражительным, меня что-то раздражает. Я же не святой, я же человек, с такой же биохимией, с таким же складом, как другой человек. Само священство, оно только придало мне ответственность, -надеюсь, что так. А так, я такой же, как все смертные, как все остальные, так же подвержен греху. Но вот это уважительное отношение к человеку перед тобой, — мне кажется, я его сохранил. И это меня спасло.

Кира Лаврентьева

— И в том числе во взаимодействии со старшими, конечно, прихожанами.

Отец Илья

— Да, конечно, конечно. Я поймался на мысль, что мне сейчас 53 года, и я некоторых прихожан стал называть автоматически на «ты».

Кира Лаврентьева

— Да, по-свойски уже так.

Отец Илья

— Да, например, скажем, «Марина, слушай, ты не обиделась»? — «Батюшка, да еще раньше нужно было». А я понял, что я уже немножко подрос, и я уже имею право, и какой-то появился личный контакт с человеком, с другими людьми, я могу называть на «ты» их. Хотя, в принципе, я на «Вы» всех называю, даже очень близких людей. А в педагогической среде кого-то на «ты» называю, а с детьми вместе всегда на «Вы», всегда по имени-отчеству. Ну это часть такой культуры корпоративной, учительской. На приходе кого-то называю на «ты», кого-то на «Вы». Кого-то прошу, чтобы меня на «ты» называли, потому что, ну, как-то нелепо всё это звучит уже после долгих лет общения. Какое-то чувство внутреннего такта, деликатности, оно должно присутствовать у всех у нас, без такой нахрапистости внутренней.

Кира Лаврентьева

— Его можно воспитать или это всё-таки врождённая история?

Отец Илья

— Да, конечно, можно. Медведи учатся на велосипеде ездить. Но если ты способен слушать человека и наблюдать себя со стороны, — вот взгляд на себя со стороны, на ситуацию, он очень сильно отрезвляет, очень сильно, понимаешь, да. Но обычно, если человек готов слушать критику близких людей, что вообще, в принципе, никогда не воспринимается адекватно с первого раза, хотя там пауза пройдёт, но такие есть... Например, жена может высказать какие-то вещи. «Слушай, батюшка, сегодня проповедь какая-то длинная». А я обижаюсь, я же так старался. А потом смотрю на хронометраж, один у нас прихожанин Вячеслав взялся записывать мои проповеди. Я смотрю, действительно, перебор больше 10 минут. Ну куда? У прихожан дети... Кому домой, кому пирожки, там чайный домик ждёт. Кому-то уже пора домой, там половинка вторая ждёт, которая не разделяет взгляды. А ты, батюшка, тут разошёлся. Тебе-то, конечно, — ты тут под боком живёшь, тебе три минуты до дома идти. Но это сложно воспринимается, да. Критика со стороны близких людей, она, как правило, показывает, реальное положение вещей, да, и можно ориентироваться на это, — если ты всё-таки готов её слушать, да.

Кира Лаврентьева

— Сейчас жёны сразу восторжествовали у приёмников и поняли, что их звёздный час наступил.

Отец Илья

— Но если кто-то хочет сделать близкому человеку замечание, будь то муж жене или жена мужу, ну нужно себя поставить на его место. А что бы ты хотел услышать? Какую конструкцию словесную? Ведь можно же подать по-разному. Поэтому тут обоюдный труд должен быть.

Кира Лаврентьева

— Светлый вечер. На Радио ВЕРА.

Протоиерей Илья Зубрий, настоятель Иоанно-Богословского храма деревни Могильцы, Пушкинского района, Сергиево-Посадской епархии. Меня зовут Кира Лаврентьева.

Отец Илья, Вы же очень много лет и всегда в одном храме. Всегда в одном храме, прослужили прям с 20 лет. Получается, 33 года. Вы находитесь на одном месте. Целая жизнь.

Отец Илья

— 30 лет и 3 года.

Кира Лаврентьева

— Да, правда. Вот нет такого обратного эффекта, что к вам уже панибратски начинают относиться: батюшка, да пойдем, у меня там машина, надо освятить, батюшка, да пойдем сюда, батюшка, да вот у меня корова там заболела.

