«Христианин в современном мире». Дарья Успенская

У нас в гостях была скульптор, член Союза художников в России, благотворитель, член правления международного культурного центра «Слава» Дарья Успенская.

Дарья рассказала о влиянии своей бабушки — известного советского скульптора — на то, что и она пошла по этой стезе, об особенностях работы скульптора в храмах и монастырях, о своем пути к вере, а также о том, как ей удается совмещать непростую работу и участие в благотворительных проектах с воспитанием детей, один из которых — с ограниченными возможностями.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

И. Цуканов

— Добрый вечер, дорогие друзья! Это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Как обычно в это время, в студии моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер!

И. Цуканов

— Меня зовут Игорь Цуканов. И, опять же, как обычно в воскресенье вечером, мы разговариваем с нашими гостями на тему «Христианин в обществе.

Сегодня я очень рад представить нашу гостью — Дарью Успенскую. Скульптор, член Союза художников России, благотворитель, надо сказать, не в последнюю очередь. Дарья, а может быть, как-то вы еще себя сами представите? Что важно, а я вот не сказал?

Д. Успенская

— Добрый вечер! Наверное, очень важная часть моей жизни — то, что я мама ребенка-инвалида.

К. Лаврентьева

— И об этом нельзя не сказать.

Д. Успенская

— Вот, и об этом, конечно, нельзя не сказать.

И. Цуканов

— Дарья, вот вы — скульптор, причем, скульптор в третьем поколении, если я правильно понимаю. И у меня, когда я об этом узнал, сразу родился вопрос. Ну, есть, понятно, такая вещь, как призвание. И вот насколько трудно или легко понять, что то призвание, которое есть у родителей, которое было у вашей бабушки, оно и ваше тоже призвание? То есть что это не просто некая такая вот наследственная, ну, профессия или ремесло, а что это действительно призвание?

Я потом, правда, отчасти ответ-то получил на этот вопрос, когда увидел, когда вы написали о своей бабушке, вот Светлане Львовне Островской, да? Это довольно, как я понимаю, известный в советские времена скульптор — вот она лепила даже и Юрия Гагарина с натуры, что называется, и Титова... Я так понял, что она очень сильно на вас повлияла, и в этом смысле у вас не было вопросов даже, кем становиться, какую профессию выбрать. Но, тем не менее, я хотел попросить вас рассказать, как вы себя нашли именно в образе скульптора.

Д. Успенская

— С одной стороны, да, действительно, мне много лет казалось, что я пошла по пути наибольших возможностей. То есть нельзя было сказать «наименьшего сопротивления», потому что это, конечно, такая профессия — не самая женская, не самая легкая физически. Но когда ты в этом растешь просто, можно сказать, с младенчества, даже не с детства, и когда ты это видишь вокруг себя — и сам процесс, и знакомишься с произведениями великих художников... То есть у меня вместо детских книжек были какие-то альбомы по искусству. Мне это было гораздо интереснее. То эти вопросы, которые я себе задавала, они отпадали сами собой.

То есть было желание в какие-то, возможно, смежные специальности — тоже в искусство, но, там, допустим, в графику. Или интересно было вот, когда я училась, поступала в институт — появилось вот это новое направление «компьютерная графика», всяческая вот эта анимация 3D. Ну этому тоже пришлось научиться, мне это тоже, в общем-то, помогло в дальнейшем — ну, непосредственно в моей специальности. Потому что мы так же легко можем заниматься проектированием каким-то не на листе бумаги, а уже на компьютере. Но далеко, конечно, от этого отходить не хотелось никогда.

И. Цуканов

— То есть, родителям не удалось отбить у вас интерес, да? Они как раз заразили вас, можно сказать, в хорошем смысле, этим увлечением?

Д. Успенская

— Ну, у нас, да, никакого не было абсолютно насилия. Родители были достаточно молодые, когда я родилась... Единственное, чем они могли со мной позаниматься... То есть папа меня брал в мастерскую, давал кусок глины и мог дальше продолжать заниматься своими делами. Точно так же с бабушкой. То есть, если вот стоял вопрос, что надо занять ребенка, ребенка брали... Третьяковка была закрыта, когда я была маленькой, был Пушкинский музей. Поэтому с историей мировой художественной культуры на таких каких-то детских прогулках меня тоже знакомили. И когда ты, можно сказать, с таких детских лет видишь, насколько все это прекрасно и интересно, и содержательно, в общем, уже не хочется заниматься чем-то другим.

И. Цуканов

— Как христианка, как вы сейчас смотрите вообще на то, что такое искусство и, скажем, скульптура? Почему это важно, вот, скажем, с точки зрения верующего человека, для вас? Что это позволяет, может быть, вам сказать или выразить, или дать, отдать, скажем, другим людям?

Д. Успенская

— Да я думаю, что вот с гуманитарной точки зрения очень важно для верующего человека стараться увидеть, понять искусство, потому что оно, на самом деле, очень развивает душу, позволяет видеть что-то, что может быть на пути от материального к нематериальному. И просто знакомиться с этим, я считаю, очень важно.

