В Казанской церкви села Губино Лебедянского уезда благовестили к вечерне. Глухой звон старого, треснувшего колокола разносился далеко по округе. Слышали он его и в соседнем селе Троекурово. Спешащие по своим делам люди останавливались, прислушивались, чинно крестились.

В Троекуровском Свято-Димитриевском храме службы в этот день не было. Местный священник сидел в келье пожилого монаха Илариона — странствующего отшельника, который недавно, по приглашению здешнего помещика Раевского, поселился в Троекурове. Священник и монах мирно беседовали за чаепитием. Заслышав колокол, оба встали и сотворили крестное знамение.

— Эх, и жалостно же у губинских колокол звонит! — покачав головой, сказал вдруг священник. — Как будто плачет: помогите, православные, на новую звонницу Матушке Казанской!

— Колокол им и впрямь поменять бы, — задумчиво ответил монах Иларион. — Да только бедный в Губине приход, не набрать им самим на новый.

Собеседники помолчали, прислушиваясь к доносящимся издали глухим ударам. Вдруг монах улыбнулся.

— Батюшка, а ведь не иначе, как Сам Господь сейчас вашими устами говорил! — с волнением в голосе сказал он священнику. — Давайте-ка мы с вами и поможем! Скажите, сколько вы могли бы пожертвовать на новый колокол для Казанского храма?

— Ну-у... Рублей двадцать, думаю, смог бы... — промолвил опешивший от неожиданного поворота беседы священник.

— Вот и славно! — обрадовано кивнул монах Иларион. — А чего недостанет, я добавлю!

Богачом Иларион, конечно же, не был. Отшельник, поселившийся в Троекурове после многих лет странствий по святым местам, уединённой жизни в глухих лесах и пещерах был неустанным молитвенником, мудрым наставником, прославившимся среди людей своей святой жизнью. К монаху Илариону в Троекурово за житейскими и духовными советами съезжались со всей губернии. И каждый хотел отблагодарить старца, оставляя ему подчас весьма крупные денежные пожертвования. Только ни копейки из них Иларион на себя не тратил. Всё, что ему от чистого сердца жертвовали благодарные люди, монах без остатка употреблял на помощь Божьим храмам, бедным, больным и бесприютным.

Вскоре колокольня Казанского храма в Губино созывала прихожан на службу чистым, ясным и мелодичным звоном нового шестипудового колокола. Сто пятьдесят рублей из ста семидесяти пяти на его приобретение пожертвовал монах Иларион.

Узнав о том, что в селе Сезёново неподалёку от Троекурова обветшала и нуждается в серьёзном ремонте церковь, Иларион послал туда деньги, на которые была покрыта железом крыша храма и отреставрирован иконостас. На этом его помощь сезёновскому храму не закончилась. Однажды богатый помещик Звягин пришёл к Илариону с просьбой... принять от него пожертвование в сто тысяч рублей! Сумма по тем временам была огромной. Монах с низким поклоном поблагодарил благодетеля, но денег не взял, а попросил помещика отвезти их в Сезёново. На них и были возведены первые здания будущего Сезёновского Иоанно-Казанского монастыря.

Разумеется, не оставлял Иларион попечением и Троекуровские храмы, постоянно переадресовывая на их нужды щедрые пожертвования многочисленных своих гостей. Монах устраивал трапезы для бедняков; на Рождество и Пасху отправлял в губернские остроги гостинцы для арестантов. В Троекурово Иларион заложил обитель, которая росла и крепла его неустанными заботами — будущий Свято-Димитриевский монастырь; после смерти монаха в народе его стали именовать Иларионовским.

«Лучше подавать, нежели принимать», — говорил монах Иларион из Троекурова. Именно так он и поступал, исполняя заповедь Христа и помогая людям. Церковь прославила Илариона Троекуровского в чине преподобного.