«Пасхальные традиции». Светлый вечер с Адрианом Гусейновым (01.05.2019) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Пасхальные традиции». Светлый вечер с Адрианом Гусейновым (01.05.2019)

* Поделиться

У нас в гостях был лидер ансамбля ИХТИС, преподаватель основ православной веры Адриан Гусейнов.

В разгар Светлой Пасхальной недели мы говорили о традициях празднования Пасхи и конечно, слушали песни.


Ведущий: Константин Мацан

К. Мацан

— Христос Воскресе, дорогие друзья! Это «Светлый вечер» на радио «Вера». С вами в студии Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня Адриан Гусейнов — руководитель ансамбля «Ихтис», преподаватель основ православной веры, частый гость нашей радиостанции. Добрый вечер!

А. Гусейнов

— Добрый вечер! Воистину Воскресе! Поздравляю тоже всех наших радиослушателей.

К. Мацан

— У нас сегодня такой воистину светлый вечер, потому что Светлая седмица и время, в которое, помимо радости, есть ещё о чём поговорить, потому что, конечно, что греха таить, легко, наверное, Светлую седмицу после Пасхи воспринять как отпуск. Вот мы постились, держались, вот наконец-то Пасха, а дальше гуляй, душенька, как писал Розанов. И тем не менее идут светлые дни, они сопровождаются не только такой человеческой радостью, но и радостью духовной, богослужебной. И может быть сегодня, как раз в среду, когда первые такие всполохи вот этого освобождения от тягот поста, скажем так, уже прошли, уже мы разговелись, пообнимались, время как раз задуматься: как не упустить другую составляющую Светлой седмицы, какими традициями, какими вещами наполнить жизнь, чтобы Светлая седмица была позитивно наполнена, а не просто отпуском после поста. Вот как ты думаешь?

А. Гусейнов

— Могу поделиться своим опытом. Бывало, я проводил Светлую седмицу, как ты сейчас сказал — в таком разудалом этом... Но почему-то когда только так проводишь Светлую седмицу, к концу Светлой седмицы наступает грусть, ощущение, что ты чего-то не добрал, не вник до конца во что-то. А бывали Светлые седмицы, когда так или иначе я старался посещать Литургии, которые на Светлой седмице. Иногда там даже можно без особой подготовки причащаться. И когда вот так проводишь Светлую седмицу, то ты реально ею насыщаешься и ты пребываешь действительно со Христом. И тогда Светлая седмица наполняется этим светом, глубоким смыслом, что, кстати, не отменяет дружеских посиделок. И кстати, можно эти дни использовать, именно посещая всех кумовьёв, крестников, друзей, которым ты давно обещал — вот в моём случае есть такое. Это как раз очень хороший повод всех навестить, со всеми разделить радость Воскресения, радость Святого огня Христова, радость того, что мы имеем, и только мы, такой дар, сверх всякого понимания, иметь такую причащаться. Важно это помнить и понимать. Мы всё понимаем: Тело и Кровь, — но мы Воскресшего Тела и Крови причащаемся, мы причащаемся Христа Воскресшего уже. И мы, ещё будучи такими тленными, лысеющими, стареющими, толстеющими, болеющими, мы уже, когда причащаемся, мы в этой нашей ветхой природе уже принимаем природу воскресшую. Это удивительно, это то семя, которое в нас посеяно и которое потом, Бог даст, если мы сподобимся, последуем за Христом. Это та закваска, которую мы принимаем каждый раз в себя. Конечно, сообщаясь с духовником, но на Светлой седмице надо быть в храме, надо не упускать. Это очень тонкая здесь такая грань, когда можно купиться на то, что можно всё есть, можно всё пить и только этим и заниматься. А потом плоть утяжеляется настолько, что ты под конец как-то теряешь всё, что набрал за пост. А самое главное — ты не довкушаешь радость Пасхи, сердцевина которой находится в храме, конечно.

К. Мацан

— Вот то, что ты сказал — про посещение кумовьёв, помимо Литургии на светлых днях, это какая-то, мне кажется, очень важная тема, потому что вообще мы часто... вот всякого рода такие гастрономические церковные традиции, как мне кажется, воспринимаем сугубо гастрономически. Вот даже если вспомнить Масленицу, когда перед постом неделя такая, когда все на блины друг к другу идут. Ведь если я правильно понимаю, исторически же это был тоже некий обход всех родственников. Там «золовкины посиделки», а «золовка — она змеиная головка», то есть это тот, с кем постоянные конфликты. И вот повод перед постом как-то с близкими примириться и под это дело блинов поесть, а не просто блинов поесть. Просто у некоторых такая логика и на Светлой седмице, получается, прослеживается.

А. Гусейнов

— А на Светлой, да, если перед Великим постом мы должны примириться, с помощью этого в том числе, то на Светлой мы уже разделяем радость того, ради чего мы примирялись перед Постом — мы разделяем её вместе, это очень важно. И даже в смысле просто трапезы совместной с молитвой — это очень важно. Я, кстати, не считаю, в отличие... сейчас почему-то модно попирать традиции, говоря действительно о главном, что главное не в этом. Главное, действительно, не в этом, но я всё-таки призываю бережно относиться к нашим традициям, при этом просвещая людей о том, что смысл — во Христе. Но вот эти наши традиции красивые — это красивая одежда для наших праздников. Поэтому, мне кажется, нам и то должно делать, и этого не оставлять.

К. Мацан

— А вот о каких традициях конкретно ты говоришь? Для тебя какие самые дорогие пасхальные традиции?

А. Гусейнов

— Пасхальные традиции — я имею в виду... У нас, конечно, главная традиция утеряна. Уже мало кто знает даже об этом, что раньше на Пасху на Руси тоже ходили по домам, но пели уже не колядки, не щедровки, а пели волочебные песни.

К. Мацан

— А что это такое?

А. Гусейнов

— Волочебные песни — это вот пасхальные такие уличные песни, которые ходишь по домам и поёшь их. И там везде припев: «Христос Воскрес, Сын Божий». «Волочебники» — это те, кто волочились, странники, понятно, что соответственно их надо было привечать, кормить, особенно на Пасху, они  пели волочебные песни. Но в деревнях это часто уже перерастало в такую традицию, когда просто как на Рождество ходили колядовать, то на Пасху ходили, пели волочебные песни. Это, пожалуй, одна из главных традиций, которая утеряна, к сожалению. Хотя волочебные песни сейчас набирают обороты, фольклористы их исполняют. А я говорю про пасхальные понятные известные традиции: вот всё, что касается куличей, пасох, крашенных яиц. Но они совершенно безобидные в данном случае — там больше вопросов возникает, когда другие праздники. Но здесь даже вот это всё мне очень мило, и вся гастрономия мне очень мила, не только потому, что я чревоугодник, а мне кажется, что если не терять основной смысл, то нельзя и это тоже терять — здесь надо какой-то баланс всё время соблюдать. Условно говоря, если в Вербное воскресенье с вербами куча связана всяких суеверий, то надо очищаться от этих суеверий, но не выбрасывать вербу. Сейчас почему-то очень модно с водой младенца выплёскивать. Повторюсь, без осуждения, но многие отцы или богословы, которые всё время упор делают, правильный упор, на основной смысл праздника и всё такое, но почему-то сразу с этим параллельно идёт, что «а это всё чепуха, ничего не значащая». А это не так. Надо напоминать главное и как бы одухотворять и всё остальное. Ты сейчас затронул, Масленицу вспомнил, помимо блинов, я вообще как-то чувствую в этом пользу. Я на Масленицу пытаюсь наедаться молочными продуктами. Я не знаю... я чувствую, что это мне на пользу, то есть мяса мы уже не едим, а чего-то какого-то кальция, молочного чего-то такого... Но я уже так, в такую буквалистику впадаю, но это так — фантазии мои.

К. Мацан

— Вот ты сказал, что традиции — это одежда. Это же очень точно, мне кажется, потому что нам иногда думается, что можно содержание донести отдельно от формы, что вот если есть некое главное содержание, то какая разница, как его выражать. А получается, что есть разница: человек в одной одежде так воспринимается, в другой так — это некое единство, и без этой формы, без этих одежд теряется, наверное, что-то и в содержании.

А. Гусейнов

— Во всяком случае, не стоит рисковать, чтобы это проверять, потому что не мы устанавливали, святые это принимали, поэтому нам надо это поддерживать, чтобы не превратиться просто в протестантствующих православных христиан. Мы можем все эти одежды скинуть и остаться просто, что называется, с голым таким богословием и смыслами, но голыми...

К. Мацан

— Без одежды, да. Стыдно на улицу будет выйти.

А. Гусейнов

— Особенно что касается молодёжи, детей — это вот особенно будет болезненно, мне кажется. Но и нам тоже, в общем, мы всё-таки дети где-то в душе. Почему не нырнуть в прорубь на Крещение, если можешь? Отрицать этого не надо. Христос, когда окунулся в прорубь, Он не сказал, что нельзя окунаться — всё, окунались, и ничего. Я сейчас к примеру так привёл, потому что на Крещение у нас начинается этот холивар: и что ни к чему, и не надо. У нас и так половина мужиков — инфантилы. Вот есть такой мужественный поступок — слава Богу. Да пусть даже в храм не ходит, но слава Богу, что он хоть на это решается — уже, может быть, шажок. Другое дело, что миссионеры, правильно, начинают работать в этих очередях на Крещение. Почему нет?

К. Мацан

— Вот ты сказал, что начинаются «холивары». Я так подумал, что любопытная логика возникает, что мы же ратуем, что мы за главное — за содержание. А вот холивары устраиваем из-за как раз-таки оболочки, то есть концентрируемся на ней, ратуя за главное — нарушение логики.

А. Гусейнов

— Вот я за баланс поэтому. Вот я поэтому не понимаю, зачем, отстаивая основное, отрицать вторичное, но важное. Ведь надо говорить о главном, не отказываясь от остального. Всё, что окружает — это главное.

К. Мацан

— Второстепенное — это вторая степень, которая встала за первой.

А. Гусейнов

— Костя, я сейчас совсем честно скажу...

К. Мацан

— Ну наконец-то!

А. Гусейнов

— Грустное наблюдение, которое я вижу. Сейчас даже какая-то «фишка» особенная — показать, что ты особенно в теме, в богословской теме, всё... бросаться заезженными терминами. И тем, что ты отрицаешь традицию, показывать особенное своё расположение, что ты особенно Христа любишь и ты настолько Его любишь, что тебе противно всё, что от Него отвлекает. Вот какой-то это стало «фишкой» такой богословской, типа — а вот так... Какое-то оригинальничение — вот это меня просто очень тяготит, когда я это вижу. И честно говоря, и холивары-то все во многом вокруг этого, что я особенный, а я вот оригинальничать буду на эту тему. Ты попробуй соригинальничать в духовном подвиге, казалось бы...

К. Мацан

— И никому об этом не скажи. Давай музыку послушаем. Вот тот самый жанр, который ты упомянул. Я сейчас боюсь не так слово произнести. Вот эти песни пасхальные...

А. Гусейнов

— А, волочебные?

К. Мацан

— Да.

А. Гусейнов

— Хорошо, раз помянули, мы сейчас послушаем с вами сибирскую волочебную песню.

(Звучит песня.)

К. Мацан

— Адриан Гусейнов, руководитель ансамбля «Ихтис», преподаватель основ православной веры, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Вот ты сказал, что традиция этих волочебных песен, пасхальных таких хождений по домам и исполнения песен, уходит. Но ведь ты один из тех, кто эти традиции возрождает.

А. Гусейнов

— Она не уходит, она ушла. Не могу сказать, что я их возрождаю, я... перебил, извини, до конца мысль свою доведи.

К. Мацан

— Я говорил о том, что есть видео флешмобов и пасхальных, и рождественских, где люди, по всем законам флешмоба, как бы вдруг организуются на улице. И там рядом магазины, кафе, супермаркеты, люди, которые по своим делам идут, и вдруг в этой толпе возникает группа людей, которые поют эту песню. Один за другим вступают по законам канона — это очень красиво снято, всё можно погуглить и найти. Это является некой попыткой возродить те самые традиции?

А. Гусейнов

— Ну да... видишь, я тебя сначала перебил, сказал, что я их не возрождаю. Мы же не ходим — мы только возрождаем песню. Но ты мне нос утёр сейчас действительно, в хорошем смысле. Это действительно флешмоб, это была попытка, очень удачная попытка. Два флешмоба мы в 2011-м делали: рождественский в «Атриуме» и пасхальный в Камергерском переулке. И резонанс был такой... я, конечно, ожидал, что всем всё понравится, но я не ожидал такого резонанса со всего мира. Но другое дело, что... многие начали просить, чтобы повторили, но повторяться не хочется. Хочется, чтобы это не наезженное что-то было, а какое-то творческое, чтобы развиваться. И я же не флешмобер, ко мне уже начали обращаться даже светские... какой-то юбилей Александра Башлачёва — придумайте нам флешмоб. Я, кстати, придумал им — просто чтобы отмазаться. Я долго отговаривался, потом придумал. Я честно говорю, что придумал, чтобы так отбрыкаться, но на мой взгляд очень оригинальная идея, что в конце фестиваля появляется на экране лицо Башлачёва, в смысле он исполняет песню «Время колокольчиков», камера поворачивается в зал. И знаете, как «Асса» заканчивается, когда песня «Перемен» звучит, там свечки зажигали, а тут все достают колокольчики — я говорю, что закупите. И начинается звон, и вот камера поехала над залом звенящим. В общем, они были в восторге — ура, ура. А в итоге сделали велопробег вместо этого флешмоба. Я после этого зарёкся вообще... То есть я как заявил, что я не флешмобер... Но похвастаюсь, что эти флешмобы были впервые вообще в православном мире. И я и к педагогике имею отношение — была мысль спровоцировать, в хорошем смысле, в молодёжных местах. И если сейчас набрать «рождественский», «святочный», «пасхальный» флешмоб, можно там найти уже за 30, наверное, городов разных, в которых их делали, часть неудачно. Но в принципе, искренне, главное, везде. Я думаю, что эта волна прошла. Хотя это пример того, что в городе можно действовать тоже. Другое дело, что не обязательно так флешмобить, а можно посещать какие-то больницы, дома престарелых. Мы даже один раз в хосписе выступали — это вообще один из самых для меня волнительных был... у нас умирала подруга...

К. Мацан

— Расскажи об этом, если можешь.

А. Гусейнов

— Да, у нас Маша Деева, Царство ей Небесное, умирала там. Но она такая была — умирая, она всё равно как-то не унывала и очень нас попросила выступить в хосписе. Это, по-моему называется «Первый хоспис» — на «Спортивной». И мы туда приехали, и для меня потрясением было то, что вывозили людей... они просто были как будто уже неживые. И как-то с ними общаются — они там пальцами показывают «да», «нет». И многие попросили их выкатить, и вот мы выступали, а перед нами лежали люди и слушали, не подавали признаков жизни, но при этом слушали. Но Маша-то ещё нормально с нами общалась, она пригласила потом к себе в палату, накрыла нам стол. Я говорю: «Маша, в хосписе я ещё не выпивал, конечно», — простите, сейчас праздник, сейчас можно.

К. Мацан

— Хорошее завершение концерта.

А. Гусейнов

— То есть необязательно флешмобить, можно просто как-то... или молодёжной компанией можно всякие добрые дела делать, а можно вообще в метро ходить, петь и раздавать...

К. Мацан

— А вот как раз я тебя хотел спросить: ты сказал, что был масштабный отзыв, масштабная реакция на эти флешмобы. А вот тебе как кажется, с чем это было связано? Это ведь можно списать на счёт — ну, классная акция, любопытно, посмотрели, залайкали, в «Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» поделились, набрали просмотры. И в этом смысле вопрос: а чем это отличается от любого другого просто классного, красивого флешмоба? Или всё-таки люди как-то вот проинтуичили, учуяли какую-то пасхальную религиозную правду за этим? Как тебе кажется?

А. Гусейнов

— Знаешь, если в двух словах или в трёх сказать, то основной посыл всех был такой, что ведь можем же. То есть, что это православные церковные люди сделали, и сделали на высоком уровне. Я сейчас не хвалюсь, потому что моей заслуги половина, потому что очень многое РИА «Новости» сделали, нам помогли — благодарение моей дорогой Наташе Лосевой, я очень её люблю, и взаимно, и очень рад этому. С её помощью нам помогали РИА «Новости», конечно, это профессиональная всё помощь была. И всех тронуло, что это сделали православные церковные люди, и сделали на высоком уровне. Ведь у нас часто к церковной традиции такое отношение, что это какое-то факультативное, что это так — по остаточному принципу. А тут вдруг ба-бах! И даже светские, я знаю... не буду называть одну певицу, она достаточно антицерковно настроена, но когда она это увидела, просто сказала: «Слушайте, но это вещь», — мне передали это. Главный посыл всех — вот эта радость, что можем же. И многие почему-то писали, что плакали. Вот это тоже всех трогало, что плакали, что вот что-то такое живое, и чувствовали свою сопричастность к этому — вот почему плакали. Ведь нам же всем православным христианам надо понять, что у нас, по большому счёту, нет места зависти. Если я, допустим, вижу твои, Костя, таланты — я знаю, что ты музыку сочиняешь, ты играешь, — я не могу завидовать, потому что я знаю, что мы с тобой, причащаясь из одной Чаши, будучи членами одной Церкви — это мои таланты. Понимаешь, да?

К. Мацан

— Да.

А. Гусейнов

— Если это мы все поймём, мы будем понимать, что наши таланты принадлежат нам всем. Вот если у меня какие-то таланты есть мои — они принадлежат тебе, всем православным христианам. Если это держать в голове, в общем, даже зависти тогда места нет. И если бы это все чувствовали — что это мои братья и сёстры сделали, практически моя часть в этом есть, в смысле это всех трогало бы поэтому.

К. Мацан

— А вот ты сказал, что этим можно как-то и молодёжь зацепить — такими формами. А ты преподаватель, ты работаешь с молодёжью, с детьми. А как тебе кажется, что вот важно ребёнку или подростку сказать о Пасхе или чем важно поделиться в Пасху, чтобы Пасха, если это ребёнок из церковной семьи, из всё-таки такой благочестивой, хорошей церковной, домашней традиции стала каким-то личным праздником?

А. Гусейнов

— Ведь Пасха прямо пересекается с Евхаристией, с главной нашей тайной — это главная тайна. Конечно, к этому не подойдёшь без Крещения, но это главная наша тайна. И вот если с ними разбирать откровенно, честно и искренне суть этой тайны, что вот во всех религиях осталась память о том, что всё было хорошо, а потом всё стало плохо: мы стали смертными и так далее. Все приносят какие-то учения, но не одна религия не принесла лекарства. И первой вопрос: «Ребята, а чем христианство отличается от?..» — и начинается, что высотой учения... нет. И в общем, приходишь к тому, что христианству... Христос принёс спасение. А в чём заключается спасение? Вот Он за нас распялся и умер — понятна высота подвига. А как это нас касается? И когда ты начинаешь разбираться, учитывая, что все мы стали тленными, смертными, страстными и стареющими, когда ты начинаешь разбираться в Евхаристии, что мы причащаемся Его — Воскресшего. И это произошло, потому что Он воскрес, отсюда и Пасха. И в них что-то щёлкает, они понимают разницу, что это не просто учение, что это не просто высокое учение и что мы выше нравственно, а это спасение, которое в Чаше, а это Пасха — потому что Он воскрес. Это дар. Дальше уже детали: а чем православные особенные и так далее. Но когда с ними откровенно об этом говоришь, они понимают, что это лично их касается. Но тут надо, конечно, аккуратно, я сейчас так скомкано говорю, тут надо аккуратно говорить, что тайна Чаши открывается потихоньку всю жизнь. Потому что я один раз понял: когда я начинал, я одному новокрещённому молодому человеку рассказывал, десятикласснику. И он чего-то так был вдохновлён, он причастился и приходит разочарованный. Я говорю: «Ты чего?» — «Да ну! Вы мне понарассказывали, я думал, что я сейчас причащусь, какие-то видения начнутся, Ангелы». Я говорю: «Ты чего? Я тебе галлюциноген, что ли, проповедовал?» И я понял свою ошибку: тут надо рассказывать, что это тайна — мы сгорим, если она нам откроется. Прям потихоньку, из года в год, из месяца в месяц она открывается, открывается, если её не терять, тогда уже можно и до святости доковылять.

К. Мацан

— Давай послушаем какую-нибудь ещё композицию.

А. Гусейнов

— Давай сейчас послушаем, раз мы о молодёжи заговорили, давай сербскую послушаем «Господи, Боже мой, благослови народ Твой» — святителя Николая Сербского.

К. Мацан

— В «Светлом вечере» сегодня Адриан Гусейнов, руководитель ансамбля «Ихтис», преподаватель основ православной веры. В студии Константин Мацан. Мы прервёмся и вернёмся к вам буквально через несколько минут.

(Звучит песня.)

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, ещё раз здравствуйте, дорогие друзья, в студии Константин Мацан. В этот светлый, пасхальный вечер мы беседуем с Адрианом Гусейновым, лидером ансамбля «Ихтис», преподавателем основ православной веры и говорим об этих светлых днях, о традициях Пасхи. Но помимо преподавания, я знаю, что у тебя ещё большой опыт разнообразных путешествий. Ты, как человек, закончивший семинарию, которая готовит миссионеров, где только не был: и в Якутию летал — в Якутск, в самый северный храм Русской Православной Церкви, в посёлок Тикси, где служат наши миссионеры-священники и строят там храм. Из всего разнообразия встреч разных лет какая Пасха, может быть, самая необычная была, самой запомнившейся такой? Может быть, это не было связано с путешествием в Тикси.

А. Гусейнов

— Это было в горах Алтая, там мой духовный отец, Царство ему Небесное, который там меня в 1994 году и крестил. Во-первых, там звёзды близки, горы, его храм находится в горах. И там такой случай произошёл интересный. Шла подготовка к Пасхе, перед полуночью, где-то в 10-11 часов вечера, когда читаются Деяния апостолов, вдруг люди побежали с вёдрами к храму. Что-то непонятное, все в замешательстве: что такое? А люди увидели, что храм полыхает и побежали с вёдрами тушить храм, а никакого пожара не было. То есть что-то такое было, Господь как-то посетил благодатью — не знаю, как это сказать, но вот такое чудо. Мы его не видели сами, просто мы видели этих людей с вёдрами и удивлённые, растерянные лица. И там Пасха, которую я там пережил, это как раз период моего неофитства был, период впитывания этого пространства Церкви. Конечно, я надеюсь, что в моей жизни ещё будет такое восприятие — я сейчас не просто про чувства говорю. Хотя я помню, когда меня в алтарь пустили в начале крестного хода петь «Воскресение Твое, Христе Спасе» и по нарастающей — это просто я даже не могу описать. Это не просто мурашки, я думал просто устоять бы — такое прям переживание было прям спускающегося духовного мира Царства Небесного. Я ничего, естественно, не видел, но просто было ощущение, что просто огонь вокруг духовный, что прямо какие-то святые как-то спустились в этот момент, Ангелы, Сам Господ. Причём я знал уже, что, в отличие от тех же католиков, нам нельзя ничего представлять, воображать, это всё даже отгонять, если что-то начинается. Но тут было просто такое ощущение, которое окружало и пропитывало всё.

Я, кстати, такое ещё один раз испытывал: я в тот период пел в храме Сорока мучеников Севастийских в Москве — лет 15 пропел. И вот с отцом Валерием там был, с отцом Максимом Первозванским тоже в алтарь зашёл и ещё один раз такое испытал, когда начинается это пение. Конечно, всё-таки тот случай в моей жизни большой след оставил. Но в общем, с другой стороны, и это очень радует, я могу сказать, что, конечно, каждая Пасха по-своему... нельзя сказать, что где-то хуже, каждая Пасха по своему трогает. Но не скрою, что было в моей жизни и такое какое-то искушение. Я подошёл к священнику, он что-то меня не понял, говорит: «Что ты меня дёргаешь? Ты объясни нормально». Я решил ничего не объяснять, отошёл, вдруг у меня температура подлетела, я всю Пасху еле... Это тоже надо иметь в виду, что, конечно, это всё не нравится нечисти, и они, конечно, пытаются нам всё подпортить. И поэтому даже если какие-то потуги на это идут, надо просто плюнуть, растереть и вообще забыть. И это всё не стоит того, чтобы терять пасхальную радость.

К. Мацан

— А вот когда Пасха проходит, бывает же такое, немножко мимо — пасхальное богослужение. Как к этому относиться, как это потом компенсировать?

А. Гусейнов

— Вот на Светлой седмице ходить. Знаешь, есть такой случай, у меня друг один, семинарию закончил Белгородскую, он мне рассказывал, что... какой-то тяжёлый у него был период и какие-то колебания, он пока ещё не рукоположился. И он настолько пришёл с тяжёлым чувством на пасхальную службу — просто вообще не от праздника. Он говорит, что просто в каком-то мраке пребывал, стоя в храме. Да, служба уже идёт, уже «Христос Воскресе»... Это я специально этот пример хочу привести, чтобы люди понимали важность того момента, когда в храме читается послание Иоанна Златоуста. И он говорит, что выходит священник, и он как начал читать, что «придите все постящиеся, не постящиеся, телец заклан для всех», — все. И он говорит: «Меня в этот момент просто прорвало, слёзы... И вдруг в мою душу вселился, вошёл праздник». В этот момент, когда нам хорошо, надо не забывать про тех, кому может быть плохо. И когда нам кажется, что мы устали, это послание читается — нет, здесь прямо ничего лишнего. Мне Ваня рассказал тогда, что его это прям спасло. Он говорит: «Просто я святителя в этот момент так благодарил внутренне, потому что он меня просто спас своими словами». Просто если накрывает, надо понимать, что это какое-то такое, с чем надо... как минимум просто сказать: «Господи, верую, помоги моему неверию!» — как-то карабкаться, не сдаваться.

К. Мацан

— Вот то, что твоего собеседника так как-то пронзило содержание послания, в том смысле, что «все придите» — все.

А. Гусейнов

— Да, причём он знал раньше это послание, слышал. Но в этот момент именно его вот оно...

К. Мацан

— Конечно. То есть такая мысль тут акцентируется в том числе, что Бог-то всегда готов, всегда ждёт, и Церковь всегда для всех открыта. Это в нас чего-то не то, надо в себе какие-то настройки менять.

А. Гусейнов

— И этот праздник настолько велик, и он объемлет всё: нет места ни унынию... если вдруг это есть, просто нужно как-то прямо осознать и как-то освободиться от этого. И даже если ты в пасхальную ночь не причастился, ничего — на Светлой причастись. Но надо понимать, что вот есть Христос с раскрытыми объятьями и есть ты. Тебе надо просто несколько шагов сделать, вот что-то мешает, но что может быть важнее этих объятий? Говорить, конечно, легко, но просто вот этот опыт очень важно мне было сейчас сказать, потому что вдруг ещё кому-то тоже это...

К. Мацан

— Мне по долгу разных служб приходится общаться много с людьми неверующими. И нередко возникает разговор о том, что у вас в Церкви — вот ощущения, эмоции, вы ловите какой-то такой свой кайф: вот служба, радость, классно, ощущения. А человек, который со скепсисом к этому относится, скажет: «Ну чего, я пойду на рок-концерт, мне там тоже классно, мы там все вместе. Или на футбольный матч пойду». Понятное дело, что, наверное, любой здравомыслящий человек понимает, что будут разные радости, но это будут радости в одном ряду: кто-то в церковь, кто-то с семьёй просто за стол, кто-то на природу — с детьми на речку. И там и там радость, чем в этом смысле эти чувства и эмоции, которые в церкви, отличаются от других? Какое место они занимают в этом смысле? Как бы ты это объяснил человеку, если бы тебя такой школьник пытливый, подросток бы спросил?

А. Гусейнов

— Если школьник — это другое. А если взрослый человек-атеист, то вообще меня всегда умиляет, когда атеист начинает нам рассказывать, что мы на самом деле переживаем в церкви, не имея ни опыта, ничего. Это всё равно, что я пришёл бы сейчас в Академию наук и начал двигать там что-нибудь про волновую физику, или ядерную, не имея опыта. Но с другой стороны, мы всё равно призваны с любовью относиться, с терпением. Одна радость — радость козлят, прыгающих на лужайке; другая радость — радость пьяницы, который обрёл на похмелье бутылку водки; третья радость — радость фаната, команда которого выиграла. Это всё преходящее, это всё — вот сейчас радостно, потом вроде прошло всё. Какое ликование у нас было, когда чемпионат мира у нас был в Москве, какая атмосфера. Сейчас кто-нибудь помнит, вспоминает об этом? Нет. Радость, которую даёт Христос, она имеет перспективу в бесконечности. Я сейчас, наверное, непонятную вещь сказал. Но я по своему опыту, опять же — когда я причащаюсь... Может быть, это немножко сокровенные вещи, но тем не менее. Вот я причащаюсь... Я уже сказал, что я как-то воспитан духовным отцом покойным не вестись на эмоции, ни в коем случае никак не вызывать их в себе искусственно, не накачивать себя, тем более какие-то видения — ни в коем случае. И я, когда причащаюсь, вдруг меня в какой-то момент поразило, что я после Причастия обнаруживаю в себе, не настраивая себя на то, что надо быть теперь как-то лучше, я вдруг обнаруживаю, что реагирую на какие-то ситуации в жизни по-другому. И я даже с удивлением это в себе обнаруживаю. Если бы я себя накачивал, я бы понял, что я достиг того, чего хотел. А тут я просто обнаруживаю, что не то что я стал лучше как человек, но я стал спокойнее, во мне какая-то доброта появляется. И интересно, что если я, допустим, не причащаюсь по каким-то причинам больше месяца, я просто качественно становлюсь паршивее. Я хотел другое, покрепче слово сказать. Но я паршивее становлюсь. Вот это для меня чудо, которое никак не объяснишь.
Я могу прийти на тихую Литургию, где две старушки поют, и причаститься, и это чудо всё равно совершится. Это не потому, что орали все, весь храм пел «Христос Воскресе». Вот это реальность. И тут, если у нас взаимно с уважением с атеистами, то какое право у них не принимать во внимание мой опыт такой? Если говорить с ребятами, с молодёжью, то просто надо разбирать... кстати, это очень легко объяснить... Кстати, да, это я одну сторону затронул, но на Пасху, что называется, эта радость настолько переполняет душу, и уже и тело, что нам позволено и эмоции выражать. Мы кричим «Христос Воскресе!», мы радуемся, мы ликуем, мы единственное что, как Давид не пляшем вокруг престола. И это позволено в этот момент, потому что эта радость пронизывает всё наше существо. Но другое дело, если они говорят это про Пасху, что мы так себя накачиваем, ну а как объяснить тогда то, что я до этого рассказал? Что после обычной, спокойной, тихой Литургии ты всё равно чувствуешь эту радость, которая тебя пронизывает. И она не зависит от эмоций — вот самое главное, что я хотел сказать. То есть на второй день у тебя молитва совершенно по-другому уже. Знаете, апгрейд такой, прости, Господи, — ты обновился, обновление происходит. Потихоньку, но оно происходит. Я не знаю, ответил на вопрос или нет.

К. Мацан

— Ответил. А давай теперь ещё подкрепим это какой-нибудь хорошей музыкой.

А. Гусейнов

— Поскольку мы сейчас сказали про грань эмоции, серьёзности и веселья, то давай сейчас послушаем «Христос Анести» в нашем исполнении. Она очень такая сосредоточенная получилась. У греков она по-разному поётся, у нас как-то так. Давай послушаем.

(Звучит песня.)

К. Мацан

— Адриан Гусейнов, лидер группы «Ихтис», композицию которой мы только что слышали, преподаватель основ православной веры, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Говорят, что для профессиональных музыкантов время новогодних праздников — это такое время, когда столько концертов разных, что успеваешь на год вперёд напеться, наиграться. А у вас, как у православной... не люблю это выражение «православной группы», — как у ансамбля, который исполняет в том числе репертуар такой религиозно-фольклорный, пасхальные дни не являются таким временем активных концертов и активных выступлений?

А. Гусейнов

— У нас, конечно, концерты запланированы, нас приглашают, но знаете, у нас с группой «Ихтис» непростая ситуация, потому что мы идём немножко через тернии. В каком смысле: некоторые ребята из группы даже поначалу как-то не понимали меня, потому что мы на сегодняшний момент отказались от трёх продюсерских предложений. Почему? Потому что «Ихтис» — это такое братство. Вот мы можем не часто встречаться, но когда мы встречаемся — для нас это праздник. Вот реально мы очень  рады видеть друг друга, выступать, петь. И когда к нам приходят какие-то просьбы, нас приглашают — это происходит без всякой продюсерской... это всё творчество. Почему мы отказываемся от продюсерских этих всех предложений, которые были, а были очень серьёзные предложения, потому что это пахнет не просто чёсом, который мы имеем в виду, а уже это будет ремеслуха, когда хочешь ты, не хочешь, есть у тебя настроение, нет у тебя настроения, ты обязан отработать по контракту столько-то концертов. Но это работа, это понятно, можно, но это будет немножко в ущерб такому творческому полёту, потому что если кто-то был на наших концертах — я сейчас, получается, хвастаюсь, но тем не менее у нас есть свободное общение с аудиторией и есть чувство такого творческого праздника. Если продюсер, то это уже жёсткие условия и просто начинается чёс и ремеслуха.
Может быть, я не прав, может быть, со временем я пересмотрю эту позицию, но пока мы пошли этим путём. И почему я об этом сейчас заговорил: вот именно в связи с этим у нас нет туров по России, хотя мы ездим по многим городам — ты уже сам упоминал Якутию, мы много раз там были, и даже у нас был концерт в турецкой Алании — русская община нас приглашала. Но именно поэтому у нас нет такой очень сильной загруженности. Это, с одной стороны, не очень хорошо, потому что мне кажется, что наша музыка, то, что мы несём, это позитивно, созидательно, оно стоило бы того, чтобы... Но с другой стороны, мы свободны. Нам даже предлагали просто... не буду называть одно учебное заведение, — чтобы мы просто баннер выставляли на своих концертах, и нам бы каждый месяц платили за это деньги. Мы от этого тоже отказались, хотя учебное заведение вполне себе приличное, но просто это уже налагает на тебя что-то такое... другое. Правда, я сейчас не то что так кокетничаю, что вот мы такие, а именно есть что есть. Если кто-то нас сейчас слышит и хочет нам как-то посодействовать не по-продюсерски, а... это вполне себе обговариваемо.

К. Мацан

— Мне кажется, что слово «продюсер» не надо воспринимать как синоним такого грубого, хитрого дельца. Продюсер — это такой человек... организатор, администратор, помощник, некий стратег, который, как мне кажется, если на одной волне с музыкантами, если он сам является частью этого братства, только со своей стороны, в своих компетенциях, то это просто свой человек, это такой же брат будет.

А. Гусейнов

— Да. Но пока я видел, что они понимали, что сейчас это трендово, это сейчас... Я просто видел, что нас хотят поиспользовать.

К. Мацан

— Ну да, это другое — это эксплуатация. Но что интересно — это, правда, тема, которую мне давно хотелось с тобой обсудить. Ты сказал, что если концерты, допустим, по контракту распределены, то хочешь или не хочешь, но надо играть. Но ведь тут есть у этого, возможно, и другой аспект, связанный именно с той музыкой, которую ты исполняешь. Вот всегда ли есть душевная сила, душевная мышца, чтобы исполнять здесь и сейчас какое-то песнопение? Ведь это же не просто песенка, это же некий такой слепок с культуры. И там есть очень напряжённое духовное содержание. И я допускаю, что не каждый раз во время концерта по заказу душевное устроение, необходимое для такого исполнения, в тебе возникает. Что ты с этим делаешь? Или это не так?

А. Гусейнов

— Нет, это, конечно, так. Но как-то милость Божия... мы перед концертом всегда как-то «Царю Небесный» пропеваем — настрой такой появляется, и как-то Господь не оставляет. И когда я сейчас говорил о том, что в ремеслуху... это не значит, что... Вот, допустим, когда мы в Якутской епархии выступали, там владыка Роман, дивный владыка просто, он, используя то, что мы приехали — билеты дорогие, извините, туда и обратно привезти целый ансамбль — он, конечно, использовал этот момент и делал наши концерты как минимум в трёх городах епархии — это очень грамотно было. Во-первых, он хотел, чтобы якуты увидели, что Православие — это вселенская религия, потому что мы на разных языках поём. И мы переезжали из города в город, один раз мы переезжали 14 часов, Якутия — это будьте любезны... Водитель от нас устал, потому что мы пели, ещё чего-то...

К. Мацан

— То есть вы и вне концертов, по дороге поёте?

А. Гусейнов

— Ну, когда 14 часов ехать, надо как-то что-то, да... И мы вполне себе давали такие концерты, потому что это было всё на таком хорошем кураже — это можно. А то, о чём ты говоришь, — это очень важно, и здесь надо просто, с одной стороны, конечно, какие-то навыки иметь профессиональные. А с другой стороны, здесь просто именно вот «без Бога ни до порога» — вот правда. Я расскажу один позорный случай со мной, который был.

К. Мацан

— Так!

А. Гусейнов

— Ну а чего? Как есть так и есть. Мы один раз приехали в один российский город, не буду его называть. И там получилось, что знакомый приехал, и проездом, и срочно: «Слушай, я на концерт не могу остаться. Я тебе привёз такой самогон, попробуй чуть-чуть». А я смотрю, что до концерта ещё часа четыре, думаю: «Ну ладно, не обижу, попробую», — что-то мы так напробовались, что, когда он уехал, у меня оставалось до выхода два часа. Думаю: «Это я чего-то лишка дал, это вообще непрофессионально. Я виноват перед зрителем. Надо срочно чего-то делать», — и я лёг спать. Проснулся я через полтора часа, через полчаса концерт начинается, а я понимаю, что я пьяный. Я — быстро умываться, чистить зубы, пытаться сея привести в порядок. Я сейчас признаю перед всей большой аудиторией, что я выхожу на сцену пьяный. А я никогда не пьянею так, чтобы шататься, ещё чего-то — по мне так трудно сказать, — но я понимаю, что я пьяный. Я подошёл к микрофону, я так перенастроился от испуга, я настолько себя взял в руки и решил, что зритель же не виноват — надо то, что должен, дать. И я начал так петь в начале, что я сам испугался — не в том смысле, что хорошо... не агрессивно, а как сказать? Настолько... типа «всё нормально!» И я такой сам себе: «Тихо, успокойся! Ты что?! Успокойся!» И я прям еле себя успокоил. И потом, когда я себя успокоил, концерт выровнялся, и в конце вся молодёжь встала и водила хороводы, танцевали. Концерт удался, но это для меня наука на всю жизнь — никогда, никогда ни грамма до концерта не пить! И я сейчас не только про алкоголь, а вообще в принципе перед концертом надо быть в форме.

К. Мацан

— Видимо, и в этой ситуации всё-таки... или не всё-таки Господь помог.

А. Гусейнов

— Безусловно. Вот я и говорю, что без Бога ни до порога — правда. Я сейчас даже где-то специально мазохистически об этом рассказываю, я понимаю, что сейчас реакция может пойти разная — а вот пусть. Вот я рассказал, как было. Это моя вина...

К. Мацан

— У нас светлые дни для светлых историй и для светлой души, её искренности. Спасибо огромное и за откровенность, и за теплоту общения. Давай напоследок что-то ещё послушаем.

А. Гусейнов

— Напоследок — не буду оригинальным, потому что у нас все концерты заканчиваются песней «Вера наша». Давайте ею и закончим, но в данном случае пусть вариант на русском языке прозвучит. Этот вариант на русском языке у нас тоже есть, его реже слышат — пусть будет такой вариант.

К. Мацан

— Ансамбль «Ихтис» исполняет композицию «Вера наша», а руководитель ансамбля «Ихтис» Адриан Гусейнов сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Христос Воскресе!

А. Гусейнов

— Воистину Воскресе! С праздником, дорогие!

(Звучит песня.)


Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем