Поделиться
Нашим собеседником был глава архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе митрополит Дубнинский Иоанн.
Наш гость рассказал о своем пути к православию, о том, какое влияние на него оказало общение со старцем Софронием (Сахаровым) и о том, чем ему особенно близок отец Александр Шмеман. Также владыка поделился своими размышлениями по поводу присоединения Архиепископии к Московскому патриархату, и каким он видит её будущее.
Ведущий: Константин Мацан
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. У нас сегодня очень необычная программа. Мы сегодня поговорим об архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе. Об этой православной религиозной общине у нас сегодня будет разговор с ее главой митрополитом Иоанном Дубнинским, французом, его фамилия Реннето, и он глава этой архиепископии. Он будет с нами на связи. Поскольку, я полагаю, что не все наши радиослушатели сразу смогут вспомнить, что такое архиепископия, слово необычное, приходов Русской традиции в Западной Европе, как возникла эта религиозная православная община, какова ее история и чем она живет сегодня. В качестве предварения нашего интервью с владыкой Иоанном мы поговорим со священником Тимофеем Китнисом, настоятелем прихода во имя святого Афанасия Великого в Трире в Германии, клириком этой архиепископии. Добрый вечер, отец Тимофей.
Священник Тимофей Китнис:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— Расскажите нам, введите нас в курс дела, что такое архиепископия, слово, которое мы обычно не используем, в русской традиции оно не очень понятное, не очень обычное. Как она возникла и из чего выросла?
Священник Тимофей Китнис:
— Архиепископия наследница достаточно такого уже... Сто лет назад практически возникло это образование, это древнее крыло эмигрантской Русской Зарубежной Церкви. Возникла следующим образом. После гражданской войны, когда по разным обстоятельствам миллионы людей, бывших граждан Российской империи, в том числе и православных, оказались за границей в Европе, потребовалось их духовное окормление. Патриарх Тихон назначает человека, с которым он был очень хорошо знаком, митрополит Евлогий (Георгиевский). Назначает его настоятелем, тем человеком, который должен окормлять и возглавить все тогда еще только формирующееся Русское православное зарубежье. Центром был избран Париж, хотя сначала первый центр это Берлин, и только потом митрополит Евлогий переезжает в Париж. Почему Париж? Потому что вплоть до середины 20-х годов сохранялась надежда, что Франция как бывший союзник Российской империи, поможет преодолеть тот кризис, который случился в России. Каждый возлагал свои надежды, в том числе и политические. В Париже было правительство в изгнании некоторое время, пока Франция и другие страны не признали Советскую власть. И в это же время начинается окормление многоразличных и стихийно возникающих в разных концах, в первую очередь Европы, приходов Русской Православной Церкви. Но сразу наметились две тенденции внутри этого русского зарубежья. Первая в Париже, в храме Александра Невского на Рю-де-рю, которую возглавил по благословению патриарха Тихона митрополит Евлогий, в целом оно поставило своей задачей окормлять, спасать, ограждать, помогать, не очень активно участвовать в политической жизни, это одна была тенденция. Вторая, ее тоже можно понять, возникает вместе с митрополитом Антонием (Храповицким), который в Сербии, тогда это королевство Сербии, в Сремских Карловцах, собирает собор и достаточно четко обозначает позицию непримиримости к советской власти и очень сильно политически эту свою позицию оформляет. Соответствующая реакция началась в это время на территории Советского Союза, по отношению к Церкви в том числе. При патриархе Тихоне отношения с большим трудом, но поддерживались. То есть митрополит Евлогий и Русская Зарубежная Церковь находилась в каноническом подчинении Московскому патриархату, но наступает 1927 год, Декларация митрополита Сергия, когда он говорит о том, что наши радости это ваши радости, он вынужден сделать эти заявления, подчас политические. Вообще, особенно после смерти патриарха Тихона, когда ситуация в России по отношению государства к Церкви ухудшается, в 30-м году наступает тот момент, и это понимает местоблюститель патриаршего престола будущий патриарх Сергий, что невозможно поддерживать связь с приходами за рубежом, все сложнее и сложнее. И митрополит в 30-м году, когда начинается, продолжается, никогда не прекращается, но начинается новая волна гонений на Церковь, митрополит Евлогий понимает, что поддерживать на тот момент каноническую связь с Москвой очень сложно. А за десять лет уже достаточно многие были сделаны серьезные вещи по открытию приходов, был открыт институт святого преподобного Сергия внутри русского зарубежья в Париже. Там целая плеяда блестящих богословов преподавала, в этом, кстати, помог Владимир Ильич Ленин, он собрал всех на философский пароход и в 20-х годах высылает более 150 человек, многие из них возглавили это учебное заведение — Карташев, отец Сергий Булгаков, протоиерей Георгий Флоровский и так далее. И в 30-х годах получается на тот момент канонический разрыв с Москвой. Митрополит Евлогий принимает на тот момент единственно правильное решение для того, чтобы канонически оформить все правильно для жизни, и в том числе чтобы юридически все правильно было. Он поступает следующим образом. Он вступает в общение с Константинопольским патриархом Фотием, который образует Русский Экзархат с самой широкой автономией внутри Константинопольского патриархата. Именно с 30-го года в таком качестве начинает существовать та Церковь, которая потом получит наименование Евлогианской. Огромное количество славных имен подвизается внутри Русского Экзархата. Это протоиерей Александр Шмеман, известный библеист, протоиерей Алексей Князев, уже выше перечисленный отец Сергий Булгаков, Лосский преподает тоже в Свято-Сергиевом институте, архимандрит Киприан (Керн), архиепископ Кассиан (Безобразов). В общем, то, что составляет славу в том числе, в последствии даже такой термин появится, Парижского богословия. Из этой школы вышли огромное количество, целая плеяда и подвижников, и богословов и даже вот патриархи. В таком качестве существовал Русский Экзархат вплоть до недавнего времени, пока патриарх Константинопольский Варфоломей в 2019 году не захотел этот Экзархат распустить, даже не распустить, а поглотить. А дело в том, что когда составлялись договоренности того же митрополита Евлогия, было четко обозначено определенное каноническое подчинение, но все храмы, блестящие храмы в Париже, в Ницце, в Италии... Что такое экзархат? Это не просто территория Франции или Голландии, это действительно территории и Западной Европы, то есть приходы были по всей территории Западной Европы, и даже в Северной Африке, в Марокко, в Тунисе тоже были приходы. Безусловно, эта вещь послужила поводом к тому, что тот человек, архиепископ Иоанн Реннето, который возглавлял на тот момент Русский Экзархат, собирает клириков, собирает всю свою архиепископию нынешнюю. И было принято решение о том, что неприемлемо оставаться в этой ситуации и на тех же условиях ликвидироваться и стать частью Греческой Церкви. А все-таки сохранить и свою определенную традицию и свое самоуправление, сохранить все то, что принадлежит все-таки Русской Церкви. Поэтому архиепископ Иоанн вступает в переговоры с патриархом Кириллом. И надо сказать, что святейший патриарх с чрезвычайно дипломатической точностью, пониманием глубоким оценил всю важность этого момента, когда древнейшее крыло очень славного исторически насыщенного... крыло Русской Православной Церкви вновь станет частью Русской Православной Церкви и вновь соединится с матерью-Церковью, с Московским патриархатом. Поэтому так как это уже не Русский Экзархат, а на тот момент была архиепископия, которую возглавлял архиепископ Иоанн, то и было оставлено это наименование, как оно сейчас именуется. Два года назад произошло это историческое событие в храме Христа Спасителя, произошло воссоединение древнейшего крыла Русской Зарубежной Церкви с Московским патриархатом.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное, отец Тимофей, за этот подробнейший интереснейший экскурс в историю вопроса. Я напоминаю, что на связи с нами и с вами в программе «Светлый вечер» был священник Тимофей Китнис, настоятель прихода во имя святого Афанасия Великого в Трире в Германии, богослов, историк. Я вас еще раз благодарю. Ну а мы переходим к беседе непосредственно с митрополитом Дубнинским Иоанном, главой архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе. Не просто очевидцу, а одному из главных участников тех недавних событий, о которых сейчас вкратце упомянул отец Тимофей.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». У микрофона Константин Мацан. У нас сегодня очень необычная программа, потому что уникальный собеседник, митрополит Дубнинский Иоанн, глава архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе. Добрый вечер, владыка. Наверное, нашим слушателям можно вкратце напомнить историю этого уникального церковного образования архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе. Эта церковная община образовалась как единая община после революции, была одно время в составе Московского патриархата. Но в начале 30-х годов в силу разных причин политических перешла под омофор Константинопольского патриархата и там оставалась вплоть до последних лет, когда буквально чуть больше двух лет назад в 2019 году неожиданно Вселенский или Константинопольский патриархат принял решение архиепископию как единую структуру распустить. Возник кризис в отношениях. И тогда большинство священников, мирян, паствы входящих в состав этой архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе решили, что они не будут самораспускаться, а именно в составе своем как архиепископия перейдут, присоединятся к матери-Церкви. То есть вернутся спустя много-много десятилетий обратно в состав Московского патриархата. И вот сегодня мы беседуем с митрополитом Иоанном, при котором все эти события происходили. И поэтому мой первый вопрос, конечно, касается этой главной темы — присоединения архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе к Московскому патриархату. Чем для вас лично стало это событие? Это был просто выход из кризиса в отношениях с Константинопольским патриархатом, просто некоторое удачное решение, которое для кризиса нашлось. Или это возвращение к матери-Церкви было для вас чем-то, чего вы, может быть, ждали, ожидали, на что надеялись?