«Иоанн Лествичник. Пятая неделя Великого поста». Священник Стахий Колотвин

В нашей студии был клирик храма Ризоположения в Леонове священник Стахий Колотвин.

Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения и Апостольского (Евр.6:13-20) и Евангельского (Мк.9:17-31) чтений в четвертое воскресенье Великого поста, о пятой неделе Великого поста, о чтении канона святителя Андрея Критского с житием преподобной Марии Египетской, о Субботе Акафиста (Похвала Пресвятой Богородицы), а также о дне памяти преподобного Иоанна Лествичника.

---

Марина Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире радио ВЕРА наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Ризоположения в Леонове священник Стахий Колотвин.

О. Стахий

— Добрый вечер, дорогие друзья!

Марина Борисова

— И с его помощью мы постараемся разобраться в том, что ждет нас в церкви завтра — в четвертое воскресенье Великого поста, и на наступающей неделе.

Четвертое воскресенье Великого поста в календаре отмечено еще как память преподобного Иоанна Лествичника. Я думаю, что про преподобного Иоанна Лествичника мы поговорим подробнее, но начнем мы, как всегда по традиции, пытаться разобраться в смысле наступающего воскресенья, исходя из тех отрывков из апостольских посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за божественной Литургией. Мы услышим отрывок из послания апостола Павла к Евреям из 6-й главы (стихи с 13 по 20). Это отрывок, который рассказывает о том, как Бог, давая обетование Аврааму, клялся Самим Собой. Вообще, насколько я думаю, наши радиослушатели в курсе, нам всегда много раз повторяют по разным поводам, что клясться христианину не подобает. И это, в общем, понятно каждому из нас. А тут в качестве примера приводится Сам Господь, Который произносит клятву, давая обетование Аврааму. Вот как увязать наши представления о том, что такое хорошо, и что такое плохо и вот этот странный рассказ про клятву Самого Бога?

О. Стахий

— Нам повезло в том, что во время Праздника Рождества Христова мы тоже слышали входный стих «Клятся Господь и не раскается, ты еси иерей во век по чину Мелхиседекову». И мы видим стих пророческий, из псалма. Но именно в наступающем воскресном апостольском чтении мы слышим и про Мелхиседека, и видим пояснение — почему Господь поклялся, и то, что каяться Он в этом не будет (хотя, вроде бы, всем остальным клясться не стоит, и наоборот, если поклялись, то стоит прийти покаяться). Оно (это пояснение) дается уже здесь апостолом Павлом. А когда мы смотрим на ветхозаветное человечество, мы видим, что оно живет надеждой. Мы живем как уже нам Господь пообещал, говоря: «Царство Небесное внутри вас есть, вы уже спасены, Я вас уже воскресил, Я — ваше тело и вашу душу человеческую уже одесную Бога Отца посадил в Своем Божественном Вознесении». То есть мы уже имеем не только надежду, мы уже имеем реальность соединения с Богом, которую каждый из нас в разной степени достоинства приходит и приобщается Святых Христовых Таин на Божественной Литургии. Если мы посмотрим на ветхозаветных людей, то тут мы увидим совсем другую ситуацию. Тут мы, конечно, очень любим как раз их поругать, какие они были грешные, что даже святые, которые на иконах изображены, что как себя нечестиво царь и порок Давид вел, как каялся. Какой Соломон был мудрый, а какие он на старости лет многоженство, язычество допускал. Как пророк Илия скакал и ножом убивал жрецов несчастных, на призывы которых не откликнулся Ваал. Но надо понимать: больше дано — больше спросится. Притча о талантах, которые даются. Поэтому и здесь дано такое указание: ветхозаветному человечеству дана надежда, и эта надежда исполнилась. То, что примерно две тысячи лет до Рождества Христова — ученые немного разнятся в оценках, когда датируют годы жизни праотца Авраама, — но вот момент финальной подготовки к пришествию Христа в мир, который от Авраам начался, — что он сбылся. Что это — та клятва, которая реальна, и сбудется, и от Господа зависит, сбудется она или нет, поэтому Господь клянется Своим Именем. Мы, когда клянемся, — что бы мы ни клялись, как бы мы ни обещали, — все равно от нас это не зависит. Ты пообещал, говоришь: «Дай мне, пожалуйста, ручку, я тебе завтра две принесу». Да ты, может, десять готов принести! А как Господь говорит безумному богачу: «Безумный! Я душу твою в ночь сию призову». И ничего ты не сможешь сделать. Только Господь не подвластен ни прошлому, ни настоящему, ни будущему. Тысяча лет для Него — как один день, и один день — как тысяча лет. И поэтому единственный момент, в котором мы сможем начать клясться, если нам такая возможность предоставится, — это попасть в Царствие Небесное. Поэтому, дорогие друзья, если кто-то хочет все-таки клясться, то достигайте обожения, приобщайтесь Христу, и тогда в Царствии Небесном, когда уже соединение с Богом произойдет, то такая роскошь как клятва нам понадобится. А пока что вполне будет достаточно, если мы что-то скажем, и не надо это подтверждать никакими дополнительными клятвами. Потому что, если это слово христианина, то это слово, в котором не должно быть лжи.

Марина Борисова

— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Марка, к 9-й главе (стихи с 17 по 31). Я думаю, что этот Евангельский рассказ очень хорошо известен многим из наших радиослушателей. Это рассказ о том, как к Спасителю пришел один из иудеев и сказал: «Учитель! я привел к Тебе сына моего, одержимого духом немым: где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет. Говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли». И Иисус сказал: «О род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?» В этом отрывке есть еще много таких фраз, которые обрели уже какую-то собственную жизнь, помимо принадлежности к этому Евангельскому отрывку. Например, Иисус сказал: «Если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему». И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: «Верую, Господи, помоги моему неверию» (Мк. 9:23-24). Я думаю, что многие из нас нет-нет, да вспоминают эту фразу, по отношению к самим себе. И слова Спасителя, когда Его ученики стали спрашивать: «Почему мы не могли исцелить, изгнать его?» И сказал им: «Сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста» (Мк. 9:28-29). Понятно, почему Великим постом Церковь напоминает нам именно этот отрывок. Но, с другой стороны, слишком высока планка, которая предлагается этим отрывком для нас. «Если можешь сколько-нибудь веровать», — говорит Спаситель. И когда ты начинаешь обращать эти слова к самому себе... Мы читаем святых отцов, мы читаем жития великих подвижников, мы привыкли себя ориентировать в пространстве Нового Завета, выбирая такие примеры, которые априори очень высоки. И нам кажется, что это нормально — надо тянуться за тем, что выше нас. И вдруг такое вот умаление Самим Спасителем: «если можешь сколько-нибудь веровать». То есть в принципе, Господь допускает, что мы и веровать-то не можем, как бы ни хотели. Вот как увязать: понижение ли это планки со стороны Спасителя по отношению к нам или мы просто не понимаем значение этой планки для каждого?

О. Стахий

— Ну как бы я сказал, все-таки есть две крайности. И та, которую Вы, Марина, обозначили, что как человек верующий, что я сейчас делаю необходимое, чтобы спастись, какие, Господи, там правила? Ну, Ты, единственное, со снисхождением отнесись, если где-то не совсем всё выполнено. Так есть, конечно, и другая крайность, которая прежде всего представлена, увы, в отколовшихся от полноты и истинности христианства протестантских течениях. Это то, что: «Ой, вот Господь меня спас, ну и поэтому я могу расслабиться и делать все, что хочу. Для меня спасение уже есть». И более того, в первой части программы, когда мы обсуждали Апостол, мы уже говорили об этом: Господь уже даровал нам спасение, которого не было у ветхозаветных людей. И, более того, даже если этого не могли апостолы сформулировать, они это, безусловно, чувствовали. Более того, апостолы, как мне кажется, поэтому и расслабились. Потому что им со Спасителем было хорошо, они черпали в Нем уверенность, они видели, что, даже, отойдя от Него в сторону, они сохраняли возможность благовествовать, прежде всего, проповедовать, призывать людей к покаянию (люди, правда, каялись, менялись), и, конечно, совершать чудеса, и исцелять, и изгонять бесов. И апостолы были уверенны, они были окрылены, но другое дело, что это всё примелькалось, к этому они привыкли, и уже собственного усилия не прикладывали — они о нем позабыли. Но, как мы видим, речь идет не только об апостолах и о Христе, где усилие распределяется, но и об этом человеке. Мы видим, что отец ребенка не покладает рук. То есть, наверняка, он занимался лечением каким-то усердно: собирал какие-то травы, наверняка, он ходил в синагогу и просил, чтобы почитали тексты Священного Писания, молитвы. Как мы помним, одним из самых первых чудес, которое Господь совершил, было в синагоге — Он изгнал беса. То есть как мы помним, даже нахождение среди людей молящихся и читающих Священное Писание, само по себе человека от силы бесовской не освобождало. Но что мы можем тут увидеть? Чего не хватало этому отцу? Ему не хватало как раз настоящей веры в Бога. Потому что если человек рассуждает так, как сейчас современный человек XXI века: «Так, батюшка, вот я пришел готовиться к крестинам. Что нужно?» Ну кто-то считает: «Ой, только мне не надо накладывать каких-то правил, покрестите идите, окуните, сфотографируйтесь. Всё, до свидания». Нет, а есть человек ответственный, который говорит: «Что надо? Я похожу на беседы, если надо, я даже поисповедуюсь, если надо, причащусь. Не пускаете меня, потому что у меня тяжелые грехи? — Конечно, проблема. Ну ладно. А другого крёстного пустите? — У него таких грехов нет. Слава Тебе, Господи!» То есть, люди выполняют какой-то норматив, и все: «Я сделал, я выполнил, я могу идти». Вот действительно как студент во время экзамена: он сдал экзамен — всё, закрыл предмет. Он, может, именно вот этот предмет из всего курса не вспомнит, у него кафедра на другом специализируется. И нельзя быть вечным студентом, надо переходить к работе. И когда ты сам работаешь, то уже к чему-то стремишься. Если студента надо «запихивать», подгонять оценками, пересдачами возможными, то взрослый человек — наоборот: ищет возможности повысить квалификацию, находит деньги, занимает, чтобы пойти поучиться еще дополнительно, чтобы следующий карьерный шаг сделать. Или хотя бы, чтобы тебя не уволили. Вот точно также и, с одной стороны, как апостолам Господь сказал: «Идите, проповедуйте, учите», — уже крещеных людей, даже после крещения, и мы точно также всю жизнь учимся, но мы уже учимся в практике. Мы не можем в какой-то момент сказать: «Ой, Господи, я буду почивать на лаврах». Вот как Вы уже тоже сказали: читать святых отцов, читать Священное Писание, передачи по радио слушать. Это все хорошо. Но это лишь дополнение к тому, чтобы нашу веру укрепить, а дальше уже — деяния веры. И как в суетных делах — если б отец отрока не суетился и мальчика своего бы нигде не водил, ничего бы не произошло. Но и точно также в делах души, в делах обращения к Богу, в общении с Ним. Конечно, эти дела уже куда проще делать, не путая со своими делами, когда ты предпринимаешь молитвенные усилия, но и, конечно, подкреплять самым простым, тем, что значительно проще молитвы — это пост.

Марина Борисова

— Напоминаю наши радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио ВЕРА — программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость — клирик храма Ризоположения в Леонове священник Стахий Колотвин.

Вот наступающее воскресенье — это воскресенье памяти преподобного Иоанна Лествичника. Вообще эта неделя, которую, мне кажется, вполне мы вправе назвать Литературной неделей Великого поста, поскольку такая концентрация внимания к текстам, которая достигается на 5-й неделе Великого поста — совершенно уникальная. То есть в воскресенье мы вспоминаем преподобного Иоанна Лествичника и его «Лествицу». Мы вспоминаем, естественно, преподобного Андрея Критского и преподобную Марию Египетскую, поскольку у нас в среду вечером Мариино стояние — служба, на которой читается весь Великий покаянный канон преподобного Андрея и жития святой преподобной Марии Египетской. И завершается литературная неделя Великого поста совершенно удивительным празднованием Похвалы Богородицы — Субботы Акафиста. Акафист — отдельная литературная форма, и это тот самый Акафист, который пишется с большой буквы и который в принципе эталонный: он единственный, оригинальный. Все остальное — это только продолжение формы, которую уже нашел автор Акафиста с большой буквы. То есть у нас такая литературно-постовая неделя нас ждет.

Но начнем мы все-таки с преподобного Иоанна Лествичника и его «Лествицы». Мне кажется, что тут лучше всего уяснить для себя, зачем эта книга нужна современному мирянину. И вообще: книга монашеская, изначально она, собственно, начинается с первой главы, которая посвящена бегству от мира. Про мирян там вообще сказано «полтора слова», условно говоря. И все это — аскетические упражнения и объяснение механизма воздействия этих аскетических упражнений на душу человеческую. То есть то, что нам очень интересно, но абсолютно никаким образом не связано с нашей ежедневной практической жизнью. И все-таки Церковь постоянно Великим постом напоминает, что хорошо бы каждому христианину перечитать за Великий пост «Лествицу» Иоанна Лествичника, и даже включает в богослужение отрывки из «Лествицы», там, где сохраняется приверженность Типикону, на этих приходах или в тех монастырях даже до сих пор отрывки из «Лествицы» читаются за богослужением во время Великого поста. Так вот, в чем смысл для нас чтения и попыток осознания того, что же написал великий подвижник, который потратил почти 60 лет на аскетические подвиги, и всего-навсего 4 года на то, чтобы их суммировать и написать книгу?

О. Стахий

— Когда мы смотрим на эту удивительную литературную неделю, то мы не просто встречаемся с яркими образцами, мы видим, можно сказать, такие первоначальные основы этих образцов. Потому что канон Андрея Критского — это такой тоже родоначальник канонов (каноны писали на протяжении многих веков). Акафист Пресвятой Богородице авторства Романа Сладкопевца — это тоже родоначальник всех акафистов. Если мы посмотрим на «Лествицу», то тут немножко другая ситуация. Конечно, аскетичекая литература, поучения и уже в предшествующие века писались, но если мы посмотрим, жанры были другие: лавсаик, изречения отцов египетских, луг духовный. Все равно это некоторые истории, среди которых каждая сама по себе имеет некоторую цельность, которая может быть как-то озаглавлена. Но как система — это, конечно же, «Лествица» преподобного Иоанна. В принципе, если мы посмотрим на богословие более позднее, Византийское, еще эпохи Вселенских соборов, то тоже потихонечку речь пойдет о систематизации. Если до этого писали, толковали Священное Писание, искали как Господа выразить, как описать Его воплощение, как описать отношения Лиц внутри Живоначальной Троицы, то во многом из-за того, что боялись куда-то в ересь уклониться. Потому что кто-то пошел как-то по богословской сути и пришел не совсем туда. А с другой стороны из почтения к отцам древности: ну что же я, будучи смиренным христианином, могу добавить того, что сказали великие отцы до меня? Началась некоторая систематизация. Поэтому нельзя сказать, что преподобный Иоанн Лествичник берет и что-то принципиально новое открывает. Но он дает некоторую систему, которую он в своей жизни применил — прежде всего на себе самом (как Господь говорит: «Врачу, исцелися сам»), и потом смог ее успешно применить и в монастыре. И раз избрали отшельника в игумены, то это значит, что в монастыре все-таки монахи сами поняли: никто из нас не справится, чтобы других как-то подбодрить, а пришел отшельник, смог всем объяснить. Полтора года назад, когда мы ездили по Синайскому полуострову с паломниками, мы, в том числе, заезжали в Раифский монастырь (его сейчас, кстати, к сожалению, редко посещают). Он, в отличие от Синайского, на много веков закрывался, возобновился только в XIX веке, и сейчас тоже там нет монашеской жизни постоянно. Хоть он и открыт, действующий, службы иногда совершаются. Но всегда Раифа — как некоторая доступная более к побережью местность, имеющая более мягкие условия. Поэтому можно сказать, — вот тут нам очень важно, — что человек, который был там игуменом и обратился к преподобному Иоанну за советом, не стыдился того, что его монастырь не такой строгий, не стыдился того, что он не такой авторитетный игумен, а попросил помощи. Точно также и нам очень важно на пути даже наше самого мирянского совершенствования вспомнить о смирении. Недаром Иоанн Лествичник больше всего предостерегает от гордости, славолюбия, самолюбия. И если монах идет по тексту «Лествицы», то сможет эти предостережения как-то к своему монашескому житию применить. Мы, люди, находящиеся в миру, можем посмотреть свысока на монахов: «Да, они, конечно, такие подвижники... но мы-то как живем! Тут вокруг такие искушения! Какое там начальство, какая тут политика, какое здравоохранение! И вот я среди этого „варюсь“: в пробке постоял или в метро потолкался... никакой пустынник меня не поймет. И чему он меня может, собственно, научить?» И вот тут-то как раз ты понимаешь, что в твое в принципе логичное рассуждение вкрадывается кто-то своей когтистой лапкой совсем тебе неполезный попутчик, и надо его сгружать. И поэтому точно также, конечно, «Лествицу» когда мы читаем, то прежде всего это помогает смирению. Когда ты прочитал первую главу «Лествицы» из тридцати и понимаешь, что ты даже на первую ступень, на вторую подняться по монашеским меркам не можешь, то уже свысока ты на монашеский опыт не посмотришь. При этом это не значит, что все, можно дальше закрывать книгу. Нет, надо дальше читать, потому что ты видишь: чтобы исправить что-то следующее, надо вернуться, исправить предыдущее. Предыдущее мы вспоминаем, оглядываемся, до Великого Поста Господь показывает: начните с заботы о Церкви (Неделя о мытаре и фарисее там), продолжи семейными установками (Притча о блудном сыне). Потом у тебя будет уже действительно Неделя о Страшном Суде — там ты вспомнишь о благотворительности. Если человек начинает заниматься благотворительностью раньше, чем он позаботится о Церкви, то он, действительно, собьется. Если он семейные дела позабудет, то это будет точно также, как если ты идешь помогать кому-то на сторону или заботиться о лежачих больных, а дома от тебя помощи домашние никогда не дождутся. Все будет кувырком. Точно также и «Лествица» помогает нам в качестве примера выстраивать очередность приоритетов в своей жизни. Да, ты должен выполнить свои рабочие обязанности, и тогда ты с чистой совестью можешь отпроситься: прийти попозже на работу, или уйти чуть пораньше, чтобы посреди будней пятидневной рабочей недели побывать на богослужении Великого поста, на Стоянии Марии Египетской, на чтении канона Андрея Критского. Если ты будешь начинать с возмущений: «Нет, я вот православный. Топну ножкой, пустите меня на Стояние Марии Египетской! Вы тут все безбожники, а я такой молодец», — это будет неправильная последовательность. Возможно, у тебя нет «Лествицы» перед глазами, чтобы понять, какие первые шаги нужно сделать твои, мирянские. Когда мы даже берем Священное Писание, тоже мы там читаем про посевную, про овечек, но никак мы это напрямую не применяем. Да даже люди, которые сейчас фермерским хозяйством занимаются, они по-другому разводят скот, они по-другому посевную кампанию проводят. Это все равно некоторая аналогия, от которой мы можем взять пример, подражая Христу. Точно также и здесь, когда мы открываем «Лествицу» и ее читаем, кому-то «пошло», кому-то «не пошло». А кто-то начал ее читать и приуныл. Ну, значит, закрой. Если ты понимаешь уже свое несовершенство, то закрой и не унывай. Если ты наоборот читаешь-читаешь и все равно считаешь себя лучше всех, тогда уж точно до конца прочитай, и у тебя будет некоторая последовательность. Мы, в принципе, люди, которые больше избалованы письменными текстами, наоборот, так избалованы, что если у нас не будет инструкции, как запустить микроволновку, стиральную машину, то тоже мы много можем наломать. Поэтому, дорогие друзья, вот это — инструкция для монахов. Но в качестве образца она нам подходит, потому что у нас мирянского Устава нет. Свой богослужебный Устав, Устав поста, и отсутствие постных дней мы тоже берем из монастырей. И при этом никто же не берет монашескую планку! Даже если кто календарик церковный открыл, там вот написано: пища без масла. Есть у монахов день пищи без масла? — Нет такого дня. В этот день в монастырях по строгому уставу — сухоядение. Сухоядение — это не пища незаправленная, это пища, которую не варили. Человек не отвлекался даже на приготовление пищи: он молится «от» и «до». И поэтому, когда в календарике стараются написать, что масла нет, это, конечно, не монастырский устав. Но раз здесь, в каких-то таких примитивных вещах мы можем ориентироваться на монастырский Устав, раз мы берем монастырский Устав и поем не столько-то стихир, читаем не столько-то песней, тропарей, из каждой песни канона, а читаем меньшее число, чтоб у нас богослужение не так затягивалось в городских условиях. И это никто тоже не думает: ой, все потеряно, не надо подражать, или совсем давайте отменим, не будем молиться, читать, пропевать. Достаточно подражать. Точно также и каждый из нас в силах. Если он здравомыслящий христианин, который старается, не говорит просто: «Ой, ну вот мне сказали, я прочитал — сделал», а который для себя ищет пользу, тоже в силах взять оттуда пример, адаптировать его к своей жизни и последовательно применить.

Марина Борисова

— В эфире радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Ризоположения в Леонове священник Стахий Колотвин.

Марина Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья! Продолжаем нашу
еженедельную субботнюю программу «Седмица», в которой мы
говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего
воскресенья предстоящей Недели. У микрофона Марина Борисова и
наш сегодняшний гость клирик храма Ризоположения в Леонове
священник Стахий Колотвин.

Ну вот мы добрались до середины наступающей недели, и она
отмечена у нас стоянием Марии Египетской. Это такая удивительная
служба, которая сочетает память и преподобного Андрея Критского —
поскольку на этой службе читается целиком весь Великий
покаянный канон, и житие преподобной Марии Египетской. И вот
мне всегда казалось странным: почему Церковь соединила этих двух
абсолютно на первый взгляд диаметрально противоположных
подвижников? Если преподобный Андрей Критский был
праведником буквально столько, сколько себя помнит. То есть у
него был этот высокий монашеский идеал, к которому он стремился
на протяжении всей своей сознательной жизни. И преподобная
Мария, которая прошла через достаточно долгий период ошибок, падений и искушений и, собственно говоря, обращение ее было
связано с тем, что Сама Матерь Божья не пустила ее в храм. И это
потрясение вот такого неожиданного для нее оборота событий
настолько было сильным, что практически всю последующую
жизнь эта женщина перевернула, и я думаю, что мы на протяжении
всей нашей жизни в Церкви столько раз слышали подробное житие
Марии Египетской, что каждый из нас, или по крайней мере
большинство из нас может достаточно подробно, в деталях его
пересказать, если кто-нибудь вдруг на нашем пути встретится и до
сих пор еще не читал, не слышал и не в курсе. Так вот почему же
Церковь соединяет двух этих людей, которых, казалось бы, соединить по-человечески совершенно невозможно, и опыт их
подвига настолько разный, что тоже казалось бы ну что общего
может быть у ученого монаха и у раскаявшейся грешницы, которая,
собственно говоря, большую часть своей сознательной жизни
провела как отшельница? Вот что у них общего?

О. Стахий

— Безусловно всех объединяет Христос, и общая у них
любовь ко Христу, и, как ни странно, общая у них та самая
пустынническая жизнь. Потому что преподобный Андрей Критский
не даром даже почитается у нас как преподобный. Хотя если мы
вспомним, человека, который достиг святости в лике святителей, в епископском служении, то он почитается не как преподобный, а как
епископ, как святитель. Это другой чин святых. Если преподобным
мы поем даже не величание, а ублажание, потому что преподобный —
смиренный человек, мы его не будем величать, мы споем ему: «Ублажаем, ублажаем тя, преподобне отче наш Сергие» или
«преподобне отче Антоние Великий», то святителям — как святителю
Николаю, уже поем «величаем». А тут все-таки Церковь поет, подчеркивая даже именно монашескую жизнь преподобного Андрея, показывает: вот он для нас — более важный пример именно в том самом житии
постническом, которого жаждут монахи, именно в том самом
пустынножительстве, потому что он в последний год жизни был
епископом и более того, даже скончался, когда решал
административные вопросы — плавал из Крита в Константинополь,
обратно возвращался и на Лефкасе скончался, так что это никак не отменяет того, что он в пустыню убежал. По большому счету мы
видим, что тоже для взаимоотношений с Богом не важна
хронологическая последовательность. И Мария Египетская, и
преподобный Андрей — настоящие пустынники, настоящие
отшельники. И если преподобный Андрей (понятное дело, за
исключением нескольких лет) сразу удаляется в монастырь, потом в
пустыню, то преподобная Мария Египетская наоборот, там
заканчивает свои дни, а все предыдущие годы живет во
грехе. Но их пустыня одинаково очищает. Кроме того, мы читаем канон
Андрея Критского, особенно вот в этот день, когда целиком он
прочитывается, а не как в русской традиции «вразбивочку» в первые
четыре дня Великого поста, видим мы там тропарики в каноне
преподобному Андрею. Это не то, что он предусмотрительно сам
себе написал. Нет-нет, ни в коем случае. Церковь, можно сказать, добавила ему как автору канона это почитание. А вот пример
преподобной Марии Египетской, безусловно, для самого Андрея
Критского был живым.
Мне вот вспоминаются такие слова покаянного канона, которые я
сейчас поэтически не произнесу. Это слова, которые на
протяжении всего года полезно помнить: «Душе
окаянная! Как ты удивишься и будешь печалиться, когда увидишь, что предвосхищают тебя блудники и грешники кающиеся». Недаром хотя и сквозная тема Покаянного канона — это
Ветхозаветные образы, Новозаветные образы — это образы покаяния.
И постоянно Андрей Критский показывает: человек, который
покаялся, преодолел грех, он ближе ко Христу, несмотря на тяжелые
грехи, чем тот человек, который даже небольшой грех совершил, но не
кается. Тут ни в коем случае нельзя придерживаться ложного толкования, на
которое лукавый может подтолкнуть: не попробовал — не покаялся, не согрешил — не покаялся — к Богу не приблизился, значит можно
грешить. Нет, тут не идет сравнение чистоты души и человека
кающегося. Тут имеется ввиду именно человек тяжело грешивший и
искренне покаявшийся, и человек, грешивший немножечко, но
не покаявшийся в полноте. А учитывая, что праведник восемь
раз на день грешит, и только Господь наш Иисус Христос не имеет
греха, то как раз вот это предостережение преподобного Андрея и
готовность его по отношению к нам постоянно вспомнить, указать на Марию
Египетскую, это, безусловно, важный практический шаг. Вот мы смотрим, Новый Завет же не заканчивается тем, что завершилось
описание Евангельское, завершились Послания апостольские, завершилось изложение Деяний святых Апостолов. Мы живем в
Новом Завете. Вот как при Аврааме был Ветхий Завет, как и спустя тысячу лет при царе Давиде был, как и спустя пятьсот лет — при Ездре, все равно Ветхий Завет тянулся столетиями, тысячелетиями. Вот точно также пока Господь не придет судить мир, мы живем в Новом Завете, и поэтому каждый из нас, можно сказать, вслед за преподобной Марией Египетской, жившей раньше, преподобным Андреем Критским, жившим на 150-200 лет позже, мы точно также к ним присоединяемся и встраиваемся в этот путь покаяния. И каждый из нас, можно сказать, для себя, индивидуально, не чтобы другим что-то продемонстрировать, показать «Ой, какой я хороший, кающийся», а сам для себя пишет, можно сказать, вот эту 10-ю песнь покаянного канона. При этом для того, чтобы покаяться, как мы помним, нужно уйти в сторону. Вот мы возвращаемся снова к Ветхозаветной мудрости, самый первый стих псалма: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». Сам Господь наш Иисус Христос в Новом Завете проповедует, спорит, обличает, исцеляет, потом уходит, и Один Богу молится. Даже если ты вышел на проповедь, и вышел наоборот к людям, как Господь после 10-летий безвестного скромного труда вышел к людям, это не отменяет необходимости человеку где-то удаляться, оставаться наедине, размышлять, молиться, думать о Боге. Вот точно также если у нас нет возможности как у Марии Египетской, как у Андрея Критского, уйти надолго, надолго уединиться, то нужно хотя бы взять вот этот момент времени. Возможно, это уединение у нас будет как раз даже больше на покаянной службе в храме, чем мы придем домой и окажемся среди домочадцев, которые, конечно, что очень милые — детки бегают, радуются, обнимают. Людей меньше будет дома, чем в храме, но, тем не менее, возможно, именно в храме, под пение хора, среди окружающих людей, ты тоже чуть-чуть удалишься сердцем в ту самую пустыню, где немножечко на свои грехи со стороны можешь взглянуть и попросить Господа помочь их исправить.

Марина Борисова

— Мне кажется, что еще очень важный урок Марииного стояния в том, что эта служба дает пример того, как молились наши предки. Ну то есть все, что потом постепенно сокращалось в приходском богослужении, здесь развернуто в полную меру. Но дело в том, что для нас это одна единственная такая служба в году и она кажется огромной, неподъемной, очень физически трудно выносимой. А ведь наши предки так молились на протяжении всего церковного года.

О. Стахий

— Даже те же самые поучения, чтения. Вот у нас же нет служб, на которых могут читаться жития святых. Ну где могут прочитываться жития святых? Например, батюшки причащаются в алтаре, а в этот момент можно почитать не молитвы ко Причащению, а как вариант — почитать житие святого. То, что тоже люди уже пришли ко Причастию, значит, что они эти молитвы читали, а вот жития не читали. И тоже есть такая, например, приходская практика: если мы посмотрим на богослужение, то есть несколько мест, где даже наряду может быть синаксарь. Есть отдельная книга Синаксарь, где не наряду между песнопениями, а просто день за днем. А вот недавно снова вернулись из Египта, по пути Святого Семейства с паломниками ездили. Там есть в одном из храмов коптский священник, который принес и показал трехсотлетнюю или двухсотлетнюю книгу на старо-коптском языке, который сейчас не в употреблении, а только как церковно-славянский у нас употребляется. Это именно отдельный Синаксарь — то есть поучения на разные дни недели, рассказы о житиях святых, рассказы о праздниках. И более того, вот это чтение жития Марии Египетской, которое читается по частям, это некоторая возможность передохнуть, перевести дух. Служба длинная, но в ней предусмотрено, что есть момент, когда ты можешь присесть. Понятно, что в наших северных церквях, в которых места-то особо нет, чтоб и встать порой, не то, чтобы уж присесть — это немножко сложнее, но по крайней мере уж расслабиться чуть-чуть. В молитве сосредоточенной, покаянной, конечно, если ты великий молитвенник, ты можешь и часами пребывать. Но если ты все-таки не такой великий молитвенник, то перерыв на то, чтоб послушать житие, на то, чтоб послушать поучения, очень-очень важен. И поэтому я вот вспоминаю даже, из тех монастырей, где я был, только могу вспомнить Валаамский монастырь: присесть можно только перед тем, как Шестопсалмие читать. А во время Шестопсалмия, как мы помним, по Уставу даже переминаться с ноги на ногу нельзя. Есть такое указание, что ты должен вот именно как свечечка стоять — сейчас по церковно-славянски не вспомню, как именно. И для того, чтобы люди могли чуть-чуть передохнуть после того, как уже центральная часть Всенощного бдения уже приближается, вечерня закончилась, читается сейчас Шестопсалмие, читаются поучения. Служба из-за этого дольше? — Дольше. А как-то ты уже отвлекся, и потом смог снова уже во время Шестопсалмия молиться и не думать: «О, скоро будет полиелей, помазывать батюшка будет, свет включат, а там уже и недалеко до конца службы». Можешь наоборот встрепенуться. Потому что если на тебя нагрузить большой груз, с которым ты должен будешь очень быстро пробежать, ты спину надорвешь. А если ты большой груз возьмешь и будешь по кусочку его переносить, — да, пусть это у тебя займет долгое время, пусть ты под конец будешь еще больше уставший, но ты точно все до конца донесешь.

Марина Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, что в эфире радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья предстоящей недели. С вами Марина Борисова и клирик храма Ризоположения в Леонове священник Стахий Колотвин.

Ну вот наконец мы подошли к той самой Субботе Акафиста — Похвала Пресвятой Боородицы. Нам кажется, что мы знаем, что такое акафист. Потому что у многих из нас дома есть даже такие вот такие книжечки под названием «Акафистник», и мы время от время под настроение читаем акафисты тем или иным святым, Матери Божией, Спасителю. Но те ли это акафисты, которые имеются ввиду именно в эту субботу? Дело в том, что этот изначальный акафист, этот прообраз всех остальных акафистов, он еще и по форме, и по содержанию немного от них отличается. Так вот в чем его основное отличие?

О. Стахий

— Если мы посмотрим, акафист продолжал жанр немного необычный, потому что название даже поменялось — раньше он назывался кондак. Сейчас у нас ассоциация другая. И действительно на протяжении многих столетий это название используется. Кондак — это короткое песнопение, посвященное празднику, святому, который в этот день празднуется, или этому событию, или иконе, и как раз этот кондак исполняется торжественно, после ектении по 6й песни канона на утрене. В паре с этим кодаком, прямо за ним, обычно следует икос. Если мы читаем канон, — вот как раз тот самый жанр канона, который мы уже обсудили, касаясь творчества преподобного Андрея Критского, — то вот он идет, идет, идет, и в нем тоже есть кондак, правда уже коротенький. Это икос на самом деле, кондак — это было целое богослужебное последование, это был целый набор текстов, как канон. Это не один текст, а набор множества маленьких текстов. Как акафист, современный нам, — это тоже набор маленьких текстов. Точно также и кондак воспринимался. И здесь мы видим некоторую такую связочку: нельзя сказать, что собрались люди и сказали: «Так, кондаки нам ни к чему, будем мы тут акафисты петь! Или: кодаки ни к чему — только каноны! Вот как Андрей Критский сочинил: что это мы будем какие-то старые жанры использовать?» Нет, все перетекает, развивается потихоньку. И поэтому кода мы видим, что акафисты в приходской практике часто совершаются как раз по 6-й песни канона, по сути эти акафисты туда встраиваются. Вот к празднику относится кондак, икос, которые наряду, в каноне даны, а к ним уже добавляется такая последовательность, что ты вот начал возвеличивать и остановиться уже не можешь. Однако, если мы посмотрим на богослужебные указания, которые касаются исполнения единственного уставного Акафиста, — все остальные, хотя в расписании в разных храмах часто можно их встретить — это уже просто приходская инициатива. Если у нас канон прижился и каждый день этот канон совершается, еще бывает канонов много, и они объединяются, какой-то канон может быть перенесен на Повечерие с Утрени, когда праздник выпадает, помимо того, которое на Утрени читается, то здесь мы видим, что акафисты не прижились в уставное время. И, более того, акафист читался не только после 6-й песни, а мы видим, что один отрывочек прочитали акафиста, другой прочитали. В разные места службы вставлено по отрывочку — тоже как некоторая пауза от основного богослужения.

Марина Борисова

— У нас еще очень распространилась практика одно время заказывать молебен с акафистом, а иногда молебнов заказывается много, и акафистов тоже много, и после завершения Литургии еще долгое-долгое время поются акафисты, заказанные людьми, которые заказали непременно молебен с акафистом. У нас акафист очень любимая в церковном народе форма.

О. Стахий

— Да, к сожалению. В Советские годы произошла Хрущевская реформа, поставившая под контроль приходские финансы. Это стало похоже на торговлю молитвой, которую Господь, безусловно, в Евангелии запрещает. И для нас это страшная советская норма: до сих пор от нее Церковь до конца не отошла, и в разных храмах, епархиях в разной степени эта тяжелая ситуация проявляется. И, конечно, человек хочет для себя чего-то особого, специального, потому — молебен с акафистом, да еще и для меня, для моей проблемы. При этом если мы посмотрим, молебен с акафистом тоже находится в некоторой гармонии с церковным Уставом. Почему? Потому что молебен — это частная Утреня. Вот Утреня не в честь памяти святого, а именно утреннее богослужение, которое совершается по просьбе какого-то человека. Как благодарственное — человек перед тем, как идти на работу, благодарит, что там что-то было хорошо; как с просьбой: кто-то болеет, и ты начинаешь день с Утрени, на которой ты молишься за болящего родственника или за болящего себя; или об учебе предстоящей; или о том, что дождя нет, засуха из-за этого, урожай не посылается. На самом деле, если мы посмотрим, то и молебны, и акафисты, они стали массово возникать примерно одинаково. То есть смотрим: 500 лет не было ни одного акафиста. Да и молебнов не было! А вот как в 11-12 веке начала потихонечку Утреня сокращаться в индивидуальный молебен (ну ведь для каждого человека не послужишь Утреню!). Вот мы пришли на воскресное Всенощное бдение. Если каждому человеку по его потребности совершим половину Всенощного бдения, даже 2/3, — все-таки Вечерня покороче, то времени не хватит. Потому что если мы посмотрим на молебен, там же ведь у нас даже запевы — это то, что осталось от канона. Вот нам кажется, что мы запевы святым просто спели: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!», «Пресвятая Богородице, спаси нас!», «Святителю отче наш Николае, моли Бога о нас!», — на самом деле прозвучали запевы к трем разным канонам. То есть мы символизировали, что мы сейчас на этой краткой Утрене-молебне прочитали три канона. Правда, не прочитали, а спели один, или максимум два, а иногда, если уж очень благочестивый батюшка, то три раза эти запевы, и, вроде как, всех почтили. И при этом, конечно, некий такой парадокс, что, сокращая канон до состояния запевов, мы добавляем акафист. А акафист добавляется так, как он добавляется один раз в году — на Утрене Субботы Акафиста, на Утрене Похвалы Богородицы. Чтоб Пресвятую Богородицу прославить, то уже в разные части богослужения — и до канона, и в серединке канона — добавляются дополнительные молитвенные пения. Поэтому каноны сокращались, акафисты добавлялись. Чего, однако, нужно сторониться любому человеку — это магического подхода. Если вы где-то встретите в интернете, есть даже такие раскольничьи сообщества самочинные, где говорят: «Мы прочитаем акафист с усиленной молитвой. Вы прочитаете, по соглашению, подключитесь, и у вас такие-то проблемы по работам, по деньгам — решатся». Или если вы наткнетесь где-то в социальных сетях на публикации: «Что это тут по Уставу один акафист читается? Мы вот сейчас возьмем и сразу из трех акафистов прочитаем: и Николаю, и Спиридону, и Матроне Московской», то это не обязательно что-то ужасное. Может быть, батюшка очень молитвенный, правда. Но это повод насторожиться! Потому что эти все объявления — что просто в интернете, что в социальных сетях, — это попытка зацепить человека магическим подходом: «Ой, сейчас для меня трое святых каких-то самых важных будут работать, чтобы решить мои проблемы с недвижимостью, со здоровьем, с карьерой, с конкурентами». И вот этого надо бояться, потому что когда ты все-таки приходишь на службу Субботы Акафиста, Похвалы пресвятой Богородицы, ты приходишь действительно, чтобы похвалить Богородицу. Ты даже Ее особо не просишь — ты просто рад пообщаться с Божией Матерью. Поэтому тоже, дорогие друзья, может, вам как людям более воцерковленным, не настолько важен мой совет. Но если вы знаете, что кто-то из ваших близких людей, кто только воцерковляется, вы, может, наоборот радуетесь: «О, человек начал читать акафист!». Так смотрите, чтоб он не перегорел. Может, он их начал читать, потому что где-то узнал: прочтешь такой акафист, у тебя то-то сбудется. А потом это не сбывается, потому что Господа нельзя взять и обязать: «Ой, Господи, я прочел трем Твоим святым акафист, а Ты теперь должен мне то-то, то-то сделать», — человек разочаруется и из Церкви уйдет. А если ты его возьмешь на уставное богослужение и пояснишь, что помимо акафиста есть более спокойный жанр, не такой, может быть, радостный и бодрый, скажешь: «Вот смотри, на этой неделе у нас и акафист есть, а есть и канон, такой суровый. Давай и там, и там побываем». Тогда у этого человека более уравновешенно пойдет в начале своего молитвенного пути, не сорвется и дальше продолжит свой путь воцерковления.

Марина Борисова

— Я вот слушаю вас и думаю: почему людям так нравятся акафисты, и люди с таким большим трудом пробираются к смыслу канонов?

О. Стахий

— Я думаю, из-за пения. Потому что акафист легче подпеть. То есть как у нас в обычной практике бывает: поется по крайней мере «Аллилуия» повторяется в конце каждого кондака и хотя бы одно заключительное прошение, которое из икоса «Радуйся», а бывает, и пропевается целиком. Канон тоже должен петься. Если мы посмотрим по Уставу, подразумевается, что канон поется. А у нас какой канон поется? — Вот канон Пасхи поется. Поэтому и Пасхальная служба для нас так легко идет, летит! Мало того, что батюшка бегает и кричит, размахивает кадилом, свечки разноцветные... Вот так и пение идет! Так любой канон должен петься. Вот если бы у нас так пелся каждый канон, то, может быть, не было такого запроса на акафисты. Я помню, в храме, где я начинал служить священником, была традиция, что тоже несколько вечеров в неделю читались акафисты Святителю Николаю и Пресвятой Богородице. А вот в воскресенье вечером пелся канон Пресвятой Богородице. Тоже один из простых канонов, знакомых. Он у нас в любом молитвослове стандартном напечатан. То есть текст знакомый для людей. Человек может прийти, даже не со смартфона открывать, на смс-ки отвлекаться, и тоже этот канон пропевают. Поэтому, дорогие друзья, я думаю, что если вы начнете петь каноны, то они вам очень «пойдут». Есть такое мнение: во время Великого поста нельзя петь акафисты. На чем это мнение обосновано? Как раз потому что служба Субботы Акафиста относится не к пятидневке, относящейся к Великому посту, а относится к субботним воскресным дням, которые как некоторые островки посреди Великого поста. И которые к Святой Четыредесятнице не относятся напрямую. Это как некоторые перерывчики, чтобы мы смогли выдохнуть. Поэтому точно также можешь ты и постом акафисты читать. Главное, не относиться к акафистам как к «обязаловке»: «Ой, мне надо что-то такое прочитать, чтобы квартирный вопрос решить. Сейчас буду Спиридону сорок акафистов читать». Тут такая таргетированная реклама идет, столько мошенники наживаются на этом! «За вас прочитают столько-то акафистов. Уже можно даже не читать!», — тебе говорят. Надо помнить, что любая молитва, любой жанр (новые жанры создавались, менялись на протяжении веков, писались новые каноны, акафисты) существуют не для того, чтобы усложнить нашу задачу, что мы должны что-то прочитать или спеть, чтобы с Богом пообщаться, а чтобы нам помочь, чтоб было разнообразие! Ты пришел и не одно и то же блюдо на ужин ешь, а даже во время Великого поста ты должен свою кухню разнообразить. Недаром подписка на каналы с постными рецептами куда большей популярностью пользуется в социальных сетях, чем каналы с какими-то духовными вещами. Потому что все-таки с кулинарией как-то попроще. Точно также и здесь: у тебя есть разнообразие в молитве. Один день ты на акафист оперся, помолился, другой день — на канон. И это разнообразие облегчает нашу слабую еще из-за наших нужд и грехов связь с Господом и позволяет нам немножечко привыкать к общению с Ним, для того чтобы в Райском Вечном всеблаженстве общаться без всяких ограничений.

Марина Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу! Вы слушали программу «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Ризоположения в Леонове священник Стахий Колотвин. Слушайте нас каждую субботу. До свидания! Поститесь постом приятным!

О. Стахий

— С Богом!

---

Все выпуски программы Седмица

• «12-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Стахий Колотвин
• «11-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Николай Конюхов
• «10-е воскресенье по Пятидесятнице». Священник Николай Конюхов