«Памяти священника Владимира Отта». Анна Грушина

Наш собеседник — кандидат исторических наук, главный редактор «Московского журнала» Анна Грушина.

Мы говорили о жизни и служении протоиерея Владимира Отта. Анна рассказала, как выходец из московской лютеранской семьи прошёл через сталинские лагеря и стал православным священником в Старом Осколе.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

А.Пичугин:

- «Светлый вечер» на светлом радио.

Дорогие слушатели, здравствуйте!

Меня зовут Алексей Пичугин. Рад вас приветствовать.

Сегодня мы будем говорить про уникального человека. Вторая часть его жизни неразрывно связана с Белгородской областью, хотя имя его сейчас, наверное, не так хорошо известно жителям Белгородской области. Но, тем не менее, мне бы очень хотелось, чтобы нашей сегодняшней программой память о нём восстанавливалась. Это – протоиерей Владимир Отт. И о нём мы сегодня будем говорить с кандидатом исторических наук, главным редактором «Московского журнала» Анной Филипповной Грушиной.

Здравствуйте! Добрый вечер!

А.Грушина:

- Добрый вечер, Алексей!

А.Пичугин:

- Отец Владимир Отт не сразу стал священником. Вообще, его биография полна необычайных поворотов, начиная с его происхождения, рождения, и заканчивая его служением на Белгородской земле. То есть, вот к этому служению на Белгородской земле он шёл очень долго. Поэтому, давайте, наверное, в его биографии разбираться детально, и – пойдём с самого начала.

А.Грушина:

- Будущий протоиерей Владимир Отт родился в Москве, в 1901 году. Родился в семье немцев, по национальности, и лютеран, по вероисповеданию.

Папу его звали Вильгельмом, а сослуживцы на работе называли Василием. Маму его звали Марией.

В 1919 году Владимир окончил известную тогда в Москве лютеранскую Петро-Павловскую гимназию и поступил в Московский Университет.

Когда началась Гражданская война, то очень многие люди прерывали тогда учёбу в университете по разным обстоятельствам – кто-то уходил на фронт добровольцем… отец Владимир тоже вынужден был оставить учёбу. Потому, что, по семейным обстоятельствам, он начал работать. Работал конторщиком на заводе по изготовлению гранат.

Затем уже, позднее, он поступил вот в нынешнюю знаменитую Бауманку, а тогда – Московское Высшее Техническое Училище. Проучился там всего год, и перешёл во ВХУТЕМАС. Вот, представляете, Алексей, какие виражи?

А.Пичугин:

- А я с этого и начал нашу передачу – что в жизни будущего отца Владимира таких виражей было немало, а прожил он очень много – он 91 год прожил.

А.Грушина:

- Да. Где Бауманка – и где ВХУТЕМАС. Но вот – пожалуйста! Перешёл во ВХУТЕМАС – это высшие художественные курсы, в которые, кстати, поступить было непросто, и оканчивали их люди очень талантливые – будущие архитекторы известные, художники.

В 1921 году Владимир Васильевич ( «Васильевич» мы говорим потому, что так… я не знаю, как он значился по паспорту, но даже в следственных делах, которые я смотрела – то Владимир Вильгельмович, то Владимир Васильевич… ну, вот, давайте называть его Владимиром Васильевичем ) пришёл в храм на Маросейку…

А.Пичугин:

- А тут ещё… простите, Анна Филипповна… извините, что я Вас перебиваю уже не в первый раз… но очень важный факт его прихода на Маросейку – я думаю, он, во многом, был связан с тем, что семья Оттов жила неподалёку – на Лубянке.

И вот это – тоже интересный факт. Я сейчас процитирую небольшой фрагмент из карточки, которую ПСТГУ, в своё время, составлял – Свято-Тихоновский Университет – он известен своей работой по репрессированным… и… «Семейство Оттов, в течение 10 лет, проживало в доме на Лубянке. После установления советской власти дом в одночасье переходит в ведение ВЧК, и Отты не успели покинуть сам дом, и чекисты вставили в окна решётки, и большинство помещений превратили в камеры для заключённых. Оттам было предложено в течение суток найти новое место жительства, иначе на них бы распространился тюремный режим, и вся семья оказалась бы в тюрьме, не покидая собственной квартиры».

А.Грушина:

- Ну… иначе, как… простите такое грубое слово «дурдом» – не скажешь. Ну, вот какая непростая судьба не только у отца Владимира, но и у всего семейства!

Я думаю, что… отец Владимир Отт оставил свои воспоминания, и, вот, Вы, Алексей, говорили, что его на Белгородчине, может быть, не очень хорошо знают, но я точно знаю, что его хорошо знают в Старом Осколе. Потому, что оттуда на Маросейку и сейчас иногда заходят люди, которые говорят, что они просто пришли посмотреть, где служил их земляк – они его считают своим земляком – Владимир Отт.

Так, вот, Владимир Отт пришёл в храм Святителя Николая в Клённиках на Маросейке – храм находится в самом начале этой улицы – в 1921 году, и ему помог пройти к старцу Алексию, который тогда был настоятелем храма и уже известным старцем в миру, через огромную толпу людей – а толпа всегда стояла через весь двор, и попасть на приём к старцу было очень сложно – ему помог иерей Сергий Дурылин, которого вполне мог знать Отт по ВХУТЕМАСу. Потому, что Дурылин был известен интеллигентной Москве – художественной, литературной Москве – Дурылин был уже хорошо известен, как начинающий, подающий надежды прозаик, поэт. А иерей Сергий Дурылин был духовным чадом старца Алексия. И, вот, таким образом, он помог Владимиру пройти на Маросейку. Провёл их отец Сергий – сын старца Алексия.

Он попал к старцу. И этот визит оказал на него очень… такое… серьёзное значение. Он, во-первых, остался, вообще, на Маросейке – певчим был левого хора, чтецом, занимался уборкой в алтаре, а в декабре уже 1921 года – здесь, на Маросейке – над ним был совершён чин присоединения к Православию ( он же был лютеранином, как мы знаем, как мы уже говорили ). Над ним был совершён вот такой чин.

Потом – очень яркий факт его биографии – это то, что в 1923 году он был в Верее, должен был сопровождать почившего старца Алексия, который уехал на отдых в Верею, и там скончался в июне 1923 года… Владимир должен был сопровождать гроб старца в Москву, но его отправили назад, и там отец Сергий его послал на Лазаревское кладбище встречать Патриарха Тихона, который только что вышел из тюрьмы, и его ожидали на Лазаревском кладбище для того, чтобы он возглавил панихиду по старцу Алексию. Так всё и случилось. И отец Владимир оставил, опять же, очень яркие воспоминания вот об этом эпизоде, как он подошёл к Патриарху под благословение, и как потом, когда Патриарх уже завершил чин отпевания, неизвестно откуда огромное взялось число цветов, и вот этими розами люди, которые провожали старца в последний путь, обсыпали могилу и Патриарха Тихона.

Вот… ну, а дальше – арест. Арестовали его по делу группы духовных детей отца Сергия Мечёва. Арест случился в сентябре 1929 года. Он обвенчался с регентом Маросейской же церкви Анной Васильевной Тарасовой. А вот через полтора месяца, в 1929 году, был арестован, вместе с отцом Сергием Мечёвым, по вот этому групповому делу духовных детей.

А.Пичугин:

- И, опять же, простите, я Вас прерву… тут важно, мне кажется… 

Это произошло, конечно, спустя много лет, когда он овдовел, но 23 года они прожили в браке, 13 лет из которых они были в разлуке – из-за арестов, ссылок и лагерей.

Мы часто адвокатируем это время сейчас, но каждый раз, когда встречаешь такую историю… вот, каждый раз… во мне что-то вскипать начинает, когда я встречаю… в том числе и от православных людей мне приходится слышать о том, что: «Ничего страшного… там половину по делу сажали – бандиты, преступники, а вторая половина – какие-нибудь коллаборационисты, непонятно, правда, с чем они соглашались…»

Но, вот, когда видишь такие истории жизненные, когда читаешь следственные дела, когда понимаешь, что люди были ни в чём не виноваты, когда тебе в руки попадают вот эти маленькие карточки на акции возвращения имён…

Простой рабочий… вот, мне попалась карточка… человек делал в Москве леденцы на палочке, и был осуждён, как контрреволюционный элемент – и всё. И расстрелян. И расстрелян… и расстрелян…

Вот, просто сейчас я вспомнил – 23 года человек прожил в браке, из которых 13 лет был с любимой женой в разлуке.

А.Грушина:

- Я хочу сейчас, Алексей, сказать Вам, в продолжение того, что Вы говорили. У нас в приходе на Маросейке висят такие плакаты – постеры такие – это делали выставку, когда вышел двухтомник об отце Сергии Мечёве, на его презентацию – в Свято-Тихоновский Университет, в Центр на Покровке, и так далее, – а потом эти плакаты вот так повесили по ходу лестницы, в коридоре. И там, где есть фотографии прихожан маросейских, фотография, вот, как раз, Анны Васильевны, Ани Тарасовой, жены его. Длинная-длинная коса, нежное лицо, хрупкая – вот, когда смотришь… понимаете… когда уже знаешь, что было у людей потом, впереди в жизни… такое счастливое выражение лица! Она – регент, и регент другого хора – они вдвоём на этом фото. И когда ты знаешь, что человеку пришлось пережить, и какая… в общем-то… короткая у неё была впереди жизнь, из которой она столько лет ждала мужа из лагерей… Вы знаете… ну… просто… плакать хочется. Вот, настолько больно за них, настолько больно! И как достойно эти люди несли свой крест!

Через полтора месяца, после того, как они обвенчались, он отбыл в ссылку – в Шенкурский район Архангельской области. Потом его – в 1937 году – снова арестовали, и приговор был уже – 10 лет исправительно-трудовых лагерей. И только в октябре 1947 года он вернулся к жене и сыну – в Орёл, где они в то время находились.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

- Я напомню, что мы сегодня говорим про отца Владимира Отта, человека, большая часть жизни которого связана с Белгородчиной. Многие жители Старого Оскола, из людей, воцерковившихся ещё в советские годы, или в первые постсоветские, наверное, до сих пор прекрасно помнят уже совсем старенького отца Владимира Отта, человека с удивительнейшей историей жизни, о которой мы сегодня говорим с Анной Филипповной Грушиной, главным редактором Московского журнала и кандидатом исторических наук.

То есть, всю Великую Отечественную войну будущий отец Владимир провёл в лагерях?

А.Грушина:

- Да. Вот, он вышел из второго лагеря в октябре 1947 года. А в 1952 году… то есть, только пять лет он побыл возле жены и сына. Кстати, сын у них был единственный, и назвали они его в честь духовного отца Владимира Отта – отца Сергия Мечёва – Серёжей. У него, вообще… забегая вперёд скажем, что ему ещё потом уже, старому, больному, немощному, ещё довелось пережить сына. Ничего нет страшнее, чем пережить своих детей – вот, он ещё и сына успел похоронить. Уже был стареньким, совсем слепым. Вот, такая у него была страшная судьба. Только в 1952 году умирает Анна Васильевна, а в 1953 году, в октябре, он был рукоположен в иереи и назначен настоятелем Троицкой церкви в селе Шахово, Брянской области.

На первую его Литургию – интересная такая деталь – пришли всего 22 человека, а на вторую уже – около пятидесяти.

А.Пичугин:

- А почему мы делаем акцент на этом количестве? Ну, для 50-х годов, наверное, это – хорошие показатели…

А.Грушина:

- Конечно! И мы делаем акцент – на чём? Вот, смотрите… если на первую пришли 22 человека, а на вторую – уже около 50, значит, он сумел словом своим, своим служением что-то в людях зажечь, правда?

А.Пичугин:

- Да. А он же, кстати, говорил потом, вспоминал впоследствии, что во время пребывания в лагерях, просил, если угодно Богу, даровать возможность послужить в Церкви священником. Но не в Москве – я не знаю, было ли это осознанием того, что в Москву вернуться не удастся, или это было, действительно, глубокое желание уйти от суеты городской… хотя… какая в лагерях городская суета – а в какой-нибудь захолустной деревушке, хотя бы год-два. И – вот, ему суждено было не год и не два послужить священником, а 40 лет.

А.Грушина:

- Да. Я думаю, что это – помимо того, что он прекрасно понимал, что, конечно, в Москве остаться невозможно, плюс – семья уже в Орле… под Орлом, в Орле… просто ещё – вот это желание служить в маленькой церкви, которое было у отца Алексия, старца в миру, к которому он пришёл, и, как мы уже говорили, в 1922 году… вот это желание – служить в маленьком приходе где-нибудь – оно у многих тогда было священников, которые были, вот, такого – трогательного, очень нежного устроения.

Отец Владимир был очень строг к себе, аскетичен – это вспоминают многие и многие люди. Я имею в виду уже ту жизнь, которую он проживал в священстве, в священном сане, без матушки. Он был очень строг к себе, но бесконечно добр к людям. Вот, бесконечно добр! И, конечно, был очень нежным человеком.

Литургию он служил почти каждый день. И от этого, конечно, в местных органах власти было такое недовольство – его называли «Афанасьевский поп» – потому, что он служил на Афанасьевском кладбище. И его уволили на покой, согласно его прошению. Но как такие прошения писались, мы понимаем. Да, Алексей?

А.Пичугин:

- Ну, смотря когда… он же… Вы имеете в виду какой период его увольнения на покой?

А.Грушина:

- Вот этот – первый. Он, сразу после Афанасьевского кладбища, после того, как он заработал недовольство властей своей деятельностью, его заставили написать прошение об уходе – вот, такой у него был период в жизни.

А.Пичугин:

- Надо сказать, что после 1961 года – наши слушатели могут просто не знать таких деталей нашей недавней церковной истории – произошла приходская реформа.

Увольнение священника до 1961 года, и увольнение священника после 1961 года – это две большие разницы. Потому, что до 1961 года уполномоченные по делам религии – местный уполномоченные – могли только лишь воздействовать на архиерея каким-то образом, чтобы неугодных священнослужителей отстраняли от служения, но это проходило по церковной линии. А вот после 1961 года прошла реформа, и священник в приходе стал наёмным работником, и тогда священник должен был, с этого момента, получать регистрацию у уполномоченного. И, вот, если священник лишался этой регистрации у уполномоченного, то тогда получить её обратно и вновь встать на регистрацию, было очень сложно. И, вот, с этого самого момента, уже светская власть могла разбираться со священнослужителями сама, не прибегая к помощи архиерея.

А.Грушина:

- Ну, вот, вынудили его написать увольнение на покой – это было до 1961 года. Но он очень недолго… естественно, он хлопотал, ходил, просил, просила паства – и получил он приход. Его перевели настоятелем в Знаменскую церковь села Жуковка, Белгородской области.

А вот дальше – начинается тот период, о котором Вы говорили, начинаются Хрущёвские гонения на Церковь, и приход в Жуковке был упразднён. И в 1961 году он получил назначение в Ильинскую церковь в слободе Ездоцкая – ныне эта слобода находится в границах города Старый Оскол.

А.Пичугин:

- И тут он уже служил до конца жизни.

А.Грушина:

- Да, да, да…

А.Пичугин:

- А тот период, о котором Вы говорите – это 60-й год. То есть, вот – ещё год, и его бы уже никуда не смогли перевести.

А.Грушина:

- Совершенно верно. Ещё год – и он бы уже никуда не смог… ну, всё… его бы – всё… он бы уже остался за штатом, и всё.

А.Пичугин:

- Ну, тут мы можем только вспомнить судьбу замечательнейшего священника, писателя, учёного – отца Сергия Желудкова, который вот таким образом лишился регистрации, и до конца жизни не мог вернуться к полноценному служению.

А.Грушина:

- Ой, таких – знаете, сколько примеров печальных?

А.Пичугин:

- Да, но это просто очень яркий пример.

А это – 60-й год. Он тогда участвовал в освидетельствовании мощей святителя Тихона Задонского. И, после этого, в сатирическом журнале «Крокодил» – многие знают этот журнал, в советские годы выходивший, и в постсоветские, по-моему, тоже – появилась сатирическая заметка о никудышном состоянии атеистической работы в области. И, после этого, конечно же, ярких священников начали травить, а первым подвернулся под руку властям, как раз, отец Владимир.

А.Грушина:

- Да. И вот…  он ведь получил приход в Старом Осколе в 1961 году. То есть. Ему уже было под 60, по сути, лет. То есть, он уже… уже возраст был для человека, который отсидел столько лет в лагерях, и уже было у него плохое зрение, уже похоронил жену – возраст был солидный уже. Однако, он настолько любил свой приход, настолько было у него много сил и планов – он переписывался с разными людьми, поддерживал связь с Журналом Московской Патриархии, он начал тогда писать свои воспоминания, которые, насколько я знаю, в Старом Осколе сейчас изданы. Они называются «Сага о нашей семье». Протоиерей Владимир Русин по поводу этих воспоминаний говорил, что это не просто мемуары, но своеобразный учебник по истории Русской Церкви ХХ века.

Я их читала не один раз. Они – простые, незатейливые, когда человек… знаете, вот… пишет не для того, чтобы понравиться, не для того, чтобы показать… там… изящество своего слога, а когда человек хочет донести до читателя то, что он действительно пережил, то, что он перечувствовал, рассказать о людях, которые в это время с ним рядом были.

И в 1984 году он ушёл за штат – потому, что полностью ослеп. Это было в 1984 году. Но, до самой кончины, до 1992 года, он оставался душой прихода, и жил там же – в сторожке при храме, куда поселился, когда был назначен в эту церковь.

А.Пичугин:

- Вообще, Белгородчина того времени – достаточно удивительное, в плане жизни и служения людей Церкви, место. Ведь, можно вспомнить ещё и архимандрита Серафима Тяпочкина, который был дружен с отцом Владимиром, и который также проживал в Белгородской области – там же, неподалёку, кстати.

А.Грушина:

- Ну… и я бы, вообще, сказала, знаете, о чём? Обязательно.

Несмотря на то, что… ну… во-первых, он опекал… когда его… он продолжал дружить с маросейским священством, поддерживал всяческие отношения дружеские… просто даже не дружеские – братские отношения с протоиереем Поведским Валерием – это тоже маросейский алтарник был, и тоже служил до войны уже не в Москве. И он, когда фашисты пришли, и надо было бежать, то он забрал семью ( он не был священником тогда – не служил открыто, служить открыто было негде ему, но он был в сане ), и бежал с семьёй в Прибалтику, и там оказался в лагере для перемещённых лиц. И вот в этом лагере для перемещённых лиц – оттуда, из этого лагеря, его спас папа нашего Патриарха Алексия II ( Ридигера ). Священник Михаил Ридигер приходил туда окормлять нуждающихся, в этот лагерь, и, увидев Валерия Поведского, подошёл к нему и сказал: «А Вы – священник», – и он, естественно, не отрёкся, и сказал: «Я – священник». А это – друг, ещё раз говорю, отца Владимира Отта, чтобы было понятно, почему я на отца Валерия переключилась. И отец Михаил Ридигер выхлопотал ему освобождение из этого лагеря, и отец Валерий стал служить, и служил до конца жизни в Таллине, и был очень любимым всеми священником.

И вот, когда подрастает сын Серёжа у отца Владимира – он очень хотел, чтобы Серёжа стал тоже священником, но Серёжа пошёл учиться – он, вообще, очень хорошо учился, и, при этом, надо сказать, был отцом приучен и к молитве – то есть, человек рос с Богом. И он уехал учиться в Таллин, и жил у Валерия Поведского. Стал кораблестроителем.

То есть, вот насколько это маросейское братство прочно вошло в их жизнь, и они продолжали поддерживать друг друга, помогать друг другу.

И, вот, уезжает сын, и отец Владимир часто испытывал чувство одиночества, несмотря на приход, на то, что он очень много занимался приходом, но – живой же человек… ему больно было, ему тяжело было. И он начинает переписываться очень тесно с 1953 года с архимандритом Борисом Холчевым, который служил тогда в Ташкенте.

А.Пичугин:

- Но они, естественно, знакомы были ещё и по Москве?

А.Грушина:

- Конечно! Отцу Борису – вот, у нас было с Вами, Алексей, несколько передач в Москве, на «Светлом вечере» о маросейском священстве, и вот архимандрит Борис – он окормлял… ему священномученик Сергий, сын старца Алексия передал маросейскую общину перед тем, как был последний раз арестован. И архимандриту Борису все священники маросейские писали, прихожане приезжали к нему в Ташкент, где он оказался на служении с конца 40-х годов.

И, вот, с 1953 года, ему начинает писать отец Владимир Отт очень трогательные письма – письма-исповеди, письма-сомнения, письма… то есть, у него не было сомнений только в одном – в вере. Вот, тут у него не было никаких сомнений. А в том, правильно ли он живёт, правильно ли он окормляет паству – вот, он ему, как раз, пишет, что он пытается это делать по примеру, как он пишет, «незабвенных отцов наших» – отца Алексия и отца Сергия имеет в виду.

И он пишет архимандриту Борису о том, что он очень хочет устраивать свой приход по примеру Маросейского прихода. Что он хочет, чтобы там было такое же братство, такая же любовь друг ко другу, которой он напитался, в своё время, на Маросейке. И вот этого багажа ему хватило, как видим, на всю оставшуюся жизнь.

А.Пичугин:

- Я напомню, что мы сегодня беседуем с Анной Грушиной, главным редактором «Московского журнала», кандидатом исторических наук. Вспоминаем протоиерея Владимира Отта, замечательного священника, чья жизнь, во многом, связана с Белгородчиной – 30 лет он прослужил на Белгородской земле, в Старом Осколе. И, вот, мы, через минуту, к этим воспоминаниям вернёмся.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

- Мы возвращаемся к нашей беседе.

Напомню, что сегодня мы говорим с Анной Грушиной, главным редактором «Московского журнала», кандидатом исторических наук, и вспоминаем отца Владимира Отта, который около 30 лет прожил и прослужил на Белгородской земле в Старом Осколе. И до сих пор многие православные люди в Белгородской земле помнят отца Владимира. Хотя, как я уже говорил в начале программы, огромное количество людей, пришедших в Церковь во второй половине 90-х, а начале 2000-х, конечно же, этого человека знают не так хорошо, или не знают вовсе. И вот этот пробел нашей программой мы, конечно, хотели бы ликвидировать.

Есть хорошие воспоминания о том, как отец Владимир приехал на Белгородчину. Предстояло ещё совершить перевоз вещей из Орла. Некоторые вещи – в том числе, фисгармонь… вот, у него была фисгармонь – он подарил своим друзьям. Морально и физически отца Владимира поддерживали его знакомые из Орла, которые приезжали, чтобы принять участие в ремонтных работах в храме – в новом храме.

Ну, вот, представляете? Фисгармонь – это такой атрибут старой священнической жизни. Если мы почитаем классику – Лескова, например, Никифорова-Волгина – мы обязательно там, в каких-нибудь повествованиях, найдём, как священник, сидючи у себя в квартире, играл на фисгармони. Вот, у отца Владимира тоже была фисгармонь.

А.Грушина:

- Ну, он, вообще, как мы уже говорили, был таким – человеком творческим, музыкальным, лиричным очень, пел на клиросе. Он, в своих письмах к архимандриту Борису описывает, как вот он…

Во-первых, вот, такой поразительный факт, который… мне хочется повторить его. Дело в том, что отец Владимир на Покрова Пресвятой Богородицы, в праздник, был переведён в Православие – в 1921 году, и во священники он был посвящён тоже – на день Покрова Пресвятой Богородицы. И он особо Богородицу за это благодарил. Он считал, что это Она лично так вот о нём позаботилась, и очень любил Богородицу. Он очень любил все Её праздники, но, вот, на Покрова – особенно как-то вспоминал Её.

Он рассказывает в своих письмах отцу Борису… я подробно останавливаюсь на письмах к архимандриту Борису Владимира Отта потому, что они неизвестны никому – то есть, по крайней мере, мало кому известны. Воспоминания отца Владимира – они опубликованы, а вот эти письма – их не знает никто. И ещё раз повторюсь, что вот эта степень высочайшая доверия к архимандриту Борису, которая у него сохранилась… он ему так и пишет: «Вы – заместитель наших Маросейских священников. Именно поэтому я к Вам обращаюсь по всякому поводу…» – и так далее. И вот в этих письмах он пишет об особенностях служения настоятелем – в селе Шахово, в том числе. Он пишет о том, как устроен приход, что много крестин – вот, тоже интересный такой факт, да? Пятидесятые годы – очень много крестин. Он пишет о том, что постоянно приходится уезжать за пять, десять километров – ну, особенности служения в сельском приходе. Естественно, что часто людей он крестит на дому – у себя дома, или у них на дому – потому, что очень холодно в храме. То есть, вот эти особенности быта мы узнаём из этих писем. А самое важное, что мы узнаём – это, вот, особенности его духовного устроения. Его мысли, чаяния, минуты тоски, которые его посещают, по ушедшей матушке, которую он так мало знал, возле которой он так мало рядом был. Всё это есть в этих письмах. Их читать просто невозможно равнодушно – настолько они… и, каждый раз… настолько они, вот – глубокие, подлинные, трогательные… и, каждый раз, он письма заканчивает: «Простите грехи мои многие, простите мне всё – вольное и невольное, помяните меня, грешного, и Серёжу моего, сына…» – он очень переживал за своего сына Серёжу.

А.Пичугин:

- А что случилось с его сыном? Вы говорите, что он пережил сына… как ложилась его судьба?

А.Грушина:

- Просто естественной смертью умер. Но, как бы… папа-то умер в солидном возрасте, весьма преклонном, а он – раньше гораздо. От болезни. Там ничего такого трагического не случилось. Но для отца – это трагедия. Он пережил сына.

А.Пичугин:

- Для него, наверное, всё-таки… хотя, я не знаю… может быть, это и не было внутренней трагедией – ответ на этот вопрос мы и не узнаем. Но у него же, всё-таки, прервалась связь с его семьёй. В какой-то момент, он…

Я, готовясь к программе, нашёл несколько свидетельств о том, что он, приезжая в Москву, уже с Белгородчины, на несколько дней погостить, останавливался у каких-то родственников. Но, в целом, с Маросейской общиной, которая как-то поддерживала связь друг с другом… вот, переписывались с отцом Борисом Холчевым, но встретиться было нельзя. Один – под Белгородом, другой – в Ташкенте. Родственников по лютеранской линии осталось очень немного, и тоже они были все раскиданы. Жена умерла, сын умер. И, вот, у меня создалось впечатление, что последние годы – конечно, при прихожанах, конечно, храм, конечно, новые заботы, но… вот… того окружения, которое у него было в молодости – уже не было.

А.Грушина:

- Но разве только у него, Алексей, не было? Это уже – жизнь разбросала людей так, что… Вот, там, те же Маросейские прихожане – да, в основном, по переписке. Вот, он пишет архимандриту Борису, что «я бы с радостью к Вам приехал, но не хватает ни материальных средств, нет и разрешения начальства. Потому, что служу я один, заменить меня некем». То есть, часто это было не от того, что не хотели видеться, там, или… а просто в силу разных обстоятельств.

А.Пичугин:

- Да. А, представляете… представляете, вот, сейчас – такая ситуация? Сейчас у священника есть положенный ему – уж, он, там, воспользуется или не воспользуется, его дело, но положенный ему ежегодный отпуск, в соответствии… там… с Трудовым Кодексом. И – хочет архиерей или не хочет, а должен отпустить священника в этот отпуск. А некому служить – храм либо закроют, потому, что в окрестностях много других храмов, и две недели люди туда могут ходить, или пришлют какого-то другого, временно, священника, пока несколько недель настоятель отсутствует – если священник, действительно, служит один.

А тогда это было просто невозможно – поскольку храм был один. Другой – в десятках километров. Сейчас в епархиях тоже, конечно, есть такие проблемы, но их – всё меньше и меньше.

А.Грушина:

- Конечно! Но тогда же – такая острая нехватка священников… приходы, ведь, под разными предлогами закрывали – вот, особенно, при Хрущёве. Там очень было принято закрывать приход из-за того, что, якобы… ну… нет прихода, не хватает прихожан. И любым путём заставляли людей не поддерживать храм, чтобы храм можно было закрыть. И священства, соответственно, было очень мало. И, на открытом служении, из тех, кто оставался из «старой гвардии», дореволюционной, было не так много людей. Оставались вот такие, верные Церкви, люди, как отец Владимир, но их же было не так много.

Потом, вот – он служил в Старом Осколе. Понимаете… вообще, надо, когда о чём-то говоришь, надо рассматривать, всё равно, обстоятельства времени – от времени оторванным человек не может существовать, оно накладывает отпечаток на всю его жизнь.

Вот, так сложилось у отца Владимира. Он – далеко, к нему мало кто ездил… Вы правильно сказали – и из Маросейских к нему мало кто ездил, но его помнили всегда. Вот, когда я разбирала Маросейский архив, отца Владимира во многих письмах вспоминают. Кто-то ему писал, кто-то посылал ему открыточку, кому-то присылал он – то есть, его не забывали никогда.

А.Пичугин:

- А приезжали, интересно, к нему кто-нибудь, всё-таки? Хоть кто-нибудь?

А.Грушина:

- Я находила в чьих-то воспоминаниях – кто-то из маросейцев… я не могу сейчас вспомнить её фамилию… была монахиня Серафима – вот, она к нему ездила, потому, что в её воспоминаниях промелькнуло… Вы, ведь, понимаете, какое дело – тогда же, особо, вот… например, даже он сам пишет, после Пасхи в 1956 году, архимандриту Борису: «Поздравляю Вас с Праздником Праздников, Праздником главнейшим и центральным для всех православных христиан, а особенно, по преимуществу, нашей дорогой, незабвенной Марусеньки! – «Марусенькой» называли Маросейку маросейцы между собой.

Я – к чему? Даже вот такие вещи говорили… как бы… не открыто, а зашифрованно.

Вот, он продолжает это письмо… это 1956 год: «Как же сумел наш родной покойный дедушка ( речь идёт о старце Алексии Мечёве ) научить понимать и любить Пасху! И нигде, и никогда – я, по крайней мере, – не видел и не встречал того истинного веселья, как веселилась наша Марусенька на Пасху! Ибо, действительно, Давид пред Ковчегом скакал, играя!»

Понимаете, люди не могли даже писать открыто! Где-то, вот, ты сможешь расшифровать… вот, что «Марусенькой» называли Маросейку – это очень часто, это я знаю, понимаете? А там, вот… может быть, кто-то к нему и ездил. «Володенька… Володенька…» – встречается часто. Какой Володенька? Владимир Коншин, Владимир Отт… понимаете? Но Отта никогда Маросейка не забывала.

А.Пичугин:

- А сейчас воспоминания о нём – живы? Поскольку, Маросейская община – она существует, и она… как-то… по традиции, перешла в тот храм на Маросейке, который, после многих лет советской власти, был открыт – тот самый храм, где и жила Маросейская община.

Вот, тут, наверное, чуть-чуть отвлекаясь от повествования о жизни отца Владимира Отта, и от Белгородчины, хотелось бы перенестись на Маросейку, в Москву. Насколько та община, вообще, которая сейчас существует при храме Святителя Николая в Клённиках – для наших слушателей, который не бывали, или редко бывают в Москве, скажу, что храм на Маросейке, совсем рядом с Кремлём, в центре города – буквально, от него до Кремля… ну… не знаю… может быть… ну… километр-полтора по прямой, и в пределах прямой видимости – храм этот был открыт в самом начале 90-х годов – но, вот, насколько тот храм, который был открыт в начале 90-х годов, наследует той общине, которая существовала в начале ХХ века и, многие годы советской власти, подпольно?

А.Грушина:

- Вы знаете, Алексей, я не смогу ответить на этот вопрос однозначно. Потому, что, во-первых, большое видится на расстояньи. Всегда кажется, что – то, «что прошло, то будет мило», и что было… вот… всё не так, и было – и лучше, и крепче, и надёжней, и правильнее. А пройдут годы, проявятся воспоминания о вот этих наших временах, и мы увидим, что наследовалось, что не наследовалось. Сейчас я могу сказать только одно. Что есть такой некий… как бы… на Маросейке существует такой некий «пантеон» Маросейских священников.

Вот, например, дни памяти архимандрита Бориса, которого в Ташкенте ещё не прославили. Его хотели прославить в общем прославлении – почему-то не получилось, а потом – как местно-чтимого святого… ну… вот… я знаю, что в Ташкенте готовится прославление отца Бориса. Но дни его памяти всегда на Маросейке… вот, 11 ноября – обязательно на Маросейке будет панихида по архимандриту Борису Холчеву. Понимаете?

В Маросейке есть такой «пантеон» Маросейских священников. Висят их фотографии. И каждый, кто приходит в храм, пришёл недавно – если у него есть такое желание, он может просто пройти и посмотреть, кто служил на Маросейке, кто были эти священники, кем они стали – там портреты их все, и там, конечно же, есть Владимир Отт. То есть, память о нём, безусловно, сохраняется. Но сохраняет ли её вот то юное поколение маросейцев, что они знают? Я не знаю.

Раньше, вот, мы устраивали вечера – вечера памяти того или другого маросейского священника. Вот, я не могу припомнить, чтобы был вечер памяти Владимира Отта, и думаю, что, в самое ближайшее время, я на Маросейке буду когда, то обязательно скажу, что – давайте, устроим вечер памяти отца Владимира. Потому, что… ну, может быть, я не помню… может быть, он и был…

А.Пичугин:

- Но можно повторить.

А.Грушина:

- Да. Если был, то можно повторить. Вообще, надо… повторение – мать учения. Вообще, надо – повторять и повторять. Потому, что судьбы эти – необыкновенные. Что Валерия Поведского, о котором мы говорили, что Владимира Отта, женатого, опять же, на Маросейской прихожанке, отца Василия Евдокимова, который – единственный из всего Маросейского священства – дождался возвращения храма в 1990 году. Под Варвару, в декабре, служилась первая Всенощная, и первая Литургия на Варвару. А под Святителя Николая, в том же 1990 году, отец Василий отошёл ко Господу, уже зная, что Маросейку вернули – что храм вновь вернулся к жизни, в плане Богослужения. Потому, что храм – он всегда живой, даже если закрытый. Но когда в нём возобновляются Богослужения… ну… это – апофеоз.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

- Я напомню, что мы сегодня вспоминаем протоиерея Владимира Отта – замечательного священника, много лет прослужившего близ Старого Оскола – теперь уже это место находится в черте города.

Отец Владимир был выходцем знаменитой Маросейской общины. И мы сегодня вспоминаем его с главным редактором «Московского журнала», кандидатом исторических наук Анной Грушиной.

Анна Филипповна, а вот когда мы говорим… да, во-первых, напомните, пожалуйста, ещё раз фамилию последнего священника, который дождался открытия храма.

А.Грушина:

- Протоиерей Василий Евдокимов.

А.Пичугин:

- Протоиерей Василий Евдокимов.

Но, ведь, Маросейка – это не только священники. Это ведь ещё и обыкновенные люди – и в первую очередь, быть может, даже обыкновенные люди, которые ходили. А вот из них кто-то дождался открытия храма? Было такое преемство?

А.Грушина:

- Да, были те, кто дождался открытия храма. Ну, те же дети отца Сергия Мечёва – Ирина Сергеевна, Елизавета Сергеевна… то есть, те, кто помнили и старых прихожан, и… вот… были, да. И, причём, Маргарита Келлер, Надежда Иванова – они потом окормлялись у протоиерея Александра Куликова, который принял храм в 1990 году – протоиерей Александр Куликов. К сожалению, его сейчас уже тоже нету, он ушёл из жизни. И отец Александр очень внимательно следил за тем, чтобы всех этих людей опекали, навещали тех, кто не мог сам в храм ходить. Вот, Елизавета Булгакова, оставившая нам свои воспоминания об архимандрите Борисе Холчеве и об отца Сергии Мечёве – она была с ним под Рыбинском в Мишаках – в селе, когда его арестовали. И её арестовали тоже, вместе с ним. Но она осталась жива.

И вот эти люди – были, да, мы их знали. Очень многие прихожане… ну, как… не очень многие… тогда нам казалось, что их очень мало, а сейчас мне кажется, что их было достаточно для того, чтобы… вот… они – светлые были люди, и очень разные, очень разные… но очень… знаете, их объединяло вот это вот… твёрдость в вере, что ли… вот, как это назвать иначе, не знаю. Они настолько в вере были, вот… что смотрел – и завидовал.

Так, что – да, остались… часть людей – была, была…

А.Пичугин:

- Я находил свидетельства о том, что к отцу Владимиру приезжали его родственники. Не к отцу Владимиру, извините… тут… да, конечно, к отцу Владимиру, но после его смерти.

Уже в последние годы, люди случайно узнавали, живущие в Москве, тоже выходцы из этой большой семьи Оттов – случайно узнавали о своём необычном родственнике, находили какие-то документы, и приезжали к нему на могилу – туда, в Белгородскую область.

А.Грушина:

- Да. И даже эти люди, его родственники, приходили тоже и на Маросейку к нам. Вообще, вот, на Маросейку… это особенно трогало, когда приходили бывших прихожан родственники, не только священства.

Вот, родственники Александра Александровича Добровольского, например, оставившего прекрасные воспоминания о старце Алексии. Я говорю «прекрасные», хотя слово это не люблю, но они именно… я не знаю, как их ещё по-другому охарактеризовать – они необыкновенные. Их многие знают под названием – сборники выходили «Десять мин» - воспоминания о старце Алексии и о Маросейке – той, куда он пришёл, Александр Александрович, совсем юным. Вот, его родственники, которые приходили на Маросейку, и, потихоньку, воцерковлялись – даже такие примеры есть.

А.Пичугин:

- А что-нибудь известно о… читаю, что «отец Владимир был духовным чадом архимандрита Серафима Тяпочкина» – меня немножко смущают всегда подобные указания. Поскольку, каждый раз… нам хочется… какую-то тут духовную связь обязательно… когда люди пытаются найти, что – вот, два известнейших священника, они… там… один другого должен был окормлять. Ну, естественно, отец Серафим был старше, они служил дольше, с одной стороны… хотя, нет – он служил, примерно, столько же, наверное, сколько и отец Владимир, но он был постарше, конечно, и земной его путь закончился раньше. Но, при этом, конечно, этих двух чудесных священников, живших на Белгородской земле, связывали долгие годы дружбы.

А.Грушина:

- Ну, дружбы – наверняка. А вот был ли он его духовным отцом – не знаю. Потому, что… вот… отец Владимир пишет архимандриту Борису, что обращается именно к нему, как к духовному отцу, как к наследователю Маросейки, и так далее.

Вот, так говорить, однозначно, что… ну… понимаете, часто мифологизация, которая происходит, она не из плохих происходит побуждений…

А.Пичугин:

- Да, безусловно!

А.Грушина:

- Людям, действительно, хочется видеть связи, корни… Вот, даже я, в этой передаче, сегодня успела сказать, что – видите, вот – интересное совпадение: на Покрова был переведён в Православие, на Покрова же – был рукоположен. Понимаете? Вот это – о неслучайностях. Вообще, в такой вот нашей жизни – в ней ничего нет случайного. И, когда находишь этому подтверждение, то как-то умиляешься.

Ну… люди писали… ну, они так думали, наверное. Документов по этому поводу, или свидетельств в письмах, которые есть в архиве храма в Клённиках, я не находила. Возможно, где-то у кого-то и есть такие документы – я не находила.

А.Пичугин:

- На Свято-Ильинском храме сейчас табличку повесили уже – то есть, если жители Старого Оскола или Губкина захотят почтить память отца Владимира после нашей программы, после такого интересного рассказа Анны Филипповны, то, конечно же, можно приехать… или приехать в Старый Оскол, или приехать к Свято-Ильинскому храму – я думаю, что жители Старого Оскола представляют, где он находится – и там есть табличка, и там – могила его, он там похоронен, рядом с храмом, где служил больше 30-ти… 31 год! С 1961 года до 1992 – почти 31 год. Ну, правда… 23 года он служил настоятелем – постоянно служил, но в 1984 году уже, по состоянию здоровья… если не ошибаюсь, он почти полностью ослеп к концу жизни.

А.Грушина:

- Он почему и ушёл на покой – потому, что он был совершенно слепой, да. Он ослеп. Но, вот, ещё раз говорю, он жил, всё равно, при храме – в этой сторожке, в которой поселился, когда его туда назначили. И, вот, вся его жизнь, с этим храмом связанная, со Старым Осколом, прошла именно там.

А.Пичугин:

- Ну, что же – спасибо большое, Анна Филипповна!

Я напомню, что мы сегодня вспоминали отца Владимира Отта, замечательного священника, больше 30 лет прожившего и прослужившего в Старом Осколе. Я ещё раз напомню, что это Свято-Ильинский храм, и все, кто хочет, если, после нашей программы, вдруг у кого-то появилось желание, могут прийти почтить память отца Владимира – человека удивительной судьбы, родившегося в лютеранской семье, перешедшего в Православие, прошедшего через лагеря, и ставшего, в итоге, священником. Удивительная судьба!

Спасибо большое, Анна Филипповна!

Анна Грушина – главный редактор «Московского журнала», кандидат исторических наук была с нами сегодня.

Я – Алексей Пичугин.

Мы прощаемся – до новых встреч! Всего доброго! И – будьте здоровы!

До свидания!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».

Программа подготовлена при поддержке акционерного общества «Холдинговая компания «Металлоинвест»