У нас в гостях были клирик московского храма Успения Пресвятой Богородицы в Вешняках, член комиссии по больничному служению города Москвы протоиерей Георгий Фирсов и координатор епархиальной комиссии города Москвы по больничному служению Наталья Шакуро.

Разговор шел об особенностях больничного служения священников и волонтеров.

---

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели. С вами Алла Митрофанова. И очень рада представить наших сегодняшних особенных гостей. Священник Георгий Фирсов — клирик московского храма Успения в Вешняках, член Комиссии по больничному служению города Москвы и, кроме того, священник, который окормляет ковидный госпиталь на ВДНХ. Отец Георгий, добрый вечер.

Свящ. Георгий Фирсов

— Здравствуйте.

А. Митрофанова

— Наталья Шакуро — координатор Епархиальной комиссии города Москвы по больничному служению. Наталья, здравствуйте.

Н. Шакуро

— Добрый вечер.

А. Митрофанова

— Есть инфоповод у нашего разговора — в октябре проходила конференция, посвященная больничному служению. Причем конференция международная. Я так понимаю, что был обмен опытом у священников из разных регионов, а может быть, даже из разных стран. Конечно, эта тема особенно остра в наше время на фоне пандемии, потому что многие священники, которые даже, может быть, и не были больничными, стали таковыми в силу тех реалий, через которые мы сейчас проходим. Наталья, может быть, первый вопрос я вам адресую, по поводу масштабов больничного служения сегодня. Что собой представляет оно в Москве, в других регионах? И кто такие больничные священники?

Н. Шакуро

— Вы знаете, больничное служение, конечно, насчитывает не первый день в России, в Москве в том числе. Масштабы, наверное, стали понятны только с началом коронавируса, потому что необходимость больничного служения и достаточно большие существующие проблемы с допуском священников в больницы сразу стали явными с началом именно пандемии коронавируса. И оказалось, что масштабы очень большие больничного служения и многие пациенты, которые находятся в больницах, нуждаются в помощи священников. Мы столкнулись с тем, что был очень большой запрос на священников в больницах. Вы помните то время, первое время, когда закрылись храмы, когда все ушли на изоляцию, люди оказались в больницах, был очень большой страх, неизвестная болезнь. И очень многие просили вызвать священников к ним, в частности, и в больницу. Если священников на дом мы стали отправлять почти сразу, собрали группу, батюшки прошли обучение, научились пользоваться средствами защиты. Мы закупили им средства защиты, дали им помощников, которые безопасно помогали им надевать и снимать комплект защитный. Потому что очень важно безопасно снимать, а человек не всегда сам может безопасно снять комплект защиты. Если с вызовами на дом у нас достаточно быстро всё наладилось, то в больницы, конечно, продолжали не пускать. И мы сталкивались с очень большим горем людей, у которых близкие умирали без церковных Таинств в больницах, и не только близких, но и самих больных, многие из них так и не дождались священников в тяжелых отделениях, в реанимациях. И, конечно, сразу очевидно стало, что без больничного служения никуда, что оно реально очень нужно нашим людям. И тогда уже мы стали делать разнообразные попытки попасть в больницы священникам. Достаточно скоро были налажены кое-какие механизмы легальные священникам попасть в больницы, они вошли в группу волонтеров-медиков, это всё было организовано с помощью Департамента здравоохранения.
И понемножку их стали допускать в больницы, конечно, с соблюдением всех тех норм, таких же, которые предъявлялись и к врачам. То есть это была такая спецгруппа, которая и сейчас остается — специально обученная, имеющая специальные навыки, знающая не только, как надеть на себя защиту, но также и как совершать таинства в ковидной реанимации. Потому, что, конечно, это большая специфика. Поэтому можно сказать, что масштаб больничного служения и был большим до коронавируса, больничное служение было возобновлено в 90-х годах ХХ века в России, но его масштаб настоящий выявился по-настоящему и остро с пандемией коронавируса. Стало очевидно, что масштаб большой, запрос большой, служение большое. И нужное.

А. Митрофанова

— Отец Георгий, по правде говоря, не очень представляю себе, что чувствует священник, когда вот вся наша история, связанная с пандемией и, действительно, страх, знакомый, наверное, большинству из нас — что же будет со всеми нами и чем нам это грозит и так далее. И вот вам, например, сообщают, что завтра вы идете в ковидное отделение. Вы служите, окормляете ковидный госпиталь на ВДНХ. Священникам вообще этот страх не знаком? Или он где-то на задворках сознания или даже подсознания, потому что на первом месте ваш пастырский долг?

Свящ. Георгий Фирсов

— Я думаю, страх знаком всем, любому человеку — тяжело найти человека, которому не знаком страх. Но больничный священник, в принципе, я могу сказать, что и до пандемии священнику больничному приходилось видеть такое, что священник, который не ходит в больницы, может быть, никогда такое не видел. Нам приходилось посещать реанимации, различные инфекционные больницы, диспансеры, то есть, в принципе, ничего нового, просто сама неизвестность болезни, такая неинформированность, что это за болезнь. Конечно, она очень опасная и до сих пор остается опасной. Понятно, что мы уже о ней больше знаем, уже врачи примерно понимают, как это всё происходит. Примерно, опять же. Примерно все понимают. То есть мы знаем, что можно делать, что нельзя делать, у нас прошел уже не календарный год, а полтора года прошло с момента, как мы стали ходить в красные зоны. Но это не привычка, но когда ты уже владеешь информацией, уже как-то спокойней.

А. Митрофанова

— Тогда позвольте, еще один вопрос вам задам: а как становятся больничными священниками? Вот вас рукополагают — вы в этот момент уже знаете, что вашим направлением станет вот такое служение? Или это становится неожиданностью для вас в какой-то момент жизни?

Свящ. Георгий Фирсов

— Ни одна передача, ни одно интервью не обходится без упоминания о владыке Пантелеимоне, потому что...

А. Митрофанова

— По вполне понятным причинам, конечно.

Свящ. Георгий Фирсов

— Я сейчас свою историю расскажу. Я думаю, что вообще в моей жизни он большую роль сыграл. Дело в том, что я до этого служил в обычном монастыре женском, то есть обычные богослужения совершал, у меня никакой социальной нагрузки не было, я не ходил в тюрьмы. Только в семинарии ходил в тюрьмы, в центры социальной адаптации. А вот такое долгое время я не нес послушание. И после того как я перешел в обычный храм в викариатство владыки Пантелеимона, он любезно предложил, он всегда так любезно предлагает: а не хотел бы ты пойти в больницу? Или какие-то другие послушания предлагает. Ну, зная его, я до этого его достаточно хорошо знал, что он сам ходит в больницы, сам общается с бездомными, сам посещает центры социальной адаптации, на вокзалы. Мне было тяжело отказать, потому что это было очень интересно, он для меня большим примером является. Я думаю, если ты видишь, как твой начальник не просто словом, но еще и делом это подтверждает, то тебе намного проще что-то исполнять. И не так давно, может быть, с 2017-го года, пятый год пошел, как я в больницы хожу. Сначала я в обычные больницы ходил, и потом, с момента пандемии, с началом пандемии пришлось ходить еще в красные зоны. Большой пример и большую роль сыграл, конечно, владыка.

