«Как христианину не быть язычником?». Священник Петр Кузнецов

У нас в гостях был настоятель домового храма в честь иконы Божией Матери «Всецарица» при Архангельском клиническом онкологическом диспансере священник Петр Кузнецов.

Мы говорили о том, как христианство изменило языческий мир, и как современным христианам не допускать языческих подходов в отношениях с Богом.

Ведущий: Александр Ананьев

---

А.Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья!

Меня зовут Александр Ананьев.

Я, в очередной раз, начинаю серию вопросов самого настоящего неофита — я крестился, для тех, кто, может быть, слушает нас впервые, чуть больше трёх лет назад. Вопросов у меня — как у дурака фантиков, и их становится больше с каждым днём. И здорово, что есть люди, которые готовы на них ответить.

И некоторые знакомства — они подобны жемчужинам. Расскажу, что, вот, с человеком, который сейчас находится в нашей студии, светлой студии радио «Вера», нас познакомила прекрасная Нина Миловидова — человек, отвечающий за связи с общественностью в московской Алексеевской больнице, человек, который просто знаком, по-моему, со всеми уникальными абсолютно батюшками.

И, вот, она говорит: «Обязательно познакомьтесь с настоятелем домового храма в честь иконы Божией Матери „Всецарица“ при Архангельском клиническом онкологическом диспансере, который со своего севера, вот, собирается приехать в Москву — со священником Петром Кузнецовым из Архангельска».

И мы, конечно же, не упустили такую возможность — сегодня он здесь, с нами, в студии.

Добрый вечер, отец Пётр!

О.Пётр:

— Здравствуйте!

А.Ананьев:

— Мёрзнете?

О.Пётр:

— Слегка... как-то у вас очень сыровато в Москве!

А.Ананьев:

— Слушайте... Вы... вот, я о Вас много читал, и Вы производите впечатление абсолютно... знаете... современного, европейского, очень крепко связанного своей историей, семьёй с жизнь большого города, человека.

И вдруг — Архангельск, и вдруг — вечная мерзлота, север, какие-то язычники вокруг... как Вы там оказались? Это — во-первых. А, во-вторых — как Вам там живётся?

О.Пётр:

— Ну... не «какие-то язычники», а православные — начнём с того. Это — во-первых. А, во-вторых...

А.Ананьев:

— Всё-таки, русский север...

О.Пётр:

— Да...

А.Ананьев:

— ... шаманы, бубны...

О.Пётр:

— Ну, нет — там нет шаманов, никаких Будд там нет — они в Бурятии...

А.Ананьев:

— Бубны...

О.Пётр:

— Там... занимаются некоторые камланием, до сих пор, на самом деле... занимаются... женщины... такие... старухи-повитухи, которые, в советский период, крестили в банях, за... скажем так... неимением храмов, которые были разрушены или закрыты. Ну, и в это вот крещение, так сказать... «старостихин чин» — так его называли... старостихи храмов крестили — ну, и вносили свою, конечно, вот эту языческую лепту. В просвещение молодёжи, и не только.

И, вот, на сегодняшний день, мы имеем, что имеем, как говорится.

Что касается меня, то мне...

А.Ананьев:

— Вы — театральный человек, абсолютно...

О.Пётр:

— Мне один мой знакомый, ортодоксальный еврей по фамилии Йоффе, который живёт в Израиле... мы с ним как-то встретились, а не виделись мы с ним, наверное, лет двадцать... на концерте Гребенщикова, когда ему исполнилось тогда 65 лет. И он, общаясь со мной где-то час, мне сказал: «Ты знаешь, слушай, — говорит, — ты какой-то... вот... земной — с тобой можно говорить о проблемах. А, в основной массе, к духовенству православному просто сложно подступиться — по разным причинам...» — ну, просто, такой я человек! Я себя таким не создавал специально, как-то не работал над собой в этом плане. Вот, какой есть, такой есть. Каким уродился, таким и сгодился. Для Бога.

Священником я быть не собирался совершенно — вообще. Мне три года навязывали это дело откровенно. Я три года брыкался, как мог. Но, в итоге, вот, так сложилось, что я стал священником на русском севере.

Стал священником, и я об этом, конечно, не жалею вообще. Бывает очень сложно, безусловно. Всякие разные перипетии случаются, очень печальные... очень печальные... в мой личной жизни. Но... я понимаю, что если не я, то — кто ещё будет этим заниматься? Там... детдомами, домами малютки, инвалидами, просто людьми... и больными людьми тяжело... И приходится, вот, собственно, с этим как-то существовать — во Христе, скажем так.

Вот. Я на Бога уповаю во всём. Потому, что — то, что я сделал на севере, я бы не сделал без Его помощи вообще... вообще...

А.Ананьев:

— Что это?

О.Пётр:

— Ну... я, скажем... ну, вот, я построил два храма новых — в Питере я бы вряд ли это сделал. По разным причинам. Не буду их озвучивать в эфире, чтобы нежным ушам неофитов, так сказать... не навредить их сознанию, если честно. Пускай приезжают — я им расскажу лицо в лицо. Но я это умудрился сделать.

Строили мне, причём, храмы зэки на зонах. И... как бы сказать... платой за строительство храма — это было УДО. То есть, я договаривался с начальниками тюрем и зон, что ребята строят храм — и выходят по УДО. И, вот, они так формировали бригады, что... вот... люди...

Я помню, как-то приехал на зону — «Лесная речка» она называется. Ко мне подошёл один зэк, бригадир, и говорит: «А Вы что-то ещё будете строить?» Я говорю: «А что?» Он говорит: «Да как-то... с Вами проще выйти отсюда». Я говорю: «Ну, если что-то буду, то — буду».

А.Ананьев:

— Кстати, священнику — услышать в свой адрес: «С Вами проще выйти отсюда», — ну... такая... глубокая фраза, имеющая, в меньшей степени...

О.Пётр:

— Ну, я тогда не придал этому такого... знаете... особо глубокого значения. Я прекрасно понимаю, что зона — далеко не сахар, особенно в России, поверьте. Священник, который окормлял две зоны — я это знаю прекрасно. Я там и служил Литургии, и крестил, и проводил беседы, катехизировал... вот... и, причём, не только... привозил всяких разных людей с концертами. И, причём, не только, именно, заключённых... и служащих тюрем — им тоже, как всяким людям, нужна помощь, и поддержка... потому, что там серьёзные духовные проблемы у них, да...

А.Ананьев:

— Я, конечно, сначала хотел поговорить с Вами о шаманах с бубнами, о язычниках, которые живут на севере, и с которыми как-то приходится сосуществовать. Может быть, брать их за руку, и говорить: «Друг мой... а, давай, я расскажу тебе о Боге?» — ну... об этом сначала хотел поговорить. Но уж больно Вы меня зацепили историей про заключённых, которые строили храм.

Вопрос первый. Это были верующие люди?

О.Пётр:

— Они были крещёные. Но не воцерковлённые.

Это, понимаете... вот, расскажу такую историю. Есть такой фильм Пасечника Александра «Ковчег». Я там, в этом фильме, рассказываю эту историю тоже. О революционных матросах, которые были крещёные, но не просвещённые. И, вот, когда эти революционные матросы грабили храмы, а бабки им говорили: «Что же вы, сынки, делаете? Вам же Евангелие читали...» На что они отвечали: «Бабка, мне его не читали. Мне только целовать давали».

Вот вам — просвещение XIX века. Вот — результат этого просвещения. Понимаете? То, что мы, на самом деле, вкушаем по сию пору. И, вот, как человека замотивировать на Евангелие, понимаете? Как говорил митрополит Антоний Сурожский, надо сначала человека — вочеловечить, а потом уже воцерковить. Отогреть, понимаете?

Я, вот, занимаюсь миссией уже... движение «Родная земля» Сретенского монастыря... уже восемь лет. И мы что-то... какие-то концерты давали, плясали... там... играли на трубе, у меня люди пели... там... песни различные, в том числе, без слуха и без голоса, на английском языке «Мy way» Фрэнка Синатры — был хит, вообще, деревенских клубов, у меня один семинарист исполнял замечательно... сейчас он уже священник, кстати.

Вот. И я понял — что-то мы не то делаем. В зал-то люди приходят, а в храм — нет. Что мы такие... как бы... бременские музыканты. Вот.

Причём, когда они только приехали на крайний север — первые были экспедиции, мы вешали огромные афиши, расписывая — кто это, откуда, сколько человек, Сретенский монастырь, Москва, хор... трали-вали... там... музыкальные инструменты, и прочая, прочая... репертуар... там... песни военных лет, духовная музыка... там... советская эстрада, и прочая, прочая. Бабушки долго это читали внимательно, этот список, потом приходили — вход свободный, главное! Они приходили, садились и ждали — песни Лещенко... там... ну, и так далее.

А, а итоге, где-то через пять лет, мы приехали на север с группой... я приехал в Кевролу, мы пришли к клубу, и там просто висел огромный ватман, на котором было написано зелёной краской: «Выступают московские ребята». Я говорю: «Вот — это слава, ребята, ваша!» Уже не нужно объяснять, кто ты, откуда — все уже знают, что это вот — московские ребята. И с ними — хорошо и тепло. Вот.

Но, на самом деле, я... вот, был случай такой, когда я с одним из семинаристов — Димой Щуровым — он очень хороший регент и музыкант — мы пришли в одну семью многодетную, нищую, и просто привезли продукты. Это были консервы — два больших пакета. И какие-то там ещё были сладости, ещё что-то, я уж не помню... детская литература православная, там... частично.

И когда я увидел глаза детей и матери — большей благодарности, чем в этих глазах, я не видел за всю свою сложную, я бы сказал так, богатую всякими событиями, жизнь.

И я понял, для чего нужна миссия. На самом деле.

А.Ананьев:

— Накормить.

О.Пётр:

— Хотя бы, прийти и увидеть эти благодарные глаза. Как человек — к человеку. Потому, что человека может только отогреть человек — это моё личное мнение. И больше никто. Никакие программы, никакие, там, фестивали, никакие... там... чтения, понимаете, которых сейчас куча — толку от них, мне кажется, очень мало. Вот.

А именно вот такая вот помощь — глаза в глаза. Понимаете? Когда человек кричит от боли, ему нужен... скажем так... анальгин, а не говорить, какие у нас успехи в медицине, собственно. Вот, в этом всё дело.

И сейчас я, собственно, этим и занимаюсь. Непосредственно. Не хочу себя рекламировать... я буду, скорее, рекламировать людей, которые вокруг меня — это, вот, мой приход Александра Невского, замечательные люди, северодвинские... и москвичи... и часть — петербуржцы помогают, спасибо им огромное. Потому, что от местных властей, к сожалению, помощи не дождёшься — это я говорю со всей ответственностью — только разговоры. Вот... Это, вот, Детский дом, Дом малютки... старики...

А.Ананьев:

— О какой помощи идёт речь?

О.Пётр:

— Внимание к людям.

А.Ананьев:

— Нет, с Вашей стороны — да. Вот, москвичи, например, как могут помочь?

О.Пётр:

— Ну, мы привозим какие-то подарки. Они, как бы, стараются нам это дело оплатить. Необходимые вещи, какие-то лекарства, какие-то игрушки, какие-то вещи... ну, и так далее. Вот.

Плюс — естественно, мы занимаемся духовным окормлением этих людей. Детей маленьких мы не можем окормлять — по причине того, что их могут передавать в семьи, а там — семьи могут быть разного вероисповедания, лишь бы детям не навредить. Но, если, скажем, ребёнок попадает в православную семью, то она, совершенно спокойно, может к нам обратиться, и мы крестим ребёнка. Крёстным могу выступать я. Потому, что с крёстными — проблема. С женщинами-крёстными — там попроще. В основном, это бабушки, которые... основная задача крёстного — это молиться за своего...

А.Ананьев:

— А почему с крёстными проблема на севере?

О.Пётр:

— А потому, что там, вообще, проблема с православными, на севере. Как и везде. А крёстные — это ещё... понимаете, это ответственность...

А.Ананьев:

— Слушайте... у меня на каждую фразу вопросы! Что значит — «как и везде»? У меня, вот... сейчас я поехал... вот, пока ехал сюда, думал, что у нас здесь нормально всё!

О.Пётр:

— Ну, я Вам могу так сказать... вот, смотрите... Я вчера был на Литургии в Сретенском монастыре. На Литургию пришло 2000 человек. Лично я причащал человек... ну, больше ста, точно.

Вот, спроси их: «Будешь крёстным?» — «О, это такая ответственность... батюшка, да Вы что? Нет, не надо... не-не-не... зачем... не-не-не!»

А.Ананьев:

— Ну, разве это — неправильно?

О.Пётр:

— С одной стороны — да...

А.Ананьев:

— Это куда, как лучше, чем сказать: «Да, не вопрос, вообще... пустяк!»

О.Пётр:

— А вопрос, внутренний, к себе. Если священник предлагает духовную ответственность — это предлагает не священник, это Христос. Я ведь от себя не говорю ничего, как говорит Христос в Евангелии. Я говорю только Евангелием, и больше ничем.

И когда мы слышим такие фразы:

— Почему не причащаетесь?

— Я недостоин.

А как ты можешь быть недостоин Бога, Который за тебя распялся и умер в грязи, в крови, в хамстве — за тебя, лично за тебя? И распинается каждый день, между прочим.

У замечательного философа ХХ века Мераба Мамардашвили есть такая фраза... хотя, это, я считаю, был, наверное... ну... единственный, наверное, христианский философ на постсоветском пространстве... и советском пространстве... у него есть такая фраза в лекции о Декарте, что Христос распинается за нас каждую минуту. Это факт. Это евангельская истина. То есть, Мамардашвили ничего здесь не придумал, он просто это озвучил. Вот.

И, вот, здесь, когда мы приходим к людям, и говорим: «Вот, надо, чтобы Вы... как бы... хотя бы, просто молились за этого ребёнка...» — самоотверженного ничего не требуется! Ребёнка могут увезти на другой край страны, сейчас такое время, что люди мигрируют массово куда-то там, и так далее, к сожалению... ну, хотя бы, просто за него возносить молитвы к Богу, и они услышаны будут, и понятно, что Бог видит твои старания духовные, ради этого человека. И Он уже решает его судьбу. Понимаете?

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— Человек, с которым интересно говорить обо всём. Человек-явление, который, на первый взгляд, даже не производит впечатление священника, а, скорее, бас-гитариста группы «Аукцион»...

А.Ананьев:

— Да и слава Богу...

А.Ананьев:

— ... настоятель домового храма в честь иконы Божией Матери «Всецарица» при Архангельском клиническом онкологическом диспансере, и ещё много что, чего... простите мне эту вольную формулировку... священник из Архангельска Пётр Кузнецов сегодня в гостях. У меня было желание говорить с отцом Петром о язычестве, о том, как самим не свалиться в язычество, но разговор получается, как это часто бывает с людьми такого масштаба, гораздо шире, и глубже, и интересней. Говорим — сразу обо всём.

Хочу остановиться поподробнее на том, сколько христиан православных стоят на Литургии сегодня... вот, по Вашей оценке?

О.Пётр:

— Ой, Вы знаете... ну, всё относительно, опять же...

А.Ананьев:

— Причём, давайте... вот... чтобы никого не обижать каким-то огульным «они» — давайте про меня.

Я — христианин? Да, или нет?

О.Пётр:

— Нет... ну, я могу сказать про свой приход совершенно спокойно. И это будет — про меня, насколько я священник достойный, который приводит людей ко Христу. Я думаю, надо от этого отталкиваться, прежде всего — кто стоит в Алтаре?

Мы понимаем, что человек, приходящий в храм, приходит ко Христу. Но личность священник очень многое значит в воцерковлении и в катехизации, и в отношении к Богу, на самом деле. Я так считаю.

У меня часовня маленькая. У меня, если стоит 20 человек — это уже полная часовня. Полным-полно.

Я призываю своих прихожан — всем причащаться, кто в храме. Потому, что это и есть смысл Литургии.

А.Ананьев:

— А как же — готовиться?

О.Пётр:

— Так, и это не так сложно, как кажется, опять же. Это не так сложно, как кажется.

А.Ананьев:

— Ну, в нашем... честно — это мне... это требует усилия от меня.

О.Пётр:

— Это — вопрос, понимаете, на самом деле, твоего отношения ко Христу. В этом дело всё.

Я, вот, готовлюсь каждый день уже 11 лет. И для меня это — не проблема. Потому, что... как бы... я правильно расставил, в своё время, приоритеты. И призываю своих прихожан, свою общину, скажем так... потому, что мне хочется, всё-таки, создать, действительно, православную христианскую общину вокруг Христа и Евангелия, а не торговую точку... и, поэтому... это не так сложно, уверяю Вас.

У нас, по Положению Патриархии, можно причащаться 2 раза в месяц, в принципе... если так... да? И всегда найдётся время, если для тебя Христос является главою угла. И, собственно, спасением твоей души. А не тем, что сейчас происходит, к сожалению, в Европе, где Бог стал просто...

А.Ананьев:

— Торговой маркой?

О.Пётр:

— ... персонажем Евангелия. Просто. Весёлой доброй книжки, которая хорошо кончилась. Хотя, кончилась она для всех плохо, как итог — там в живых-то остался только один Иоанн Богослов. Но... вот, как бы... такая история, да?

И, когда ты приходишь... вот, с чего начинается язычество? Именно с сознания. Когда ты приходишь, тебя приглашают в чей-то дом... опять же, возьму русский север, да и не только... в больших, красивых стеклянных шкафах дорогих на первых местах стоят фотографии внуков, там... фотографии... там... Пицунда, 1989 год... там... какие-то полуголые люди... и, с трудом, в них угадываешь хозяев семьи... и так далее... и так далее... А иконочка Христа или Богородицы — на заднем плане, у стеночки где-то вообще... там... она теряется в этом хрустале... её нет.

Я говорю: «А икона есть?» — «Да, да, да... конечно! Вот, смотрите...» Я говорю: «Это что такое? Объясните мне. Вот, мне объясните — что это? Ради чего?» — понимаете? Вот, в чём — проблема-то вся.

У меня был случай, в этом плане — насчёт, опять же, язычества. Одна прихожанка мне рассказывала. В Пинеге, где я начинал, на крайнем севере, её соседка захотела освятить дом. И она ей такую фразу бросила: «Ну, сначала самих надо освящать-то, а потом уже дом. Приходите на службу!» На что та сказала: «Не-не-не... у нас всё в порядке, нам это ни к чему!» — хотя, в храме не была ни разу. Даже на Пасху. Яйца не освящала.

Обычно у нас наплыв — на Рождество, Крещение, Преображение — яблоки... ну, и, естественно, Пасха — яйца, куличи... там... жареные куры, винегреты, и так далее.

А.Ананьев:

— Ну, и выпить...

О.Пётр:

— Ну, да! Иногда кто-то приносит вина, но я видел в Петербуржских храмах, что тащат всё, вообще, из алкоголя, и, особенно, дорогого.

Ну, вот, такая история... И священник получается таким уже... знаете... жрецом... а не пастырем духа, который спасает овец и отгоняет волков. И... он просто ходит и занимается вот этими требоисполнениями, к сожалению...

А.Ананьев:

— Я, каждый раз, когда об этом думаю, и когда это вижу — так, по-неофитски тоже... что называется... вопию: «Это же не работает! Это же всё — профанация!» На что мне отвечает моя жена, человек очень мудрый, и гораздо более опытный в этих вопросах. Она говорит: «Саш, оставь... нельзя недооценивать действия Святого Духа».

О.Пётр:

— Я согласен здесь с Вашей супругой... но тут ещё надо понимать, что надо, в общем-то, людям разъяснять, что это ненормально. Но этого не происходит, вот в чём дело.

Опять же, обращаюсь именно к Евангелию, и больше ни к чему! Потому, что Христос не открывал церковных лавок. Я бы сказал так... если мы читаем Евангелие внимательно, Он их закрывал. Христос не занимался вот этой всей историей. Мы видим пример совершенно других вещей! Обратите внимание — мы же, по сути, к сожалению великому, поставили Евангелие, его смысл, с ног на голову.

Вот, Христос, скажем, освятил и накормил 5000 человек хлебами и рыбой — и что делает потом? Он удаляется для молитвы. Он не молится публично. Он учит нас молиться тайно. Об этом прямо и говорит. Но — обличать неправду, обличать лицемерие, обличать ложь книжников, фарисеев и первосвященников — Он это делает публично, невзирая на опасность. Ведь, сколько раз мы читали в Евангелии, когда Его хотели просто убить. Но не смогли этого сделать потому, что время Его тогда не пришло.

Вот. И Он посылает тогда... обратите внимание на эти слова Бога, обращённые к апостолам: «Я посылаю вас, как овец, среди волков», — Он ничего хорошего в служении Богу не обещает. И, опять же: «Будут гнать вас за Имя Мое... но цена эта слишком высока, и, поэтому, всё это будет вам воздано на Небе, ибо Царство Мое не от мира сего есть». И эти люди — просто идут... так сказать... умирать за не просто какую-то идеологию, а за истину, которую они обрели во Христе. Вот, это очень важно понимать.

Умереть за Христа — ведь, это не обязательно, что тебя приведут к кресту... там... хотя, и сегодня есть такие истории... скажем... история с иереем Даниилом Сысоевым, которого убили на паперти храма... вернее, не на паперти... по-моему... на амвоне... застрелили... за его просветительскую, кстати, деятельность, и больше ни за что. Там... вопрос его смерти — это отдельная история... но тем не менее.

Вот... Но умирать за Христа можно и отдавая что-то от себя — это очень важно. То есть, ради другого человека, необходимо просто, если ты христианин, тратить своё время, своё милосердие, своё внимание, своё... есть такое замечательное слово в христианстве, я считаю... не просто соучастие в проблеме, а — сострадание. Страдать вместе. Вот, это и есть христианство, по сути своей. И больше ничего. И больше ничего. Ни золотые купола, ни какие-то там огромные золочёные иконостасы, и так далее. Хотя, это Церковь земная, зримая... это, на самом деле, необходимо, для сознания человека, чтобы, наверное, всё-таки, проще было войти под свод именно Христовой истины, а не просто в некое красивое здание, да? Мы это понимаем, что если бы это был грязный обшарпанный храм какой-то, где плохо пахнет, народ бы просто, наверное, отвернулся и не пошёл бы. Хотя, в советское время, люди именно... на самом деле... благодать ощущали в разрушенных, разбитых... простите... замученных храмах. Потому, что других не было просто.

А.Ананьев:

— Мой большой друг — психолог, христианин... христианский православный психолог Александр Ткаченко — рассказывал о своей первой Литургии Рождественской в разрушенном храме, где... там... через дырки в пробитых куполах были видны звёзды. Он говорит, это было самое сильное, самое запомнившееся, самое...

О.Пётр:

— Ну, это момент... такого... апостольства...

А.Ананьев:

— Да.

О.Пётр:

— Знаете, есть такой фильм «Камо грядеши?», польский, про... по сути, он посвящён апостолу Петру, той истории, когда он ушёл из Рима, и вернулся, когда Господь вышел ему навстречу. Я думаю, этот фильм надо всем священникам православным посмотреть. Потому, что вот этот момент, когда Господь спрашивает: «Ты куда?» — он говорит о том, что: «Ну... там всё плохо, нехорошо... я решил уйти. Я им не нужен, и слово моё не нужно...» И Господь говорит: «Ну, тогда иди. Я пойду в Рим». Он говорит: «Зачем?» — «Ты же его оставил».

Господь не оставляет никогда — мы оставляем. Мы. И Господь от нас не отворачивается никогда — мы отворачиваемся от Него. Когда где-то нас прижмёт. Мы начинаем Его, как ни странно, ругать — что всё плохо... там... и так далее. Вместо того, чтобы хвалить и благодарить, что есть возможность Богу послужить в этих страданиях — и тогда страдание уходит. Об этом говорят все святые отцы Православия, на самом деле.

Вот. И там есть такой сюжет, в фильме. Я имею в виду... вот... про апостольскую простоту и глубину. Когда человек заходит... еврей... во двор просто маленькой бедной избухи, и там сидит полнота христианской Церкви — апостол Павел, апостол Пётр... по-моему, ещё апостол Лука... и они просто едят простой мякинный чёрный хлеб и пьют... там... то ли вино, то ли воду. Вот... понимаете... трапеза апостолов. А не архиерейская, извините... с наименованиями, в количестве... не знаю, сколько.

Вот... и, в итоге... и, вот, он увидел полноту этой Церкви. И, в этой полноте, собственно, Церковь — она и победила. Об этом, кстати, прямо говорит митрополит Антоний Сурожский — о том, что мы, по идее, должны быть Церковью проигравшей.

Вот, «блаженны нищие духом...» — когда у нас ничего нет. Вот, тогда мы, действительно, говорим Богу: «Помоги!»

Замечательный религиозный философ Соловьёв, в начале ХХ века, вывел такую удивительную формулу, что молитва начинается тогда, когда заканчиваюсь я.

То есть, когда у тебя ребёнок ушёл, и его нет три дня, и ты не знаешь, что с ним, тогда начинается молитва. Когда тебе ставят смертельный диагноз и говорят: «У Вас осталось где-то полгода...» — там... допустим... да? Начинается молитва. Когда я, действительно, теряюсь и не понимаю, что дальше — я бегу в храм... да, ставить свечки, заказывать сорокоусты, и так далее... потому, что я не знаю, что мне делать. Я... я — муравей, по своей сути... я сознание имею в виду, да? Но, в этот момент, ты любим Богом, как никогда. Ибо, Он ждёт вот этого обращения твоего к Нему. Когда Он будет действовать, непосредственно, и решит проблему так, как надо. Не так, как ты хочешь, как бы это произошло, а именно так, как тебе надо, только ради одного — спасения твоей души. И больше ни для чего.

А.Ананьев:

— Благодаря Вам, отец Пётр, я, наконец, понял, что мне сказала однажды матушка — жена священника, у которого сгорел деревянный храм. Великолепный, очень тёплый и очень хороший храм сгорел, и он был... ну... растерян и собран, одновременно — потому, что надо было всё восстанавливать. А у неё глаза сияли счастьем.

Я спросил: «А что происходит? Почему Вы так...»? Она говорит: «Так, я же счастлива — Господь нас не оставил. Мне было так страшно, что Он отвернулся от нас — у нас всё было так хорошо... а сейчас, вот, выпало на нас вот это испытание, и я знаю, я чувствую, что Господь рядом».

Сейчас мы прервёмся на минуту, отец Пётр...

О.Пётр:

— Самое страшное гонение... в заключение хочу сказать... это — отсутствие гонений, на самом деле.

А.Ананьев:

— Слушайте, я устал... Вы слышите клацанье клавиатуры? Я просто записываю за отцом Петром... вообще... все его высказывания!

Сейчас мы прервёмся на минуту, чтобы через минуту вернуться к разговору, и продолжить за тем, что рассказывает замечательный священник Пётр Кузнецов из Архангельска — здесь, в программе «Вопросы неофита» на радио «Вера».

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— И мы возвращаемся к разговору. Настоятель домового храма в честь иконы Божией Матери «Всецарица» при Архангельском клиническом онкологическом диспансере Пётр Кузнецов из Архангельска — здесь, в студии.

Кто я — уже не важно. Потому, что я готовил для вас...

О.Пётр:

— Ну, почему не важно? Важно.

А.Ананьев:

— А потому, что я подготовил, дорогой отец Пётр, порядка пятнадцати вопросов, и я ни одного не успел задать...

О.Пётр:

— Ну, озвучим хоть один! Последний.

А.Ананьев:

— Например, Масленица — по своей сути и форме, отец Пётр, языческий праздник, который прекрасно уложился в традиции и логику Православия... я не хочу этот вопрос сейчас задавать. У меня к Вам — другой вопрос...

О.Пётр:

— Ну, насчёт Масленицы, я отвечу кратко. Действительно, это языческая форма проводов зимы, когда сжигают Кострому — так раньше называли этих вот соломенных кукол огромных... ну, не только... детям дарят этих куколок, девочкам особенно. Ну, вот. И, в этот же момент, у нас, знаете... такой... очень странный симбиоз — Прощёное Воскресенье у православных христиан, в этот же момент. И когда люди — я просто это знаю — думают так: «Надо прийти, попросить прощения... ещё надо успеть на площадь, на...

А.Ананьев:

— Когда будут жечь Кострому, да...

О.Пётр:

— ... там же блины раздают...» — а как же?

А.Ананьев:

— На лопате, причём...

О.Пётр:

— Да. И... так сложилось, что я пишу стихи. Но я... скорее, это даже не стихи. Это какие-то такие рифмы, облечённые в форму... некие... такие... поэтические... это как средство... такой... внутренней моей терапии. Поэтому, поэзией высокой я это назвать не могу.

Вот, у меня есть фраза в одном стихотворении: «Не хотим мы спасения, нам бы — блин пожирней, да в Прощёное Воскресение...» Понимаете?

Вот, это вот... это вопрос — к сознанию. Опять же, возвращаемся к сознанию не просто человека, а нации. Нации.

Вот, вспомните советский период. Мы с Вами... так сказать... Вам — сколько лет?

А.Ананьев:

— Сорок четыре.

О.Пётр:

— Ну... почти ровесники. Мы с Вами, грубо говоря, внуки эпохи застоя, да? Скажем так. Масленица была в советское время? Была. А Пасхальные службы — были? Единицы. В каких-то, может быть, главных Кафедральных соборах крупных городов. И то — под присмотром милиции, комсомольцев, там... и так далее. Молодёжь туда не ходила вообще.

А.Ананьев:

— Я не совсем понимаю, о чём речь, поскольку я жил в городе... Протоиерей Фёдор Бородин рассказывает, что город Дзержинск, Нижегородской области — это один из немногих городов, где до начала 2000-х годов не было ни одного храма, часовни, церкви... вообще ничего. Он был построен то ли в 30-х, то ли в 50-х, и, по понятным причинам, там не было ничего. Поэтому... мне трудно ответить.

О.Пётр:

— Но, вот, факт. То есть, Масленица в сознании есть, а начало Великого поста — оно... так сказать... только для узкого круга, скажем так. Поэтому, такая история.

А.Ананьев:

— А как бы Вы отнеслись к вот такой попытке адаптации Прощёного Воскресения... Масленицы... вот... к Прощёному Воскресению?

Ты пишешь на бумажках... мне один священник рассказал. Он говорит: «Я это придумал, и очень радовался этой придумке», — она, как ему кажется, очень правильная. По сути... мне тоже так кажется. Но — как бы Вы отнеслись?

Давайте, ребята, напишем на бумажках всё то, где мы накосячили... даже не грехи, а то, за что нам хочется попросить прощения, и отпустить — чтобы не висело на нас больше. Понятно, что это — не исповедь, но... вот... какая-то вот такая, вот...

И ты пишешь эти бумажки, вставляешь их в это чучело, а потом смотришь, как они сгорают и улетают пеплом в небо.

С одной стороны, прикольная штука. С другой стороны, чистой воды язычество.

О.Пётр:

— Да. Абсолютно.

А.Ананьев:

— Вы — против.

О.Пётр:

— Ну... Вы знаете... я — ни за, и ни против...

А.Ананьев:

— Слушайте, а если речь идёт о шестилетнем ребёнке?

О.Пётр:

— Ну, я бы никогда... если бы у меня мои прихожане спросили, можно ли такую вот процедуру сделать, я бы сказал категорически «нет».

А.Ананьев:

— Почему?

О.Пётр:

— Потому, что это — язычество... потому, что нужна искренняя исповедь, надо выдавить из человека вот этот вот яд греха.

Знаете, как писал Антон Палыч Чехов своему брату, который тогда был в тяжёлом состоянии? «Ты пишешь мне о том, что у тебя нет сюжета для повести, для пьесы. Напиши о том, как человек, по капле, выдавливает из себя раба — вот, разве это не сюжет?»

Вот, принцип исповеди — он тот же. И только после того, как отпустятся грехи Святым Духом ( а не священником )... Святым Духом — потому, что это Таинство, и, таинственно, Святой Дух отпускает грехи, а не священник... священник только, как я это называю, подаёт кирпичи при строительстве храма души человека... по сути. Как Крещение... как всё... как Причастие. Поэтому, это очень серьёзная вещь — исповедь. Это — одна из... это не есть покаяние, но это — одна из сторон покаяния. Важнейшая, на самом деле. Потому, что покаяние — это изменение образа мышления. «Метанойя», так называемая, как по-гречески говорится...

А.Ананьев:

— Изменение ума, к которому мы все стремимся...

О.Пётр:

— И вот к этому нам надо идти, я считаю! Тогда язычество — оно само собой... знаете, оно — как, вот... истлевшее одеяло... оно рухнет с плеч — и всё.

Потому, что это — те самые «ветхие мехи», в которые мы пытаемся наливать «молодое вино», и у нас ничего не получается. И все это видят. Нам нужно изменить мехи.

А.Ананьев:

— Хочу отмотать немножко назад — к тому месту, где Вы сказали, что... вот... вот эти, вот, делают неправильное... вот, эти, вот, делают неверное. Вот, они — неправы.

Я всегда боюсь таких суждений. Вот, почему.

Если взять два человека, которые — верующие, христиане, воцерковлённые, мы возьмём две разных веры, два разных... вообще, абсолютно разных, Богообщения. Просто потому, что люди — разные. По сути, мы берём два разных Православия. Три человека — три разных. И, скажем, если эти три человека придут к Вам на исповедь с какой-то одной бедой, сформулированной абсолютно одинаково, Вы, зная этих людей, дадите им три разных совета. Ну, потому, что люди — разные.

Может быть, нету «правильного» и «неправильного»?

Есть Бог, и есть — мы, разные. Которые по-разному формулируют свою просьбу Богу, свои слова к Богу, которые по-разному живут, у которых разные родители...

О.Пётр:

— Я понял. Мысль я понял.

Дело в том, что моя задача будет, как священника, и православного христианина, к тому же, этих трёх разных людей привести к единому... единому, скажем так... к единому состоянию — внутреннему, духовному. Вот...

А.Ананьев:

— Это, вообще, возможно?

О.Пётр:

— Возможно. Дело в том, что к одному... как бы это сказать... вот, математическое такое выражение... забыл...

А.Ананьев:

— Общий знаменатель?

О.Пётр:

— Да. К общему знаменателю. Потому, что Церковь состоит не только из храмов и людей, а ещё из догматов, канонов и постановлений Вселенских Соборов, которые создавались именно для того, чтобы искоренять ереси.

Если человек приходит с ересью в храм... да, он христианин, но у него — совершенно противоположная точка зрения не на мнение священника, или архиерея, а, вообще, на учение Церкви о спасении. Этот человек находится в очень большой духовной опасности. В духовной погибели. И мы видим это на примере Вселенских Соборов. Это — такие люди, как Арий, например... там... Несторий... там... ереси монофилитов, монофизитов, и так далее. Понимаете?

Вот, взять, опять же ересь... Седьмой Вселенский Собор собирался против ереси иконоборчества. И, как итог, постановил предать анафеме 364 православных епископа, которые подписали вот эту ересь иконоборчества.

364 православных епископа! А не просто сегодняшнего захожанина в храм, у которого есть какое-то своё богословское мнение на этот счёт, или на другой.

И я, как священник, обязан просто сказать ему, что он — заблуждается. Но делать я это должен очень тактично, спокойно, с верой в него — в этого человека, с верой в Бога — что Бог меня послал именно для того, чтобы он остался в Церкви, а не сбежал ( к сожалению, такие случаи нередки ), с терпением — понимая, что он сразу от своих заблуждений, возможно, не откажется, но будет приходить — раз, два, три, четыре... десять, как это было, собственно, со мной когда-то. Я был молодой начитанный дурак, который, собственно, задавал нелепые вопросы. Но духовенство тогдашнего Петербурга смотрело на меня, и говорило: «Ну, что... видимо, от тебя какой-то толк-то будет. Вопросы дурацкие, но это вопросы... ты ищешь. Чего-то, но ищешь».

И, собственно... здесь очень важно, вот, этих людей с разномыслием, которые приходят, принять, как... знаете... вот, люди вбежали в дом, единственный, из пурги, из холода — и оставить их в этом доме, даже если у них есть разномыслие, и объяснить, что просто... это всё... это временное явление. Истина — она придёт. Бог никогда не оставит... никогда... в этом плане. И те, кто истинно верит в Бога... Бог никогда... как говорил Иоанн Кронштадтский... Бог никогда не оставит и не бросит. То есть, это... абсолютная правда, абсолютная.

И я видел столько, так называемых, явлений... не хочу это слово говорить, но, тем не менее — чудес, реально! Когда, казалось бы, из ничего — человек становился христианином. Это — потрясающе, на самом деле.

Здесь — непростая, очень сложная пастырская работа возвращения одной овцы, оставления 99-ти и хождения за одной овцой, чтобы вернуть её в стадо. А иногда, как я уже говорил, священник не просто пасёт стадо — он ещё отгоняет волков. На сегодняшний день, это — различного рода секты, псевдохристианские какие-то течения... там... ну, и так далее, и так далее...

А.Ананьев:

— Ну... к ним мы вернёмся в последней части нашей программы. Потому, что многие священник — вот, в частности, из Осетии, — пишут, и говорят о том, что тяжело... много сейчас этого... Откуда оно взялось, и как с этим бороться — об этом мы поговорим чуть позже.

А, сначала, я хочу задать Вам вот какой вопрос... даже провести небольшой, своего рода, эксперимент.

Давайте, предложим мне своеобразный опросник — язычник ли я? Допустим, 3 пункта, ответив на которые «да», я сделаю вывод, что я — очень сильно заблуждаюсь, и мне надо над собой поработать.

Вот, так, сходу... Я, практически, уверен, что Вы сможете...

О.Пётр:

— Ну, держитесь... Это я шучу, шучу!

Во-первых, мы должны понять, если... опять же, тут два момента... я бы, всё-таки, перед этим, хотел озвучить.

Как часто Вы причащаетесь? Вообще, ходите ли Вы в храм?

А.Ананьев:

— Стараюсь каждую неделю...

О.Пётр:

— Вот. Если — да, если вы в чём-то заблуждаетесь... назовите мне авторов, которых Вы читаете... церковных...

А.Ананьев:

— Ну, много приходится читать...

О.Пётр:

— Например.

А.Ананьев:

— Отца Павла Великанова, вот, сейчас, читаю...

О.Пётр:

— Так... ещё?

А.Ананьев:

— ... Алексия Уминского читаю... Савву Мажуко... ну, преимущественно, современники, конечно.

О.Пётр:
— Понятно. То есть, современное христианское богословие.

А.Ананьев:

— Мне, по неофитству, тяжело даются...

О.Пётр:

— Я понимаю! Так, знаете... язык Иоанна Кронштадтского — он и попу, который закончил Семинарию и Академию — это не просто. Честно Вам скажу.

А.Ананьев:

— Всё-таки, они обращаются ко мне, и я это чувствую.

О.Пётр:

— Вот... я бы рекомендовал ещё игумена Никона Воробьёва, митрополита Антония Сурожского, дневники и записи все архимандрита Иоанна Крестьянкина, «Жизнь, как жизнь во Христе» архимандрита Павла Груздева, митрополита Афанасия Лимассольского... это — интересная, действительно православная, духовная литература.

Что бы я не рекомендовал к прочтению неофитам — это литературу Меня. К ней надо... я не считаю её уж совсем еретической, на самом деле. Там много заблуждений, очень... но к ней надо прийти — уже состоявшимся, скажем так. Чтоб был базис некий, защита какая-то...

А.Ананьев:

— Иммунитет...

О.Пётр:

— А книги Кочеткова — я бы не рекомендовал, ни в коей мере. Ну, и... те, кто... околоцерковная, околоправославная такая тусовка... там... все... ну, естественно, абсолютно ведические вещи той же Блаватской, Рериха, и так далее.

А.Ананьев:

— Льюис —?

О.Пётр:

— Льюис — он интересен. Он — христианин. Но он — западный христианин. И, поэтому, мы должны понимать, что у него своеобразное мышление. Кстати, как оно было у протоиерея Александра Шмемана.

Он был таким... в какой-то степени... я бы сказал... кто-то может со мной не согласиться, и я извинюсь за это... но мне думается, что он был таким... знаете... в чём-то — подчёркиваю — в чём-то... такой... Павел Груздев, только американский. Он был — за простоту и чистоту.

А.Ананьев:

— Это же и прекрасно! Он кристально... он сияюще понятен!

О.Пётр:

— И, собственно... поэтому, и счастлив! Кстати, как Груздев. При всех его бытовых минусах, да. Когда приезжали архиереи, он выходил из туалета с ведром дерьма, и удивлённые люди говорили: «Батюшка, ну, что же...» — он говорил: «Это — моё. Сам и выношу. Это моё.»

Вот. То есть... вот, такой священник — он понятен, близок и так далее.

Второй вопрос — по поводу литературы... Опять же... я бы, наверное, спросил... у Вас есть дети?

А.Ананьев:

— Дочь взрослая.

О.Пётр:

— Взрослая, да... понятно... а сколько ей?

А.Ананьев:

— 21.

О.Пётр:

— 21... большая уже. Уже, к сожа... хотя... хотя, всякое бывает. Но уже большая, да... не в коня корм, как я это называю.

А.Ананьев:

— Но, поскольку я крестился... вот, сейчас момент публичной исповеди... поскольку, я крестился три года назад, она смотрит на меня сейчас, в этом вопросе, как на съехавшего катушками...

О.Пётр:

— Вот, это очень важно. Вот... поговорим о... когда, вот, о детях, я озвучу... там... какие-то положения. Поэтому, тут — вопрос семьи... как Вы в семье... понимаете?

Очень важно неофиту — сохранять своё в себе, как это делал Павел Груздев, грубо говоря... а не навязывать... Есть такие семьи... что начинают публично молиться, креститься, биться лбом о паркет... там... и прочая, и прочая... Вот, это уже шаги к неоязычеству, на самом деле, внутри Православной Церкви. Вот...

А.Ананьев:

— Разве миссионерство — не одна из задач христианина?

О.Пётр:

— Миссионерство — да. Но, для этого, ты должен быть... я бы сказал... так полон, чтобы отдать. Когда отдавать тебе пока нечего, по сути своей, наполняйся! И, возможно, это наполнение пройдёт всю твою оставшуюся жизнь. Потому, что миссионерство — это дар, как музыкальный слух идеальный.

Есть люди, которые пытаются заниматься миссионерством очень... увы, бездарно. Но — из кожи вон лезут. Ради собственной рекламы, там, и так далее. Такое бывает, к сожалению.

Взять тех же протестантов — это псевдомиссионерство, псевдо... на самом деле. Поэтому, здесь вот эти вещи важно понять.

И третье — не прирастать к вещественному, ни в коей мере. Понимая, что Царство наше — не от мира сего есть. То есть, если Вы завесите дом иконами, купите подсвечник, заставите свечами... из одного угла будет слышаться... там... хор Мормыля, восьмидесятого года... там... «Спаси, Господи, люди Твоя»... из другого — Шаляпин... будете ходить в косоворотке и говорить: «Русь православная!» — ну... это — труба! В некотором смысле, да... От Вас будут просто бежать.

А.Ананьев:

— Мне надо многое пересмотреть в своей жизни, отец Пётр...

О.Пётр:

— Вот, подумайте над этим, да... просто подумайте.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Ананьев:

— «Вопросы неофита» на светлом радио.

Не столько разговор, который состоялся, и происходит сейчас в студии, сколько — испытание для ведущего.

Меня зовут Александр Ананьев.

У меня в гостях — замечательный священник из Архангельска Пётр Кузнецов.

Как я и обещал, очень хочу поговорить с Вами о так называемом неоязычестве, которое, как выясняется, стало, действительно, проблемой.

Для меня это было новостью. Когда я разговаривал со своим большим другом из Осетии — из Алании — он сказал, что, вот, там — священникам нужна помощь. Он, как раз, просил меня о серии программ о Церквях, и о служении и традициях православных там. Он говорит — там проблема.

Расскажите, что это? Откуда это? Актуально ли это на севере, или — всегда было актуально? И, вообще, что это за тенденция? Чего стоит бояться?

О.Пётр:

— А — какое язычество-то? В каком оно виде? Это... бегают какие-то родноверы с деревянными мечами по лесу и пугают грибников?

А.Ананьев:

— Вот... нет, смотрите...

О.Пётр:

— ... или жгут костры...

А.Ананьев:

— Что касается севера, я сегодня, вот, как раз, ехал когда...

О.Пётр:

— Это... извините, я Вас перебью... это — один вид язычества. И он присутствует, реально.

А.Ананьев:

— Когда одной рукой крестятся, другой — подкармливают... бога огня...

О.Пётр:

— Нет-нет-нет... совершенно не обязательно... они абсолютно верят во все эти свои лесные камлания. Они там... вырезают из дерева какую-нибудь... там... гром-бабу... вокруг неё скачут прекрасно босые — и счастливы. Варят что-то на кострах... Ну, это... такое... знаете... как это называется-то... ролевая игра такая. Они в неё верят. Потом — возвращаются в свои офисы. У них там, в кабинетах, висят всякие... там... символы древние... и так далее. То есть... ну, вот... есть такая категория. Они малочисленны, но они есть. Потому, что «если Бога нет, то всё дозволено», — это апостол Павел.

Что касается внутрицерковного «православного» язычества, о котором Вы говорите, ему, наверное... ну... оно началось в 988 году, когда крестилась Киевская Русь, собственно. Худо-бедно, постоянно мы с этим сталкиваемся.

Как мне рассказывал один священник из Донской епархии... ну, это такой... знаете... как анекдот даже. Бабушки приходят в храм, и там две почитаемых иконы — Казанская и Иверская. И они первую свечку ставят — Казанской. Потому, что она — строгая. А вторую — Иверской. Она — добрая. И молятся Иверской. Но Казанской — в первую очередь, чтобы она не прогневалась. В чистом виде — язычество, псевдоправославие.

Вот, такое сознание людей, понимаете?

Когда мы вынуждены констатировать, что мощи становятся больше и выше самого Господа — неважно, чьи они, а они духовенством, собственно... как бы сказать... рекламируются и насаждаются ради прибыли... вот, это — язычество. «Христианское» язычество, «православное», по своей сути. Понимаете?

Вот... ну, и так далее, и так далее, и так далее...

Один тоже случай мне один батюшка рассказал забавный. Пришёл поп ставить в храм свечку — в мирской одежде, без «формы». Ставит свечку, и вдруг слышит сзади: «Ты что делаешь?» Он говорит: «А что я делаю?» — «Ты же пяточки Христу поджигаешь!»

Он говорит: «Я был в шоке просто... в шоке...»

Понимаете?

Или, опять же... история, которую мне рассказывали в Питерской епархии. Тоже, священник, служащий... сейчас это Тихвинская епархия, тогда это было Тихвинское благочиние. В храм заходит женщина, средних лет, в джинсах, простоволосая. Видно на лице, что что-то произошло в жизни, очень тяжёлое. И она берёт свечку, подходит к иконе Богородицы... и вдруг, там, какая-то бабка на неё налетает, гонит, кричит, что вот...

Священник выходит из Алтаря, и говорит: «Что происходит?» Она говорит: «Дык, вот, батюшка... смотрите на эту-то... ужас какой! В штанах, без платка... да ещё стоит...» Он говорит: «Где стоит?» — «На моём месте! Я здесь уже 15 лет стою!» — говорит она священнику. На что священник совершенно замечательно отвечает: «Зря стоишь».

Это всё... как бы сказать...

А.Ананьев:

— Нетактично... неделикатно...

О.Пётр:

— Это всё... как бы сказать... вот, это — смальта одной мозаики, которая называется «Современное язычество внутри Православной Церкви». Их — много. Но, вот, это — как бы, основные моменты. Понимаете?

То есть, когда это видно. Когда человек ходит в храм... вот, просто, мне это видно... и идёт не к иконе приложиться, а тут же заворачивает в церковную лавку. И говорит: «Сколько у вас стоит вот это?» — и уже понятно, собственно, что для него это... вот, это для него важно, а не диалог с Богом. А храм — это территория встречи Бога и человека. Для этого Господь Церковь и создал земную, на самом деле. И, вот, с этой встречей и происходит проблема — её нет.

А.Ананьев:

— Язычество — это когда... ну... такие... товарно-денежные отношения...

О.Пётр:

— И многобожие, да...

А.Ананьев:

— ... и, самое главное, это когда у тебя в голове есть какая-то система: «Значит, так... я сейчас...»

О.Пётр:

— Человек верит в деньги просто. Конкретно, верит в деньги.

А.Ананьев:

— Да...

О.Пётр:

— Что они могут всё.

А.Ананьев:

— Ну... деньги суть — энергия, в сознании современного человека. Наверное, в каком-то смысле, так и есть. Потому, что это, в общем, результат нашего труда и таланта. Есть в голове установка: «Ты — мне»... ну... не «я — Тебе»... а, вот, «Ты — мне».

О.Пётр:

— Ну, рынок, базар...

А.Ананьев:

— Рынок, базар, да...

О.Пётр:

— Это, знаете... есть такая замечательная фраза у буддистов, мне нравится: «Очень легко быть святым на вершине храма. Постарайся остаться святым в базарный день на рынке».

А.Ананьев:

— Я, опять же, записываю, да...

Я вспоминаю причины, по которым я пришёл в Церковь. Они, по сути своей, были языческими.

О.Пётр:

— Как у многих.

А.Ананьев:

— Я пришёл потому, что у меня была... у меня был полный мрак в жизни. У меня не было ответов. И мне очень хотелось спастись. Ну, потому, что чувствовал, что ещё немножко — и всё, мрак навсегда, и, вообще, беда. Мне очень нужно было спасение.

И я говорю: «Хорошо. Вот Тебе — моё время, вот Тебе — мои силы... спаси меня!»

Разве это, по своей природе, не язычество?

О.Пётр:

— Нет...

А.Ананьев:

— Ведь, я ж пришёл не от любви к Богу, Которого я не знал!

О.Пётр:

— Нет, нет! Нет — абсолютно. Потому, что именно вот эти фразы, о которых Вы сейчас говорите, которые Вы озвучили — это и есть... в них есть именно зерно христианства. «Сделай это за меня. Я — не в состоянии. Я настолько запутался в своей жизни, что я только её гублю, по большому счёту».

И здесь нет... знаете... какой-то выгоды...

А.Ананьев:

— Как это — нет?

О.Пётр:

— А... потому, что здесь — вопрос жизни и смерти. И, когда возникает вопрос жизни и смерти, вот эта вот выгода — она, сама по себе, уходит, и входит — Евангелие.

А.Ананьев:

— Выгода — выжить, жить...

О.Пётр:

— Это — не выгода. Это — то, что в нас с Вами заложил Господь. Познание Бога заложено в каждом человеке Самим Богом. Понимаете... Ибо, как говорит Тертуллиан, каждая душа — она христианка, по своей сути.

И то, что человек приходит вот с таким желанием — помощи какой-то, самое главное в этой ситуации... это не есть язычество... самое главное в этой ситуации — не отступить. Не отступить.

Опять же, расскажу такую историю... может быть, даже на прощанье... если есть время. У меня, один знакомый священник в Петербурге, рассказывал. Когда к нему пришла женщина молодая, состоятельная, директор какой-то крутой кампании, и так далее — у ней был рак IV стадии уже. И она пришла, вот, в таком разорённом внутреннем состоянии, и говорит: «Что мне делать?»

Он говорит: «Ну, что делать...» Как Господь когда-то сказал юноше, и тот опечалился: оставь всё, и иди, следуй за Мной. И тогда ты спасёшься«. Вот, то же самое и сказал отец Константин. И она, действительно, понимая, что у неё... там... считанные, может быть, месяцы остались, она продала эту компанию, бизнес, всё... из храма не выходила... он её постоянно соборовал, причащал... и так далее... и так далее. К тому же, у неё была онкология женская — ей делали операцию, и сказали «детей у Вас не будет, извините, но рак мы победили».

И он ей сказал: «Вот, теперь из храма тебе — ни ногой. Не обязательно уходить в монахини, но ты должна Богу принести вот эту жертву — за то, что Он пожертвовал, и дал тебе жизнь — только у же другую». Потому, что очень многие онкобольные — а я это знаю не понаслышке — говорят: «Хочу жить». Я согласен. А — как? Так же, как ты жил до болезни? Или — иначе? И многие начинают: «А, может быть, мне как-то, вот...» Я говорю: «Не проедет». Не проедет.

Многие, в том числе, кстати, немецкие философы, пытались объехать Голгофу на кривой козе. И вся их, по сути, философия складывается именно от этого. А мы, как христиане, должны на неё взойти. И распяться с нашими страстьми и похотьми.

Вот, я уже говорил, что не обязательно... там... на кресте быть прибитым. Достаточно — просто потратить себя, ради другого. Это — уже Голгофа. Понимаете? Это и есть спасительная жертва, которая, в принципе, называется — любовью.

И, вот, эта женщина... Всё у неё стало хорошо, и она стала опять заниматься бизнесом... так... понемногу.

А.Ананьев:

— Что же в этом дурного?

О.Пётр:

— Потом — больше. Потом — она забеременела. Она пришла, отец Константин говорит: «Ну, это здорово! Замечательно, замечательно...» И вдруг она ему говорит: «Батюшка, благословите на аборт. Он мешает бизнесу — ребёнок». Он говорит: «Ты — с ума сошла?» Она говорит: «Ну, вот... такая ситуация сложилась, я...» Он говорит: «Либо ты ко мне ходишь, и делаешь то, что я говорю, в этой ситуации, либо — просто я не смогу тебе помочь». И больше он её не видел. Никогда.

Я уж не хочу... знаете... вдаваться в какие-то измышления — сделала она аборт, не сделала... и, всё-таки, сохранила ребёнка... и так далее... и так далее... но вот — факт. Господь дарит жизнь, Господь дарит свет... мы — просто, пардон, в этом свете стираем грязные носки, и идём дальше. И считаем, что это — наш путь дальше, так сказать... Но это — не так. Вот, это и есть заблуждение серьёзнейшее, на мой взгляд.

А.Ананьев:

— Возможно... да не возможно, а абсолютно точно — вам захочется вернуться к этой беседе, или поделиться этой беседой со своим другом или родным человеком. Сайт — radiovera.ru, обязательно найдите на сайте беседу со священником из Архангельска Петром Кузнецовым, и обязательно переслушайте.

Настоятель домового храма в честь иконы Божией Матери «Всецарица» при Архангельском клиническом онкодиспансере, человек с севера, который мёрзнет в Москве, священник Пётр Кузнецов сегодня у нас в студии на светлом радио.

Я — Александр Ананьев.

Спасибо Вам за то, что провели этот час вместе с нами!

До новых встреч!

Отец Пётр, благодарю!

О.Пётр:

— Храни всех Господь и Матерь Божия!