«Поиск Бога»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Константин Мацан, Алексей Пичугин, Кира Лаврентьева, а также наш гость — насельник Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, благочинный храмов города Сызрань иеромонах Давид (Кургузов) — поделились светлыми историями о том, люди искали Бога и Господь открывался им навстречу.

Ведущие: Константин Мацан, Алексей Пичугин, Кира Лаврентьева

---

К. Мацан:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, как всегда, в этом часе на наших волнах. Добрый вечер, дорогие друзья. Наша любимая программа, в которой мы делимся самым сокровенным, самым светлым, самым дорогим, нашими историями. Всегда рады ваши истории читать в комментариях к нашей программе, поэтому пишите. Еще раз здравствуйте, меня зовут Константин Мацан. Сегодня в студии мои дорогие коллеги. Кира Лаврентьева, привет.

К. Лаврентьева:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— И Алексей Пичугин.

А. Пичугин:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— И наш сегодняшний гость, иеромонах Давид (Кургузов), благочинный города Сызрань. Добрый вечер.

Иеромонах Давид:

— Здравствуйте.

К. Мацан:

— Ну что, как я сказал, время «Светлых историй», и тема наша сегодняшняя замечательная, мы ее сформулировали так: «Блаженны алчущие и жаждущие правды. Истории о людях, которые активно стремились и искали Бога, и о том, как Господь открылся им на это стремление». Кира, а почему ты так томно киваешь? Я сейчас напомню нашим слушателям, тем кто сейчас нас слушает в эфире радио, что программа «Светлые истории» — одна из немногих на Радио ВЕРА, которые можно не только слушать, но и смотреть на наших аккаунтах, в социальных сетях на https://radiovera.ru/, поэтому, пожалуйста, присоединяйтесь, я повторюсь, пишите комментарии. Мы все читаем и отбираем то, что прямо попадает в сердце, потом зачитываем, это нам очень важно. Так вот, Кира, почему ты так улыбалась томно?

К. Лаврентьева:

— Ну потому что когда ты вступаешь в программу, это всегда такое большое эстетическое удовольствие.

К. Мацан:

— Ты волнуешься просто.

К. Лаврентьева:

— Нет-нет, я думаю над тем, какая у нас будет сейчас, наверное, осмысленная и содержательная программа.

К. Мацан:

— Ну дорогие друзья, вы видите, что я пытаюсь всячески в студии создать хорошее, радостное настроение...

К. Лаврентьева:

— И тебе это удается.

К. Мацан:

— Но Кира мне не дает этого сделать. Поэтому мы передаем слово отцу Давиду, по традиции, нашему гостю, предлагаем начать этот час историей. Ну вот «Блаженны алчущие и жаждущие правды. История о поиске Бога». Что вам, отец Давид, приходит на ум в этой связи?

Иеромонах Давид:

— У меня есть одна история, которая стала, наверное, для меня очень поучительной. Когда я еще был светским человеком, почти десять лет назад, наверное, это был год 2015-й, я тогда работал организатором мероприятий различных, от каких-то больших торжеств до презентаций каких-то, выступлений. Уже был воцерковленным человеком, начал исповедоваться, причащаться и, как у многих людей, у меня возникало такое желание проповедовать, в общем, нести слово Божие, хотя я его толком тогда совершенно не знал. И вот этот неофитский пыл присутствовал. И Бог, видя это во мне, Он всячески любую возможность для того, чтобы лицезреть плоды своего труда, Он от меня всячески скрывал — то есть если я кому-то что-то говорил, увещевал, это никогда не имело никакого эффекта. Кстати, так происходит и по сей день, Господь знает, что я человек тщеславный, и поэтому от меня скрываются всячески проявления того, когда я что-то сказал, и человек поменял свою жизнь. Но был один интересный случай. Я заканчивал свою светскую работу, уже решил, что я перееду в Шатурский район Московской области, буду помогать своему другу, священнику. Ему дали приход — больница закрылась, бывшее здание храма было больницей в советский период, она закрылась, переехала в другое место, и это здание дали обратно под приход. Ему дали это как приход, он стал настоятелем, а я как раз поступил в духовную семинарию, чтобы учиться и, в общем, мы поговорили и решили, что, наверное, перееду к нему. Московская светская работа перестала как-либо радовать, и у меня оставались буквально последние какие-то вот такие заказы — что-то кому-то помочь, провести. И самый последний заказ был с одной консалтинговой компанией. Мы делали такую театрализованную презентацию, конкурс презентаций — то есть это был какой-то совершенно шикарнейший зал, в котором собрались лучшие компании этой области, и вот они соревновались, кто из них сделает лучшую театрализованную постановку, и я был режиссером в этой истории. И мы уже работали с ними второй год, мы провели второй раз эту презентацию, второй раз выиграли. Уже как-то даже немножечко сдружились, общались, и после нашей победы торжественной пошли сесть в кафе, отметить это дело, поговорить, как-то друг друга похвалить, что называется. И в рамках поздравления друг друга лидер их команды говорит, что на самом деле нам ничего не нужно придумывать сверхъестественного, чтобы выигрывать этот конкурс в дальнейшем, вот нам надо только позвать, соответственно, нашего режиссера, с которым мы работаем, и все будет хорошо. И я им говорю, что, знаете, ну это, к сожалению, не получится, потому что буквально через неделю я уезжаю из Москвы, переезжаю в Подмосковье, буду помогать батюшке восстанавливать приход. И чем дальше я говорю эти предложения, тем больше округляются глаза у этих людей. Начинаю показывать фотографии этого разрушенного храма, который будем восстанавливать, место, где я буду жить. Начинаются какие-то вопросы и, в общем, недоумение, кто-то начинает вспоминать, как воду на Крещение где-то когда-то брал, кто-то Рождество, кто-то как крестил ребенка, в общем, разговор как-то в эту сторону поворачивается. Причем я это делал не из соображений показать, какой я великий, и замечательный, и добрый человек, а просто чтобы как-то оправдаться — мол, простите, мы больше не будем сотрудничать с вами. Хотя, повторюсь, мы стали общаться. И разговор этот продлился, наверное, часа четыре или пять, все никак с этой темы мы не уходили. Кстати, интересно, что впоследствии один человек мне сказал такую интересную мысль, что когда в какую-то компанию приходит доктор или священник, то этот доктор и священник будет несколько часов что-то кому-то рассказывать и отвечать на различные вопросы.

К. Мацан:

— Знаете, это так не только по отношению к докторам и священникам. Вот по моему опыту достаточно сказать, что ты работаешь на Радио ВЕРА в компании, где об этом не знали, и следующие несколько часов ты отдуваешься за все христианство, за всю Церковь. И это, в принципе, не так уж неинтересно, даже где-то почетно, наверное, но так происходит.

Иеромонах Давид:

— «А вот у вас в Церкви...» — и дальше по тексту.

К. Мацан:

— Да, да.

Иеромонах Давид:

— И этот разговор потихонечку закончился — кто-то уходил, кому-то очень надо было что-то узнать. Я не помню точно содержание этого разговора, я помню, что один из участников этой команды, Димитрий (наверное, он нас слышит сейчас — Димитрий, тебе и твоей прекрасной семье привет), он вообще не задавал ни одного вопроса. Он сидел и смотрел на меня как на какую-то жившую статую в этот момент. Мы расстались, я уехал в Подмосковье, обосновался там, помогал священнику приход восстанавливать, года два прошло. И каким-то зимним вечером мы собрались приходской общиной поехать на концерт в Зал Церковных Соборов — это под храмом Христа Спасителя. Был концерт — по-моему, он схиархимандрит или архимандрит, Серафим Бит-Хариби, который известен тем, что он ассириец, поет на арамейском языке, псалмы, красивейшая совершенно история. В общем, мы тоже вдохновились тем, что будет замечательный вечер, выехали из Шатуры, ехать почти четыре часа до этого места. Доехали, такой в составе небольшой делегации я захожу в Зал Церковных Соборов и вижу — передо мной стоит вот этот Дмитрий со своей женой — на тот момент я еще не знал, и по-прежнему со своей этой шикарной улыбкой. А улыбка у него очень добрая, он вообще очень добрый человек, но он как будто все время по-настоящему так улыбается, невозможно ни с кем спутать. И он стоит, на меня смотрит в раздевалке Зала Церковных Соборов. Я говорю: «Дима?» Он: «Да... — Что ты здесь делаешь?» И он рассказывает мне. В тот вечер мы после выигрыша нашего конкурса сели, и он начинает общаться, и тут слышит от меня этот тезис, что, мол, я все бросаю и уезжаю, значит, помогать открыть переход. Он, говорит, меня полностью как будто переключило, у меня полный диссонанс: то есть передо мной сидит молодой парень — там 25 лет, такой москвич, все такое. А я ходил в таком вельветовом пиджаке, в шарфике — ну режиссер, в общем, классическая история. И я смотрю, и вот мне вот этот режиссер московский рассказывает о том, как он сейчас поедет, значит, из руин приход восстанавливать, Православной Церкви. И меня перемкнуло, и я весь вечер сидел и не понимал, что происходит. То есть я слушал, запоминал, но не верилось, как это вообще может все быть. Потом он какое-то количество дней все это в голове переваривал, переваривал. И потом ему пришла такая мысль в голову: ну наверное, что-то там есть. И он решил в какой-то из вечеров или даже в какой-то выходной день просто зайти в храм, потому что ну а вдруг? А вдруг? И он зашел в храм недалеко от дома и встретился со священником, настоятелем этого храма. Его ровесник, наш ровесник, мы ровесники все, такого же возраста, современный, с современным русским языком, который его встретил. Дима начал, значит, стал задавать ему вопросы. И буквально за какой-то короткий промежуток времени — месяц, два, три, — он просто стал пономарем в этом храме.

К. Мацан:

— Ничего себе.

Иеромонах Давид:

— Да. И поэтому мы с ним увиделись перед концертом архимандрита Серафима Бит-Хариби. И вот эта история, это, наверное, единственная в моей жизни, когда я действительно имею отношение к тому, что сподвигнуть человека — то есть я знаю об этом случае, я уверен, что есть еще такие, но Господь от меня их скрывает, — что я помог человеку преодолеть вот этот рубеж.

К. Лаврентьева:

— Барьер какой-то.

Иеромонах Давид:

— Да. Вот он находился у входа в храм, и он никогда не хотел туда заходить. Но вот решил вдруг: если вот он, вот этот вот светский парень какой-то, режиссер московский, еще и в такой сфере работающий, решил, что вот он будет в церковь ходить — ну наверное, там что-то есть.

К. Мацан:

— Ну это на какую-то да, видимо, подготовленную почву должно было упасть. То есть это как раз истории про поиск мы рассказываем. Видимо, даже какой-то, наверное, неосознаваемый поиск шел вот в человеке, и вот какая-то последняя такая...

К. Лаврентьева:

— Капля.

К. Мацан:

— Капля, и прорвало плотину. Интересно. А потом? А как-то что-то еще он рассказывал?

А. Пичугин:

— Оно, может, даже, простите, не прорвало, а я думаю, что человек...

К. Мацан:

— Закапало с потолка.

А. Пичугин:

— Нет. А человек приходит, когда он готов. То есть это был тот самый момент, когда он был готов. Прошло бы еще какое-то количество времени и, может быть, он бы уже не пришел, потому что он какую-то невидимую черту...

К. Лаврентьева:

— Перезрел.

А. Пичугин:

— Да, перезрел бы, переступил. И, может быть, еще был бы случай, а может быть, уже не было бы никогда.

К. Лаврентьева:

— Точно.

А. Пичугин:

— А тут вот просто это было в тот самый момент, все сошлось, когда это было очень необходимо.

К. Мацан:

— Как потом судьба его сложилась, неизвестно?

Иеромонах Давид:

— Сейчас он...

А. Пичугин:

— Протоиерей. Митрофорный.

Иеромонах Давид:

— Я надеюсь, очень сильно надеюсь, что он действительно станет священником. Это добрейший человек, просто один из самых добрых, которых когда-либо встречал. У него прекрасная супруга, двое деточек, причем им пришлось как бы посмиряться определенное количество времени, чтобы стать парой с детьми. И он всегда, когда я с ним общался, это было какое-то ощущение, что ты погружаешься в некую доброту. И, видимо, вот этот порог и был в том, что он не задумывался, что это сочетается как-то с Церковью вообще. Что, может быть, он, как большинство людей, думал, что Церковь — это что-то такое, где поругают, там какие-нибудь бабушки, с каким-нибудь седовласым старцем, который бубнит себе под нос. А тут оказывается, что все совершенно не так. И, наверное, вот этот стереотип спал. Я до сих, когда вижу, как люди меняют свое отношение к вере и Церкви, это всегда перемена мировоззрения. То есть всегда нужно что-то внутри себя задать такой вопрос неудобный, на который ты раньше всегда точно знал ответ. А вдруг я чего-то не знаю? И вот он себе, как человек образованный, привыкший делать какие-то движения в сторону собственного роста, он поменял и, как мы видим, я очень надеюсь, что он когда-нибудь.... Димитрий, я очень надеюсь, что ты когда-нибудь станешь священником.

К. Мацан:

— Димитрий, если вы нас слышите, напишите нам в комментариях что-нибудь на эту тему. А может быть, какую-то свою версию этой истории или свои детали.

К. Мацан:

— Светлые истории рассказываем мы сегодня, как всегда по понедельникам, на Радио ВЕРА. Мои дорогие коллеги в студии — Кира Лаврентьева, Алексей Пичугин. Наш гость — иеромонах Давид (Кургузов), благочинный города Сызрань. Кира, наши слушатели и зрители, как ты знаешь, очень любят, когда ты смеешься. А ты сегодня что-то молчишь.

К. Лаврентьева:

— Нет, ну такая серьезная история. Одни мужчины в студии.

К. Мацан:

— Те, кто сейчас видят видео, видят, что Кира в закрытой позе сидит — вот руки сложила...

К. Лаврентьева:

— Костя, что я тебе...

К. Мацан:

— И не хочет рассказывать историю.

К. Лаврентьева:

— Нет, я очень хочу.

К. Мацан:

— Рассказывай.

К. Лаврентьева:

— Моя очередь, да? Вы знаете, меня просто вот что тут недавно немножко смутило. Некоторые зрители и слушатели «Светлых историй» пишут в комментариях, что: «ой, Кира, вы такая молодец», «вы, типа, такой романтик» или там «вы такая идеалистка». А меня это смущает. Потому что ну я живу ту же жизнь, что и мы все, ну и, естественно, много чего тоже не проходит мимо меня. И если я действительно рассказываю историю о каких-то чудесах или каких-то чудесных преображениях людей или судеб — вот что человек плохо жил-жил, ничего не мог с этим сделать, у него была очень несчастная жизнь, а потом он просто вот ну прошел, например, путь смирения, глубокого смирения вообще со всем, что в его жизни происходит, и таким образом открыл Богу дверь через это смирение в свою жизнь. Вот под этими историями почему-то люди пишут, что это какой-то романтизм. Я хочу сделать на этом акцент — это не романтизм, и не идеализм. Тогда можно все христианство, честно говоря, просто ну назвать очень романтической и идеалистической религией, что совершенно не так.

К. Мацан:

— А романтизм — тебе вы этом слышится, что так не бывает в жизни, да, слишком сказочно?

К. Лаврентьева:

— Ну знаете, я все вот так романтизирую, так облегчаю историю или там вижу мир в розовых очках. Да нет на самом деле. Мне кажется, что вот чем больше мы будем сохранять в себе чистое сердце, если это романтизм — о’кей или идеализм, но чем больше усилий мы будем прикладывать к тому, чтобы сохранить в себе чистое сердце, тем лучше будет для нас самих. Это с наивностью лучше не путать. Чистое сердце и наивность — мне кажется, это вещи далеко не перекликающиеся. Это начало. Потому что дальше будет такая история, которую надо ну очень воспринять тоже правильно. Это, знаете, не из подборки книги чудес, например, XX века. Хотя там каждое чудо, каждый рассказ, который написан в таких книгах — я очень трепетно к такому отношусь. Ну это действительно вот случилось с нашим знакомым, это ученик моей мамы. В 80-х годах она преподавала долго в английской школе, в Красноярске, и у нее был прекрасный ученик, воспитывала его одна мама, молитвенная очень, верующая женщина. Ну он так, сочувствующий был, ну советское время. А она очень-очень верующая. И вот он пошел в армию. Ну представьте: армия, 80-е годы, куда-то он попал, в ужасную совершенно часть.

А. Пичугин:

— Мог бы в Афганистан попасть, если это была первая половина.

К. Лаврентьева:

— Мог бы и так. Но там такая история, что она как будто бы и про Афганистан тоже. В общем, короче говоря, он попал в ужасную часть, с ужаснейшей дедовщиной, и его очень сильно избили, я так понимаю, не первый раз. И когда его в очередной раз избили — вот этот, про который я как раз рассказываю, ему очень сильно повредили ногу. Так сильно, что началась гангрена, сепсис. Вот эта армейская больница, там пока его перевезли, потеряли время, заражение крови. Ну вы сами понимаете, что там ну все уже, человек нежилец. Ей написали об этом, что вот, к сожалению, (я не буду называть имени — ну вдруг люди не хотели бы, чтобы я об этом так вот рассказывала, но вообще мама сказала, что это не секрет, и они действительно уже потом об этом рассказывали, как о свидетельстве веры) и он начал умирать, и она едет к нему в часть. Ночь едет на поезде. Ну естественно, в каком состоянии может ехать мать к единственному сыну, который, уже понятно, что находится на грани смерти. Не то что там между жизнью и смертью, а на грани смерти.

Иеромонах Давид:

— Самое страшное, что она не знает, она его живым застанет или нет.

К. Лаврентьева:

— Да, к сожалению. Вот вы очень точно сказали, мне эту фразу и сказала мама. И она ехала всю ночь, молилась там — ну понятно, как молится мать о своем сыне. И вот она заходит, значит, в больницу, на ватных ногах, говорит: ну что? Врачи, вот совершенно с белыми лицами, говорят: идите и смотрите. Она заходит... Ну представляете себе? Она заходит в палату — он там сидит. Говорит что-то, ну понятно, ты жив, слава Богу! — там счастье, радость. Он говорит: мама, я умирал. Я умирал, я это чувствовал, и я молился. И потом — это можно, понимаете, скептики это можно очень по-разному объяснить, но это такое чудо, что даже врачи в истории болезни действительно не знали, как это корректно можно описать. Значит, он говорит, что я вот впадал в бред или там в полузабытье какое-то, вот он попадает опять... Ну человек в агонии. Мы же понимаем, в каком состоянии находится человек в агонии. Мы не понимаем, но можно себе представить. И вот, он говорит, вижу я реку, а на той стороне реки стоит Христос. И вот Он стоит и протягивает ко мне руки, говорит: иди ко Мне. И, он говорит, и я встал и пошел. Ну то есть понимаете, он не мог даже не то что, он на капельницах, он не мог руку там поднять. Ну потому, что у человечка сепсис — это очень страшно. И, он говорит, я встаю и иду. И вот на этой своей гангренной ноге я выхожу просто в этот коридор. И врачи меня видят, что я выхожу. Ну и все, они его быстро что-то реанимировать, значит, в очередной раз переливать, что-то в очередной раз с ним делать. Ну они говорят, что потом...

А. Пичугин:

— То есть это на самом деле идет? То есть не просто видение, а он идет физически.

К. Лаврентьева:

— Идет. То есть это какое-то вот, то есть Господь говорит: иди ко Мне. А он встает с кровати — человек, который не мог даже руки поднять, глаза не мог в какую-то сторону повернуть, он встает и идет, физически. И его, значит, опять укладывают на эту кровать, и его начинают реанимировать, приводить в себя, там что-то делать. И он это все рассказывает своей маме. Ну и, конечно, все, он пошел на поправку. И он действительно выжил, вышел из этой больницы. И мама его видела, уже спустя несколько лет. Эту историю рассказывала его мама моей маме, вот эта. И он говорит, что да, он уверовал, действительно. Он прихрамывает, конечно, но он только прихрамывает. По сравнению с тем, что могло быть, это не самое страшное, наверное. Он построил дом, он женился, у него много детей. Он верующий человек. То есть ну назвать эту историю романтичной очень сложно. Но она действительно про Бога. Она про материнскую молитву, она про поиск, она про промысл. Потому что мы не знаем, почему кто-то умирает, а кто-то нет. Почему с кем-то случаются чудеса, а с кем-то нет. Но надо полагать, что даже с тем, с кем они явно не случаются, по молитвам, наверное, Господь никого не оставляет. И даже если Он кого-то забирает, наверное, Он знает, зачем Он это делает. Потому что, когда я услышала эту историю, я говорю: мама, но кто-то же не выживает. Она говорит: ну смотри, эта ведь история у нас есть, значит, мы можем ее рассказать. Значит, мы можем кого-то ободрить, и рассказать, и напомнить, что молитва матери со дна моря достанет. И если человек ищет Бога, он Его все равно найдет. Вот это, наверное, самое важное во всем этом. Если человек ищет Бога, если он Его жадно ищет, он Его все равно найдет. Просто когда это произойдет и как, мы не знаем.

К. Мацан:

— Ну вот, кстати, романтизм — это же не сентиментализм. Это же не про слезки и не про какие-то...

К. Лаврентьева:

— Эмоции.

К. Мацан:

— Эмоции. На самом деле, если так глубоко к этому явлению относиться и смотреть даже там исторически, это представление о том, что в человеке есть глубина, что за всем видимым скрывается что-то невидимое, а духовное. В итоге Бог, что Бог действует, что Он не просто где-то существует как-то на небе, над нами, а что Он проявляется и говорит человеку изнутри его сердца. Вот что такое глубинная интуиция романтизма. По сравнению с таким каким-то грубым натурализмом, таким реализмом: нет, вот есть социум, и мы в нем живем.

К. Лаврентьева:

— Реальная жизнь, и сейчас мы тут всех обсудим.

К. Мацан:

— Нет, есть таинственная глубина в человеке. Ну и на самой глубокой глубине, там, само собой, кто там говорит, конечно, Бог. Конечно, Бог. Поэтому тут вот я бы назвал эту историю, она романтическая, но только в очень глубоком и ответственном смысле слова. Отец Давид, а вот как в вас это отзывается?

Иеромонах Давид:

— У меня есть маленькая история, для того чтобы...

А. Пичугин:

— У него всегда есть. Вот у меня никогда нет, а у него всегда есть история.

К. Мацан:

— Опыт.

Иеромонах Давид:

— Да, сын ошибок трудных. Маленькая история, дабы ну немножко... Кира —человек очень высокой духовной организации, я не настолько высокой духовной организации, поэтому у меня попроще история с чудом. Дабы утвердить тезис, что чудо — все-таки это способ разговора Бога с человеком, мне кажется. Потому что я на своем опыте вот такую вещь маленькую познал, что настоящее чудо, оно должно поменять. Если оно ничего не поменяло, то в этом нет никакого смыла. Фараон не увидел, что уже между ними разверзлась река и продолжил гнаться, чтобы истребить целый народ. Чудо такое. Находясь в городе Шатура, мы занимались восстановлением прихода, был какой-то праздник, и после праздника мы совершали какую-то уборку, и я потерял ключ от автомобиля, на котором надо было перемещаться. И стал ходить, его искать. И есть такая традиция, я к ней достаточно скептически до сих пор отношусь, но меня как бы заставили на тот момент это сделать, что вот если ты что-то потерял — надо читать Символ веры.

К. Лаврентьева:

— Да, есть такая.

К. Мацан:

— Мученику Трифону молиться.

К. Лаврентьева:

— Иоанну Воину.

Иеромонах Давид:

— Вот.

А. Пичугин:

— А мне говорили, надо сказать: барабашка, барабашка, поиграл — отдай.

К. Лаврентьева:

— Ну это же не одно и то же.

Иеромонах Давид:

— Так ну здесь суть другая.

К. Мацан:

— У каждого свои любимые святые.

Иеромонах Давид:

— Да, кто кого зовет, то, собственно, и происходит. Так вот смысл в чем, что причем те прихожанки благочестивые, которые уговаривали меня, что надо так сделать, они очень переживали, что я не могу никак найти предмет. Говорят: надо прочитать. Если не помогло — три раза читать. Если не помогло — тридцать три раза читать.

К. Мацан:

— Главное, чтобы кратно трем.

Иеромонах Давид:

— Да, естественно. Троица. Бог же Троица. Мы помним все. Ну я думаю: ладно, прихожанки хотят...

К. Лаврентьева:

— Прочитаю.