Отец Илья

— Нет, я к этому спокойно отношусь, потому что это не моя проблема обращения, как ко мне обращаются. Хотя поначалу меня, может быть, задевало то, что меня не называют отцом, еще по молодости какие-то... но потом как-то Господь дал внутреннюю свободу, я перестал на это обращать внимание. Но где-то в удобном каком-то месте, если будет случай, с этим же человеком я вверну какое-то словечко, которое сакцентирует, как нужно обращаться к священнику. Могут звонить по телефону, например, люди на сайте храма нашли информацию, могут позвонить и называть по имени. Я спокойно выслушаю, скажу: будете записываться у дежурного, скажите, что отец Илья сказал, что вы беседу прошли уже. Да, отец Илья сказал, — всё, человек уже для себя отметил. А если бы я начал его учить сразу, строить, ну это было бы такое себе...

Кира Лаврентьева

— Да, оттолкнуть можно сразу.

Отец Илья

— Это не моя заслуга, что я так долго служу. Вот храму было в 2017 году 250 лет. Мы знаем всех священников, кто служил, мы нашли всех. Одного батюшку, отца Лукьяна, я думаю, почему-то слишком долго батюшка служил, хотя тенденция такая возможна. И позвонил человек из Санкт-Петербургского архива, который сказал, батюшка, вот так и так, я нашел, да, что отец Лукьян служил, такую богатую историю, там было два сына, один из них епископом. То есть, мы знаем всех семь священников, которые служили, я восьмой священник за 250 лет. И они служили там по 27, по 28, по 30. Отец Пётр Буравцев служил 50 лет. У нас в храме есть икона, вот сегодня лежит она, Казанский образ Пресвятой Богородицы, который прихожане подарили отцу Петру в день 50-летия служения в Могильцах.Там был богатый оклад очень, с драгоценными камнями, эта икона потом перешла семье следующего настоятеля отца Фёдора Кубли, потому что отец Фёдор взял в жены дочку отца Петра, икона перешла по наследству. И огромная семья в голодный год выжила потому, что они сдали в Торгсин драгоценный оклад, и все выжили в голод. И то, что я служу уже 33 года это, наверное, Господь как-то обозначил этот приход, что там все священники служат долго. Хотя не знаю, сколько мне владыка правящий архиерей благословит служить, но пока вот так служу там, да. Я уже так сказал, слушай, матушка, если Господь призовёт, позаботься, чтобы мне здесь упокоиться в Могильцах. Я очень люблю наше селение, историю, храм, людей, которые там живут, в окрестностях приезжают, да. Хотя бывает иногда очень непросто.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, есть такой момент, что Вы привыкаете к прихожанам, начинаете, — ну, действительно, это же нормально, когда ты как духовник, рожаешь там с ними детей, плачешь с ними, смеёшься, а потом они куда-нибудь уходят, или Вы перестаёте отвечать их запросам каким-то новым, вдруг появившимся. Им надо, значит, пойти поискать, кто им ещё ответит на их вопросы.