А. Митрофанова

— Красная зона. До сих пор, мне кажется, мы вздрагиваем внутренне, когда это словосочетание звучит. И не дай Бог там оказаться, конечно же. Но получается так, что для священников это не работа — это служение. И вы там регулярно. Наталья, а что за запрос? Какого масштаба запрос в красных зонах? Или, вообще, шире возьмем — в реанимациях? Часто ли бы бывает, что человек, оказавшись там и, придя в себя, просит «позовите мне, пожалуйста, священника»? Часто ли бывает, что у человека вообще впервые в жизни такое желание — с батюшкой пообщаться?

Н. Шакуро

— Вы знаете, бывают совершенно чудесные истории. Но, думаю, чудесных историй немало расскажет отец Георгий Фирсов, он сам участвовал в них и я даже с ним в нескольких историях участвовала. Дело в том, что мы столкнулись с очень интересным явлением — запрос на совершение таинств в больнице, скажем, исповедь и причастие, он всегда был достаточно высок, потому что, как владыка Пантелеимон говорит, которого мы упоминали, что больница это своеобразный монастырь, куда попадает человек в полное послушание врачам. И, конечно, оказывается в достаточно аскетической такой обстановке, которая заставляет его задуматься о своей жизни, переосмыслить многие моменты. И я думаю, что отец Георгий не даст мне соврать, что запрос на исповедь и причастие в больнице всегда был достаточно большим. Но в сентябре 2020-го года мы столкнулись с таким явлением, которого раньше не было, то есть оно было, конечно, но в гораздо меньших масштабах — это крещение взрослых. Отец Георгий тоже это подтвердит, он не одного человека крестил взрослого в ковидной реанимации. И не только в реанимации, в палатах интенсивного наблюдения, даже и в терапии люди крестятся, конечно. То есть люди, попадая в больницу с коронавирусом, очень многие переосмысливают свою жизнь, приходят к покаянию и к крещению. Кого-то удается даже огласить, то есть поговорить батюшкам с ними, ввести в курс христианских основ веры. Достаточно длительной беседы с кем-то, конечно, не получается. У нас были такие случаи, когда крещеный человек буквально отходил в ближайшее же время. Допустим, человека днем крестят, а ночью он уже отходит ко Господу.

А. Митрофанова

— Получается, на смертном одре он крещение принимает.

Н. Шакуро

— Фактически да.

А. Митрофанова

— Мурашки от таких историй, конечно. Отец Георгий, вам действительно приходилось так в реанимации крестить? Я просто не представляю даже технически, как это возможно, как это выглядит?

Свящ. Георгий Фирсов

— Конечно, это, если можно так выразиться, более упрощенный вариант — невозможно установить купель, всё соблюсти невозможно. Но, как правило, священник совершает, ну, как я это делаю — помимо того краткого чина, который в Требнике есть, еще стараюсь, если это не совсем экстренно, то есть бывают случаи, когда у тебя есть 15 минут, то есть ты понимаешь, что человек вот-вот может отойти, ты просто не успеешь совершить крещение. В таких ситуациях, конечно, можно совсем кратко — достаточно произнести формулу «во имя Отца и Сына и Святаго Духа»... Но когда времени чуть больше, ты понимаешь, что человек еще выглядит довольно бодро, еще поживет и, слава Богу, может быть, выздоровеет, то, конечно, читаются молитвы заклинательные, молитвы, может быть, даже на освящение воды. Троекратного погружения, конечно, нет, то есть приходится помазать человека троекратно водой. И, конечно, мы стараемся все-таки дополнить крещение таинством миропомазания. Для этого из храма в таком специальном сосуде мы приносим святое миро, помазываем болящего и потом уже, если есть возможность, если имеются с собой Святые Дары, причащаем. Либо на следующий день. То есть стараемся не оставлять. То есть самое главное, что у нас трое на ВДНХ священников — отец Артемий, отец Дмитрий, мы все стараемся, у нас есть такое выражение «свои больные», «свои прихожане». То есть у меня такой список. Допустим, если мне присылают список тех, кто хотел увидеть священника, если с кем-то заводится дружба, беседа, я стараюсь, если они хотят видеть священника в дальнейшем, то я стараюсь приходить на следующей неделе и так далее, пока человека не выпишут. То есть покрестил и потом человека до выписки, до какого-то конечного итога ведешь, стараешься, причащаешь, исповедуешь, беседуешь. Потом они еще и в храм приезжают.

А. Митрофанова

— Как это важно, что вы сохраняете контакт, что есть возможность не просто разово к человеку подойти и покрестить, а продолжать общение. Ведь наверняка вопросы возникают. «Для чего мне это?», — ну, наверное, это такой благополучный вопрос. Чаще, как говорят, вопрос «за что?» мы задаем.

Свящ. Георгий Фирсов

— «Почему мне?», «почему я?».

А. Митрофанова

— Ну да. В том числе. А, кстати, как вы на них отвечаете?

Свящ. Георгий Фирсов

— Это очень тяжелый вопрос, на который, мне кажется, даже священники, которые по 50 лет, вот даже владыка, он 40 лет в больнице, он говорит, что очень тяжело на этот вопрос ответить. Если ты начнешь человеку описывать какие-то богословские теории, еще что-то, он не всегда может это понять. Достаточно просто с человеком постоять рядом, утешить его. Бывает так, что человеку просто нужно выговориться. Но, вообще, такая основная идея, почему мы болеем, почему дети болеют? Мне очень понравилось высказывание одного человека, что сейчас, в принципе, невозможно не болеть — достаточно посмотреть, что нас окружает: здесь катастрофа экологическая, там станция взорвалась, что-то разлили, что-то распылили, какие-то машины, какие-то выбросы, выхлопы. То есть, в принципе, по понятным причинам мы болеем. Всё, что нас окружает, это нам очень сильно вредит, в том числе на метро мы часто, на электричках, это же тоже какое-то воздействие несет, сотовые телефоны — всё это на нас воздействие оказывает. Поэтому я не стараюсь человеку лекцию читать, а просто по-человечески поддержать. Иногда даже забываешь, что ты священник, просто как друг, как товарищ — рядом постоять, помолиться. Порой даже не нужно говорить.

А. Митрофанова

— Да, иногда помолчать оказывается тоже очень важно рядом с человеком. Просто рядом.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Напомню, в нашей студии священник Георгий Фирсов, клирик московского храма Успения в Вешняках, член Комиссии по больничному служению Москвы и один из священников, окормляющих ковидный госпиталь на ВДНХ; Наталья Шакуро — координатор Епархиальной комиссии Москвы по больничному служению. Наталья, ну вот проходила конференция в начале октября, связанная как раз с обменом опытом по больничному служению. И я так понимаю, собирались разные священники и специалисты из смежных сфер. И что в повестке дня было? Каким опытом сейчас вы можете друг друга поддержать?