Иеромонах Давид:

— Ну, в общем, выхожу на паперть храма. Помню, что, наверное, это все происходило все на улице, по дороге, видимо, от машины до храма, что-то такое. Начинаю читать Символ веры, читаю один раз, дохожу вот это все, смотрю — ничего не нахожу. Разворачиваюсь. Ну сказали три раза прочитать, ладно. И иду, читаю второй раз, значит, Символ веры. И посередине, когда второй раз читал, вот прямо как на блюдечке лежат вот так ключи. Прямо как будто приготовленные, чуть ли не с бантиком. Беру эти ключи. Ну начал читать Символ веры — дочитаем. Дочитал второй раз. Но сказали три раза читать. Ну ладно, дочитаем третий раз. И начинаю читать третий раз Символ веры, дохожу до входа в храм, до двери, и сверху, прямо мне вот так вот перед головой, падает отвертка, которую я год назад потерял. Видимо, когда что-то там прикрепляли, она лежала все это время на каком-то карнизике, и она прямо падает ровно так передо мной.

К. Лаврентьева:

— Ужас.

Иеромонах Давид:

— Еще и отвертка как бы. И дочитываю третий раз Символ веры в руках с отверткой, с ключами. Все правильно как бы сделал.

К. Лаврентьева:

— Все нашлось.

К. Мацан:

— Господь сторицей воздает вообще.

Иеромонах Давид:

— И ну, казалось бы, мелочь некая...

К. Лаврентьева:

— Нет, не мелочь.

Иеромонах Давид:

— И ни в коем случае не сравниваю с историей о чуде. Но смысл в том, что меня это как-то научило не в смысле, что вот надо столько-то читать Символ веры, а что послушание некое. Есть люди, вот они Богу молятся, явно как-то сильнее, чем я, надо их послушаться. Есть некое доверие. Ну и хорошо, ладно. Нашел и нашел. Не нашел — ну может быть, и не надо тогда. Может быть, надо этот день было потерять, искать какие-то вторые ключи, и что-то там открывать, взламывать. Наверное, да. То есть вопрос доверия. Вот это чудо произошло не для того, чтобы знал, что надо теперь каждый раз читать Символ веры. А чтобы было доверие, некий диалог: я обращаюсь, Он говорит. Если я слышу — хорошо, не слышу — значит, надо что-то делать, чтобы Бога слышать, чего Он от меня, собственно, хочет.

К. Мацан:

— Мы вернемся к «Светлым историям» после небольшой паузы. Не переключайтесь.

К. Мацан:

— «Светлые истории» мы продолжаем рассказывать на Радио ВЕРА, как всегда, в этом часе на наших волнах. Делимся самым сокровенным, самым интересным, самым светлым. В студии сегодня мои дорогие коллеги — Кира Лаврентьева, Алексей Пичугин, я Константин Мацан, наш сегодняшний гость, иеромонах Давид (Кургузов), благочинный города Сызрань. Вот мне кажется, вы так точно сказали, реагируя на Кирину историю про чудо, про то, что есть у человека ответственность за чудо. И мне кажется, очень важно, что Кира рассказала, что человек, герой, Кира, твоей истории, он пришел к вере, стал хорошим семьянином, добрым отцом. Мне рассказывали историю, очень короткую, на похожую тему, когда вот сильно в деревне болеет ребенок, очень тяжело заболел, при смерти. Приходит священник какой-то местный и очень долго молится у кроватки, ну буквально вымаливает этого ребенка. Ребенок выздоравливает, тоже совершенно непонятным, чудесным образом выздоравливает — все рады, все счастливы. И там человек, который был свидетелем этой истории, через там много-много лет решил полюбопытствовать, а что стало с этим ребенком. Ну и нашел в этой деревне спившегося алкоголика, к сожалению. Поэтому вот дает Господь чудо человеку, и чудо всегда еще и ответственность налагает жить потом в соответствии с тем даром, который Господь тебе дал.

К. Лаврентьева:

— Слушай, ну ты помнишь историю, когда мама одного ребенка очень сильно его вымаливала? Это громкая, известная история. И Господь показал ей его жизнь, чем закончится его жизнь, и она сказала: «Нет-нет, я его так воспитаю, что этого не будет». Ну естественно, любая мать будет так отвечать. «Пожалуйста, пожалуйста, дай ему жизнь, все-таки дай ему выздороветь», — надо колыбелькой она молилась всю ночь. И он выжил. И потом — это совершенно достоверная история, — и потом этот ребенок стал известным Каляевым, который, к сожалению, убил, взорвал карету Сергея Александровича, мужа княгини Елизаветы.

А. Пичугин:

— Ну вы знаете, друзья мои, я, простите, что тут сейчас свои пять копеек вставляю. Я, честно говоря, вот очень не люблю такие параллели, которые мы проводим.

К. Лаврентьева:

— Здесь нет параллелей.

А. Пичугин:

— Самые чудовищный ответ, который прозвучал как-то при мне на вопрос: как же так, почему у меня умер ребенок? Когда женщине ответили: ну умер, мало ли, а вдруг бы он новым Гитлером стал. И вот, к сожалению...

К. Лаврентьева:

— Да ну нет. Я сама мать, я понимаю, как ты будешь вымаливать своего ребенка, и все это понятно.

А. Пичугин:

— А Арсений наш дорогой, Арсений Федоров, руководитель нашего...

К. Лаврентьева:

— Продюсер.

А. Пичугин:

— Да, и продюсер нашего направления вечернего, гостевых программ, не только вечерних, все время мне говорит, что вот, у тебя вот столько скепсиса в разных программах. А у меня даже не скепсис. Я вот каждый раз, когда заходит речь о чуде...

К. Лаврентьева:

— У нас сегодня психологическая минутка.

А. Пичугин:

— Мне все равно каждый раз хочется сказать, что это настолько индивидуальная история. Мы часто приходим в церковь в ожидании чуда. Мы часто приходим в церковь именно потому, что нам в жизни...

К. Лаврентьева:

— За чудесами.

А. Пичугин:

— Хочется, чтобы произошло что-то чудесное. Ну мы же выросли, в конце концов неважно, какого поколения мы люди, неважно, как мы пришли в Церковь или вовсе в нее не пришли, мы все равно, старшего, совсем старшего поколения — мы выросли, люди выросли на сказках, где чуду всегда отводится центральное место. Выросли ли на советских фильмах — неважно, каких угодно, хоть «Ирония судьбы». Все равно какое-то ожидание чуда во времени, чтобы что-то вот здесь свершилось — мы все время ждем чуда.

К. Лаврентьева:

— Ну а как же нам без чудес.