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Я был рукоположен в епископы и назначен викарным епископом архиепископии, когда ей управлял его высокопреосвященство митрополит Иов (Геча). Я вовсе не ожидал никакого кризиса. Архиепископия получила Томос Константинопольского патриархата в 1999-м году, в то время главой архиепископии был архиепископ Сергий (Коновалов). В этот момент мы полагали, что этот Томос закреплял ситуацию и давал архиепископии возможность дальше жить и развиваться в составе Константинопольского патриархата. И когда в 2016 году я был избран главой архиепископии, даже речи не шло о том, чтобы покинуть Константинопольский патриархат. Но в 2018 году все изменилось. Константинопольский патриархат неожиданно уведомил нас о своем решении аннулировать Томос 1999 года, объяснив, будто он имел временный характер, хотя слова «временный» в тексте Томоса даже не фигурирует. Патриарх Варфоломей лично сказал: «Все, мы решили аннулировать Томос, и ваши приходы должны войти в состав митрополии Вселенского патриархата». Это был шок. Мы вовсе не предполагали такого будущего для архиепископии. И тогда для меня по-настоящему встал вопрос совести. Мы почти год думали, что делать. Мы проводили несколько общих собраний епархиального объединения архиепископии. Именно это орган коллективного управления, который принимает решение. И на первом же таком собрании большинство решило: нет, мы не хотим распускать архиепископию. Значит, нужно было сохранить архиепископию в ее существующей институциональной форме. Я прошел через очень трудные переговоры с иерархами Константинопольского патриархата. Они не хотели принять в расчет решение собрания. Мол, собрание не имеет никакого значения, значение имеет только то, что решили в патриархате. Поэтому, проводя свои собрания, мы старались найти выход из кризиса, который спровоцировала не сама архиепископия, а те, кто должен был быть ее защитником. В итоге, после долгих обсуждений мы решили вернуться к той Церкви, которая для архиепископии была Церковью-матерью. Ведь архиепископия была основана не Константинопольским патриархатом, она была основана Русской Церковью по благословению святейшего патриарха Тихона. У нас есть текст его высокопреосвященства митрополита Евлогия 1931 года, который говорит, что когда придет время мы вернемся к матери-Церкви. А пребывать под омофором Константинопольского патриархата, начиная с 1931 года было необходимо в силу обстоятельств политического, а не церковного характера. И этот текст стал для меня как путеводная нить, если угодно, как пророчество митрополита Евлогия, который прямо сказал нам: внимание, наступит время, когда вы вернетесь в Русскую Церковь. И мне стало ясно, каким должно быть наше решение, логически, исторически архиепископия должна вернуться к матери-Церкви. К Церкви, которая саму архиепископию основала. Это то решение, за которое мы проголосовали. К сожалению, оно не было единогласным, внутри самой архиепископии было антирусское движение. Но подавляющее большинство проголосовало за воссоединение с московским патриархатом.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к вопросам о будущем архиепископии, только чуть позже. А пока я хотел бы вас спросить о вашем личном пути. Вы пришли к православной вере в эпоху 68-го года, в эти года, это время студенческих революций в Париже, время, когда скорее в воздухе витали идеи секуляризма, позитивизма, чего-то в общем-то совсем не связанного с религиозностью и уж тем более конкретно с христианством. И именно в это время, вопреки, может быть, настроениям общественным, в вашей жизни случается такой поворот к православной Церкви. Что это был за выбор и как это произошло?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Мне было примерно двадцать два года, я задавал для себя много вопросов, скорее философского характера. Благодаря встрече с книгами Николая Бердяева, я обнаружил, что есть особый путь как в философии, так одновременно и в духовной жизни. Это не был путь только отрицательный, отрицание какого-то духовного опыта. Я читал Жана Лакруа, Эмманюэля Мунье. Мы пребывали в кипящем философском потоке того времени, все были увлечены скорее марксизмом, материалистической философией, хотя оставались и более идеалистические философские течения. Но то направление мысли, о котором я сказал, например, Бердяев, позволило мне заново открыть для себя важные вещи. У меня был свой духовный опыт еще с юности, я всегда был христианином. Но в те годы я, если угодно, балансировал на грани, задавал для себя много мировоззренческих вопросов. И вот, благодаря книгам Николая Бердяева, я сумел углубиться в своем поиске. Обнаружил, что возможен такой путь мысли, мысли рациональной, который одновременно сочетался бы с открытиями духовного порядка. Благодаря этому, я стал посещать небольшую православную церковь в Бордо. Очень скромную, там было два священника, два человека истинной веры. Мы с ними что-то обсуждали, и мне потребовалось год-полтора, чтобы совершить последний шаг, перейти в православие. После этого, а в то время у меня уже была работа, я спросил себя: хорошо, теперь ты православный христианин, что дальше? Как ты собираешься дальше строить свою жизнь? И в этот момент я встретил отца Плакиду (Дезея), но к тому времени он еще не перешел в православие, был католическим монахом. Он был одним из основателей небольшого католического монастыря Византийского обряда. Я пришел к нему, мы что-то обсуждали, но это не приносило удовлетворения. Затем я написал отцу Софронию (Сахарову) в монастырь Иоанна Предтечи в Эссексе в Англии, спросил, можно ли приехать пожить там. Приехал, пожил и тогда сказал себе: может быть, мне подумать о монашеском пути? И после двух коротких пребываний в монастыре отца Софрония я остался там уже надолго, на два года. Потом я, как иностранный гражданин, должен был покинуть Англию. Вместе с отцом Софронием мы решили, что я поеду учиться в Свято-Сергиевский богословский институт в Париже. Я записался в Свято-Сергиевский институт по благословению отца Софрония и архиепископа Женевского Антония, приход в Бордо относился к его епархии. Кстати, в этом приходе был замечательный священник, отец Жак, который очень помогал мне погрузиться в богословскую мысль и в литургическую жизнь. Так я поступил в Свято-Сергиевский богословский институт, не без трудностей. В то время ректором института был отец Алексей Князев, человек достаточно суровый и строгий, но с очень добрым сердцем. В итоге в конце 1969 — начале 70-го года я стал студентом института.
Константин Мацан:
— Очень много хочется спросить по поводу того, что вы рассказываете. Но вот чем продолжу. Отец Софроний (Сахаров) легендарный человек, его духовный облик и опыт, которым он делился со своими учениками и с вами, о чем это было, в чем это заключалось? Если бы к вам обратился с вопросом о старце Софронии человек, который о нем очень мало знает, на что бы главное вы указали, что бы главное вы рассказали про отца Софрония?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Отец Софроний канонизирован Константинопольской Церковью в 2019 году, теперь он святой Софроний. Он был человеком огромного духовного опыта, он открывал православную церковь западному миру, в нем был миссионерский дух, который он унаследовал от своего духовного отца, преподобного Силуана Афонского. Наследие отца Софрония и, в частности книга о преподобном Силуане, все это стало для Запада поразительным открытием. Мысль старца Силуана буквально засияла на Западе. Отец Софроний был человеком задорным, мог себя поддразнивать, но одновременно очень чутко зондировал твое сердце, твою душу. Никогда не забуду, как в начале моего двухлетнего пребывания в монастыре он сказал: послушайте, он со всеми был принципиально на «вы», никогда не тыкал, послушайте, Жан-Пьер, так меня звали в то время, изложите на бумаге вашу жизнь и расскажите мне. Боже мой, подумал я, два или три дня сидел и что-то записывал. И вот отец Софроний зовет меня к себе в кабинет. Я протягиваю ему свои записи, он их даже не раскрывает и говорит: бросьте их в печь. Я бросил. А он сказал: вот, ваша жизнь начинается с этого момента. Но при этом отец Софроний хотел научить нас свободе, он не хотел делать из нас субъектов, носителей функций, он хотел сделать нас свободными людьми. И все свои беседы с нами он проводил для того, чтобы раскрыть в нас эту свободу во Христе, чтобы каждый стал человеком в полную меру во Христе. И думаю, ему это удалось, потому что все братья, которые прошли через его монастырь, пронесли и несут через свои жизни эти человеческие и духовные качества. Отец Софроний был человеком проницательным, он был открыт миру, в нем был глубоко миссионерский дух, готовность свидетельствовать о духовной жизни, которую он узнал на Афоне. Если не каждый может прикоснуться к Афону, но сам Афон через отца Софрония мог прикоснуться к каждому. Множество самых простых людей были пленены мыслями старца Силуана. Благодаря открытости и гостеприимству множество людей приезжали в монастырь, хотели помолиться вместе с отцом Софронием, спросить совета у него или у других священников в монастыре. Жизнь в монастыре была необычайной, утомительной, мы много трудились, но при этом наполненной. Я до сих пор следую тем советам и наставлениям, которые отец Софроний мне дал о духовной жизни, о свободе, которую дает Евангелие, и об ответственности, к которой оно обязывает. В моей жизни было два таких учителя — отец Софроний и отец Алексей Князев, ректор Свято-Сергиевского института, человек с открытым сердцем, человек миссионерского духа, глубоко чувствующий литургически жизнь и богословскую мысль Церкви.
Константин Мацан:
— А какой темой вы занимались в Свято-Сергиевском институте?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Разными темами. Честно говоря, все уже и не вспомню. Я писал работу о понимании Божественного у Майстера Экхарта и Григория Паламы.
Константин Мацан:
— Я спрашиваю, потому что вы упомянули философию Бердяева, это философия свободы, творчества, а философия личности то есть такая персоналистская философия. И отец Софроний (Сахаров), кстати, тоже известен как именно такой богослов-персоналист.
Митрополит Иоанн Реннето:
— Да, отец Алексей Князев тоже был персоналистом, это было главным в моем образовании. Встреча с такими мыслителями и с людьми практиками, которые на деле жили этой свободой во Христе и призывали нас к этой ответственности
Константин Мацан:
— А какой была реакция родителей и друзей, когда вы, приняв православие, достаточно резко изменили свою жизнь?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Заинтересовавшись православием, я все равно еще продолжал ходить на работу. Как я сказал, год я просто посещал православный храм, еще не присоединившись к православию. Я же был крещен в католичестве, и когда уже окончательно перешел в православие через таинство миропомазания, то не воспринимал это так, будто я рву с тем, что было раньше. У меня наоборот было теперь чувство полноты и завершенности. Я ощущал, что, приняв православие, я теперь до конца завершил свое крещение, окончательно обрел свое место в православной Церкви. Я не встречал препятствий. Мама была человеком со своим духовным опытом, хотя не слишком погруженным в религиозную традицию. Мой отец однажды сказал мне, что я поэт, потому что для него религия это род поэзии. Но каких-то больших проблем не было И мои друзья приняли и мой переход в православие, и мой образ жизни, и мой духовный поиск, приведший к монашеству. Но кстати, я не был монахом, когда жил в монастыре у отца Софрония, я был послушником, и то, что я занялся богословием в Свято-Сергиевском институте. А кроме того, вы знает тот духовный поиск, который я вел, предполагал некоторое одиночество.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер» совершенно уникальный собеседник митрополит Иоанн Дубнинский, глава архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе. У микрофона Константин Мацан. Мы скоро вернемся не переключайтесь.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. У нас сегодня на связи в программе «Светлый вечер» митрополит Иоанн Дубнинский, глава архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе. Мы говорим о том, чем сегодня живет архиепископия, о личном духовном пути владыки Иоанна и о многом другом. Много лет вы участвовали в телепередаче на одном из крупнейших французских каналов Франц 2, и в этой передаче рассказывали о православии. В чем был, если угодно, ваш, как сегодня принято говорить, месседж. Что вам казалось и кажется важным сказать о православной церкви, о православной вере аудитории, имею в виду Францию, с одной стороны исторически католической, а с другой стороны сегодня аудитории, быть может, скептической, светской, может быть, даже настроенной антирелигиозно. В чем послание православия, как вам кажется, современному миру?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Я участвовал в этих передачах на протяжении тринадцати лет. Эти передачи начали выходить в 1965 году, в то время я еще вовсе не был православным христианином, стараниями князя Константина Андроникова, который занимал видное положение в правительственных кругах тех лет. В течение года выходило 13-14 передач, посвященных именно православной церкви. Первым, кто стал участвовал в этих передачах, был отец Петр Струве, после него была мадам Струве, потом Габриэль Мацнефф, и потом предложили мне, в то время просто диакону. Я оказался одним из немногих православных священнослужителей французов. Главными для меня были две вещи. Первое: через передачи свидетельствовать о духовной жизни и богословии православной Церкви миру, который с православием не знаком. Второе: каждые три месяца транслировать православную литургию для тех православных верующих, которые в силу возраста или в силу того, что храм очень далеко, не могут регулярно бывать на богослужении. Мы записали множество литургий и множество бесед с интересными людьми того времени. Мы делали просветительские передачи для православных верующих, для тех, кто просто интересуется православием и, как я сказал, с помощью трансляции богослужений показывали красоту православного культа, чтобы те, кто был далеко от храма, могли почувствовать свою связь с церковью. Таким было мое видение. И в течение тринадцати лет мы так работали.
Константин Мацан:
— Не могу вас не спросить о том, как вы переживаете различие между православием и католицизмом, вы выросли в стране исторически католической, повторюсь, и на этом фоне приход в православную церковь, это не самый ожидаемый выбор, не самая ожидаемая духовная траектория, скажем так. Как вам кажется, что человек находит в православии такого, чего, может быть, больше нигде не обретет?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Повторюсь, когда я перешел в православие, у меня не было ощущения, будто я что бы то ни было отверг. У меня напротив было чувство завершенности, полноты. То, что я принял православие, позволило мне прикоснуться к опыту духовной жизни ранней Церкви. Мой путь к этому был в начале в большей степени философский, это правда. Но это была философия, которая привела меня к определенному духовному опыту. И поле этого для меня не было никакой проблемы в том, чтобы погрузиться в литургическую жизнь и богословие православия. И как раз на этом фоне я заново открыл для себя много прекрасных вещей в католичестве, о которых я знал и представление о которых смог углубить. Будучи студентом Свято-Сергиевского института, а в прошлом студентом высшей школы социальных исследований, я обнаружил множество вещей, которые очень близки друг другу в духовном опыте православия и католичества. И повторюсь, я переживаю ощущение завершенности. Почему-то считается, что, если перешел в православие, все остальное нужно обесценить и отвергнуть. Не нужно ничего обесценивать и отвергать, нужно стремиться к полноте. И тогда обнаруживаешь себя действительно в Церкви, в единой святой соборной и апостольской Церкви. Для меня это так и было, я ничего специально не отбрасывал, я обрел полноту, а также твердую духовную и богословскую почву под ногами. Вернулся к тем основам, на которых стоит Церковь, таким, какими их хранили апостолы, отцы Церкви и все люди глубокого духовного опыта. В моем случае это было так.
Константин Мацан:
— В этом году мы празднуем столетие отца Александра Шмемана. Для вас, насколько я знаю, эта фигура тоже очень значима. Чем и почему?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Отец Александр, когда уже не преподавал в Свято-Сергиевском институте, проводил литургические сессии или чтения в Монжероне в поместье Мулин де Санлис. Там был большой приют для русских детей, позже он был закрыт. Я мог слушать лекции отца Александра. Я читал все, что он писал. Это тоже было основой моего образования в области богословия и литургики. И конечно, мое восхищение отцом Александром связано с его дневниками. На мой взгляд, это самое изумительное из того, что когда-либо выходило из-под пера православных богословов., одновременно удивительно глубокое и масштабное. Они предлагают анализ одновременно положительный и критический. А мы ведь в православной Церкви не очень любим критику. Но отец Александр Шмеман видел, как наши слабости, так и то, в чем Церковь могла стать лучше. У меня несколько друзей протестантов из Швейцарии, которые были буквально ослеплены этими дневниками. Признавались, что никогда не читали ничего столь же подлинного. В этом взгляде на Церковь сочетается любовь к ней и критика. И это не критика, направленная на разрушение. Это критика ради того, чтобы вдохнуть в Церковь новую жизнь, чтобы жизнь в Церкви становилась глубже. Поэтому для меня дневники отца Александра Шмемана это очень значительное произведение православной литературы. При этом, когда я служил священником в Женеве, в православном центре Константинопольского патриархата в Шамбези и постоянно участвовал в различных встречах, я слышал, что и сами эти дневники нередко встречают неприятие. Но одна из слабостей нашей Церкви в том, что у нас нет самокритики. Мы говорим, у нас все хорошо, все идеально, наше богословие самое лучшее и так далее. Но в нас нет духа критики, опять же критики, продиктованной не стремлением разрушать, а стремлением улучшать. Нам этого, к сожалению, не хватает.
Константин Мацан:
— Вы упомянули, что внутри самой архиепископии были те, кто не хотели присоединяться к Московскому патриархату, были люди, которые сделали свой свободный выбор в другую сторону. Сейчас прошло уже больше двух лет с того момента, и вы как пастырь, глава архиепископии, из сегодняшнего дня, зная все то, что вы сегодня знаете об этой ситуации, что бы сказали тем людям, которые в тот момент не оказались вашими единомышленниками?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Я считаю, что они ошиблись, потому что я счастлив и чувствую себя свободным в составе Московского патриархата. Нас приняли по-братски. Патриарх Кирилл проявил к нам величайшую открытость. Все особенности архиепископии были сохранены. Ведь мы находимся не в России, и архиепископия эволюционировала за годы существования на свой особый манер. И сегодня в Западной Европе архиепископия это в первую очередь пространство миссии. Прежде всего она конечно же объединяет православных верующих, но также предлагает свидетельство о православии тем, кто в поиске и кто, как я когда-то, может найти в православной Церкви свой дом. И опыт воссоединения с матерью-Церковью это очень положительный опыт. Некоторые этого не хотели. Я думаю, среди русской эмиграции есть определенный антирусский настрой. Кто-то даже называл меня французик из Бордо советским человеком. Это трудно себе представить. Я не прорусский и не про- еще какой-то. Я православный, и для меня было важно, чтобы наша архиепископия была в общении с православной Церковью. Единственная Церковь, в которой архиепископия могла бы полноценно существовать, оказалась та Церковь, которая архиепископию когда-то и основала. И каждый день я благодарю Его Святейшество патриарха Кирилла и всех тех, кто помог нам пройти этот пут к матери-Церкви. Те, кто этого не захотели, сделали свой выбор. Кстати, некоторые все же к нам вернулись. Я думаю, что в будущем и другие в архиепископию вернутся. Дух определенного служения, в соответствии с которым архиепископия живет, завещан ей еще Поместным Собором 1917-18 года. Но сегодня мы сталкиваемся с обществом, которое не знакомо с православием. Мы должны сохранять в чистоте нашу веру и одновременно быть открытыми. Если мы замкнемся в себе, мы умрем. Поэтому мы всегда должны видеть эту двойственную задачу, беречь традицию и быть открытым в деле миссии. В этом идентичность архиепископии и ее лицо. Теперь после получения грамоты от Московского патриархата мы стали полноценной епархией. Раньше же мы были только экзархатом, и мы находимся в сотрудничестве с Московским патриархатом, полностью сохраняя нашу идентичность и наши особенности, что признает и сам патриарх. Мы смогли восстановить некоторые вещи, которые были сметены Константинопольским патриархатом. В частности мы образовали епископский комитет, у нас есть три епископа, а это у же кое-что. И мы существуем сегодня сохраняя этот дух, и мы очень счастливы были получить то, что нам предложила, даровала Русская Православная Церковь. Мы хотели бы продолжать это приключение — ведь жизнь это вообще ежедневное приключение — в сотрудничестве с Московским патриархатом.
