Неприхотливая, только по весне нарядная, способная выжить на любой почве, укорениться даже будучи изломанной: такой помню я нашу старую вербу. Стоит и поныне она на краю пастбища – скольким пастушкам она позволила на добрые розги обломить свои ветви, сколько отдала и нам -  деревенской детворе, по каждой весне к ней прибегающей, чтобы затем из сломанных веточек, связать первый весенний букетик к Вербному Воскресенью.

Гибкая и податливая на наше детское проворство, близенько к себе подпускала, позволяя ломать и самые красивые – под самой кроной – веточки. Эти были наряднее и пышнее, от близости к небу и свету.