«О доме и Доме»

Гость программы — Роман Холодов, артист, музыкант, поэт, кандидат философских наук.

Ведущий: Алексей Козырев

---

А. Козырев

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи». И с вами ее ведущий, Алексей Козырев. Сегодня мы поговорим о философии дома. У нас сегодня в гостях, музыкант, артист, философ, кандидат философских наук, Роман Холодов.

Р. Холодов

— Здравствуйте, друзья, товарищи, братья.

А. Козырев

— И сестры.

Р. Холодов

— И сестры, конечно.

А. Козырев

— Роман приехал к нам из Иваново, у него сегодня в Москве концерт. И я решил воспользоваться этой возможностью и нашей давней дружбой, которая сложилась и вокруг Владимира Соловьева, о котором мы не раз говорили в Иваново, и вокруг замечательного ансамбля «Светилен», народной музыки, который ты представлял и в котором ты пел, и записать сегодня вот такой эфир, такой разговор. Потому что я давно хотел поговорить, порасспрашивать какого-нибудь умного человека о том, что такое дом. И почему так важно иметь дом в этой жизни и, может быть, и в жизни будущей. Потому что Господь говорит: в доме Отца Моего обителей много. И нам хочется верить, что одна из этих обителей будем нам принадлежать, что мы там окажемся когда-нибудь. Но пока мы живем на земле. И для нас насколько важно это понятие? Вот мы часто говорим: человек бездомный, у него нет дома. Вот Владимир Соловьев тоже, по сути, был бездомным философом, он все время гостил у друзей, в усадьбах, в имении Фета, Цертелева, Алексея Константиновича Толстого. Когда мы говорим «бездомный», нам сразу становится как-то жалко этого человека.

Р. Холодов

— Грустно.

А. Козырев

— Грустно, да, почему?

Р. Холодов

— Ну наверное, потому что мы все-таки переносим на свои представления о доме, и нам было бы грустно быть бездомными и чувствовать, что нам некуда пойти. Но это вовсе не значит, что другим людям, у которых нет дома в нашем представлении, такое же ощущение. Потому что мне вот знакомы люди, для которых дом — это лес, например, или дом — это земля. Земля как планета, я имею в виду. У меня есть товарищ, который пошел пешком и автостопом через Грузию, Турцию и сейчас осел в Бразилии, я не знаю, нашел ли он там свой дом.

А. Козырев

— Фавелы, может быть, какие-то.

Р. Холодов

— Может быть. Ну во всяком случае это тот человек, для которого дом в нашем представлении это не совсем то же самое.

А. Козырев

— Нет, я понимаю, пойти в лес или пойти автостопом, но ведь нужно вернуться. Ты путешествуешь год, два, но тебя греет мысль о том, что ты вернешься, земля-то круглая.

Р. Холодов

— Или найти новый дом, может быть, и так. Может быть, он там обрел новый дом, в Бразилии. Я знаю, что у него там есть девушка бразильская и, может быть, он там и счастлив и, может быть, действительно обрел дом в Бразилии.

А. Козырев

— То есть дом — это где тебя любят, где люди, с которыми тебе хорошо.

Р. Холодов

— Вот это очень важно, что мы говорим не только о постройке, строении каком-то, да, но и об ощущении дома. Ведь можно дома себя чувствовать и с любимым человеком, например, да, и с детьми со своими, и находиться это время где-то в другом месте. Например, в путешествии.

А. Козырев

— Или на съемной квартире.

Р. Холодов

— Или на съемной квартире, да, но все равно чувствовать себя дома. И подумалось мне, что, наверное, самая-то грустная ситуация — это как раз когда человек оказывается дома в физическом смысле, а в метафизическом или в душевном, или психологическом не чувствует себя дома.

А. Козырев

— В изгнании.

Р. Холодов

— Как будто он здесь посторонний человек. Вот это очень грустно на самом деле.

А. Козырев

— То есть это такое раздвоение личности, получается, да?

Р. Холодов

— Получается, так. И тоже, к сожалению, есть такие примеры. Я думаю, что и в литературе тоже об этом можно найти.

А. Козырев

— Ну вот есть русская поговорка, не знаю, кто ее придумал, что мужчина должен построить дом, посадить дерево и родить ребенка. Иногда меняют местами, забавно получается...

Р. Холодов

— Кого посадить, кого построить.

А. Козырев

— Да, кого построить, кого посадить. Но ведь ребенка-то еще надо воспитать. Вот у тебя, я знаю, четверо детей. Младшему один год, да?

Р. Холодов

— Да.

А. Козырев

— То есть у него все еще впереди и у тебя впереди.

Р. Холодов

— Это тоже большая проблема.

А. Козырев

— Да, а ведь дерево тоже надо поливать, и надо, чтобы оно не загнулось и выросло в раскидистое дерево. А дом тоже надо построить, и ведь построить-то недостаточно. Бывает такое, что человек строит, строит всю жизнь дом, вот он копит, собрал там на черепицу, построил, чуть-чуть не достроил и умер, и так и не пожил в этом доме. Вот жалко такого человека. То есть построенный дом надо еще обжить, надо внести туда какие-то смыслы, да?

Р. Холодов

— Ну это также как строительство храма. Это же не только буквально строительство помещения.

А. Козырев

— А храм — это тоже дом?

Р. Холодов

— Я в этом совершенно уверен, конечно, это дом. Это для верующего человека это дом Бога. И если человек верит, то дом Бога это, безусловно, и его дом, он происходит туда, как к себе.

А. Козырев

— Ну в Германии по-моему там собор даже называется <название на немецком> — то есть, не знаю, созвучие это или какие-то общие европейские корни, но храм называется домом. Дом Господень, дом Премудрости.

Р. Холодов

— Ну и я думаю, что в таком высоком смысле или, наоборот, в глубоком, духовный человек, он и находит свой дом именно в этом, то есть там, где Бог. Он же стремимся к этому, и я не знаю, как это согласуется с семьей и со всем, но я думаю, что в норме согласуется все прекрасно. Это уже если какие-то отклонения или какие-то перекосы в какую-то сторону. Ну, конечно, дом — это прежде всего место, где человек чувствует себя уютно, где человек чувствует себя укорененным. Но не в том смысле, что там его держат, а в том, что там ему хорошо и там он напитывается энергией, с которой выходит оттуда в мир и возвращается. Поэтому может быть и храм таким домом, где он напитался энергией и идет в мир творить, строить, что-то нести туда.

А. Козырев

— А дом — это что-то подручное, это вспомогательный инструмент какой-то? Или можно сравнить дом с чем-то живым, каким-то существом, с которым мы можем разговаривать, общаться? Я вот помню, один мой приятель, когда прощался со своим деревенским домом, уезжая после лета или после зимней побывки, он его крестил, как ребенка.

Р. Холодов

— Мне кажется, конечно, это зависит оттого, как человек относится. А общаясь много с музыкантами, я знаю, что эти люди относятся к инструментам как к живым существам — дают им имена человеческие, общаются с ними, холят их и лелеют. И я думаю, что и даже знаю таких людей, которые относится к своим жилищам также, как к одушевленным вполне. Не просто населенным какими-то мистическими сущностями. Так это хорошо, мне кажется, опять же если нет перегибов в этом, да. Если уж совсем человек, скажем, отношением к дому не заменяет отношения с живыми людьми, такое ведь тоже бывает. Но, конечно, дом для человека это нечто большее, чем просто средство, чем просто какое-то утилитарное его назначение. Я думаю, что все-таки дом — это место отдохновения, самое главное. Ну а отдохновение не в том же смысле, как отдых на отпуске, например, там другого плана. Это также, как я бы не стал отождествлять радость и развлечение. Ведь можно отдохнуть и развлечься, а можно отдохнуть и порадоваться — это совсем разное. Ну вот, наверное, я бы сказал, что дом — это место, где отдых такой как радость скорее, чем как развлечение.

А. Козырев

— Ну ты сказал, что дом — это место, где живет Бог. И я вспомнил Бродского: «В деревне Бог живет не по углам, как думают насмешники, а всюду. Он освящает утварь и посуду...» И это действительно важно, наверное, вот это присутствие в доме чего-то метафизического. В деревнях русских обязательно жил домовой. Ну конечно, мы скажем, это язычество, но отец Павел Флоренский писал, что в этой вере был платонизм, вера в идеи, которые освящают, как некие божественные сущности, повседневность человеческую, человеческую жизнь, его труд, его хозяйство. Вот сейчас в наших домах, в наших квартирах есть такое присутствие, мы пытаемся как-то найти? Или нам уже запомнились строчки из песни культового советского фильма:

Никого не будет в доме,

Кроме сумерек. Один

Зимний день в сквозном проеме

Незадернутых гардин.

Р. Холодов

— Я думаю, что здесь переход от отдельных домов к многоквартирным помещениям, ведь это же не совсем даже дом, это блок домов, в которых живет ну по количеству людей целая деревня, а то и целый город. Как вот есть дома, в которых по десять, по двадцать тысяч людей.

А. Козырев

— Муравейник, собственно говоря.

Р. Холодов

— Такой же ли это дом? И вот эти бедные несчастные домовые, если они существуют или что-то, что, скажем так, что народный ум понимает как домового, да, каково им приходится в таких домах. Могут ли они обеспечить свои функции в таком доме, где двадцать тысяч человек, и вот этих ячеек несколько сотен. По меньшей мере, мне кажется, им сложно или по крайней мере их жизнь поменялась. Если уклад русской деревни строился веками многими, то что сейчас происходит...

А. Козырев

— Ну сейчас, по-моему, роль таких домовых заменяет интернет.

Р. Холодов

— Возможно, да.

А. Козырев

— Чат от подъезда. Там сверху пишут: ходит попрошайка. Я на первом этаже уже знаю, к чему готовиться.

Р. Холодов

— Да, или какой-нибудь дистрибьютер чего-нибудь.

А. Козырев

— В 40-й квартире люди не хотят прекратить играть на гитаре.

Р. Холодов

— О ужас.

А. Козырев

— И все, да, весь дом знает, что происходит. Раньше мы только по запахам чувствовали — там, в соседней квартире, хозяйка готовит плов. Ну пожар — естественно, тут все вываливали на улицу, такое тоже бывало. А так каждый жил в своей квартире. А теперь интернет, он выполняют функцию вот этого домового.

Р. Холодов

— Может быть, еще и дело в том, что раньше было больше чувства и ощущения, а сейчас большей информации такой, которая наивно полагается как знание. Но мы же понимаем, что информация и знание — это разные понятия, разные категории. И вот когда мы очень много знаем и не чувствуем, получается такое, что информация эта пустая, она проходит как-то, ну может быть, через мозг, конечно, но мимо сердца. И вот этого сердечного отношения к дому, к жилищу своему уже меньше. И я живу в сравнительно небольшом городе, хотя с чем сравнивать, да, в Иванове сейчас 400 тысяч население. А вот в Москве как люди это чувствуют, чувствуют ли они свои дома, например, в студиях, я читал, что ест даже по восемь метров, я не представлю, где там можно разместиться, но буквально это просто можно прийти и упасть. И считает ли это место человек своим домом, или он считает своим домом работу, где проводит 16 часов в сутки.

А. Козырев

— «Я в комнатенке-лодочке проплыл...» — сколько там, у Маяковского, да, две тысячи дней? Вот оказалось, когда водили нас смотреть музей Маяковского в школе, маленькая комнатка восьмиметровая — ну это невозможно человеку в такой жить.

Р. Холодов

— А с другой стороны, вспомним Федорова, который жил тоже в какой-то каморке там или чердак это был, в каких-то там нескольких метрах буквально, не имея ничего. А где был его дом?

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи». С вами ее ведущий Алексей Козырев. И наш сегодняшний гость, музыкант, философ из Иванова, Роман Холодов. Мы говорим сегодня о философии дома, о метафизике дома, о физике дома и, может быть, о богословии дома. Потому что выяснили, что храм — это тоже дом, дом Божий, куда мы приходим, даже если у нас нет своего дома. Вот сейчас ведь во многих храмах в Москве есть такая практика бесплатных обедов для бездомных, для бомжей, то есть дела христианского милосердия, любви. Но вот мы с тобой представили наши квартиры, наши муравейники, в которых мы живем. Но ведь для дома очень важно, что там есть некая ценностная иерархия, некий строй бытия, который напоминает нам то, как устроено мироздание. Вот я был в Вологде, был в музее деревенского зодчества, и вот нам рассказывали, показывали: вот комната, одна комната, казалось бы, где и люльки с детьми висели, и хозяйка пряла пряжу, и старики на печке спали. Но там есть черта, за которую не могут заходить гости. Там есть скамья, лавка, куда могут пустить переночевать странника, но опять-таки эта скамья находится до определенной черты. И за эту черту хозяин приглашает зайти только тех, кому он доверяет, кого он хочет видеть. В углу висят иконы, которые передаются из поколения в поколение. Вот у французского философа и антрополога Гастона Башляра был такой текст, «Дом от погреба до чердака», где он как раз пишет о вот этой семиотике различных частей дома. У них есть свое значение, свой смысл, своя соотнесенность с космосом. Как быть в двушках или в этих студиях?

Р. Холодов

— Ну это наш фэншуй и французский фэншуй, да, правильная организация жилища. И ну, конечно, расселение по маленьким комнатенкам многое что поменяло, естественно, и кроме того, наш отрыв от традиции тоже сыграл свою роль. И мы уже просто не знаем того, о чем сейчас речь идет, да где это место, дальше которого нельзя пустить гостей или, может быть, не стоит их пускать скорее, чем нельзя. Мы просто этого не знаем. И это хорошо, когда мы открыты настолько, что мы можем впустить, а ведь поскольку дом это еще и отражение нас, и символ, может быть, в какой-то степени. Если точно также мы пускаем в себя людей условно посторонних, мы не воспринимаем их посторонними, да, и также можем пустить в свой дом: пожалуйста, здесь ложись и ночуй, здесь, пожалуйста, принимай пищу. С одной стороны, это хорошо, но, может быть, соблюдение правил защищало бы нас от каких-то негативных воздействий. Мы теперь их не знаем.

А. Козырев

— Вот христианство — это религия дома или религия бегства от дома, религия странничества? Вот мы же находим в Библии: оставь своего отца и мать и следуй за Мной. Значит, надо уйти из отчего дома, что здесь превалирует в христианстве?

Р. Холодов

— Здесь речь идет о том, что дом христианина — это все-таки Господь. Я думаю, что речь идет об этом, то есть не прикипай, не привязывайся к этом земному дому, к этому строению, а иди ко Господу, потому что в Нем ты... Я сейчас теоретизирую конечно, но думаю, что это близко к истине. И думаю, что дом души — это Бог, а дом нашего тела — это вот то помещение, в котором нам комфортно. А с другой стороны, мы не должны забывать о том, что наше физическое тело — это тоже дом нашего духа, по крайней мере на то время, пока мы здесь, на земле. И этот дом очень значим, и надо его поддерживать в порядке.

А. Козырев

— Дом или даже храм, потому что христианство не отрицает...

Р. Холодов

— Можно и так сказать, да. Ну мы же говорим, что дом и храм, хорошо, когда дом как храм, и наверное, хорошо, когда храм как дом, то есть чувствуешь себя там как дома.

А. Козырев

— Поэтому любые попытки выйти из себя куда-нибудь, пройти через стены...

Р. Холодов

— Мне видится противоречие в этом, что уйди из дома и приди. То есть можно сказать, что это религия дома, можно сказать, и с той же степенью правоты сказать, что это религия ухода из дома, но обретение истинного.

А. Козырев

— С другой стороны, притча о возращении блудного сына-то есть. То есть блудный сын, ушел, странствовал, и потом вернулся к отцу, отец стол накрыл. Старший брат обиделся, он сказал: я вот на тебя работал 20 лет, ты ни разу как бы праздник не устроил в мою честь. А он тебя оставил. Ну так ты всегда со мной, а он вот вернулся. То есть вот этот опус возвращения в отчий дом, да, возвращение сына — понятно, о чем это? То есть это о возвращении человека к Богу, то есть, по идее, это возвращение к Отцу Небесному, Который нас сотворил и о Котором мы забыли. Но ведь и к отцу земному тоже надо возвращаться, и здесь, может быть, это и метафора, но это и о возвращении в дом, в отчий дом.

Р. Холодов

— Ну вот поэтому мы и говорим о разных уровнях. Один уровень, так сказать, бытовой, житейский — это дом наш земной. И уровень другой совершенно — это наш дом в вечности, скажем так.

А. Козырев

— Ну вот я вспоминаю своего однокурсника, он был грек, родом с Кипра, и несколько лет назад я его нашел, мы с ним встретились, когда я поехал на Кипр. В 74-м году была война, и Северный Кипр отошел к Турции, и им пришлось бежать оттуда, бросить свой дом, где он вырос, где он родился. И только недавно он смог пересечь границу, вот когда немножко ослабилось напряжение политическое, и оказаться в доме, где он провел свое детство. Вот такие вот истории. Утрата дома — это что? Это стимул или это травма?

Р. Холодов

— Конечно, травма. Но травма может быть и стимулом, и часто так и бывает. А мне в связи с этой историей вспомнился фильм «Апокалипсис сегодня». И тот сюжет, где французы, которые колонизаторы в Индокитае, и это их дом уже в нескольких поколениях. И вот идет война, и их пытаются из этого дома, естественно, выбить, но они говорят: это наш дом. Где, извините, Франция, где Индокитай? Но несколько поколений, и они действительно уже чувствуют это место свои домом, готовы, и не просто готовы, но защищают его с оружием в руках и готовы стоять до последнего. Вот, конечно, это печальная очень история. А сколько наших соотечественников было вынуждено покинуть дома.

А. Козырев

— Ну и сегодня.

Р. Холодов

— Сколько, наша страна — я бы сказал слово «везет», но в очень крупных кавычках, нашей стране «везет» на катаклизмы, в результате которых люди покидают дома или лишаются домов. И где-то ищут новые дома. Я думаю, что это всегда удар для человека. Хорошо, если вот эта травма как стимул позволяет человеку преодолеть и выводит его на какой-то новый уровень. Но больше, наверное, мы знаем о тех, кто преодолел и не знаем многих и многих, кому не удалось.

А. Козырев

— Ну есть народы оседлые, есть народы кочевые. Вот я не знаю, мы, русские, к какому народу больше относимся? Если бы мы только сидели по домам, то, наверное, мы бы не освоили Сибирь, и Гагарин бы не полетел в космос. Потому что в нас вот это очень сильное тяготение к запредельному — выйти за порог своего собственного дома и уйти куда глаза глядят, на много-много верст. Но может быть именно из-за этого наше такое стремление к беженству, к кочевью, оно сейчас обращается драмой для русских, которые вынуждены бежать из тех республик бывших, где не очень хорошо к ним относятся, из пространства бывшего Советского Союза.

Р. Холодов

— Да, а там уже тоже их дома, и там уже тоже, может быть, не одно поколение выросло. Это тоже очень травматично и драматично.

А. Козырев

— То есть мы вот задаем здесь себе вопрос о том, всегда ли уместно переступать через порог собственного дома или все-таки этот порог, он остается для нас каким-то манящим и значимым символом жизни.

Р. Холодов

— Ну для меня, например, если можно на личное перейти...

А. Козырев

— Конечно.

Р. Холодов

— Скажу о доме своих дедушки и бабушки в Смоленке. Улица Ленина, пешеходная улица, и дом в самом центре. Я в детстве, когда мне говорили: у них дом в центре города, — я понимал это, как ребенок, буквально, что их дом и есть центр, географический центр Смоленска. Я никогда с линейкой не выверял, и для меня это было действительно так. Потому что несколько поколений детей выросли в этом доме. И четырехкомнатная квартира с пианино, с огромными потолками, мы и не представляли себе, мы разъезжались в другие области, в другие города, в другие квартиры и собирались там летом, все наше вот мое поколение, у меня много двоюродных братьев и сестер. Потом у нас появились дети. И когда бабушка с девушкой стали пожилыми и ушли в лучший мир, утрата этого дома для меня была огромной травмой на самом деле. Хотя я уже был взрослым, знал, как, что с этим делать, понимал, что все проходит, но все равно вот этот дом для меня был очень-очень важным. Наверное, дом, где прошла очень важная часть моего детства, и именно, наверное, в связи с теми людьми, с которым я там общался.

А. Козырев

— Вот мы пытаемся философствовать о доме. Ты музыкант, причем профессиональный, ты в музыке своей, в песнях, в композициях обращаешься к дому, возвращаешься в дом в прямом или в переносном смысле? Может быть, в этот смоленский дом, а может быть, в дом Господень.

Р. Холодов

— Мне всегда очень сложно. Потому что песни никогда не на тему какую-то, и вот нет песни о доме. Я знаю, что есть там: «Живу я в старом, старом доме, из него выходят три окна...» и так далее, да, то есть есть такие песни, которые конкретно про дом. Но у меня таких нет, но есть песни, в которых либо слово «дом» упоминается, либо поется о чем-то таком, что с домом непосредственно связано.

А. Козырев

— Давай послушаем.

Р. Холодов

— С удовольствием.

А. Козырев

— У нас сегодня в гостях Роман Холодов, музыкант и философ из Иванова. Мы говорим о доме, о философии дома. И после небольшой паузы мы вернемся в студию и продолжим наш разговор в эфире программы «Философские ночи».

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи». С вами ее ведущий Алексей Козырев, и наш сегодняшний гость, кандидат философских наук, музыкант, поэт, исполнитель, Роман Холодов. Иваново. Мы сегодня пытаемся петь и говорить о доме, потому что для каждого из нас дом — это понятная реалия, понятное понятие философское. В философии есть много непонятных понятий, а вот дом и, кстати, в музыке первая нота до...

Р. Холодов

— Совпадение?

А. Козырев

— От слова Domine — это же Гвидо Аретинский все так хитро придумал, что первая нота названа именем Господа. А дом тоже, наверное...

Р. Холодов

— Это она сейчас первая, а была-то третья.

А. Козырев

— А была третья. Ну вот она заняла свое законное место.

Р. Холодов

— Заняла, конечно. Все начинается с дома.

А. Козырев

— И к дому все приходит. И вот так если немножко вернуться на философские круги с музыкальных. Вот у нас в этом году дата — 100 лет «философскому пароходу». То есть сто лет назад советская власть выслала из страны пару сотен выдающихся людей. Это не только философы, это писатели, это историки агрономы, математики, это ученые. И сейчас все чаще говорят: ну так спасли людей-то, вот не расстреляли. И еще выслали не куда-нибудь, а в цивилизованную Европу.

Р. Холодов

— Не в Сибирь.

А. Козырев

— Не в Сибирь, да. Хотя кого-то и в Сибирь. Как вот к этому относиться? Ведь ерунда — дома люди лишились, ну новый дом построят. А вот для греков, например, изгнание из дома, остракизм, было тяжелейшим наказанием после смертной казни.

Р. Холодов

— Не только для греков, это же вообще во многих культурах изгнание это было худшее наказание для человека.

А. Козырев

— Ну и в семье, если отец изгоняет из дома ребенка, если в племени изгоняют члена этого племени как не своего, наверное, это позор, это очень мучительно, прежде всего нравственно мучительно.

Р. Холодов

— Были времена, когда человек просто один бы и не выжил. Но даже в наше время остаться без своих... Ведь дом — это еще и свои люди, это очень важно. И остаться совсем без своих, пойти куда-то — нет, это...

А. Козырев

— То есть возникает тема: эмигрировал, уехал, изгнан, выгнан. То есть, наверное, когда мы называем эмигрантами людей, которые не по своей воле оставили родину, а по сути, были выдворены, лишены гражданства — это не совсем эмигранты.

Р. Холодов

— Они, наверное, изгнанники. Точнее так сказать.

А. Козырев

— И многие из них не получали даже паспорта, когда им предлагали получить, не просто нансеновский паспорт беженца, а французский паспорт отказывались получать, потому что они русские, они граждане России. И то, что они оказались вне России, это не их решение, не их выбор, не их судьба. А мы можем говорить о России как о доме? О стране.

Р. Холодов

— Кто-то может, я-то это делаю обязательно. Не просто могу. Конечно, Россия —мой дом.

А. Козырев

— А что ты под этим подразумеваешь? Это вот государство, это Отчество, это пространство, это вера?

Р. Холодов

— Очень сложный разговор. Мне выпала честь руководить студией духовной военно-патриотической музыки, где мы молодежь приобщаем к культуре наших бабушек, дедушек, и туда дальше, вглубь истории. И звучит это так, что некоторые люди, и друзья мои в том числе, говорят, цитируя там кого-то, что патриотизм есть, как заговорили о патриотизме — значит, где-то что-то украл. А у нас совсем другое к этому отношение. Может быть, оно наивное. Может быть, оно какое-то... не знаю, мне даже сложно подобрать. Оно, наверное, искренне наивное, вот так. То есть мы видим действительно лучшее в этом, мы видим лучше в нашей стране. Поэтому вот это деление на территорию и государство. государство и родина — это все мне не то чтобы непонятно, я понимаю, что это разные аспекты существования, явления. Но это для меня ни в коем случае не противопоставлено одно другому, то есть государство территории противопоставить, извините меня. Или я люблю родину, но не люблю государство — ну нет, я так сказать не могу, хотя знаю, что некоторые вот так делают. И потому Россия — мой дом не только в плане места, не только в плане земли какой-то, нет, в целом. Да, не все у нас хорошо, но об этом можно долго говорить, ну а у кого в доме все хорошо? Покажите мне этого счастливого, прекрасного человека.

А. Козырев

— Ну это очень долго надо наводить порядок, чтобы показать дом, каким бы ты хотел, чтобы гости его увидели.

Р. Холодов

— И очень важно, чтобы каждый из жителей этого дома это осознавал. Или ну хотя бы мы как родители, например, уже сейчас в этом возрасте мы пытаемся донести до детей, что неплохо было бы, чтобы они осознавали, что и от каждого из них зависит то, что в этом доме происходит, то что дом убран или нет. И также наша страна большая, если перенести, так сказать, масштабировать это все до размеров страны, тоже от каждого из нас зависит все, что происходит. Мы все несем ответственность за наш дом.

А. Козырев

— А вот праздники — это часть дома? Ну это связанные понятия? Дом как-то означивается для нас теми праздниками, которые в этом доме празднуются?

Р. Холодов

— Я думаю, что связанные понятия, да, и праздники символизируют единство, единство, так сказать, населения дома и друзей. И когда люди там собираются, во-первых, они обозначают что-то значимое для них. Ведь праздники...

А. Козырев

— Ну каждый занимается своим делом, на работу уходит, а тут в праздники все собрались.

Р. Холодов

— Да, в праздники все собрались. И праздники происходят по значимым, ну понятно, дни рождения — это такие вот семейные дела. Ну есть же праздники, которые значимые, для кого-то более значимый праздник Новый год, например, а для нас самый значимый праздник в году — это 9 мая. Кто бы что ни говорил, не знаю, все адекватные люди говорят, что для нашей страны это очень значимый праздник. И ну в нашем кругу моих друзей, товарищей это, пожалуй, главный праздник в году.

А. Козырев

— А что вы делаете? Вы собираетесь, поете песни?

Р. Холодов

— Мы поем песни, «Темная ночь»...

А. Козырев

— Выходите на улицу?

Р. Холодов

— И на улице тоже.

А. Козырев

— Делаете концерты.

Р. Холодов

— Да, когда была возможность, то в доковидные времена выходили всегда на набережную нашей реки Уводь, и там два-три часа, сколько связки позволяли, пели песни, радовали людей. Это обычно бывало после парада военного и перед шествием Бессмертного полка, вот мы эту паузу заполняли. Собирались большие группы людей, сотни, наверное.

А. Козырев

— Ничего полиция не говорила там, заявления не написали?

Р. Холодов

— Видимо, как-то это, так сказать, в ткань праздника вплеталось. И проблем не было.

А. Козырев

— Все были рады.

Р. Холодов

— Да, и люди реагируют очень живо всегда на это. И это близко нам, мы делаем это искренне. Наверное, и индукция происходит этой искренности, хорошего такого отношения правильного, и люди тоже это чувствуют. Поэтому праздники — да, для дома праздник это действительно очень важно. Потому что праздник, это в нем, собственно, квинтэссенция того, скажем так, простым языком, о чем дом. В праздники это все проявляется. Если дом, например, ну условно говоря, только по алкоголь — это будет алкогольный праздник. Если дом про духовность, там будет духовное в этом доме в праздник. И причем я не говорю там, что чего-то строго не должно быть, а что-то строго обязательно должно быть, оно же само собой происходит.

А. Козырев

— Но есть же какая-то иерархия, да, то есть...

Р. Холодов

— Конечно, что важнее, а что только антураж или что-то второстепенное. Так и дом тоже строится. Я имею в виду не физически, а формируется постепенно и растет, и живет. И, говорят, даже умирает. Но я не заставал еще, слава Богу.

А. Козырев

— Ну я недавно вот грустный пост прочитал в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) своей коллеги, которая в Прибалтике описывает дом, который был очень ухоженный и любо-дорого было на него смотреть. А потом сарай покосился, и стало понятно, что бабушка уже не поспевает за всем. А потом и дом стал потихоньку разрушаться, и стало понятно, что бабушки уже нет. А дом еще сопротивлялся и несколько лет стоял. Я видел такие сопротивляющиеся дома на Вологодчине, на Русском Севере, где стены оклеены еще советскими газетами конца 80-х годов, времен перестройки. И ведь дома-то стоят прочные — 30 лет без хозяев, и могут еще и ожить. Но вряд ли уже оживут, потому что это кинутые села, это полуразрушенные или разрушенные церкви.

Р. Холодов

— В Ивановской области тоже много таких картин.

А. Козырев

— Что с этим делать? Как у нас, мы говорим с тобой, много бездомных и в то же время много безлюдных домов. Уже построенных, готовых к жительству, с печкой, которую еще можно там залатать и топить, а бездомных много и безлюдных много. Что происходит?

Р. Холодов

— Знаю, что в Америке такая же ситуация, что там жилья, не введенного в эксплуатацию, нашим языком говоря, больше, чем бездомных. Но там экономические соображения в основном играют роль, да, что тем, кто владеет этим жильем, выгоднее, чтобы оно стояло пустым, чем просто его раздать. У нас экономика меньшее значение имеет в этом плане. У нас больше, к сожалению, вот эта убыль населения и отток населения в большие города. Ну естественно, люди уезжают, а возвращаться. Ну есть, конечно, такая тенденция, люди возвращаются в село, начинают...

А. Козырев

— Убыль населения и колоссальное строительство жилищное. Я думаю, и в Иваново немало строится жилья. А уж в Москве я вообще не понимаю, откуда берутся жители, а всех этих...

Р. Холодов

— Как раз оттуда, из тех самых покинутых домов они и берутся, а мало кто туда возвращаются. Некоторые, я знаю, у нас, например, есть село Михайловское, в Ивановской области в Фурмановском районе, там очень много москвичей. У них, может быть, здесь есть квартиры, может быть, еще что-то есть, что-то осталось, но они едут туда, там заводят хозяйство, коз, делают сыры, чувствуют себя прекрасно. Там замечательный храм, там святое место. И вот мы там наблюдаем обратную тенденцию, ну эта тенденция не такая мощная, конечно.

А. Козырев

— Ну и все укореняются или для кого-то это такой вот спорт, попробовать новую жизнь?

Р. Холодов

— Думаю, что есть и такие, и такие. И кто укореняется, и для кого это спорт, попробовали, а потом обратно вернутся. И вот, кстати говоря, о земном совершенно: читал недавно о таком явлении, что люди строят, когда они в среднем возрасте находятся, финансово обеспеченные, строят себе дома, большие, чтобы самовыразиться, самоутвердиться, а когда уходят на пенсию, им становится трудно в этом доме жить. Это большая проблема и достаточно массовая, как я понял вот из этих источников. Вот тоже проблема дома, да, который построен, но потом человек не может его содержать, как он там себя чувствует, уютно ли ему в этом доме.

А. Козырев

— Да, я знаю такие примеры, когда человек построил энное количество комнат и не знает, сколько их в доме, но при этом эти комнаты даже заставлены мебелью, но там никто не живет, потому что это не нужно. Гостей нет, а человеку не нужно 15 спален, условно говоря, он не будет спать в них по очереди. Он спит на своей любимой кровати с любимой женой, да, если она у него есть. Поэтому это проблема, да, сейчас есть такое выражение: вкладываться в метры. То есть мы не в спасение душу вкладываем, не в то чтобы какие-то ценности обрести и совместно их пережить в доме, а купить энное количество метров. Деньги появились, они все равно, инфляция. Вот что это за метры, как вот эти метры, да, литры, граммы, как они соотносится с подлинным пониманием о доме, возникает вопрос.

Р. Холодов

— Как деньги и блага соотносятся. То есть деньги, конечно, за деньги можно купить блага. Но, во-первых, благо не любое выражается деньгами, и во-вторых, деньги, кроме блага, могут принести проблемы и беды, все зависит от того, как к ним относиться. И конечно, ну если благо может быть целью — благо для себя, для всех — ну кому какое нужно благо. Но мне кажется, что для здорового человека благо для себя невозможно без блага для всех.

А. Козырев

— Сейчас чаще стали деньги дарить, деньги есть — все купишь.

Р. Холодов

— Да, но вот с деньгами такая ситуация. Ведь то же самое метры, если они не жилые, то как те же самые деньги в сундуках, да, вот если они, что с ними происходит — да ничего, есть ли они? То есть если они не проявлены, то бытие их, оно есть ли на самом деле.

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев. И наш сегодняшний гость, музыкант, поэт, философ из Иванова, Роман Холодов. Мы говорим сегодня о философии дома. Вот я тут взял с собой цитату из Плотина, такой философ был древнегреческий, основатель платонизма. Его трактат «Против гностиков», II.9. «Представьте себе двух людей, живущих в одном прекрасном доме. Один ругает и убранство, и строителя, и дом, но тем не менее остается в нем жить. Другой не ругает; он хвалит строителя, говоря, что дом построен замечательно, по всем правилам искусства. Тем не менее, он ждет, когда придет ему время уезжать, когда он перестанет нуждаться в жилище. Первый думает, что он умнее; что он лучше приготовился к отъезду: ведь он научился говорить о том, что этот дом из бездушных камней и бревен никуда не годится, не таким должно быть истинное жилище. Ему невдомек, что он не научился переносить необходимые лишения. Второго же они не раздражают; он не выходит из себя, он любит красоту камней и обретает покой, а значит, поистине готов к отъезду. Пока у нас есть тела, нам приходится жить в домах, которые приготовила и убрала для нас добрая сестра — Душа; хорошо, что она так сильна, что может строить и творить без усилий». Вот какая позиция тебе ближе, критика жилкомхозяйства, который постоянно ругает или все-таки благодарного квартиросъемщика? А может, есть третья позиция какая-то еще?

Р. Холодов

— Да, есть и третья, и пятая, и десятая. Думаю, что можно где-то поругать, а где-то, наоборот, похвалить. Ну мне лично больше нравится всегда положительные стороны находить и выделять. Потому что отрицательные, они как-то более явные, они более наличные что ли, да. Вот сейчас у нас Иваново засыпано снегом, и коммунальные службы не справляются с уборкой. И очень много постов в сетях о том, как это ужасно, ходить невозможно. Ну не знаю, мне это жить не мешает, мне, может быть, трудно ходить...

А. Козырев

— Скрипит под ногами хорошо. Снег скрипит.

Р. Холодов

— Но по мне это дополнительный какой-то тренажер для ходьбы. Также и в доме может быть не все идеально, но что ж, это прекрасно. Мне вообще нравятся проблемы, я считаю, что без проблем жизнь человека пуста и скучна. Проблемы, если их нет, или кажется, что их нет, значит, они гораздо глубже. И лучше уж видеть то, что есть проблемы на самом деле, чем думать, что их нет, а они потом проявятся во всей полноте и красоте. Но в то же время мне больше нравится хвалить то, что есть. Не потому, что я ищу какого-то за это вознаграждения от того или от тех, кого хвалю. Мне просто кажется, что что-то хорошее сделать сложнее, поэтому оно достойно, так сказать, отмечания.

А. Козырев

— Ну похвала — это благодарность, и просто это умение быть благодарным. Благодарным кому-то, благодарным Господу.

Р. Холодов

— Возможно так, да, мне эта позиция ближе.

А. Козырев

— А сам ты когда-нибудь пробовал строить дом?

Р. Холодов

— Дом — нет, отдельный. Вот недавно совершенно наша семья счастливо обрела жилье, которое мы сделали сами уже наконец-то, но это квартира. То есть если до этого жилье доставалось от родителей, то вот сейчас наконец-то мы заселились, нас стало много, у нас семья теперь большая, и нам понадобилось расширить жилплощадь. И эта квартира, уже сделанная нами, по нашему вкусу, как нам нравится, у нее три балкона — вот это самое прекрасное, на разные стороны.

А. Козырев

— То есть можно любоваться восходом и закатом.

Р. Холодов

— В общем, восходом и закатом, да.

А. Козырев

— И еще чем-то третьим.

Р. Холодов

— Не знаю, чем там еще, ночью и днем можно любоваться. И это прекрасно, это конечно, вот чувство дома приходит в большей полноте, я бы сказал, когда это дом создан нами для нас. Может быть, для детей, хотя мы не знаем, останутся они жить потом с нам или нет. Мы готовы к разным вариантам.

А. Козырев

— Ты часто поешь дом или больше на концертах?

Р. Холодов

— Больше на концертах и на репетициях, конечно. Дома не очень часто получается.

А. Козырев

— Но дома сочиняешь.

Р. Холодов

— Нет, с сочинением вообще все очень сложно. У меня они приходят, то есть мелодии и тексты приходят спонтанно, спорадически, вообще совершенно непредсказуемо. У меня не бывает такого, то есть это не профессия моя, поэтому я не сажусь за рабочий стол, как композиторы взрослые, настоящие, и не сажусь сочинять мелодии. И не как поэт там сажусь за стол с пером, сочинять тексты, нет, такого не бывает. Это может прийти дома, но все-таки для этого нужно уединение, а дома с тремя маленькими детьми уединение крайне редко.

А. Козырев

— Ну поскольку мы сейчас, по сути, в уединении, в келье нашей, в нашей радиостудии, давай споем еще одну песню, восславим дом.

Р. Холодов

— И тех, кто в нем живет.

А. Козырев

— И тех, кто живет, домашних, да. Хотя и говорят: враги человеку домашние его. Ну наверное, домашние животные враги, потому что домашние люди должны быть друзья.

Р. Холодов

— Должны, да.

А. Козырев

— Ну что же, вот в этой песне соединяется и прошлое, и настоящее, и вечное, и это конечно, наши дети, через которых мы приобщаемся к времени. Потому что они будут хозяевами в нашем доме, когда мы состаримся и потом, когда мы уйдем. И спасибо тебе за этот разговор, за немножко нотки ностальгии. Вот поскольку нам всем хочется иметь тот дом, который представляется нам идеалом, и нам всегда кажется, что мы живем немножко не там, что мы достойны большего, что надо улучшить наши жилищные условия. Давайте подумаем о том, что мы должны прежде всего улучшить в себе, в своей душе, да. И обратимся к дому вечности, обратимся к Богу, и тогда, может быть, и жизнь вокруг нас и наши земные условия тоже улучшатся. Потому что, как верно сказал сегодня наш гость, наш дом — это проекция нас самих. То есть мы делаем дом таким, какие мы есть на самом деле. У нас сегодня в гостях был поэт, музыкант, философ, Роман Холодов. Спасибо, Рома.

Р. Холодов

— Большое спасибо за беседу. Огромная радость. И я желаю вам всем, чтобы ваш дом был настоящим, и наоборот, чтобы настоящее было вашим домом.