Н. Шакуро

— Скажу, наверное, неожиданную вещь, что поддержать и поделиться было чем. В основном, конечно, это опыт служения Богу и ближнему, опыт любви и дружбы, потому что, наверное, это самое важное. И я хочу сказать, что все участники были в этом единодушны. И очень многие участники, и зарубежные капелланы говорили, у нас из Америки были два капеллана, из Франции, из Германии, из Италии, из Великобритании, и некоторые из них специально отметили, что конференция прошла в единодушии и в любви христианской, то есть во имя Христа. Вот это самое важное, что мы это поняли, что мы не одни здесь бьемся за какие-то идеалы, что такие люди, слава Богу, есть везде. Конечно, технологии везде разные. И конференция это тоже показала, что это такое пестрое одеяло. Во всех странах всё очень по-разному. У нас были и протестантские капелланы, и католические капелланы, и в некоторых странах есть и светские капелланы, не относящие себя ни к какой религии. Это пестрое одеяло, совершенно разнообразные практики, и здесь обменяться опытом достаточно сложно, потому что очень большая специфика в каждой стране, очень большая специфика культурологическая социологическая, политическая, очень большая. Целью нашей конференции была разработка некоторых механизмов, которые облегчили бы доступ священников в больницы, в частности, в таких ситуациях, как коронавирус. Потому что, конечно, совершенно неправильно и очень плохо, что закрылись больницы с коронавирусом и священники не смогли попасть к тем, кто их ждет. Священники рвались туда не для того, чтобы всех осчастливить насильно, конечно, а потому, что их ждали, их очень-очень ждали, молились, чтобы они пришли. А мы ничего не могли сделать, чтобы они туда пришли. И, конечно, это была очень большая проблема.
Собственно, идея конференция во многом родилась из-за этого, потому что, конечно, нужны какие-то механизмы, которые позволят человеку в общегражданском смысле реализовать свое право на свободу совести, которое у нас есть в Конституции. А в более прикладном плане — чтобы человек, который испытывает нужду соединиться с Христом, мы все, как христиане, понимаем, что эта нужда для каждого православного христианина острая, особенно в острых жизненных ситуациях, допустим, человек хочет исповедаться, облегчить душу, даже пусть и перед смертью. Он понимает, что настает его смертный час. И те же родственники, они очень часто чувствуют смерть своего близкого. У нас же есть колл-центр по вызову священников, и я, и сестры, и другие операторы колл-центра часто сталкиваются с тем, что, допустим, человек может 3 месяца лежать в тяжелом состоянии в больнице, стабильно тяжелом, и родственники спокойны. Конечно, они волнуются, и вдруг родственникам приходит: срочно нужен священник, срочно. Хотя состояние как было стабильное, так оно и осталось.

А. Митрофанова

— То есть они просто почувствовали что-то в этот момент?

Н. Шакуро

— Это очень часто бывает среди родственников. И они нам начинают звонить: пожалуйста, нужен священник. Например, звонят вечером. И у нас такое правило — если вызывают родственники в реанимацию к человеку вечером, мы делаем всё возможное, чтобы до ночи священник туда попал, или даже ночью. Потому что, как правило, в 99 процентах случаев человек до утра не доживает. Вот я не знаю, как это назвать, но это так и есть.

А. Митрофанова

— Понимаю, о чем вы говорите. Проходила через похожую ситуацию, не настолько острую, правда. Когда дедушка наш уходил, я была не с родителями в этот момент, то есть не там, где он, а в соседнем поселке, при монастыре и так далее. И почувствовала, что мне срочно, срочно нужно бросать всё и ехать туда. Кстати говоря, прошли годы с тех пор, и я не понимаю, как это можно объяснить. Но помню, что упала в ноги настоятельнице, потому что я туда к ним на неделю поста напросилась вроде как помощницей, трудницей и так далее, и тут, представляете, вот эти круглые глаза: отпустите, пожалуйста. Нужно позарез. Она, конечно, очень удивилась, отпустила. И оказалось, это были те дни, когда дедушка впервые в жизни захотел исповедаться и причаститься, это было вовремя. Не понимаю, как это работает, правда. Но проходила через это и готова засвидетельствовать.

Н. Шакуро

— Мы во Христе все едины, то есть, мне кажется, эта связь чувствуется во Христе, безусловно.

А. Митрофанова

— Отец Георгий, вам наверняка тоже приходится с такими ситуациями сталкиваться, и бывают случаи, когда вы уже и спать легли, а вам звонят и говорят, что нужно срочно куда-то приехать. И, наверное, это довольно таки часто случается. Верно?

Свящ. Георгий Фирсов

— К счастью, нечасто. Но, к слову сказать, наверное, все-таки ночью мне больше нравится ездить в больницы. Знаете, почему?

А. Митрофанова

— Почему?

Свящ. Георгий Фирсов

— Потому что нет пробок. (Смеется.)

А. Митрофанова

— Я так и подумала.

Свящ. Георгий Фирсов

— Я живу в Подмосковье и мне, допустим, если я уже дома, то, чтобы добраться, если срочный вызов... Как правило, если я дежурю, то я остаюсь в Москве.

А. Митрофанова

— Из Подмосковья вы ездите?

Свящ. Георгий Фирсов

— Да, из Подмосковья, город Бронницы. И если, допустим, по какой-то причине не нашли другого священника, то начинают обзванивать всех. У нас есть определенная группа, колл-центр, дежурные, у нас достаточно всё серьезно. И если кто-то не может, звонят следующему. Ночь это самое, наверное, удобное время. Главное, чтобы медики были к этому готовы, потому что, как правило, это время не то что покоя, но ослабленного внимания. То есть все расслабляются, ночью меньше уже и дежурных, и мне кажется, что не всегда рады видеть. Но они всегда любезно встречают. К слову сказать, медики, даже если утром, ночью, в любое время дня, ночи и года приходишь, то я могу засвидетельствовать, что 99-98 процентов медиков совершенно адекватно и любезно с радостью относятся к священнику, как бы им ни было тяжело это всё. Может быть, мы нарушаем их планы.

А. Митрофанова

— Наверное, нарушаете. А это сейчас так, или так было всегда? У меня есть ощущение, что какое-то время назад говорили, что сложно батюшкам в больницы приходить — не все принимают, не все пускают и так далее.

Н. Шакуро

— Я расскажу про один ночной вызов. Мне кажется, он достоин того, чтобы войти в историю. Правда, он был не в больницу, а на дом, к человеку с коронавирусом. А потом отвечу на ваш вопрос. Дело в том, был май 2020-го года, только что начался коронавирус, и в ночь с 8-го на 9-е мая 2020-го года, то есть два месяца прошло, поступает в наш колл-центр вызов: срочно, к умирающему от коронавируса на дом, к пожилому человеку. Было где-то 2 часа ночи. По регламенту у нас на вызов должен поехать священник с помощником. И у нас был дежурный священник в ту ночь, это был отец Виктор. И была дежурная помощница в ту ночь, это была Виктория. И вот в 3 часа ночи отец Виктор с Викторией под День Победы с 8-го на 9-е мая едут ночью к этому дедушке, умирающему от последствий коронавируса. То есть он был заражен, умирал от сопутствующего заболевания.

А. Митрофанова

— А у них защитные костюмы уже были в то время?

Н. Шакуро

— Конечно, у нас без костюмов ни один вызов не совершался. Было очень большое опасение за жизнь священников, помощников. И вот, они выезжают. Потом Виктория, помощник, мне шлет такое интересное видео: ночь, фонари, идет отец Виктор, такой большой снеговик в ночи, май, деревья, уже немножко листья, и птицы поют невероятно, ну, просто какой-то птичий концерт, такая красота. И, как вам сказать, это выглядело, с одной стороны, прекрасно, с другой стороны, ужасно. То есть прекрасная весенняя ночь, май-месяц, поют птицы, заливаются, никого нет на улице. И такой идет священник в защитном костюме, подходит к подъезду, нажимает какой-то код. Конечно, это было достаточно устрашающее зрелище, несмотря на красоту. Но вот я хочу сказать, что так мы встречали 9-я Мая. То есть Виктор с Викторией...

Свящ. Георгий Фирсов

— А дедушку не Виктор звали?

Н. Шакуро

— Дедушку звали не Виктор. Я не помню, как звали дедушку. А что касается ночных вызовов и вызовов во внеурочное время, то, конечно, с этим, честно говоря, всегда были проблемы и до коронавируса, потому что все-таки больничный режим есть больничный режим. И если, скажем, это плановый больной, который находится в терапии или просто в нетяжелом состоянии, к нему, скорее всего, не допустят. Могут не допустить, по крайней мере. И бывали такие случаи недопуска. А в реанимацию мы всегда пытались настаивать, но, опять же, в реанимацию не всегда пускают поздно вечером или ночью, это всегда было.

А. Митрофанова

— Я не знаю, радоваться ли тому, что сейчас ситуация несколько изменилась, потому что изменилась она в силу трагических обстоятельств, пандемии и так далее. Но, наверное, это правильно, когда священника принимают в больнице и понимают важность его присутствия там. Говорят, что даже и на состояние больных нередко это оказывает очень хорошее влияние и положительная динамика порой наблюдается. Может быть, это психосоматика, как принято говорить. А может быть, действительно, присутствие Христа, опять же через Таинства, это укрепляет, это не только в плане духовном работает, но и в душевном и, наверное, в физическом, отец Георгий? Хотя, наверное, никто не изучал это влияние и этой взаимосвязи, но тем не менее, присутствие священника облегчает состояние больным.

Свящ. Георгий Фирсов

— Мы, как верующие люди, считаем, что это присутствие Христа, то есть благодать Божья. Но у медиков, может быть, это как-то по-другому называется, какое-то комплексное, так скажем, лечение. И они все-таки подозревают, что существует душа, какие-то психологические моменты, что человека кто-то придет и поддержит. Медики, даже если человек материалист, то все-таки он понимает, что доброе слово, какое-то внимание, и вообще, исполнение желаний больного помогает. То есть, допустим, если он просто лежит, к нему никто не подходит и с ним никто не разговаривает, это одна картина. Медики, как правило, выполняют свою работу, у них, как правило, нет времени на какие-то дополнительные просмотры фильмов с больными, гуляния по осенним бульварам. Как правило, этим занимаются волонтеры — поговорить, утешить. Священник приходит. И это хорошее дополнение даже с такой точки зрения, если не брать духовную часть нашего служения, духовную часть этого мира. А мы считаем, что, конечно, это присутствие Христа, потому что, где бы Христос ни появлялся в нашей жизни, там всегда радость, там тепло, светло, радостно. Если человек обрел Христа в больнице, вот мне приходилось и в СИЗО ходить и всякие различные центры социальной адаптации, совершенно разные истории и совершенно разные заведения. В том числе в какие-то благополучные семьи я часто хожу. Не думайте, что я только посещаю больницы и какие-то заведения. Везде, где нет Христа, там всё так уныло, плохо и как-то нерадостно. А там, где человек Христа обретает, там видно сразу — неважно, это бедная семья, богатая, хорошая это больница или плохая. Там, где появляется Христос, там, где человек встречается со Христом, там всегда радостно, тепло, хорошо на душе человеку становится, даже если есть какие-то материальные или физические преграды у человека.

А. Митрофанова

— Главное — Его впустить в свою жизнь, Христа.

Свящ. Георгий Фирсов

— Он с радостью придет.

А. Митрофанова

— Против воли не пойдет, а если Его позвать, то с радостью придет. Это такое простое правило, но тем не менее иногда нам приходится оказываться в экстремальных обстоятельствах, чтобы это для себя открыть. Не знаю... Хотя, опять же, отец Георгий, были наверняка в вашей жизни и в вашей практике и такие ситуации, когда, может быть, человек изо всех и хотел бы эту встречу пережить, но что-то мешало, не получалось. Или такого не бывает?

Свящ. Георгий Фирсов

— Я думаю, что если человек хотел, то все-таки эта встреча состоится. По крайней мере, мой небольшой опыт, может быть, я не так давно в больницы хожу, но мой опыт показывает, что если человек как-то стремился, думал о крещении, готовился к нему, и вдруг что-то с ним случилось. Допустим, человек в таком уже возрасте, 60-70 лет человеку, до этого он был атеистом. Такой обычный советский стандартный пример — был атеистом, а потом задумался, может быть, жена на него повлияла, которая ходит в храм, молится, или какие-то обстоятельства повлияли, он решил принять святое крещение, чуть ли уже не договорился со священником, и вдруг он попадает в больницу. И я таких крестил очень много.

А. Митрофанова

— Серьезно?

Свящ. Георгий Фирсов

— Да, бывает так, что человек уже в полусознательном состоянии, когда он уже даже только одним веком может тебе моргнуть, ответить. То есть нужно выяснить, желал он или не желал креститься. Понятно, что ты ему огласительную беседу не будешь проводить, это уже неуместно. Но если он подтверждает, что он желает принять Христа, желает принять святое крещение во имя Святой Троицы, то ты не имеешь права его не крестить. И таких случаев достаточно много. То есть не все мы сподобимся причастия перед смертью, не все мы сподобимся присутствия священника, Святых Тайн, но, к сожалению, и не все сподобятся принять святое крещение. У меня недавно случай был, когда... Ну, телефоны священников уже передаются, может быть, из рук в руки, уже полгорода Москвы знают наши телефоны, наших священников, которые входят в больничную комиссию. И часто раздаются такие вызовы, звонки, когда люди просто советуются или просят помощи. И вчера или позавчера, не помню, такой звонок раздался — позвонил мужчина и попросил срочно крестить молодого парня 35-лет в обычном отделении, не ковидном. Естественно, я какие-то меры принял, позвонил, кто это может сделать из священников (я не мог). Буквально прошло 2 минуты, нужно моментально принимать сразу. Они говорят: «Когда вы придете, когда вы сможете?». Надо это решать здесь и сейчас всегда. Я не могу, но у нас есть 40 человек священников, которые могут это сделать, кто-то рядом будет. И вот, пока мы решили, я ему какие-то номера, координаты дал, кто это может сделать. Он созванивался. Минут через 15 он перезванивает и говорит, что, к сожалению, пока мы вопрос решали, он хотел принять святое Крещение, думал об этом, о посещении священника, но, к сожалению, мы уже не успели. То есть человек позвонил, чтобы уже советоваться, но уже о похоронных делах: что читать, как молиться, как душе его помочь. Но, к счастью, это очень редкий случай, это такой удар. Хотелось бы, чтобы всё приходило к такому счастливому концу, чтобы все крестились и выживали, все жили долго и счастливо. Но, к сожалению, не всегда это бывает так.