Константин Мацан:
— Митрополит Дубнинский Иоанн, глава архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе, сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер». Как мы знаем, после революции, так исторически сложилось, из Московского патриархата, из Русской Православной Церкви выделились две общины, которые потом, опять же в силу исторических причин, долгое время не пребывали в общении с Московским патриархатом. Первая община это Русская Православная Церковь Заграницей, РПЦЗ, или как говорят Русская Зарубежная Церковь еще ее называют. Вторая община это та архиепископия приходов русской традиции в Западной Европе, о которой мы сегодня говорим. Акт о каноническом общении между Московским патриархатом и Русской Зарубежной Церковью был подписан в 2007 году, с этого момента Зарубежная Церковь воссоединилась с матерью-Церковью, с Московским патриархатом. И вот теперь по возвращении архиепископии в Московский патриархат и эта часть русского мира, если угодно, русского православия воссоединилась с матерью-Церковью. Теперь это одна большая семья — Русская Православная Церковь Московского патриархата, семья, в которой условно, образно говоря, есть три сестры, три общины. Собственно Московский патриархат на своей канонической территории, Русская Зарубежная Церковь и архиепископия, которые все три находятся в общении друг с другом, то есть в единстве. Но это создает ситуацию, как мы понимаем, что за рубежом, если смотреть из Москвы, в частности в Западной Европе на одной и той же территории вместе служат епископы, относящиеся к трем этим разным общинам. Есть епископы Русской Зарубежной Церкви, есть епископы архиепископии, есть епископы московские собственно, Московского патриархата. Встает вопрос об их взаимоотношениях, в частности об их взаимоотношениях в Западной Европе. Что вы об этом думаете?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Мне кажется, это ситуация временная, мы должны двигаться к единству, к единству трех частей, чтобы являть присутствие Русской Православной Церкви в Западном мире. Понятно, что у каждого есть свои особенности. Русская Зарубежная Церковь обращена в той или иной степени к русской эмиграции. Архиепископия в силу своей миссии обращена к людям разных национальностей. Русская Церковь на своей территории несет пастырскую ответственность в первую очередь за русских прихожан, граждан своих стран. Зарубежная Церковь скорее за прихожан в большей степени из русской эмиграции, в то время как пастырская ответственность архиепископии касается паствы, которая не определяется никакими национальными признаками. Это конечно же не означает, что другие церковные общины не принимают к себе людей также других национальностей. У каждого, повторюсь, своя специфика, маршруты немного разные. Я бы сказал, что архиепископия находится в непосредственной сцепке с запросами современности, с необходимостью свидетельства о вере западному современному человеку. И поэтому создала целый ряд структур приходских и околоцерковных, которые являют присутствие православной Церкви в Западном мире. Тот же Свято-Сергиевский институт, где учатся люди разных национальностей из разных Церквей. Он возник как проявление пастырской заботы о православных, как творение братского духа православных в Западной Европе, что очень важно. Он объединяет людей из разных Церквей, чтобы сохранить свидетельство и сохранить через такие объединения осознание того, что православные не просто разрозненные отдельные единицы, что они образуют собой некое единство. К сожалению, сегодня мы видим определенную напряженность в отношениях с Зарубежной Церковью. У нас нет каких-то больших проблем с Московским патриархатом, здесь абсолютно братские взаимоотношения. Мы видим, что есть некоторые трудности в отношении в Зарубежной Церкви, которая не поддерживает наше присутствие, например, в Германии. Митрополит Марк сделал несколько заявлений, которые нас совершенно ошеломили. Мы не выступаем против кого-то или чего-то, мы открыты. Если есть общины, которые хотят войти в состав архиепископии, мы их принимаем. Вот и все. У нас были проблемы в Англии, потому что епископ Зарубежной Церкви не согласен с тем, что делала архиепископия. Но, как вы сказали, это три сестры, которые иногда ругаются. Такое происходит в любой семье. Чего мы хотим, так это чтобы три сестры жили в мире и несли общее свидетельство, таково мое видение. И думаю, что присутствие Русской Церкви в Западной Европе, свидетельство о православной вере и о русской традиции должно в итоге оформиться в какое-то единство. На нас на всех возложена миссия. Не знаю, что думают о миссии другие Церкви, но наша архиепископия этот миссионерский дух бережно хранит. Это важно. Если Церковь не будет миссионерской, если мы сконцентрируемся только на вопросах внутренних, национальных, она умрет. Ведь и сама архиепископия в самом начале была национальной, русской. А сегодня мы видим, что собственно русских в ней меньшинство, ее составляют люди самых разных национальностей. Я вижу священников архиепископии и понимаю, что передо мной многонациональная община. Не нужно быть русским, чтобы быть православным. Нужно быть православным и свидетельствовать о вере и о жизни посредством русской традиции. Это то, чего хотят люди в нашей архиепископии, потому что русская традиция пронизывает их духовное делание, и они хотят жить в соответствии с этой традицией. И в этом наша миссия.
Константин Мацан:
— А каким вы видите будущее архиепископии, например, через десять лет?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Я не пророк. Как епископ, я живу день за днем и стараюсь не отклоняться о того направления, о котором говорю. Церковь должна быть открытой, в этом ее миссия в дехристианизированном мире. Нужно быть реалистом. Если посмотреть на Россию, ее тоже еще нужно рехристианизировать. Тут надо тоже быть реалистами. Западный мир дехристианизирован по-своему, но это мир , в котором следует быть смиренным. Именно через смирение Церковь может продолжать свою миссию и нести Евангелие сегодняшнему человеку, нести спасение во Христе Распятом и Воскресшем. Такова миссия Церкви — исповедать, что Христос это Тот, Кто дает нам спасение, Кто раскрывает нас для жизни в Боге, для вечной жизни. Церковь носитель этой вести, и именно вместе с Церковью, внутри Церкви в нас прорастает и расцветает это доверие ко Христу Спасителю. Если Церковь видит свою миссию такой, впереди у нее долгие годы жизни. Если Церковь замкнется только в обрядах и ритуалах, она умрет. Отец Софроний всегда нам говорил: будущее Церкви в литургии и миссии, будущее Церкви не в больших системах и зданиях, а именно в литургии, которую совершают мужчины и женщины, верующие глубоко и осознано. Именно литургические общины спасают мир, открывают в миру путь любви и милосердия, путь прощения, то, что открывает нам Христос в Евангелии. Таким было видение отца Софрония. Я надеюсь, что тружусь в этом же духе, поэтому мое видение Церкви и ее миссии в том, чтобы создавать литургические общины. Не национальные общины соотечественников, а литургические общины, в которых каждый православный христианин найдет себе духовную пищу, Тело и Кровь Христово, сможет изучать Писание, учиться вере. И так было с самого начала Церкви. Христиане собирались, чтобы услышать слово Божие, преломить хлеб и вино, Тело и Кровь Христовы. И снова войти в мир, чтобы быть в нем свидетелями. Такова миссия Церкви, иначе у Церкви нет будущего.
Константин Мацан:
— Вы сказали о том, что миссия Церкви невозможна без смирения Церкви. Любопытный и мне кажется очень важный момент среди всех Евангельских мотивов, среди разных аспектов христианского богословия, христианского мировидения, вы выделили именно смирение, не что-нибудь другое, а именно смирение. Почему именно оно и как оно возможно, как возможно практиковать смирение в мире, который, как вы сказали, не просто дехристианизирован, а иногда является агрессивно антихристианским?
Митрополит Иоанн Реннето:
— Можно посмотреть на опыт самой архиепископии. Это был именно опыт смирения. Те, с кого она началась, были почти нищими людьми. Эмигранты, покинувшие Россию, оказались в странах достаточно не дружелюбных, где никому не было дела до православной Церкви. Но первое, что эмигранты сделали, это стали совершать литургию. Бедные люди совершали литургию со всем смирением. Рядом с заводами, на которых работали, в маленьких городах, в больших городах, в гаражах, в частных домах, в случайных помещениях. Они сияли своим смирением. Их богослужения не были демонстрацией силы и могущества. Это было явлением смирения. Таким же, каким было Рождение Спасителя в Вифлеемской пещере. Скромные бедные люди совершали литургию и заново открывали в себе веру отцов и радость совместной молитвы. Я переживал что-то похожее в маленьком православном храме Бордо. Церковь была очень скромной и бедной, но всегда это была радость — переживать совместно православную веру и свидетельствовать о ней. Я думаю, что в этом будущее Церкви, в смиренном свидетельстве. Мы видим, что оставил нам Христос, Он не строил нам здания церквей, Он оставил нам надежду на спасение. Он не сказал нам строить земное царство, Его Царство не от мира сего, но Он сказал нам: Я оставляю вас здесь, станьте моими учениками, станьте свидетельством, что Божья любовь торжествует среди всех унижений, среди всех грехов мира. Это любовь, которую Церковь призвана являть в своем смирении. Это будущее для всех христианских Церквей в Западной Европе. Потому что мы живем в мире, который радикально изменился за последние века, мы живем в мире языческом. Древний мир был языческим, потом стал христианским, а потом в 19-м веке снова вернулся к язычеству. Буддистские и другие восточные практики — все это опыт обособленности человечества, его одиночества, это отказ от того, что нам дал Христос. Мы же остаемся свидетелями. Как говорит апостол Павел, нас гонят, над нами насмехаются. Да, мы, христиане, находимся сейчас в этой ситуации. В наших церквях не так уж много людей, Библия всегда говорит о малом остатке Израиля, о малом стаде. И думаю, что в наших христианских церквях есть этот остаток веры, молитвы и глубокого переживания опыта Христа. Помню такую историю про египетских монахов. Молодой монах приходит к старцу и говорит: отче, что будет после нас? Тот отвечает: после нас будут выдающиеся подвижники, они будут носить вериги и строго поститься. Наше поколение на такое пока не способно, но наступит время, когда сам факт того, что ты будешь носить имя христианина, будет бо́льшим подвигом, чем ношение вериг и суровая аскеза. Видите, просто носить имя христианина и жить в духе Христовом, в духе любви, милосердия, прощения, щедрости — это и значит быть христианином.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное, владыка, за нашу сегодняшнюю беседу, за этот потрясающий разговор, за возможность прикоснуться к жизни архиепископии приходов русской традиции в Западной Европе и за то, что делились вашим личным духовным опытом. Митрополит Иоанн Дубнинский, глава архиепископии русских приходов в Западной Европе, сегодня был с вами и с нами на связи в программе «Светлый вечер». У микрофона был Константин Мацан. Еще раз спасибо за внимание. До свидания.