Что касается непосредственно православной скульптуры, мы знаем, что примеров таких не очень много именно в православии. Но сейчас какие-то вещи меняются, но все равно и какие-то скульптурные изображения, и храмы белокаменные — вот Юрьев-Польский и... Ну, видимо, примеры такие, которые тоже нас погружают в какой-то мир духовный через то, что мы можем увидеть, потрогать, и через какие-то возможности. Ну, и через эти образы к какой-то вере прийти более глубокой и к пониманию того, что незримое — оно, на самом деле, и зримо, и осязаемо.

И. Цуканов

— Тем более, что, мне кажется, в первые-то века христианства скульптура вполне себе использовалась. Ну, то есть, скажем, IV век, V век...

Д. Успенская

— Конечно, конечно.

И. Цуканов

— Это уже впоследствии какое-то разделение произошло, что вот на Западе ее больше, а на Востоке как бы меньше.

Д. Успенская

— Ну, мне кажется, все равно вот образ, который запечатлен вот так вот, пространственный, он такой все равно более понятный. Потому что живопись — это все-таки такая имитация реальности чисто визуальная, а скульптура сама по себе осязаема, именно создает вокруг себя некую атмосферу, какое-то даже... ну, взаимодействует с тобой даже вне... как бы вне ведома зрителя. Предмет в пространстве — он со зрителем взаимодействует. Именно поэтому скульптуры несколько опасались — ну, в определенные исторические моменты.

К. Лаврентьева

— Сложнейшая история, на самом деле, со скульптурой. Потому что она может сказать, как и икона, намного больше порой, чем десятки прочитанных книг. С одной стороны, ты должен иметь очень чуткую душу и очень тонко чувствующее, настроенное сердце. С другой стороны, профессия далеко не женская, и тебе нужны зачастую — в хорошем смысле — мужские черты характера. И, к сожалению, у нас нету видеотрансляции, но сейчас передо мной сидит красивая, очень женственная девушка в прекрасном платье, и я бы, встретив ее где-нибудь на улице, никогда бы не догадалась, что вы скульптор. Не потому, что это несовместимо — потому что это сильная профессия, это профессия для очень сильных людей. Где баланс женской тонкости и вот этой силы характера, которая совершенно, абсолютно необходимый инструмент в вашем труде и творчестве?

Д. Успенская

— Столкнувшись, наверное, уже с профессией вот вплотную, я поняла, что вот то, что это не женская профессия или что-то — это, скорее, предрассудки, чем...

К. Лаврентьева

— ...действительность.

Д. Успенская

— ...ну, чем действительность. То есть, если можно сказать, в какие-то времена, когда не было электричества, держать в руках молоток и какие-то инструменты для скульптуры, ну действительно, было физически сложно и невозможно...

К. Лаврентьева

— Дарья, ну я смотрю на фотографию — вот эта огромная скульптура, и стоит рядом тоненькая женщина и пытается из этого огромного куска сделать что-то вразумительное, приятное, прекрасное. (Смеется.) Это, конечно, не женская профессия, мне кажется.

Д. Успенская

— Но у нас есть много вспомогательных профессий. То есть, вот такой путь достаточно длинный происходит от эскиза до монументального произведения, если мы говорим о них непосредственно, о крупных монументальных вещах. То есть...

К. Лаврентьева

— Ну, то есть, я к тому все это говорю, что я восхищена вами. То есть, это нужно пространственное воображение очень серьезное, это нужно уметь полностью увидеть сразу всю панораму — от рисунка, от эскиза до того, что получится. То есть, я же не про физическую даже силу здесь говорю — я говорю немножко о мужских качествах ума. И где здесь баланс между женским и вот этой собранностью внутренней, которая совершенно необходима в вашем труде?

Д. Успенская

— Мне как раз вот помогают очень какие-то мои женские качества — и цельность, и внимание, и какая-то чуткость. То есть, мы же тоже отчасти проводники какой-то Божьей воли. И чтобы ее воспринять, нужно не резко действовать, там, рубить сплеча, а вдумчиво чувствовать и стараться на максимуме своих возможностей что-то передать, чтобы в результате получилось произведение искусства, а не просто какая-то вещь, ну, номинально имеющая руки-ноги, там...

К. Лаврентьева

— Я не просто завела разговор о внутренней силе. Мы обязательно вернемся к скульптуре, но не можем мы сегодня говорить о вас без вашей роли как матери. Конечно, Господь посылает только сильным душам ту ситуацию, в которой оказались вы. И не просто так я спрашивала про эту внутреннюю силу. Для наших радиослушателей поясню: у Дарьи сын с синдромом...

Д. Успенская

— Да, старший, да.

К. Лаврентьева

— Да, лучше расскажите вы, если можно. Вы это сделаете лучше.

Д. Успенская

— Да. Когда родился мой старший сын, мы совершенно были вообще не знакомы с этой, можно сказать, темой. Никаких не было опасений. Наоборот, в общем, можно сказать, у нас были огромные планы и по поводу карьеры, и такие у нас были интересные проекты в процессе.

К. Лаврентьева

— Вы с мужем оба скульпторы, ага.

Д. Успенская

— Да, муж мой тоже скульптор. Мы с ним, как и мои родители, познакомились в художественной школе — в МСХШ. И как-то тоже к материнству и отцовству шли достаточно долго — мне было 29 лет, когда родился мой старший сын. То есть я вот уже была готова, осознанное такое материнство.