Н. Шакуро

— Хочу отца Георгия дополнить. У нас тоже было несколько случаев, когда операторы нашего колл-центра принимали вызов и священник срочно выезжал, чтобы причастить умирающего. И, допустим, этот умирающий умирал при входе священника в отделение. То есть было несколько таких случаев, когда священник заходит в отделение уже облаченный в защиту, доходит до палаты и не успевает совершить Таинство, потому что при нем буквально человек отходит. То есть явно действие Господа. Причем это может быть глубоко воцерковленный человек, который очень хотел приступить к Таинствам, но Господь вот так вот решил. И таких случаев было несколько. Конечно, это всегда большой стресс и горе, я сама с этим сталкивалась, для человека, который принимает звонок, потому что всегда думаешь: надо было срезать угол, или быстрее набрать номер, Ну, буквально сэкономить на секундах. Но ты понимаешь, что всё это в руках Господа. И если была бы Его воля, то, наверное, Он человеку продлил бы жизнь еще на 20 минут или на час, или на день, или на неделю.

А. Митрофанова

— Да. «Мои пути — не ваши пути». «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. И вернемся мы к разговору буквально через минуту. Напомню, что в нашей студии священник Георгий Фирсов, клирик московского храма Успения в Вешняках, член Комиссии по больничному служению Москвы и один из трех священников, которые ходят в ковидный госпиталь на ВДНХ; Наталья Шакуро — координатор Епархиальной комиссии Москвы по больничному служению. Я — Алла Митрофанова. Через минуту вернемся.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Дорогие слушатели, с радостью напоминаю, что в этой студии священник Георгий Фирсов, клирик московского храма Успения в Вешняках, член Комиссии по больничному служению Москвы и один из тех батюшек, которые ходят в ковидный госпиталь на ВДНХ; Наталья Шакуро — координатор Епархиальной комиссии города Москвы по больничному служению. И говорим мы сегодня о том, что такое, собственно, служба священника в больнице — как это выглядит, через что проходят и батюшки и те сотрудники службы милосердия, которые включены в это больничное служение. Мы говорили с вами сейчас о том, что часто бывает, что больным необходимо больше внимания, и не всегда священники оказываются теми людьми, которые могут уделить и свои силы, и свое время. Часто этими людьми становятся сестры милосердия. И я так понимаю, что сестры милосердия это как раз вторая категория таких людей, которые на службе и которые на передовой. Не знаю, пускают ли их в ковидные госпитали? Наталья, расскажите, как дело обстоит, и в чем, собственно, суть их служения в больницах?

Н. Шакуро

— Вы знаете, сестры милосердия — это все-таки, можно сказать, не большинство больничных добровольцев, то есть они есть и они присутствуют в больницах, и исторически они присутствовали в больницах, сестры милосердия. Но так сложилось, что в больницах много просто больничных добровольцев, которые не являются сестрами — все-таки сестричество это определенная организация: у них есть духовник, определенный устав и прочее. Но хочу сказать, что сестры, я уже это говорила, и еще раз повторюсь, они, на мой взгляд, как такая кристаллическая решетка, на мой взгляд, для общества — они являются очень хорошей основой для разных добрых дел. Например, когда мы набирали добровольцев для красной зоны, и когда только начали первые добровольцы ходить в красные зоны. Это был февраль 2021-го года. В костяк, в основу этих добровольцев — первых трех, пяти, десяти человек — вошли, конечно же, сестры милосердия. То есть это те люди, которые уже имеют большой опыт и духовной жизни и ухода за больными, помощи. Поэтому, безусловно, они на данный момент также участвуют в служении. Что касается служения сестер милосердия и добровольцев в обычных больницах. Сейчас, к сожалению, оно свернуто почти везде, потому что строгий карантин и добровольцы, сестры милосердия имеют доступ в больницы где-то. А где-то не имеют, к сожалению.
Но в красные зоны, еще раз повторюсь, у нас пошли добровольцы в достаточно большом количестве — на данный момент около 400 человек ходят в больницы. Конечно, с той или иной регулярностью, конечно, они не ходят каждый день, но тем не менее общее количество примерно равняется таковому. Мы курсы провели, обучили их основам ухода. То есть это люди, которые... У нас, у наших курсов нет цели сделать человека мастером по уходу — мы этого не можем сделать за те 6 часов, которые мы уделяем уходу. Но, по крайней мере, некоторые из окружающих нас людей, наверное, к счастью, никогда не видели, как выглядит подгузник для взрослых. И дай Бог, чтобы некоторые никогда и не увидели. Но хотя бы познакомить, как он выглядит и как его приладить к человеку, как грамотно человека перевернуть, как перестелить белье, конечно, этому мы учим.

А. Митрофанова

— А кто эти люди, Наталья? Добровольцы, которые ходят в ковидные госпитали, в красные зоны? Они переболевшие? Понятно, что они тоже с защитой какой-то, то есть у них костюмы соответствующие, может быть, они привиты? Не знаю. Вот кто они? Расскажите о них. То есть вы призвали, кинули клич — и они сказали «да, мы готовы идти в красную зону»?

Н. Шакуро

— В частности, это я, например. То есть я являюсь волонтером красной зоны. Может быть, я не хожу туда так часто, как мне хотелось бы, но периодически мне удается это делать. Это такие же люди, как мы с вами — как вы, как я, как окружающие нас люди. Надо сказать, что есть некоторое отличие. Мы проводим курсы, у нас есть анкеты этих людей, и, наверное, не совру, если скажу, что, наверное, процентов 80, а может, и больше, имеют высшее образование. То есть это люди, состоявшиеся в жизни и в профессии, имеющие основную работу. Безработных у нас среди добровольцев нету. То есть это люди, которые работают. Студентов меньше. Все-таки средний возраст, наверное, это где-то после 30, между 30 и 40 — как раз так называемый возраст Христа. Наверное, это люди примерно в таком возрасте. Есть и за 40, конечно, люди. И под 50 есть. То есть это взрослые, еще раз повторюсь, состоявшиеся люди, многие с высшим образованием. Есть и преподаватели институтов, есть и работники издательств... Ну, совершенно разнообразные люди.

Свящ. Георгий Фирсов

— Полицейский есть, полковник у нас есть.

