«Дивеево — путеводитель к Богу». Светлана Тандит

Гостьей программы «Вечер Воскресенья» была режиссер, сценарист, член союза кинематографистов России Светлана Тандит.

Наша гостья рассказала о том, как впервые познакомилась с книгой «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», как это повлияло на ее приход к вере и решению снимать фильмы, посвещенные этой обители, в частности мы говорили о работе над фильмом о первой игуменье Серафимо-Дивеевского монастыря монахине Марии Ушаковой.

Ведущая: Наталия Лангаммер

---

Н. Лангаммер

— Добрый вечер, дорогие радиослушатели, в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы, по традиции, вечером в воскресенье собираемся здесь, в «Клубе частных мнений», чтобы обсудить какую-то важную для нашего автора программы «Частное мнение» тему — то есть утром звучит программа «Частное мнение», а в воскресенье вечером мы обсуждаем эту тему уже в расширенном составе. И сегодня эта тема — «Насколько христианин должен быть современным?» Расскажу, кто у нас в студии, чтобы обсудить эту тему. Священник Олег Осадчий, клирик Георгиевского храма города Видное. Добрый вечер, отец Олег.

Иерей Олег

— Здравствуйте.

Н. Лангаммер

— Лидия Рой, руководитель Skolkovo Creative LAB. Добрый вечер, Лидия.

Л. Рой

— Здравствуйте.

С. Чехова

— И Светлана Чехова, предприниматель, которая эту тему предложила. Ну, давайте сначала программу послушаем, а потом будем развивать нашу дискуссию.

«Я часто думаю о том, что мы ничего не знаем о людях. Видим их оболочку, слышим часть мыслей, которые они озвучивают, и судим поступки, с которыми соприкасаемся. Но и понятия не имеем, что на самом деле думает и чувствует человек, какой опыт стоит за его плечами и насколько стерты туфли, в которых он прошел путь своей жизни. Способны ли мы вообще в этом разобраться и стоит ли разбираться? Господь сказал нам просто любить всех, как и Он Сам любит ежедневно каждое живое существо. Любовь — в принятии, в прощении, в сострадании, в умении видеть в другом не просто оболочку, а душу. Уже много лет я участвую в кормлении бездомных. Организация или благотворительный фонд собирают волонтеров, готовят еду и раздают в определенное время. Наблюдая за бездомными, я обнаружила, что среди них есть люди очень добрые и доверчивые, в свое время обманутые и лишившиеся квартиры, люди умные и интеллигентные, вовремя не справившиеся со сложной ситуацией. И есть те, кто ведет не согласующийся с общественным образ жизни. Но все они, несмотря на багаж за спиной и свое поведение, одинаково получают горячую тарелку супа с пирожком. Я решусь сравнить это кормление бездомных с отношениями Бога и человека. Тарелка супа — это как любовь Господа, которую Он дает каждому, независимо от того, знает ли человек, откуда она и достоин ли он ее по земным меркам. А отношение бездомного к раздаваемой пище — это отношение людей к любви Божией: кто-то очень благодарен, кто-то воспринимает это как должное, а кто-то недоволен. Но все получают свою тарелку, потому что в глазах Бога все равно любимы. Многие притчи Христа, такие как притча о блудном сыне или о потерянной овце, иллюстрируют безграничное Божье милосердие и желание вернуть каждого заблудшего. Христос общался с людьми всех сословий — грешниками, сборщиками налогов, прокаженными. Даже те, кто отдалился от Бога, остаются объектом Его любви и желания спасения. Я поняла, как важно видеть в каждом человеке образ Божий, даже если он искажен неприятным внешним видом, грехом и заблуждениями. И вместо того, чтобы осуждать, стараюсь проявлять сострадание и дать поддержку. Ведь зачастую за внешней грубостью и неприязнью скрывается боль и одиночество. Неслучайно схиархимандрит Макарий (Болотов) говорил: «Утешай людей. Ругать-то их есть кому, а вот утешать некому. Утешай!» Мне кажется, в мире, полном осуждения и критики, доброе слово и утешение помогут человеку преобразить свою жизнь, изменить к лучшему и раскрыть свой потенциал, заложенный Господом«.

Н. Лангаммер

— Вот такая вот программа. Я все пытаюсь, как бы слушаю и пытаюсь понять, как она связана с современностью, Света, почему именно ее ты предложила сегодня для обсуждения?

С. Чехова

— Мне кажется, она очень связана с современностью. Потому что мы сейчас зачастую, современные люди, как вот в обычном понимании, очень сильно отличаются от людей церковных. И вот недавно я была в Саввино-Сторожевском монастыре, мы убрались в храме, и нас вот прямо позвал к себе монах, там достаточно молодое было поколение, и он нас прямо отругал. Он сказал, что вы, современные христиане, как в той притче о том, что мы тот самый зарытый талант — что нас не слышно, не видно, что если мы говорим, то нас не понимают. И у меня вот тоже возникла такая вот внутренняя проблема, как нам говорить так, чтобы нас современное общество слышало, и как нам не осуждать внутри Церкви какие-то современные веяния. То есть вот здесь у меня вот вопрос.

Н. Лангаммер

— Подожди, давай разберем. То есть Церковь — это несовременно?

С. Чехова

— В Церкви как есть современная часть, так есть и как бы несовременная часть, но как ее нельзя назвать несовременной, есть просто какие-то каноны, которые вне времени, идут от начала христианства до сегодняшнего дня. А есть то, что очень сильно отличается. И какие-то священники, даже вот если брать храмы, как бы идут в ногу со временем, какие-то говорят, что нет, не нужно идти. И как бы сложно разобраться.

Н. Лангаммер

— Вас кого ругали, за что? За то, что вы что? Выглядите несовременно, ведете себя как-то несовременно?

С. Чехова

— Нет, нас ругали, что нас, современных, не слышно — то есть что мы как будто стесняемся о своей вере говорить.

Н. Лангаммер

— Те, кто выглядят современно.

С. Чехова

— Современное наше поколение молодое, что как бы даже в медиапространстве нас очень мало. А если мы там есть, то нас не слышат.

Н. Лангаммер

— То есть должна быть проповедь на современном языке.

С. Чехова

— Да. Но, с другой стороны, вот если она на современном языке, как здесь не потерять и не уйти совсем в эту современность? Потому что, допустим, есть церковнославянский язык, и много молодежи, даже вот я там общаюсь, говорят, что они, приходя в храм, слушая службы, не понимают. Но, с другой стороны, мы же не можем убрать церковнославянский язык, потому что в нем и мистика, и вся красота, и наш код культурный. И в то же время как бы Церковь должна немножко тянуть человека вверх, чтобы не совсем опускаться на жаргон молодежи. И здесь вот как-то...

Н. Лангаммер

— Но сначала надо подцепить, чтобы тянуть вверх. Отец Олег, про современность Церкви. Скажите, что вы считаете современным в Церкви, а что несовременным? Давайте разберемся сначала с понятиями.

Иерей Олег

— Я думаю, что нужно начать с того, что когда Церковь появилась, когда Господь пришел, когда появилась община Господа нашего Иисуса Христа, это все было очень современно, это было революционно. Вызовы Нагорной проповеди, они тогда были революционными, они революционные и сейчас — это прекрасно, я считаю. То есть новизна была тогда, новизна есть и сейчас, и это замечательно. По поводу языка, по поводу традиции — это все действительно в области культуры, в области традиции, то есть это может быть так, может быть иначе. Можно молиться на французском языке, можно молиться на современном русском языке, есть прекрасные примеры, как это можно делать. Можно и нужно, пожалуй, действительно молиться на церковнославянском языке, потому что это часть нашей культуры. Но во всем должна быть любовь. Если есть любовь, тогда Нагорная проповедь, она будет современной, и она будет революционной, и она будет традиционной. И чтобы все это совместилось, чтобы все это жило и действовало, действительно нужна любовь. Вот любовь — это ключ ко всему. И кто-то хочет эпатировать, кто-то хочет, наоборот, держаться своих корней и «вот я знаю как правильно, и не трожьте наше вот святое вот это древнее» — мне кажется, и то и другое это не то, что нужно.

Н. Лангаммер

— Крайность.

Иерей Олег

— Потому что в этом маловато любви. Вот все может быть по-разному. И богослужение может быть разным, и молитва может быть разной, но главное — чтобы была любовь.

Н. Лангаммер

— Давайте вынесем за скобки: догматы вообще не подлежат осовремениванию, они как бы неприкосновенны. А что осовременивается в Церкви? Я поняла про любовь, отец Олег, это как бы главный ключ. Но если покопаться, вот на подходе к этому главному ответу...

Иерей Олег

— Есть очень интересная такая история — я не знаю, правда это или нет, мне вспомнилось на самом деле. Вот мы говорим, например, об органной музыке — вот сразу представляется там католическая протестантская культура, хотя на самом деле органная музыка появилась в Византии, да, на православном Востоке, а потом она уже перешла на Запад. Мы говорим о колоколах: ну колокола — это что-то наше исконно русское. Ничего подобного. Потому что есть — вот опять же не знаю, правда это или нет, но я слышал такую историю, что преподобный Сергий Радонежский был не сильным сторонником колокольной музыки, потому что это вот было как раз католическое влияние, то есть это с запада к нам пришло. То есть культура — это то, что вот она живет, она делится, она переходит отсюда туда, оттуда сюда, может быть, совсем по-разному. Вот что современное? Ну я слышал — это, знаете, из разряда анекдота, пускай, я очень надеюсь, что это анекдот, — что где-то в какой-то отдаленной-отдаленной епархии решили позвать профессиональный хор для того, чтобы записать основные части богослужения, потому что лучше ставить хорошую запись, чем живое исполнение, да?

Н. Лангаммер

— Ничего себе.

Иерей Олег

— Ну я очень надеюсь, что это анекдотическая история и, не знаю, кто-то говорит, что нет. Но, соответственно, конечно, все-таки живое должно быть живым. Мы живем в эпоху я даже уже не знаю, чего там — mp3 или там, в плане музыки. Я просто сам очень сильно люблю музыку, я люблю ее слушать и люблю...

Н. Лангаммер

— Лидер группы «The Raindrops». Еще отец Олег играет в группе «Ихтис».

Иерей Олег

— Да, я пою в группе «Ихтис», а играю в своей личной группе — «The Raindrops», да. Ну вот mp3, да — то есть вот ты взял телефон, ты едешь в машине, ты включил там, ты передал на колонки автомобиля, ты передал музыку себе на наушники, в лучшем случае ты передал на какую-то хорошую, красивую колоночку, чтобы вместе с друзьями послушать. Но есть винил. Есть еще там CD-диски, но прежде всего винил, да? Есть масса людей, которые не просто к этому относятся как к ритуалу, они относятся к винилу как к некоторой теплоте и как к проявлению уважения к тем людям, которые это все создавали и создавали, чтобы это звучало именно так. Это здорово.

Н. Лангаммер

— Напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. Мы сегодня обсуждаем тему, насколько христианин должен быть современным. В гостях у нас отец Олег Осадчий, клирик Георгиевского храма города Видное, Лидия Рой, руководитель Skolkovo Creative LAB, и Светлана Чехова, предприниматель. Я все про понятия. Значит, у нас все-таки есть в Церкви то, что — ну как и везде, не только в Церкви, — что-то несовременное прекрасное, а есть что-то несовременное, которое вредит проповеди. И, соответственно, наверное, есть современное прекрасное и современное вредное. Давайте тогда вот на четыре части разделим. О чем мы говорим, Света? Вот что, на твой взгляд, ты сама какой имеешь ответ на свой вопрос, что, на твой взгляд, не должно быть современным в Церкви, кроме языка? Ты уже сказала об этом.

С. Чехова

— Да. Мне кажется, какие-то базовые вещи, такие как, допустим, внешний вид. С одной стороны, мне кажется, допустимо, когда человек только приходит в храм, как пришел. А с другой стороны, тоже люди, когда приходят в храм, должны иметь уважение к месту, в которое они пришли. Это тоже как-то нужно доносить до современного поколения, так скажем. Потом, если брать современные какие-то тренды, и есть сейчас такой тренд — я вот с коллегами постоянно эту тему спорю, такой вот «настоящести», что мы такие настоящие, что мы не строим из себя ничего, делаем вот это, вот это плохо — какие-то там свои транслируют темные стороны и как бы говорят об этом, что это как норма. С другой стороны, в Церкви ведь есть таинство Исповеди — это все-таки таинство, и мы не выходим посреди храма, не кричим о своих грехах, то есть все-таки где-то должен быть стыд у человека.

Н. Лангаммер

— Да, но была когда-то и общая исповедь, да?

Иерей Олег

— На самом деле изначально исповедь была вот такой вот. Это был такой, конечно, как сейчас бы это назвали, такой шок-контент — то есть люди каялись прилюдно. Мы в Священном Писании слышим призыв: исповедуйте друг другу там прегрешения свои. И раньше это было так.

С. Чехова

— Но я здесь про то, что нам как бы становится не стыдно. То есть мы все равно должны тянуть друг друга вверх, как мне кажется, особенно если мы делаем это публично, то есть быть неким примером друг для друга хорошим.

Н. Лангаммер

— Декларировать недостатки или каяться в них — это разные вещи.

С. Чехова

— Да, я говорю именно про то, когда человек декларирует и как бы считает это нормой, что нам становится за это не стыдно. И опять же мы показываем пример тому же самому подрастающему поколению. Все-таки люди церковные, мне кажется, люди верующие, должны стараться быть лучше и показывать это. Мы, естественно, тоже не святые, и об этом тоже можно говорить, но не гордиться этим. И в то время вот чувство стыда, чувство скромности должно быть.

Н. Лангаммер

— Хорошая история про стыд.

Л. Рой

— Могу я дополнить?

Н. Лангаммер

— Да.

Л. Рой

— Я вот как раз к вопросу о том, что мне кажется, это как раз не к вопросу о том, что современно это и не современно. Это как раз к вопросу, уместно это или неуместно. Потому что вопросы уместности были в любое время, и как вопрос уместности с точки зрения одежды. И мы понимаем прекрасно то, что у нас есть обычная одежда, мирская одежда, в которой мы ходим, а есть та, в которой мы можем пойти в храм или мы не можем пойти в этой одежде в храм. При этом сейчас более демократичные границы в большей части церквей, храмов, и прекрасно понимают там многие приходы то, что иногда там турист может зайти, и поэтому все приготовлено очень часто для того, чтобы мы могли и там колени закрыть, и голову покрыть. И вот к вопросу той самой программы, с которой началась наша сегодняшняя дискуссия. Вопрос о современности — это, мне кажется, как раз вопрос веры Богу, доверия Богу. И если ты родился в текущем времени — это значит то, что ты изначально веришь Богу в том, что ты должен быть внутри этого времени, и, следовательно, и вера твоя должна быть современной и в ногу с этим временем. И вот это как к вопросу о любви. И сюда же вклинивается и вопрос осуждения, про который вы говорили — о том, что там осуждать или не осуждать. Тут тоже вопрос, когда ты доверяешь и веришь Богу, и веришь Его промыслу, и веришь тому, что эта судьба, она в любом случае по тому человеку. Вот эти сандалии, стертые им, они по тому человеку, который в них и прошел. И ты не можешь осуждать, когда ты любишь и доверяешь Богу, потому что ты осознаешь, что это вопрос того, что ты доверяешь Его промыслу относительно этого человека, ты доверяешь Его промыслу относительно себя самого, который был послан конкретно в наше время, в нашу современность, и поэтому ты любишь наше время и нашу современность. Вот для меня это вот такие, знаете, большие экзистенциальные вопросы, а почему мы посланы сюда конкретно в это время, и что нам те самые люди отражают, которых нам хочется осудить, почему мы не можем их так же безусловно полюбить, как любит Господь Бог.

Н. Лангаммер

— Ну да, мы немножко здесь смешали понятия, мне кажется, современности и уместности или вообще наших каких-то поведенческих моделей, что если мы осуждаем, то это вне времени, если мы любим, то это тоже вне времени. А вот если говорить про современность и что она в нас меняет, вот я бы зацепилась за понятие стыда, которое почему-то сейчас несовременно, немодно, и я от многих психологов, к сожалению, слышала, что это рычаг манипуляции людьми —чувство стыда. Вот почему оно немодно, почему оно несовременно, отец Олег, как вы думаете?

Иерей Олег

— Не знаю. Мне ближе, конечно, понятие страх Божий. Страх Божий, причем, когда ты не боишься, что тебе прилетит за что-то, за то, что ты делаешь что-то неправильно, ты не так одет, или какие-то более серьезные вещи — что ты как раз кого-то осудил, ты кого-то не принял, ты где-то себя поставил выше кого-то, да? Страх Божий — это вот страх оказаться вне ситуации, которая есть на картине Рембрандта «Возвращение блудного сына», да, не впасть в эти объятия. Как-то сделать в своей жизни что-то, что мешает тебе впасть в эти объятия любящего и любимого Бога. Если вы позволите, вот по поводу того, что несовременно и то, что, наверное, было несовременно для Господа нашего Иисуса Христа, для Его общины — это фарисейский подход, который сегодня выражается в магическом сознании. То есть там я прочитаю 25 акафистов, что-то сделаю еще — и мне, наверное, будет хорошо. Но это не про Божью любовь. И магическое сознание, оно, к сожалению, очень сильно. Особенно среди людей, которые приходят в Церковь, только в начале своего пути, вот оно над ними довлеет. А наша задача быть вот, наверное, несовременными, в хорошем смысле слова, для того чтобы помочь людям это магическое сознание как-то отринуть и рассказать о том, что Бог действительно есть любовь.

Н. Лангаммер

— Во всяком времени, мне кажется, были свои отклонения от веры. И был период, когда один Авраам верил, и был период, когда только Ной с семьей уцелел при потопе. Мне кажется, это тоже не про современность все-таки. Потому что сейчас вот магическое сознание, сейчас всякие новоязычество и прочее. А в Церкви, наверное, мы говорим все-таки про культурную составляющую. Вот мы до программы тоже со Светой обсуждали. Вот все, что мы сейчас обсуждаем — как выглядеть, например, в церкви, не знаю, как правильно себя вести, не знаю, ну не ставить свечки, вообще все это какая-то наша культурная традиция, которая сформировалась в 90-е и наследовала что-то от дореволюционной Церкви. Но это совершенно не факт, как отец Олег говорил, что именно колокола — это именно православно. Потому что все очень условно, это все тенденции. Тогда что же такое современность в Церкви? Вообще она нужна или не нужна, Света?

С. Чехова

— Я думаю, что она нужна, безусловно. Мы все-таки действительно, как Лида сказала, живем в определенном времени и живем с уважением, с любовью к этому времени. В то же время должно быть тоже и у современного общества уважение к Церкви, к церковным правилам. И я тоже у кого-то читала, что не Церковь должна быть современной, а как бы современное общество должно быть православным. То есть наоборот, там ставился такой вопрос, в работе, которую я читала, что как нам сделать так, чтобы общество было православным. Не чтобы Церковь подстраивалась под современность, а все-таки чтобы общество стремилось к православию. Потому что действительно православие, оно вне времени. Вот также сейчас ведь мы видим, что и многие священники ведут блоги, да, то есть...

Н. Лангаммер

— Пользуются современными, как это назвать...

Л. Рой

— Двустороннее движение, получается, навстречу друг другу.

Н. Лангаммер

— Вот мне тоже кажется, что это про двустороннее движение.

С. Чехова

— Да.

Н. Лангаммер

— Как мы можем заставить общество стать православным? Это, по-моему, задача, которую Христос с самого начала ставил.

Л. Рой

— И Ему хватило 12 апостолов.

Иерей Олег

— На самом деле, Господь говорил: не бойся, малое стадо. И мы всегда были в меньшинстве, и это, наверное, нормально. Я, простите, наверное, все-таки странно, что я пришел на эту передачу, потому что я достаточно архаичный человек. Мы говорим о современности, но я возвращаюсь, например, вот недавно перечитывал дневники протопресвитера Александра Шмемана, человека, который жил практически в наше время, человек, который жил в совершенно другой обстановке, но это православный человек. И я знаю многих людей, священников, мужчин, женщин, которые читали тоже эти дневниковые записи, которые этим очень вдохновлялись. Я, кстати, вот, пользуясь случаем, дерзну нашим слушателям, нашим зрителям сказать, что почитайте, это очень интересно.

Н. Лангаммер

— Это современное было какое-то вот такое революционное явление? Потому что в чем-то очень консервативно, а в чем-то действительно как-то новаторски, совсем по-новому все звучит.

Иерей Олег

— Мы заложники постсоветского периода. Хотя мне и кажется иногда, что это не постсоветский, а все еще советский период, вот простите меня за эти слова. Но может быть иначе. Может быть иначе, да. То есть, когда ты читаешь отца Александра, когда ты читаешь митрополита Антония Сурожского, которые недавно совсем жил, ты видишь, что может быть иначе, и это очень сильно вдохновляет. И при том, что эти люди жили на чужбине — отец Александр все время жил на чужбине, а митрополит Антоний приезжал к нам, но ты чувствуешь, как оно может быть, и ты чувствуешь, что это русские люди, ты чувствуешь, что это православные люди, и это те люди, которые вдохновляют тебя жить несколько иначе, чем привык жить современный мир. Который мы хотим, чтобы весь мир стал христианским, православным, но возможно ли это? Ну малое стадо, да, нас немного. Но если мы постараемся жить вот со Христом в своих семьях, в своих общинах — это будет очень нужно. Я уверен, что это будет нужно и Богу, и нам, и, может быть, окружающим.

Н. Лангаммер

— Правильно ли я понимаю, как у меня это отзывается, например, что значит «иначе», что значит «советское»? Когда мне говорят, что есть злые бабушки, которые командуют — я понимаю, что, вероятно, она работала в бухгалтерии где-то, в комитете партии или... То есть откуда чего берется? Это никак не связано с традицией Церкви, вообще с Церковью. Никак не связаны наши черты характера, сформированные советским обществом. Какие мы, такая и Церковь. И тут как бы, наверное, не надо быть таким архаичным. Можно становиться современнее, гуманнее, демократичнее. Еще одна плоскость — это то, как мы одеты в церкви, потому что можно... Не знаю, можно или нельзя, отец Олег? Я, например, иногда вместо косынки, как принято, надеваю джинсовую шляпку — о, ужас!

Л. Рой

— Или капюшон.

Иерей Олег

— Да какой же тут ужас на самом деле?

Н. Лангаммер

— А что, она с такими этими, с бахромой такой, современная.

Иерей Олег

— Я вспоминаю свою бабушку, Царство ей Небесное, она, когда ей уже пошел, по-моему, девятый десяток, и она как раз все-таки решила воцерковиться — то есть это был такой долгий путь, и вот самый главный вопрос, который ее занимал, когда мы с ней собирались идти в храм очередной раз, она говорит: «Внучек, ну я же из интеллигенции. Наверное, не платочек, а все-таки шляпка». Это все настолько... С одной стороны — неважно. С другой стороны — знаете, вот недавно в нашем чате нашего храма, где я служил, был вопрос, как относиться к тому, что женщины стараются — простите за современное слово, — косплеить духовенство и, допустим, на Троицу одевать зеленые платочки, там в Великий пост одевать черные платочки, там в Богородичный праздник —голубенькие.

Н. Лангаммер

— А на Пасху — красные, но это же... А как же?

Иерей Олег

— Ну да, белые. Хотя в древности пасхальный цвет был белый, потом он трансформировался, уже стал таким вот багровым.

Н. Лангаммер

— Это плохо?

Иерей Олег

— Да нет, конечно. Это ни хорошо, ни плохо. Это, наверное, такая вот народная культура, которая создается здесь и сейчас. Почему бы нет? Нравится? Пожалуйста. Если это не отдаляет тебя от Бога, если это никому не мешает, если тебе это нравится, если это где-то, может быть, чуть-чуть там дает плюс пять процентов к твоему какому-то благочестию — почему бы нет? Это трогательно, красиво. Почему бы нет?

Л. Рой

— Ну сто процентов это дает к состоянию какую-то вот эту энергию.

Н. Лангаммер

— Соучастие. Да, мы обсуждаем очень интересную тему о современности в храме, о том, насколько христианин должен быть современным. В гостях у нас отец Олег Осадчий, клирик Георгиевского храма города Видное, Лидия Рой, руководитель Skolkovo Creative LAB, и Светлана Чехова, предприниматель. Мы сейчас на минуту прервемся. Пожалуйста, не переключайтесь, мы скоро снова будем в эфире.

Н. Лангаммер

— Возвращаемся в студию нашего Светлого радио и продолжаем обсуждать тему о современности в Церкви и о том, насколько современным должен быть христианин. В гостях у нас Отец Олег Осадчий, клирик Георгиевского храма города Видное, Лидия Рой, руководитель Skolkovo Creative LAB, и Светлана Чехова, предприниматель. Мне все время хочется разделить, вот я никак не нащупаю из всего, что мы говорим, что же такое современное в храме, вот как современность и Церковь бьется. Потому что, что бы мы ни взяли — это из другой плоскости. Любовь — вне времени, как одеваться — это все-таки культурная составляющая, да, где же прослеживается эта современность, несовременность? Вот как, Лидия, на ваш взгляд? Современное...

Л. Рой

— Именно в храме.

Н. Лангаммер

— В храме, да.

Л. Рой

— Мне очень нравится — опять же мы сейчас говорим с вами про храм или, например, про какие-то пространства, которые есть около храмов. Потому что мне очень нравится сейчас вот эта тенденция, когда открываются монастырские кафе какие-то, куда можно прийти, приятно провести время среди единомышленников или не только единомышленников.

Н. Лангаммер

— Современные кафе.

Л. Рой

— Современные кафе, да.

Н. Лангаммер

— Не трапезные...

Л. Рой

— Не трапезные, а кафе, которые есть при храмах. И мы здесь не называем, наверное, но в Москве, я знаю, то что есть.

Н. Лангаммер

— Почему? «Антипа».

Л. Рой

— Вот «Антипа» — одно из самых популярных, и там приятная атмосфера, современные блюда. И здесь вопрос как раз о том, что вот эта история, она, с одной стороны, может популяризовать тему православия среди молодежи, и, с другой стороны, она дает возможность более современной быть Церкви. И я знаю большое количество блогеров, батюшек и матушек, которые ведут блоги, показывают там и быт, и объясняют на нашем современном языке молодежи значения там каких-то отдельных сказаний, и это здорово, или молитв, да, объясняют молитвы. Мне кажется, вот это и есть о том, а что такого современного внутри храма. Проповедь, она же тоже сейчас у нас трансформируется и очень часто, в зависимости от прихода, батюшка выходит, и он говорит с той аудиторией, которая приходит к нему на современном языке и трансформирует ее относительно современной повестки, которая сейчас у нас есть в обществе. И это тоже здорово, потому что мы, с одной стороны, прослушали проповедь классическую, с другой стороны, потом объяснение, разъяснение батюшки уже слушаем относительно современной повестки. Это здорово.

Н. Лангаммер

— Кстати, вот отец Андрей Щенников, настоятель храма святого Антипы на Колымажном дворе, вот проповеди он говорит очень глубокие, очень классические и прямо такие вот вышибающие, и какие-то философские вещи, которые, в общем, вряд ли где-то я слышала в других местах. Вот это как раз на контрасте, да, вот этой современности храма и глубины, глубины веры какой-то духовенства этого храма. И когда мне говорят: что у вас там с волосами с розовыми, там, и с серьгами в носу там ходит молодежь? Я говорю: вопрос, наверное, по-другому стоит — что эта молодежь приходит. Не почему она такая в храме, а потому что она приходит. Она куда-то в другое место, где, может быть, не так модно, она, может быть, и не пришла. Вот это действительно так влияет, как вы думаете, отец Олег? Что нужен вот такой вот доступ к проповеди, и к Священному Писанию, и к церковным традициям, чтобы молодежь шла.

Иерей Олег

— Я думаю, если священник, либо другой человек, который занимается проповедью — а сейчас, слава Богу, не только священники проповедуют, катехизаторы, помощники, если человек этим горит, если человек этим живет, то это находит отклик, и это очень здорово. Причем проповедь может быть философской, проповедь может быть современной — то есть человек может свидетельствовать о своей вере, проповедь может быть научной — священник, проповедник может использовать последние открытия экзегетики, толкования Священного Писания. И все это, если это с горением сердца, если это и все делается вот именно, как апостол Павел об этом говорил: все, что делаете, делайте не как для людей, а как для Бога, — то это найдет отклик, и это замечательно.

Н. Лангаммер

— Почему-то мы тем не менее, я прямо вот сейчас тоже слушала Лидию и думала: ну я же тоже люблю кафе «Антипа», и мне нравится, что собирается огромное количество молодежи. И все это называется маркет, а не ярмарка. Хотя какая разница? Ну вот на слово «ярмарка» так не пойдут. Почему, Лидия? Почему нет?

Л. Рой

— Не обязательно. Ярмарка — на слово «ярмарка» тоже могут так пойти, просто «маркет» — это более современное отражение. А язык — отражение нашего сознания, и язык, который используется вот сейчас в современности — это отражение нашей современности, и язык, который использует любой народ — это язык, который является отражением нашей культуры. И если на текущий момент у нас есть такое, что у нас есть англицизмы, и даже у меня, например, Лаборатория креативных индустрий, но мы понимаем, что Skolkovo Creative LAB, оно звучит короче, более емко, но это англицизм. А если мы говорим про маркет — да, это англицизм тоже. И я думаю, что у нас сейчас идет тенденция в сторону смены этой парадигмы и в сторону того, чтобы мы все-таки кириллицу в большей степени использовали. И я думаю, что рано или поздно они друг друга тоже сменят, и это так же будет, вот этот язык будет отражением времени. И сейчас, на текущий момент, в принципе, мне кажется, тенденция больше туда уходит. Просто, видимо, классически так сложилось, что они называли его маркетом, и это было использовано в таких модных местах, поэтому было принято такое решение тоже назвать. Я не знаю, кто там креативный директор, но опять же здорово то, что есть и такое отражение внутри мест, которые у нас популярны среди православной молодежи. Правда, здорово, что такая разнопроявленность и такая открытость к разным течениям времени.

Н. Лангаммер

— А кто-то бы сказал, что это заигрывание. Отец Олег, как вам кажется?

Иерей Олег

— Честно говоря, ни разу не был в «Антипе», хотя подписан на их социальные сети. Мне очень нравится все, что там происходит и как-нибудь, надеюсь, побываю. Мне кажется, что вот то, что там происходит, и вот успех — там неважно, как это, что там называется, — мне кажется, потому что там любят людей. Вот это самое важное вот в таких ситуациях. Я недавно вернулся из Великого Новгорода — это мой любимейший город, я люблю туда ездить отдыхать с семьей, и вот там древность такая вот архаичная, казалось бы, да, — вот эти иконы древние, эти фрески, эти своды, эта архитектура, — ну вот эта вот музыка просто, которая разлита воздухе в этом городе. Все это, с одной стороны — архаично, с другой стороны — там встречаешь людей, современных православных людей, которые мыслят очень современно, и они ценят то, что у них есть, и при этом они говорят нормальным современным человеческим языком. Это очень здорово. А вот вы задали такой вопрос, мы пока на него не ответили: именно в пространстве храма что из современных каких-то проявлений может быть добром? Я позавчера служил литургию вместе вот с молящимся, и мы молились с прихожанами, и отключился электрический свет вначале. И я говорю: как в Древней Церкви, как же здорово. На самом деле вообще не здорово, потому что неудобно, ничего не видно.

Н. Лангаммер

— Свечка нам в помощь.

Иерей Олег

— Но романтично — да, романтично, безусловно. Интересно, что свет дали к Евхаристическому канону, все воспряли, классно. Загорелось, все прямо как по просьбе. Ну, может быть, кто-то просил вот, да. Электричество, то есть такое вот. Мы уже давно с электричеством живем. Электрическое освещение — раньше это казалось чем-то вот таким совсем непонятным и неблизким богослужению, храмовому пространству. Сегодня есть такое явление как трансляция богослужения — можно услышать богослужение, находясь около храма, что колоссальный плюс для мам с детьми, которые приходят. С одной стороны, для того чтобы от крика детей не страдали остальные молящиеся, они вынуждены молиться около храма, но для них вот есть трансляция. Прекрасно.

Л. Рой

— Прекрасно, это правда.

Иерей Олег

— Ну и вот масса таких вещей, которые помогают, которые, если вот их используют с умом и с сердцем, они могут быть полезны.

Н. Лангаммер

— А иногда нас уносит, и вот я хочу сейчас поговорить о неполезном, несовременном в Церкви — это вот ну а мы будем там, не знаю, упрямо жить без света, а мы будем воду носить из колодца, потому что вот нужно спасаться, нужно трудиться — вот это что за тенденция? Которая, кстати, отталкивает.

Иерей Олег

— Магическое сознание.

Н. Лангаммер

— Какое?

Иерей Олег

— Магическое сознание опять же. То есть больше ничего, к сожалению.

Н. Лангаммер

— То, что как раз молодежь отталкивает от Церкви, да, которая жаждет современности?

Иерей Олег

— Я думаю, что не только молодежь, там любых там думающих людей. То есть зачем? Любая такая сепарация — а зачем она нужна?

Н. Лангаммер

— Кстати, в Антипе, как раз в этом храме, который мы взяли сегодня просто как пример, очень любят служить ночные литургии. Служат раз в две недели — без света, со свечами. Вот оно, самое древнее и стало ультрасовременным.

Иерей Олег

— Здорово. Мы на Афоне так служили тоже, но у нас был фонарик, мы его прятали вот так, чтобы хоть ноты видеть, когда мы пели. Небольшой фонарик.

Н. Лангаммер

— Ну вот я не знаю, есть ли у них фонарик у певчих. Но вообще, когда входишь в храм, там народу много довольно, и поет хор, такой народный хор — ребята собираются и поют, и регентует один из батюшек. И ощущение абсолютного погружения вот в эту Древнюю Церковь, и это кажется, что это так современно и круто, и модно, вот это воспоминание о том, как служили первые христиане в катакомбах. Вот мы и свернули время в клубочек, потому что, мне кажется, это очень условное понятие современности — свет.

Л. Рой

— Ну это как раз... Можно я? Это же как раз вопрос вот этого иммерсивного погружения. Потому что сейчас очень современно вот там какие-то театрализованные представления с иммерсивными погружениями. Для чего? Для того, чтобы пробудить эмоции, вот этот эмоциональный фон и глубину эмоций, которая там у нас где-то глубоко в нас спит. И вот этот пример погружения, по факту это иммерсивное погружение в те традиции, которые были еще до нашего времени, для того чтобы пробудить то самое глубинное внутри, из подсознания, чтобы оно проснулось, и человек еще глубже почувствовал то, что он верит. И мне кажется, это как раз не вопрос магического мышления, а чтобы вот глубины веры и глубины любви к своим традициям исконным.

Н. Лангаммер

— Наверное. Ну вот отец Олег, про что мы говорим?

Иерей Олег

— Мне вспомнился один случай из юности моего, из детства моего. Вот храм, где я рос, мы любили служить на Великую Субботу ночную службу. То есть впереди пасхальная служба, позади вся Страстная седмица, и там весь Великий пост, такие длительные службы, продолжительные. Но вот так у нас было заведено, что мы на Великую Субботу служили ночью тоже, без света.

Н. Лангаммер

— Василия Великого.

Иерей Олег

— Да, литургия Василия Великого, мужской хор, все строго, красиво, замечательно, и вот эти вот длительные паремии. Мало кто знает, что вот эти отрывки из Ветхого Завета, которых очень много, они предназначались для назидательного чтения, пока патриарх в это время в Византии совершал таинство Крещения. Потому что в Великую Субботу в древности совершалось таинство Крещения оглашаемых, которые весь Великий пост шли к этому дню, к дню Светлого Христова Воскресения. Потому что, по сути дела, Великая Суббота — это первое пасхальное богослужение на самом деле. Но у нас на эту службу приходила молодежь — это там начало 90-х годов, условно говоря, — и бабушки тоже приходили, потому что они понимали, что что-то очень важное происходит. И во время вот этих паремий, вот этих ветхозаветных чтений, они располагались по скамеечкам и засыпали благополучно. И там есть две паремии, когда включается свет, открываются Царские врата, и канонарх, то есть солист, он начинает провозглашать важные стихи, хор начинает вторить, духовенство в алтаре поет — ну вот такая симфония. И бабушки, бедненькие, начинали падать с этих скамеечек. Ну как, они не падали, потому что мы их подхватывали. Но просто вспоминается — вроде бы как архаика, вроде бы нет смысла в этом никакого, но так это было интересно, то, что вот и молодежь здесь, и бабушки все вместе как-то, мало кто чего понимает. Я сам тогда ничего не понимал еще как бы. Я чувствовал, что это красиво, интересно.

Н. Лангаммер

— Но не так, как всегда. То есть вот это вот «не так, как всегда», оно нас немножко встряхивает, наши эмоции, получается, да? И что-то какое-то новое... Ну вот как журналист могу сказать, что у СМИ всегда было две задачи на самом деле, как нас учили на журфаке МГУ — это информировать и удивлять, то есть новое и необычное. Вот то, что опять же удивляет, это опять же новое, вот это всегда встряхивает, и наши эмоции оживают. Но разве мы должны только чувствами воспринимать Бога? А как же духовное? Дух, душа, тело. То есть тело, душа задействованы, а духу разве нужна современность и вот эти встряски?

Иерей Олег

— Я думаю, что об этом мы узнаем уже, когда будем несколько в новой реальности. Вспоминая апостола Павла, да, когда он пришел в один из городов, и там было множество жертвенников, он сказал там: афиняне, вот у вас есть множество жертвенников, и есть жертвенник Неведомому Богу. Вот о Нем-то мы с вами поговорим. Это одно из моих самых любимых мест в Священном Писании, где, наверное, у апостола Павла как раз соединились сердце и ум. Наверное, это очень важный такой подход для того, чтобы и современность не мешала, и архаика помогала, скажем так. Почему бы нет?

Н. Лангаммер

— И к чему же мы приходим? К тому, что понятие современности весьма относительно и условно, да? Мы просто говорим о том, как внедряется современная жизнь в храм, и как сталкивается она с какими-то... С чем, с устоями? Ну как бы и в чем проблема? Мы же догматику не трогаем.

Иерей Олег

— Ну, к примеру, а вот сейчас принято петь там Символ веры, молитву Господню «Отче наш» во время богослужения. Раньше такого не было, раньше эти молитвы читались. Потом композиторы стали писать замечательную музыку — Кастальский, Чесноков, Чайковский, масса композиторов, которые написали прекрасную музыку. Сегодня снова эта музыка немножко ушла туда в сторону и поет народ.

Н. Лангаммер

— Но мы же так боимся нововведений. Вот сейчас вы про это говорите, а нам кажется, что нет, так правильно. А когда что-то новое возникает, люди сразу пугаются, что это какое-то обновленчество, и «ай-ай-ай», «ой-ой-ой», даже иногда не понимая, что происходит, люди пугаются, чтобы не было ереси. Почему-то современное воспринимается как ересь. Например, когда мы раздавали бумажки с русским переводом Апостола — потому что на церковнославянском далеко не все понимают, а мы раздавали на русском, и люди некоторые отбрасывали эти бумажки. Прямо вот как, знаете, пугались их, как чего-то такого кощунственного. Когда священник выходит и говорит: «Христос посреди нас», и люди отвечают: «И есть, и будет», кто-то пугается: что это за нововведение? А оно древнее, как...

Иерей Олег

— Конечно, древнее. И, к сожалению, люди пугаются, когда они хотят пугаться. Люди отталкивают, когда они хотят отталкивать. И здесь рецепт — только любовь, наверное, да, вот своим примером показать, что, если ты будешь молиться частично, скажем, на русском языке, Писание читать на русском языке, толковать его, делиться толкованием — если люди по тебе увидят, что это не ведет куда-то не в ту сторону, то, может быть, будет какой-то добрый плод.

Л. Рой

— Мне кажется, это не только к Церкви относится, то, что люди боятся всего нового. Потому что если посмотреть, в зависимости тоже от поколений, когда ты пытаешься какое-то нововведение — вот у нас была цифровизация всего и вся, и насколько тоже отторгали эти нововведения. И у нас вот буквально недавно был бумажный документооборот, а сейчас, на текущий момент, мы живем в подавляющем большинстве в цифровом мире. И то же самое, как вы привели в пример то, что та бабушка, которая в церкви ходит и учит всех жизни, возможно, она в свое время была там преподавателем или бухгалтером. Вот кем-то она точно была, и вот у нее вот это внутреннее поведение, оно у нее осталось. Вот точно так же они, когда сидят в офисе, они же отторгают что-то новое, потому что это мешает их спокойному существованию, их спокойному быту. Также и в Церкви тоже есть уже определенная привычка, ты понимаешь, что вот это для меня традиционно. И когда тебе предлагается что-то новое, а ты все равно к Церкви относишься как к такой нерушимой традиции. И мне кажется, в особенности — я имею в виду, молодые поколения, наверное, не так воспринимают, а более зрелые поколения, они, наверное, к этому вообще относятся как к покушению на их спокойную жизнь. Потому что они всю свою жизнь привыкли делать так, а сейчас вот это для кого? Это для меня ли? Мне ли так будет комфортно? Но для них это тоже как испытание, мне кажется, от Бога их веры.

Н. Лангаммер

— Ну да. А мне кажется, что молодежь, кстати, тоже боится вот этой заскорузлости церковной, наверное, не потому что там какие-то неприятные обычаи или какие-то косынки надо надевать, а, наверное, потому что это как глухота что ли к их потребностям, да? А с другой стороны, если сейчас сказать молодежи, что... И я так иногда, даже не молодежи, миллениалам скорее, сказать, что а представляете, что и Достоевский, и Александр Невский, и цари наши причащались от этой Чаши? — люди, которые не знают слова «причастие», они как-то вообще в ступор впадают. Вот уж ультра-новость-то, да, которая уже стара, как наш мир.

Н. Лангаммер

— Напомню, что в эфире программа «Клуб частных мнений». Меня зовут Наталья Лангаммер. В гостях у нас священник Олег Осадчий, клирик Георгиевского храма города Видное, Лидия Рой, руководитель Skolkovo Creative LAB, и Светлана Чехова, предприниматель, которая предложила эту тему. Мы какие-то уже даже итоги подвели, Света, а все-таки мы отталкиваемся от тебя. Вот ты разобралась в своем вопросе про современность в Церкви?

С. Чехова

— Ну я думаю, в целом — да. Вот мы озвучили, что всегда современно относиться к людям с добротой, с любовью и, если в Церкви это будет, я думаю, что в любое время там будут люди этого времени, то есть и молодежь будет приходить. И в то же время, мне кажется, тоже важно, что у нас есть догматы, которые будут неизменны, и действительно они, с одной стороны, делают Церковь всегда в некоем таком меньшинстве, это тоже неизбежно. И, наверное, то, что важно идти в ногу со временем, хранить свои традиции тоже важно. Ну и относиться с теплотой, с любовью, чтобы в любое время люди приходили в церковь и находили там утешение.

Иерей Олег

— Понравилось то, что мы сегодня не пришли к каким-то выводам, но мы очень здорово пообщались, мне кажется.

Н. Лангаммер

— Да? Обменялись ощущениями? Знаете, с самого начала мы как будто ходили вокруг да около вот этого понятия современности, почему она нас пугает. Мне кажется, Лидия очень точно сформулировала, что нас пугает все новое, а молодежь пугает все старое. Связано ли это вообще с современностью?

Иерей Олег

— Наверное, новое — это старательно забытое старое.

Н. Лангаммер

— Да, новое — это старательно забытое старое.

Л. Рой

— Ну это как тот тезис, который я сказала тоже вначале — о том, что это вопрос веры как раз и доверия. И я очень люблю эту формулировку, не просто «вера в Бога», а «вера Богу». И когда ты находишься вот в этом современном мире, ты веришь, доверяешь, ты любишь этот мир. И поэтому отторжения внутреннего не возникает ни с точки зрения современности, ни с точки зрения как раз-то этой традиции и культуры, когда приходишь в православный храм. И мы с вами вот буквально до эфира затронули такую тему о том, что а как же Церкви тоже и православному человеку выходить в этот современный мир для того, чтобы двустороннее было движение. И вот у нас есть, у Лаборатории креативных индустрий, исследование на тему метаверса, и мы с вами как раз эту тему затронули. Потому что тема метавселенных, метаверса, она очень актуальна у подрастающего поколения, даже не столько у зумеров, сколько вот-вот у нас скоро альфа, и они будут делать собственный выбор. И здесь вопрос того, что вот в метаверсе не хватает темы, которая была бы посвящена Православной Церкви. А может быть, она там уже есть, но мы ее еще не видим и не знаем. А по сути это такая же социальная платформа, социальная площадка, на которой общаются сейчас, на текущий момент, подрастающие поколения, наши дети. И вот вопрос, чем мы насытим те смыслы, которые сейчас есть в метавселенных, самых популярных площадках метаверса — тут вопрос.

Н. Лангаммер

— И какой будет Церковь, если они ее там создадут как отдельную вселенную, да, что это будет за Церковь, и как бы так сделать, чтобы она была правильной. Потому что...

Л. Рой

— С традициями.

Н. Лангаммер

— С традициями и с догматами. И вообще, если говорить о том, как выглядит Церковь в кино — потому что вот действительно боятся погружения вот в это вот что-то старомодное. Я сейчас прямо отслеживаю специально, как выглядят православные в кино. Батюшки обязательно окают. И еще постоянно православные в кино крестятся, когда кто-то грешит. И сразу: «ой, грешница!» — и, значит, крестятся. Вот это такое странное представление о православных, о каких-то вот таких вот...

Л. Рой

— Стереотипные очень.

Н. Лангаммер

— Да, каких-то там небритых, неухоженных, обязательно завернутых в косынку, так что вообще не видно лица, — вот это, к сожалению, существует. Но, значит, и туда надо тоже заходить, в это совсем ультра-новое пространство? Отец Олег, как это делать?

Иерей Олег

— Не знаю. Вот совершенно не знаю. Ну я даже не хочу туда заходить вот, с одной стороны. Но даже как бы я такой вот, знаете, священник, который там музыку играет, там пишет песни.

Н. Лангаммер

— Современную.

Иерей Олег

— Современную музыку — ну как она современная, она корнями уходит тоже там в фолк такой где-то, ну и такая эклектика, понятно, вот есть разные влияния. Но я это, с одной стороны, отделяю от своего священного служения, конечно, и это нормально, потому что священное служение — это совсем такая особая история. С другой стороны, я всегда отдаю себе отчет, что я православный христианин и что я священнослужитель, и я всегда помню об этом. И я прошу Бога, чтобы это не помешало.

Н. Лангаммер

— А почему это может помешать?

Иерей Олег

— Ну может быть, у меня есть примеры, когда это мешало. Ну я не знаю, там, вчера одна бабушка, наша прихожанка, такая добрейшей души человек, вот вполне архаичный человек, ей очень много лет, она вчера поставила лайк под нашим каким-то видео, моей группы там. И ей нравится, то есть она следит за нашими выступлениями, она радуется, когда слышит в эфире нашей любимой радиостанции ВЕРА наши песни. Ну и не только она одна, то есть люди там и молодежь, бывает, слушают, говорят: отец Олег, вот мы там слышали ваши песни, и люди старшего возраста. Я думаю: «Господи, спасибо». Но это бонус какой-то такой, потому что творчество — это то, что искренне идет от твоего сердца. И если это радует, если это радует других людей, с которыми ты вместе молишься Христу, вместе причащаешься, то это тоже радость.

Н. Лангаммер

— Вопрос опять про музыку. Почему вот, как бы я сейчас сижу, размышляю, хотела сказать, современную музыку отец Олег играет, да, и сказала, по-моему. А что же у нас современная, что не современная? И я как-то немножко ужаснулась. Такое традиционное — это, наверное, церковные песнопения а капелла. А если появляется какой-то бас классный, да, наверное... Вот это несовременно. Представляете, до какой степени это условно и надуманно?

Л. Рой

— Условно. Но в свое время многие классики, они так же были несовременны, когда вот тот самый тяжелый бас начинали использовать и, по сути, этот тяжелый бас стал родоначальником текущего рока. И если посмотреть там историю того, как это все создавалось, и тогда на них смотрели, говорят: это же несовременно. Я прошу прощения, ну вот тем не менее.

Иерей Олег

— Да, Иоганн Себастьян Бах был таким очень революционным, можно сказать, что он изобрел там дум-металлическую музыку. А Эдвард Григ — брит-поп.

Н. Лангаммер

— Но если мы все это применяем к Церкви, то сразу «ой-ой-ой», «ай-ай-ай», а что будет, а что же случится, если у нас будут песни в современной обработке христианские? Сталкивались с такими опасениями, отец Олег?

Иерей Олег

— Да сталкивался, конечно. Но не хотелось бы, я на самом деле вот в плане церковной музыки достаточно архаичен. Мне нравится там двухголосие, какие-нибудь северные распевы, византийские — это очень стильно, очень красиво. Почему бы и нет? То есть партесная музыка. С другой стороны, Петр Ильич Чайковский, то есть вот мы с детства в хоре пели его там «Всенощную», «Литургию» — тоже удивительная музыка. Хотя она особо как литургическая не воспринималась. Но под нее тоже можно молиться, да, вместе с этой музыкой.

Н. Лангаммер

— И все ваши песни — это проповеди, которые исполняются в обработке вполне себе крутой, такой модной.

Иерей Олег

— Дай Бог.

Н. Лангаммер

— В общем, мы вокруг да около ходим, а ответ, мне кажется, отец Олег озвучил с самого начала: если это с любовью, то все это возможно. Света, ты это принимаешь?

С. Чехова

— Да, конечно.

Н. Лангаммер

— Современные вещи в Церкви с любовью.

С. Чехова

— Ну современные опять же как, условно. Ну так да, конечно, я думаю, что каждый православный человек должен служить в том времени, в котором он находится, опять же с уважением, с любовью к людям, и это всегда будет находить отклик. Думаю, что да, это был в самом начале сказан ответ.

Н. Лангаммер

— Да. Мы действительно в этом времени, в каком мы оказались, и уж давайте его нести, но с какими-то, видимо, с вами внутренними установками, да, с внутренней верой. Мы как, не знаю, переработать что ли все это должны в себе, и как-то уже нести эту проповедь, в себе найдя согласие между современностью, традиционностью, что тоже неплохо и как бы главное — в любви, да?

Иерей Олег

— Да. И насколько мы богаты, какой у нас есть такой бэкграунд — то есть у нас есть там святые отцы древние, у нас есть Оптинские старцы, у нас есть там праведный Алексей Мечев, у нас есть митрополит Антоний Сурожский, вот если говорить о святоотеческой мысли.

Н. Лангаммер

— Современниках.

Иерей Олег

— То есть у нас колоссальное богатство, да, и каждый может черпать для себя что-то, вот что будет близко сердцу и уму. Это касается и литературы, и музыки, и живописи, и всего остального. То есть культура — это, с одной стороны, такие костыли, на которые ты опираешься по пути к Богу, но, с другой стороны, эти сами костыли, они могут быть очень живыми.

Н. Лангаммер

— И мне кажется, еще важно знать свою веру, чтобы не пугаться чего-то нового. Потому что мы иногда пугаемся, не понимая, что это не несет никакого вреда. Или, наоборот, мы с чем-то соглашаемся, а вполне возможно, что это какая-то даже там еретического направления история, а мы просто не знаем. Если быть стойким в своей вере и в ее понимании, ее знании, тогда все это, наверное, будет проходить проще. Ну вот, проговорили час, теперь мы уже завершаем нашу программу. Думаю, что каждый из нас что-то свое вынес. А мы обсуждали тему: «Насколько должен быть современным христианин?». В гостях у нас был священник Олег Осадчий, клирик Георгиевского храма города Видное, Лидия Рой, руководитель Skolkovo Creative LAB, и Светлана Чехова, предприниматель. Света предложила эту тему, за что тебе большое спасибо. Напомню, что нашу программу можно не только слушать. Вы можете смотреть, что происходит у нас в студии, на всех наших площадках — https://radiovera.ru/ на нашем сайте и в нашей группе ВКонтакте. Мы вернемся сюда через неделю в 18.00. У микрофона была Наталья Лангаммер. Всего доброго, до свидания.

Иерей Олег

— До свидания.

С. Чехова

— Спасибо. До свидания.

Л. Рой

— До свидания.

---

Все выпуски программы: Вечер Воскресенья

• «Театр «Живая вода». Лариса Никулина
• «Музыка и вера». Анатолий Мошкович
• «Книги о святых». Ирина Ордынская