Но, конечно, к таким многочисленным диагнозам, как ДЦП, глаукома, эпилепсия и многие-многие другие, в общем... Ну, вряд ли кто-то к этому готовится, готовясь стать родителями. И в процессе, я думаю, к месяцу уже нам многое стало понятно, когда месяц был ребенку. Конечно, мы поспешили — не было возможности крестить в храме, окрестили вот... родился в декабре, в январе уже у нас наш сын был крещен. И все вот профессиональные какие-то амбиции и прочие, прочие вещи — они отошли на второй план. Потому что в последующие годы шла борьба уже не просто за качество жизни ребенка, а просто за жизнь. Я так... Это, в общем-то, очень непросто. И как-то Бог меня уберег и вел меня по этому пути очень как бы осторожно. Я не задавала каких-то лишних, возможно, вопросов. Но через какие-то падения, безусловно, проходила. И сил не было физических, и в уныние в какие-то моменты я впадала, потому что есть официальная медицина, которая дает какие-то прогнозы в процентах. Вот проценты наши были не очень, поэтому, конечно, трудно было справиться с такими... ну, с такими моментами, как уныние, в общем-то. Да еще когда ребенку было пять месяцев, в общем, такой был самый, пожалуй, непростой период, связанный с его здоровьем. Умерла моя бабушка, которая, видимо, тоже... Ну, она очень меня поддерживала вот эти первые месяцы и с таким оптимизмом говорила, что, «ой, да все будет хорошо — ты посмотри, какой мальчик, как он улыбается, ну вот сразу видно, что это не умственная отсталость»... И тут ее, конечно, как... Ну вот... То есть, мы с ней буквально накануне поговорили, она говорит: «Ой, как хочется жить, столько всего вот прямо интересного», и вот 20 мая ее не стало. Конечно, тут, в общем, наверное, был такой момент и ощущение, что вот все — все опоры, на которых все держалось, они как-то рухнули. Потому что...

Говорят, что «вот, такие дети — они до года не доживают». Ну, я решила, что мне, наверное, тоже не надо. То есть, как бы все уходят постепенно — и мне туда же. То есть у меня были какие-то обязательства, связанные с работой, я их выполняла, но уже так, скорее, на автомате, не заметив, что у меня отнимается рука. Пришла мамина подруга, распознала признаки микроинсульта, привела врача-психофизиолога, который оказался православным человеком. И он сказал, что «ну конечно, все, что с вами происходит сейчас, с вашим здоровьем, это все-таки связано, конечно, с состоянием психоэмоциональным». Но, говорит, почему вы в него так себя вводите, мне непонятно, потому что все в руках Божьих, неизвестно, каков Божий промысел и что там приготовлено для вашего сына. И если так случится, что он выживет, ему все равно нужна будет ваша помощь, а вы в таком разобранном состоянии.

И буквально вот один этот разговор, наверное, меня как-то вернул, можно сказать, и к жизни, и я просто почувствовала, что вот, у меня есть опора. Вот мне как раз о ней только что сказали. Вот как раз на волю Божью и на Божью милость я как раз и буду дальше опираться.

Потому что в ситуации, когда... Ну, от меня, сколько бы я ни работала, что бы, там, я ни сделала — то есть ничего не зависит. И, конечно, в этой ситуации было очень важно услышать такие слова. И я тоже считаю, что какие-то такие люди, которые в нашу жизнь приходят, они, конечно, являются проводниками какой-то Божьей воли, Божьей милости к нам.

И дальше, конечно, вот уже события со здоровьем ребенка — они развивались по какому-то тоже фантастическому, совершенно чудесному сценарию. То есть, естественно, мой ребенок сейчас не полностью здоров — у нас ряд проблем, которые мы решаем по мере поступления, какие-то там стараемся предупреждать. Еще такой подростковый возраст сложный сейчас наступил. Но главное, что вот ничто не мешает радоваться, быть счастливыми, делать свое дело, какую-то пользу приносить людям.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Уважаемые радиослушатели, у нас в гостях Дарья Успенская — скульптор, член Союза художников России, член правления Международного культурного центра «Слава», благотворитель. У микрофона мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева.

И. Цуканов

— Дарья, это был — вот тот эпизод, о котором вы сейчас рассказали, когда появился в вашей жизни этот врач, который вас, фактически... ну, вдохнул в вас надежду, да? И сделал это через как раз упоминание о Боге. Вот можно ли сказать, что с этого момента вы действительно стали вот таким по-настоящему верующим человеком? Или, в общем, и до этого Господь в вашей жизни уже был, а здесь просто вот как бы второе дыхание вы обрели?

Д. Успенская

— Ну, слава Богу, да, я вообще всегда ощущала присутствие Господа в своей жизни. И, в общем-то, до этого у нас тоже были проекты, связанные с храмами, и мы работали над благоукрашением многих храмов до этого. И, конечно... Ну, можно сказать, если примитивным языком, что я была «в материале», но совершенно вот отдельно наша вера православная, отдельно — моя жизнь. То есть, ты, вроде, делаешь все, что положено, но при этом ты не чувствуешь, насколько тебе это необходимо. И это, наверное, такой был момент, конечно, поворотный — когда я поняла, насколько все это взаимосвязано, насколько в каждом моменте нашей жизни есть Бог.

И. Цуканов

— Ну, и я так понимаю, что с этих пор действительно ваша жизнь поменялась, и вы сейчас находите в себе силы не только справляться с вашей ситуацией, но и помогать другим. То есть, к вам обращаются мамы детей с разными проблемами, с разными видами нездоровья, и вы вот находите как-то способы давать им вот это «второе дыхание». Правильно ли я понимаю?

Д. Успенская

— Ну, действительно, когда ты только узнаешь о диагнозах ребенка или близкого человека, ну, есть такое свойство у нашей души — впадать в отчаянье в какое-то. То есть, действительно, ты к этому не готовился, этого никогда не было, ты не знаешь, что будет дальше. И естественно, я тоже, когда была в начале этого пути, я читала какие-то статьи в Интернете, какие-то... пыталась сама строить какие-то прогнозы. Поэтому, конечно, кроме материальной помощи, в которой, если есть возможность, я стараюсь как-то участвовать в таких вещах тоже, я пытаюсь оказать какую-то моральную поддержку, объяснить, что может... ну... что, на самом деле, все в руках Божьих, и мы никогда не знаем, что есть, там, милость или немилость, да? — какие на нас планы. И если смотреть на какие-то такие вещи с этой точки зрения, то есть все... Ну, все печальное на самом деле не всегда такое, как оно выглядит. То есть... Ну, до сих пор мой ребенок, там, допустим, испытывает какие-то страшные боли. У него практически нету зубов, потому что он их все выбил, когда падал. То есть, у него какие-то... во время приступов тоже какие-то случаются, то есть... То есть, он практически все время живет в состоянии боли, она для него стала такой нормой. Но это не значит, что он несчастлив, нежизнерадостен... Наоборот, он очень счастлив, наоборот, он очень такой... Он каким-то просто оптимизмом заряжает всех вокруг, и настолько это удивительно! Потому что мой младший сын, который совершенно здоров, он такой пессимист, у него все время все не так! То есть каждая какая-то неудача его сразу разбирает на составляющие части... Я, в общем, даже могу сказать, что мне психологически сложнее гораздо с младшим сыном, чем со старшим. Старший меня, наоборот, как-то очень всегда поддерживает и собирает. Потому что как раз по существованию вот таких людей мы как-то все можем понять, что наши проблемы-то — они, в общем, ну, такие... как сказать-то... скоротечные. Они вот начались, кончились — как-то это все разрешается. Есть какие-то вещи, которые, к сожалению, не могут разрешиться так легко, но это не мешает нам жить, радоваться, Господа славить. (Смеется.)

И. Цуканов

— Я напоминаю, что это «Вечер воскресенья» на радио «Вера». Сегодня у нас в гостях Дарья Успенская, скульптор, член Союза художников России, член правления Международного культурного центра «Слава», мама, православный человек. Через несколько секунд мы снова вернемся в студию. Пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели! «Вечер воскресенья» на радио «Вера» приветствует вас. В этом часе с нами Дарья Успенская — скульптор, член Союза художников России, член правления Международного культурного центра «Слава», благотворитель, мама особого ребеночка, о чем мы сегодня в первой части программы очень много говорили, и также говорили о вашем творчестве, Дарья, и сегодня мы к этому обязательно вернемся. Но все же мне хотелось бы закончить, как-то подвести определенный итог нашему разговору об особом материнстве. Почему? Потому что в каких-то отдаленных уголках России сейчас сидят женщины, которые оказались в подобной ситуации, у которых родился особый ребенок, и, возможно, сейчас кто-то, кто слушает нас, не знает, куда ему идти. И материальные возможности не позволяют, например, приехать в Москву и воспользоваться какими-то доступными методами медицины, купить какие-то лекарства. И ты не знаешь, к кому тебе обратиться, и ты не знаешь, как помочь себе и помочь этому малышу, который, определенно, точно, не просто так пришел в твою жизнь и не просто так пришел в этот мир. Что бы вы могли сказать этой женщине, что бы вы могли сказать этим матерям? Какие бы слова поддержки вы бы сейчас могли найти? Потому что когда я прочитала в одном из интервью, что у вашего сына было до 60 эпилептических приступов в день, я не знала, как я буду с вами разговаривать сегодня. Но, слава Богу, мы с вами сегодня разговариваем, я вам очень благодарна. Теперь я понимаю, что вы действительно в этом колоссальном кризисе с Божьей помощью нашли источник силы. И я прошу немножко с нашими радиослушателями сегодня этой силой поделиться.

Д. Успенская

— Если думать так вот, о чем, прежде всего, буквально в двух словах, нужно сказать мамам, которые в подобной ситуации оказались, — возможно, впервые, возможно, просто устали в ней находиться, — конечно, хочется призвать вас: не отчаивайтесь. Не отчаивайтесь, не предавайтесь унынию. Конечно, мы с вами через это прошли, и я очень хорошо знаю, что зачастую кажется, что помощи ждать неоткуда. И действительно возможности получать адекватную терапию, образование, даже просто какое-то достойное качество жизни детей, у которых есть разнообразные проблемы со здоровьем, — к сожалению, у нас этот вопрос почему-то на государственном уровне решается каким-то очень сомнительным образом. Я не знаю, имею ли я право вообще об этом говорить, но все, что мы делаем для своего ребенка, мы это делаем сами, и никаких других возможностей я, даже находясь в Москве, в городе, где, в общем, есть прекрасные врачи, которые нам очень помогли, но вряд ли мы бы даже их нашли, будучи просто... ну, не имея определенных материальных возможностей.

Поэтому, конечно, на самом деле, все есть в нас самих, да? То есть мы — как подобие Господа. У нас есть вот эта неиссякаемая любовь. Вот это такой ресурс, я думаю, которым каждая мама на планете может смело пользоваться, и он совершенно неисчерпаемый. И если понимать, что любовь в нас — она бесконечна, можно отдавать ее своему ребенку и, конечно, уповать на Божью милость. Потому что чудеса — они, конечно, случаются. И я даже за свою короткую такую земную жизнь очень много раз сталкивалась с какими-то невероятными историями о том, как действительно какие-то чудовищные проблемы со здоровьем исчезали, как будто их и не было. Ну, действительно бывает и такое. И у нас тоже, в общем, с нашим ребенком, при каком-то многообразии сценариев развития болезни — каждой, которая есть у него, в общем-то, на самом деле, такие... Если представить себе сочетание того, что есть у нас сейчас, — то, что ребенок ходит на своих ногах, то, что он говорит, то, что он очень счастлив...

К. Лаврентьева

— Вообще, удивительно — он же ходит в обычную школу, я так понимаю?

Д. Успенская

— Да, ну, в основном, конечно, он ходит в обычную школу для социализации.

К. Лаврентьева

— Но это очень важно.

Д: И мы ходим в обычную школу еще и потому, что, в общем, необычных-то у нас нету особенно много вариантов, да? То есть либо есть школы для детей с тяжелыми поражениями нервной системы — это даже, скорее, не школа, а такое коррекционное учреждение. А в общем, условий-то, конечно, в школе для моего ребенка нету. В этом, конечно, надо тоже признаться, чтобы никто не обольщался. (Смеется.) То есть, есть логопед, есть дефектолог без опыта работы с особенными детьми. Ну, вот так, я думаю, что везде, и дай Бог... Я надеюсь, что если кто-то меня услышит, от кого что-нибудь зависит, я надеюсь, что...

К. Лаврентьева

— Есть куда стремиться, да? Есть куда развиваться.

Д. Успенская

— Да, есть куда. И действительно, когда с этим сталкиваешься, понимаешь, насколько много особенных детей. То есть вот буквально у меня как-то круг общения очень сильно с появлением Филиппа изменился, и вот даже сейчас, когда у меня немножко трансформировался мой блог в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), мне пишут мои соученики, знакомые, о судьбе которых я, может быть... Ну, я их, там, потеряла из виду на какое-то количество лет. Оказывается, что в семье тоже есть особенный ребенок. И это вот удивительно. То есть, я буквально за последние пару недель могу припомнить восемь случаев, когда в семьях моих знакомых, которые... что я об этом даже не знала, что есть особенные дети. И как-то вот нам... Ну, мы привычно общаемся через соцсети, но общаемся так поверхностно, что действительно какие-то вещи важные иногда упускаем. А нас действительно много.

И. Цуканов

— Что касается школы, получается, что все-таки, конечно, такая основная часть нагрузки, связанной с обучением, скажем, сына, она ложится, естественно, на вас как на родителей. И вот не приходило ли вам... Ну, наверняка, вы задумывались о том, что можно было бы как-то объединиться, скажем, родителям вот именно таких особых детей и создать что-то свое — какое-то... Ну, сейчас же есть такая форма, как, допустим, домашнее образование. То есть, в принципе, теоретически, можно было бы силами именно родительскими что-то делать и как-то обучать этих ребятишек. Или, в общем, это малореально тоже в наших условиях?

Д. Успенская

— Ну, в наших условиях закрываются специализированные учреждения, которые были предназначены для адаптации. Вот, например, лекотеки — я не знаю, были ли они по стране, но по Москве они закрылись, если я не ошибаюсь, шесть лет назад. То есть лекотеки, где, допустим, на группу из 12 особенных детей было, по-моему, столько же педагогов — и психолог, и логопед, и дефектолог, и танцетерапевты, и вот еще Бог знает какие специалисты. То есть мы вот как раз... Я со своей лучшей подругой познакомилась в таком учреждении — тоже с мамой особенного ребенка. И очень печально, конечно, что все эти дети были вынуждены искать для себя какие-то другие возможности. И это не единственная лекотека, которая была расформирована в городе. То есть, все это было. То есть, ничего не надо было... Печально то, что ничего не надо было придумывать нового — надо было не разрушать хотя бы то, что было. Но...

И. Цуканов

— Единственная — в городе Москва, да?

Д. Успенская

— Лекотека эта была не единственная, их таких было много. Но когда произошла вот эта вот образовательная реформа, такие, можно сказать, учреждения — они показались городу лишними. Нашему мэру показалось, что дети — они занимают слишком много места, их надо, ну, куда-нибудь пристроить, может быть, в какие-то детские сады, и... Возможно, человек мог... люди, которые приняли такое решение, они никогда не сталкивались с детьми с особыми потребностями, и, наверное, им показалось, что это решение рационально. На самом деле, конечно, такая необходимость существует, чтобы эти учреждения существовали, чтобы дети могли получать развитие какое-то, менять свое качество жизни, находить свое призвание — через разнообразие занятий, которое, к сожалению, невозможно обеспечить ребенку дома. Как бы родитель ни старался, я думаю, что все равно есть какие-то вещи, которые лучше отдать на откуп специалистам.

Поэтому, конечно, я бы, можно сказать, задумалась о том, что должно быть что-то такое, но организовать это силами родителей, каждый из которых, в общем, занимается какой-то узкой проблемой именно своего ребенка... Да, мы, конечно, много прошли специалистов всякого рода, благодаря которым мы в принципе можем ходить в обычную школу и не вызывать там особенных вопросов. Вот. Но, конечно, такие учреждения должны быть.

И мое твердое убеждение, что это должно быть не плодом какого-то действия родителей вот этих детей, а все-таки это государственная задача. Потому что родитель, который борется с заболеванием ребенка, это уже человек, который не совсем в ресурсе. То есть ты либо работаешь, либо ты занимаешься ребенком. Даже сталкиваясь с какой-то небольшой проблемой, даже какими-то поведенческими вопросами, я думаю, все родители знают, как много это требует сил и участия своего в жизни ребенка, как легко заработавшись и занимаясь своими делами что-то упустить даже у совершенно здорового, благополучного, на первый взгляд, ребенка. Поэтому, конечно, вот, отвечая на ваш вопрос, мне прямо вот кажется, что это не родители должны делать.

И. Цуканов

— Я тоже хотел бы спросить, как вам удается совмещать все-таки роль мамы особого ребеночка...

К. Лаврентьева

— И не только особого.

И. Цуканов

— Да, но...

Д. Успенская

— Да у меня второй тоже не менее «особый» такой парень! (Смеется.)

И. Цуканов

— ...со всеми теми проектами, которые вы делаете. Вот совсем недавно, можно сказать, вы участвовали в таком грандиозном проекте — вот этот вот храм, Главный храм Вооруженных сил России под Кубинкой, где, я так понимаю, что вы с Виталием, с вашим мужем... Вам принадлежат барельефы там и скульптуры... Там довольно много всего, что именно делали вы. Вот как находится время, вообще говоря, для такой творческой и, по идее, занимающей все время, наверное, работы у вас?

Д. Успенская

— Оглядываясь назад, да, кажется, что это какое-то чудо. Потому что, действительно, меньше, чем за год или, если брать время с эскизами, это около двух лет, — было выполнено около 250 метров барельефов и две 7,5-метровые фигуры. Вот, честно говоря, только с Божьей помощью удается как-то это все совмещать. И такое ощущение, что, действительно, пока мы работали, это такой, конечно, был колоссальный объем и технической работы, и вот чисто творческой — просто даже вот руками, представить, пройти вот эти вот километры. (Смеется.) И мне кажется, что действительно в какие-то моменты работа шла настолько легко, чтобы мы могли успеть и никого не подвести. И мы очень... Мы на каждом, на каждом проекте Господь позволяет чему-то научиться. Какой-то... Вот не только творческий какой-то опыт, какие-то вот новые вещи, можно сказать, научиться делать, а еще какой-то опыт технической работы — как ее оптимизировать.

И, конечно, вот про себя я могу сказать, что я действительно с рождения вот первого ребенка никогда не расстаюсь с детьми. Поэтому где-то у нас и младший мой сын ездил на завод, немножко помогал и участвовал, и смотрел, и знакомился с процессом, конечно. У нас еще такая ситуация, что нам старшие родственники наши не помогают, поэтому... Но, слава Богу, есть возможность привлечь няню к помощи, иначе мы бы, конечно, не справились. А так, конечно, только Божьей милостью вообще такие вещи можно успеть сделать. (Смеется.)

К. Лаврентьева

— Дарья, этот вопрос мы обычно задаем в начале нашей программы, но сегодня наш с вами разговор совершенно не нуждался в правильном композиционном построении диалога, интервью, но не спросить нельзя: а как вы пришли к Богу? Как вы стали православной? Почему православие?

Д. Успенская

— Ну, это такой был путь вот очень логичный и такой органичный совершенно.

К. Лаврентьева

— Бабушка — известный советский скульптор Светлана Островская, такая элита культурная советская. И тут — православие. Откуда? Как это все склеилось?

Д. Успенская

— Ну, у меня бабушка — я думаю, что она не была... То есть, так случилось, что она не была крещена, но она была вот не атеисткой. Бабушка с папиной стороны, наоборот, была очень верующим человеком, она была крещеной и, по всей вероятности, крестила всех своих детей. И в какой-то момент (это было в 80-е годы) папа работал с архитектором Геннадием Огрызковым, который потом стал священником, и, в общем, совершенно это было логично, что меня и родителей крестили, вот еще всех наших знакомых. Вот какой-то был... То это происходило дома, не так, как сейчас. Вот тоже как-то... И как мой сын был крещен дома, так же и я.

А потом, он такой, этот путь был — тоже совершенно не извилистый. То есть меня... Ни в какие стороны меня не отводило, у меня не было никаких сомнений. И очень много было работ, которые... Когда тебе для того, чтобы работать над проектом, надо почитать какие-то жития, что-то понять, то есть это просто помогает прийти к более глубокой вере, чем она была изначально, вот просто как будто сама собой, по рождению в православной семье.

К. Лаврентьева

— И, таким образом, вы стали, если можно так выразиться, православным скульптором. Последние ваши работы, если я не ошибаюсь, были в Главным храме Вооруженных сил в Кубинке. Там вы делали Врата, если я не ошибаюсь, с вашим мужем, Виталием Шановым.

Д. Успенская

— Да, совершенно верно. Предыдущей работой была работа над Вратами Сретенского монастыря. Это храм Новомученикам...

И. Цуканов

— Патриарх Тихон и священномученик Иларион, да?

Д. Успенская

— Совершенно верно, да. Там у нас два барельефа и трое врат тоже. Сонм новомучеников — такая тоже интересная очень работа была.

И. Цуканов

— Я напоминаю, что это "«Вечер воскресенья» на радио «Вера». И сегодня мы говорим с Дарьей Успенской — скульптором, членом Союза художников России, членом правления Международного культурного центра «Слава», ну, можно сказать, что и благотворителем, потому что Дарья очень много всего делает, чтобы помогать мамам таких же детишек, как...

К. Лаврентьева

— ...с особыми потребностями.

И. Цуканов

— ...да, как ваш старший сын.

Дарья, вот возвращаясь к тому, о чем вы недавно говорили, — о том, что сама работа, которая, можно сказать, вам подворачивалась, она как-то вас держала в рамках православия, потому что очень многое было связано с храмами... Я вот как раз хотел вас спросить, как вы обычно готовитесь к тому, чтобы начинать какую-то работу. Касается ли это ну вот, скажем, скульптур церковных, или это касается, может быть даже, каких-то... Вот у вас много работ, скажем, связанных с такими скульптурными портретами российских актеров. Там, вот и Юрий Яковлев, например, и Клара Лучко в Краснодаре — стоит ваша скульптура. Вот как вы начинаете готовиться к тому, чтобы кого-то лепить? Вы что-то об этом человеке узнаете, или вы молитесь, или вы?.. Ну вот вы сказали, что вы читаете жития, если речь идет, там, о каких-то сюжетах церковных или связанных с так или иначе с православной верой. Вот какова здесь у вас, если можно так сказать, система подготовки?

Д. Успенская

— Ой, система подготовки проста. Конечно, начинаю с благословения. (Смеется.) Вот.

И. Цуканов

— Так.

Д. Успенская

— И, естественно, стараюсь, чтобы работа приобретала содержание, то есть внутреннее. Не только свои внешние какие-то очертания. Естественно, мне надо работать с материалом, и желательно, как можно больше. Если это работа, связанная с храмом, кроме изобразительного материала... ну, то есть, естественно, надо изучить иконы, надо... Потому что все, что мы делаем в православных храмах, это, естественно, вещи, которые выполнены в таком традиционном ключе. То есть мы в своей скульптуре используем элементы иконографии и, естественно, много консультируемся о возможности изобразить то или иное событие вот совершенно определенным образом.

Также, конечно, кроме изучения визуального материала, я стараюсь находить, читать все, что касается данного конкретного сюжета, или работы, или портрета. И, конечно, когда углубляешься в этот материал, происходит некое понимание, как эта работа должна пойти дальше. Возможно, изначально, когда имеется только эскизный проект, есть определенное видение того, как эта работа должна выглядеть. Но в процессе работы часто — да, практически, всегда — вот это видение...

И. Цуканов

— Меняется, да?

Д. Успенская

— ...меняется, трансформируется. Просто потому, что приходит понимание, как это должно быть, выглядеть.

И. Цуканов

— А можете привести какой-нибудь пример, когда на этапе эскиза было одно, а на выходе получилось совсем иначе?

Д. Успенская

— Ну, вот я даже сейчас... (Смеется.) Просто так получается практически всегда, и это, ну, такие вот технические моменты. Но я думаю, что, конечно, работу с Тихоном Шевкуновым я могу, конечно, привести как пример того, что в эскизе было вот совершенно одно, и вот это, конечно, совместная такая работа, когда работаешь из благословения... И даже когда приходится переделывать абсолютно все в этой работе, не возникает ни внутреннего сопротивления... А вот понимаешь, что оно... ну вот должно быть так и никак иначе. И это прекрасно.

И. Цуканов

— Но это тоже своего рода работа скульптора, да? Когда под руками материал — он вот как-то меняет форму, и любые такие вот...

Д. Успенская

— Ну даже может сюжет полностью измениться — просто потому, что приходит понимание, что вот не так это должно быть.

И. Цуканов

— Это касалось как раз храма Новомучеников и Исповедников, да?

Д. Успенская

— И вот в храме Новомучеников вот это вот было так особенно ярко в плане вот именно работы такой, по благословению. Потому что ты работаешь, ты выполняешь определенный труд, который занимает определенное время, и туут вот надо...

И. Цуканов

— ...все переделать.

Д. Успенская

— ...все переделать. И не возникает никакого даже вот, ну... какой-то тени сомнения, что вот «а давайте не будем, давайте»... То есть и все, что, на самом деле... Вот все, что было сделано, а потом переделано, это тоже был какой-то наш такой личный, очень полезный нам опыт, который, в общем-то, нам пригодился, кстати, в работе над следующим храмом, таким тоже объемным — Главным храмом Вооруженных сил.

И. Цуканов

— У вас довольно много работ вот, в Краснодарском крае, скажем, почему-то. Вот, скажем, скульптура великомученицы Екатерины... И вообще, в списке ваших работ довольно многие из них находятся там...

Д. Успенская

— ...на Юге России.

И. Цуканов

— ...на югах, да. Это как-то так случайно получается или с чем-то связано?

Д. Успенская

— Ну, я думаю, что ничего у нас случайного не бывает. То есть, за год до того, как у нас должен был родиться Филипп, мы выиграли... приехали и выиграли случайно два конкурса в Краснодаре — на памятник Кларе Лучко и на памятник святой великомученице Екатерине.

На самом деле, то, что мы выиграли, тоже это было не случайно, потому что у меня и бабушка была с Кларой Степановной знакома, и я знакома с ее дочерью, и как-то... То есть, это для меня был абсолютно не чужой человек, поэтому я как-то представляла, как это надо делать.

И так же с памятником святой великомученице Екатерине: мне кажется, наш проект — он такой был самый сложный. То есть, не... В нем такая была идея, что он должен быть несколько интерактивный, что-то такое... И так случилось, нам повезло — мы выиграли эти два конкурса, и потом, соответственно, уже участвовали в каких-то еще конкурсах, которые объявлялись рядом там вот, и в Туапсе...

И. Цуканов

— Там, в Геленджике, в Новороссийске.

Д. Успенская

— Да, да, да. Ну, он же в Новороссийске как раз отец Виталий приехал посмотреть наш этот храм Новомучеников. Ему очень понравились там врата. Мы сделали несколько эскизов. И вот, слава Богу...

Там такой интересный храм! Он стоит на набережной, он как такой... он как маяк. Ну тоже чудо такое, такой центр, обдуваемый всеми ветрами! (Смеется.) И все равно туда люди с радостью идут, несмотря на такие эти погодные условия, что просто с набережной сдувает. Когда мы монтировали врата, даже было непонятно, за что держаться — у нас такой был ветер... (Смеется.)

И. Цуканов

— Дарья, вот что в вашей жизни для вас является самым радостным сейчас? Вот можно как-то так попытаться это сформулировать? Потому что, вроде, мы говорим о довольно таких трудных темах, но вы обо всем рассказываете вот с каким-то таким, не знаю... доверием Богу, что ли... Я не знаю, как сказать. И ощущение, что вы во всем видите, ну, действительно какой-то промысел Божий. А вот что... Что для вас все-таки самое радостное в вашей теперешней жизни?

Д. Успенская

— Ну, я каждый день вообще начинаю с того, что я благодарю Бога вот за все абсолютно. То есть, все для меня самое радостное — вот то, что... То, что сейчас мы с руками, с ногами, можем работать, можем поддерживать своих детей и родителей. Наверное, вот это очень важно в это время такое непростое. И я, конечно, за то, что мы в какой-то... ну, не в немощи находимся, вот за это, конечно, не устаю благодарить. Вот.

И, наверное, если говорить о счастье и радости, я как-то для себя поняла, что, ну, нельзя быть счастливым вопреки чему-то, да? То есть, вот для меня это счастье, которое у меня есть, оно не вопреки, а благодаря тому, что есть. Вот все есть, за все слава Богу, радуемся. И мы очень, очень счастливы! (Смеется.)

К. Лаврентьева

— В одном из ваших постов в социальных сетях вы привели цитату святителя Василия Великого о том, что молчаливая живопись — то же, что и Слово Евангелия для слуха. И весь этот час меня и, мне кажется, вот глядя на Игоря, я понимаю, что и его... он сейчас со мной согласится... не отпускало ощущение, что вся ваша жизнь — это есть проповедь, начиная от скульптур, которые вы делаете с вашим замечательным мужем, которые останутся на века, которые будут видеть многие поколения после нас... Да и не начиная со скульптур... Мне кажется, даже продолжая скульптуры, а начиная — ваше материнство. Сколько вы поддерживаете людей просто своим радостным несением Креста! Я благодарю Бога за этот разговор и благодарю вас, Дарья, потому что очень много важных тем вы сегодня подняли. Вы сегодня очень открылись нам, и мы вам действительно искренне за это благодарны. И я думаю, что наши уважаемые радиослушатели согласятся с этим.

«Вечер воскресенья» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели. В этом часе с нами была Дарья Успенская — скульптор, член Союза художников России, член правления Международного культурного центра «Слава», благотворитель, особая мама, христианка. Огромное спасибо! У микрофона был мой коллега Игорь Цуканов и я, Кира Лаврентьева. Всего вам доброго и до свидания!

Д. Успенская

— Спасибо вам! Всего доброго! До свидания!

И. Цуканов

— Всего доброго!