Флп., 236 зач., I, 8-14.

Глава 1.

⁸ Бог — свидетель, что я люблю всех вас любовью Иисуса Христа;

⁹ и молюсь о том, чтобы любовь ваша еще более и более возрастала в познании и всяком чувстве,

¹⁰ чтобы, познавая лучшее, вы были чисты и непреткновенны в день Христов,

¹¹ исполнены плодов праведности Иисусом Христом, в славу и похвалу Божию.

¹² Желаю, братия, чтобы вы знали, что обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования,

¹³ так что узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим,

¹⁴ и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие.

Комментирует протоиерей Павел Великанов.

Комментирует протоиерей Павел Великанов.

Чего в первую очередь желает Филиппийцам апостол Павел? Его молитва — чтобы любовь его последователей всё больше и больше возрастала в познании и «всяком чувстве». Начитанный в святоотеческих аскетических писаниях тотчас должен остановиться и задуматься: что это ещё за развитие чувственности — с которой постоянно сражались отцы-подвижники? Что это ещё за «всякое чувство» — разве это не самая скользкая и гибельная дорожка — доверять своим чувствам? Они ведь до добра не доведут!

Давайте внимательнее всмотримся, что же стоит за одним и тем же словом — «чувство» — в нашем современном сознании и у апостола. Для нас чувство — это эмоциональный процесс, который отражает наше оценочное отношение к чему бы то ни было. Другими словами, это некое ощущение чего-то, происходящее помимо участия нашего разума. Я чувствую вкус яблока — и, конечно же, могу себя силой воли и убеждением разума заставить его съесть, даже если оно мне не нравится — но вот заставить себя вместо кислого почувствовать сладкий вкус мне не удастся. При этом, конечно же, само понятие «кислое» или «сладкое» есть продукт деятельности моего разума — который и обозвал один вкус — сладким, другой — кислым.

Но апостол предлагает нам ещё более глубокий уровень: ведь слово «αϊσθησις» — переведённое как «чувство» — это прежде всего прозрение, восприятие, распознавание, определённая внутренняя восприимчивость, чуткость как способность принимать верные решения. Другими словами, апостол молится о том, чтобы «духовная чуткость» христиан всё больше и больше развивалась и утончалась — чтобы различение «вкусов» доброго и греховного было безошибочным.

Но с чем же тогда столь решительно сражались отцы? Да, с чувственностью — но страстной. Возвращаясь к образу яблока, страсть — это оскомина, которая появляется от недолжного и избыточного употребления. Примечательно, что в белорусском языке «оско́мiцца» означает «желать», в словенском skomína переводится как «сильное желание, похоть». Само слово образовано от скоми́ть «болеть, ныть, щемить». Оскомина появляется, когда уже и не хочешь есть эту кислую ягоду, уже рот сводит — а не можешь никак остановиться! Страсть — в отличие от здорового чувства — действует также: она поглощает человека, становится воронкой, утягивающей его на самое дно. И здесь важно понимать: нет никакого удовольствия, или переживания, или ощущения, которые не могли бы превратиться в губительную страсть — когда замыкаются сами на себе и поэтому перестают вести к Богу.

Вот о чём беспокоится апостол: чтобы навык глубинного, духовного различения между добром и злом у христиан развивался не только на уровне понятий и представлений, но и тонких чувств и переживаний! Чего и каждому из нас желаю!