«Грех ли мечтать?». Иером. Андроник (Пантак) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Грех ли мечтать?». Иером. Андроник (Пантак)

* Поделиться

иеромонах Андроник Пантак. Фото: https://pravobraz.ru/v-moskve-proshel-seminar-posvyashhennyj-voprosam-prixodskogo-popecheniya-o-detyax/

Наш собеседник — насельник Сретенского монастыря иеромонах Андроник (Пантак).

Мы говорили о том, что такое мечта, чем она отличается от цели и фантазии, в чем состоит опасность мечтаний для духовной жизни, надо ли христианину стремиться к отсутствию желаний, какой ориентир помогает понять, когда мечта становится грехом, и надо ли исповедоваться в своих фантазиях, когда понимаешь, что они греховны. Разговор шел о различиях между светским и христианским понятием счастья. Наш собеседник ответил, есть ли в Священном Писании и святоотеческом богословии какие-либо упоминания о грехе мечтания. Отец Андроник отметил, что проблемой может быть и то, когда человек боится мечтать и ставить перед собой новые цели. По его словам, важны вера в промысел Божий и рассуждение с советом с другими людьми, которым можно доверять, а также умение принимать настоящую ситуацию и получать удовольствие от своей жизни.

Ведущий: Александр Ананьев


А. Ананьев

– Добрый вечер, дорогие друзья. Меня зовут Александр Ананьев. В очередной раз время задавать вопросы неофита и получать на них ответы. Я мечтаю со своей семьей поехать этим летом на море, желательно куда-нибудь на Лигурийское побережье, и провести там дней двадцать. Еще я мечтаю жить за городом в отдельном доме, а не в квартире. Я мечтаю, чтобы у меня было много детей. Вот не так давно я мечтал, чтобы у меня появилась собака – она появилась, это лучшая собака в мире и мой большой друг. И вот тут недавно (сейчас вы услышите нечто парадоксальное) я услышал от очень уважаемого мною собеседника утверждение: грех мечтания. Вот такое выражение «грех мечтания». И сие меня изрядно обескуражило. Почему же вот все эти мечты, о которых я сейчас вам рассказал, это грех и грех ли на самом деле? Об этом я хочу сегодня поговорить с моим собеседником. Сегодня на вопросы неофита отвечает насельник московского Сретенского монастыря, ответственный за молодежную работу и детскую воскресную школу, иеромонах Андроник (Пантак). Добрый вечер, отец Андроник, с праздником вас.

Иеромонах Андроник

– С праздником.

А. Ананьев

– Я хочу сразу в лоб вопрос вам задать: отец Андроник, а у вас есть мечта?

Иеромонах Андроник

– Есть. Искренне хочу в конце всего этого, всей замечательной истории, попасть в Царство Небесное.

А. Ананьев

– Ну это даже не мечта, это цель и смысл.

Иеромонах Андроник

– А вот здесь стоит поговорить как раз о терминах. Потому что все, что вы перечисляли сейчас и то, что мы называем мечтой, то ли это самое, о чем говорится у отцов, что мечтательность, да, она вредит христианину? То ли это самое или нет – вот здесь вопрос.

А. Ананьев

– Ну я подготовился к нашей беседе, заглянул в толковый словарь Ожегова, и он дает два значения слова «мечта»: во-первых, это нечто, созданное воображением и мысленно представляемое, а во-вторых, это предмет желаний и стремлений. Но даже в этой довольно простой формулировке мне все равно непонятны границы между первым и вторым. Ну взять мою простую мечту однажды жить за городом. Это пока не цель, потому что я не представлю себе, как реализовать ее здесь и сейчас, возможности пока такой нет, даже рассматривать какой-то вот план не могу. Но мечта есть. Вот что это? Нечто, созданное воображением и мысленно представляемое? Да, я представляю себе, как я убираю снег вокруг своего дома, как я колю дрова, как я топлю камин и как мы гуляем с семьей вокруг этого дома. Или же это предмет желаний и стремлений? Вот рассудите меня, пожалуйста.

Иеромонах Андроник

– Ну не знаю, насколько я компетентен рассудить вас. Но мне кажется, что мы когда говорим, что я о чем-то мечтаю, мы скорее, конечно, говорим о целях: то есть у меня есть желание, у меня есть цель. Иметь желание и иметь цель – это неплохо, это не проблема. Здесь тоже могут быть свои подводные камни, то есть здесь вопрос приоритетов. То есть если мы свое желание в нашей духовной жизни, да, в общении с Богом ставим на первое место, то это чревато проблемами, расстройствами. Потому что желание может не исполниться, может исполниться не сразу, может исполниться не так, как я себе представлял, и в этом есть опасность. То есть если я хочу чего-то очень сильно и молюсь ради этого, да, то меняется вообще сама суть молитвы. То есть молитва это что? Это общение с Богом. Все что мы получаем вследствие этого общения, это вторичные выгоды. То есть если мы, например, условно, будем общаться со своими родителями только с целью, чтобы они нас спонсировали деньгами или каким-то еще благами, да, то это будет какое-то странное общение, правда? Или с друзьями своими, если мы будем общаться там ради выгод – это не общение, это не дружеское общение, в любом случае. Вот то же самое с Богом. То есть иметь мечту в этом смысле – иметь стремление, иметь цель какую-то – это нормально, это вообще не проблема. Но при этом, во-первых, она не должна становиться на первое место, в принципе, в моей жизни, то есть мои хотелки, они не должны становиться главными в моей жизни, иначе просто у меня начнутся собственные проблемы, в связи с этим, да, потому что там, ну об этом можно порассуждать. Ну, смотрите, вы хотите дом, и вы в принципе представляете, как вы можете жить за городом. Но то, о чем говорится в православной аскетике по поводу мечтаний, это скорее не то вот как бы, когда мы хотим некоего чего-то, когда мы даже себе представляем, что мы будем жить за городом. Но скорее это когда мы представляем себе, как конкретно мы будем жить за городом: то есть ты садишься и начинаешь себе представлять, какой у тебя будет дом, как ты будешь ходить по этим комнатам, ты представляешь себе эти комнаты, ты представляешь себе этот дом снаружи там, рассматриваешь его и так далее – в этом есть некоторая опасность, в этом есть некоторая проблема. Вот здесь вот разница, да, между тем, что я хочу, между тем, что я поставил себе некоей мыслью, не главной, может быть, не основной целью в жизни, но неплохо было бы, да, и тем, что я начинаю это все себе живо, в образах представлять. Потому что даже давайте с житейской даже точки зрения посмотрим, пока духовной не будем трогать. Вот вы себе напредставляли свой дом во всех его там подробностях – а в жизни такого дома нет. Ну вот представим себе. И у вас получается, да, вы вот получили дом, то есть у вас задача была жить за городом – вы получили этот дом, а он не соответствует вашим мечтаниям, и ваша радость уже неполная.

А. Ананьев

– Я знаком с такой техникой, правда, не знаю, насколько она применима уже для верующего человека, я был с ней знаком до своего крещения, там лет пять назад. Мне один довольно надежный человек сказал буквально следующее: Александр, ты мечтаешь, ну допустим, о новом автомобиле. Вот мало мечтать или хотеть новый автомобиль, чтобы приблизить его, ты должен его визуализировать – вот собственно та опасность, о которой вы говорите: визуализировать. Повесь у себя над рабочим столом фотографию этого автомобиля и каждый раз, садясь за стол, ты будешь ее видеть. Я понимаю, что это очень греховный пример, это не совсем правильный. Я вам приведу немножко другой пример. Одна моя очень-очень хорошая знакомая, девушка глубоко верующая, славная и светлая, чудесная, она очень мечтала выйти замуж. И чтобы приблизить вот это вот мгновение, когда она выйдет замуж, она составляла себе список добродетелей и качеств своего будущего избранника, чтобы визуализировать, и чтобы более точно представить себе и узнать этого человека, когда она его встретит. Так получается, что она в этом смысле страшная грешница?

Иеромонах Андроник

– Нет, ну тут это, конечно, две разные ситуации совершенно. Первая – да, когда мы хотим какую-то вещь и начинаем ее себе представлять – вот это вот та история, которая достаточно сильно пропагандировалась, это эзотерика. Ну якобы вселенная живая, то есть Бог это не Личность, а Бог это вся вселенная, и ты посылаешь во вселенную сигналы, запросы, а вселенная тебе отвечает, и чем эти запросы конкретней, тем вселенная тебе, типа, конкретнее ответит. Но в этих всех практиках очень активно продвигается именно проговаривание и визуализирование, ну как сказать, не просто внутри головы, да, когда ты фотографию там какую-то вешаешь или сам рисунок составляешь, коллаж там и так далее, все эти воспоминания, и они, в принципе, с точки зрения православной аскетики тоже понятны. Потому что духи, ну допустим, так скажем, духи, которые служат Богу, ангелы, они имеют общение со Святым Духом, Который, по апостолу Павлу, пронизает все и глубины Божии. И поэтому ангелы, Духом Святым, могут там, да, видеть наши мысли. А демоны, они в этом пространстве Духа Святого не находятся, соответственно им недоступна функция залезть нам в голову, то есть они могут судить о наших потребностях только по внешним проявлениям. И, соответственно, вот вспомним, что говорит апостол Иоанн Богослов, он говорит, все что есть в мире это похоть плоти, похоть очес и гордость житейская. То есть «в мире» – он имеет в виду, конечно, не материальный мир, он имеет в виду мир как такое общество людей, живущих по закону греха, не живущих с Богом. Так вот в чем же, что же плохо? Ну плоть это же наша составляющая, что же плохо в похоти плоти? А плохо, когда эта похоть (ну даже слово «похоть», оно у нас как-то лингвистически окрашено очень так, слишком по-злому, да, в греческом там просто «желания плоти»), ну вот желание, в чем проблема желания плоти? А проблемы-то не в этом самом желании, а проблема в том, когда это желание становится для нас важнее, чем жизнь с Богом, чем доверие Богу, чем духовная жизнь. То есть вот недавно, кстати, одна женщина у себя в блоге написала такую историю про то, что православие такая мракобесная, видите ли, религия, которая не уважает животное начало в человеке, презирает его всячески, да, и вообще считает человека там каким-то там злым животным, которое только вот религия может очеловечить. На самом деле это ну очень как бы не совсем правда, вернее совсем неправда. То есть все-таки наше православное представление о человеке подразумевает, что в человеке есть и животное, и то, что выше животного изначально. И вот к этому животному началу тоже нужно относиться должным образом. Если мы посмотрим, что об этом пишут отцы, когда говорят о плотскости, то они чаще всего сравнивают нашу плотскость с лошадью или с ослом. Но для их времени это очень понятный образ. Я не знаю, как насчет осла, но лошадь иногда была чуть ли не членом семьи или конь, допустим, боевой товарищ, да там, был у воина это чуть ли не его товарищ, друг и брат. И поэтому было очень понятно, что к этому животному ты относишься даже с некоторым трепетом с таким, с любовью. Но при этом, как точно подмечает святитель Григорий Палама, наездник должен ехать на коне, а не конь на наезднике. То есть для нас более понятен, наверное, образ с домашними животными. Вот у вас, допустим, появился тот пес, о котором вы мечтали, да, и вы же его кормите, поите, лечите, чистите, моете там, выгуливаете. Он вас радует, в принципе. Но вы же для него ставите какие-то ограничения в вашем доме.

А. Ананьев

– Ну мне бы хотелось ставить для него ограничения. Но пока мы еще только этому учимся.

Иеромонах Андроник

– Ну пытаемся, да. Но то есть все равно мы не хотим сделать так, чтобы домашнее животное было хозяином в нашем доме. Вы все-таки мы сами хозяева в своем доме, а домашнее животное, оно как бы при нас. Вот то же самое с нашей плоскостью. Вот то, о чем пишет Иоанн Богослов, он пишет об опасности, чтобы наше животное стало хозяином в доме, когда наши желания становятся довлеющими, и мы как бы следуем за ними. И вот здесь как раз есть проблема – демоны часто человека пытаются ловить именно через эти пожелания плоти, то есть через в принципе нормальные вещи для человека, но которые могут либо извращаться, либо на некоторых может делаться слишком большой акцент. И поэтому им так важно знать, чего ты хочешь, потому что человека удобнее искушать и отводить от Бога, отвлекать от духовной жизни через то, что ему очень хочется. Поскольку демоны не могут залезать в голову человеку, им большим подспорьем бывает, когда мы проговариваем, а желательно прямо точно визуализируем то, что мы хотим, потому что это очень классные подсказки. И именно поэтому якобы вселенная некоторым людям прямо очень оптимистично отвечает таким образом. То есть это одна ситуация. А другая ситуация с девушкой, которая там себе расписывала достоинства своего избранника. Вот если это было с целью его как-то визуализировать – это несколько такая проблема. А если это было с целью структурировать у себя в голове, чего же я, собственно, хочу – это вполне может быть. Потому что иногда просто девушка или парень, они ходят, да, и они не обращают внимания на кого-то вокруг себя вот в плане развития отношений, потому что сами не понимают, какой у них запрос, что они хотят-то от отношений, что им нужно от будущего избранника. И иногда вот такой список, он нужен человеку, чтобы просто с самим собой разобраться, чтобы понять, что у тебя в голове. Потому что когда ты из подсознания в сознание поднимаешь эти вещи – а я слово «подсознание» использую сейчас именно в таком, сугубо биологическом смысле, как такие быстрые процессы мозга, – то есть когда ты поднимаешь в сознание, в медленную работу мозга, то твой мозг начинает цепляться за таких людей. Ну просто опять же автоматически: ты с ним проработал, да, что у тебя есть такой запрос, и ты уже не специально там высматриваешь кого-то, а твой мозг, он уже знает, что есть такой запрос, он сформулирован. Так что это немножко другая история, это немножко две разных ситуации.

А. Ананьев

– Насельник московского Сретенского монастыря, ответственный за молодежную работу и детскую воскресную школу, мудрый собеседник, иеромонах Андроник (Пантак), сегодня отвечает на вопросы неофита. В роли неофита я, Александр Ананьев. И чтобы понять реальное положение вещей, отец Андроник, я люблю моделировать идеальную ситуацию. Давайте попробуем и в этом случае смоделировать идеальную ситуацию. Давайте попробуем представить себе человека, достигшего максимальной святости, если так можно выразиться, человека, который настолько приблизился к тому идеалу, к которому мы все стремимся, кто-то с большим успехом, кто-то, как я, с меньшим успехом. Правильно ли я понимаю, что вот такой человек, он напрочь лишен каких-либо не просто там плотских желаний или мечты, он желаний лишен в принципе как таковых. Он настолько доверяет Богу, настолько доверяет воле Его, что своих желаний у него как бы нет, он говорит: «Господи, да будет воля Твоя. Будет у меня дом, не будет у меня дом, будет у меня работа с той зарплатой, с которой, ну, как мне кажется, мне подходила бы, или нет – на все воля Твоя». Я правильно понимаю, вот идеальное положение вещей?

Иеромонах Андроник

– А вот смотрите, мне кажется, что это немножко две разные тоже вещи. То есть одно дело говорить: «Господи, пускай будет воля Твоя», – это не значит, что у нас нет желаний. Это значит, что мы доверяем Богу. То есть я могу сказать: Господи, я очень хочу вот там то-то то-то, но я Тебе так доверяю, что я абсолютно согласен, что будет так, как хочешь Ты, – это доступно, в принципе, нам всем, да. Мы не всегда будем в этом состоянии, но мы в принципе можем в нем быть, это нормально. А вот если мы говорим про какого-то идеального уже такого подвижника, достигшего таких состояний, да, исихаста какого-то такого, глубокого, да, может, которых там пару штук есть сейчас, в наше время, но не знаю, может быть, не факт. Вот про них отцы, ну в частности Григорий Палама про такое состояние пишет, что у них есть это желание, но у них оно одно – у них остается одно цельное Божественное желание: постоянно пребывать в Боге. Остальные желания полностью исчезают. Потому что вот что такое счастье, например да, как мы воспринимаем счастье? Вот если ты абсолютно счастлив, вот абсолютно, будешь ты что-то хотеть? Ну по сути-то нет. Мы вот, смотрите, почему люди в погоне за счастьем постоянно пытаются чего-то достичь, да? Вот меня недавно спросили очень важный вопрос: а в чем разница между счастьем таким светским и христианским? Ну вот для меня христианское – это православное в первую очередь, конечно. И вопрос-то хороший, потому что мы, и те и другие, стремимся к покою, мы стремимся к тому, чтобы больше ничего не хотеть, чтобы вот так было хорошо, чтобы вот вообще. Но тот человек, который живет по-светски или, как говорил Иоанн Богослов, в мире (в этом смысле, да, еще раз подчеркну, что в мире – это не в смысле творения Божиего, а в смысле как бы вне контекста отношений с Богом), то есть вот человек, который живет по-светски, он пытается удовлетворить все свои плотские, душевные и плотские потребности, чтобы успокоиться. Но это нереально, так не бывает. И поэтому часто человек в погоне за счастьем очень загоняется. И даже приобретая, может быть, много денег или много влияния, он не чувствует себя несчастным, а ему нужно все время увеличивать дозу какую-то, да, дозу удовольствия, он не может, его уже не удовлетворяет то, что удовлетворяет обычных людей, то есть ему нужно уже что-то сверх, ему нужно что-то такое чрезмерное. Вот эта вот погоня за счастьем в мире, она обречена всегда на провал. Для христианина счастье в Боге реализуется. Ты понимаешь, что твоя душа успокаивается в Боге. Как блаженный Августин писал, да: «Ты создал нас для Себя, и не успокоится душа наша, пока не упокоится в Тебе». Мы знаем, христиане, что наша душа не успокаивается от количества еды, от количества денег, от власти – она не успокаивается. Она успокаивается на время, но потом у нее появляется новая потребность. А вот это вот общение с Богом – это то, что нас успокаивает совершенно. Мы все к этому счастью причастны. То есть все, кто живет христианской жизнью, все кто, с одной стороны, выстраивает личные отношения с Богом, с другой стороны, причащается и выстраивает с Ним природные отношения – мы все время от времени осознаем вот это счастье, но оно еще пока в нас, ну как сказать, не поглощает нас полностью. Но в этом есть очень глубокая именно православная мысль аскетическая, что когда ты восполняешь духовные потребности, то и «психо» успокаивается, психика, да, успокаиваются твои душевные потребности. И даже, если ты уже взошел на какую-то ступень святости, и даже физиологические. То есть мы знаем о святых, да, некоторых, которые ели раз в неделю – не потому, что они были постниками, а потому что им было не надо. То есть они настолько общались с Богом, что и даже их физиологические потребности восполнялись в Боге. Мы пока не такие святые, у нас есть и физиологические потребности, и душевные потребности, которые мы в Боге реализовывать пока не умеем. Это нормально. Вот мы на своем уровне жизни. Но в этом случае для христианина, мне кажется, важно понимать, что удовлетворение каких-то душевных и физических потребностей – это второстепенно. А настоящее счастье – не временное, да, не хрупкое, а такое полноценное или как вот мы в молитвах, да, читаем: глубокий неотъемлемый мир – вот это состояние счастья, оно возможно только в общении с Богом. И поэтому человек, который научился восполнять свои потребности в Боге полноценно, ему уже не нужно, у него эти хотения плоти, они уходят, потому что Бог наполняет все. Это мы берем идеального подвижника, то есть такого прямо вот, ну в сферическом вакууме пока, да. Они были, они есть, может быть, да, сейчас, но очень мало и не все должны такими стать. Но это такой вектор, это маяк, направление. Очень хорошее, мне кажется, очень позитивное направление жизни.

А. Ананьев

– Во всем этом меня пугает, дорогой отец Андроник, вот что. Вот этими установками, что мечтать, вот именно стремиться посвятить свою жизнь своей цели, своей мечте опасно для христианина и плохо, мы рискуем, с позволения сказать, кастрировать творческие человеческие начинания вот в нас самих. Я поясню свое предположение. Мне кажется, Гагарин, летевший в космос, мечтал полететь в космос и посвятил всю свою жизнь этому полету. Врачи, открывшие новые способы лечения, мечтали сделать это и посвятили всего себя вот своей работе. У меня есть знакомая художница – очень талантливая, безумно талантливая, глубоко верующая девушка, она прекрасно рисует, она мечтает стать художницей с большой буквы, с Божией помощью. Но она понимает, что вот ее мечта провести с десяток хороших выставок, чтобы заявить о себе как о художнице, это такой шанс один из тысячи, и рассчитывать на это довольно сложно, но она мечтает об этом. И вот могу ли я сказать ей: дорогая моя, не мечтай, не ставь это целью?

Иеромонах Андроник

– Нет, ну заметьте, я не говорил, что это плохо, да. Я не говорил, что ставить себе какие-то цели плохо. Вы спросили про человека, достигшего вершин святости, да, это разные вещи. То есть, смотрите, еще раз, да, я напомню тем, кто сейчас, может быть, только подключился к нашему разговору, что мы сейчас пока говорим про мечтание не как некую вот там фантазию, а про мечтание как постановку цели сейчас, да, то есть это вполне нормальная история. А смотрите, у нас в течение нашей жизни отпадают какие-то желания сами собой. И в течение нашей там биологической жизни, физиологической, какие-то отпадают, какие-то появляются. То же самое в нашем душевном и духовном росте. То есть, условно говоря, когда вы еще маленький ребенок, то вам хочется все тянуть в рот – это ваша потребность, это ваше желание, оно же у вас есть – есть. Не тянуть все в рот для ребенка противоестественно. Поэтому у него даже организм настроен так, чтобы если он что-то там, какой-то песок пожует, чтобы не заболеть, да, у него очень много там вырабатывается в организме защиты. Но потом он вырастает, ему уже не нужно тянуть в рот, он перерастает эту историю, правда, вот. И так со временем мы растем и у нас какие-то желания отпадают. Возьмем другую историю: человек приходит в Церковь. И нередко спрашивает, допустим: а вот я пришел в Церковь, что вот я раньше там слушал тяжелый рок, например да, и что, мне теперь нельзя слушать тяжелый рок? А как бы ты объясняешь человеку, что «льзя» «нельзя» – это не те категории, ты живи себе с Богом, а со временем ты поймешь, тебе это надо или нет. И ну на моем опыте все мои знакомые, которые мне рассказывали, который со мной делились этим опытом, они говорят, что, ты знаешь, через пару лет, через какое-то время ты уже не хочешь это слушать. Ну вот не то что, у тебя не появляется понимание, что это греховно, это неправильно – нет, у тебя просто поменялось душевное состояние и у тебя отпали эти желания. Так вот если мы говорим о мечтании как о некоей цели, цель это тоже желание, человек хочет там, да, реализоваться в какой-то профессии – и это прекрасно, и такие мечты – это замечательно. И пускай он реализовывается, потому что это его жизнь, он ее должен проживать сейчас, это его этап взросления. И, может быть, вот знаете, в чем бывает проблема больше, когда человек мечтает о чем-то, мечтает, добивается, именно в житейском плане, а потом понимает, что это не его. Ну то есть он вот получил профессию, работает в этой профессии, да, и вот потом, через какое-то время понимает, что нет, это не его. И бывает совершенно другая проблема, что человек, он боится поставить себе новую цель. Он остается привержен вот этой старой цели, и боится как бы как раз ну помечтать в этом смысле, да. Вот у меня друзья – семья, муж и жена, психологи – они проводят целый курс по профессиональному самоопределению. Я не до конца понимал, зачем это нужно взрослым людям. Ну подросткам – понятно, которые хотят там дальше идти учиться. А потом я с ними пообщался, оказалось, что у них самый старший участник, который участвовал этих программах, ему было 55 лет. Потому что человеку иногда очень важно понять, что можно помечтать о чем-то новом, можно развиваться в чем-то новом, да, и что там 50–55 лет – это не поздно. Если у тебя появилось это новое желание – это нормально, это надо реализовывать. Просто для нас, христиан, есть очень важный критерий – есть Евангелие, да. Если то, что ты хочешь, не противоречит Евангелию, то какая проблема?

А. Ананьев

– Проблема в том, что ты вообще чего-то хочешь. В состоянии молитвенном – вот у меня такое состояние, я признаюсь вам честно, оно приходит ко мне с большим усилием с моей стороны и довольно редко. Однако вот в этом молитвенном состоянии – в храме, реже дома – едва ли я чего-то могу хотеть, едва ли у меня могут возникнуть мечты. И, в идеале, вот это состояние можно, хотелось бы, наверное, растянуть на как можно дольше, желательно навсегда.

Иеромонах Андроник

– А, нет.

А. Ананьев

– И что же, получается, я буду таким блаженным, счастливым человеком, которому вообще ничего не надо – ни денег, ни работы, понимаете? А мы-то живем. Мы живем в большом городе, возле дома стоит машина, на диване сидит любимая жена. Как же это без мечты, как же это без желания, понимаете?

Иеромонах Андроник

– Ну я пытаюсь паки и многажды пространслировать, что ситуация духовного идеала и духовного совершенства и конкретного человека ситуация, реального –это немножко разные истории. Ну то есть я говорю, что в идеальном состоянии вы бы даже есть не хотели. Ну что, вы теперь будете себя ругать за то, что вы завтракаете, обедаете и ужинаете? Ну нет, конечно.

А. Ананьев

– Тем не менее я снова и снова прислушиваюсь к тому, что говорят нам Феофан Затворник, Василий Великий, святитель Игнатий Брянчанинов – вот их цитаты я тоже собрал, и их мы послушаем вместе с моим дорогим гостем, иеромонахом Андроником (Пантаком), ровно через минуту. Не переключайтесь.

А. Ананьев

– Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера». Я, Александр Ананьев, продолжаю задавать свои вопросы неофита насельнику московского Сретенского монастыря, руководителю просветительского центра Сретенского монастыря, иеромонаху Андронику (Пантаку). И сегодня мы говорим о даже не просто мечтах, а о грехе мечтания. Вот какой у меня вопрос к вам, отец Андроник. Вот это выражение, которое я услышал от одного из своих собеседников: грех мечтания. Есть ли в Священном Писании упоминание о так называемом грехе мечтания?

Иеромонах Андроник

– Знаете, в каких-то моментах священник обязан сказать: я не знаю. Потому что я сейчас без подготовки, честно говоря, не вспомню, есть ли именно в Священном Писании. Потому что есть, то что я помню, что Господь говорит про когда ты посмотришь на женщину с целью ее вожделеть, да, то есть там – кстати, в греческом именно «с целью ее вожделеть» написано. Кстати, и в славянском очень хорошо переведено: «во еже» – как инструкция цели. У нас просто сразу, да, поясню, в синодальном написано: кто посмотрит на женщину с вожделением, тот прелюбодействовал с ней в сердце своем. И некоторые начинают переживать, что ну случайно так вот, знаете, сейчас идешь по городу, тут все вокруг прямо у нас, чтобы не видеть рекламу, нужно просто закрыть глаза, да, и человек может случайно куда-то посмотреть и начинает очень переживать. Но там все-таки Господь говорит, именно в греческом тексте Писания, кто посмотрит с целью – а это вот как раз скорее про мечтание. То есть ты смотришь с целью разжечь в себе какие-то там страсти там и так далее. Но сходу сейчас я не хочу вам врать, поэтому я не вспомню.

А. Ананьев

– Святые отцы, в частности Феофан Затворник, отмечали, что мечтания происходят от страстей грешного человека. Я так полагаю, речь о тех мечтаниях, о которых мы с вами поговорили в первой части. Мне стало любопытно, что именно страсти именно грешного человека (все мы так или иначе грешные люди), именно страсти грешного человека являются источником нашей мечты.

Иеромонах Андроник

– А можно я вам сразу сделаю замену понятия? Просто отцы тоже говорят святоотеческим языком, который современным людям не всегда понятен. А у некоторых слов есть очень точный перевод на современный язык. Знаете, что такое страсть?

А. Ананьев

– Я помнил какое-то время, но забыл, отец Андроник.

Иеромонах Андроник

– Страсть от слова «страдание», «страдательность», в греческом – «пафос». Дословно можно перевести либо как «недостаточность», либо как «потребность». Вот слово «потребность» для нас очень понятно. И почему «грешного человека», потому что есть потребности естественные, а есть потребности греховные. А есть естественные потребности, ну как бы вот которые мы извращаем, да, то есть, как сказать, которым мы, может быть, слишком много внимания уделяем. Поэтому говорится вот в этой конкретной цитате: страсти грешного человека, то есть потребности грешного человека – то есть они могут быть вполне себе хорошими, но вот, возвращаясь к той же истории с нашим животным началом, да, то есть грешный человек, он может даже хорошие потребности поставить во главу угла, и тогда они станут вредными.

А. Ананьев

– Я сейчас пытаюсь сформулировать какой-то простой способ понять, достойны ли твои мечты христианина или нет. Прежде чем я поделюсь с вами своими соображениями, может быть, у вас есть простой рецепт, как понять, вот ты в ту сторону, с позволения сказать, мечтаешь, или тебя уже несет в другую?

Иеромонах Андроник

– Я предложу как бы два ориентира. Первый, о котором я уже говорил – это Евангелие. То есть ну по-хорошему христианину важно читать постоянно Евангелие, как преподобный Серафим Саровский говорил, да, чтобы ум плавал в словах Священного Писания, чтобы ты мог сверяться. Потому что если твое желание не противоречит тому, что говорил Христос, то плохого уже в нем точно ничего нет. Но иногда мы читаем, даже читаем Евангелие несколько ангажированно. И поэтому отец Иоанн (Крестьянкин) дал прекрасный совет, который я тоже часто вспоминаю. Он говорил: главное в духовной жизни – это вера в Промысл Божий и рассуждение с советом. То есть одно дело – я рассуждаю сам, да, и соотношу свою жизнь с Евангелием. А другое – я еще привлекаю других людей, христиан, которым я доверяю, о христианской жизни которых я знаю, и еще спрашиваю их. То есть, мне кажется, это вполне себе рабочая история. Я рассмотрел, и мне кажется, что мое желание не противоречит Евангелию. Потом я привлек тех советчиков, которым я доверяю, и тоже с ними посовещался. И когда мы вместе тоже пришли к какому-то выводу, что да, ничего плохого нет – здесь можно быть уверенным, мне кажется. И потом не надо бояться ошибаться, самое главное, потому что ошибки тоже часть нашей жизни. Мы все ошибаемся, это жизнь. И поэтому даже если мы куда-то не в правильную сторону пойдем, в какой-то момент поймем, что мы что-то делаем не так, всегда есть возможность обратиться к Богу, покаяться, и Господь всегда нас подлатает, исцелит, направит в нужную сторону. Вот у меня такие соображения по этому поводу.

А. Ананьев

– Я попробовал для себя сформулировать критерий очень просто. Если ты мечтаешь о благе других своих близких или незнакомых людей, если ты мечтаешь собрать 166 миллионов рублей на то, чтобы двухлетнему мальчику сделали укол, который спасет ему жизнь – это хорошие мечты, это хорошая цель, этому можно посвящать и свое время, и свои силы, и всего самого себя. Если же ты мечтаешь о новом блестящем черном автомобиле для себя – то это плохая мечта, она ведет тебя не туда.

Иеромонах Андроник

– Соглашусь, но немножечко не соглашусь. Мне кажется, что здесь есть тоже такая проблема, что иногда человек может как бы хотеть чего-то хорошего для других, но на самом деле он хочет этого для себя.

А. Ананьев

– Гордыня?

Иеромонах Андроник

– Ну конечно, наша любимая, конечно. То есть я, допустим, хочу создать лекарство от рака – зачем? Чтобы стать известным врачом, и чтобы войти в историю как создатель лекарства от рака, да? И, с одной стороны, и Господь как-то использует даже такие наши тщеславные стремления, да, и старается их направить на пользу. А с другой стороны, приобретет ли человек сам пользу от этого? Для христианина большой вопрос. То есть я согласен, во многом согласен, что действительно мечты, которые сугубо для себя, да, они могут быть не очень конструктивными. Но опять же, если мы говорим о каких-то потребностях своих, то вполне себе даже человеческие потребности, их нельзя отрицать, они есть. И вот здесь вопрос. Дорогущая черная машина, может быть, тебе не нужна. Но, может быть, у тебя такой ритм жизни, что тебе, в принципе, нужна нормальная добротная машина – такое же тоже может быть. И человек может хотеть машину и стремиться к этому – для себя, конечно, но потому что он просто уже не вывозит, значит, жить в таком ритме, в котором он живет и постоянно ездить на электричке. Это нормально. Главное, чтобы эта машина не становилась во главе нашей жизни.

А. Ананьев

– Чтобы не осел на тебе ездил, а ты ездил...

Иеромонах Андроник

– На осле. Вполне себе да. Вполне себе правильно.

А. Ананьев

– Готовясь к нашему разговору, отец Андроник, я вспомнил одну замечательную речь, которая тем актуальнее, что вот сейчас в Соединенных Штатах происходит. Та самая знаменитая речь, произнесенная проповедником американским, Мартином Лютером Кингом младшим – «I have a dream». Он произнес ее 28 августа 1963 года со ступеней мемориала Линкольна. Вот фрагмент этой речи: «Я мечтаю, что придет день, когда мои четыре ребенка будут жить в стране, где они будут судимы не по цвету их кожи, а в соответствии с их личностными качествами. Я мечтаю, что наступит день, когда штат Миссисипи, изнемогающий от жары несправедливости и гнета, превратится в оазис свободы и справедливости...» Я всегда восхищался этой речью. Она наполнена (я вот только сегодня это выяснил), она наполнена отсылками к Библии – книге пророка Амоса, книге пророка Исаии, к псалму 30-му: «ибо на мгновение гнев Его, на всю жизнь благоволение Его», – понимаете, то есть это такая потрясающая речь. И вот сейчас, в контексте нашего разговора, я пытаюсь переосмыслить свое отношение к этой речи. Сразу как-то возникло в голове: а, я услышал слово «мечта» – это уже такой маркер, значит, в этом смысле замечательный Мартин Лютер Кинг, он как бы грешник. А с другой стороны, получается, что он ведь не о своем благе заботится, он заботится о благе своих чернокожих братьев в Америке, которых угнетают.

Иеромонах Андроник

– Ну вот я здесь опять о том же, что для святоотеческого богословия все-таки мечтание становится проблемой, когда это либо фантазия, либо да, ты ставишь себе цель, которая затмевает для тебя цели духовной жизни. То есть в принципе желать чего-то хорошего, и в том числе исполнения каких-то своих потребностей, если это адекватно, если это занимает свое место в жизни – это нормально. Просто у нас слово «мечтать», оно в этом смысле слишком универсальное. Мне кажется, точнее слово «фантазия». Вот то что является грехом, это то, что отцы точнее бы назвали фантазией. И, кстати, вы говорили про цитаты святоотеческие, мне кажется, может, было бы интересно как раз их посмотреть на эту тему.

А. Ананьев

– Ну вот, например, Феофан Затворник утверждает: «Нам представляется, – говорит он, – что помечтать, дать волю течению мыслей (ну вот как вы, верно заметили, «фантазировать» – мне сейчас это слово очень понравилось) – дело не только не вредное, но и довольно приятное. Но, братие, – говорит Феофан Затворник, – коль скоро такое движение помыслов есть в руках сатаны средство к соблазну, то в нем надо искать самого тлетворного действия на душу».

Иеромонах Андроник

– Ну вот, собственно, о чем я и говорю, вот в чем проблема фантазий. А мне понравилась формулировка, которую я, к сожалению, не помню, где прочитал, что проблема фантазий в том, что человек, фантазируя, он уходит в некий придуманный мир, но самая главная проблема, что Бог в это самое время остается в реальном мире. То есть ты выступаешь в пространство придуманное, в котором нет Бога, и оно тебя поглощает. И в этом смысле фантазия, она действительно может быть чревата проблемами, потому что реальный мир ну как-то, знаете, далеко не всегда совпадает с нашими фантазиями. А отсюда расстройства, а отсюда недовольство, причем, недовольство, смотрите, на ровном месте – то есть мир-то не изменился, мир какой был, такой и остался. Но я посидел, пофантазировал, как бы, я не знаю, условно говоря, человек там мечтает, ну как там, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Представьте себе солдата, который вот сидит, мечтает, как вот он там в генеральской фуражке, в погонах там, стоит и принимает какой-нибудь парад. Вот он посидел, помечтал, значит, пятнадцать минут, а потом – раз, и вернулся опять в свою обыденную жизнь, в часть. И как-то вот стало так тоскливо. И как бы и раньше все было так же, только сейчас-то он попредставлял себя, да, а потом вернулся к своему естественному состоянию. Все-таки фантазия во многом происходит от неумения принять и прожить вот нынешний момент жизни. Потому что меня не удовлетворяет, меня не устраивает моя жизнь, я не умею, самое главное, получать от нее удовольствие. А то удовольствие, которое пытаюсь получить в фантазии, оно эфемерное, и оно на самом деле еще очень опасное. Потому что с точки зрения вот опять же процессов биологических в мозгу это целый отдельный механизм, кстати. Вот мы с моей хорошей знакомой, с психологом, которая сейчас в Америке защищает PhD, немало говорили на тему медитации.

А. Ананьев

– Неожиданно.

Иеромонах Андроник

– Да. Потому что медитации зачастую сейчас представляются людям, даже некими психологами, как некие такие нерелигиозные практики, когда тебе нужно просто что-то попредставлять, пофантазировать. То есть представьте себя на берегу океана, и там могучие волны накатывают там друг за другом на побережье, там солнце садится, там окрашивает розовым цветом пальмы и тра-та-та и все такое. И вот представьте себя там и почувствуйте спокойствие. Но проблема в чем? Когда такое происходит... Просто святые отцы, они не знали там тонкости работы мозга. Ученые вообще вот только последние годы смогли, ну там последние десятилетия, может быть, пару десятилетий, смогли достаточно глубоко так залезть в мозг человека. Но у нас в мозгу есть на самом деле очень такой интересный механизм. Когда происходит какой-то стресс, то есть что-то, что нам не нравится, что нас не удовлетворяет, что нам кажется какой-то проблемой, в нашем мозгу есть такая часть, которая называется амигдала. Амигдала выстреливает как бы вот этот сигнал об опасности, да, или там ну о дискомфорте. А префронтальная кора в мозгу отвечает на это таким противоположным сигналом. И префронтальная кора, она в это время формирует что – она формирует доводы и формирует какую-то позитивную повестку: то есть если сигнал префронтальной коры достаточно сильный, то мы понимаем, что проблема не такая страшная. И вот этот естественный процесс в организме, когда одна часть мозга выстреливает, как лампочка в машине красным светом, да, а потом мозг на это реагирует – ищет доводы, размышляет, смотрит, настолько ли все страшно и, самое главное, ищет пути решения проблемы – вот это самое главное. А что происходит, когда человек начинает фантазировать или занимается такими медитациями, которые предполагают вот подобные фантазии? Амигдала выстреливает стрессом, да, загорается красная лампочка, а дальше человек уходит в область фантазий, и это не дает процессам в мозгу происходить естественным образом – то есть в ответ префронтальная кора не формирует доводы и не ищет пути решения. И самое страшное, что для человека такие медитации и вот такие фантазии, они становятся чуть ли не медицинским наркотиком, чуть ли не физиологическим наркотиком. То есть каждый раз, когда возникает проблема, у человека появляется такая беззащитность, ему становится все сложнее и сложнее формировать какие-то пути решения проблем, потому что мозг же не тренируется, когда стрессовые ситуации. И со временем человеку становится важно в ситуации стресса убежать в фантазии – и вот это проблема. Это очень серьезная проблема. Когда человек не проживает свой стресс, он не проживает то, что его не удовлетворяет в жизни, он не ищет пути решения (потому что ставить себе цели это тоже такой путь решения, да, каких-то проблем), а он уходит в область фантазии. И в этой области фантазии – да, ему становится хорошо. Но это ситуация, когда мы не решаем проблему, не двигаемся в пути ее решения, а когда мы просто вот заклеиваем лампочку, чтобы ее не видеть.

А. Ананьев

– Что-то сродни воздействию алкоголя на организм человека.

Иеромонах Андроник

– А это работает ровно так же, как алкоголь и наркотики.

А. Ананьев

– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Насельник Московского Сретенского монастыря, руководитель просветительского центра иеромонах Андроник (Пантак), развенчивает мои фантазии, одну за другой, в нашем разговоре, посвященном нашим мечтам. Мечтать не вредно и вредно ли мечтать – об этом мы сегодня говорим. Я сейчас внимательно вас слушал и понимаю, что моя мечта, которой я делился со своими друзьями относительно недавно, мечта лет в шестьдесят поселиться в старом маяке смотрителем, чтобы была лодка, на которой я по утрам плавал бы за рыбой, вечерами бы смотрел на закат в компании своего старого лабрадора – в общем, я был уверен, что она точно делает мою жизнь лучше и меня лучше, а, оказывается, это огромный вред для меня.

Иеромонах Андроник

– Пока нет. Но знаете, в чем проблема? Наступит 60 лет, да. И вот в этом проблема кризисов. Вот, например, тот же там пресловутый кризис среднего возраста – это же не проблема количества лет, это проблема, что человек себе напредставлял, какой будет его жизнь, а она, зараза, не такая. И вот проблема в том, что сейчас эта мысль может вас успокаивать. Но вместо того, чтобы решать те проблемы, которые у вас по жизни происходят, вот когда, вот можно просто отследить, когда у меня появляется эта мысль, в связи с чем, да, какие трудности в моей жизни происходят, что я бегу от решения проблемы вот в этот вот маяк. Потому что сейчас это хорошо, но когда наступит 60 лет, может случиться очень серьезный кризис, и этот кризис можно будет очень тяжело преодолевать.

А. Ананьев

– Коли мечтания... ну фантазии, хорошо. Коли фантазии это действительно грех, стоит ли, нужно ли исповедоваться в своих фантазиях, как в обычных, рядовых, например, связанных с старостью на маяке, так и о каких-то более греховных фантазиях вот на исповеди?

Иеромонах Андроник

– Ну я всегда люблю опять же сразу вводить ясность в терминологии: грех для православного богословия – это не нарушение божественного уголовного кодекса, да, это такое внешнее свидетельство греха, которое может его выявить. А по сути для человека грех это все-таки травма, да, это повреждение. То есть именно поэтому мы и говорим, что фантазии это грех. Не потому, что «ай-ай-ай, нельзя», а потому что, слушай, ну тебе будет плохо, да, у тебя начинает неправильно работать мозг, у тебя неправильно начинает выстраиваться жизнь. И поэтому в фантазии, как в любом другом грехе, мы исповедуемся. Это не значит, что ты виноват, это не значит, что ты плохой. Это значит, что ты просто действительно поддался той истории, когда твоя психика, она сбежала от решения проблем. А если в краткосрочной перспективе это еще может быть прикольно, то в долгосрочной перспективе это явно чревато последствиями. Поэтому фантазии, конечно, я исповедую, если начинаю фантазировать. Хотя вот, честно говоря, я какое-то время назад для себя отметил, что у меня вот это, юношеские фантазии, они с какого-то времени отошли на второй план. И я вот проанализировал для себя, я не скажу, что я вообще никогда, но этого стало в моей жизни намного меньше, наверное, после того как я научился быть довольным, может быть. Научился ну смирению, в таком правильном смысле слова. Нет, я не смиренный человек, я не про то. Но я научился, по крайней мере, практиковать, да, смирение – именно как умение принимать то, что с тобой происходит как данность, и уже в этой ситуации думать, что я могу сделать, что не могу сделать. Делай то, что можешь, остальное отдай Богу. То есть после того, как я как-то ну примирился с этой жизнью и со всем, что в ней происходит, и начал понимать, что все, что в жизни ни происходит, это, конечно, Господь каким-то образом удивительным куда-то ведет и всегда это чревато очень хорошими последствиями, если Богу доверяешь, у меня потребность мечтать отпала.

А. Ананьев

– Потрясающе. Я возьму, с вашего позволения, на вооружение вот эту формулировку: практиковать смирение. Это что-то, над чем стоит задуматься. И мне очень понравилось.

Иеромонах Андроник

– Ну это как с любой добродетелью. У любой добродетели, у нее есть состояние добродетели – когда ты уже достиг чего-то, да, и умеешь в этом быть. А есть деятельность добродетели – когда ты это только умеешь делать время от времени.

А. Ананьев

– Да, время от времени нужно остановиться и сказать себе: «Александр, а вот сейчас самое время попробовать попрактиковать смирение». Я сейчас вас внимательно слушал и вспомнил еще один блестящий пример того, о чем вы говорите. Есть такая штука – «парижский синдром» – уже сформулированное такое вот расстройство острое психическое, в первую очередь у жителей Страны восходящего солнца, которые впервые посетили столицу Франции. Это тяжелая форма депрессии, абсолютно физической депрессии, вызванная жестоким разочарованием от реального Парижа, вот она доводит некоторых граждан Японии до больничной койки.

Иеромонах Андроник

– Увидеть Париж, как говорится, и умереть – прямо в прямом смысле слова.

А. Ананьев

– Да. То есть они представляют себе Париж как что-то такое – ого-го. А приезжают – видят окурки на газонах, видят граффити на стенах...

Иеромонах Андроник

– А у меня даже у одного знакомого такое было, да.

А. Ананьев

– И вот здесь как раз самое время сказать: так, давай мы не будем вообще фантазировать, не будем мечтать. Мы настроимся на то, что мы увидим то, что мы увидим: вот это вот маленькое метро грязное, вот это вот, бездомных, которые сидят на люках этих метрополитена. И просто попробуем получить удовольствие от того, что мы увидим. И вот это как раз и есть то самое практикование смирения, о котором вы говорите.

Иеромонах Андроник

– Да, мне кажется, да. Во многом.

А. Ананьев

– Есть еще один тонкий нюанс – у нас есть еще пять минут, чтобы об этом поговорить. Мне 42 года – я взрослый человек, с высшим образованием, который живет в большом городе. Я верующий, я хожу в храм, я причащаюсь, я исповедуюсь. Но у меня есть большое сомнение в том, что бесы это какие-то такие конкретные личности, которые предпринимают какие-то действия. Все плохое, что происходит со мной, я отношу на свой счет, и я сам причина и источник всего плохого, что происходит со мной. Тем не менее, по христианскому учению, вот мечтание исходит из двух источников – это прямая цитата с одного из сайтов – от страстей и от бесов. Мне тяжело это принять, отец Андроник. Правда это или нет?

Иеромонах Андроник

– В этом смысле ну я могу засвидетельствовать только то, что у Церкви тоже есть многостолетний, двухтысячелетний опыт, даже больше, потому что Церковь не началась в день Пятидесятницы, она в день Пятидесятницы преобразилась, но Церковь началась с Адама и Евы. И мы еще даже с Ветхого Завета знаем, что есть это откровение о том, что есть служебные духи, о них прямо говорится в Писании, что Господь их создал благими, часть из них стала злыми. И мы знаем, что как добрые духи участвуют в реальной жизни людей, так и злые. Здесь я, конечно, не сторонник упрощать, да, ну вот не говорить, что вот бесы постоянно что-то там пытаются, им самим достаточно плохо, честно говоря, в их жизни. Но то что они пытаются вот этот вот избыток своего страдания и своей боли реализовать в агрессии на человека – это тоже откровение, которое мы можем в Церкви встретить, и очень часто. Поэтому я вполне себе подразумеваю, что демоны могут подкидывать человеку какие-то мысли. Более того, ну действительно я думаю, у каждого был опыт, когда вдруг тебе в голову приходит вещь, которая, ну вот ну ты на нее смотришь и понимаешь: ну откуда, ну вообще полный бред, то есть совершенно не твое. Это можно пытаться объяснить работой мозга. Без проблем. Но для меня это все-таки некий опыт, что да, демоны могут предлагать мысли каким-то образом, да, вот на тонком уровне, почему нет.

А. Ананьев

– У меня есть ответ на вопрос, почему нет. Потому что очень часто причину наших ошибок, а иногда очень страшных ошибок, мы формулируем сокрушенно: да то же не я, дорогой отец Андроник, то ж меня бес попутал.

Иеромонах Андроник

– Нет, ну это, конечно, это перегиб. Вот мне нравится у Паисия Святогорца, он как говорит. Он такой простой дядечка был, но очень глубоко как-то духовную жизнь понимал. И он говорит такую интересную вещь. Он говорит, что человек, который только начинает путь работы надо собой, он начинается гневаться, ну как сказать, он начинает считать источником всех своих бед окружающих людей: ну это все они такие несовершенные, а я тут в белом пальто стою, красивый. Потом, когда он ну все-таки начинает что-то понимать, он начинает негодовать на бесов. А когда он уже достигает некоего духовного преуспеяния, он начинает негодовать только на самого себя. То есть при этом Паисий Святогорец никогда не отрицал, что демоны действительно могут, да, подкинуть какую-то мысль или поучаствовать в каком-то развитии нашего греха. Но при этом у него, мне кажется, это очень глубокая мысль, что человек, который только еще начинает в себе разбираться, он начнет негодовать на бесов, а тот, кто уже так глубоко познает свою собственную немощь, тот больше будет негодовать на самого себя. Негодовать – это не в смысле там ругать себя, да, не в смысле себя есть, а просто осознавать себя как источник вот большинства своих проблем. Я считаю, что большинство проблем, конечно, происходит просто от нашей собственной испорченности. Но при этом совершенно исключать из этой ситуации духовный мир – именно как мир, наполненный личностями, духами – ну совершенно нельзя.

А. Ананьев

– Завершить наш разговор, в качестве постскриптума, хочу высказыванием Василия Великого: «Праздной и беспечной душе свойственен этот недуг – в бодрственном состоянии тела видеть сны». Спасибо вам большое за этот разговор, отец Андроник. Я вам очень благодарен, я услышал для себя много-много нового. Пойду практиковать смирение.

Иеромонах Андроник

– Спасибо большое. Спасибо вам, что предлагаете такие интересные темы.

А. Ананьев

– Сегодня на вопросы неофита отвечал насельник Московского Сретенского монастыря, руководитель просветительского центра монастыря, о котором мы с вами обязательно еще поговорим, иеромонах Андроник (Пантак). Всего доброго.

Иеромонах Андроник

– До свидания.

А. Ананьев

– Меня зовут Александр Ананьев. Вернуться к этому разговору можно на нашем сайте https://radiovera.ru/. Услышимся ровно через неделю. Пока.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем