«Борис Годунов». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы — Борисов Николай - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Борис Годунов». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы — Борисов Николай

* Поделиться

Борис Годунов

Гость программы: Доктор исторических наук, Заведующий кафедрой истории России до начала XIX века исторического факультета МГУ, Заслуженный профессор МГУ Николай Борисов.

Разговор шел об одной из самых противоречивых и спорных фигур в русской истории — Борисе Годунове. О его пути к царскому трону, о времени пребывания у власти и о том, каким его видели современники и каким его знают историки.

Ведущий: Дмитрий Володихин


Д. Володихин 

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы с вами обсудим одну из фигур средневековой русской истории, которая вызывала и вызывает бесконечные споры. Кто это: злодей, гениальный государственный муж, тонкий стратегический ум или просто пошлый интриган — человек, жестокий без меры или, напротив, старавшийся от этой самой жестокости уйти? Словом, личность многогранная, личность, вокруг которой неизменно на протяжении нескольких веков велись споры нашими предками и ведутся споры нашими современниками. Итак, это великий государь, царь и великий князь Московский и всея Руси Борис Фёдорович из рода Годуновых. Вот не так давно по телеэкранам прошёл сериал, посвящённый Борису Годунову. И сегодня у нас в гостях замечательный историк, доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории России до начала девятнадцатого века Николай Сергеевич Борисов, а по совместительству с авторством множества чрезвычайно умных и полезных книг и ролью заведующего кафедрой, он ещё и участник сценарной группы этого сериала. Но мы его позвали сегодня не как участника сериала, а как, прежде всего, сильного историка и замечательного специалиста. Здравствуйте, Николай Сергеевич! 

Н. Борисов 

— Добрый день! 

Д. Володихин 

— Ну что же, давайте традиционно, когда мы говорим о некой личности исторической, я задаю первый вопрос о «визитной карточке». Вот этот традиционный вопрос задаю и вам. «Визитная карточка» — это значит главнейшие характерные черты или поступки, словом, то, что нашим радиослушателям стоит вспоминать в тот момент, когда они говорят о Борисе Годунове или слышат о нём. 

Н. Борисов 

— Да, действительно, выдающиеся люди часто оставляют память о себе не только устную, но и воплощённую в каких-то материальных символах, постройках. И вот когда мы вспоминаем Бориса Годунова, то мне, например, всегда вспоминается колокольня Ивана Великого: огромное здание в центре Московского Кремля — верхняя часть этой колокольни была построена по распоряжению Бориса Годунова. Или Смоленский кремль — колоссальная крепость, которая, я думаю, самая большая по размерам крепость того времени в России — построена по распоряжению Бориса Годунова. То же самое кремль в  Астрахани — огромная крепость, которая контролировала Нижнее Поволжье и не раз выдерживала нападения врагов — это тоже Борис Годунов. И наконец Подмосковье: знаменитая усадьба Вязёмы, которая принадлежала в своё время Борису Годунову, где по его указанию была построена великолепная Троицкая церковь, которая является одним из лучших образцов русской архитектуры рубежа шестнадцатого-семнадцатого веков. Так что есть о чём вспомнить, есть, так сказать, что потомкам показать Борису Годунову. 

Д. Володихин 

— То есть, иными словами, вы выстроили перед нами образ человека-созидателя, человека-строителя, склонного не к разрушению, а всё-таки к созданию чего-то нового и величественного. 

Н. Борисов 

— Да, и, собственно говоря, историческая роль Бориса Годунова — прежде всего, роль созидателя, человека, который реально возглавил Россию после смерти Ивана Грозного в 1584 году. И в это время страна буквально лежала в развалинах, потому что мы имели что? Мы имели проигранную Ливонскую войну, опустевший центр страны, эпидемию чумы, которая прошла здесь, страшное наследие опричнины. И вот некому было платить налоги, некому было охранять границу, потому что дворяне либо погибли, либо тоже разбежались. И вот всё это нужно было преодолеть, нужно было собрать страну, нужно было создать, возродить, лучше сказать, сильную армию, вернуть, то, что было потеряно территориально — одним словом, целый ряд крупных задач. И с этими задачами, надо сказать, что Борис Годунов постепенно, шаг за шагом, справился. 

Д. Володихин 

— Вот здесь вопрос — один из самых, может быть, непростых. После смерти Ивана Грозного на престол взошёл его сын — Фёдор Иванович. Вот источники дают спорную картину: в некоторых иностранных источниках говорится, что Фёдор Иванович был дурак; в русской истории того времени, в летописных источниках и в разного рода трактатах публицистических говорится, скорее, что он был не дурак, а блаженный, то есть человек, которого в большей степени тянула к себе вера, а не власть — монашеский наряд, а не царский венец. И таким образом в какой-то момент он просто передоверил своему шурину Борису Годунову правление страной — тот стал чем-то вроде премьер-министра. Но вот вопрос: были же другие аристократы, вот как так получилось, что сразу после смерти Ивана Четвёртого полновластие оказалось в руках Бориса Фёдоровича или всё-таки там были какие-то другие крупные фигуры? До какой степени, в конце концов, сам царь имел обыкновение вмешиваться в дела правления? 