А. Пичугин:

— Естественно, нет, естественно. И, конечно, они в нашей жизни происходят. Вот если мы сейчас посадим сюда, в эту студию. людей, которые абсолютно никакого отношения к Церкви не имеют, они нам тоже какое-то количество историй о чудесах, которые в их жизни происходят, расскажут. Я думаю, что, конечно, ну иным открывается тайна.

К. Мацан:

— Ну, Леша, у тебя должна быть своя история.

А. Пичугин:

— Я сейчас две истории расскажу в таком случае. Раз мы о чудесах заговорили, сейчас я расскажу историю маленькую, коротенькую совсем, вторая тоже не очень длинная. Вторая по теме, а эту историю я вспомнил просто по ходу нашего разговора, да, ну вот иным открывается тайна. Я помню, мы как-то морозным днем ехали в далекий подмосковный храм с моим очень близким другом, священником, которого так хорошо знает отец Давид, и еще с одним священником, которого, к сожалению, уже нет в живых, молодым совсем умер. И нам нужно было по дороге заехать там в СНТ, в поселочек, и что-то забрать для храма, ну что вот категорически нужно было забрать. И мы приезжаем туда, вообще в это СНТ было сложно проехать зимой, но мы проехали, открыли калитку, а дальше надо в домик зайти. А в домик ну никак, ключ не поддается ничем — ни какие-то зажигалки, горелки, ничего там, все на свете, — не происходит ничего, ничего не берет. А вот то, что там лежит, не помню уже что, надо было забрать в храм, вот оно надо было обязательно, мы специально за этим долго заезжали. И в итоге один из отцов, не помню уж кто, просто вот взял, как вот священник благословляет, руку складывает там: «Господи, благослови». Перекрестил этот несчастный замок, и в ту же секунду он открылся, просто ключ повернулся, как по маслу. А второй смотрит на это, говорит: вау, это что, так работает? Я ему говорю: ну что же ты, столько лет с амвона рассказывал, теперь сомневаешься.

К. Мацан:

— Вот что крест животворящий делает.

А. Пичугин:

— Да, крест животворящий. Ну замок, он просто намертво примерз, никто этой зимой его вообще не открывал. А тут он как по маслу открылся и все, в ту же самую секунду. Чудо, «вэдэшка» сработала, наконец все отмерзло? Наверное.

К. Мацан:

— Да, скептики скажут, что все просто совпало.

А. Пичугин:

— Я, знаете, вот наблюдал, как после крещения у меня дедушка вернулся к жизни, умирая. Я, по-моему, эту историю уже рассказывал. Но факт в том, что ведь всегда хочется сказать о том, что многие люди ищут чудес, а чудеса не происходят. Вот сколько матерей молятся за своих детей, чтобы они выжили, дети, а они умирают. Матери молятся, чтобы их дети вернулись с войны, а дети не возвращаются. И там какие-то бытовые совершенно, житейские ситуации. Сколько женщин там просят, приходят в храм, умоляют, чтобы молились за их детей, которые там спиваются насмерть. И спиваются насмерть. То есть я поэтому всегда очень не скептически, мне все время хочется чудес в своей собственной жизни, и какие-то чудеса происходят, безусловно. Но вот так чтобы на этом строились мои взаимоотношения с Богом... Мне кажется, что ни в коем случае нельзя говорить о том, что отношения с Богом должны на этом строиться. Потому что это настолько тонкая материя, настолько индивидуальные случаи. Я знаю людей, которых, правда, их сопровождают чудеса всю жизнь, они так об этом рассказывают: вот я просыпаюсь, вышел из дома, — и он каждый свой шаг анализирует с точи зрения произошедшего чуда. Может быть, ему Бог, правда, так дает. Ну вот не знаю. А история, которую я хочу рассказать, связанная с темой нашей программы: когда-то давно поехали мы компанией в монастырь — не уверен, что эта история прямо очень публичная, поэтому я сейчас тут не буду называть...

К. Мацан:

— Только для слушателей Радио ВЕРА, по секрету.

А. Пичугин:

— Нет, я не буду называть, где это происходило. Опять же я думаю, что все...

К. Лаврентьева:

— Мест и имен.

А. Пичугин:

— Ну места и имена называть не буду. Думаю, что те, кто знает этих людей, те и знают. Может быть, это вообще не секрет. Думаю, что не секрет, но не знаю...

К. Лаврентьева:

— На всякий случай.

А. Пичугин:

— На всякий случай. Далекий, очень далекий монастырь, небольшой. Поехали мы в гости. Не то чтобы это было какое-то паломничество, не то чтобы мы там к мощам ехали, нет. Нас позвал наместник этого монастыря в гости, мы там компанией поехали. Мы там были у них в гостях, общались. Я пошел на службу — не то что на все всенощное бдение, просто зашел в храм посмотреть, какой храм, там служба в этот момент шла. Служил монах. И я первый раз в жизни отметил про себя, что я вижу человека, который вот, сто процентов, лишен абсолютно — я вот смотрю на него и понимаю, что в его жизни страстей никаких нет. Наверное, я ошибался. Наверное, у него какая-то своя внутренняя кипящая жизнь происходила, и сам он в последнюю очередь бы со мной согласился. Но вот я вижу первый раз человека перед собой, о котором могу сказать, что он, наверное, родился монахом, вырос в монастыре, и вот всю жизнь таким был. Он тако сухой, тощий, с надломленным голосом — ну то есть вот образ, который бы, вот если меня спросили, как я могу описать идеального монаха... Отец Давид, не то чтобы я сказал...

Иеромонах Давид:

— Очередной раз констатирую факт, что не имею претензий.

А. Пичугин:

— Нет, я просто каждый раз себя одергиваю, что вот, сидит священник, монах сейчас передо мной, а я... Вдруг кто-то подумает, ну в первую очередь, что...

К. Мацан:

— Слушайте, одного идеального монаха другому упоминать некрасиво.

К. Лаврентьева:

— Неприлично.

Иеромонах Давид:

— Да, ну я прощаю.

