«Неделя 18-я по Пятидесятнице. Покров Пресвятой Богородицы». Прот. Максим Первозванский, Максим Калинин

Поделиться

В нашей студии были клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников, главный редактор молодежного портала Naslednick.online протоиерей Максим Первозванский и шеф-редактор портала «Иисус» Максим Калинин.

Разговор шел о смыслах Евангельского чтения и отрывка из Деяний святых апостолов в воскресный день, об истории и значении праздника Покрова Пресвятой Богородицы, а также о памяти святых преподобного Кириака отшельника, святителя Михаила — митрополита Киевского, праведного воина Феодора Ушакова и священномученика Дионисия Ареопагита.

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире программа «Седмица», это наш совместный проект с православным интернет-порталом «Иисус». И со мной в студии шеф-редактор этого портала, Максим Калинин.

М. Калинин

— Добрый вечер.

М. Борисова

— И клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский.

Протоиерей Максим

— Здравствуйте.

М. Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в 18-е воскресенье после Пятидесятнице и на наступающей седмице. Ну, как всегда, мы стараемся понять смысл грядущего воскресенья, разбирая те чтения из Апостольских Посланий и из Евангелия, которые будут читаться завтра за литургией. И вот начнется завтра чтение с Второго Послания апостола Павла Коринфянам, отрывок из 9-й главы. Позволю себе сразу зачитать его, чтобы было понятно, какие вопросы могут возникнуть, ну у меня по крайней мере они возникают. «При сем скажу: кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет. Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением; ибо доброхотно дающего любит Бог». То есть речь идет о милостыни, ну о каком-то вот благодеянии, но только ли о вот каком-то физическом или материальном вспомоществовании? Что за такая формула: «кто сеет скупо, тот скупо и пожнет» — вот в данном контексте, в евангельском?

Протоиерей Максим

— Ну контекст, во-первых, такой. Напомню вам, что Иерусалимская Церковь существовала в положении, которое можно было и некоторыми комментаторами именовалось, как коммунизм вот такой, первохристианский, когда действительно у множества верующих, как пишет нам, сообщает нам Книга Деяний Святых Апостолов, было все общее, то есть они продавали свои имения, вырученные деньги приносили и полагали к ногам апостолов. Но рано или поздно эти деньги кончились, а никакого способа добывания и зарабатывания денег у них не существовало, и в определенный момент Иерусалимская община начала серьезно бедствовать. И апостол Павел посчитал свои долгом с какого-то тоже момента — это не с самого первого его путешествия, а с какого-то момента он считал необходимым собирать, в основанных им церквях собирать подаяние для Иерусалимской общины, для святых в Иерусалиме, как он об этом сам писал. И то есть это была милостыня не ему за проповедь, не на какие-то другие дела, это конкретно был сбор в пользу первенствующей Матери Церкви, находящейся в Иерусалиме. И ну это просто, если брать исторический контекст. А если говорить уже о том, что касается нас с вами и о духовном смысле, то, конечно, мы с вами живем скупо, мы люди рационального века, мы всегда стараемся измерить усилия. И нам об этом напоминают, в том числе и проповедях, допустим, перед грядущим постом и говорят: ты подумай, что тебе по силам, молитвенное правило — ты посмотри, чтобы не перенапрячься. И в этом в принципе есть резон — мы же уже просто шишек понабивали, да, если видишь юношу, идущего пешком на небо, дерни его за ногу, потому что он, значит, свалится оттуда, шею себе сломает. Так вот апостол Павел говорит, что да, рационально вы думаете, смотреть-то вы смотрите — дело не только в милостыни, но и в милостыни тоже, — но если вы будете слишком скупо отмерять свою жизнь, если вы не будете готовы жертвовать многим, то, соответственно, вы так и останетесь маленькими людьми, которые скупо и пожнут.

М. Калинин

— При этом ведь апостол Павел собирал это подаяние для общины, которая не то чтобы, ну нельзя сказать, что не готова была ждать с распростертыми объятиями, но относились многие в этой общине к нему с подозрением. Потому что в Иерусалиме апостола Павла знали как гонителя, а когда он обратился, подвергали сомнению его апостольское достоинство. Потому что он не был прямым учеником Иисуса Христа, потому что он в мистическом опыте, в явлении получил это призвание. И потому что позиция апостола Павла по вопросу о том, нужно ли язычникам соблюдать закон Моисеов, отличалась от позиции значительного количества иерусалимских христиан. И апостол Павел в посланиях часто доказывает: «не апостол ли я» — то есть он полемизирует, в том числе во многом с представителями Иерусалимской общины, но при этом он считает своим долгом о них позаботиться. То есть вот это хорошо соответствует тому, что вы, отец Максим, сказали, что он не просто призывает не быть скупым, а получается, еще подает пример, как перешагивать через личные какие-то эмоции (которые были у него, безусловно, и в Посланиях мы это видим), перешагивать через какие-то несогласия в рамках общей единой христианской веры, несогласия в каких-то вот частных вопросах, и помогать несмотря ни на что. То есть ставить долг выше своих каких-то собственных эмоций.

Протоиерей Максим

— У апостола Павла есть в другом месте потрясающие слова, когда апостол Павел обращается к Коринфянам, он говорит там: «вам не тесно в нас» — вот такие слова, что действительно он готов был свое сердце расширить настолько, что даже людям, с которыми у него могли быть какие-то непонимания или разные отношения, им, этим людям, было не тесно в сердце апостола Павла, то есть в этом смысле он сеял не скупо.

М. Калинин

— Потрясающе, да. Это же и в псалмах есть еще образ: Ты расширил мое сердце. А это пример.

Протоиерей Максим

— Да.

М. Борисова

— Теперь хотелось бы перейти к тому евангельскому отрывку из Евангелия от Луки, 5-я глава, который будет читаться завтра, потому что там очень много смыслов вот в одном кратком рассказе. Я думаю, сам сюжет рассказа многим известен. Речь идет о эпизоде, когда Христос подошел к берегу Генисаретского озера и вокруг Него толпились люди, которые хотели слышать Его проповедь, Он увидел две лодки на берегу и рыбаков, которые разбирали сети. Тогда Он в одну из этих лодок вошел, отплыл, чтобы народу было Его видно, проповедовал. Когда закончил проповедь — один из этих рыбаков был Симон, тогда еще только Симон, еще не Петр, — Он сказал, чтобы тот плыл на глубину и закинул сеть, на что услышал недоуменный ответ Симона, что с утра ловили, ничего не выловили. В результате все-таки он послушал Христа, поплыл, забросил сеть — и дальше вот этот был чудесный улов, который был так велик, что обе лодки наполнились рыбой и даже чуть не начали тонуть. И после этого идет фраза, которая меня до сих пор приводит в некоторое недоумение. «Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных». Почему ужас? Почему такая странная, парадоксальная реакция? Казалось бы, наоборот: они же кормились этой рыбой, у них был пустой день, значит, семьи могли остаться без хлеба, тут вдруг такой подарок судьбы — вот чудесная ловля. И почему ужас?

Протоиерей Максим

— Вы знаете, я вспоминаю старый фильм, ему уже несколько десятков лет — «Иисус». Этот фильм я не помню, когда я смотрел, по-моему, еще даже в Советском Союзе.

М. Борисова

— Дзеффирелли?

Протоиерей Максим

— Вот не помню, потому что это было очень давно.

М. Борисова

— Но это старый голливудский фильм.

Протоиерей Максим

— Да, старый голливудский фильм, я помню, я его смотрел в закрытом ныне кинотеатре. И вот этот эпизод, я почти ничего не помню из этого фильма, но вот этот эпизод помню, как они втаскивают бесконечно эту рыбу в лодки. А помню я это по вот тому как раз, как показан апостол Петр — он абсолютно счастлив, это какая-то удивительная радость. Понятно, что это, видимо, по-голливудски и очень кинематографично все показано, и как эта радость сменяется ужасом, когда вот этой рыбы становится уже столько, сколько быть ее не может и лодки начинают тонуть. Когда просто радость, о которой вы говорите, о том что даже, вот улова не было, а теперь улов есть, нам есть чем накормить семьи — ты понимаешь, что ты столкнулся с чем-то другим, что ты столкнулся, ну наверное, я не знаю, понимал ли это в тот момент Петр, наверное, уже понимал, вот, что он столкнулся с Богом, и что это превосходит его силы. А в нашей жизни я постоянно это вижу. Для меня это образ, когда человек приходит к Богу, допустим, взрослый уже, вот он неофитствует сначала — и рыба ловится, лодка наполняется, и это столько счастья приносит, столько радости, человека ничего уже больше не волнует, потому что он встретил... А потом ты понимаешь, что надо идти дальше, лодка-то продолжает наполняться, и тонуть-то лодка тонет, а тебе тонуть-то нельзя. И очень многие люди и, что греха таить, и я в какой-то момент говорю: Господи, хватит. Вот как тот самый раджа про плохое золото, в «Золотой антилопе», что если ты скажешь довольно — здесь другая, очень похожая ситуация, только не с золотом, с Божией благодатью, когда ты понимаешь, что это превышает твою меру, как превышает вместимость этой лодки эта рыба. Также то что Господь тебе дает и, как следствие, от тебя ждет, Он же не просто так дает. Понятно, что Он дает даром, но ты-то понимаешь, что дальше ты — ну не в смысле вернуть, а ну вот тебе дано — и что? Там положить, засолить, там спрятать, на ключик закрыть? Ты же понимаешь, что это надо нести, надо отрабатывать. И ты говоришь: Господи, хватит, хватит, это не моя мера, выйди от меня, Господи. И я знаю очень многих людей, которые, по моему ощущению, были призваны на гораздо большее, чем то, на чем они остановились и сказали: Господи, хватит, выйди от меня, потому что я человек грешный.

М. Борисова

— Но ведь Петр, несмотря на этот вопль души, все-таки принял ту меру, которую для него определил Господь, и стал апостолом.

Протоиерей Максим

— Петр принял, хотя это не значит, что мы тоже можем сказать, как в притче, помните, о двух сыновьях, который сказал: да, Господи, я иду, и не пошел. А второй сказал Отцу: я не пойду, ослушался, но потом пошел и сделал — кто из двоих исполнил волю Отца? Петр исполнил. Кто-то молчит и не исполняет, кто-то вопит и исполняет. А кто-то вопит и не исполняет. И все мы разные.

М. Калинин

— И тут еще нужно учитывать, говоря об апостоле Петре, ветхозаветные представления о святости. Потому что для нас вот, наверное, святыня ассоциируется с явным присутствуем благодати, ну в первую очередь. Для ветхозаветного сознания святыня это то, что посвящено Богу. То есть, с одной стороны, есть представление тоже о явном проявлении Божественной славы, но святыня — это то, что четко отделено, к чему нельзя прикасаться неподготовленным. Но в нашем языке сохраняется представление об этом, когда мы говорим: это святое, не трогай, про это не говори — то есть когда касается каких-то важных для нас тем — вот такое отношение к святыне. И Ветхий Завет дает много примеров того, насколько ответственным нужно к святыне подходить. Вот мой любимый пример, который я привожу студентам: 9-я глава Книги Левит — как слава Божия наполняет скинию и народ ликует, а 10-я глава начинается с того, что два священника, сыновья Аарона, погибают от того, что они принесли неправильный огонь. То есть святыня вот в ветхозаветном понимании беспощадна к человеку. Если человек не готов, если человек нарушает границу сакрального и профанного, бытового и священного, он страдает. И Петр, когда он осознает присутствие Святого, с большой буквы, да, присутствие Всевышнего, он понимает, что сам он не готов к этой встрече, то есть его реакция — это характерная для Ветхого Завета реакция.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной в студии Максим Калинин, шеф-редактор православного интернет-портала «Иисус», и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы, как всегда, говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. На следующей неделе мы будем вспоминать очень разных монахов. Во-первых, они и по времени разные, и по месту их служения и подвигов разные, но каждый из них в силах нас многому научить. Первый, кого мы будем вспоминать, это преподобный Кириак отшельник — 12 октября Церковь чтит его память. Родился он в Коринфе, в 447 году, и вот в 18 лет у него было, как у Достоевского Алеша Карамазов впечатлился словами Евангелия: аще кто хочет по Мне идти, да отвержется себе, возьмет крест свой и следует за Мной — он тут же вот, не заходя в дом, как говорится, ушел на пристань, сел на корабль и отправился в Иерусалим. И, в общем, это определило всю его дальнейшую жизнь. Но в его жизнеописании важно не только вот житие святого, но и исторический контекст. Потому что для нас всегда очень трудно понять, чем же один святой отличается от другого, если мы не представляем, собственно говоря, что происходило в то время, когда он был вот Богом призван на такое служение.

М. Калинин

— Да, и вот если говорить об историческом контексте, то святой Кириак известен в первую очередь своей борьбой с оригенизмом. Вот сейчас для нас слово «оригенизм» не вполне, наверное, на слуху, а в палестинском монашестве VI века действительно имели место очень сильные конфликты вокруг имени Оригена. Ориген — это чрезвычайно яркий христианский автор, который творил в первой половине III века, и он оказал влияние на очень и многих отцов Церкви. Он был первым человеком, который предпринял попытку систематизировать христианское вероучение, он был блестящим толкователем Священного Писания, и его тексты продолжали веками оказывать влияние на отцов Церкви. Вместе с тем Ориген был посмертно осужден V Вселенским собором, в 506 году, и во многом этому способствовало то, что его память, несмотря на ту великую пользу, которую он принес Церкви, несмотря на его авторитет как фактически исповедника, потому что умер он после жестоких пыток, которые он уже на седьмом десятке лет претерпел при императоре Декии, вот его имя, его учение вызывало серьезные споры. Он в христианское богословие внес очень много философских представлений, представлений в духе платоновской философии. И вот его представление о том, что души существовали до воплощении в тела, о том, что материальный мир это своего рода, ну не то чтобы темница для душ, да, но вот та среда, которая была создана из-за отпадения изначально равных, совершенных умов от Бога.

М. Борисова

— Ну можно сказать даже, что это такая своего рода исправительная колония.

М. Калинин

— Ну можно сказать, да, наш прекрасный мир это прекрасная, очень красивая, премудро устроенная исправительная колония, да. А еще ему ставили в вину представлении о перевоплощении. Хотя здесь вот не все до конца понятно, потому что в нашем тексте его книги «О началах», которую переводил Руфин Аквилейский, там таких утверждений нет. Но в цитатах из Юстиниана, которые Юстиниан приводит в своих обвинительных текстах, в своих письмах, там такие утверждения встречаются. Так вот очень многие палестинские монахи придерживались взглядов Оригена и выстраивали свое мистическое учение на основе его представлений. Один профессор академии даже как-то сказал: я не понимаю, почему, если эти монахи верили во всеобщее спасение (а Ориген верил во всеобщее спасение), зачем вообще они монашество принимали? Ну вот это мне как раз непонятно. Мне кажется, что и Ориген сам бесконечно любил Бога, и для него мысль о том, что Бог всех простит, она не была призывом грешить, наоборот, была призывом радоваться. И он исходил из того, что люди тоже этот призыв, люди должны полюбить Бога ради Него Самого. Но то есть этих монахов красота учения Оригена впечатляла. Но в итоге Палестина превратилась вот в место таких столкновений, да, между сторонниками православного Предания, между сторонниками взглядов Оригена, которые тоже разделились между собой — там говорили про «протоктистов», которые настаивали на предсуществовании душ, говорили про «исохристов», которые утверждали, что все люди достигнут равенства со Христом. И опять же возникал вопрос, зачем Христос пришел, в системе Оригена, если Бог все так устроил так циклично, что души воплощаются в этом мире, и потом они вновь будут восстановлены в первозданное состояние. Так вот, святой Кириак известен тем, что он те взгляды Оригена, которые Церковь признала ложными, он их обличал и способствовал тому, чтобы в палестинском монашестве утвердить мир. Хотя, не знаю, в какой мере можно говорить о мире наставшем, но так или иначе святой Кириак застал, он же прожил 109 лет по Преданию, и он вот, родившись в 447 году, он застал решение V Вселенского собора относительно Оригена. И, в общем-то, осуждение Оригена было во многом заслугой, в прямом или в переносном смысле, заслугой святого Кириака. Хотя опять же Ориген, безусловно, богослов очень яркий. Дальше Максим Исповедник, уже в VII веке, продолжал влияние Оригена испытывать, с ним спорить и одновременно его идеи так или иначе комментировать. Как бы кувшин разбили, а благоухание мира все равно осталось, как сказал один известный богослов. И осуждение Оригена вот для меня лично очень тяжелая тема, очень больная, потому что этот человек любил Церковь всей душой, он все для нее делал. Он не имел возможности оправдаться, когда споры вокруг его имени развивались. И, мне кажется, для нас это такой пример того, насколько непредсказуемые последствия могут иметь человеческие поступки. Вот Ориген даже не думал, что люди будут спорить из-за него, что Церковь будет раздираться, и в конце концов вот такая наступит судьба.

Протоиерей Максим

— Но удивительно, что и в наше время все это не потеряло своей актуальности. И мне регулярно, последнее время чего-то такого не было совсем, но я неоднократно сталкивался с людьми, последователями этого Рериха или еще кого-нибудь, которые говорили: как же, нет, ну вот есть же Ориген, вот что Церковь верила в то, что души предсуществуют, Церковь верила в реинкарнацию, например, или еще в какие-то вещи, и только потом уже, там на V Вселенском соборе это учение было осуждено. То есть на самом деле это никуда не делось. Так или иначе, это решение Собора, вне всяких сомнений, было необходимо. Другой вопрос, что я действительно всегда испытываю некие внутренние чуть ли не мучения, когда ты понимаешь, что человек, настолько глубоко преданный Богу, что сам себя оскопил, буквально поняв слова Священного Писания, что есть скопцы, которое сами себя скопили ради Царствия Божия, что тоже впоследствии явилось причиной специального канона церковного, что делать этого нельзя. Что он настолько был верен и предан Богу, и впоследствии оказался не только в своем учении, но и сам осужден ни много ни мало Вселенским собором. Это, конечно, боль.

М. Борисова

— Вот еще один святой монах, святитель, которого мы будем вспоминать на этой неделе, 13 октября, это первый Киевский митрополит, это святитель Михаил, митрополит Киевский. Ну обычно в нашем восприятии Крещение Руси ассоциируется с одним человеком — со святым Владимиром. Но он же был князь. Он мог принять решение государственное, он мог отдать приказ, но он просто физически не мог никого крестить, поскольку не был священником. И эта задача вот легла на плечи абсолютно не русского, не славянского, ну может быть, славянского, но вот не русского человека. По одной версии он был сирийцем, по другой болгарином или сербом, но уж никак не киевлянином. И вот этот человек, собственно говоря, крестил двенадцать сыновей князя Владимира...

Протоиерей Максим

— Накуролесил.

М. Борисова

— Крестил и бояр, и киевский народ собравшийся. Вот Крещение на Днепре — это, собственно, то самое крещение, которое связано с именем митрополита Михаила. Почему, как вы думаете, в истории все-таки остался крестителем не митрополит Михаил, а Владимир князь?

Протоиерей Максим

— По тому, почему вы и сказали, что именно он был инициатором, хотя совершенно справедливо, и дело даже не только в самом таинственном совершении крещения, потому что ведь священнику пришлось любому, ну и тем священникам, которые были с митрополитом Михаилом, ему самому, пришлось, конечно, и проповедовать, и просвещать. Хотя в истории осталось понимание, что для многих русских людей само крещение шло перед просвещением, но, безусловно, все равно так или иначе просвещение присутствовало, и создавались и школы, и проповедовалось слово Божие. И весь этот труд, он пал на, собственно, митрополита Михаила и тех, кто был с ним, вокруг него. Но князь, настолько яркий был его образ и настолько ярким был момент его обращения от дремучего язычества, что, конечно, в первую очередь впечатывался именно княжеский образ. Ну и, возможно, отчасти действительно оттого, что он был чужаком, хотя все первые епископы и священники были на Руси греками. И я не случайно вставил это слово «куролесить» — «кирие элейсон». Совершение богослужения, несмотря на то что к тому моменту дело Кирилла и Мефодия вовсю уже дало плоды, все равно совершалось в значительной части на греческом языке, малопонятном. «Кирие элейсон» — «Господи, помилуй» — неслучайно это слово «куролеситься» или «куролесить» — то есть делать что-то такое странное и непонятное, оно сохранилось до наших времен. Но мне кажется, просто вот по контрасту, все-таки на первой роли был князь. И вот это чудо, как я уже сказал, его обращения, его крещения, по повелению княжескому, я думаю, поэтому так впечаталось в сознание русского народа.

М. Борисова

— В эфире радио «Вера» программа «Седмица», в студии Марина Борисова и Максим Калинин, шеф-редактор православного интернет-портала «Иисус». И наш гость, клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья, в эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», наш совместный проект с православного интернет-порталом «Иисус». В студии Марина Борисова, шеф-редактор портала «Иисус» Максим Калинин. И клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. На предстоящей седмице нас ждет такой любимый, такой теплый, такой русский православный праздник — Покров Пресвятой Богородицы — 14 октября. Вот удивительно, сколько я об этом читаю, и говорю, и слышу, не перестаю удивляться, каким образом историческое событие, произошедшее в далекой Византии, не имеющие никакого отношения к России и в самой-то Византии забытое, потому что праздник, установленный в честь него какое-то время праздновался, а потом как-то сошел на нет, вот каким-то удивительным, чудесным образом перекочевав на русскую почву, он не только продолжился, но стал одним из самых ярких, самых любимых и самых русских Богородичных праздников. Как это произошло?

Протоиерей Максим

— Ну, мне кажется, вы знаете, мы вообще, русский народ, как, я думаю, и любой православный народ, очень любит Матерь Божию. И достаточно зайти в любой храм — я иногда просто поражаюсь, сколько различных икон Матери Божией мы увидим в любом православном храме. Пожалуй, их там даже больше, чем изображений Спасителя и уж тем более больше, чем... Хотя вот у нас, например, в храме две иконы Николая Чудотворца и целых три иконы Сорока Севастийских мучеников, которым посвящен наш храм, но икон Матери Божией у нас точно больше десяти. И вот такая же картина, мне кажется, она в любом храме, и все мы любим и почитаем и Казанскую, и Иверскую, и Владимирскую. Но в момент, когда Андрей Боголюбский, собственно, будучи инициатором этого праздника, устанавливал празднование этого события, такого многообразия и такого образа почитания Матери Божией, мне кажется, не было. Потому что даже Иверская, да, вроде бы это не наша икона, афонская, не у нас первоначально прославившаяся, но реально ее почитание восходит к XV веку. Понятно, что там Владимирская — это уже там XIV век, Казанская — еще позже. А здесь вот это ощущение и осознание того, что, знаете, я однажды разговаривал с одной достаточно молодой женщиной перед иконой Матери Божией «Скоропослушница». И она это вот стоит, смотрит на икону: ну ведь как в тропаре поется (это я уже про себя, про тропари) Она же простирает к нам спасающую руку. И я так думаю — бах! — ну ничего себе, такая простая вера, что это не образ для нее, для этой женщины, как вот поется в тропаре: «Днесь бо Матерь Божия простирает к нам спасающую руку». И она это вот стоит перед иконой и ощущает, как Пресвятая Богородица простирает к ней спасающую руку. Вот это очень важно в празднике Покрова, что Матерь Божия покрывает нас. Что чаще всего поют где-нибудь по запричастном стихе в какой-нибудь там деревне, да или в московских храмах? «Радуйся, Радосте наша, покрый нас от всякаго зла, честным Твоим омофором» — это даже не про праздник Покрова, это про ощущение Матери Божией, что Она покрывает нас Своим омофором. Конечно, этот образ, он прямо, мне кажется, на тогда аще достаточно свежее народное восприятие православия, он так прямо — бах! — и впечатался, и впечатался навсегда. И остался, наверное, вот так если рассуждать, в сознании православного русского народа более значимым событием, чем и Рождество Пресвятой Богородицы, и Введение во храм, и многие-многие другие православные праздники, как действие Матери Божией. Почему так Казанскую полюбили — а вот Она потому что помогла освободить Москву от поляков. А Владимирскую почему так полюбили — а потому что Она защитила нас от Тамерлана. То есть вот русские люди, пожалуй, впервые в своей истории — я не знаю, Максим, были ли до этого вот такие события, которые бы наши предки ощущали как прямое вмешательство Матери Божией в их жизнь как народа, как в исторический процесс. Здесь, напомню, Андрей Боголюбский, это человек, который перенес столицу из Киев во Владимир — то есть это домонгольская все еще Русь. И вот это вот ощущение того, что Матерь Божия здесь, с нами, нас защищает и нас покрывает, мне кажется, поэтому обусловило такое отношение к этому празднику.

М. Борисова

— Мне кажется, только нужно напомнить нашим радиослушателям, Максим, саму историю возникновения праздника, само событие, которое легло в основу праздника.

М. Калинин

— Само событие связано с именем еще одного человека, который русскими людьми тоже горячо любим — Андреем Христа ради юродивым. Нам доводилось уже в наших передачах говорить о том, что сам подвиг юродства тоже на Руси оказался очень понят, вот он оказался по-своему любим. Цари считались с юродивыми, ибо в этом тоже видели реализацию, вот осуществление того вызова, который христианство может давать миру. Притом что государство было православным и, казалось бы, что все христианские истины уже были усвоены. Так вот в житии святого Андрея сказано, что когда город был осаждаем сарацинами, и было это, по преданию, в царствование императора Льва Философа, когда все молились об избавлении города, святой Андрей увидел Божию Матерь, Которая шествовала по воздуху над молящимися и над всеми простерла Свой омофор, тем самым показав, что Она защищает город и что Она не позволит городу быть захваченным. И святой Андрей своему другу Епифанию указал на это видение, и он тоже стал его свидетелем. И город действительно был избавлен. Но вот для Константинополя, для константинопольской историографии, агиографии в этом не было чего-то необычного, потому что и во времена патриарха Фотия вот известное чудо с изнесением Ризы Божией Матери, когда, кстати говоря, нашествие руссов было отражено, ну и вообще Божия Матерь воспринималась как защитница города от нашествия. Но вот этот символ, который именно в этом видении был явлен, да, что Божия Матерь всех покрывает, всех защищает, вот он, как очень ярко отец Максим показал, он стал для русских людей выражением ну их веры, можно сказать, он стал такой печатью домостроительства. То есть если действительно Рождество Божией Матери, даже Успение Божией Матери — это вот такие этапы на пути Божественного Промысла, на пути домостроительства, то Покров Божией Матери показывает, ради чего Бог все совершил. Здесь же смысл очень глубокий. Потому что Бог взял человека из нас, да, Он взял Пресвятую Деву, Которая была таким же человеком, как и мы. И Он поднял Ее выше ангелов, и Он сделал Ее ходатаицей за всех остальных людей через то что от Нее воплотился Сам, через то что совершилось таинство Боговоплощения. То есть для русского народа в образе Божией Матери все христианство оказывается сокрытым. Хотя опять же можно думать, сомневаться там, что, может быть, представление о Божией Матери как ходатаице в чем-то вытеснило представление о Христе, про Которого говорит апостол, что Он посредник между Богом и человеками. То есть все-таки для нас после эпохи Вселенских соборов Христос Бог Вседержитель, представление о Нем как о посреднике уже для нашего богословского языка нетипично. Но в лице Божией Матери для русского народа этот образ запечатлелся, и он связан именно с тем, что через Нее Боговоплощение произошло. И этот образ был очень понятен, был выражением всепрощающей Божественной любви. И вот меня не перестает это поражать, конечно, как вот эта история отдельная из жития святого Андрея и из царствования императора Льва, она стала выражением всего вероучения, и очень убедительным выражением.

М. Борисова

— А вот если, как обычно, обратиться к смыслу апостольских и евангельских чтений, положенных на праздник. Ну что касается апостольского чтения, то традиционно на Богородичные праздники читается отрывок из Евангелия от Луки, там из двух глав из 10-й и из 11-й, ну это известная всем история про двух сестер Марфу и Марию и про два пути возможных для верующего, которые вот в Матери Божией, согласно толкованиям, совместились оба. А вот что касается апостольского чтения, то на праздник читается отрывок из 9-й главы Послания апостола Павла к Евреям. И совершенно мне вот, например, непонятно, почему именно он, потому что этот отрывок посвящен детальному описанию устройства ветхозаветной скинии. То есть тут даже нет никакого отсыла к Новому Завету. Начинается с того, что вот и первый завет имел постановление о богослужении и святилище земное: ибо устроена была первая скиния, в которой был светильник, и трапеза, и предложение хлебов, и которая называлось «святое». И дальше подробно, и как вторая скиния была устроена. И заканчивается тем, что «при таком устройстве, в первую скинию всегда входят священники совершать богослужение; а во вторую — однажды в год один только первосвященник, не без крови, которую приносит за себя и за грехи неведения народа».

Протоиерей Максим

— Ну, во-первых, надо сказать, что это тоже типично Богородичное чтение. На празднования, общие празднования Богородице, если это не посвящено какому-то конкретному событию, ну практически всегда читается именно этот отрывок. А почему про ветхозаветный храм — а потому что вот если мы этот образ Богородицы как храма лучше всего показан в празднике Введения во храм Пресвятой Богородицы: «священное сокровище славы Божией днесь вводится в дом Господень, благодать совводящи» — то есть вот в празднике Ведения во храм это соединено: Богородица, как храм Божий, входит в земной Иерусалимский храм и вводит туда благодать. А вообще мы действительно вот образно и не просто символически, а сущностно, что такое храм? Место, где пребывает Бог. Кто такая Матерь Божия, кем Она была девять месяцев, пока носила Младенца Иисуса под сердцем? Она была местом, в котором пребывал Бог. И вот эта аналогия: Богородица — храм — совершенно прямая и недвусмысленная. Именно поэтому необходимость подробного описания, в том числе устроения ветхозаветного храма или скинии, а скиния — это как бы протохрам, тот храм, который переносной, который был у евреев до того, как Соломон построил храм уже большой, настоящий, каменный. Это подробное описание устроения храма собственно важно, чтобы и нам, когда мы читаем про Богородицу, чтобы понимать, что вся эта красота, которая там пребывала, она собственно есть выражение духовной красоты Матери Божией.

М. Калинин

— И при этом ведь когда в Послании к Евреям дается описание скинии, то здесь дается отсылка к описаниям в Книге Исход, в Книге Числа, в составе Пятикнижия, для которых скиния тоже несет глубокий символический смысл. И там Бог Моисею на горе открывает образ, что он делает скинию по образу, показанному на горе — то есть само устройство было дано ему от Бога, было предметом благоговения. И что важно: когда в Книге Числа описывается, как скиния ставилась, как она переносилась, подробно описывается, какие колена Израилевы с каких сторон от скинии размещаются. И скиния при этом находилась в центре, а с четырех сторон ее окружал народ. То есть скиния не сама по себе существует, хотя и в пустыне, а она оказывается центром всего народа, всей общины, которая вокруг нее объединяется, и через нее Бог общине является. И в этом смысле скиния, как образ Божией Матери, тоже здесь о многом говорит. Потому что вот как уже я сказал, Дева Мария воспринимается как начаток человеческой природы, как человек, да, вот из нас наиболее совершенный, но существующий не сам по себе, да. Божия Матерь — это не богиня какая-то, а это человек, взятый из нас, и все люди объединены вокруг Нее. Вот вокруг Христа Богочеловека и Матери, Которая явилась Его храмом, Которая Его родила. Как скиния центр общины, так и в Новом Завете Дева Мария — это образ всего человечества. Неслучайно Ее и образом Церкви называют, там и блаженный Августин Ее называет Матерью Церкви — вот именно по этой причине. И там Иоанн Златоуст говорит, что люди должны уподобляться Божией Матери в своей вере или носить Христа, подобно Деве Марии. То есть Ее связь со всем человечеством неоднократно подчеркивается отцами Церкви.

М. Борисова

— Напомню нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной в студии Максим Калинин, шеф-редактор православного интернет-портала «Иисус» и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. На следующей неделе мы будем праздновать память, на мой взгляд, достаточно редкого для наших святых образца святого воина — это святой праведный Федор Ушаков. Почему редкий, в общем, в святцах у нас много святых воинов, но, как правило, мы читаем их жития и видим, что вот, они пострадали за Христа, за веру, то есть в большинстве случаев это мученический подвиг, а тут такой вполне успешный царский адмирал. Да мало того, что успешный с точки зрения карьеры, но и успешный с точки зрения своих боевых заслуг, потому что умудрился не проиграть ни одного сражения, которым он руководил.

Протоиерей Максим

— А было их сорок.

М. Борисова

— И это, в общем-то, само по себе достаточно уникально. Но именно поэтому возникает недоумение: ну да, великий человек, вошедший в историю, но почему святой? И как может военный, который полжизни провел в войнах, стать святым?

Протоиерей Максим

— Ключевое слово — полжизни. Потому что вторую половину жизни — я не говорю, что именно такой путь к святости всех военных, я думаю, что среди них, безусловно, есть самые разные святые, и много непрославленных святых всевозможных, именно военных. Мне кажется, что вот в жизни Федора Ушакова удивительным образом совместилось действительно служение Отечеству, его фантастическая успешность на пути этого служения и достаточно долгий период простой, по-настоящему христианской, исполненной, с одной стороны, простоты, а с другой стороны, всевозможной благотворительности, милосердия, и служения людям подвига, который просто показывает — для меня тоже очень значим этот святой, хотя бы просто потому, что он не монах и я не монах — и я понимаю, что можно так жить просто, по заповедям преподобного Амвросия Оптинского, да, никого не осуждать, никого не обижать там, и всем мое почтение, как это буквально реализовал святой праведный. Вообще у нас праведных ведь не так много ведь святых, да, — там мученики, преподобные, святители, — праведных не так много, пожалуй, меньше, чем других. Поэтому очень значимый это такой момент, что как бы за этим его внешним успехом скрывается по-настоящему, а потом, в конце жизни и не скрывается, проявляется во всей полноте его простая, хорошая, правильная человеческая вера и преданность Господу.

М. Борисова

— Но там и корни были, там, собственно говоря, не первый святой в этой семье.

Протоиерей Максим

— Да, не первый святой. Но это мы уже можем говорить почему, как так получилось, за счет чего и ну и так далее.

М. Борисова

— И вот еще один удивительный святой, которого мы будем вспоминать на наступающей неделе, это священномученик Дионисий Ареопагит — память его 16 октября. Ну это тема такая обширная, поскольку тут и личность, тут и исторический контекст, тут и литературное наследие. В общем, не знаешь, с чего начать.

Протоиерей Максим

— Давайте мы сразу литературное наследие оставим псевдо-Дионисию.

М. Калинин

— Да, в интернете про литературное наследие много хочется сказать.

Протоиерей Максим

— Будем прямо говорить, в том числе и в «Православной энциклопедии», что все-таки то, что называется «Ареопагитиками» — это не Дионисий Ареопагит, который с апостолом Павлом, и чью память мы совершаем непосредственно на этой неделе, это все-таки другой человек.

М. Калинин

— Да, другой человек. То есть есть много в текстах указаний на это, что этот человек описывает богослужение более позднее. Но вот тем не менее сам образ Дионисия Ареопагита, который к тому же упоминается в Новом Завете, упоминается в Книге Деяний, мне кажется, он заслуживает внимания. И вот если даже не принимать во внимание его связь с Галлией и что он имел отношение к городу, который стал нынешним Парижем, вот если даже смотреть на свидетельства Книги Деяний, когда он там появляется — когда апостол Павел проповедует в Ареопаге. И вот он, как член Ареопага, и называется Ареопагитом. И проповедь эта апостола Павла, она знаменательна в том отношении, какой миссионерский прием он там применяет. Потому что мы из Послания к Римлянам знаем, что апостол Павел к язычеству никаких теплых чувств не питал. Он считал, что многобожие это результат добровольного искажения ума человека и его сердца, что люди-многобожники несут за это ответственность, потому что они могли бы познать Единого Бога. Но в Ареопаге апостол находит хоть что-то хорошее, он хотя возмущается, что в Афинах очень много идолов, но он говорит, я у вас нашел памятник Неведомому Богу и я хочу вам о Нем рассказать. То есть он находит подход к этим людям, опять же вот как в случае с милостыней для Иерусалима, здесь он преодолевает свое отвращение к многобожию и, не заигрывая с ним, то есть не говоря, что это хорошо, он просто с этими людьми находит понятный для них язык. Но при этом проповедь не имела особого успеха. Когда эллины, философски настроенные, услышали про воскресение мертвых, они дальше не были готовы его слушать. Однако Дионисий Ареопагит уверовал, согласно Книги Деяний, именно тогда. То есть вот опять это по-человечески и для нас очень полезный образ. Мы знаем, с одной стороны, что апостол Павел очень успешный проповедник, который по всей империи основал общины, яркий во всех отношениях человек, но и он сталкивался с неудачами, ну или когда отдача была не столь сильна. И он не отчаивался. Но при этом во время этой проповеди, не самой удачной, он нашел такого человека, который потом вошел в историю Церкви, который стал его преданным учеником, который продолжил его дело. То есть далеко не всегда удача измеряется цифрами, далеко не всегда она измеряется количеством людей, которые тебя услышали, там KPI и так дальше. То есть в данном случае это был один человек или один из немногих, который оказался таким плодом. А с другой стороны, Дионисий, который услышал и, несмотря на то что все остальные не впечатлились речью Павла, не могли ее принять, он-то, в нем что-то перевернулось, и он за Павлом последовал. Несмотря на то, что его контекст, его, как сейчас говорят, референтная группа, те люди, на которых он, видимо, ориентировался, с которыми вместе он состоял в Ареопаге, не поняли, кто это и даже над Павлом насмехались. Он уверовал и пошел за ним. Мне кажется, это очень красивый образ, очень актуальный.

М. Борисова

— А почему так много все-таки копий сломано вокруг текстов, которые приписываются святому Дионисию?

Протоиерей Максим

— Ну это связано, конечно, с тем, что впервые эти тексты появились в монофизитской среде и использовались монофизитами-еретиками для обоснования своих положений. Это первый, конечно, момент. И хотя в дальнейшем, при более подробном разборе, что называется, стало понятно, что там ничего еретического в принципе нету, это действительно по-настоящему глубокие тексты, почему они так уверенно датируются все-таки не первым веком, а гораздо более поздним временем, потому что даже если не брать то, о чем Максим сказал, описание богослужений более позднего времени, влияние Плотина...

М. Калинин

— Там необыкновенный язык философский.

Протоиерей Максим

— Сильный язык философский. И при этом все те нехристианские положения неоплатонизма оказались в этих текстах, по сути дела, преодолены. Поэтому это такой мощный синтез философии, по-настоящему глубокой и высокой, и христианства. Поэтому, конечно, авторитет, более поздний авторитет «Ареопагитик», он необыкновенно высок, как у Западной, так и у Восточной Церкви.

М. Калинин

— И особенно, конечно, поражает его сочинение о мистическом богословии. Оно очень короткое, причем сам автор говорит, почему оно короткое. Потому что он там говорит о том, что Бог выше всего, и он говорит, что когда ты пытаешься понять, кто есть Бог, ты не можешь сказать практически ничего. То есть у тебя получается небольшой текст, в котором ты говоришь, кем Бог не является. Потому что Бог это не природа, Бог это не красота, потому что Он выше красоты, не единое, потому что Он сверхединый, и даже, хотя Бог называется любовью и светом, но Он любовь и свет не в том смысле, в каком мы можем себе это представить. Поэтому автор говорит, что Бог обитает в пресветлом мраке — то есть Он выше мрака и света. Вот это вот очень трудный очень красивый, очень возвышенный его текст о мистическом богословии, где он говорит, что Бог превосходит любое наше разумение. И мне очень нравится эпиграф, который этому тексту предшествует, который характеризует автора этого текста: «И ум ты оставил блестящий, и ведение сущих ради Божественной ночи, которой нельзя называть». Божественная ночь — как символ того, что Бог непознаваем, и даже блестящий ум не может Его выразить.

Протоиерей Максим

— И при этом раз уж мы сегодня говорили об Оригене, можно сказать, что здесь псевдо-Дионисий удивительным образом превосходит и выправляет Оригена...

М. Калинин

— Да.

Протоиерей Максим

— Который все-таки считал, что Бог непознаваем только в силу нашей поврежденной природы. Если нашу природу уже исправить, то Бог будет познаваем. Так вот псевдо-Дионисий пишет, что нет, Бог непознаваем в принципе. И при этом то наше причастие одновременно Ему, вот этот такой платонический образ чаши, из которой выливается, что-то переливается и нам достается, то что вылилось, что это все-таки не познание Бога, что это Бог не отчасти, не какой-то Своей стороной, не каким-то Своим проявлением, а это Бог в полноте. То есть, с одной стороны, мы причащаемся Богу в полноте, а с другой стороны, Бог по сути, сущности Своей в природе непознаваем в принципе. Вот это вот важнейшая мысль для православного богословия.

М. Калинин

— Которую Григорий Палама потом развил и опирался как раз на Дионисия Ареопагита.

Протоиерей Максим

— Да, сначала Максим Исповедник. То есть сами эти тексты, как мы уже вот только что говорили, они необыкновенно важны для всего дальнейшего развития православного богословия. Хотя здесь мы уже говорим не о том святом, о неизвестном святом.

М. Борисова

— А вот совершенно удивительны, мне кажется, хитросплетения судьбы святого, даже после его кончины. Ведь смотрите, он принял мученическую смерть в Лютеции, собственно, в Париже нынешнем, там же остались его мощи. Более того, спустя несколько веков при перезахоронении мощей возникло, собственно, аббатство Сен-Дени, посвященное именно этому святому, ставшее усыпальницей французских королей. И, казалось бы, вот все почитание сосредоточено там, на Западе. Но при этом благодаря своду этих текстов «Ареопагитик», которые через византийских богословов перекочевали на Русь, и хотя авторство, как выясняется уже сейчас...

Протоиерей Максим

— А по последней версии-то вообще грузин, Петр Иверийский.

М. Калинин

— Да, даже не сириец. Вот сирийский патриотизм-то ликовал, что западный сириец был автором этих текстов.

М. Борисова

— И при этом, оказавшись на российской почве, как многие утверждают, что сочинение именно Дионисия Ареопагита, невозможно без них понять духовный мир Древней Руси. Вот такая вот удивительная траектория.

Протоиерей Максим

— Да.

М. Борисова

— Как воздействие святого, перекочевав через страны и чуть ли не через весь континент, дало такие всходы, благодаря даже, пускай, ошибочно приписываемым ему сочинениям, но его именем.

Протоиерей Максим

— Пути Господни неисповедимы. И в этом удивительное чудо, то о чем Максим говорил, как через одного человека, когда впервые мы открываем еще Ветхий Завет и видим, что да, всего один сын был у Авраама, и всего один сын был у Исаака, который как бы наследовал. То есть вроде бы сначала идет, точно так же, как в Ареопаге у апостола Павла оказался единственный ученик. И мы видим, как это расцвело, как вы справедливо сказали, на Западе и на Востоке. И я поразился, в свое время мой сын, учась в шестом классе, вдруг начал читать Ареопагита и полгода его читал. Ничего не понял, но почему-то не бросил.

М. Калинин

— Невероятно.

Протоиерей Максим

— То есть какая-то сила и какая-то... Я думаю, он даже ничего и не запомнил, но почему-то это было ему важно, что вот эта вот истина, веющая от этих текстов, она действительно оказывается выше наших человеческих перегородок.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица», совместный проект радио «Вера» и православного интернет-портала «Иисус». В студии были Марина Борисова, Максим Калинин, шеф-редактор портала, и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Протоиерей Максим

— Храни вас всех Господь.

М. Калинин

— Всего вам доброго.