А. Митрофанова

— Ого!

Н. Шакуро

— Есть актеры. Срез очень разный, разные люди там.

А. Митрофанова

— Позволю себе обобщение. Вы меня поправьте, если я ошибаюсь. Получается, что это люди, довольно твердо стоящие на ногах, которым при этом в их повседневной жизни и работе не хватает именно служения, и они хотят чего-то большего, хотят как-то, не знаю, именно послужить.

Н. Шакуро

— Вы знаете, у меня есть такой яркий образ. Дело в том, что я уже достаточно давно занимаюсь больничными добровольцами. Что касается призыва и набора в красную зону, который у нас произошел где-то в конце июня—начале июля, то здесь, я думаю, что люди реально услышали глас Божий, который призывал их на войну. Потому что в августе был катастрофический рост заболеваемости, катастрофический рост госпитализации, вы это наблюдали, то есть реанимации были заполнена на 150-200 процентов. И причем это всё произошло буквально за неделю. И так всё сложилось, что люди услышали этот призыв. Я не думаю, что они услышали этот призыв в средствах массовой информации в том смысле, что вот, рост заболеваемости, госпитализации. Просто это было внутреннее ощущение, что они сейчас нужны — что это война и они нужны на фронте. И они реально многие себя так и осознавали, ассоциировали, что началась война — нужно брать ружье, нужно идти сражаться. Я уверена, что многие со мной согласятся. Что касается планового ухода и добровольцев, которые готовы ходить регулярно и постоянно в больницы на долгосрочной основе. Есть, конечно, такие. Именно они и составляют костяк. То есть те, которые годами ходят еженедельно в больницу. Такие добровольцы есть. Но это немного другая аудитория. То есть это люди, которые посвящают часть своего времени, исходя из своих убеждений, служению ближним. И делают это на постоянной основе. Сейчас большой наплыв добровольцев. У нас на данный момент подано где-то 830 заявок на курсы. То есть я вижу именно этот призыв Божий — именно на встать под ружье, грубо говоря.

А. Митрофанова

— Поняла, что это напоминает — ситуацию с пожарами в 2010-м году, когда многие люди, тоже неожиданно для себя, брали отпуск для того, чтобы поехать в места, где горят леса и принять участие в этих добровольческих отрядах, занимавшихся тушением пожаров. И помню, тогда все с удивлением, знаете, мы же все любим говорить: вот, мы общество потребления, мы все мертвые — оказалось, что есть люди, которые, может быть, золотая середина, самая сердцевина арбуза, или самое сердце, которые живы. И вот они как раз не могут оставаться в стороне — они чувствуют себя, в лучшем смысле этого слова, крайними, то есть ответственными за то, что сейчас происходит. Если говорить о том призыве, как вы говорите. Но все-таки... Наталья, скажите, они переболевшие, они привитые, они как-то защищенные? Волнуешься же все-таки. И потом, может быть, кто-то из тех, кто слышит нас сейчас, примеряет эту рубашку на себя, и ему важно понять: подхожу ли я по каким-то критериям?

Н. Шакуро

— Алла, мы не ставили никакого требования к состоянию здоровья человека, кроме: отсутствия хронических заболеваний и возраста до 55 лет. А для того, чтобы человек мог попасть в красную зону, даже вероисповедание было не столь важно, или конфессия какая-то. Это мог быть совершенно светский человек. Что касается здоровья. Все равно, конечно, в больнице предъявляют требования к контролю здоровья добровольцев. Это может быть не переболевший человек, но тогда он должен регулярно сдавать анализы. В основном, конечно, это переболевшие люди, то есть подавляющее большинство — это люди, которые переболели, у которых есть антитела. И все равно они сдают регулярно анализ на антитела. Сейчас уже стало очень большое количество добровольцев, которые сделали прививки. Объективно говоря, это так есть. Либо они переболели и имеют справку. То есть у них есть все легальные основания для того, чтобы попадать в больницу. Людей, которые не переболели и не имеют прививки, таких вообще нет. Ну, может, единицы какие-то. Но нужно еще вам сказать, это тоже нужно понимать, что в тех больницах, госпиталях, куда ходят наши добровольцы, там приняты беспрецедентные меры по безопасности. То есть реально человек, который попадает туда, он защищен. Он полностью защищен, он надевает полный комплект, безопасно его снимает, ему помогают это делать. Поэтому он не ходит туда безоружным, грубо говоря. Это не то что, вот тебе палка, иди, сражайся против пулемета. Нет, конечно, принимаются все меры, которые нужны.

А. Митрофанова

— А в других странах? Когда проходила ваша конференция в начале октября, и вы общались с коллегами из других государств и в других, скажем так, ситуациях оказавшихся. Там есть такие добровольцы, как у нас?

Н. Шакуро

— Вы знаете, на самом деле, все были поражены, если честно, что у нас пускают в больницы священников и добровольцев. Как правило, такой практики нет. В Великобритании пускали. А вообще, в странах Европы и Америки в больницы не допускались священники и добровольцы. И наш опыт в этом смысле участников даже и поразил, и не один участник говорил, что мы поражены вот этим, что это происходит...

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Напомню, что в нашей студии священник Георгий Фирсов, клирик московского храма Успения в Вешняках, член Комиссии по больничному служению Москвы, один из трех священников, которые окормляют ковидный госпиталь на ВДНХ; Наталья Шакуро — координатор Епархиальной комиссии Москвы по больничному служению. В продолжение этого разговора о священниках, приходящих в красные зоны сейчас. Отец Георгий, самый часто задаваемый вопрос вам со стороны ваших подопечных, пациентов, со стороны, может быть, врачей. Вдруг такие вопросы тоже есть? Вот какие? Или принципиально красная зона ничем не отличается от любой другой реанимации или просто больницы, куда вы приходите, скажем так, в штатном режиме?

Свящ. Георгий Фирсов

— Я думаю, что больница категорически отличается. Потому что, во-первых, когда ты сам посещаешь больницу, ты чувствуешь себя частью какого-то большого организма. То есть медики и священники, волонтеры — если можно так сказать, как братья, то есть поддержка чувствуется. Не знаю, как в других госпиталях, но у нас на ВДНХ сложились очень хорошие отношения с администрацией и с медиками. Мы дружим. К примеру, я дружу с мусульманами, они с уважением относятся к священнику, мы порой общаемся на какие-то темы где-то в перерывах. Вопросов практически не задают. Ну, были поначалу вопросы «а зачем вы это делаете?», «сколько вам за это платят?». Сколько платят волонтерам? Я говорю, что на то они и волонтеры, что им ничего не платят. То есть человек это делает добровольно. Часто задают вопрос «где вы служите?».

А. Митрофанова

— Понятно, то есть общие вопросы, чтобы познакомиться поближе.

Свящ. Георгий Фирсов

— Одна бабушка даже проверила... Ну, вы понимаете, что человек не всегда бывает в здравом рассудке, и иногда кажется, что человек на тебя совершенно не реагирует. Однажды такой случай был. Мне сказали, что это верующая женщина, ей уже было за 80, и сейчас ей за 80, я надеюсь. Она попросила, чтобы к ней пришел священник. В ближайший день, когда я смог это сделать, я это сделал. Прихожу к ней, и я наблюдаю такую картину: видно, что она тяжело болеет. Я подхожу к ней, пытаюсь наладить диалог, пытаюсь понять, слышит меня человек, не слышит, реагирует, не реагирует. И, как я понял, знаете, 30 на 70 — то есть 70 процентов никак не воспринимает... Тяжелый диалог такой состоялся. И я, как смог, попытался с ней поговорить, поисповедовать. И она в один момент ободряется и задает вопрос: «А вы священник православного храма? А как вас зовут, а где вы служите?» Такой допрос начала. (Смеется.) Понимаете, не всегда понятно, кто к тебе приходит, и человек еще тяжело болен, температура, потеря координации, всё это сложно, лежит уже два месяца на одном месте, то есть в полуобморочном состоянии. И тут приходит священник. И я думаю: ну всё, поговорили. Я помолился, благословил ее. И когда я уже поворачивался, она резко так: «А вы священник православного храма?» То есть она до этого как-то неактивно шла на диалог. И потом, когда она меня спросила, и я объяснил, где я служу, что я православный священник... И, кстати, я ее причастил в тот раз. То есть она оклемалась, ободрилась: православный батюшка, значит, всё хорошо.

А. Митрофанова

— Свои. Наверное, в ее сознании так...

Свящ. Георгий Фирсов

— Конечно, разговор был короткий, потому что человек в тяжелом состоянии, но она сразу так: «А вы православный священник?»

А. Митрофанова

— Я думаю, для нее это было огромным утешением. Кстати говоря, отец Георгий, мы чуть раньше в нашем разговоре коснулись темы, когда священник старается как можно быстрее приехать по вызову к человеку, который уже умирающий практически. Знаю, что бывают экстренные ситуации, когда и мирянин сам, оказавшийся рядом с умирающим человеком, если тот желает креститься, может каким-то образом его покрестить.

Свящ. Георгий Фирсов

— Да, крестить можно.

А. Митрофанова

— А как? Пожалуйста, расскажите об этом на всякий случай. Не дай Бог кому-то из нас это пригодится, но просто, чтобы знать хотя бы.

Свящ. Георгий Фирсов

— Эта история была и в моей жизни. Дело в том...

А. Митрофанова

— Еще до принятия сана?

Свящ. Георгий Фирсов

— Не лично у меня, у моего сына. Когда первый ребенок у нас родился, он был достаточно крупный. Жена у меня студентка, такая маленькая, молодая. И рождается сын Андрей, 4200. Естественно, какие-то проблемы были, что-то со здоровьем. То есть никакой опасности не было, но душа у нее беспокоилась. Она человек верующий, мы хотели за него молиться, естественно, чтобы он был крещеным. Он в больнице месяца два находился, и была какая-то тревога. Мы посоветовались с духовником, со священником. И нам сказали, что пусть она сама его крестит в реанимации. И она его крестила, как положено. Она окончила Свято-Тихоновский университет, миссионерский факультет, она всё это знает, как это делается. Я на всякий случай ее проконсультировал. Да, это можно сделать, но, скажем так, с соблюдением каких-то... Во-первых, нужно знать, хотел человек этого или нет? Я думаю, что это самое важное. Потому что наша христианская душа, мы хотим спасти всех людей, птичек, кошечек, собак, мы всех хотим спасти, мы хотим, чтобы всем было хорошо. Но не всегда человеку может быть от этого хорошо. То есть если человек Богу противился, он Богу сопротивлялся всю жизнь, и ты его насильно крестишь, то, как бы ему от этого хуже не стало, то есть это может не принести ему...

А. Митрофанова

— Да, это не шутки, это правда.

Свящ. Георгий Фирсов

— Действительно, Богу это важно, чтобы человек от чистого сердца это признал, хотя бы показал, что я хочу. Когда мирянин совершает крещение, ему необходимо иметь вещество, вещество для крещения, то есть какую-то влагу, жидкость, ну, пусть вода будет. Я читал даже какие-то случаи неимоверные, что где-то в пустыне каким-то влажным песком, там не было воды, что-то такое, сложности такие, усложняется ситуация. Нужна вода. К примеру, это Александр или Сергей... То есть необходимо произнести правильно формулу: «Крещается раб Божий (имя) во имя Отца. Аминь. Сына. Аминь. И Святаго Духа. Аминь». И когда ты говоришь «во имя Отца», один раз его покропить или помазать. «Сына» — второй раз. И третий раз — «Святаго Духа». То есть произнести правильно формулу, и это уже будет считаться крещением. Вот мы моего сына так крестили...

А. Митрофанова

— Мирским чином.

Свящ. Георгий Фирсов

— Да, мирским чином супруга крестила. И потом впоследствии, когда он вышел из больницы, его выписали, мы дополняли святое крещение миропомазанием уже в храме, как положено. Потом и священник молитвы вычитал, которые...

А. Митрофанова

— Которые мирянин произнести не может.

Свящ. Георгий Фирсов

— Да. Я не знаю, как у вас, но я родился еще в советское время, конец 80-х. У нас такая необычная область, Волгоградская, там до сих пор как-то с верой очень тяжело. Я считаю, что там очень мало храмов, до сих пор какой-то процесс. И в конце 80-х, казалось бы, в Москве уже рок-концерты, храмы открывают, всё было доступно: хочешь — веруй, хочешь — не веруй. А в глубинке, в Волгоградской области, было очень тяжело. И как мне потом рассказали, какие-то бабушки, какие-то дома, куда-то везли, где-то крестили мирским чином. Достаточно непонятно всё это было...

А. Митрофанова

— В любом случае, важно понимать, в первую очередь, главное, чтобы человек хотел принять крещение. Потому что если он не хочет, то ни в коем случае...

Свящ. Георгий Фирсов

— Да, ни в коем случае нельзя.

А. Митрофанова

— Никакого права. Мы потом перед Богом мы будем за это отвечать. И всё очень сложно — и ему и нам, тем, кто пытался это проделать. А если он действительно хочет, тогда можно.

Свящ. Георгий Фирсов

— Но нужно знать, как правильно это делать.

А. Митрофанова

— И только в крайней ситуации, когда понимаешь, что вызвать священника нет никакой возможности, что есть риск человека просто потерять. Понятно. Спасибо.

Свящ. Георгий Фирсов

— И еще надо выяснить, не крещен ли он до этого, потому что такое бывает. Когда я прихожу взрослых крестить в больницы, в реанимацию, это второй вопрос. Я всегда стараюсь прямо допытываться: вы точно не помните? Точно? И если ты не уверен, что человек не помнит, то есть такой чин «Аще не крещен». Но его, конечно, не все богословы допускают, но это такая мера, которую можно допустить.