А. Пичугин:

— Нет, я не знаю почему, может быть, он не идеальный совсем, вот тот священник, но вот он мне показался в тот момент. Может быть, все совпало — и пение хора, и вот такой зимний вечер, и свет, и вот эта фигура священника, который свершает всенощное бдение. Я вернулся, наместник говорит: ну что, в храм ходил. Я говорю: да. Наместник в тот день не служил. В храм ходил? Да. служащего священника видел? Видел. Знаешь, кем был? Кем? И выяснилось, что этот священник, а это очень частая история, это, как ни посмотрим какие-то фильмы: вот он там, душегубец, сколько людей, разбойник покаявшийся погубил, а теперь спасаться пошел. В общем, выяснилось, что это был один из лидеров там какой-то наикровавейшей ОПГ начала 90-х, который вот таким образом оказался в монастыре. Ничего про него не знаю. Ни лично его не знаю, никогда в жизни не общался. Но вот какая-то вот минутная встреча, которую я много лет вспоминаю. Это очень давно было, очень далекий монастырь. Не знаю уж ни где сейчас этот священник, как его судьба сложилась, там ли он служит или где-то еще. Ну наверное, надеюсь, что там все хорошо у него и все нормально. Ну вот есть ли что-то в этой истории такое показательное, поучительное или она просто такая, знаете, характерная житейская история ну для определенного периода в жизни нашей страны, который там много сериалов снято. Обязательно там одно время во всяких бандитских сериалах, вернее очень часто была такая фигура священника, знаете, который когда-то уж был либо полицейским, милиционером, взяточником в районом УВД, либо бандитом, но вот он раскаялся и теперь вот служит в церкви. Это же очень частая история. Вот был сериал «Настоятель», из которого я почему-то вынес совершенно странную фразу (не знаю, где были консультанты этого сериала), когда главный герой, Егор Пазенко, по-моему, звали актера...

К. Мацан:

— Да.

А. Пичугин:

— К нему, он священника играет, подходит женщина, говорит: «Батюшка, а вот скажите...» — «Какой тебе батюшка?! Я настоятель!» И вот как раз он и играл, по-моему, такого вот персонажа, который из братков. Ну вот реальные случаи, они тоже есть такие, они совершенно бытовые, рядовые. И про таких людей, наверное, в последнюю очередь надо снимать фильмы, это не пример, но вот почему-то мне вспомнилась сегодня именно эта история.

К. Мацан:

— «Светлые истории» рассказываем мы сегодня на Радио ВЕРА. Мы — это Кира Лаврентьева, Алексей Пичугин, я Константин Мацан, наш сегодняшний гость, иеромонах Давид (Кургузов). Ну вот я все-таки как-то хочу спросить, мне действительно очень интересно и важно для себя понять: а вот такие истории, они все-таки про что? Про то что Господь и так к Себе приводит? С другой стороны, мы знаем истории, как люди, рукоположенные как-то волевым решением, скажем так, руководства, потом много зла приносили с собой и так далее. А с другой страны, промысл Божий действует. Отец Давид, а что вы об этом думаете?

Иеромонах Давид:

— У меня как раз есть, это не история, а известный случай на тему того, как человек, получая какой-то, может быть, ответ от Бога или какое-то послание, он делает выбор. Вопрос выбора. Мы помним с вами известную фреску Леонардо да Винчи «Тайная вечеря». Он ее готовил большое количество лет, и одного из первых натурщиков, которых он взял в качестве образца, он брал, искал для Иисуса Христа. И когда нашел какого-то молодого человека — с прекрасными волосами и с такими иконописными чертами лица, взял его, с него списал лик Христа — не лик, изображение, и потом потихонечку писал апостолов. И одним из последних у него остался образ Иуды, которого он тоже долго искал и не мог найти. И как-то, проходя, где-то увидел валяющегося чуть ли не в канаве, какого-то спившегося человека, как он искал — то есть он молодой, но с чертами лица старика. Он его схватил, отвел в какое-то там местное заведение, привел в чувство, помыл, и хотел писать с него образ Иуды. На что тот ему сказал: а я тебя знаю, ты несколько лет назад с меня писал уже для Иисуса Христа. То есть это оказался один и тот же человек. Да, я понимаю, что ну это может быть какое-то испытание тщеславием, когда ну с меня написали образ Христа. Но это выбор. Надо же сделать выбор какой-то. Покаявшийся преступник, который приходит в монастырь — почему настолько это распространенная история? Ну потому, что было конкретное время в истории нашей страны, когда преступность разрасталась, как-то это должно было это залечиться, затянуться, эти раны. Известнейший случай (я, к сожалению, не помню подробностей), как одновременно в монастырь ушли работник органов и какой-то глава какой-то ОПГ, по договоренности, что один либо умирает, второй садится на всю жизнь, либо они оба, значит, уходят в монастырь. И, по-моему, они чуть ли не до сих пор в каком-то монастыре живут и чуть ли не в одной келье, специально по настоянию наместника. Мне кажется, очень важно всегда здесь выбор: как я к этому отнесусь, то есть и что, как я себе отвечу. То есть вот падает с неба отвертка, выздоравливает сын, никто — действительно, с Алексеем в полной мере согласен, что искать закономерностей, почему какой-то ребенок выздоравливает, а какой-то умирает или что-то происходит с сыном на войне, —никогда не найдешь. Как и наша с Алексеем одна из любимых статей, да, отца Георгия Чистякова...

А. Пичугин:

— «Нисхождение во ад»?

Иеромонах Давид:

— «Нисхождение во ад», да. Вот нет ответа на этот вопрос, почему люди страдают. Но когда человек с этим сталкивается... Я почему историю с отверткой так себе на сердце положил? Чтобы понимать, как и в маленьких вещах это проявляется, и в больших. Что когда речь идет о жизни и смерти, вопрос о жизни и смерти, то почему я должен в этот момент отворачиваться от разговора с Богом? Или когда машина не заводится. Вот то что сколько раз у меня машина просто не заводится, то, что мне надо час простоять и не ехать где-то, это вообще обычная история. Здесь такой важный центральный момент, мы об этом все время забываем. Это светская такая поговорка, но тем не менее она есть. Как определить, насколько хорошо сделана в доме электрика? Розетки, выключатели. Если ты ее не замечаешь. То есть если тебе неудобно воткнуть куда-то розетку или включить свет — плохо она сделана. А если ты ее не замечаешь — она хорошо сделана. И мы очень часто не замечаем вот этого доброделания. Не заводилась машина час. Я поехал, доехал до места, сделал все что мне нужно, вернулся. Я же не заметил того, что где-то произошла немыслимая авария, в которой я не разбился. Мы этого не видим. А вот как раз такие встречи людей помогают нам заметить это.

А. Пичугин:

— Главное, я думаю, что не стоит жить вот таким ожиданием, что промысл будет работать абсолютно линейно и понятно. Потому что если ты все время уже живешь в этой перспективе, то, например, вот у батюшки не завелась машина, когда он собирался на литургию в храм — а, значит, вот что-то не то с этим батюшкой, значит, не дал ему Господь литургию-то совершить. Так главное — не перейти на эти рельсы. А Костя нам еще историю не рассказал.

К. Мацан:

— У меня история тоже про чудо. Но про совсем другого рода чудо. Мне кажется, про настоящее чудо, в котором изменяется человеческое сердце под влиянием разного стечения обстоятельств и разных встреч, слов. Был врач. Врач такой настоящий, хороший, служащий, но неверующий совершенно. Его учили, как и всех его однокурсников в медицинском институте, прививали естественнонаучное мировоззрение, и там для души места не было. Он не был каким-то отъявленным безбожником-атеистом, ну вот он честно говорил: я не вижу, где, где эта душа? Я бы рад, может быть, даже поверить-то и хорошо было бы просто — блажен кто верует, тепло ему на свете. Но я не могу. Ну не вижу я ничего. Покажите душу, я вот ее как бы приму. И вот ну жил он, жил. У него была жена, которую он очень любил, они жили очень хорошо, и он был очень нежно к ней привязан. И она умерла. В достаточно юном возрасте. Ну как, там не прямо детском. Ну сколько им было лет? За сорок немножко, и тому, и другому. Ну там была болезнь, она умерла. И он с тех пор очень часто приезжал к ней на кладбище, на могилку — там на день ее рождения, на день знакомства. Очень так как бы стойко, смиренно (хотя этих слов он не употреблял) переживал эту разлуку. И однажды на кладбище его встретил священник местный, который служит там при кладбище, в храме, и говорит: я вас так часто вижу, так регулярно приезжаете, стоите. Вот, говорит: как здорово, что у вас чувства к жене продолжают быть. На что он говорит: батюшка, ну вы не издевайтесь. Вот он такой врач-скептик. Ну какие чувства, к какой жене? Ну слушайте, я на могилу приезжаю. Вы бы лучше там помолчали, чем издеваться. Батюшка, говорит: ну тогда простите, может быть, вот выражение не то, но вообще вы же любите свою жену. А он говорит: ну как, любил. А ему священник говорит: а теперь не любите? Он говорит: нет, ну как-то так, конечно, у меня язык не повернется сказать, что я ее больше не люблю. Ну люблю, наверное, и теперь. А как, говорит священник, можно любить того, кого нет? Ну если есть любовь в сердце, если она вот есть — самоочевидно, достоверно, в опыте. Как может не быть того, на кого она направлена? Как может быть не быть объекта любви, если есть любовь? И вот этот врач потом рассказывает, что я, говорит, так подумал, потом уже, когда приезжал на кладбище, стою перед могилой, говорит, и думаю: а действительно, к кому я приехал? Вот просто как-то, вот так к тканям, к молекулам? Или все-таки есть что-то, что продолжает жить. И вот это стало для него таким поворотным моментом. Через такую встречу со священником, он хотя бы допустил для себя эту мысль о душе, что было на самом деле для него ну переломом мировоззрения. Потому что закалка естественнонаучная, она никуда не девается. И, он рассказывает, я до это приезжал на могилу, смотрю на плиту надгробную и думаю: вот есть черточка между датами. И что, вся наша жизнь — это просто черточка между датами? Вот я, говорит, лечу людей. А зачем тогда? Если в итоге все равно черточка между датами. Вот вселенная без меня обходилась много-много лет, миллионы лет до меня. Ну и после тех там 70–80 лет и дальше обойдется. И тогда зачем все? И вот встреча с этим священником, она вот так его как-то перевернула, и эта простая аргументация о том, что... Ну аргументация здесь плохое слово. Причем я не думаю, что даже священник как-то специально пытался. Может быть, даже он сам вообще не помнил, что это произошло. Но этот человек мне рассказывал, и на него это повлияло: вот к кому я приехал? И мне кажется, это очень вот смыкается, у нас так закольцовывается программа с той историей, которую вначале отец Давид рассказывал. Когда вот был в человеке, очевидно, какой-то запрос внутренний, вот в этом враче. Ну был он таким материалистом, позитивистом, как мы все, нормальные современные люди. Но душу-то не обманешь, душа-то по природе христианка. И где, где эта душа? И вот дайте мне какой-то аргумент, какое-то слово, чтобы мое вот мировоззрение как-то переломить, чтобы скепсис во мне переломился. Я хочу, говорит, поверить, но вот так надо от чего-то оттолкнуться. Ну вот Господь послал ему такие несколько слов, от которых он сумел оттолкнуться. И вот через нежную такую привязанность и любовь к своей жене, в общем-то, пришел к вере. К вере в душу и к вере в Бога. Вот такая у меня сегодня история, очень меня тронувшая.

К. Лаврентьева:

— Спасибо, Костя.

Иеромонах Давид:

— Спасибо.

К. Лаврентьева:

— Она действительно очень трогательная и очень какая-то настоящая.

К. Мацан:

— Ну что же, спасибо огромное за наши сегодняшние «Светлые истории». Мне кажется, мы все-таки прошли по какой-то важной грани и соответствовали названию программы «Светлые истории». Дорогие друзья, я напоминаю, что вы, пожалуйста, пишите ваши комментарии, ваши истории пишите в комментариях к программе. Я напомню, что «Светлые истории» это одна из немногих программ на Радио ВЕРА, где мы вас в студию приглашаем. Можно не только слушать, но и смотреть эти программы в аккаунтах Радио ВЕРА в разных социальных сетях и на сайте https://radiovera.ru/. Я вас благодарю за то, что были сегодня с нами. В студии были мои дорогие коллеги — Кира Лаврентьева, Алексей Пичугин, наш дорогой гость, иеромонах Давид (Кургузов), благочинный города Сызрань. Я Константин Мацан. До новых встреч. Мы обязательно продолжим рассказывать светлые истории через неделю, в шесть вечера на волнах Радио ВЕРА. До свидания.

К. Лаврентьева:

— Всего хорошего.

А. Пичугин:

— Счастливо.

Иеромонах Давид:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Приход к вере и изменения в жизни в лучшую сторону»
• «Без Бога ни до порога»
• «История Савла»