«Открытые сцены МХАТ им. Горького». Эдуард Бояков - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Открытые сцены МХАТ им. Горького». Эдуард Бояков

* Поделиться
Эдуард Бояков
Эдуард Бояков. Фото: Sasha Kargaltsev/CC BY 2.0

У нас в гостях был художественный руководитель МХАТа имени Горького Эдуард Бояков.

Мы говорили об открытии в Московском Художественном Академическом Театре открытых сцен в виде лекционных залов, мастерских, хореографических студий для проведения лекций, курсов, мастер классов, поэтических вечеров. Эдуард поделился, что для него значит и с какой целью было проведено такое переосмысление пространства театра. Также наш гость рассказал, почему для него ценно присутствие священнослужителей на вечерах в театре.


А. Митрофанова 

– «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели, я Алла Митрофанова. И сегодня мы будем говорить об уникальном пространстве, которое открылось в Москве, преобразовалось – МХАТ имени Горького, огромный театр, стоящий на Тверском бульваре. Раньше он был известен как один из важных московских театров, где идут спектакли, таковым он собственно сейчас и остается. Но помимо Главной сцены и Малой сцены в театре открылось еще двенадцать. Поправьте меня Эдуард, двенадцать же, да? В сумме четырнадцать сцен, все это вместе теперь называется «Открытые сцены». В нашей студии художественный руководитель МХАТ имени Горького Эдуард Бояков. И мы сегодня будем говорить об этом пространстве. Здравствуйте. 

Э. Бояков 

– Здравствуйте. 

А. Митрофанова 

– Это концепция – открыть театр так, чтобы туда люди приходили не к шести вечера, а с утра и могли провести там целый день, – я так понимаю, что она вам принадлежит. Вы автор этой идеи, вы же, собственно, ее воплотили, реализовали, опираясь на те возможности, которые МХАТ имени Горького дает.  

Э. Бояков 

– Ну да, с одной стороны, это моя идея, с другой стороны, это то, что лежит на поверхности, что называется. Мне кажется, сегодня театры очень серьезно задумываются о своем будущем, о своем предназначении, о миссии и, соответственно, о режиме. Есть прекрасные примеры и в Европе, да, и в России уже есть интересные тоже поводы для того, чтобы пристально посмотреть на театральное пространство и увидеть, в общем-то, совершенно простую проблему: действительно подавляющее большинство театров открывает свои двери в шесть часов вечера. 

А. Митрофанова 

– Логично, перед спектаклем. 

Э. Бояков 

– Да, непосредственно перед спектаклем для зрителей. И принято считать, что театр – это некое такое монастырское пространство, а может быть, даже еще не просто монастырь, а скит такой, куда внутрь попасть очень тяжело, потому что там идет серьезная репетиционная такая работа. 

А. Митрофанова 

– Вы имеете в виду самые недра театра. 

Э. Бояков 

– Да, репетиционные пространства, ну вообще вот театральная лаборатория. С одной стороны, так и есть, конечно, репетиционные залы, музыкальные студии, пространства для тренингов, для читок, для такой внутренней работы театральной – это вещь, действительно, очень ну неспособная вот так вот просто себя демонстрировать, как какой-нибудь симпатичный парк, торговый центр или книжный магазин и так далее. Но есть ведь зрительские пространства, и в нашем театре они огромные. Театр, который строил Кубасов в 70-х годах, МХАТ на Тверской, он изначально задумывался как идея городского променада под крышей. 

А. Митрофанова 

– Что значит: городского променада под крышей? Вы, когда нам давали комментарий для нашего радиожурнала, тоже это словосочетание употребили, и я еще тогда задумалась. 

Э. Бояков 

– Оно кубасовское слово, которое я услышал от архитектора, и мне оно очень понравилось. Дело в том, что традиционно театр европейский, ну итальянский прежде всего, потому что большинство сегодняшних театров, они существуют в рамках такой архитектурной итальянской парадигмы – соответственно, зал круглый с ярусом, порталы, вот эта вот рамка сцены, рампа, авансцена, глубина сцены, карманы и так далее. Вот эти театры, достаточно оказаться в любом, ну не новом театре, будь то Малый театр, или будь то Ла Скала, или Опера Гарнье, например, в Париже, они всегда стремятся иметь огромный зал, и соответственно, конечно, как следствие экономят на пространствах, которые вокруг этого зала. В театрах даже шикарных, даже потрясающе красивых, всегда очень маленькие гардеробы на ярусах, лесенки, ложи. Вот если вы были в ложах, конечно, были, в старых театрах, там даже обычно входишь и есть такое ощущение...  

А. Митрофанова 

– Куда деть коленки. 

Э. Бояков 

– Да, есть такое. Так вот это проблема, она была решена очень радикально архитектором Кубасовым: пропорции были нарушены – пространства фойе, пространства, где публика фланирует перед спектаклем, они огромные в нашем театре. Видимо, это было связано не просто с таким пустым желанием, а действительно с неким осмыслением вообще места и роли театра уже в конце XX века. Кубасов задумался и реализовал эту идею: огромные лестницы, огромной фойе, большие пространства, где располагаются буфеты, очень интересный балкон – огромный невероятный балкон, который выходит на Тверской бульвар. И который был всегда закрыт. 

А. Митрофанова 

– А вы его откроете? 

Э. Бояков 

– И это потрясающее совершенно место этого балкона. Ну если архитектор придумал это, наверное... 

А. Митрофанова 

– Для чего-то было нужно. 

Э. Бояков 

– Да, для чего-то было нужно. 

А. Митрофанова 

– А вот скажите мне, исходя из того, что вы говорите, получается, что театр для человека, а не человек для театра. Так или нет? 

Э. Бояков 

– Ну это такая формула, которая дает возможность философских таких обширных спекуляций. Как посмотреть, что называется. Театр, конечно, сама по себе ценность. Театр – ценность. Театр – ценность культурная, театр – ценность историческая. Театр – это храм, пусть не с большой буквы, пусть не в том значении, в котором...  

А. Митрофанова 

– Не в сакральном. 

Э. Бояков 

– Не в сакральном, но в культурном значении, конечно, храм. Конечно, пространство, где локализуется самое-самое глубокое, самое ценное что есть, собирается. Не просто хранится, как в музее, а культивируется, выращивается, культивируется как сад, как газон, как город, как род. В этом отношении (я вернусь к архитектуре) наш театр – это очень серьезное и очень радикальное высказывание. И если вы вспомните фасад театра, который выходит на бульвар, там нет ни одного окна – это огромный занавес из туфа, каменный занавес, который как бы закрывает что-то сокровенное, что расположено внутри. И это сокровенное, это внутреннее пробивается из-под этого занавеса. Потому что рано или поздно, на то занавес и существует для того, чтобы открыться и предъявить нам некую сценографическую идею спектакля. И вот этот балкон – это начало открытия занавеса, то есть это тонкая такая полоска световая, полоска света, которая бьет из-за каменного занавеса – вот идея архитектуры. Если мы закрываем балкон, соответственно, мы превращаем это пространство в саркофаг, вообще в некую коробку, которая закрывается для того, чтобы не быть открытой вообще никогда или очень редко. И тогда театр, конечно, превращается ну во что-то другое. Хотя и эти идеи, достаточно вспомнить Анатолия Васильева, который в конце XX века очень много рассуждал о том, что театру зритель не нужен. 

А. Митрофанова 

– Ну и работа в школе драматического искусства, она строилась по принципу лаборатории, куда зрители при желании могли прийти и понаблюдать... 

Э. Бояков 

– Но с большими проблемами, надо было очень постараться. 

А. Митрофанова 

– Но это было не для зрителя, это было именно порождение спектакля как сама цель. А вы если хотите, пожалуйста, присоединяйтесь, мы будем вам рады... 

Э. Бояков 

– Да. Но вы будете наблюдать за процессом.  

А. Митрофанова 

– Да. 

Э. Бояков 

– Да, это мы не зря вспомнили, это такая безусловная крайность. Другая крайность – это во все тяжкие: пожалуйста, чего изволите...  

А. Митрофанова 

– Все сделаем для вас. 

Э. Бояков 

– Какой еще тип антрепризы мы еще придумаем, как мы еще повеселим зрителя, чем мы его поразим, какие табу преодолеем, что мы еще не показывали никогда. Какие части тела или какие части нашей нервной системы мы можем продемонстрировать, вытащить, вывернуть наизнанку и этим самым сказать, что вот, мы настоящие авангардисты, вот радикальный театр, вот театр, который разрушает границы, преодолевает границы. А ведь надо понимать, что функция театра не только и в преодолении границ, хотя и в этом тоже, безусловно, но и в соблюдении, в обозначении границ. Имея такую возможность, совершенно невероятную, которую не дает ни одна социальная практика – то есть в театре можно убить человека, на сцене. Его нельзя убить в жизни, но в театре герой, и не всегда отрицательный, он совершает убийство. 

А. Митрофанова 

– Причем не всегда в буквальном смысле, потому что словом тоже можно убить. А это как раз то, что мы в жизни довольно часто совершаем и спускаем себе с рук. 

Э. Бояков 

– Да, ну я к тому, что театр – это попытка поместить человека в абсолютно крайнюю, такую совершенно, предельно необычную ситуацию для того, чтобы он, когда окажется в этой ситуации в жизни, он уже имел опыт, который поможет ему совершить духовный подвиг, который поможет ему победить бесов. Но для того, чтобы победить бесов, нужно знать их, нужно увидеть это страшное проявление, которое свойственно многих аспектам современного мира. И театр, конечно, существует для этого. Вот эта такая ну опасная, я не побоюсь этого слова, но очень важная и ответственная социальная, социокультурная практика – это сердцевина театра. И, конечно, сегодня он не может ограничиться тем, чем он ограничивался в конце XIX века, когда МХАТ возникал, то есть просто представлением современных пьес.  

А. Митрофанова 

– В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Эдуард Бояков, художественный руководитель МХАТ имени Горького. Мы говорим о переосмыслении того известного пространства, которое, наверное, все, кто были в Москве, видели – на Тверском бульваре стоит огромное задние 70-х годов, МХАТ имени Горького, в котором сейчас открылось четырнадцать сцен. Ну две из них, если я правильно понимаю, это вот Большая и Малая, основные сцены театра.  

Э. Бояков 

– Да. 

А. Митрофанова 

– И еще двенадцать – это те фрагменты пространства, о котором мы сейчас поговорили, которые тоже открылись – в качестве лекционных залов, лабораторий, пластических каких-то... 

Э. Бояков 

– Да, хореографических студий, мастерских. 

А. Митрофанова 

– Да, студий. И туда можно приходить не только по вечерам, чтобы посмотреть спектакли, но и с самого утра для того, чтобы позаниматься. 

Э. Бояков 

– Да. 

А. Митрофанова 

– Мы с вами немного уже говорили об этом в нашем радиожурнале. И более того, 4 ноября – вот что, например, для меня очень важно, помимо прочего, о чем мы сегодня говорим, – 4 ноября будет наша с вами совместная история, «Светлый вечер офлайн». Это понедельник, это будет семь вечера, кстати говоря, выходной. И я думаю, хорошо, что мы именно в выходной день открываем этот наш проект. А еще тем более день знаковый, да, 4 ноября – день Казанской иконы Божией Матери или, как по гражданскому календарю, День народного единства. И мы встречаемся с епископом Орехово-Зуевским Пантелеимоном. Владыка Пантелеимон человек, который внутри Церкви организовал ну фактически системную благотворительность, потому что масса проектов, которые помогают людям в сложных жизненных ситуациях устоять на ногах. Здесь много вопросов сразу, там часто задаваемые вопросы из внешнего пространства по отношению к Церкви: а зачем Церкви деньги? А куда она их тратит? А почему Церковь не занимается тем, не занимается этим и прочее. Вот как раз все эти вопросы можно будет задать на таких наших встречах. И Владыка Пантелеимон один из тех людей, которые очень глубоко как раз в этой теме, потому что, повторюсь, те проекты, связанные с благотворительностью, которые им реализованы, ну они просто поражают. Во многих вещах они пионеры. Будем о этом говорить подробнее. Но помимо нас, Эдуард, у вас там масса других направлений. Там есть Алексей Павлович Козырев, там есть Павел Крючков, там есть поэтические вечера, там... Вот расскажите подробнее, что происходит на «Открытых сценах», когда нет спектакля в театре. 

Э. Бояков 

– Когда нет спектаклей в театре, то есть возможность городскому человеку оказаться в пространстве, которое, ну мы вот буквально сейчас строим. И я, конечно, очень рад тому, что «Светлый вечер» с нами буквально с первых месяцев, только рождаются «Открытые сцены».  

А. Митрофанова 

– Вот октябрь уже в тестовом режиме вы проработали. 

Э. Бояков 

– Да, конечно, сейчас вот действительно тестовый режим, сейчас мы наполняем наше расписание. Эти «Открытые сцены», они должны быть заполнены самыми разнообразными мероприятиями, самыми разнообразными практиками. Это, как вы уже отметили, и пластика, это и хореография, это встречи с литераторами, с писателями, с поэтами, конечно. Очень важная тема – поэтическое слово, вообще бытование поэзии, существование поэзии, смысл поэзии в сегодняшнем мире, каков он. Можно сказать, что это какая странная такая, маргинальная практика – ну вот есть филателисты, есть, не знаю, люди, которые любят животных домашних, есть люди, которые любят, не знаю, садовое хозяйство, вот есть еще поэты, тоже такие странные люди, не от мира сего. Это очень опасно. 

А. Митрофанова 

– Почему? 

Э. Бояков 

– Это очень опасно, потому что мы можем потерять сам стержень, позвоночник культуры, коим является, безусловно, поэзия, связывающая нас с логосом, связывающая нас с пространством языка, с сакральными сферами, из которых язык, ниспадая, приходя на землю, приходит в самой чистой своей форме – это, конечно, поэтическая форма. 

А. Митрофанова 

– Как Бродский говорил, поэт – это инструмент языка, не наоборот.  

Э. Бояков 

– Да, конечно. 

А. Митрофанова 

– Именно поэт инструмент, можно сказать, что это перчатка на руке у Бога, через которую Господь нам дает язык. 

Э. Бояков 

– Да, транслятор. Именно так и есть. Да, язык есть Бог, – даже более радикально выражался Иосиф Александрович. И здесь мы оказываемся в такой очень опасной ситуации, когда сейчас, наверное, впервые за много-много веков, за много лет, а может быть, даже веков, у нас нет отношения к поэту как к чему-то безусловно значительному. Поэт перестал быть... 

А. Митрофанова 

– Больше, чем поэт? 

Э. Бояков 

– Большим авторитетом, да. Поэт перестал быть ну больше просто поэт-литератор. Поэт перестает быть пророком. Этого не было в нашей истории, этого не было в середине XX века, этого не было в начале XX века, этого не было в конце XIX века, этого не было начале XIX века. Так принято, ну уж со времен Державина, на самом деле можно смотреть раньше. И Семена Полоцкого, и поэзию XVIII века мы можем, конечно, рассматривать как поэзию такого духовного пика. Это квинтэссенция культуры. 

А. Митрофанова 

– Соглашусь. 

Э. Бояков 

– Это высшая точка. Сегодня мы не можем, мы настолько растеряны, что мы не можем ни договориться, ни распознать этих людей. Вообще вопрос, есть ли они. И мы утверждаем, что, безусловно, есть. 

А. Митрофанова 

– Что в этом смысле дают ваши поэтические вечера? У вас выступают поэты, наши современники – Юрий Кублановский, Олеся Николаева, Алексей Шмелев, многие другие. И вот если вот, к примеру, я как простой зритель, прихожу на этот вечер, что я там для себя открываю? 

Э. Бояков 

– Ну если вы как простой зритель придете, но как простой зритель с открытой душой и с интересом, и с любовью к поэзии, которая не заканчивается – и, слава Богу. Я немножечко так сгущаю краски, в предыдущих своих репликах говорил о том, что вот катастрофа, мы потеряли поэта-пророка. Мы не потеряли, к счастью, эту функцию, мы не потеряли этих людей, мы не потеряли поэзии и поэтов. Мы немножечко запуталась и начали смотреть не в ту сторону. Мы думаем, что визуальными картинками и рекламными компаниями, таким вот медийным позиционированием можно решить все вопросы культурного производства. А они не решаются. И до тех пор, пока фигура поэта не будет осмыслена нами как фигура пророка, как фигура важнейшего человека в культуре, мы будем спотыкаться. И Юрий Кублановский, Олеся Николаева, которых вы назвали, Светлана Кекова, Евгений Рейн, Александр Кушнер, который 3-го числа будет выступать, накануне «Светлого вечера офлайн» – это поэты, которых нужно слушать, которых нужно знать и которых нужно видеть. Просто даже физическое присутствие в культурном поле поэта это важнейший момент. Так получилось, что, особенно в связи с несколькими поколениями эмиграции, поэты оказались такими людьми, которые там ну вот Бродский, великий русский поэт, ну никто не спорит, но он же с 72-го года живет и живет себе в Америке. Юрий Кублановский. да, ну то во Франции, то в Америке, то в Поленово, за Окой. И петербургская вот такая вот ойкумена поэтическая, тоже как-то живущая закрытой такой жизнью. Мне кажется, это очень опасно. Мы должны видеть поэтов, мы должны слышать поэтов. Вообще присутствие в одном пространстве, наблюдение за живым поэтом, простите за это слово, ну не наблюдение, сопереживание, включение в его пространство, это очень важная практика для любого человека. Вот вы спросили, что будет, если просто человек приходит. Если у него открыта душа, если он любит поэзию, он увидит, как существует сегодня поэзия, в каких формах. Он услышит поэта. 

А. Митрофанова 

– Я знаю, что у вас бывают и онлайн-трансляции – это очень важно для тех людей, которые не в Москве и по разным, вполне объективным причинам не могут присутствовать на таких вечерах, но хотели был. Вот как раз здесь очень помогают онлайн-трансляции. Они не передают всей атмосферы, но тем не менее все равно ощущение присутствия, особенно если у человека есть возможность на это время отключиться от каких-то внешних дел и погрузиться в проживание того, что он видит у себя на экране, это все равно возможность очень хорошая. Знаете, у меня просто есть предположение такое, что не то что поэты утратили свою функцию, ну невозможно это, они как были инструментом языка, так они им и остаются. 

Э. Бояков 

– Мы теряем себя. 

А. Митрофанова 

– Мы, знаете как, мы сейчас живем в таком мире, где книга перестала быть уникальным источником информации, и заглушающих факторов и эффектов очень много. Если раньше человек внутри себя сталкивался с каким-то эффектом и, не имея возможности какого-то оперативного обезболивания души, вынужден был, по сути, идти на встречу с самим собой и искать ответа на вопросы, которые у него из этого конфликта рождались. Где их икать? Искать там, где есть откровение – это Священное Писание, это поэзия, как рангом существенно ниже, но тем не менее это опыт человека, который... 

Э. Бояков 

– Это духовный опыт.  

А. Митрофанова 

– Который чувствует Бога в своей жизни. А сейчас у нас антибиотиков много разных. Мы можем прийти домой – ну включить сериал. Мы можем погрузиться в какие-то виртуальные игры... 

Э. Бояков 

– В социальную сеть. 

А. Митрофанова 

– В социальные сети, безусловно. Мы можем много чем отвлечь себя от этого внутреннего конфликта и от этой боли. И какие здесь варианты для поэта? Ну можно клоуном стать, конечно, и привлекать к себе внимание, но многим из них это настолько неорганично и это было бы и неправильно, наверное. И они продолжают занимать вот это свое достойное место, просто к этому достойному месту все меньше обращено нашего внимания, людей, которые этих поэтов окружают. И в этом смысле, что делаете вы, ну, по сути, вы приглашаете нас вернуться к этому фронтальному столкновению с самими собой. 

Э. Бояков 

– Да. 

А. Митрофанова 

– Ну это смело вообще. 

Э. Бояков 

– И к этой практике, которая подразумевает очень ответственное и очень тяжелое такое, ну ответственную тяжелую работу, вот работу, и не надо бояться этого слова. Это работа – любить поэзию, это работа – любить родной язык. Это работа – писать стихи. Это, может быть, оно само по себе, стихотворение записывается в течение там нескольких часов после того, как поэт счастливо проснулся, и ему это все привиделось. Да, конечно, озарение и вдохновение – это тоже важные факторы. Но для того, чтобы это озарение случилось, для того чтобы это вдохновение снизошло, нужно очень-очень серьезно работать. Нужно читать, нужно стараться, нужно напрягаться. И вот это вот наше блуждание по социальным сетям и такое листание наших картинок на телефоне, конечно, не приблизит нас к поэтическому слову, не приблизит нас к логосу. 

А. Митрофанова 

– А на сайте МХАТ имени Горького, который можно найти через любой поисковик, есть расписание «Открытых сцен». Можете прямо сейчас зайти, посмотреть, когда бывают поэтические вечера, когда бывают литературные лаборатории, когда мастер-классы. И напомню, что 4 ноября будет наш «Светлый вечер оффлайн» в пространстве МХАТ имени Горького. Сейчас об этом подробнее еще поговорим. Зарегистрироваться на наше мероприятие можно через сайты https://foma.ru/ и https://radiovera.ru/ – заходите туда, увидите там баннеры, проходите, вход будет бесплатный, но по предварительной регистрации. А я напомню, что в гостях у нас сегодня Эдуард Бояков, художественный руководитель МХАТ имени Горького. Я Алла Митрофанова. Через минуту вернемся. 

А. Митрофанова 

– Еще раз добрый светлый вечер вам, дорогие слушатели. Я Алла Митрофанова. И напоминаю, что в гостях у нас сегодня художественный руководитель МХАТ имени Горького, Эдуард Бояков. Еще раз добрый вечер для тех, кто присоединился к нам. 

Э. Бояков 

– Добрый. 

А. Митрофанова 

– Только что, Эдуард, мы с вами сейчас как раз подошли к разговору, а как, собственно, в пространстве театра появилась идея приглашать к разговору священников. Вот наш «Светлый вечер оффлайн» – 4 ноября мы к вам приходим, я напомню для тех, кто подключился к нам только что. Можно зарегистрироваться на нашу встречу, вход будет бесплатный, но по предварительной регистрации. На сайте https://foma.ru/ и https://radiovera.ru/ висят большие баннеры, проходите, регистрируйтесь. И ждем вас в семь часов вечера 4 ноября. И на сайте МХАТ имени Горького в проекте «Открытые сцены» также можно найти и описание нашей встречи, и ссылку для предварительной регистрации. Прошу прощения, это был технический момент важный, который мне хотелось проговорить. 

Э. Бояков 

– Прекрасно. 

А. Митрофанова 

– Вам слово, Эдуард. Почему священники? 

Э. Бояков 

– Без священников культурное пространство будет куцым, без священников культурное пространство будет неполным. Наверное, самое страшное для меня (это мое личное мнение), самое страшное, что мы можем совершить с культурой, с культурным полем, с символическим пространством – это исключить из него православный фактор, забыть, что православие было и остается питательнейшей средой для русской культуры. Так всегда было, со времен возникновения литературного языка. Наш язык возник как язык перевода Евангелия, правильно ведь? 

А. Митрофанова 

– Ну многие, кстати, языки, не только русский, не только тот язык, на котором мы сейчас в России говорим, но и другие языки в нынешнем своем изводе получили мощнейший импульс через перевод с латыни Священного Писания.  

Э. Бояков 

– Конечно. Или с латыни, или с греческого, как было в нашем случае и так далее. И, конечно, эта нить, это русло, этот поток, этот источник, он вечный, он сутевой. Мы связаны с литургией не только тогда, когда мы оказываемся внутри церковной ограды, не только когда мы служим, когда мы внутри храма. Мы связаны с литургией, мы связаны с этими сюжетами, с этими архетипами, когда мы находимся на улице, когда мы совершаем, в общем-то, какие-то поступки, которые можно мыслить как вполне себе бытовые. Но принимая решение о выборе, я не знаю, какой-то мебели, выбирая себе какое-то платье, делая предложение девушке выйти замуж, задумываясь о детях и о воспитании, и вообще о рождении ребенка, мы в пространстве религиозных сюжетов находимся.  

А. Митрофанова 

– То есть, иными словами... 

Э. Бояков 

– Потому что православие нам говорит: платье имеет значение, форма имеет значение. Православная культура нам это говорит, красота, невероятная красота наших русских храмов средневековых нам говорят: учитесь жить по вот этому канону красоты. Учитесь слышать это слово, которое исходит и приходит в мир, которое может преобразовываться в невероятную красоту сада нашего, невероятную красоту нашего парка, в красоту нашего застолья. Ведь стол – это тоже каким-то образом, каждое наше застолье ежедневное, коли мы начинаем его с молитвы, это проекция, пусть даже и такая скромная, но той самой Великой Вечери, которая происходила в Великий Четверг. 

А. Митрофанова 

– Иными словами, мы каждую минуту нашей жизни, даже в каких-то самых бытовых ситуациях либо живем по Евангелию и пытаемся жить... 

Э. Бояков 

– Либо не живем. 

А. Митрофанова 

– Либо нет. И этот тот выбор, который как раз человек совершает. Да, я с вами соглашусь. 

Э. Бояков 

– И культура, искусство, изящное искусство, они и должны служить вот этой передаче, они должны нас удерживать в пространстве красоты и поступков, и мыслей, и визуальных образов. И если культура теряет связь с этим сакральным началом, с этим мистериальным началом, с этим мистическим началом, то она превращается в такую профанированную, имитационную такую область, где тешатся наши чувства, но не радуется дух, но не воспитывается дух. 

А. Митрофанова 

– Мы когда со студентами говорим про связь вот эту мощнейшую нашей культуры с системой смыслов, которую нам дает христианство, я говорю: вы поймите, если вы телефон вытаскиваете из розетки, да, вот зарядное устройство – всё, ну на день хватит, ну максимум на полтора с нынешними гаджетами, ну на полтора это в лучшем случае, а дальше – привет. То есть телефон, вытащенный из розетки, без постоянной этой подпитки долго не прослужит, он просто схлопнется. А по большому счету, наверное, эта метафора, она применима и к театру. И именно поэтому вы так настаивали в свое время, чтобы появилась вот эта возможность прямого разговора со священниками? 

Э. Бояков 

– Именно на территории светского искусства, именно на территории светской культуры. Не внутри храма, не внутри церковной ограды, где мы действуем строго по правилам, которые не обсуждаются. И слава Богу, что у нас есть эта возможность. Но все-таки для подавляющего большинства христиан эта возможность ограничивается воскресной службой, для подавляющего большинства. Мы живем в городе, мы не можем погрузиться в пространство христианской символики так, как это делали средневековые монахи, подавляющее большинство из нас. Но при этом мы должны не терять свою связь с этим источником. И присутствие священника, тем более в ситуации, когда мы осознаем, какое богатство человеческое нам предлагается, какие люди к нам приходят. Мы уже сказали о Владыке Пантелеимоне – это действительно удивительный человек, это действительно настоящий подвижник, это большой человеческий пример, и не только для православных он может быть примером.  

А. Митрофанова 

– Да, епископ, который ездит на троллейбусах, в метро... 

Э. Бояков 

– Да, и даже не только для воцерковленных людей он может быть примером, не только для религиозных людей он может быть примером. Это пример для города, пример для нашего социума. Отец Георгий Ореханов, проректор Свято-Тихоновского университета, крупнейший, блестящий исследователь литераторы Толстого и Достоевского, автор важнейшей, как я считаю, книги «Пророк без чести», которая рассказывает ну об отлучении Льва Толстого от Церкви, вообще о феномене. И рассказывает не исторически и не литературоведчески, а рассказывает совершенно культурологически – то есть ориентируясь прежде всего на сегодняшнюю ситуацию, на сегодняшнюю реальность, на сегодняшние процессы, которые происходят сегодня с нами и с традиционной культурой, которая сталкивается с либеральной парадигмой. Откуда возникает этот конфликт, где узлы вот этой десакрализации, которая происходит с культурой –Ореханов потрясающе говорит об этом в своей книге. И мы счастливы, что он начнет цикл лекций, цикл встреч в открытых пространствах МХАТ. Уже 30-го числа, совсем скоро выступит в нашем театре отец Артемий Владимиров. Это ну потрясающий проповедник, но и поэт, еще и литератор. Мы готовим спектакль по его книге «Государев венец». По книге, стихам о жизни этой семьи великой, о Царственных Страстотерпцах мы готовим спектакль, который выйдет весной. Но уже 30-го отец Артемий выступит в программе «Человек и мысль». 

А. Митрофанова 

– Это одна из площадок как раз. 

Э. Бояков 

– Это одна из площадок, это один из форматов, такая лекция, ну мы говорим, в кавычках как бы, вот «нобелевская лекция» есть у литераторов, ну и вообще есть такой вот формат... 

А. Митрофанова 

– Программной речи. 

Э. Бояков 

– Да, программная речь, когда Солженицын или Бродский выходят и говорят важнейшие сутевые вещи о своей творческой линии, о своей жизни творческой, свое кредо и творческое, и человеческое декларируют. И вот эта вот декларация, это формат такого выступления: «Человек и мысль» – то есть какая у меня главная мысль, исповедование фактически. Вот батюшка, когда мы говорили с отцом Артемием, он говорит, да, это я должен сказать, я должен свое исповедование предъявить, я должен сказать, кто есть я.  

А. Митрофанова 

– Предъявить, обосновать, еще поделиться чем-то очень сокровенным.  

Э. Бояков 

– Да, и вот такие встречи, присутствие священников в наших программах, в наших вечерах, кстати, не только на сцене, но и в зале. Я возьму смелость утверждать, что и мы нужны батюшкам, и мы нужны священникам. Наши поэтические вечера могут дать что-то важное священнику, который окажется на этих вечерах в качестве зрителя. И у нас уже было несколько очень интересных и примеров, и случаев, и разговоров. Ну с отцом Владимиром Вигилянским я пообщался после спектакля по стихам Олеси Николаевой. С одной стороны, это естественно, с другой стороны, ведь опять же отец Владимир потрясающий литератор. Он литератор, он литературовед. Он мне рассказывал, как в 70-х годах они мечтали о том, чтобы делать то, что мы сегодня делаем во МХАТе.  

А. Митрофанова 

– Хорошо. Для меня, знаете, еще чем это важно, это невероятно важно –возможность встреч со священниками за пределами церковной ограды. Я понимаю, что на такие встречи могут прийти люди, которые пока еще.... 

Э. Бояков 

– Пока боятся. 

А. Митрофанова 

– Не нашли в себе достаточного какого-то ну повода, желания, причины пойти в церковь, чтобы там остановить священника и сказать: знаете, у меня много вопросов, помогите мне разобраться. 

Э. Бояков 

– Да, безусловно. 

А. Митрофанова 

– На самом деле многие священники, которые к нам сюда, в эту студию приходят, они отмечают, как это важно для них, когда люди обращаются с такими вопросами. Как важно и радостно для них, когда люди подходят и спрашивают: вот знаете, я прочитал Евангелие, объясните мне, что там, про что это было, вот этот эпизод, вот этот, а вот это про что. Но мы так устроены, что нам бывает неловко: ну как вот я подойду к батюшке, а он там занят, что я его буду отвлекать, что я его буду дергать... 

Э. Бояков 

– Знаете, Алла, еще очень становится как-то ну обидно и тяжело наблюдать как раз таки за людьми из нашего круга – я имею ввиду академическую, гуманитарную область, я имею в виду людей, которые занимаются театром, литературой. Очень часто именно этим людям тяжело к батюшке подойти. Потому что вот этот интеллектуальный багаж, там парочка диссертацией, понимаете... 

А. Митрофанова 

– Как минимум. 

Э. Бояков 

– Да. И теперь ну и что, я теперь буду, ну что я теперь у попов буду спрашивать там про смысл жизни или какой логос? Если у меня там диссертация по семиотике, я не знаю там, поэзии Надсона или еще что-то. Вот и здесь возникает территория, где эта встреча, где этот разговор может быть естественным, и он может проходить в самых разных обстоятельствах. Потому что мы сейчас говорим много о священниках, о духовных таких и религиозных темах нашего проекта «Открытые сцены», но, как я уже, я все время подчеркиваю, что темы могут быть очень широкими и это все, это тоже наши... «Домашние животные в истории культуры» – это ведь потрясающая тема. И у нас есть лекция, историк Анастасия Локтева рассказывает о животных в искусстве, о животных в литераторе, о животных в том числе в текстах, которые связаны с религиозной традицией, безусловно. Там ведь очень много этого разговора, это невероятно интересная тема, которая дает нам информацию о человеке, о его душе, о том, как он встроен в эту иерархию отношений, где вверху Бог, а внизу тварь. 

А. Митрофанова 

– И человек, которому все эти животные или твари даны во владение, ну как сказать, человек поставлен над ними хозяином. Я согласна, это тоже важная очень тема, и для нее это тоже своего рода миссионерский такой что ли ход. 

Э. Бояков 

– Да, или Греция, античная литератора, античная культура. С точки зрения ну вот такого канона, то есть это дохристианская культура, это варварская культура, но это культура невероятного богатства, это культура, в которой христианство вызрело как социокультурный феномен. Это культура, которая родила нам язык, на котором Евангелие написано, ведь правильно. И без Платона, без Аристотеля ну мы и уже неоплатоников не поймем, а значит, уже и отцов нашей Церкви. Разговор о Платоне и об Аристотеле – есть такой формат: ридинг-группа – это именно такой медленный, последовательный, внимательный разговор с чтением. 

А. Митрофанова 

– Чтение текстов. 

Э. Бояков 

– Да, чтение текстов, а потом уже обсуждение. Ну понятно, что это должен быть какой-то, безусловно, авторитет. Ирина Протопопа в нашем случае – это один из крупнейших специалистов по Платону. 

А. Митрофанова 

– В программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня художественный руководитель МХАТ имени Горького Эдуард Бояков. Мы говорим о проекте «Открытые сцены МХАТ». И напомню, что подробную информацию об этом проекте и о каждой площадке, которая сейчас открыта внутри МХАТа и сейчас живет своей очень насыщенной культурной жизнью, можно найти на сайте МХАТ имени Горького. И зарегистрироваться на те программы, которые там проходят тоже можно там. На некоторые из них вход бесплатный, на некоторые по билетам, билеты порядка двухсот рублей, да, вы говорили? 

Э. Бояков 

– Да, очень демократичная ценовая политика, да. 

А. Митрофанова 

– А «Светлый вечер оффлайн», который пройдет 4 ноября в 19.00, и мы будем встречаться с епископом Орехово-Зуевским Пантелеимоном. Владыка Пантелеимон – руководитель Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, человек, который ну фактически дела милосердия в Церкви организовал так, что сейчас там сотни тысяч людей получают невероятную помощь в самых сложных жизненных ситуациях. На эту встречу вход, естественно, будет свободным, только просьба пройти регистрацию предварительно. А сделать это можно либо через сайт МХАТ имени Горького, через «Открытые сцены», там есть ссылка на предварительную регистрацию, либо сайт https://foma.ru/ и https://radiovera.ru/ – у нас висят большие баннеры, информирующие об этой встрече. Кликаете на баннер и там проходите по ссылке на предварительную регистрацию. Всех очень ждем. Эдуард, а мне бы хотелось, поскольку у нас всего одна часть разговора осталась, у вас же в этом сезоне еще одна очень важная премьера. Точнее сказать даже не вполне премьера, а возобновление жизни важнейшего спектакля для МХАТ имени Горького, который называется «Синяя птица», по пьесе Метерлинка, важному тексту для времени модерна рубежа XIX–XX веков. 

Э. Бояков 

– Важнейшего текста, да. 

А. Митрофанова 

– Когда шел опять же поиск новых смыслов или переосмысления своего собственного жизненного багажа, вот той культуры, о которой Шпенглер сказал, что она сейчас переживает время своего заката. Ну не знаю, так или не так, тут разные возможны варианты, но тем не менее «Синяя птица» – для МХАТа это что? 

Э. Бояков 

– Ну мы, говоря об «Открытых сценах МХАТ» уже вспомнили программу, цикл Алексея Шмелева, поэта, да. Мы говорили о том, что это поэзия, которая может быть молодой, но вместе с тем это и встречи внутри поэтической лаборатории. Вот Алексей Шмелев, с одной стороны, выступает со своим поэтическим спектаклем, с другой стороны, ведет эту лабораторию – то есть мы погружается и в мир поэта, и мы обсуждаем поэзию других участников этой лаборатории. Ирина Протопопова читает Платона. Козырев рассуждает об ангелах и демонах серебряного века. То есть вот без этих разговоров «Синяя птица» бы не родилась бы, не реконструировалась бы. Это как раз таки и доказательство того, что творческий процесс, он един, он не исчерпывается: вот давайте поставим сейчас, позовем вот такого хореографа, и он нам что-то придумает, драматург напишет, режиссер поставит. Театр – это лаборатория. сложнейшая лаборатория, сложнейшая фабрика, там очень много цехов в этой фабрике – если продолжать такую индустриальную аналогию. И только понимание того, что театр – это такая фабрика, это такое пространство, где очень много составляющих, позволяет действительно ставить перед собой очень серьезные задачи. Восстановление спектакля Станиславского – это супер-ответственно. Это единственный спектакль Константина Станиславского в мировом репертуаре сегодня. Это спектакль поставлен в 1908 году, в важнейший момент в истории МХАТа – десять лет МХАТу, и, в общем-то, это первый кризис такой настоящий, серьезный. 

А. Митрофанова 

– Кризис взросления? 

Э. Бояков 

– Кризис взросления, кризис человеческий, кризис смысла. Станиславский очень серьезно, очень так болезненно рассуждал об этом периоде. Он не рассуждал болезненно, а говорил, что была болезненность в этом, в этот момент. Это момент, когда Станиславский первый раз отошел от Художественного театра, погрузившись в свою первую лабораторию, встретившись с Мейерхольдом с Сулержицким и, соответственно с другими техниками, с другими методами, с другими школами. И вот про все это спектакль «Синяя птица» – про умение видеть скрытое, про детское сознание, которое чище взрослого, про встречу со светом. Советская цензура убирала упоминание о Деве Марии, естественно, но и у Метерлинка, и у Станиславского это было очевидно, это была связь с христианскими ценностями, с христианским сюжетами. И мы, конечно, делаем все для того, чтобы это восстановилось. Это христианская сказка. И мы восстанавливаем ее так, как задумывал Константин Сергеевич Станиславский и его соратники. Я очень волнуюсь. Но это важнейший, конечно, проект. И еще раз повторяю: без «Открытых сцен» мы бы его не потянули бы. 

А. Митрофанова 

– А Синяя птица как образ, как вы ее трактуете? 

Э. Бояков 

– Я думаю, что как образ – это важная птица для истории МХАТа, это важнейший спектакль. И я думаю, что это один из символов, который, наряду с чеховской чайкой, которую все-таки убили, да, чайку убили, а Синюю птицу не убили. Синюю птицу пока не нашли. И вот этот вот символический очень финал спектакля, когда актеры, играющие детей, выходят на авансцену, на самый первый план и говорят, уже обращаясь к зрителям: друзья, если кто-то из вас найдет Синюю птицу, пожалуйста, дайте ее нам, пожалуйста, поделитесь этим открытием. Нам очень нужна Синяя птица. Нам очень, очень нужна. Это очень такой трогательный, такой тонкий момент в спектакле, но он еще и имеет такую концептуальную явно, такую ну как бы историю. Это концептуальной поступок, это идея того, что теперь, теперь театр новый, театр XXI века – это мостик в наше время. Теперь театр будет не закрываться от зрителя четвертой стеной и рампой, теперь театр будет идти к зрителю навстречу. Теперь будет возникать новое пространство. Станиславский не знал об иммерсивном театре или не знал про историю «блэкбокса», когда зрители могут в самых разных ракурсах наблюдать актеров, но он это предчувствовал, безусловно. 

А. Митрофанова 

– «Мы длинной вереницей идем за Синей птицей», – то что я помню из этого спектакля. И я бы с удовольствием, конечно, посмотрела на его... 

Э. Бояков 

– Новую жизнь. 

А. Митрофанова 

– Возрождение, да. Для меня это тоже важная история. Потому что я понимаю прекрасно, чем была «Синяя птица», чем была вообще эта сказка для... 

Э. Бояков 

– Для многих поколений. 

А. Митрофанова 

– Начиная с эпохи модернизма, когда она, собственно, и появилась.  

Э. Бояков 

– И для советского времени. Ведь в 60-е, в 70-е годы родители так любили эту сказку и так часто водили туда детей именно потому, что они понимали, знали, чувствовали, помнили о том, что вот эта связь и рассказ о вот таком вот сакральном путешествии – это фактически такое протожитие, это начало детского, это начало взросления. Семи-восьмилетний мальчик – это главный герой «Синей птицы», это мальчик, который впервые себя начинает чувствовать мужчиной, он впервые совершает мужские поступки. Он встречается лицом к лицу с ночью. Не только со светом, не только с невероятным воплощением света, но и с темными сторонами нашей жизни. И там случается важнейшая борьба. 

А. Митрофанова 

– Можно будет увидеть «Синюю птицу» уже в этом сезоне во МХАТе имени Горького. И нам пора завершать разговор. Напомню еще раз, «Открытые сцены МХАТ» – эту программу можно увидеть на сайте театра имени Горького. И также можно зарегистрироваться, купить билеты на те программы, которые билеты подразумевают, либо пройти на те программы там, где свободный вход. И 4 ноября ждем всех, кто хочет принять участие в нашей программе «Светлый вечер оффлайн», встреча с владыкой Орехово-Зуевским Пантелеимоном. Будем говорить о том, что Церковь сегодня ждет от людей, что люди, главное, что люди ждут от Церкви сегодня. Если у вас есть вопросы, которые вы давно хотели бы задать, но не знаете как, может быть, там церковное пространство для вас еще пока не близко, приходите к нам на нашу встречу в «Светлый вечер оффлайн». У нас открытый микрофон, и у вас будет возможность задать все самые сложные, наболевшие вопросы. И будем рады, если такие вопросы прозвучат, потому что, собственно, для этого мы все и затеваем. Я Алла Митрофанова. В нашей студии сегодня был Эдуард Бояков, художественный руководитель МХАТ имени Горького. Я вас благодарю и за наш разговор, и за наше сотрудничество, за возможность вот этого самого открытого микрофона.  

Э. Бояков 

– Спасибо радио «Вера». Спасибо. 

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем