«Храмовая архитектура». Дмитрий Остроумов

У нас в гостях был архитектор, руководитель мастерской «Прохрам», член совета по храмовой архитектуре при Союзе архитекторов России, профессор Международной академии архитектуры Дмитрий Остроумов.

Наш гость рассказал о своем пути к вере, о том почему начал заниматься именно строительством храмов и в чем особенность современной церковной архитектуры.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

о. Игорь

— Добрый вечер, дорогие друзья! «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона, как всегда в это время, в студии Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

о. Игорь

— Я — диакон Игорь Цуканов. И сегодня у нас в гостях, дорогие друзья, замечательный гость, Дмитрий Остроумов — архитектор, руководитель мастерской «Прохрам», член совета по храмовой архитектуре при Союзе архитекторов России, профессор Международной академии архитектуры, магистр богословия, человек, который уже много-много лет занимается строительством храмов, разработкой, созданием проектов. Дмитрий, добрый вечер.

Д. Остроумов

— Добрый вечер.

о. Игорь

— Рады вас видеть в нашей студии.

Д. Остроумов

— Очень приятно.

о. Игорь

— Дмитрий, сразу такой вопрос: обычно как-то, хотя, может быть, это я так себе представляю, что архитектор — это какой-то такой свободный художник в некотором смысле, то есть он работает сам по себе, вот он сам по себе создает проекты и так далее. А у вас мастерская, вот что такое вообще архитектурная мастерская?

Д. Остроумов

— Есть, конечно, разные форматы архитектурной деятельности. Безусловно, когда человек становится архитектором, и он приобретает какой-то навык, он либо сам начинает работать, либо в какой-то организации. Ну и надо сказать, что у нас мастерская существует давно и, наверное, первые лет семь-восемь это был такой очень узкий формат, то есть я был, у меня была помощница-архитектор, и с нами работали два художника. Сейчас нас уже практически сорок человек, и у нас не только архитектурная деятельность, мы и с производством связаны, что-то изготавливаем и так далее.

о. Игорь

— Интерьерами вы еще занимаетесь.

Д. Остроумов

— Да, интерьерами, убранством. И оно как-то так само стало расти, то есть у меня никогда не было цели сделать большую мастерскую, просто о нас узнавали люди, приходили новые проекты, как-то так Господь поставил, сказал: «вот путь, идите, занимайтесь». И, конечно, сейчас это уже такая серьёзная структура, у нас есть и административные ресурсы, то есть люди, которые и документами занимаются, и какими-то отчётностями, бухгалтерией. У нас много архитекторов, в частности, у нас работает несколько человек — выпускников кафедры по храмовому зодчеству Московского архитектурного института. Есть художники, есть дизайнеры, и мы пытаемся каждому человеку найти такое применение, чтобы он раскрывал свой талант, потому что очень важно в жизни найти своё место, вот Господь даёт какой-то дар. Архитектор, на самом деле, это очень широкая специальность, то есть он может работать от дизайнера одежды и заканчивая какими-то крупными архитектурными проектами, комплексами целыми. И действительно, у нас кто-то больше уходит в дизайн интерьеров, кто-то даже в орнаменты, кто-то более такой, как архитектор-техник, потому что за архитектурным проектом, безусловно, стоят какие-то разделы, там и конструктив, и какие-то инженерные сети и так далее, такая техническая сторона. Ну и мне вот выпала честь, если можно так выразиться, действительно, этим всем руководить. Но, кроме руководства я оставляю себе много времени, чтобы самому придумывать, чтобы самому рисовать, как вы говорили, что архитектор — это человек, которому нужно тоже творить, без этого никуда не денешься, не хочется превращаться в какого-то менеджера. И у нас уже складывается какой-то общий стиль мастерской, то есть, конечно, мы можем работать и в классике XV-XVI века, и в XIX веке, и в модерне, и так далее, но если приходит запрос о том, что «сделайте храм так, как он вам видится», то у нас уже, может быть, узнаваемый немножко стиль идёт на синтезе и модерна, и современности. Мы вдохновляемся иногда какими-то художественными решениями и других культур, потому что это тоже даёт такой, как бы простор, но при этом, конечно, стараемся работать в так называемом каноне.

о. Игорь

— А часто такое бывает, что приходит заказчик, так будем говорить, кстати, заказчик — это кто обычно, это приход?

Д. Остроумов

— Заказчик — это, как правило, священник. Иногда чуть-чуть повыше — это епархии, архиереи. Бывают в роли заказчиков какие-то попечители, которые просто помогают храму и сами строят, и, собственно, они принимают решения.

о. Игорь

— Ну вот приходит такой заказчик, кто бы то ни был, и говорит: «Вот постройте храм так, как вы его видите. Есть такой-то участок, в него впишите, пожалуйста, такой объект — храмовый комплекс, мы абсолютно доверяем вашему творческому полёту».

Д. Остроумов

— Ну, это редкий случай.

о. Игорь

— Да, вот часто ли это бывает?

Д. Остроумов

— К сожалению, это очень редкий случай, но когда это происходит, то получаются очень интересные проекты. Но здесь очень важно учитывать, что на архитекторе лежит всё равно некоторая ответственность, потому что это здание будет стоять не просто в чистом поле, и мы всегда делаем так называемый предпроектный анализ, то есть, необходимо посмотреть, если это городская среда, то какие рядом здания, какие там потоки людей, какая транспортная коммуникация, даже стилистическое какое-то направление. Например, в Краснодаре это может быть отсылка к югу, а какая-нибудь Вологда, то это уже ближе к Русскому Северу, это тоже очень важно учитывать. Ну и при этом, у нас есть храмы в таком, может быть, более византийском стиле, но мы пытаемся раскрыть в своей архитектуре, в своём творчестве так называемый «русский логос», то есть понять, что же такое именно наша культура, что же такое наша традиция в сакральном искусстве, в искусстве в целом, потому что это тоже очень такая важная вещь.

о. Игорь

— А где вы строите большей частью, вот какая география?

Д. Остроумов

— У нас когда-то мастерская вообще начиналась из Минска, и сейчас мы работаем в двух городах, у нас есть мастерская в Москве, офис большой, и такой же офис в Минске, так как она там начиналась, там осталась часть людей, которые там работают. И у нас есть целый ряд проектов в Белоруссии: это Минск, Гродно, Бобруйск, но большая часть проектов в России, география достаточно большая. Вот сейчас у нас в работе храмы в Краснодаре, в Керчи, в Красной поляне, это если брать вот эту нижнюю южную часть, самый дальний — это, наверное, Челябинск, вот Челябинск и Екатеринбург, у нас там прямо несколько объектов, и Алапаевск, мы сейчас ещё над интерьерами храма в Алапаевске работаем. Если смотреть на север, то это Республика Карелия. Безусловно, Москва есть, сейчас как раз проходим экспертизу по храму преподобного Моисея Мурина в Москве. С Вологдой, кстати, работаем тоже.

о. Игорь

— Но сложнее всего, наверное, строить в больших городах — в Москве, в Минске, хотя бы потому, что просто плотная застройка?

Д. Остроумов

— Больше требований. Но, с другой стороны, где-то в этом свободнее, потому что всегда стоит вопрос бюджета, а он в основном сконцентрирован всё-таки в крупных городах, а хочется сделать качественно, я вообще считаю, что храм — это здание для Бога, оно должно быть самым лучшим, и если посмотреть на нашу историю, то великие князья считали за честь поставить храм, как такую жемчужину, он был высокий, изящный, красивый, хотя вокруг могли какие-то хижинки стоять или какие-то палаты. Сейчас у нас такую роль выполняют, скорее, бизнес-центры или торговые центры, а нам хочется вкладывать в каждый храм душу, не делать его типовым, применять хорошие, качественные материалы, это всё, конечно, упирается в бюджет, поэтому, может быть, где-то в больших городах и проще в этом плане. Но есть обратная сторона — больше требований, нормативные акты, часто это плотная городская застройка, больше внимания к храму, какие-то комиссии определенные.

К. Лаврентьева

— На что вы делаете упор, выбирая архитектурный вот этот ход, когда строите новый храм, когда продумываете его внешний вид, вообще в принципе, как он будет устроен, на что будет упор, какая классификация вот этого выбора вашего?

Д. Остроумов

— Архитектор, в первую очередь, на мой взгляд, — это человек, который проектирует процессы — то, что там будет происходить в здании, и он проектирует пространство, то есть не стены, стены, скорее, оформляют пространство. В первую очередь, нужно понять, особенно на первых этапах проектирования идёт очень плотная работа с будущим пользователем храма, то есть с заказчиком, с приходом, со священником, потому что, если говорить про городской храм, ведь храм сегодня — это не храм еще сто лет назад, у нас появляется очень много дополнительных каких-то помещений, начиная от комнаты матери и ребёнка, и санузлов каких-то, заканчивая пространствами для экспозиции, каких-то музейных собраний. И, конечно, мы в первую очередь делаем зонирование, то есть идёт работа с планировками. Но я всегда мыслю пространственно, то есть когда ты рисуешь план, понимаешь, что здесь у меня алтарь, здесь трапезная часть, здесь такие-то помещения, здесь входы и так далее, всё равно уже в сознании как-то представляется объём, какой он будет, потому что невозможно рисовать просто на плоскости без вот этого понимания. А стилистически, я уже говорил, что необходимо проводить какой-то предпроектный анализ, смотреть на такую предсуществующую среду, то есть то, что вокруг, какая-то данность этого места, исторический контекст, что здесь было. Немаловажно и посвящение храма, потому что храм Богородицы — это какая-то одна архитектура...

К. Лаврентьева

— Да, там своя стилистика и свои цвета.

Д. Остроумов

— Храм Крестовоздвижения — это уже немножко другое. Тут, наверное, даже вопрос не в стилистике, а в том, чтобы в тектонике архитектурной вот это посвящение как-то считывалось, даже на каком-то подсознательном уровне.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья. Я напоминаю, что у нас в гостях Дмитрий Остроумов — архитектор, руководитель мастерской «Прохрам», член совета по храмовой архитектуре при Союзе архитекторов России, профессор Международной академии архитектуры, магистр богословия. У микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Я почему спрашиваю, Дмитрий: потому что сейчас, когда идёт обширное строительство храмов — и это, конечно, большая радость, с одной стороны, понятное дело, для нас, для христиан, — с другой стороны, это вызывает определенные вопросы, потому что храмоздателей немало, и понятно, что проектов ещё больше, чем сами храмоздатели, и иногда проекты храмовые, ну вот лично у меня, вызывают всё-таки вопросы большие к их архитектуре, и поэтому, конечно, хочется спросить: есть ли какие-то нормы, когда вот совершенно чего-то допускать нельзя в строительстве храмов? Есть ли такие правила, которые предусматривают недопустимость каких-то архитектурных решений в строительстве храмов?

Д. Остроумов

— Да, во-первых, есть установленные нормативные акты, они относятся к общественным зданиям, это пути пожарной, эвакуации, там какой-то расчёт количества людей и так далее. Безусловно, храм сегодня проектируется с учётом этих норм. Также есть такая каноническая сторона, канон — это понятие очень такое обсуждаемое, потому что под каноном могут понимать всё что угодно, но на самом деле канон связан, в первую очередь, с богословием.

К. Лаврентьева

— Конечно, это очень строгая, важная вещь.

Д. Остроумов

— Я хочу сказать о том, что нигде, ни в каких канонических актах не написано, как строить храмы, везде говорится, что они должны быть. Точно так же можно сказать и о церковном искусстве в целом, об иконописи, то есть мы знаем, что иконы должны быть, что почитание образу переходит на первообраз, но нигде не написано, какая должна быть икона. И тут очень важно отличать канон от традиции, то есть мы можем работать в той или иной традиции. Конечно, это нужно архитектору изучать, и прежде чем проектировать храм, то хорошо бы лет десять с кем-то поработать, поизучать, попроектировать вот эти все кокошники, изучить византийскую архитектуру, нашу русскую, новгородскую.

К. Лаврентьева

— А вам ближе какая, ну так вот, чисто вам?

Д. Остроумов

— Я очень люблю псковский стиль, псковско-новгородский, очень люблю модерн. Если возвращаться к тому, о чём мы говорили, то, безусловно, это был бы какой-то синтез модерна и новгородского, и чего-то там, наверное, современного. Я ещё хотел сказать про каноническую вот эту историю, что при этом у нас есть достаточно чёткая догматика, то есть в искусстве Церкви оно не должно нарушать каких-то догматических постановлений. Есть экклезиоло́гия, есть антропология, есть эсхатология — учения о Церкви, о человеке, и всё это очень тесно связано с искусством, потому что всё это объединяет литургика, то есть, сакраментоло́гия. И вообще, храм строится для Литургии, в первую очередь. То есть он является символом Церкви полноценным, и всё здание храма строится вокруг Литургии, поэтому очень необходимо понимать вот эту догматическую сторону и устройство службы, потому что там до каждых десяти сантиметров, вот сколько нужно места перед престолом, чтобы священник мог положить земной поклон, чтобы нормально открывались Царские врата, как устроен жертвенник, как удобнее выходить пономарю, из каких врат пойти за записками и так далее. Поэтому тут такая многоуровневая получается структура, и одно изучаешь, другое, третье, и в этом плане важно, чтобы архитекторы были не только архитекторами, если мы говорим о храмовых архитекторах, а немножко чем-то большим, чтобы они всё-таки понимали и знали учение Церкви, чтобы они знали устройство службы, хорошо бы, чтобы они и в алтаре иногда молились, видели, что там происходит.

К. Лаврентьева

— Дмитрий, пока у нас ещё идёт разговор о церковном искусстве, я вот ещё хотела о чём спросить: я читала в книге одной Василия Зеньковского «История русской философии» о том, что когда эпоха Возрождения была в Европе, и там вот абсолютно всё процветало, и архитектура, и изобразительное искусство, и всё было совершенно потрясающе, все мы знаем полотна Рафаэля, все мы восхищаемся этим, и до сих пор католические базилики, они, в принципе, практически в этом во всём стиле эпохи Возрождения и находятся. Другой вопрос, что их, к сожалению, мало кто посещает, главное, нам не пойти по этому пути: храмов много, а прихожан мало, но я не об этом. И Василий Зеньковский в своих рассуждениях о расцвете вот этом культурном опирается на то, что вот если в Европе была эпоха Возрождения, то у нас эпохи Возрождения в это время никакой не было, но у нас были Андрей Рублёв и Дионисий, ну, родил, Андрей Рублёв родил «Троицу», это мы понимаем, и он говорит о том, что вот у нас было духовное Возрождение, там вот этот XV-XVI век, и понятно, что каноническое письмо, оно мало с чем может сравниться по уровню духовности, по уровню молитвенности, и выше, наверное, ничего нет в плане иконописи. Потом уже стало приживаться художественное письмо, художественный стиль росписи. Вот вам, как художнику в церковном искусстве, архитектору, человеку, который непосредственно этим занимается, что лично вам ближе?

Д. Остроумов

— Я хотел бы дать пару ремарок к тому, о чём вы говорили.

К. Лаврентьева

— С удовольствием.

Д. Остроумов

— Некоторые исследователи называют данную эпоху — эпохой Возрождения с определённой долей условности, потому что как раз таки ещё та живая византийская традиция, даже тамплиеры какие-то или высокая готика, вот это всё было до Возрождения, и там много каких-то и духовных практик было, и как раз с приходом эпохи Возрождения в Европе, всё-таки в центр умозрения человека постепенно приходит уже не Бог, а сам человек, то есть мы знаем гуманизм и так далее, и происходит вот эта вот подмена, поэтому и живопись уже немножко другая, и так далее, и, собственно, сам храм в какой-то момент становится не домом Божьим, а домом искусства и домом, может быть, Бога, как царя, как императора даже, то есть он больше похож на дворец. Безусловно, это не отменяет высоту этого искусства, я имею в виду и художественную сторону, и вот это всё изящество, в этом плане это, конечно, — Возрождение. Но если посмотреть на духовную составляющую, то есть вопросы. А что касается нашей традиции, то действительно, ведь когда был Андрей Рублёв, а после него, спустя много лет, и Дионисий, и параллельно с Андреем Феофан Грек, мы знаем, работал, вот известный храм в Новгороде на Ильине улице, его сохранившиеся там росписи, то это же был расцвет исихазма на Руси. Получается, там была такая связь: по-моему, келейник Григория Паламы стал Болгарским Патриархом в какой-то момент, и он дружил со святителем Алексием, а Алексий, естественно, общался с Сергием, (я сейчас могу ошибаться в точности этой линии) но так пришла на Русь традиция исихазма. На мой взгляд, вообще за исихазмом стоит единственно подлинное мистическое христианство. И мы знаем, что Запад это отверг на догматическом уровне, вот эти «паламитские споры» когда были, но, конечно же, это дало великий импульс и для искусства в том числе. И то, что делал преподобный Андрей Рублёв, он же это делал не от себя, у него были великие учителя, у него был и преподобный Сергий, у него был почему-то мало вспоминаемый в последнее время Савва Сторожевский, который одно время даже был духовником Троице-Сергиева монастыря. И вот эти храмы, Троицкий собор в Лавре, он построен после уже смерти преподобного Сергия, мы знаем, что до него был храм Рождества Богородицы в Сторожевском монастыре, Успенский собор самый первый, сейчас как раз там идёт реставрация — конечно, это всё было связано с приходом той духовной традиции, это было возрождение монашества, ученики преподобного Сергия растеклись вокруг Москвы во все стороны, кто-то ушёл на север, кто-то на юг. Мне действительно вот эта традиция очень близка, ну и, опять же, это не каноническое искусство, хотя его так принято называть. Это именно наша, традиция, может быть, самая высокая, получается, XV века, и также мне близко, я уже говорил, — искусство модерна, тут тоже духовные пересечения есть, потому что, когда при государе Николае II дали свободу старообрядцам, то они уже не хотели строить то, что было до этого на Руси, никакого неовизантийского стиля, тем более не классицизм и не барокко, а храмы нужно было делать, и пошла отсылка, вот этот поиск — а что же такое наше родное, а где же это? И, конечно, это Владимиро-Суздальская Русь, это Псков, это Новгород, но тогда был в моде северный модерн — это, действительно, очень такое изящное искусство, и вот эта русская традиция древняя, она сочеталась вот с этими новыми веяниями, и, на мой взгляд, это дало прекраснейшие произведения, это и то, что делал Щусев, и то, что делал Апла́ксин, Покровский — архитекторы. Она потом просто резко прервалась, и это могло бы иметь очень интересное продолжение. Сейчас существует убеждение, что мы имеем свободу Церкви за последние тридцать лет, что нужно продолжать работать в модерне и вернуться к тому, с чего мы начали, но, может быть, мы уже этот этап даже немножко и прошли, потому что есть архитекторы известные, они действительно продолжатели вот этого стиля. И сейчас, я думаю, что эту линию можно дополнять какой-то новой архитектурой, потому что Европа развивалась по-своему, там есть прекраснейшие шедевры даже современных католических храмов. Ну как, они очень интересные с точки зрения архитектуры, с точки зрения работы пространства, с точки зрения света, но это, конечно, совершенно новая архитектура, нетрадиционная, но там есть что перенять, есть на что обратить внимание. Я думаю, что тут, действительно, нужен какой-то синтез, при этом сохраняя линию нашей традиции, потому что она богата, она насыщенна, она интересна, там есть вот этот, так называемый, «русский логос», выраженный, не выраженный, но вот поиски есть. И где-то туда добавлять какие-то тенденции мировой архитектуры, потому что мы не можем работать вне контекста, храм, он всё-таки для людей, он должен быть вписан, но при этом он должен выделяться.

о. Игорь

— Храм для людей, а не человек для храма.

Д. Остроумов

— Да.

о. Игорь

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья. Сегодня у нас в гостях Дмитрий Остроумов — архитектор, руководитель мастерской «Прохрам», член совета по храмовой архитектуре при Союзе архитекторов России. У микрофонов Кира Лаврентьева и диакон Игорь Цуканов, мы вернёмся в студию буквально через несколько секунд, пожалуйста, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, дорогие наши слушатели, «Вечер воскресенья» продолжается. И напоминаю, что у нас в гостях Дмитрий Остроумов — архитектор, руководитель мастерской «Прохрам», член совета по храмовой архитектуре при Союзе архитекторов России, профессор Международной академии архитектуры, магистр богословия. У микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.

о. Игорь

— Дмитрий, возвращаясь к некоторому богословию церковного искусства: вот в какой момент вы поняли, что вы бы хотели заниматься богословием, его изучать? Мы перед передачей немножко с вами поговорили, вы сказали, что учились в Московской духовной... академии или семинарии?

Д. Остроумов

— В Московской семинарии, в академии — в Минске.

о. Игорь

— Да, и в Минской академии получали диплом магистра. Вообще, как сложился ваш интерес к богословию? И может быть даже, заглядывая уж совсем в начало — как в принципе сложился ваш интерес к Церкви, что этому помогло, или кто, может быть?

Д. Остроумов

— Были определенные поиски. У меня невоцерковленные родители и была такая бурная юность. Конечно, был вопрос о смысле жизни. Я изучал разные традиции, читал книги какие-то, общался с людьми, и как-то Господь свёл с интересными людьми, которые тоже были в поисках, некоторые были уже воцерковлены. Ну и примерно в девятнадцать-двадцать лет у меня уже произошло такое осознание православия, как единого истинного пути. Может быть, я был даже немножко удивлён этому, потому что я думал, что где-то там истина, но только не здесь. И такие инсайты очень хорошие были, и было много даже чудес, как Господь себя открывал, проявлял, всё показывал: вот здесь Я. Ну и уже ничего не оставалось делать, как просто предать свою жизнь в Его руки и сказать: Господи, я Твой, показывай, куда идти, что делать. На тот момент я учился на архитектурном факультете и уже под конец учёбы заинтересовался иконописью, стал изучать иконопись, и у меня был выбор. Я, честно говоря, не думал, что буду архитектором, предполагал, что буду заниматься иконой, тогда ещё было не столько иконописцев, как сейчас на каждом углу, прекрасных. Но стали приходить какие-то заказы уже, то один какой-то маленький храмик надо было сделать, то другой, а я вроде всё пытаюсь от этого уйти, всё смотрю на какой-то духовный путь. У меня там были мысли, и где-то я в монастырях жил...

К. Лаврентьева

— Ну, каждый это проходит.

Д. Остроумов

— Да, да, да. А потом пошёл один проект, второй, третий, четвёртый, и это всё как-то и разрослось. А после того, как я окончил архитектурный факультет, в этом же году меня духовник благословил поступать в семинарию, и я поступил в Московскую семинарию заочно. После семинарии поступил в магистратуру, но это всё образование проходило заочно, потому что параллельно с этим работал, был уже взрослым человеком. Ну и действительно, дали очень хорошие плоды вот эти два образования, потому что там ты изучаешь больше архитектурную часть, здесь — духовную составляющую.

о. Игорь

— Скажите, пожалуйста, вы очень как-то так, мне кажется, хорошо и ясно сказали в предыдущем получасе о том, что храм — это пространство, которое действительно образуется вокруг Литургии, и очень важно, что в этом храме вообще происходит, вот что в нём есть, то есть это пространство, по идее, должно быть создано под те активности, те нужды, которые есть у храма. А во всех храмах всё очень разное, где-то очень хорошая работа с детьми, там воскресная школа нужна какая-то большая, с большим количеством аудиторий, с хорошей техникой, с экранами и так далее. Где-то выставки, кто-то в мастерских занимается, у кого-то социальное служение. И в этой связи у меня такой вопрос возник: понятно, что везде всё очень разное, каждый приход — это свой небольшой такой мир, но в целом, можно ли сказать, что за последние двадцать-тридцать лет вообще само понимание храма, вот что такое храм, оно в какую-то сторону двигается, то есть, что оно не застыло где-то, что храм — это вот дом молитвы или даже пространство, в котором совершается Литургия, а вот меняется ли понимание храма с точки зрения самих прихожан, самих священников, самих клириков и архитекторов, соответственно?

Д. Остроумов

— Мне кажется, меняется. Во-первых, я думаю, что сейчас идут диалоги о богословской составляющей храмового здания. Действительно, можно сказать, что храм — это единственное архитектурное сооружение, которое не всецело принадлежит нашему миру. Мы говорили, что в первую очередь, храм — символ Церкви, во вторую очередь, это символ человека и символ мира, там пересекаются антропология и экклезиология. А символ, как мы знаем, принадлежит, опять же, всегда двум мирам, то есть он своей материальной составляющей, своим образом принадлежит нашему миру земному, а своей понятийной, идейной составляющей, смыслом — это мир духовный. Очень интересная есть цитата отца Павла Флоренского, я точно её не воспроизведу, но он говорит, что всё церковное искусство оживает в Литургии, и священник первоначальным возгласом службы: «Благословенно Царство Отца и Сына, и Святого Духа!», буквально разрывает ткань времени. То есть, казалось бы, можно посмотреть на часы, там девять-десять утра, но в то же время ты уже попадаешь в иное измерение, в иное время, в иное пространство, есть такая составляющая. Сейчас немножко изменился подход к храмовому интерьеру и к образу храма снаружи, то есть уже нет такого чрезмерного украшательства, может быть, какое было принято ранее. Опять же, если посмотреть на 90-е, начало 2000-х — действительно, строилось много, и всё обвешивалось иконами, не было какой-то такой гармонии. Сейчас появляется всё больше храмов, где уже и заказчики это понимают, и команда художников, архитекторов старается создавать и здание храма, и интерьер в каком-то едином ключе, потому что современный человек очень чуток на подлинность, для него важно попадать в пространство, которое действительно гармонично, вот он пришёл и понял, что это дом Божий, это место любви, это величие, какая-то тут есть трансцендентность, запредельность. Мы постоянно проводим много симпозиумов, лекций, бесед с коллегами и говорим о том, что сегодня очень часто это чрезмерное украшательство, оно даже мешает молитве, потому что у человека, живущего в городе, просто переизбыток информации, он ездит на машине, либо в метро, это всё мельтешит: люди, реклама, у него телефон, у него новости и очень-очень много визуальных образов. Сегодня, на мой взгляд, визуальное уже как-то так преобладает над вербальным, и попадая в храм, может быть, человеку хотелось бы попасть в иное пространство, и когда в храме всё мельтешит, когда там очень много золота, очень много какой-то резьбы, очень много различных образов, икон, всё это разноцветное, то просто приходится иногда, по завету преподобного Серафима, закрывать глаза и молиться или смотреть на свечку, или в пол. Поэтому стараемся делать интерьеры, конечно, мы вообще образы не убираем, должны быть какие-то акценты, но и должен быть аскетизм, не нужно бояться пустых стен, это иногда даже красиво, когда храм не расписан. Иногда стоишь и думаешь: Господи, хоть бы не испортили, когда придут, ковровой росписью. Безусловно, есть различные храмы, если посмотреть на ростовские храмы, там обилие росписей, но это как-то не вызывает отторжения. Но сегодня, к сожалению, много есть храмов, когда очень нарядный иконостас, очень много разноцветных икон и так далее, и это сложно. Поэтому сейчас, наверное, одна из тенденций — это какой-то такой здоровый аскетизм, это не значит, что вообще в храме ничего не должно быть, но должны быть ясные образы, должна быть сосредоточенность на Литургии, то есть это открытое пространство. Сейчас набирают популярность невысокие алтарные преграды, где есть и Спаситель, и Богородица, может быть и какой-то верхний ряд. Литургия — это же общее дело и человек должен быть полноценным участником службы. Одна из тенденций сегодня, она так или иначе связана тоже с храмовым искусством — движение так называемой теоэстетики, это вот Дэвид Бентли Харт, один из первых западных православных богослов, который начал это развивать, или Бальтазар. Есть и у нас тоже такое движение, Гагинский Алексей делает, вот они обсуждают вопросы красоты, потому что красота — это одно из имён Божьих, и человек, приходя в храм, должен с этой красотой встречаться. Ну а в чём эта красота, это уже богословски сложно описать, но она может быть, конечно же, и во взгляде человека, и в изгибе ветки дерева. В храме очень важно не подменять красоту красивостью, украшательством. Нужно, чтобы красота там звучала действительно как имя Божие, а не вот это наше, как часто мы видим, такое чрезмерное украшательство, и за этим, действительно, нужно приложить достаточно большие усилия, чтобы своим умозрением через это украшательство увидеть подлинную красоту.

о. Игорь

— Вот интересно, что вы же эти вопросы обсуждаете, в том числе, я так понимаю, и в своей среде, в том числе через альманах, который вы издаёте, он у меня в руках как раз. Спасибо вам за то, что принесли в студию. Дорогие друзья, не можем показать вам, но поверьте, что очень достойное, красивое издание, стилистически выверенное, с очень красивыми шрифтами, называется «Слово и камень». Как раз вы сказали про образ и логос, как две составляющие, вот «Слово и камень» называется, и здесь, как Дмитрий нам рассказал, обсуждаются вопросы искусства церковного в самых разных его видах, то есть это и архитектура, и певческое искусство, и иконопись. Правильно ли я понимаю, что это как раз один из способов обсуждать в вашем сообществе вот эти вопросы, в том числе, связанные с тем, что такое красота, как её передать?

Д. Остроумов

— Да, безусловно, при выпуске альманаха стояла такая задача, потому что одно дело, когда мы между собой где-то на симпозиумах это всё говорим, это остаётся, конечно, в записях, другое дело, когда это приобретает печатный вид. Ну и это совершенно не коммерческий проект, он сделан, как говорится, из любви к искусству в прямом смысле слова. Мы там, действительно приглашаем интересных собеседников, у нас там есть интервью, у нас есть и достаточно серьёзные научные богословские статьи. По сути, альманах становится такой площадкой, где можно высказать различные мнения. Сейчас мы, буквально на днях, ждём из типографии второй номер, он будет весомее, чем первый.

о. Игорь

— Первый тоже довольно весомый.

Д. Остроумов

— Во втором, могу сделать такой небольшой анонс, у нас будет очень интересное интервью с исследователем сирийской мистики Максимом Калининым, у нас будет интервью с композитором Владимиром Мартыновым, он долгое время преподавал Московской духовной Академии, сейчас занимается таким минимализмом в музыке. Также там будет большая богословская статья доктора богословия Андрея Данилова, будет моя статья как продолжение его. Несколько иконописцев там свои статьи написали, у нас есть интервью с Александром Корноуховым, это известный мозаичист, монументалист. Свою небольшую заметку сделала монахиня Силуана (Кузьмина), она тоже архитектор, живёт в Киеве, у нас такой уже международный уровень получается. Ну и традиционно в каждом номере мы делаем какой-то перевод западных авторов и в данном случае, во втором номере мы сделали перевод известного архитектора Петра Цу́мтора, он известен своими сакральными постройками, это не православная традиция, но, безусловно, христианская. И многие, я знаю, даже современные художники, церковные архитекторы, они вдохновляются его творчеством, интересно почитать его мысли. Конечно, об этом нужно говорить, на мой взгляд, у нас немножко не хватает всё-таки образованности в этой сфере, потому что наши заказчики — это, в основном, духовенство, а у нас в духовных школах церковному искусству уделяется не так много внимания, как хотелось бы. Безусловно, нужны и другие предметы, и сложно это всё включить в учебные процессы, потому что если одно увеличить, то второе нужно уменьшить. Но при всём при том церковное искусство — это та миссия — мы очень много говорим о миссионерстве, о привлечении молодёжи в Церковь, — которая действительно работает. Я знаю много историй людей, которые стали православными христианами, просто придя в храм и увидев красоту, поразившись ею. Вот я знаю одного батюшку, он, будучи студентом Художественной академии, случайно встретился в храме со взглядом святителя Николая, и он был поражён этой иконой, стал изучать иконопись, смотреть древние образцы, но в итоге всё закончилось тем, что человек стал священником. И, конечно, это работает. Возвращаясь к духовным школам, у нас этому уделяется мало внимания, поэтому мы пытаемся эту нишу немножко восполнить: писать статьи, говорить, мы очень много делаем с советом по храмовой архитектуре, членом которого я являюсь, какие-то у нас есть издания. Мы выступаем, есть секция на Фестивале зодчества, который каждый год проходит, организовывается Союзом архитекторов России, там есть секция по храмоздательству, вот отец Андрей Юревич наш частый гость. Ну и, конечно, наш альманах — это такая уже площадка и весомая вещь, которую можно подержать в руках, почитать, посмотреть, он выполнен не в форме такого журнала маленького, но, действительно, как книги. Если кто-то будет заинтересован, то можно его найти в интернете и заказать.

о. Игорь

— «Вечер воскресенья», дорогие друзья, на Радио ВЕРА. У нас в гостях Дмитрий Остроумов — архитектор, руководитель мастерской «Прохрам», профессор Международной академии архитектуры, магистр богословия, член совета по храмовой архитектуре при Союзе архитекторов России. У микрофонов Кира Лаврентьева и диакон Игорь Цуканов.

К. Лаврентьева

— Дмитрий, когда к нам приходят иконописцы, художники по церковному искусству, храмоздатели, архитекторы, я, конечно, испытываю некий трепет, потому что кажется, что это люди, которые знают некий тайный язык, который не знают обычные люди, и это вызывает огромный интерес журналистский, огромный интерес христианский, братско- сестринский. И я вообще задаю этот вопрос всегда иконописцам, которые к нам приходят. Вы сказали о том, что имели опыт некий молитвенный в монастырях. Понятно, что, когда человек к вере приходит, он скорее всего пройдет это, он поживет в монастыре, он подумает, не выбрать ли ему этот путь, то есть познакомится с таким аскетическим образом жизни, насколько это возможно для его души. И недавно я разговаривала с одним иеромонахом, рассказывала ему о том, что человек должен развиваться, что мы непрестанно должны развиваться, должны происходить какие-то события в жизни. Он говорит: «Слушай, ну, с одной стороны, — да. А с другой стороны, ну представь, я монах, и я тебя слушаю. Келья — это единственное, что у меня есть, и монастырь. У меня нет ярких событий в жизни, каких-то суперпотрясений, супер-рывков. Но тем не менее, я как монах тебе говорю, что нет ничего важнее внутренней работы, что всё развитие вообще-то максимальное должно проходить внутри, это внутренняя работа. Как христиане, мы это все понимаем, это, в общем-то, простая вещь, но, как любая простая вещь, она и необычайно глубока. И когда человек работает с храмом, с иконописью, с росписями, с храмовым благоукрашением — безусловно, как мне кажется, эта внутренняя работа, она еще более обострена, чем у обычного человека, который ходит на светскую работу, делает какие-то обычные светские дела — он, безусловно, тоже работает внутри, но здесь, с одной стороны, ты находишься в своей ограде, в своей понятной системе, тебе все ясно, ты работаешь с верующими, ты сам верующий. Но мы же понимаем, что внутри Церкви иногда бывает искушений еще больше, чем на светской работе, и твоя внутренняя работа, она, наверное, заключается в том, чтобы ты не потерял себя во всем этом и продолжал двигаться ко Христу с такой здоровой долей аскетики, потому что, наверное, без нее ты не сможешь прикоснуться к храму, не сможешь прикоснуться к иконе, не обжегшись об это. Я долго и пространно рассуждаю, но вижу, что вы меня понимаете. Скажите, что вы думаете об этом?

Д. Остроумов

— Я могу только подтвердить, эти слова. Безусловно, без практики, я думаю, что этим невозможно заниматься, и храмы просто так не рождаются, и иконы просто так не пишутся.

К. Лаврентьева

— Вот, это же тоже рождение определенное, к этому веду.

Д. Остроумов

— Да, это действительно рождается. Во-первых, я скажу, что здесь очень важна молитва друг за друга, потому что, когда мы работаем с каким-то монастырем или с каким-то приходом, то очень чувствуется, молятся за тебя твои заказчики или нет, и ты за них, вот как идёт работа. И, конечно, нужно иметь какую-то внутреннюю собранность, я сейчас не могу говорить о духовной практике, у каждого она своя, но так или иначе человек призван жить в традиции, он призван быть участником службы, он призван следить за своим сердцем, но где-то тут и брани, наверное, побольше. А если у нас большая мастерская, то тоже несёшь ответственность и за сотрудников, и разные бывают ситуации, с кем-то иногда приходится и расставаться, иногда кому-то помогать. Всё это такая большая команда, мы как-то пытаемся это всё по-семейному выстроить. И тут можно только согласиться, что картинки мира вот эти меняющиеся, какое-то там движение, события и так далее, нужно побольше всего сделать...

К. Лаврентьева

-... они захлёстывают, конечно же.

Д. Остроумов

— Да, и можно даже построить сто тысяч храмов, но всё закончится как в этом современном патерике, там про какого-то старца было из Псково-Печерского монастыря, который там резал кресты. Потом у него клиническая смерть была, и ему то ли Господь явился, то ли Божья Матерь явилась и сказала: «Ну и что вот эти твои кресты? Вот резал ты их всю жизнь, они все валяются. А сам-то ты что?» Действительно, важно смотреть, что ты из себя представляешь, потому что, если у человека есть талант, он может красиво писать иконы, красиво строить храмы, ну сделаешь ты это всё, а потом ты оказываешься просто один, совершенно обнажённый перед духовным миром, в гробике, и с чем ты туда приходишь? Поэтому, конечно, вот это внутреннее делание, оно очень необходимо, и это невозможно без помощи святых, это невозможно без молитвы Церкви. Безусловно, с этим мы работаем тоже.

К. Лаврентьева

— Спасибо вам огромное за этот ответ. Это очень важно, потому что, ведь кто-то нас сейчас слушает, и для него, возможно, тоже важно понимать, что архитектор, когда получает заказ на храм, он не садится вечером у телевизора, быстренько набросал эскиз, передал дальше сотрудникам, а они там быстренько всё соорудили, то есть это же невероятная работа внутренняя, даже, может быть, неосознаваемая.

Д. Остроумов

— С эскизами вообще очень сложно, потому что иногда ты просто неделю-две-три думаешь, рисуешь, а оно вот не рождается. Казалось бы, можно найти какой-то похожий храм в интернете, там что-то немножко доработать, выдать и, как говорится, «заказчик съест», и вроде бы даже и скажет: «ну да, красиво, нормально», но это вопрос к собственной совести, как ты делаешь дело, а делающий Божье дело с небрежением — есть к этому вопросы. Конечно, над этими эскизами молишься сидишь, но какой это образ молитвы — ты не стоишь, акафисты не читаешь, но вот с карандашом в руках думаешь, рисуешь, молишься и так далее, идёшь домой, всё это крутится в голове. Конечно, это всё должно рождаться. Я вообще думаю, что это такой процесс синергии, потому что подлинное духовное сакральное искусство, оно рождается от Духа. А Дух где обитает? Ну, в чистом сердце иногда. Иногда, конечно, в грязном, я не могу сказать, что у меня чистое сердце, но где-то там, по милости своей Божьей, как говорят духовные отцы, вся наша брань за смирение.

о. Игорь

— Когда его приглашаешь тогда получается, надо пригласить.

Д. Остроумов

— Да, когда говоришь: «Господи, я без Тебя не могу», то что-то и рождается.

о. Игорь

— Дмитрий, задам такой банальный, может, вопрос, но всё равно: есть история создания какого-то проекта, какого-то храма, которая особенным образом вам запомнилась, легла на сердце, как в положительном ключе, так и наоборот, может быть, какие-то особенные проблемы были, которые пришлось преодолевать?

Д. Остроумов

— Какой-то один сложно выделить.

о. Игорь

— Или они все такие особенные?

Д. Остроумов

— Да, все особенные, тут невозможно сказать, что есть какие-то типовые проекты. Вот, опять же, я ярый противник типовых проектов храмов. Думаю, что храм, как человек, должен быть индивидуальным. Мы же людей не клонируем, так же и храмы клонировать не хочется. Конечно, в каждом есть какая-то своя история, иногда вначале бывают сложности, какие-то договоренности на уровне даже подписания. Вот мы сейчас работаем с Екатеринбургом и у нас там договоры по шестьдесят листов, потому что там всё до мелочей, и наш административный отдел там зашивается, честно говоря, во всех этих переписках. Это просто бюрократия, но, вот это все пройдя, в принципе, рождаются неплохие вещи. Иногда идёт с заказчиком полное недопонимание. Вот один из первых наших храмов, например, пришёл батюшка и сказал: «У меня есть готовый проект». Ну, там какой-то эскизный, архитектор, который это сделал, он куда-то уехал, они больше не работают. Он говорит: «Можно через вашу мастерскую провести согласование? Пожалуйста, помогите». Я, когда увидел этот проект, не захотелось его брать на себя в том виде, с профессиональной точки зрения я увидел диспропорцию какую-то, там колокольня была «съедена» и так далее. Говорю: «Батюшка, может быть, что-то мы изменим?» И он совершенно искренне сказал: «Как, вам не нравится? Вы что?» Закончилось это тем, что мы с ним три часа сидели, смотрели альбомы, картинки, это была прямо такая лекция, хотя казалось, что должна была быть небольшая встреча.

К. Лаврентьева

— Встреча растянулась. (смеется)

Д. Остроумов

— Да, но это имело свой успех — он согласился с нашими доводами. Человеку нужно было увидеть, посмотреть примеры, обсудить каждую деталь, и он согласился полностью перекроить проект, мы оставили там только планировку, чуть-чуть изменили примерные объёмы, потому что это было уже согласовано в комитете архитектуры. Но мы изменили барабан, мы изменили фасады, мы изменили расположение окон, мы изменили крыльцо, и получился более-менее интересный проект. Конечно, приходится какие-то такие вещи преодолевать, это тоже работа, общение, а не так, что: «вот вам заказ — сделайте», ты нарисовал, отдал, всё подходит.

о. Игорь

— В общем, моделирование и работа над храмами — это, на самом деле, работа с людьми во многом.

Д. Остроумов

— Наверное, можно так про разные виды деятельности сказать, которыми человек занимается.

о. Игорь

— Да.

К. Лаврентьева

— Огромное спасибо за этот разговор многогранный, очень интересный. Дорогие друзья, напоминаю, что в этой студии у нас сегодня был Дмитрий Остроумов — архитектор, руководитель мастерской «Прохрам», член совета по храмовой архитектуре при Союзе архитекторов России, профессор Международной академии архитектуры и магистр богословия. У микрофонов были диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева, мы прощаемся с вами до следующего воскресенья. А вам, Дмитрий, желаем помощи Божьей и творческих успехов.

о. Игорь

— И огромное спасибо за эту встречу.

Д. Остроумов

— Спасибо большое, что пригласили, очень приятно было.

К. Лаврентьева

— И вам спасибо. Всего хорошего.

о. Игорь

— С Богом, всего доброго.

---

Все выпуски программы: Вечер Воскресенья

• «Христианин в современном мире». Артемий Банщиков
• «Творчество и вера». Богдан Мамонов
• «Творчество, музыка, вера». Николай Ходзинский