А. Митрофанова

— Сколько тонкостей, сколько разных вещей, с которыми священники сталкиваются на практике. Дай вам Бог здоровья, сил, терпения со всеми нами, потому что терпение, мне кажется, это тоже необходимо. Думаю, и врачи и сестры милосердия и священники сталкиваются с ситуациями, когда человек в таком, скажем, пограничном состоянии, ему очень тяжело, он может рявкнуть. И благодарности от него порой не дождешься. Напротив, тебе еще и выскажут всё, что накипело за долгое время лежания в реанимации. Вот как с этим справляться, не знаю. Наталья, поскольку вы волонтер красной зоны, вы киваете. Видимо, вы тоже наблюдали подобные истории.

Н. Шакуро

— Конечно, я сама сталкивалась с этим, как доброволец, который ходит в больницы. И не только в красной зоне, но и в обычных больницах. Достаточно часто бывает агрессия со стороны именно самих больных. Бывает, иногда и медперсонал недоволен, но это реже. Причем я помню, кто-то сказал такую хорошую вещь, которая легла мне на сердце. По-моему, опять же владыка Пантелеимон. Он сказал, что, может быть, вы единственный человек, на котором этот человек может сорваться. В том смысле, что он зачастую не может накричать на врача, ну, потому что это может повлиять на его лечение. Он не может накричать на каких-то людей, которые работают в больнице. А вы, ну вот, как бы и не сотрудник больницы, и, может быть, некоторым психологически проще на вас сорвать то, что у него накопилось — боль какая-то, усталость от ситуации, обида. Ну, понятно, что, конечно, это мало смягчает психологический удар, потому что ты понимаешь и жалеешь человека, понимаешь и входишь в его обстоятельства. Конечно, даже и его оправдываешь — ведь правда ему тяжело, и, может быть, ты единственный, на ком он может сорваться. Но даже этот рациональный подход не очень помогает психологически, потому что все равно ты с этой горечью остаешься. То есть ты можешь перед ним смириться, перед этим человеком, даже искренне сделать всё, что нужно.
У меня было несколько таких случаев. Допустим, один пример. Я перестилала постель, на меня больной накричал, а я все равно перестелила, спокойно это сделала. И потом он передо мной извинился. То есть, увидев, что я ему не отвечаю... Понимаете, это наша духовная жизнь. Конечно, можно выговориться, поговорить с кем-то близким, например, с такой же сестрой, как и ты, с добровольцем, в отделении. Почему лично я предпочитаю ходить с кем-то — мне гораздо комфортнее. То есть одной тяжеловато мне, потому что у меня бывают ситуации, когда мне нужна рефлексия моментальная, то есть мне нужно с кем-то обсудить, что произошло. Во-первых, это помогает оценить правильно то, что произошло, а не со своими эмоциями. Ну, и конечно, поддержку получить. Поэтому, да, наверное, здесь выход такой — как-то пытаться в христианском духе воспринимать это, со смирением, в меру сил и возможностей. И обращаться за помощью к близким, делиться с ними. Наверное, так.

А. Митрофанова

— Дай Бог сил и вам в ваших трудах. Я просто, по правде говоря, не представляю, насколько это выматывает. Наверное, и наполняет тоже каким-то образом. Или, во всяком случае, Господь как-то восполняет ваши силы, потому что иначе я не понимаю, как это можно всё выдержать. Наверное, только когда оттуда сверху, с Божьей помощью что-то приходит.

Н. Шакуро

— Вы знаете, наверное, важно здесь сказать, что это абсолютно ощущение всех, кто ходит в больницу — мы получаем гораздо больше, чем отдаем. И это подтвердят и батюшки, подтвердят и добровольцы, что, скорее, это нам нужно, чем тем, к которым мы приходим. Конечно, им это нужно, но нам это нужно в первую очередь. И опять же, как батюшки говорят, вползаешь в больницу полностью в разбитом состоянии, в усталости, думаешь, зачем я вообще сюда иду? — я устал, я не могу, мне хочется просто лечь...

Свящ. Георгий Фирсов

— Сидел бы спокойно дома.

Н. Шакуро

— Да, сидел бы спокойно дома. А в итоге, ты в больницу приходишь и обновление получаешь, то есть получаешь силы, получаешь радость, получаешь утешение. И даже физические силы восстанавливаются. И из больницы уже вылетаешь на крыльях просто. Вот такое у меня неоднократно было.

Свящ. Георгий Фирсов

— Кому-то ты пригодился сегодня.

А. Митрофанова

— Вы знаете, отец Георгий, мне очень хочется еще вашей супруге передать поклон.

Свящ. Георгий Фирсов

— Это очень важно. Я всегда тоже ей передаю поклон.

А. Митрофанова

— Потому что, сколько терпения нужно иметь, когда мужа могут... Понятно, что муж священник, таковы правила, он себе не принадлежит и семье не принадлежит, и ей не принадлежит — он принадлежит Церкви, людям, Богу...

Свящ. Георгий Фирсов

— Я с вами не соглашусь, потому что я все-таки принадлежу семье. По какой причине? Потому что когда меня рукополагали, я давал клятву, что я буду служить Христу и Святой Церкви, а часть этой Церкви, прежде всего, как однажды на собрании сказал Святейший Патриарх: не забывайте, дорогие настоятели, что первые в этом ряду жена и дети этого священника, а то вы все говорите, что служу Церкви, служу каждый день без выходных. На самом-то деле, я готов служить Церкви, но у меня дома еще церковь.

А. Митрофанова

— Малая церковь, конечно.

Свящ. Георгий Фирсов

— Собственно говоря, это первые прихожане мои, это самые главные прихожане. Я думаю, что за них мне ответ втройне придется давать. Поэтому это очень важно, я всегда это вспоминаю. И мы стараемся, у меня есть какие-то определенные дни неприкасаемые, когда я могу сказать, что я не приеду на собрание, я не поеду туда.

А. Митрофанова

— Слава Богу, что есть другие священники, вы можете чередоваться. И в этом смысле паства от этого не страдает. Но вы можете позволить себе провести время с женой и детьми, которые, конечно, в вас нуждаются не меньше, чем все мы. Спасибо огромное вам за этот разговор. За ваше служение. Отец Георгий, все-таки настаиваю — поклон супруге.

Свящ. Георгий Фирсов

— Спасибо. Передам.

А. Митрофанова

— Терпение колоссальное, я думаю, у нее. И дай Бог, чтобы вам всегда хватало сил, и чтобы Господь ваши силы восполнял. То служение, которое вы выбрали, выше этого, я не знаю, что может быть. Священник Георгий Фирсов, клирик московского храма Успения в Вешняках, член Комиссии по больничному служению города Москвы и один из священников, окормляющих ковидный госпиталь на ВДНХ; и Наталья Шакуро, координатор Епархиальной комиссии Москвы по больничному служению, доброволец ковидного госпиталя, были сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Я — Алла Митрофанова. Еще раз вас благодарю. И думаю, что от имени всех наших слушателей могу это сделать совершенно с чистым сердцем. Спасибо большое. До свидания.

Свящ. Георгий Фирсов

— До свидания.

Н. Шакуро

— До свидания. Спасибо.