Отец Илья

— Но приходская община — это же живой организм. Она увеличивается, уменьшается, и это совершенно не что-то такое аморфное, застывшее. Есть у меня в истории личное, когда уходила, ушла целая семья. Это для меня было очень больно, очень было больно. Я долго об этом переживал, написал письмо большое, пытался выйти на связь. Но по какой-то причине я до конца её не понял, хотя во многом упрёки были справедливые. Но всегда кино нужно досматривать до конца, до конца. Вот недавно человек, я не помню, какой был праздник, он написал мне сообщение, просил прощения, и я ему радостно ответил тоже, что я тебя прощаю и жду, и с уважением отношусь к твоему выбору. Я знаю, что он в Церкви, он тоже искал где-то что-то свое, ездил, где-то отзывалось. Но в итоге путь же тоже у каждого человека есть, осмысление и честный взгляд на себя со стороны. Видимо, он тоже работу над ошибками провёл, я думаю, что мы ещё увидимся. А вот недавно человек ушёл тоже, совершенно просто взял и ушёл, бросил послушание, без всяких вообще объяснений. Пишу ему недавно сообщение: — Ну, как живётся вдали от прихода, на котором больше 20 лет-то был, и ушёл без всякого объяснения, и всё. — Могу объяснить по телефону. — Нет, телефон не тот формат, приезжай. Пока в ответ тишина. Ну, подождём, помолимся. Человек вправе менять и священника, менять и храм. Но, должна быть очень веская причина. Не страстная, не душевная, а именно духовная причина должна быть. Если такой вот поиск такого, как человек ищет какое-то своё кафе или какой-то клуб свой, — если по такому принципу, чтобы тебе было просто хорошо, мне вот здесь комфортно, — то это не тот повод, чтобы бросать приход. Должна быть духовно веская причина. Или жизнь священническая какая-то не совсем понятная для примера. Или какое-то событие. Это всегда очень тяжелая такая история для прихода. Но, опять же, с уважением нужно относиться. Господь над всеми. Если Господь попустил, значит, нужно и тому человеку, это нужно и мне. Проживём это вот так, без всяких обид, без интриг, без ничего.

Кира Лаврентьева

— Я вот просто думаю, вот так можно, вот в таком формате, когда ты много лет в одном храме, возможно ли это вообще? Вот так относиться к людям, что вот, пришли, ушли, слава Богу, Господь дал, Господь взял, можно ли вот так к священнику относиться? Или это всё-таки совершенно другой формат взаимодействия? Это не когда ты с прихода на приход, и ты уже так относишься, что к Христу привёл, слава Богу, дальше иду. То есть, как бы, это совершенно другая жизнь. Это одна, а это другая.

Отец Илья

— Наверное, у священника не должно быть такого собственнического отношения к приходу. Это не его вотчина, это не то, что досталось по наследству, не то, что перейдёт его детям. Это то место, где его поставил Господь совершать пастырское служение. И если исходить из этих соображений, то да, за это время формируется семья. Я себя поймал на мысли, что я вот всех, кто передо мной стоит, я знаю по имени, по имени, по фамилии, знаю, где они работают. Это удивительное такое чувство было, ну, ничего себе, я про всех всё знаю, — в хорошем смысле слова. Хотя и в другом смысле, да, люди исповедуются. Но почему полезно держаться одного священника — потому что даже, если он не обладает явными дарами, прозорливостью, Господь через него может, — даже исходя из житейского опыта и из простой человеческой логики, он знает твою жизнь, исходя из своего какого-то видения этой ситуации, и при призвании имени Господа он может дать такой совет дельный. А так, когда ты там, там, там, то по факту таинство совершается, но более глубокого погружения в покаяние, в путь какой-то, его нет такого. Хотя иногда, когда бывают праздники престольные, приезжают священники, я прошу кого-то из других священников поисповедовать, потому что, ну, бывают какие-то неловкие ситуации и всё остальное такое. Да, и может, на батюшку кто-то захочет пожаловаться, тоже надо. Нет, такого привыкания нет. У нас есть народное пение, все поют во время службы. Я к этому привыкну. А кто бывает впервые, священники, они говорят: наверное, так и должно быть. Так это было всегда. Я говорю, конечно же, общее дело молитва. Иногда, когда приходят отдыхающие, я чувствую, что некоторые из них чувствуют себя как-то неловко, потому что понимают, что они попали в гости. Тут как бы собралась семья большая, а ты как чужой человек. Пытаемся мы как-то эту шероховатость сгладить. Но нам хорошо, хотя и трудно бывает, да, но все готовы помочь, люди очень отзывчивы на приходе, на беду, на помощь друг другу, — это есть, за что им низкий поклон.

Кира Лаврентьева

— Да, это интересно, конечно, я была у вас на приходе не раз, и там действительно особая атмосфера. Давайте поясним для наших слушателей: отдыхающие — это посетители «Софрино-парка», есть «Софрино-парк-отель», он находится рядом он с храмом, и так получается, что 2 минуты буквально идти до храма, и поэтому очень многие туда приходят, просто свечи поставить, посмотреть, что за храм, ознакомиться. Если кто верующий, то на службу приходит, соответственно, в субботу, в воскресенье.

Отец Илья

— Приходят намного меньше, чем хотелось бы, процентов, может быть, 10.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, скажите, пожалуйста, когда молодой человек собирается стать священнослужителем, что ему нужно учитывать, что ему нужно понимать про священство уже заранее, чтобы потом не было каких-то тяжелых разочарований?

Отец Илья

— В школе, когда ребенок стоит на пути выбора, я старался с помощью своих знакомств, связей, устроить разговоры, встречи с носителями профессии, которые очень чётко, без прикрас расскажут... Например, кто хотел поступать в медицинские вузы, я устраивал на дежурство круглосуточное. Они с врачом моим знакомым беседовали, он рассказывал всё без купюр, как всё это есть. Потому что дети, когда поступают после школы, ну, в основном, очень всё... Какие-то радужные очки у них, как всё должно быть, как это всё будет, как я там буду в этой ситуации. А вот общение с носителями профессии — в данном случае надо пообщаться со священниками, честными священниками, которые честно расскажут о реалиях священнического служения сегодня, в 21 веке, не забыв про цели и задачи, которые ставил пред священством Христос. Это первое. Потом надо книги читать по пастырскому богословию. И архимандрита Киприана Керна, и протопресвитера Георгия Шавельского, и владыки Антония Сурожского, и Иоанна Кронштадтского.То есть, понять суть глубинного пастырского служения, что это не почёт, это не уважение, не какие-то председательства, не какие-то речи в микрофон. Это такое жертвенное служение, это стараться быть вместе с людьми, там, неоторванными, да. И, конечно, сердце должно отзываться к этому, должно как-то гореть. И в зависимости от правильно поставленной цели, если цель правильно поставлена, значит, человек на правильном пути. А если ему нравится, как на трапезах поют «Многая лета», и батюшку чествуют прихожане, и рассказывают очень такие красивые речи, которые очень так далеки иногда от действительности, люди когда поздравляют с цветами, говорят, я думаю: «Господи, что же они такое говорят?» Но я же не могу запретить, они же от сердца говорят. Но если человек поверит в то, что люди говорят о нём самом, то это беда, наверное, да.

Кира Лаврентьева

— Отец Илья, в таком случае, тщеславие — это же вообще, получается, такой бич человека.

Отец Илья

— Тщеславие — это всё, что будет сопровождать нас всегда. Даже, когда мы боремся с тщеславием, по слову Иоанна Лествичника, мы тоже тщеславимся. Это основа, на которой растёт более серьёзная страсть, гордыня. Да, ну что, мы знаем, что это есть, это такой недуг наш, главное его распознать, главное не дать ему пустить корни. А так ошибаться-то мы можем, наверное, имеем право. Но не то чтобы имеем право, но слишком требовательно к себе относиться, это тоже ведёт ко всяким неврозам, в том числе и духовным.

Кира Лаврентьева

— И усердно бороться со страстями тоже иногда опасно, и занятия не для всех.

Отец Илья

— Да можно перестать бороться со своей семьёй, для начала, наверное, а потом, может, пойдут более серьезные вещи...

Кира Лаврентьева

Спасибо огромное, дорогие наши слушатели! В этом часе с нами был протоиерей Илья Зубрий, настоятель Иоанно-Богословского храма, деревня Могильцы, Пушкинского района, Сергиево-Посадской епархии, педагог, заместитель директора по духовно-нравственному воспитанию православной школы пансиона «Плёсково». Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы с вами прощаемся, до будущих встреч, а Вам, отец Илья, огромное спасибо за этот глубокий настоящий разговор.

Отец Илья

— И Вам спасибо.

Кира Лаврентьева

— С Богом.

Отец Илья

— Храни Господь всех.

Кира Лаврентьева

— Спасибо. Спасибо. До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Апокалипсис — образы в иконописи». Кирилл Вах, Вероника Андросова
• «Путь к вере, жизнь в Церкви». Екатерина и Денис Архиповы
• «Вице-адмирала Григорий Иванович Щедрин». Дмитрий Володихин

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов