Поделиться
Иисус и Апостолы. James Tissot (1836–1902), CC BY-SA 3.0
Деян., 45 зач., XXI, 8-14.
8 А на другой день Павел и мы, бывшие с ним, выйдя, пришли в Кесарию и, войдя в дом Филиппа благовестника, одного из семи диаконов, остались у него.
9 У него были четыре дочери девицы, пророчествующие.
10 Между тем как мы пребывали у них многие дни, пришел из Иудеи некто пророк, именем Агав, 11 и, войдя к нам, взял пояс Павлов и, связав себе руки и ноги, сказал: так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в руки язычников.
12 Когда же мы услышали это, то и мы и тамошние просили, чтобы он не ходил в Иерусалим.
13 Но Павел в ответ сказал: что вы делаете? что плачете и сокрушаете сердце мое? я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса.
14 Когда же мы не могли уговорить его, то успокоились, сказав: да будет воля Господня!
Комментирует протоиерей Павел Великанов.
Комментирует протоиерей Павел Великанов.
Непросто полюбившим апостола Павла расставаться с ним — тем более после слов пророка Агава об ожидающих Павла страданиях и заключении. Но в ответе самого апостола так много глубинной веры Богу — веры до готовности отдать и саму жизнь — что окружающие успокаиваются и подкатившая скорбь уходит.
Мы чаще всего говорим о вере в положительном аспекте. Вера — это в первую очередь устремленность к Богу, желание Божественного, доверие в Промысл Божий, вера в то, что Богом движет исключительно любовь к человеку. Всё это — вполне привлекательно и способно вдохновлять. Но у веры есть и другой, прямо противоположный аспект — отрицательный, который нередко нашим сознанием вытесняется куда-то на самую дальнюю периферию. Без этого, отрицательного аспекта, вера прекращает быть мощным инструментом рождения в жизнь вечную и становится лишь «местной анестезией», не способной решить ключевые проблемы исцеления греховной интоксикации человека.
Когда Авраам вел своего единственного сына, Исаака, на вершину горы, чтобы там зарезать и сжечь — по повелению Бога — причем без малейших гарантий, что у него с Саррой, двух стариков, кто-то ещё родится — это и есть вера. Когда у молодого священника на глазах умирает только что родившийся ребёнок, так стремительно, что он даже покрестить его не успевает — это и есть вера. Когда у создателя престижной гимназии забирают его любимое детище и передают в чужие руки — это и есть вера. Вера в своём глубинном смысле — это способность отпускать, возвращать Богу то, что принадлежит только Ему — а ведь Его — всё мироздание. В самой сердцевине Божественной Литургии есть удивительный возглас: «Твоя от Твоих Тебе приносяще — о всех и за вся!» В этих словах заключена квинтэссенция христианства: это — не «собственничество», не «духовная капитализация», а разворачивание всего, с чем соприкасается человек — к источнику бытия, Богу. Но это такое разворачивание, которое неизбежно связано с «выворачиванием» себя самого наизнанку, отрыванием от живого сердца всего, что в него вросло и уютно прижилось. Пока человек находится в начале или середине этого «выворачивания» своего «собственничества» — это очень больно, иногда на самой грани выносимости. Но привыкнув отпускать, отдавать Богу то, что было некогда получено «подержать», во временное пользование — однажды христианин обнаруживает, что он — подлинно свободен. И тогда слова Александра Солодовникова становятся подлинным гимном торжества над логикой «мира сего»:
Мной не владеют больше вещи,
Всё затемняя и глуша.
Но солнце, солнце, солнце блещет
И громко говорит душа.
Уж я не бьюсь в сетях словесных,
Ища причин добру и злу,
Но чую близость тайн чудесных,
И только верю и люблю.