Н. Борисов 

— Конечно, там была очень тяжёлая и жестокая борьба между претендентами на неформального, а может быть, и формального главу государства. Но эта борьба была связана с тем, что Иван Грозный оставил указание, кого бы он хотел видеть опекунами своего Фёдора, он понимал, что Фёдор не будет самостоятельно править. И вот такими опекунами Иван Грозный называл Ивана Петровича Шуйского — знаменитого полководца, героя Пскова; затем — Никиту Романова-Юрьева, отца Патриарха Филарета; дальше — Богдан Бельский, знаменитый опричник, любимец Ивана Грозного; и наконец Борис Годунов. Борис Годунов, собственно говоря, возвысился благодаря тому, что он очень понравился царю Ивану Грозному какими-то своими качествами, может быть, исполнительностью, может быть, умом, может быть, ещё чем-то — кто знает, но во всяком случае из толпы приближённых Грозный выбрал Бориса Годунова и сделал его своим одним из ближайших людей. И вот в завещании этом — тоже это спорный вопрос, но, скорее всего, там был назван Борис Годунов как один из опекунов. И вот между этими опекунами началась жестокая борьба. Был ещё князь Мстиславский, который тоже претендовал на первенство. Началась жестокая борьба, она продолжалась лет пять, наверное. И Борис Годунов оказался в таком положении, что, как Ключевский сказал, «он должен был бить, чтобы не быть битым». 

Д. Володихин 

— Понятно. Да, действительно, до 1586 года там было немало баталий между придворными группировками. Это значит, если я правильно вас понимаю, Николай Сергеевич, что изначально правление Россией какое-то время было почти коллегиальным. Вот есть фигура царя, который готов несколько часов своего времени в день уделить на государственные дела, но он будет в большей степени подписывать то, что ему принесли бояре, нежели сам что-то разрабатывать. 

Н. Борисов 

— Ну да, конечно. Боярская дума — это правительство реальное. И это правительство определяло политику. И любой царь, а во особенности царь Фёдор, конечно, считался с мнением Боярской думы, старался с ней не ссорится. Мы мало знаем вообще об этом — как вот реальное правительство работало. Но ясно, что, конечно, царь не в одиночку управлял страной — верхушка правящего класса всегда стояла у него за спиной. 

Д. Володихин 

— И где-то, может быть, с 1587-го, 1588-го года, Борис Фёдорович уже полновластен, тут уже у него соперников фактически не остаётся. Ну что ж, давайте приглядимся к нему. И когда мы говорим о человеке, который является представителем русской служилой аристократии шестнадцатого века, наверное, бессмысленно говорить о личности, отдельно от её рода. Что такое род Годуновых? Миф, не знаю, насколько он правдивый, что они происходят от татар; другой миф — что они во всём были зависимы от Малюты, и вышли они, так сказать, наверх потому, что Борис Фёдорович женился на дочери Малюты. Другой миф, не знаю опять же, насколько он верен, что Бориса Фёдоровича втащил во дворец его старший родич — Димитрий Годунов. И наконец последнее: что вся карьера Годунова была построена на счастливом браке его сестры с царским сыном Фёдором. Что здесь ближе всего к истине, а что всего лишь мишура домыслов? 

Н. Борисов 

— Я думаю, что здесь имело значение и то, и другое, и третье. То есть, конечно, брак сестры Годунова с сыном Иваном Грозного — это был сильный, так сказать, аргумент в придворной борьбе. Но я думаю, что всё-таки очень важно было, чтобы сам Годунов оказался достойным ситуации. То есть это был человек, безусловно, очень умный, очень такой дальновидный, хитрый, понимавший людей, умевший в нужной ситуации либо пойти вперёд, либо отступить, то есть это был талантливый  политик — талантливый от рождения, талантливый по опыту своему, который он приобрёл ещё в рядах опричнины. Ну а потом, находясь рядом с Грозным, всё время рискуя головой, тут, конечно, такой приходил опыт, который позволял человеку потом обыгрывать других сильнейших игроков. Так что я думаю, что всё это сыграло свою роль и выделить какой-то один фактор невозможно. 

Д. Володихин 

— Но вот происходил ли он, скажем так, от ордынцев, от какой-то знати татарского происхождения? 

Н. Борисов 

— Наши аристократы очень любили выводить свои роды, своих предков откуда-нибудь из-за границы. Вот, например, Романовы считали, что они потомки какого-то прусса, который был в Пруссии. Потом, было представление, что Борис Годунов и вообще Годуновы — это потомки татарского мурзы Чета, который выехал к Иване Калите в четырнадцатом столетии и вот осел в России, и здесь пошли его потомки. Но эту легенду, эту версию опроверг известный наш историк Степан Борисович Веселовский, который много занимался именно родословными сборниками, и они пришёл к выводу, что это миф, который был создан гораздо позже. 

Д. Володихин 

— Ничего татарского, значит. 

Н. Борисов 

— Да, ничего татарского, но мнение правит миром, как известно, и мнение у аристократии был вот как у Пушкина: «Татарин, зять Малюты». 

Д. Володихин 

— Да-да-да. Но летопись ни о каком мурзе Чете по четырнадцатому веку не сообщает. Отвлекаясь от хитросплетений генеалогии нашей аристократии, мы послушаем отрывок из оперы Мусоргского с говорящим названием «Борис Годунов». 

(Звучит музыка.) 

Д. Володихин 

— Дорогие радиослушатели, это светлая музыка сама напоминает, фактически за меня, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с замечательным историком, доктором исторических наук Николаем Сергеевичем Борисовым обсуждаем сейчас судьбу и деяния Бориса Фёдоровича Годунова. И мой следующий вопрос касается периода, когда Борис Фёдорович был фактически тем самым премьер-министром, неформальным лидером военно-политической элиты и русского правительства при царствующем Фёдоре Ивановиче. Какие инициативы — политические, военные, строительные, церковные — можно ему приписать? И какие с большей долею вероятности, какие с меньшей? Где он был строитель, а где у него что-то не заладилось? 

Н. Борисов 

— Строительство его, конечно, было разнообразным, потому что это и южное направление, такие города как: Белгород, Воронеж, Орёл — ну Орёл ещё Грозный раньше построил немножко. В общем, засечная черта отодвигается на юг, строятся новые крепости. То же самое идёт продвижение и на Восток, в Сибирь, ведь по-настоящему осваивали Сибирь уже при царе Фёдоре, то есть фактически при Годунове — это Тобольск, это Сургут. 

Д. Володихин 

— Давайте ещё раз эту важную мысль проговорим. В учебниках, в научно-популярной литературе, даже иногда, к сожалению, в литературе научной присутствует мнение, совершенно необоснованное, что Сибирь начали присоединять к России при Иване Грозном — вот во времена Ермака. Но, как вы помните, Ермак погиб, и на какое-то время русское дело в Сибири пало. И лишь при Фёдоре Ивановиче на место казаков, удалых молодцов, погибших там после многих блистательных побед, пришли люди иного сорта: пришли дворяне, пришли стрельцы, начали строить города, и очень быстро Западная Сибирь стала русской. Ну а теперь я возвращаю слово Николаю Сергеевичу, простите, что перебил. 

Н. Борисов 

— Да-да, это очень важное направление деятельности Бориса Годунова, потому что Сибирь, как Ломоносов говорил, что могущество России Сибирью прирастать будет, действительно, Сибирь потом нам очень многое давала. На Северо-Западе была нерешённая проблема в ходе Ливонской войны, то есть проблема свободного выхода к морю. И для того, чтобы эту проблему решить, Борис  
Годунов, опять-таки под прикрытием авторитета царя Фёдора, но Борис Годунов начинает войну со шведами — это русско-шведская война. Она принесла частичный успех, нельзя сказать, что она была на 100% успешной, то есть Нарву вернуть не удалось, но удалось взять три крепости, которые шведы захватили в результате Ливонской войны — это Ям, Копорье, Ивангород. 

Д. Володихин 

— И надо сказать, что это большой успех. И есть в этом какая-то высшая справедливость. Нарва — город спорный, в начале Ливонской войны она стояла на немецкой стороне, потом, на очень долгий срок сделалась частью России, впоследствии её отбили. И сложно сказать, сколько там было, вообще говоря, славянского православного населения на момент, когда началась война времён Фёдора Ивановича и Бориса Годунова. А вот все остальные города, которые удалось вернуть, это столицы небольших русских православных областей, то есть фактически мы вернули себе своё и не смогли вернуть то, что не вполне своё. 

Н. Борисов 

— Да, эта борьба за Нарву потом будет продолжаться ещё до времён Петра Великого. Но шаг был сделан, и это тоже надо, конечно, в плюс поставить Борису Годунову, который сам с войсками ходил туда в этом походе и даже царя Фёдора взяли с собой. Но дальше что? Дальше, конечно, южная граница, которая всегда была наиболее опасным направлением для России, потому что крымские татары с их стремительными набегами грабительскими — это была очень серьёзная опасность. И вот надо сказать, что такая очередная акция со стороны крымского хана произошла в 1591 году, когда огромное войско крымских татар подошло практически к Москве. Но надо отдать должное Борису Годунову — он сумел сосредоточить боевые силы вокруг Москвы, подходили стрельцы, новгородцы, подходили псковичи. И в результате даже без боя, без какого-то грандиозного сражения, но крымский хан Казы-Гирей понял, что здесь ему, так сказать, ничего не светит, и Москву взять с ходу не удалось. Поэтому он постоял день на подступах к Москве, а потом развернул своё грандиозное войско и увёл обратно в степи. Конечно, это тоже был большой результат той работы по укреплению русской армии, которая велась при Борисе Годунове и при царе Фёдоре. 

Д. Володихин 

— Да, удивительно. Источники того времени доносят одну необыкновенно красивую историю. Действительно, Казы-Гирей всего лишь день стоял под Москвой, была стрельба, были схватки конников, но до большого сражения, как вы, Николай Сергеевич, уже сказали, не дошло. И кто-то из родственников Бориса Фёдоровича, не обладавший его железной волей, начал плакать, говоря, что всё пропало, мы погибли. На что Фёдор Иванович, царь блаженный, сказал: «Вот увидите: к завтрашнему дню никого не останется, уйдут, никем же гонимы!» И действительно вот таким образом царём было совершенно такое прижизненное чудо. На следующий день действительно москвичи увидели, что ханские позиции покинуты, и оставлены значительные трофеи — крымское войско уходит назад восвояси, так и не взяв Москву, даже не нанеся ей серьёзного удара. Может быть, это действительно чудо в какой-то степени и определённый организационный талант Годунова, который смог организовать оборону. 

Н. Борисов 

— Безусловно, но и кроме того, конечно, вот это укрепление армии, строительство новых крепостей — всё это усиливало оборонительный и наступательный потенциал русской армии. 

Д. Володихин 

— Да, действительно так. Ну а теперь к истории, которая поставила навсегда чёрное пятно на доселе светлые ризы Бориса Фёдоровича. Я имею в виду историю с младшим братом царя Фёдора Ивановича, последним сыном царя Ивана Грозного Димитрием, который жил на положении удельного князя в Угличе и был при жизни Фёдора Ивановича ещё сущим мальчишкой. Вот его смерть стала причиной самых тяжких обвинений в адрес Годунова. Но был ли Годунов виноват — ваше мнение? 

Н. Борисов 

— Я думаю, что вот это обвинение Бориса в том, что он убил царевича, что он приказал убить царевича, оно появляется не сразу, оно появляется уже тогда, когда Бориса не было на свете, и появляется, судя по всему, уже в романовских кругах. То есть когда произошло само это событие, то на фоне таких трагических событий, как нашествие Казы-Гирея, углическая драма, как бы вам сказать, не произвела такого потрясающего впечатления: ну погиб царевич, ну кто-то знал, что у него падучая, кто-то подумал, что мало ли что там с ним случилось... 

Д. Володихин 

— Может, зарезали, а, может быть, нет. 

Н. Борисов 

— Да. То есть это не произвело какого-то потрясения. Это потом уже вот это обвинение становится одним из главных таких козырей в антигодуновской традиции. Что касается самого случая, самого трагического, конечно, случая, потому что то, что царевич погиб — это не на 100%, но на 98% доказуемо. Есть хотя легенда о том, что он спасся, и потом вот первый самозванец говорил, что он спасся, но это... 

Д. Володихин 

— Потом и второй, и третий говорили, но всё это уже малодоказуемо. 

Н. Борисов 

— Кстати, был знаменитый автор тоже воспоминаний о Смутном времени — Жак Маржерет, который командовал телохранителями Лжедмитрия Первого, — вот он говорит, что он был настоящий, потому что он так уверенно себя держал... 

Д. Володихин 

— «Сущий император», — говорит Жак Маржерет. 

Н. Борисов 

— Совершенно верно, да. Так невозможно было подделать, невозможно было сыграть. Так что, возможно, он был гениальный актёр — этот человек, Лжедмитрий Первый. Но так или иначе я думаю, что невозможно сейчас, при данном состоянии источников, а вряд ли изменится это состояние, невозможно доказать ни виновности Бориса, ни невиновности Бориса. Теоретически это могло быть заказное убийство. Но, во-первых, заказать мог не сам Борис, тут масса людей, которые были заинтересованы, и прежде всего годуновский клан, и супруга Мария Григорьевна, дочь Малюты Скуратова. Она понимала, что если вернётся царевич из Углича и займёт трон, в случае смерти Фёдора, то им всем конец, Годуновым, и всё семейство пойдёт в какие-нибудь отдалённые монастыри в лучшем случае. Поэтому, я повторяю, что у нас нет оснований так однозначно говорить, что вот Борис Годунов совершил такое злодеяние. Это историческая загадка, которая, наверное, загадкой так и останется. 

Д. Володихин 

— Да, версий много. Кто-то говорит, что, действительно, материалы следственного дела доказывают, что царевич пал жертвой случая; кто-то говорит, что злодей Борис Фёдорович Годунов; кто-то говорит, что, да, злодей был, но недоказуемо, что именно Борис Фёдорович. Действительно, в его родне было огромное количество людей поглупее, пытавшихся как-то своей семье, своему роду устроить счастье на будущее, но политический стиль Бориса Фёдоровича гораздо тоньше, аккуратнее, умнее. Не думаю, что вот это... как бы это правильнее выразиться? Вот это грубое, хулиганское убийство... 

Н. Борисов 

— Среди бела дня... 

Д. Володихин 

— Да-да, как будто шильцем в подворотне кольнули... что это хоть сколько-то похоже на его обычную манеру ведения политики. То есть мы с Николаем Сергеевичем высказали бы сомнения в том, что это непременно Борис Фёдорович Годунов такой злодей. Это не доказано, и непонятно, будет ли когда-нибудь доказано — очень сомнительно. Его отношения с царём — они жили в ладу с Фёдором Ивановичем? 

Н. Борисов 

— В целом — да. Но, конечно, огромное значение здесь имело то, что Фёдор был очень привязан к Ирине Годуновой — к своей супруге. Безусловно, она в каких-то конфликтных ситуациях сглаживала любые противоречия и старалась мужа и брата примирить. Но в целом, конечно, Фёдор понимал, что Борис реально управляет страной, то есть делает то, что нужно — никаких особых глупостей Борис не делал. Тут вопрос только стоял о уничтожении или ссылке некоторых политических фигур — тех Шуйских, которые откровенно Бориса ненавидели и всё против него делали. Вот здесь могла быть конфликтная ситуация, но, в общем-то, царь Фёдор всегда становился на сторону Бориса. 

Д. Володихин 

— Ну что ж, во всяком случае, для России это обеспечивало мир, покой, стабильность. Надо согласиться, что, да, обеспечивало. Что будет потом — ну, в этом виноват не один Борис Фёдорович, как минимум. 

Н. Борисов 

— Конечно. 

Д. Володихин 

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы беседуем с замечательным историком Николаем Сергеевичем Борисовым о судьбе Бориса Годунова и о его вкладе в русскую историю. Сейчас мы с вами ненадолго прервёмся и буквально через минуту возобновим нашу беседу в эфире. 

Д. Володихин 

— Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук Николай Сергеевич Борисов. Тема нашего разговора: государь Борис Гоуднов. Николай Сергеевич, ну что же, мы подходим к огненному рубежу в судьбе вашего героя: 1598 год — умирает царь Фёдор Иванович, именем которого и правами которого держалась власть Бориса Годунова. Как вы думаете, те, кто были свидетелями событий, которые разыгрались в Кремле, полагали, что действительно следующим правителем непременно будет и так взявший всю власть в руки Борис Годунов, или было некое сомнение, метание, борение? 

Н. Борисов 

— Разумеется, там шла жестокая борьба. И все, кто ненавидел Бориса Годунова, а таких было очень много среди высшего круга аристократии, они все оживились и с разных сторон начали делать подкопы под его могущество. И Борису для того, чтобы утвердить себя, утвердить себя как государя, понадобилась поддержка Земского Собора. И созывается Земский Собор в 1598 году, и на этом Земском Соборе идёт такая, так сказать, партийная борьба, группировки различные. Но в конце концов, во многом благодаря поддержки Церкви, Патриарха, во многом благодаря собственным безусловным политическим способностям, таким способностям к тонкой интриге,Борис побеждает. Земский Собор утверждает его царём, таким образом это первый в нашей истории выборный царь, это тоже особо следует отметить, потому что это меняет статус государя, меняет отношение народа и власти. Одно дело, когда Рюриковичи, которые правили много веков и были как бы самим Богом поставлены над народом. Рюриковичи — это правители, с которыми спорить невозможно: всё, что они делают, как Грозный говорил, всё от Бога. А другое дело, когда выборный царь. Выборный царь — это само по себе что-то такое странное. Ведь царь — он отец, царь-батюшка. Выборный отец не может быть, отец — он или отец, или он не отец. 

Д. Володихин 

— Приёмный — ещё туда-сюда, но выборный отец — это, конечно, странно. 

Н. Борисов 

— Странно, да. Поэтому авторитет Бориса Годунова сразу как бы падает от того, что он царь не по крови, а царь по избранию. А что такое избрание — все понимают, что это игра разных партий и прочее. 

Д. Володихин 

— Многомятежное человеческое хотение. А ведь Рюриковичи-то оставались, вполне высокородные: Шуйские — Рюриковичи, князья Ростовские — Рюриковичи, Воротынские — Рюриковичи. И Борис Фёдорович как бы обошёл их, скажем так, в предвыборной гонке. Они теоретически могли претендовать? 

Н. Борисов 

— Конечно, могли претендовать и претендовали. И поэтому здесь возникали острые конфликты, которые проявились в частности годом позже или двумя, но во всяком случае, застарелый такой был конфликт с Романовыми. Потому что Романовы очень серьёзно тоже претендовали на верховную власть, поскольку первая жена Ивана Грозного, царица Анастасия, она была из того рода, из которого позднее пошли Романовы. Так что здесь борьба была, конечно, очень жестокая, и в этой борьбе сыграло свою роль то, что неожиданно стихийные бедствия обрушились на страну — это бесконечные дожди, засуха, три года подряд неурожай. 

Д. Володихин 

— То есть фактически Борис Фёдорович венчался на царство, и очень быстро на его голову обрушились бедствия, которые слабый правитель просто не вынес бы — довёл бы, может быть, и до развала всё государственное здание. 

Н. Борисов 

— Совершенно верно. И вот в истории Бориса Годунова огромное значение имеет такое понятие, в общем, метафизическое, но тем не менее по-своему реальное: понятие судьбы. Судьба была против него, или, как в античности говорили, «рок». 

Д. Володихин 

— Или Господь Бог. 

Н. Борисов 

— Или Господь Бог, да. Но, во всяком случае, что-то, что сильнее всех его тонких политических ходов, сильнее всего. И когда начались все эти бедствия, естественно, народ рассуждал просто: что Бог гневается на нашу страну и наказывает её вот этим страшным бедствием, от которого вымерло 30% всего населения. А дальше возникал следующий вопрос: ну хорошо, гнев Божий должен быть по какой-то причине. Но какая причина? Причина должна быть очень серьёзная, весомая, за которую мы все должны, так сказать, терпеть. И вот тут-то и вспомнили, что, может быть, вот это преступление Бориса, может быть, царевич-то в Угличе по его приказу?.. И наверняка кто-то подбросил, так сказать, эту идею, это мнение в толпу, и она оказалась очень плодотворной для объяснения гнева Божия. И дальше уже Борис борется с призраком — вот с этим призраком, восставшим из могилы Димитрия. И эта борьба ему была не по силам, конечно. 

Д. Володихин 

— Но вот, Николай Сергеевич, хочу задать несколько провокационный вопрос: а не кажется вам, что этот государственный деятель, умный, способный, несомненно полезный для России в те годы, когда он правил из-за спины царя, со смертью государя Фёдора Ивановича должен был всё-таки отступиться и уступить место кому-то, кому оно должно было принадлежать по праву — тому, у кого больше прав было на это место? Или вы думаете, что лучшего бы всё равно со страной не произошло? 

Н. Борисов 

— Я думаю, что Борис уже просто не мог отступить, потому что законы власти таковы, что чем выше взбираешься, тем больнее падать, как говорится. И просто сказать, что я ухожу, пусть кто-то другой правит, но это следующий тут же начал бы гонения, конечно, против семьи Годунова, против него самого, сразу вскрылись бы его какие-то грехи старые, как это у нас часто бывает, нашли бы, так сказать, виноватого. Но я думаю другое, что слабость Бориса была в том, что у него не было харизмы. Вот он был умный, тонкий, хитрый человек, но в той ситуации, когда пошли уже грандиозные вот эти трагические события начала семнадцатого века, нужен был харизматический лидер, то есть человек, который бы сказал: «Идите за мной, я знаю, как делать, я Богом благословен, всё — вперёд!» — и вся толпа бы пошла за ним. А Борис не был харизматиком, он всё пытался объяснить, доказать, всё как-то устроить — вот тут он был гений интриги. А нужен был другого склада человек, нужен был какой-то фанатик, вот современным языком выражаясь. 

Д. Володихин 

— Это как на войне: великолепный, умный полководец может рассчитать всю битву, сидя в походном шатре и даже лицом не поворачиваясь в сторону неприятеля, а для этого ему понадобится совершенно другого склада личность, которая возглавит конную атаку атаку с шашкой наголо и прорвёт позиции неприятеля. Если такая личность окажется с противоположной стороны, то все хитроумные размышления, все хитроумные планы стратега окажутся разбиты вот этой бешеной отвагой. 

Н. Борисов 

— Да, и появляется фигура Лжедмитрия, которая говорит: «Я царь! Всё, все за мной побежали!» И он говорит это с такой уверенностью, с такой фантастической наглостью, может быть, что все поверили: «Да, вот он — царь. Вот этот похож на царя!» — царь должен глупости делать, так, утрировано говоря. 

Д. Володихин 

— Великие глупости.  

Н. Борисов 

— Да, великие глупости — на то он и царь.  

Д. Володихин 

— Но вот Лжедмитрий Первый появляется в 1604 году, к тому времени Борис Годунов правит уже шесть лет. И вот давайте посмотрим: во время этого своего истинного царского правления — не вот правления в роли главы боярской Думы, как бы квазипремьер-министра, а именно на троне — Борис Фёдорович оставил у народа скверное впечатление. Но делал ли он что-нибудь настолько полезное, чтобы это впечатление исправить? Вот вы говорите, что он сражался с призраками — да, наверное, это так. И в конце концов призрак материализовался в виде настоящего самозванца. А какие-то его деяния, которые могли бы его оправдать в глазах народа, за это время были совершены? 

Н. Борисов 

— Ну конечно. Борис, вообще, старался заслужить любовь народа, и об этом у Пушкина тоже прекрасно сказано. Борис раздавал в голодные годы государственные запасы, Борис устраивал общественные работы, чтобы как-то прокормить людей, Борис — вот это театральный, может быть, жест, но, в общем-то, сильный жест, когда он за воротник своей рубашки взял и сказал, что «последнюю рубашку готов разделить со своими поданными, если это нужно будет сделать». Так что Борис всё, что от него могло зависеть, чтобы сохранить свой авторитет, чтобы любовь народа как-то получить себе, он делал, но этого оказалось мало, этого оказалось недостаточно. 

Д. Володихин 

— Кстати, напомним, что именно в эти годы вот та знаменитая Смоленская крепость, по остаткам которой сейчас водят туристов часами — она была завершена именно при нём. 

Н. Борисов 

— Фёдор Конь — это его, так сказать, выдвиженец. 

Д. Володихин 

— Креатура. 

Н. Борисов 

— Креатура, да. И Астраханский кремль тоже, и Смоленский кремль... 

Д. Володихин 

— И в самом Московском кремле ведь он, насколько я помню, хотел выстроить «Святая святых» — величественный храм на Соборной площади. 

Н. Борисов 

— Да, уже начали материалы свозить, а потом всё рухнуло. 

Д. Володихин 

— Ну, нет того, кто всё это затеял, и соответственно, всё рушится, потому что всё должно рухнуть. Но вот первое время, когда Борис Фёдорович начинает войну с самозванцем, драться не с призраком, а с человеком из плоти и крови ему удаётся не так уж и плохо. 

Н. Борисов 

— Ну да, конечно. На самом деле, пока Борис был на троне, он сохранял своё влияние, он сохранял контроль над страной. Ведь нельзя забывать, что он умер царём — его никто не свергнул, его никто не победил. Он умер, скорее всего, от инсульта, и это была тоже судьба, тут уже ничего не поделаешь. 

Д. Володихин 

— Мы доберёмся до того момента, когда он скончается. Вот, во всяком случае, когда он борется, он счастлив в сражениях с Лжедмитрием или уже при нём всё начинает валиться? 

Н. Борисов 

— Я думаю, что, как любой человек, он совершал ошибки: у него были умные ходы, а были ходы, которые неправильно совершенно он делал. Мне кажется, что вот таким неправильным решением было решение посылать против Лжедмитрия своих бояр: Мстиславского, того же Шуйского — ему ы  было самому идти во главе войска туда, взять сабельку вострую, и вперёд.  

Д. Володихин 

— Епанчишку надеть... 

Н. Борисов 

— С таким безумным порывом царь вот идёт, за ним все... А вот здесь он как-то начал опять хитрить, чего-то думать, кого назначить командующим, кого не назначить. Надо было здесь проявить тот драйв, как мы сейчас говорим, который у государя должен быть — у настоящего, большого государя. 

Д. Володихин 

— Впереди на лихом коне. Но такой драйв, как вы выразились, какой был когда-то у Дмитрия Донского. Ну что ж, мы говорим сейчас о трагических обстоятельствах. Я думаю, будет правильным, дорогие радиослушатели, если вы услышите в радиоэфире трагическую мелодию из той же оперы Мусоргского «Борис Годунов». 

(Звучит музыка.) 

Д. Володихин 

— Дорогие радиослушатели, признайтесь честно: вам страшно? Во всяком случае, мне, так всякий раз становится не по себе, когда я слышу эту мелодию. Это мелодия смуты, страха, наступающей тьмы, но чтобы там ни было, а у нас здесь замечательный островок светлого радио — радио «Вера». В эфире этого радио передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с замечательным историком, доктором исторических наук, заведующим кафедрой истории России до начала девятнадцатого века исторического факультета МГУ Николаем Сергеевичем Борисовым продолжаем разговор о Борисе Годунове. Вот мы вплотную подошли к последнему сроку в судьбе Бориса Годунова. Он не потерпел поражения на поле брани — бояре его, которых он отправил, не то чтобы сражались блистательно, они сражались то хорошо, то не очень, то вновь хорошо. Но, в общем, Лжедмитрий оказался в довольно сложном положении. Он мог бы и быть раздавлен, если бы Борису Годунову Бог дал несколько больше бы времени и несколько больше, может быть, той отчаянной отваги, о которой вы говорили. Но этого не произошло — Борис Фёдорович умирает. Существует точка зрения, что он был отравлен какими-то недоброжелателями. До какой степени, Николай Сергеевич, эта точка зрения заслуживает внимания? 

Н. Борисов 

— Знаете, я думаю, что Борис умер естественной смертью, во всяком случае, описание его последних часов жизни, которое мы можем найти у некоторых иностранных авторов, говорит о том, что это очень походе на кровоизлияние в мозг, на инсульт. Не углубляясь в медицинские тонкости, могу сказать в этой связи ещё, что источники говорят, что в конце жизни он много болел. И порой даже на заседания Боярской думы его просто приносили в кресле, потому что он не мог встать, его выносили, чтобы он присутствовал на каких-то торжественных мероприятиях. Поэтому просто человек не выдержал той огромной нагрузки, которую он тянул на себе в течение 20 лет фактически. 

Д. Володихин 

— А сколько ему было лет, когда он ушёл из жизни? Это 1605 год. 

Н. Борисов 

— Он был 52-го года рождения — 1552 года рождения. Значит, 52-53 — что-то около этого. 

Д. Володихин 

— Да, он разменял шестой десяток. По нынешним временам — даже не пенсионер, скажем так! Но вот по тем временам это уже возраст порядочный: Иван Четвёртый умер в 54 года, в общем, Романовы — Михаил Фёдорович, Алексей Михайлович, Фёдор Алексеевич, Иван Алексеевич — все они умерли в возрасте, уступающем возрасту Годунова, они не дотягивали до 50 лет, некоторые много не дотягивали. Таким образом получается так, что, да, наверное, для начала семнадцатого века это возраст почтенный — не как сейчас. Вполне, наверное, вы правы, Николай Сергеевич, действительно, болезнь порой гораздо лучше яда и кинжала объясняет то, что более человека с нами нет. 

Н. Борисов 

— Да, я бы здесь ещё заметил то, что, конечно, он последние часы своей жизни думал прежде всего о том, как спасти семью. Он был хороший семьянин — об этом многие пишут. И у него оставался сын Фёдор, которому он заставил бояр присягнуть, но он понимал, что бояре могут сегодня присягнуть, а завтра изменить. 

Д. Володихин 

— Ну не завтра, так послезавтра. 

Н. Борисов 

— Да, это всё такие вещи условные. И поэтому, конечно, можно ему только посочувствовать: он чувствовал, что без него, скорее всего, никто не сумеет удержать власть в руках из его семьи. И если бы он остался жив, я уверен, что он справился бы с самозванцем. 

Д. Володихин 

— Да, такой шанс был. Но, скажем так, вот его сын — человек, которого отец воспитывал, холил и лелеял сознательно как наследника престола, давал ему лучших учителей. Что представлял собой сын к моменту, когда отца хватил удар? Ведь он уже был достаточно взрослым, сформировавшимся, хоть и молодым человеком. 

Н. Борисов 

— Я сейчас точно не скажу, но что-то около 16 лет ему было. 

Д. Володихин 

— Ну по тем временам это нормальный срок для того, чтобы восходить на престол.  

Н. Борисов 

— Да, он был, конечно, уже вполне развившийся юноша — отец его готовил. Поэтому вот эта вот знаменитая сцена, опять-таки, у Пушкина, где царевич сидит с картой России и, значит, реки там рисует, города. Борис приходит, говорит: «Что это? Карта? О, какой ты молодец — ты так знаешь нашу Россию». В общем, он мог бы править, если бы за его спиной стояла бы мощная поддержка какого-то клана или, может быть, нескольких кланов боярских. То, что давал ему отец, уже никто не смог ему дать. И конечно, его собственного опыта не хватило. 

Д. Володихин 

— Сколько он продержался? 

Н. Борисов 

— Около двух месяцев. 

Д. Володихин 

— Это значит, что в тот момент на фронте началась, что называется, массовая измена, то есть Лжедмитрий не сам прорвался к Москве и сверг сына Бориса Фёдоровича. 

Н. Борисов 

— Нет, там под Кромами фактически московская армия бежала в сражении с войсками Лжедмитрия, причём бежала даже без боя. Такой какой-то фантастический был момент: вроде как татары Казы-Гирея, когда московские войска в панике бросились обратно. 

Д. Володихин 

— «Знаете, мы хотим вам сдаться!» Кто не хочет — тот бежит, кто хочет — поднимает руки. 

Н. Борисов 

— Да, совершенно верно. Бояре заранее договорились тайком о том, что они не будут воевать. Ну а простой народ — стрельцы те же, дворяне — они не хотя умирать за царя, которого они не уважают, не знают. 

Д. Володихин 

— За царя-юношу. 

Н. Борисов 

— Да. При том, что вот этот миф о том, что преступление его отца... в общем всё это против него работало. 

Д. Володихин 

— То есть фактически Лжедмитрий шествовал в Москве через распахнутые ворота городов и крепостей. Если под Кромами ещё могли быть какие-то военные действия, споры: кто-то собирался сдаться, а кто-то собирался скорее уйти подальше отсюда и уберечь себя от резни, которая в таких случаях происходит, — то дальше-то армия Лжедмитрия идёт и растёт, как снежный ком, и почему-то все открывают ворота. Неужели все так были настроены против Годуновых? 

Н. Борисов 

— Видимо, да. Потому что когда представители Лжедмитрия пришли в Москву — Гаврила Пушкин и Наум Плещеев — и в Москве начали, так сказать, пропаганду свержения Годуновых, то народ сразу радостно кинулся громить дома Годуновых. Годуновым пришлось прятаться где-то на подворьях. Так что, ненависти было много к Борису. 

Д. Володихин 

— А уж как аристократия, то же самое боярство, встречала Лжедмитрия — с большей гораздо любовью, чем тех же самых Годуновых: вот он нас освободит от сего злокозненного рода! Что это значит? В сущности это значит, что когда-то Борис Фёдорович, взяв, именно силой взяв трон, как вы говорили, желая защитить свою семью, пожалел родню; и её же насмерть погубил через семь лет, потому что взяв то, что ему по большому счёту не принадлежит, он повесил над ней мечи многих аристократических семейств. В решающий час за Годуновых мало кто встал. Но вот разве что Патриарх убеждал, что не стоит бунтовать, но его свергли с московской кафедры. Что же произошло с семейством Годуновых в этой отчаянной ситуации, когда у них почти не осталось охранников? 

Н. Борисов 

— Произошло то, что должно было произойти, то есть Лжедмитрий сказал, что не въедет в Москву до тех пор, пока живы Годуновы. И он отправил Голицына с несколькими помощниками. Они пришли в палаты, где укрылись в это время Годуновы, и Фёдор, и его мать Мария Григорьевна, дочь Малюты Скуратова, были задушены. Ксения, дочь Бориса Годунова, осталась целой, живой, но когда вошёл уже в Москву Лжедмитрий — собственно, он приказал её не убивать, — он взял её к себе в наложницы, какое-то время она жила у него. Потом, когда уже надвигается свадьба Лжедмитрия с Мариной Мнишек, Марина Мнишек говорит, чтобы этой Ксении здесь не было. Её отправляют в Подсосенский монастырь в районе Троице-Сергиевого монастыря — такой глухой, маленький женский монастырёк — и там постригают. И она как пострижница там живёт. Потом она находится в Троице-Сергиевой лавре во время знаменитой осады 1608-10 годов. Потом некоторое время Ксения живёт в Новодевичьем монастыре, а потом возвращается в свой Подсосенский монастырь и там умирает в 1624-м, если не ошибаюсь, году. 

Д. Володихин 

— Опасный она была человек, в сущности, как родная кровь царствовавшего Бориса Фёдоровича... 

Н. Борисов 

— Да, конечно, она могла теоретически претендовать на трон. 

Д. Володихин 

— И была бы серьёзным претендентом, или её муж, во всяком случае их ребёнок — так уж точно. Но а весь род Годуновых — ведь он не был истреблён до конца. Насколько я помню, род был исключительно многолюдный, и кто-то из Годуновых уцелел. Впоследствии он участвовал в войнах Смуты, даже ещё занимал какие-то должности при Михаиле Фёдоровиче. Куда делись Годуновы? 

Н. Борисов 

— Вы знаете, Годуновых было действительно много — род был такой ветвистый. Но самые выдающиеся представители этого рода — это, конечно, сам Борис Годунов, затем его дядя Дмитрий Иванович Годунов, который был постельничим у Ивана Грозного. 

Д. Володихин 

— Видимо, он-то Бориса Фёдоровича и вывел... 

Н. Борисов 

— Видимо, он-то и выдернул — совершенно верно, потому что постельничий — это как бы начальник личной охраны, который осматривал все покои, чтобы не было никаких спрятавшихся злодеев там. И вообще такие должности доверяли только самым преданным людям. А третий — это Семён Годунов, который уже при Борисе был начальником политического сыска и которого все ненавидели. И когда Лжедмитрий вошёл в Москву, то по его приказу этот самый Семён Годунов был арестован, отправлен в Переславль-Залесский, там была ещё с давних времён политическая тюрьма, и там он был задушен по приказу Лжедмитрия Первого. Вот такая история. Так что один только Дмитрий, дядя, мирно кончил свои дни в правление своего племянника Бориса, а сам Борис скончался, как мы говорили, в апреле 1605 года. 

Д. Володихин 

— Но какое-то количество, скажем так, мелких Годуновых осталось... 

Н. Борисов 

— Но они не заметны на политической сцене восемнадцатого века. 

Д. Володихин 

— В семнадцатом-восемнадцатом... да, уже это воеводы крепостей, не возглавляющие армию, уже они в боярах не являются. И в конце концов мужская линия рода извелась, осталась только женская. Но вот когда сейчас собираются монархисты и говорят: «Вот из какого рода будем при возрождении монархии людей брать? Ну, Романовы, Рюриковичи, Гедиминовичи, а вот ещё были Годуновы — там только по женской линии или их близких родственников Сабуровых». Так что вот с этой стороны что-то такое от рода осталось. Николай Сергеевич, время нашей передачи подходит к концу. Память даже не о Борисе Фёдоровиче — вы его охарактеризовали достаточно положительно, — а именно о семействе Годуновых, ради которых Борис Фёдорович старался и в конечном итоге всё же перестарался, какова должна быть память о них в целом? 

Н. Борисов 

— Память о Годуновых в целом — это... как бы вам сказать? Это часть нашей истории, мы историю должны помнить во всех её вариантах — и позитивных, и негативных, и трагических. Это, безусловно, важная часть нашей истории — история рода Годуновых. Кроме того, это некая иллюстрация к вечной теме — теме «мораль и власть». История Годуновых, трагическая судьба Годуновых — это вот связано с этим. Ну а потом, конечно, это тема, наверное, для многочисленных литературных, художественных фантазий, произведений. Как мы знаем, и Александр Сергеевич Пушкин, и Алексей Константинович Толстой, и многие ещё на эту тему писали. 

Д. Володихин 

— И современный фантаст Роман Злотников! 

Н. Борисов 

— Да? 

Д. Володихин 

— Да. И что же, остаётся только пожелать, чтобы история этого рода, трагическая, величественная, в чём-то страшная, а в чём-то красивая, продолжала быть на слуху и на устах у людей, и давала писателям, кинематографистам, деятелям театра замечательный материал для новых художественных произведений. Я благодарю вас, Николай Сергеевич, за замечательный нынешний разговор. И мне осталось сказать: дорогие радиослушатели, благодарю вас за внимание, до свидания! 

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем