Поделиться
В юношеские годы я часто перелистывал ежегодные сборники «День поэзии», – где вослед обязательным подборкам стихов о советском строительстве и прочем подобном, – печаталась текущая лирика и тех, кто позже войдет в антологии, и даже молодых тогда стихотворцев. Тут же встречались и публикации из наследия поэтов Серебряного века, воспоминания, письма, редкие фотографии.
И в каждом таком ежегоднике мне попадались стихи поэта – как я его называл про себя – «со смешной фамилией», Николая Тряпкина.
Это были о деревне, родных ракитах и зимних очагах. Потом я забыл о поэте и вспомнил уже в тревожные 1990-е, когда на страницах патриотической печати зазвучал и его горячий, если не сказать, гневный голос.
Потом поэта не стало.
А уже в новом веке, в своем документальном сериале «Мальчики державы» о Николае Тряпкине сердечно напомнил критик Лев Аннинский. И я снова заглянул в его поэзию, уже через интернет. И зазвучали стихи автора известной когда-то песни «Летела гагара» – обновленной, щемящей музыкой:
Это было в ночи, под венцом из колючего света,
Среди мертвых снегов, на одном из распутий моих
Ты прости меня, Матушка, из того ль городка Назарета,
За скитанья мои среди скорбных селений земных.
Это было в полях – у глухого промерзшего стога,
Это было в горах – у приморских завьюженных дюн...
Ты прости меня, Матушка, породившая Господа Бога,
За ристанья мои и за то, что был горек и юн.
Грохотала земля. И в ночах горизонты горели.
Грохотали моря. И сновали огни батарей...
Ты прости меня, Матушка, что играла на Божьей свирели
И Дитя уносила – подальше от страшных людей!
И грохочет земля. И клокочут подземные своды.
Это всё ещё – тут, на одном из распутий моих...
Ты прости меня, Матушка, обрыдавшая веси и воды,
Что рыдаешь опять среди мёртвых становий людских.
Проклинаю себя. И все страсти свои не приемлю.
Это я колочусь в заповедные двери Твои.
Ты прости меня, Матушка, освятившая грешную землю.
За неверность мою. За великие кривды мои.Николай Тряпкин, «Ты прости меня, Матушка», 1980-й год
Сейчас о Николае Ивановиче Тряпкине, слава Богу, вспоминают почаще. Его поэтическая философия «общего дела», летящее, стихийное слово, сохраняющее в себе черты народного искусства, оставляет надежду на память и отклик. Вот, как он сам писал в старом, темпераментном стихотворении 1973 года, названном «Предание» и посвящённом своему тёзке Николаю Клюеву:
Хотим иль нет, а где-то вьётся нить:
Звенит струя незримого колодца!
Мы так его стараемся забыть –
И всё-таки забыть не удаётся.
Хорошо сказал, вспоминая эти стихи, поэт и филолог Дмитрий Псурцев: «…все же именно прошлое, память народа, живая вода языка хранят спасение, нужно лишь вновь обрести в своей душе этот таинственный питающий источник, чтобы душевно возродиться». Конец цитаты. Дай-то Бог.
