«Фигурное катание для детей с аутизмом». Алина Ахметова

У нас в гостях была создатель и руководитель проекта «Хрустальные пазлы» — центра развития адаптивного спорта для людей с ментальными нарушениями Алина Ахметова.

Наша гостья поделилась своим опытом воспитания ребенка с особенностями развития и рассказала, как ей пришла идея создать спортивную секцию для особенных детей, почему было выбрано именно фигурное катание, и как обучение спорту сочетается с психологической поддержкой. Разговор также шел о том, чем опасно недооценивание ментальных заболеваний, и что можно посоветовать родителям, которые столкнулись с подобным диагнозом своего ребенка. Алина поделилась, как вера помогает ей в преодолении сложностей, и почему ей важно говорить о Боге со своим сыном.

Ведущие: Константин Мацан, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова

---

---

Анна Леонтьева:

— Добрый светлый вечер, сегодня с вами Анна Леонтьева.

Константин Мацан:

— И Константин Мацан, добрый вечер!

Анна Леонтьева:

— Сегодня у нас в гостях Алина Ахметова создатель и руководитель проекта «Хрустальные пазлы» центр развития адаптивного спорта для людей с ментальными нарушениями. Алина, добрый вечер!

Алина Ахметова:

— Добрый вечер.

Анна Леонтьева:

— Ну как все создатели и руководители, как правило, начинают с какой-то личной истории. Хотелось бы вас спросить: с чего начался ваш центр?

Алина Ахметова:

— Мой центр и начинается, и продолжается, и надеюсь, долго не закончится с одного замечательного чувства под названием любовь. Мой ребёнок, Максим, ему сейчас 10,5 лет, у него выявили аутический спектр в 3,5 года. И специалист нам порекомендовал найти для ребёнка какое-то любимое занятие, которое будет его выводить из мира только цифр, только зацикленности, каких-то схем. И поскольку я профессиональный музыкант, я понимала, что любимое занятие должно быть то, которое любимый труд. Любимое занятие — любимый труд. Появляется замечательная мотивация жить и развиваться. К сожалению, моего ребёнка музыка не заинтересовала, видимо, слишком много его поколений, в его семье было музыкантов, поэтому по счастливой случайности фигурное катание для него оказалось той самой зоной социальной успешности и помогло ему преодолеть многие — многие проблемы, связанные с поведением, с восприятием этого мира, у него была очень большая тревожность, низкая концентрация внимания, очень закрытый был ребёнок для сверстников, точнее, он не видел необходимости в диалоге, в общении со сверстниками или с детьми помладше. Это была большая проблема. И с помощью занятий фигурным катанием с удивительным тренером которая в свои 25 лет почему-то заинтересовалась темой аутизма, мы начали заниматься, и за год достигли невероятного прогресса, как в физическом, так и в психоэмоциональном плане, а также в социальном взаимодействии. И именно это вдохновило меня на то, чтобы вместе с нашим главным тренером ныне, методистом, автором методики по фигурному катанию, как средство абилитации детей с расстройством аутентического спектра Анитой Шакировой создать целый проект, который сейчас успешно функционирует уже четыре года.

Константин Мацан:

— А вот как это работает на практике, можете нам приоткрыть детали? Вот ребёнок с таким диагнозом, с такой особенностью приходит заниматься, казалось бы, кататься по льду на коньках. Как это связано со всеми теми результатами, о которых вы говорите?

Алина Ахметова:

— Спасибо за вопрос, это действительно так. Мы совсем не ставим своей задачей научить ребёнка кататься на коньках, наша задача и наш слоган секции собирать счастье из хрустальных пазлов — успехов наших детей в любой сфере, в данном случае в фигурном катании. Почему именно фигурное катание? Во-первых, известно, что спорт и движение — это именно та движущая сила прогресса, которая вообще, если по теории Дарвина, сделала из примата человека. А если по нашей с вами идеологии, то любое усилие, любой труд и любая вера она способна творить чудеса. С точки зрения технической, это происходит таким образом: ребёнок, попадая на лёд, попадает в ситуацию стресса, но стресса такого интересного.

Константин Мацан:

— Творческого стресса.

Алина Ахметова:

— Да, творческого стресса. Как угодно, иногда я говорю положительного стресса, потому что он получает очень сильные эмоции, все психологи мне всегда говорят, это не то, пожалуйста, не путай. Но тем не менее он попадает в другое царство, он попадает в другую температуру, на него надевают странную экипировку. То есть все дети у нас катаются только на профессиональных коньках, никакого масскейта, то, что продается в любых массовых магазинах, не подходит, потому что неудобно. А наши дети, у них сенсорная чувствительность очень сильно развита и сенсорная недостаточность, они не очень хорошо чувствуют свое тело в пространстве, поэтому им нужно, чтобы им было максимально комфортно. То есть экипировка у нас специализированная, сразу дополнительно повышенные требования к безопасности предъявляем, то есть они все в наколенниках в специальных, не роликовых, а танцевальных, чтобы было мягко подать, налокотники тоже обязательно, и это связано с огромным — огромным количеством проблем при надевании, потому что дети, опять же повторюсь, что они сенсорно недостаточно хорошо чувствуют свое тело. Очень сложно им в новых условиях, самый страшный страх аутиста — это попасть в какую-то новую нестандартную ситуацию. Потому что это люди такие вот структуры, у них есть одно и тоже, многие ребята ходят зимой и летом в одном и том же, потому что им так удобно, и заставить их, а точнее, не заставить, а смотивировать надеть что-то новое, что-то неудобное, на голову все давит, надеть коньки, а они, поверьте, очень твёрдые профессиональные коньки, и выйти на вот это вот что-то большое, но совершенно незнакомое, а значит опасное.

Анна Леонтьева:

— Да ещё и скользкое.

Алина Ахметова:

— Скользкое во всех отношениях, скользкая субстанция во всех отношениях, белое, для них, для маленького ребёнка, который туда зашёл, это огромное помещение совершенно враждебное. Они такие молодцы, я как человек, который никогда в жизни на коньках не стоял, потому что я из жаркой страны, а у нас там льда очень мало было. Я занималась музыкой с пяти лет, поэтому у меня руки, всё такое, поэтому для меня весь спектр.

Константин Мацан:

— А откуда вы?

Алина Ахметова:

— Алма-Ата, Казахстан. Вот этот весь спектр страха взрослого человека, что он может упасть, и значит упадёт все на свете: работа, семья, ребёнок с особенностями, он мне не дает возможности двигаться, и когда я смотрю на ребят, которые в первый раз заходят с криками, со страхом, с каким-то невозможным преодолением, и потом через 10 минут вдруг начинает топать самостоятельно, я каждый раз получаю какое-то удовольствие невероятное, потому что случилось чудо, потому что я, взрослый человек, не в состоянии сделать фонарик, а ребёнок без речи невербальной, называется в нашей терминологии аутичной, без речи, который не говорит, не коммуницирует, не общается, он вдруг раз — эти странные ножи и едет. Я испытываю невероятную, во-первых, зависть к ним, а во- вторых, гордость за них. С помощью чего мы этого достигаем? В моем понимании лёд — это такая вот партитура, я всё на свои ассоциации музыкальные, это такая партитура, на которой можно написать всё, что угодно. У нас есть главный композитор — тренер — методист, который расписывает партитуру каждой тренировки для каждого ребёнка. Что самое главное сначала? Это построить адаптивную среду под детей с особенностями развития ментального. У нас очень часто думают, стереотипы людей, что адаптивная среда — это значит пандусы, лифты и хорошее отношение к людям с физическими ограничениями по здоровью. А вот что такое ментальное, для нас это вообще, в принципе, непонятно, и поэтому поводу для них ничего не адаптировано, значит, что нужно людям с аутизмом? Во-первых, им нужна благоприятная дружелюбная среда, они эмпаты, они очень быстро считывают эмоции людей, потому что большинство из наших детей не говорят, поэтому они на уровне эмоций ощущают, если они видят какую то, ну условную, любимую нами вахтершу Марию Ивановну, которая, не знаю, уже в 37-м году была достаточно большой, и она начинает этими своими методами говорить: ах ты такой — такой, почему ты там, не знаю, поломал фикус? Всё. Ребёнок моментально чувствует свою неуспешность, и по этому поводу он начинает себя вести соответственно, показывая, что да, я вот такой вот. А если бы изначально с порога, вот как в театре, который начинается с вешалки, у нас начинается все с рецепшена, с раздевалки, если он видит, что ему рады, его готовы принять, его не будут осуждать, а самое главное, родители уверены в том же самом, родительская тревожность сразу снижается, и о чудо, ребёнок становится спокойнее сам по себе. То есть проблемы с родителями, а точнее, диалог с родителями начинается ещё задолго до того, как ребёнок придёт в первый раз, когда они звонят мне и тревожно говорят: Боже, я не знаю, как же он зайдёт, как же, как же. Я говорю: не попробуем — не узнаем, давайте, приходите. Очень сложно родителям детей с аутизмом представить и поверить в то, что их ребёнок сможет надеть коньки и выйти на лёд. А на самом льду начинается волшебство. Наша замечательная Анита Шакирова, главный тренер и методист расписывает партитуру на каждого ребёнка. На льду находится не более, в одной группе, не более 15 человек детей максимум. Это максимум. И они условно поделены на три группы. Прогрессивные, чаще всего это дети без особенностей развития, то есть братья и сестры наших детей аутичных или их друзья, то есть инклюзивный формат, сразу у нас инклюзии с первой тренировки, потому что куда девать здоровых детей?

Анна Леонтьева:

— Давайте сразу переводить на русский — инклюзивный?

Алина Ахметова:

— Инклюзивный — это значит, когда дети с особенностями здоровья и дети без особенностей здоровья занимаются совместно, организовывая таким образом дружелюбную среду и пространство. К сожалению, аналогов на русском языке нет, потому что закон об инклюзии — это государственный закон в 2013-м году у нас образование, инклюзивное образование.

Анна Леонтьева:

— Совместная — это не аналог?

Алина Ахметова:

— Нет, инклюзивное — это значит, когда и интеграция происходит. Адаптированного нет аналога, к сожалению, я искала синоним, не могла найти. С 2013 г. у нас есть закон об инклюзивном образовании, что каждый ребёнок с особыми потребностями имеет право пойти в любую школу и запросить там свое право на образование. Это вот наш закон об образовании российский. Значит, три группы. Прогрессивная, чаще всего это дети без особенностей здоровья ментального, нормотипичные дети называется в аутичной терминологии. И дети, которые уже давно занимаются, и уже способны заниматься на уровне нормотипичных детей, они занимаются совместно, потому что у них идут уже совершенно другие требования, они занимаются по стандартам, я не знаю, юный фигурист международного Союза конькобежцев, точнее, федерации фигурного катания России, там третий юношеский, то есть они занимаются обычным фигурным катанием как обычные дети.

Анна Леонтьева:

— То есть они доходят до этого уровня?

Алина Ахметова:

— Да, да в оздоровительной группе. Большинство — это уже средний уровень, когда дети занимаются вполне себе, то есть прогрессируют уже достаточно активно, у них много элементов, они активно катаются на коньках, но у них есть некие поведенческие нарушения, поэтому нужно к ним применять определённые инструменты взаимодействия, сейчас расскажу, что за инструменты. И третья группа, она у нас часто, ну ребёнок переходит из одной группы в другую, согласно своему прогрессу индивидуальному. Первая группа она у нас самая такая вечно неустойчивая, потому что только-только новичок пришел, у него нет особенностей прям сильно каких-то нежелательного поведения, допустим, и он тут же хоп и перешёл в среднюю группу, что приятно. Первая группа — это такая отборочная группа. За каждой группой закреплён свой тренер, а чаще всего тренер и несколько ассистентов, помощников тренера, это тоже терминология, тьютор называется, это такая прямо единица сейчас.

Анна Леонтьева:

— Наставник.

Алина Ахметова:

— Не наставник, помощник, наставник — это тренер, а помощник, ассистент тренера — это тьютор. Почему он называется ассистентом, потому что он не обязательно фигурист, он просто может кататься на коньках, обычных хоккейных коньках или коньках для массового катания, он не имеет специального образования спортивного, поэтому он не может занимать должность тренера. Это у нас все очень обтекаемо, потому что это же у нас образование, мы постоянно перетекаем из одной категории в другую. Что представляет собой партитура? Партитура — это лист A4, который называется у нас чек-лист, у нас, к сожалению, очень много англицизмов, потому что это спорт.

Анна Леонтьева:

— Я сдаюсь.

Алина Ахметова:

— Я серьёзно, пытаюсь это сделать, хорошо — это некий конспект, это тоже не русское слово, к сожалению, но у нас великий могучий русский язык, он все собирает лучшее и оставляет у себя как-будто так и надо. Это некое визуальное расписание, где перечислены элементы тренировки, упражнений, которые ребёнок должен выполнить за урок, за занятие, за тренировку. И каждому элементу соответствует дозировка повторений. Например, никто из вас не катается на коньках?

Константин Мацан:

— Я умею стоять.

Анна Леонтьева:

— Я не катаюсь.

Алина Ахметова:

— Замечательно. Приходите, у нас есть взрослые группы.

Анна Леонтьева:

— Я страшно боюсь.

Алина Ахметова:

— У нас есть психологическая поддержка. Всё хорошо, приходите, у нас действительно есть взрослая группа для родителей. Но это чуть-чуть попозже.

Константин Мацан:

— Алина Ахметова директор проекта «Хрустальные пазлы» у нас сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот нас уже пригласили на коньки, на каток.

Алина Ахметова:

— Приходите. Возвращаемся к визуальному расписанию. Элементы, например, базовый элемент любой, с которого все начинается, называется ёлочка. Это когда нужно просто ногами отталкиваться попеременно: правой, левой, вот так радостно разъезжать. У нас это радостно разъезжать появляется не сразу, сначала ребёнок должен научиться стоять, вы уже молодец сразу, потому что у вас есть уже база, и научиться правильно поднимать руки и ноги, и руки держать вот так, развёрнутыми, для того чтобы поймать баланс. И вот, например, он доходит, первое упражнение, сделал елочку, доходит до бортика, по специально прорисованным схемам на льду, прорисованным специальными карандашами, ледовыми фломастерами, айс-маркерами которые называются. Мы прорисовываем схемы на льду.

Константин Мацан:

— Это светлый ивнинг на радио «Вера».

Алина Ахметова:

— Точно, светлый ивнинг. Схемы прямо такие прорисованы, для того, чтобы ребёнок понял, как разворачивать стопы и как разворачивать носки, чтобы он понял позицию, как нужно ходить, они так немножко как Чарли Чаплин начинают ходить. В чем заключается гениальность методики Аниты Шакировой? У нас создают мотивацию, зачем это нужно делать? Детям с аутизмом не понятно, зачем им надо делать так как все? Потому что у них нормы социального поведения, это не вшито в их ДНК, обычные нормальные дети, они где-то с года начинают подражать, обезьянками такими работать, и это нормально, потому что они таким образом познают мир. Эти ребята познают мир почему-то через Википедию или энциклопедию. Ну такое вот строение, другая операционная система. Поэтому мы максимально рассказываем, что им нужно делать, значит, им нужно создать мотивацию, зачем тебе от одного бортика дойти до другого. Зачем? Объясняем: до одного бортика они скачут, и у них стрелочка нарисована, до какого места нужно доехать и повернуть обратно, а когда он возвращается, он возвращается к своему визуальному расписанию, к своей партии, и видит, что он сделал, молодец, он сделал целую елочку, целое упражнение. Моментально ставится галочка в визуальном расписании о том, что он молодец, констатируется его эффект. Тренер рад вообще, ассистенты счастливы все.

Анна Леонтьева:

— То есть все кричат ура?

Алина Ахметова:

— Не всегда, потому что бывают дети с гиперчувствительностью к звукам, ни в коем случае. Нет, мы выясняем сразу на моменте знакомства с родителями, заполняем достаточно подробно анкету, где пишут все особенности своего ребёнка, как сильные стороны так и дефициты, для того, чтобы мы понимали. Некоторым детям нельзя кричать, до некоторых нельзя дотрагиваться, они сенсорно чувствительные, они не принимают чужих людей, то есть пока ты не вошёл в их круг доверия, ты не должен к нему прикасаться, поэтому они максимально закрыты: перчатки, максимально вот это всё, что связано с тактильностью, это тоже все нужно выяснять. Поэтому у каждого есть свое поощрение. То есть кто-то воспринимает вот эту галочку, а кому-то нужно прямо в руку что-то дать: монетку там, смайлик, наклейку, с улыбающейся рожицей, ещё что-то. Очень сложно по-русски говорить стало, оказывается.

Анна Леонтьева:

— Вот видите, будем чистить твою речь.

Алина Ахметова:

— То есть такие истории мы обязательно прописываем, в аутичной терминологии это называется социальная история, то есть тебе нужно придумать, зачем тебе это нужно. Например, мой ребёнок, когда только начинал заниматься, методика была в стадии разработки как раз на нём, он был как раз нашей лабораторной крыской замечательной, у него был спец интерес, практически у всех детей с аутизмом есть специальная тема, на которую они прямо вот подсели, они её знают прямо досконально. У него как у 90% мальчишек с аутизмом высокофункциональным, это когда интеллект не снижен, высокофункциональным аутизмом, интерес метрополитен, московский, сейчас уже и мировой. Может вам рассказать что угодно, надо в следующий раз вот этого мальчика пригласить, он вам будет долго рассказывать об истории метро. И создать его мотивацию, было очень легко. Мы в работе использовали помимо визуальных подсказок на льду, которые мы прорисовываем специальными ледовыми на водной основе карандашами, фломастерами, мы используем ещё дополнительные инструменты — конусы разных цветов, обычно это используется в роликовом спорте, чтобы объезжать. И различные предметы мы используем, то есть на первых тренировках, чтобы создать мотивацию, скорость развить, они кидают мячик и бегать за мячиком, ну так немножко попахивает дрессировкой собак, но что же делать, работаем с тем, что есть. Для Макса была совершенно нормальная история, когда ему конус ставили оранжевого цвета, конус ставили зелёного цвета и говорили, значит мы прокладываем маршрут от станции метро Рижская до Тверской. Ему было это понятно, ему была понятна эта игра. Потому что сюжетно-ролевая игра для детей с аутизмом — это прям вообще очень-очень высокий пилотаж. Не все способны сюжетно-ролевую игру понять. Вот у Максима сюжетно-ролевая игра пошла где-то в семь — восемь лет, а не так, как это принято в полтора, ну не принято, а ожидаемо во всяком случае. Ожидание и реальность. С каждым ребёнком мы выясняем, что конкретно. У нас есть масса детей, которые любят музыку, и для них мотивацией является то, что если они пять раз сделают цаплю, фонарик, то придёт директор и споет им песенку. А поскольку директор закончил консерваторию, поет он с удовольствием и чисто интонационно, не раздражает.

Константин Мацан:

— Что немаловажно.

Алина Ахметова:

— Да, потому что у них, это такие ребята, у меня вот Максим, я его в детстве совсем в младенчестве называла моя программа максимум, накаркала. Максимально всё, всё максимально обострено у этих детей, поэтому у них чаще всего абсолютный слух, абсолютный ритм, абсолютно, абсолютно, поэтому как же жить в нашем не совершенном мире, где всё не абсолютно?

Константин Мацан:

— Вот вы очень интересно рассказываете, на самом деле, для людей, которые не погружены в эту тему, которые в жизни с аутизмом не сталкивались, открываете какие-то вещи очень важные. А вот что вообще мы, люди, обыватели, которые с этим не сталкивались должны в первую очередь знать об аутистах, об аутизме, чтобы не навредить, чтобы себя при встрече правильно вести, может быть, мы чего-то не знаем и даже не подозреваем чего-то очень важного? Вот о чем здесь надо рассказать?

Алина Ахметова:

— Во-первых, я хотела бы самое первое, что нужно, что вы ничего не должны, это очень важно, потому что наше общество, я вообще обожаю российское общество, за что? За то, что они настолько погружены вот в то, чтобы кого-то не обидеть, что они даже обижают, потому что слишком в это погружены. Во-первых, это считается стыдный диагноз, потому что психиатрический. Почему-то в советской терминологии, когда в 90-м году впервые в МКБ появилось расстройство аутистического спектра или аутизм, его отнесли к категории психиатрических, хотя это не совсем так, больше это всё-таки неврология, если это чисто аутизм. Другое дело, если есть другие факторы заболевания, которые связаны с различными проблемами, и к нему присовокупляются различные дополнительные диагнозы в том числе и психиатрические, не буду сейчас это сообщать, потому что я не специалист в этом. Это считается диагноз, который нужно скрыть. Особенно если минимальные нарушения, часто родители говорят: мы не афишируем диагноз. И меня это немножко обижает, от кого? От ребёнка? От себя? От кого? Вопрос принятия очень сильный. Поэтому мне хотелось бы всегда, когда я сообщаю, что есть у Макса диагноз, и я считаю это своим долгом — сообщить сразу, чтобы потом не было этих удивлённых глаз, а потому что несмотря на то, что ребёнок совершенно восстановился, скомпенсировался, учится в обычной школе, с хорошим рейтингом, с хорошими результатами, показателями, занимается в спортивной группе обычной теперь уже по фигурному катанию. Все равно его диагноз никуда не делся, и не денется никогда. Когда я начинаю сообщать людям, не погруженным в эту тематику, первое, что я вижу, вот такое вот лицо: да ты что? Да он же не похож, они меня начинают пытаться не пожалеть, а развеять мои сомнения, и усомниться, а значит обесценить тот труд, который был, поверьте, он есть и никуда он не денется, и это не мой способ, чтобы меня пожалели, или сказали, второй вопрос: какая ты молодец вот таким тоном. Мне бы хотелось снизить важность.

Анна Леонтьева:

— Мы уже знаем две фразы, которые не нужно говорить, когда ты встречаешь ...

Алина Ахметова:

— Ну не стоит, а хотелось бы, да.

Константин Мацан:

— Очень важная тема, и мы её продолжим после небольшого перерыва, я напомню, что сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» Алина Ахметова директор проекта «Хрустальные пазлы» — этот центр развития адаптивного спорта для детей с ментальными нарушениями, в студия моя коллега Анна Леонтьева, я Константин Мацан, мы скоро вернёмся, не переключайтесь.

Анна Леонтьева:

— Сегодня с вами Анна Леонтьева и мой дорогой коллега Константин Мацан, у нас в гостях Алина Ахметова создатель и руководитель проекта «Хрустальные пазлы» центра развития адаптивного спорта для людей с ментальными нарушениями.

Константин Мацан:

— Мне кажется, вы очень важную вещь произнесли, буквально, перед перерывом, я даже хотел бы как-то на неё внимание сакцентировать, что это парадоксально, что иногда попытка вас поддержать, оборачивается тем, что мы обесцениваем тот путь, который вы прошли, и тот труд, который вы вкладывали. То есть когда ты говоришь человеку: да не переживай, с виду даже и не скажешь, ты как будто бы, я вот пытаюсь даже слово найти, я думаю даже это не надо разлагать на слова, это и так понятно. А вот какая тогда верная реакция?

Алина Ахметова:

— Верная реакция, ну для меня лично, когда говорят: да ты что, ну круто. А как получилось? Когда им интересно. Я вообще невероятно болтливый человек, а на тему, которую я люблю, я могу разговаривать вечно. Поэтому, когда искренний интерес происходит, или когда говорят, даже не чем помочь, а когда начинают задавать такие вопросы как вы, Константин, как правильно себя вести? Хочу сказать, что нужно ввести себя обычно, как с обычным человеком, как с обычным ребёнком, снизить важность. Для меня очень важно снизить важность. Максим в курсе своего диагноза, когда-то там, когда он стал способен к диалогу, я понимаю, что его понимание входящей речи достаточно высокое, когда он смог начать что-то пересказывать рассказы или начал задавать какие-то вопросы, потому что первые вопрос, он начал задавать в четыре и восемь, четыре и девять, вот этот возраст почемучки, который я невероятно ждала как человек из педагогической семьи, я все ждала — ждала, на часы смотрела: ну когда же будет: мама, почему? Почему небо голубое, трава зелёная? Этого не было ничего, потому что он все время мне сообщал из источников энциклопедических, что схема московского метрополитена зародилась там тогда-то, тогда, и начинает мне рассказывать вот это всё, а при этом он не может меня попросить об элементарном, если он хочет есть или он хочет пить. То есть мы не коммуницировали как обычные мама и сын, я не получала этой эмоциональной обратной связи. Для меня очень важно, чтобы мой ребёнок понимал почему он не может так-то и так-то. Я ему очень рано сообщила то, что да, Максим, у тебя есть некие проблемы, поэтому ты не можешь справиться со своими эмоциями, но надо над этим работать, для этого надо вот это, вот это. То есть мне это важно. Поскольку я с 17 — 18 лет уже подрабатывала репетитором по фортепиано, закончила консерваторию и соответственно для того чтобы были какие-то наличные деньги, я работала со своими маленькими подопечными, готовила их к поступлению в первый класс школы. То есть совсем малипусики, пятилетки, например. И для меня было важно, чтобы они не просто долбали по клавишам, а со смыслом, а зачем тебе, то есть мотивацию мы создаем изначально. Зачем тебе нужно здесь играть громко, зачем здесь нужно играть тихо, давай представим, ну с детьми без особенностей развития очень просто работать на образах, а вот с моим ребёнком на образах работать нельзя, надо было сообщить энциклопедическое описание для чего ему нужно вот это и вот это. Поэтому я нашла самый минимум для него понятных слов, что такое аутизм, я ему об этом сообщила, он такой: а, окей, хорошо. У меня ребёнок, мы с ним начали диалог, к несчастью или к счастью, русский язык настолько прекрасен, что для мозга аутиста он очень тяжелый, потому что нужны вопросительные интонации в любом порядке задать вопрос, а ребёнку нет, поэтому мы начали диалог с английского, потому что ему было понятно, структура слишком простая, он же примитивный язык, простая структура, простые фразы.

Анна Леонтьева:

— Надеюсь, англичан нету в нашей аудитории.

Алина Ахметова:

— Нет, ну это неважно, они прекрасно знают, что по сравнению с русским языком это совершенно примитивная структура простых повествовательных фраз для ребёнка трёх — четырёх лет.

Анна Леонтьева:

— То есть вы говорили с ним по-английски?

Алина Ахметова:

— Мне пришлось говорить по-английски, если это возможно, можно я приведу пример? У моего ребёнка не было задержки речевого развития как такового, то есть он начал говорить слова по возрасту, к году у него было 10-12 слов в запасе оперативных, но не развивалась диалоговая речь, потому что у него не было нужды в диалоговой речи. Как там известный английский анекдот, что мальчик до пяти лет не разговаривал, все с ног сбились, а потом бабушка забыла положить сахар в чашку дедушки: так что ж ты не разговаривал? Не было необходимости. Вот у Максима до четырёх лет не было необходимости.

Константин Мацан:

— До сих пор меня все устраивало, — сказал он.

Анна Леонтьева:

— Я про Вовочку знаю такой.

Алина Ахметова:

— Вопрос у меня, кстати, по поводу этого анекдота, всё ли в порядке было с мальчиком, но это другой вопрос. Вот у меня Максим тоже — не было необходимости у него со мной коммуницировать диалогом. Что он делал — он с года разговаривал шаблонными фразами, называется эхолалия, когда ты повторяешь любой текст без осознания, что ты говоришь.

Анна Леонтьева:

— Например?

Алина Ахметова:

— Например, сидит в трамвае. Ребёнок начал читать самостоятельно в два года, и поверьте мне, это не моя заслуга, педагог, работающий с дошкольным возрастом, я чётко знаю, что ранее развитие — это зло. Почему? Потому что идёт асинхрония развития.

Константин Мацан:

— Я сейчас себе запишу, повешу на стену, и буду всем предъявлять.

Алина Ахметова:

— Обязательно, раннее развитие — это зло, потому что необходимо, чтобы у ребёнка с полутора лет до трёх лет была исследовательская деятельность, с трёх до семи — это игра. И поэтому, когда идёт асинхрония, когда ему запихивают алфавит зачем-то. Зачем тебе алфавит в два года? Непонятно. Но у нас очень большая семья и все очень дружные. Какая-то..., кто-то из родственников подарил зачем-то магнитную азбуку и буквы на магнитной доске, русский и английский алфавит. И всё. Ребёнок подсел, подсел потому что это неизменно, структура неизменна. Его не интересовала игра, потому что это спонтанно, а вот здесь неизменно, по этому поводу он за один день, я была уже тогда в офисе на работе, на работе не удалённо, и соответственно у меня была няня, прекрасная женщина, она мне звонит и с таким удовольствием сообщает: Максим, Максим за один день, представляете, освоил английский и русский алфавит и не путает. Я такая: так — так, Запишем. И вот это запишем, почему секция называется «Хрустальные пазлы», вот эти вот все тревожные симптомы, для меня тревожные симптомы, я записывала и смотрела: так-так-так, ещё один пазл, ещё один, хрустальный пазл, а почему хрустальные, потому что почти не видела, потому что у Максима условно лёгкая степень аутизма. Так вот возвращаюсь к диалогу в речи и английскому языку. Максиму где-то в четыре года все уже, поставили диагноз, уже все стадии прошли. Я всегда понимала, что ручной труд он облагораживает, соответственно он сидит и натирает белой тряпочкой какой-то свой очередной автобус, и разговаривает сам с собой: What it is? It is the тряпочка. What color is the тряпочка? The тряпочка is white. Я так сижу, а я сижу в коридоре и тоже что-то тру. Я такая: почему ребёнок сам с собой в диалоге, он же строит диалог, он же спрашивает, что это за тряпочка, какого она цвета, тряпочка белая, если кто-то не владеет английским.

Константин Мацан:

— На идеальной английской грамматике, говорю, как отец второклассника, который учит ребёнка английскому языку.

Алина Ахметова:

— Да, артикли, is, не are, то есть мне понятно, что у него высокая оперативная память, что он слушал ту социальную сеть, которая сейчас у нас не существует, и так далее, понятно, что это шаблон, ну он же перенёс этот шаблон, и сказал не э тряпочка, а the тряпочка, the, назвав, то есть предмет. Is, white, и вот я поняла, ага, значит, ты в диалоге, май фрэнд, окей, Google, начинаем говорить по-английски. И мы строили примитивные английские фразы и переводили их на русский тоже, потому что ты же можешь сказать: это тряпочка белая, тряпочка это белая, в принципе, ничего не изменится, а вот в английском языке есть только один вариант.

Константин Мацан:

— Там жёстко. Порядок слов.

Алина Ахметова:

— Это его в общем-то и вывело на диалог.

Анна Леонтьева:

— То есть диалог начался с английского языка, переведённого на русский?

Алина Ахметова:

— Ему важно дать шаблон, потом он прекрасненько адаптирует, как я это называю, косит под порядочного.

Константин Мацан:

— Вы знаете, вот возвращаясь к той мысли, с которой я начал, вы сейчас рассказываете, всё-таки меня не отпускает эта история. С тем, что вы сказали, что иногда даже реакция, казалось бы, нам сочувствия выглядит как обесценивание. То есть, по сути, когда мы говорим, пытаемся сочувствовать, допустим, вам, как маме ребёнка с аутизмом, мы как будто бы хотим сказать, что проблем нет.

Алина Ахметова:

— Да, преуменьшение.

Константин Мацан:

— А для вас эта проблема есть, почему бы вот не согласиться, что проблемы нет? Легче станет жить. Но, видимо, для вас, то, что проблема есть, и вы с ней справляетесь, вам что-то дает, это как-то для вас значимо в каком-то смысле. Вот объясните, пожалуйста, ваше видение.

Алина Ахметова:

— Дело не в том, Константин. Ну и что, что я закрою глаза и сделаю вид? Я могла бы, и у меня есть масса примеров перед глазами, когда люди закрывают свои глаза и говорят: нет, он просто такой оригинальный. Я не решу проблему, если я сделаю вид, что её нет. Она будет потом в подростковом возрасте, обязательно она приведёт к низкой самооценке, я слишком хорошо знаю как педагог, как важно с самого раннего детства быть честным перед самим собой, во-первых. А во-вторых, не закрывать глаза на проблему. Потому что когда, извините, пожалуйста, за такое нехорошее, такое достаточно печальное сравнение, когда у ребёнка онкология, вы не закрываете глаза, вы бежите, звоните во все колокола: дайте мне вот этого врача, дайте мне вот это, дайте мне сюда. Почему если проблему можно скрыть, она должна стать меньше? Если мы закроем глаза на то, что у ребёнка есть маленькие проблемы аутистического спектра, они станут большими, а если мы не будем закрывать глаза и если мы будем сообщать, что он не просто невоспитанный, разбалованный, потому что у тебя нет графика, да, сейчас если слушают мои родственники, они печально кивают головой, потому что четыре года подряд я говорила: дорогие мои родственники, я вас очень прошу, если я сказала, что ему нужно именно в 16:18 сделать то-то и то-то, пожалуйста, сделайте это. Это не мой каприз, это не моё желание показать, что я выше вас или я лучше знаю, или у меня больше опыта, нет. Это такой ребёнок, с ним вот так нужно взаимодействовать. До секундомера. Если мы делаем, обесцениваем наш труд, если мы обесцениваем эту проблему, представьте, что ребёнок с аутизмом — это хуже онкологии, потому что у нас крайне мало времени. Если мы не будем сразу говорить: у ребёнка диагноз, нам нужно срочно делать что-то, а будем себе позволять вот эти стадии принятия любимые сейчас, что они сейчас там сначала недоверие, и ещё что-то да, вы теряете драгоценнейшее время, потому что чем раньше, мы естественно, вмешаемся, тем больше мы сможем помочь скорректировать ребёнка, потому что у ребёнка в базовой его комплектации отсутствует социальное взаимодействие, способность к имитации, способность воспринимать речь, способность контролировать свое поведение. Если мы сейчас сиесекундно этим не займёмся, вся семья, почему у нас семейный проект, почему у нас есть примеры тренировки для родителей? Почему важно вовлекать братьев и сестёр без особенностей? Чтобы все понимали масштаб проблемы, чтобы все понимали, что это не мамины какие-то догадки, а что это громадная проблема, и если вы сейчас же всей семьей не будете с собой честные, а то есть сообщите бабушкам, дедушкам, постоянно с кем общается ребёнок, братьям, сёстрам и не выстроите целую систему вокруг ребёнка воспитания, слово воспитание стало каким-то декоративным в последнее время, очень странно. И систему помощи, взаимопомощи, потому что мама должна находиться постоянно в хорошем благодатном состоянии, чтобы транслировать это состояние на своего ребёнка. Поэтому совершенно отвратительно, я считаю, извините за грубое слово, когда говорят, они же часто, практически все сейчас говорят: да по нему не скажешь, то что ты выдумываешь? Да у него нет никакого, я тебе говорю, у него нет никаких проблем. Я всегда говорю одну и ту же фразу: давайте я на неделю вам ребёнка отдам с чемоданом фигурного катания, с программированием, с английским и полным спектром всех занятий в технологическом лицее, и вот попробуйте, пожалуйста, вот так вот, чтобы ребёнка не вынесло в какую-то истерику, пожить так неделю, не день, не три дня, три дня у него ещё отсроченные мои инструкции, он будет их делать, а вот неделю попробуйте пожить. И понимаете, я не хвастаюсь, это не злость — это просто ежедневно я сталкиваюсь с тем, что, к сожалению, самые наши родные и близкие люди они же ранят всегда больше всего. К сожалению, очень часто бывает, когда бабушки не принимая диагноз, на своих дочерей, на своих невесток просто обрушивают агрессию, с тем, что ты неправильно его воспитываешь. Это я сейчас не про свою свекровь говорю, которую я обожаю, передаю ей привет пламенный, потому что она мудрая женщина, единственная, между прочим, из многих, когда человек в достаточно взрослом возрасте смог принять и поверить в то, что это действительно диагноз, а не просто моя невестка неправильно воспитывает внука, хотя это часто бывает, поэтому проблема огромная, спасибо большое, Константин, за этот вопрос, потому что это действительно проблема. У нас либо жалость идёт, либо обесценивание, либо обесценивание жалостью, имейте, пожалуйста уважение к родителям детей с аутизмом и верьте, что это реально диагноз, проблема, а не просто там: ну это же особое состояние, но это же просто дети индиго, но это же дети дождя, у меня сейчас прям целый такой списочек вот этих вот любимых фраз, ну что вы, мальчики же хуже развиваются, мамочка, ну что вы же вы переживаете, он обязательно заговорит, вы знаете, у меня до пяти лет ребёнок не договорил, ничего, сейчас читает Пушкина. И я могу говорить это бесконечно.

Анна Леонтьева:

— Но я думаю, Алина, что на самом деле, во всех особенных ситуациях люди не всегда знают грамотно, что говорить, очень хорошо, что вы сейчас об этом рассказываете, они хотят что-то хорошее сказать, в данном случае, может быть, как-то хотят вас утешить, я хотела спросить: а вот какой путь прошел Максим от того момента, как он узнал... У меня, на самом деле, два в одном вопроса. Какой путь он прошел, и вот вы сказали, что он нашел себя в фигурном катании, да? Но вы попробовали что-то ещё, и какие-то другие родители с детьми с аутизмом могут тоже попробовать что-то ещё или фигурное катание — это какая-то универсальная история?

Константин Мацан:

— Как вы это выяснили? Что именно фигурное катание?

Анна Леонтьева:

— И как дальше вот шла помощь?

Алина Ахметова:

— Два вопроса, я запомнила, я хотела бы ответить ещё дополнительно вот по поводу, что хотели бы люди, не имеющие отношения, слава Богу, к аутизму, узнать, как правильно и не токсично сообщить родителям, что они с нами, что они поддерживают и понимают, они нам сочувствуют. Для этого у нас, в нашей организации, которая до настоящего момента занималась только секцией фигурного катания, потому что это достаточно сложный, дорогостоящий проект, на него уходили все мои силы. Но сейчас мы, слава Богу, уходим в какой-то объем, немножко такую автоматизацию процессов, потому что в уставе моей организации три направления: развитие адаптивных видов спорта в России, эстетического воспитания и социальной поддержки. Вот в рамках социальной поддержки, буквально, я надеюсь, в новом учебном году, с первого сентября заработает проект, который направлен на информирование общественности о том, как стоит, как экологично, как милосердно относиться к людям, воспитывающим детей с особенностями развития и как можно им помочь, не нанеся токсичного вреда. Также у нас, я очень сильно надеюсь, несколько школ войдут в проект, образовательных школ, где будет школа помощников, школа вожатых, тимуровцы у нас будут, дети без особенностей здоровья, для того, чтобы, во-первых, поддержать детей, которые являются братьями и сёстрами аутичных ребят, это, на самом деле, огромная проблема, которой никто не занимается. Чрезвычайно травмированные дети, они, с одной стороны, испытывают постоянное чувство вины, за то, что они здоровы, а с другой стороны, они испытывают постоянное чувство стыда за то, что они не хотят общаться со своими аутичными братьями и сёстрами, потому что они не знают. Вот первым мостиком стала наша секция фигурного катания, потому что дети без особенностей развития катаются и смотрят, как их совершенно не разговаривающий брат делает круче, чем он. И вот это вот сознание гордости за своего брата, которого его общество принуждает стыдиться, вот это у них прямо переосмысление происходит. Обычно это происходит на наших выездных сборах, сейчас поедем 10 апреля, мы окончательно осмелели и поедем в Санкт-Петербург, у нас там будут сборы. То есть мы повезём целый вагон детей с аутизмом, где-то там 50 — 60 человек, и будем покорять северную столицу. Я очень сильно надеюсь, что вот этот образовательный продукт — школа помощников и что-то для родителей и для людей, которые хотят узнать, как правильно общаться с семьями и как их поддерживать, заработают в сентябре.

Константин Мацан:

— Алина Ахметова директор проекта «Хрустальные пазлы» сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот второй у Ани был вопрос, вторая часть вопроса.

Анна Леонтьева:

— Это было окончание 0-го вопроса

Алина Ахметова:

— Да, просто тема действительно очень важна для меня. Максим узнал о своём диагнозе примерно в шесть, когда начал ходить в «Хрустальные пазлы» на постоянной основе. А через год он мне сказал: ты знаешь, мама, ты мне говорила, что у меня есть аутизм, это так? Ну посмотри, я же не веду себя как... Называет тех детей, которых он видел с нежелательным поведением, с проблемами, которые выше, чем его. Я говорю: да, ты так себя не ведёшь, потому что ты давно занимаешься, ты можешь вот это, вот это, ты молодец. Он говорит: ты знаешь я, пожалуй, откажусь от диагноза аутизм. Я говорю: прекрасно, я с тобой совершенно согласна, но если ты отказываешься от этого диагноза, то тебе планка повышается ещё выше, и вот это, это и это ты делать не можешь, потому что ведь у тебя нет диагноза. То есть мы всё сделали благодаря самоконтролю, самоконтроль в фигурном катании очень хорошо виден визуально, потому что если ты не контролируешь себя, ты все время шмякаешься, а если ты контролируешь себя, значит ты можешь держать себя в руках. Буквально, нервную систему тренирует фигурное катание, выдержку, самоконтроль, самодисциплину — самое важное, что есть в фигурном катании. А значит, по поводу того, что вы сказали, что несколько мы пробовали, мы не просто пробовали, мы все внедряем, не только фигурное катание, мы же, слава Богу, не Евгений Плющенко, четвертные прыжки не собираемся пока, но не факт, потому что этот мальчик нас все время чем-то удивляет, то есть фигурное катание для нас это любимое хобби. При этом Максим всячески пытается, у него уже начался подростковый возраст, ему 11 в этом году, поэтому он: ты знаешь, мама, я на всё имею свое мнение. Я подумываю закончить карьеру фигуриста. Я говорю: замечательно, но, ты тогда переходишь в сотрудники «Хрустального пазла», потому что ты являешься лицом этого проекта. А? Да? Хорошо. А что я буду за это иметь? Я говорю — зарплату. И мы подписали с ним договор, у нас прямо печать, Максим, мама, точнее, не мама, автономная некоммерческая организация «Хрустальные пазлы», прописали роли проекта, прописали права и обязанности сторон, оформили ему на десятилетие карточку одного банка, в котором ему можно было детскую карту оформить, и после каждой тренировки он получает свои карманные деньги, но в рамках зарплаты уже. Ну мама же продюсер, мама всегда все придумает красиво. «Я сотрудник «Хрустальных пазлов»? А, может быть, генеральный директор «Хрустальных пазлов»? Я говорю: нет, я директор этой организации. Вообще, на самом деле, есть такая замечательная вещь, прикладной анализ поведения, и она является таким базовым инструментом для взаимодействия и коммуникации, вот если правильно, это не коммуникация с аутичным ребёнком, это коммуникация между специалистом и родителями ребёнка с особенностями, для того, чтобы их проинструктировать, как правильно общаться с этим ребёнком. Максим никогда не занимался прикладным анализом поведения с посторонними специалистами, потому что его мама закончила хорошую консерваторию с хорошим педагогическим компонентом. Поэтому я прекрасно понимаю, что для любого ребёнка, любого человека важны правила, границы и понимание: права и обязанности сторон, то есть любой договор. И в прикладном анализе поведения есть такая вещь под названием поведенческий договор. То есть с высоко функциональным ребёнком, который в состоянии понять текст, составляется договор конкретный: твои обязанности, мои обязанности, твои права, мои права, они прям в граните записываются, подписываются и вперёд, ты сними работаешь. Когда я поняла, что с моим ребёнком нужно вести, как с моим самым первым директором, она была дама такая эмоциональная, народная артистка, скрипачка и так далее, как с ней... Я такая: а, как с ней? хорошо, так это уже облегчает всё. Главное, знать, понимать, вот такая она была взбалмошная, творческая, поэтому она могла позволить себе всё, что угодно, а мне было 23 года, я была директором оркестра. В общем, когда я поняла, что мне нужно вести себя как с самым первым своим руководителем, мне стало намного легче жить.

Анна Леонтьева:

— То есть что это значит, Алина?

Алина Ахметова:

— Это значит, что с ним нужно все согласовывать, постоянно сообщать ему о своих правах и обязанностях, не бояться напоминать ему об обязанностях, а ещё я также выяснила замечательную вещь — когда не работают поощрения, прекрасно работает штраф. Поэтому система штрафов, если ты не будешь заниматься качественно, с твоей карточки спишется штраф, за не сделанную работу, понятно? Понятно. Всё. А если качественно, то будет бонус. Понятно? Понятно. Вот и всё.

Константин Мацан:

— Есть одна тема, о которой мы сегодня пока ещё не говорили, но поскольку мы на радио «Вера», не могу не спросить. Вот религиозная вера и воспитание ребёнка с аутизмом, каков ваш опыт здесь. Где эта точка встречи и есть ли она?

Алина Ахметова:

— Безусловно, есть, потому что вера для меня является важным источником моего состояния гармонии. У меня очень интересная в этом плане история, но конкретно все что касается вопросов веры и религии, я буду говорить сейчас не как руководитель проекта, потому что у нас совершенно мультинациональная, мультиконфессиональная секция, и мы вообще не обсуждаем вопросы веры и религиозности, абсолютно светская у нас секция.

Константин Мацан:

— Вы помогаете всем, независимо от веры? Чтобы было понятно.

Алина Ахметова:

— Поскольку я из многонациональной страны Казахстана, у нас 122 национальности уживалось в мире и согласии до недавнего времени. И сама я происхожу из многонациональной семьи, у моего сына шесть кровей: русская, украинская, армянская, немецкая, казахская, татарская точка.

Анна Леонтьева:

— Думаю, что, на самом деле, гораздо больше. Как показывают все эти тесты модные.

Алина Ахметова:

— У нас есть замечательная байка о том, как мы начинаем перечислять, как зовут прабабушек Максима, это очень весело слушать, потом что там единственное только Нина Гавриловна можно спокойно сказать, а все остальные там весьма... Не буду засорять эфир. Тем не менее я рождена в многоконфессиональной семье, мой папа мусульманин, а мама, Царство Небесное, она католичка, потому что она немка, но при этом, когда я переехала в Россию и собралась замуж за своего супруга, я перешла в православие, потому что я считала, что необходимо, чтобы дети были в единой религии воспитанные, но поскольку я ещё к тому же закончила консерваторию, у меня достаточно богатый опыт, мне дали такой выбор: кто ты? И я перешла в православие, потому что я была крещена в католичестве при рождении мамой, а как вы знаете, есть такая замечательная вещь — переход из католической в православную веру, то есть мне нужно было сменить религиозное гражданство, как я это называю. Там единственным необходимым мероприятиям было признать, что главой церкви я признаю не папу Римского, а патриарха, и соответственно исповедь и причастие уже по православным канонам, и всё. То есть все русские царицы, начиная с петровских времён, проходили именно вот такую вот историю, что мне, честно говоря, тоже очень понравилось. И с 2007 г. я в православии, мы супругом повенчались через 10 лет брака в 2018-м году, поэтому вопросы религиозности и веры у нас не стоят. Мы живём в центре православия в общем-то. И какие ещё вопросы могут быть? С Максимом, конечно, намного позже, чем хотелось бы мне, я начала обсуждать вопросы веры и религии, он крещен 4 января 2012 года, то есть ему было три месяца. Естественно, он заходит в храм, он знает, что это такое, все праздники он знает.

Константин Мацан:

— Вот вы сегодня сами говорили, что есть эта проблема и её нельзя обесценивать, и мы понимаем, что, когда человек через какую-то проблему проходит, вера часто становится одним из из источников опоры, ресурсов. С одной стороны, вот как это у вас. А вторая часть вопроса, может быть, я фантазирую, но мне интересно переживание религиозной веры ребёнка с аутизмом, настолько, насколько он может это выразить, насколько родитель может это почувствовать в нём и прожить, у меня есть какое-то ощущение, что человек настолько в своем мире находится, что, может быть, даже какие-то вещи он чувствует глубже чем мы.

Алина Ахметова:

— Константин, не могу это утверждать, но я знаю, что есть такие дети. Честно говоря, мне кажется, что это немножко как это называется хочется снизить важность, это не состояние, это не особый мир, это серьезный психиатрический диагноз с массой ограничений. Не надо, вот чего бы мне точно не хотелось, чтобы как-то романтизировали этот диагноз, это сложный психиатрический диагноз. Да, есть дети, которые, вот, например, на просторах сетей есть одна замечательная православная женщина, поэт, у которой ребёнка зовут Серафим, и соответственно, я вообще считаю, что это очень ответственно, называть ребёнка таким именем, это несёт огромную ответственность, потому что у него такой покровитель. Это такой божественный ребёнок, о котором вы говорите, при этом он не коммуницирует совсем вербально, не говорит, и он общается при помощи коммуникатора компьютерного, то есть он пишет. Вот ему приходят всякие такие озарения, какие-то молитвенные слова, потому что, во-первых, это очень его воцерковленная семья, они постоянно, там, по-моему, мама на клиросе поет. Мы не религиозная семья, мы светская семья, которая хорошо и качественно понимает, что такое вера, но мы не являемся носителями традиций, мы не воцерковлены, мы ходим по вот... А вот есть люди, которые прям в этом живут непосредственно, и они очень хорошо осведомлены, их дети очень хорошо осведомлены, вот мой ребёнок он не образован церковно, к сожалению, потому что ... ну потому.

А есть дети, которые в этом находят свое утешение, свою зону социальной успешности, как раз-таки, о которой мы говорим, я не ответила на ваш вопрос по поводу, что ещё является кроме фигурного катания, всё, что угодно является зоной социальной успешности, если это доставляет ребёнку удовольствие и позволяет ему развиваться. Вот вера, религия, соблюдение церковных обрядов, правил — это тоже зона социальной успешности, потому что ребёнок в ней находит своё успокоение, вдохновение, свою радость, он счастлив в чем-то, кто-то находит это в музыке, кто-то может кулинарией заниматься, Максим, например, сейчас очень кулинарит сильно. Кто-то ещё что-то, всё, что угодно может быть зоной социальной успешности, если ребёнок в этом счастлив, если он развивается и хочет этим заниматься по своему собственному желанию. Я так считаю, а всё, что касается вопросов веры, Максим, например, у него нет вопросов, а есть ли Бог? Есть. Почему? Потому что есть книга, называется она Библия, есть Ветхий и Новый завет, он в силу своего возраста, по силам что-то читает.

Константин Мацан:

— Мы уже близимся к завершению, но всё-таки в моем вопросе была ещё вторая часть, а вернее, первая хронологически. Вера как одна из точек опоры. Как вы это переживаете?

Алина Ахметова:

— Ну для меня вера — это источник опоры, безусловно. Я иду в храм тогда, когда мне хорошо, когда мне плохо, когда мне тревожно, это, безусловно, потому что... Я начала свой путь к вере с социокультурной, эстетической немножко истории, мы в детстве в хоре пели Бортнянского, Чайковского, Рахманинова, это вшито просто в моё ДНК, и когда ты стоишь на службе и слушаешь «Верую», у тебя безусловно просто идут слёзы, потому что это невероятно идёт соединение с собой. Я нахожу в этом прямо конкретный источник моего хорошего состоянии.

Константин Мацан:

— Спасибо, но вот уже совсем под занавес, мы сегодня с вами говорили про ваш проект «Хрустальные пазлы», если кто-то из слушателей заинтересовался и хочет к вам присоединиться, хочет узнать что-то больше, найти?

Алина Ахметова:

— У нас есть сайт, у нас если есть возможность как-то где-то это написать, я не знаю как формате радио это может быть, у нас есть сайт, нужно набрать в поисковой, в любой поисковой системе «хрустальные пазлы фигурное катание», «Хрустальные пазлы аутизм» или «Алина Ахметова аутизм» и сразу вылезет масса ссылок, сейчас у нас немножко идёт перетурбация по социальным сетям, конечно же, мы в телеграмме, мы есть ВКонтакте, если будет какая-то возможность на ваших ресурсах разместиться, мы с удовольствием это сделаем, к нам можно прийти в любой момент, наши дети заниматься начинают в три года с половиной, мы уже берём, У нас одна девица в 2 и 9 пришла вообще, нормотипичная и вплоть до 18+, тоже наши дети.

Анна Леонтьева:

— И родителей вы тоже приглашаете, как я понимаю.

Алина Ахметова:

— И родителей тоже, и ведущих, тоже приглашаем, которые хотят узнать, что такое методика «хрустальный пазл», с удовольствием.

Константин Мацан:

— Спасибо огромное, Алина Ахметова директор проекта «Хрустальные пазлы» центр развития адаптивного спорта для людей с ментальными нарушениями или вот как мы сегодня говорили центр развития адаптивного спорта и эстетического воспитания социальной поддержки много всего у вас заложено и реализуется, спасибо огромное за интереснейшую беседу, в студии была Анна Леонтьева и я Константин Мацан, спасибо, до свидания!

Анна Леонтьева:

— Спасибо вам большое!

Алина Ахметова:

— Спасибо вам большое, до свидания!