«Битва народов под Лейпцигом»

У нас в гостях был историк, публицист, директор образовательных и просветительских программ Фонда исторической перспективы Александр Музафаров.

Разговор шел о битве под Лейпцигом в 1813 году — крупнейшем сражении Наполеоновских войн и в мировой истории до Первой мировой войны — как союзным армиям России, Австрии, Пруссии и Швеции удалось разбить армию Наполеона и какую роль в этой победе сыграли русские войска.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин:

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, исторический публицист, руководитель образовательных и просветительских программ фонда «Исторические перспективы» Александр Музафаров. Здравствуйте!

А. Музафаров:

— Здравствуйте!

Д. Володихин:

— И мы сегодня вместе с вами будем говорить об одном славном юбилее русского оружия — 210 лет в этом году отмечается с триумфа русского оружия в битве народов при Лейпциге 1813 года. Собственно, битва была колоссального масштаба, задействовано было столько сил, сколько в XX веке, в эпоху Второй мировой войны могли задействовать во фронтовой наступательной операции, то есть это битва народов не только по названию, но и по масштабу, ну и, наконец, кроме того, в ней участвовали действительно представители, по-моему, с дюжины государств: Россия, Австрийская империя, Пруссия, Швеция, Франция, Саксония и несколько небольших немецких государств, поменьше Пруссии и Саксонии, и кроме того, там участвовали ещё и польские войска, то есть, иными словами, это своего рода сражающийся внутри себя интернационал. Битва решила судьбу кампании 1813 года и, по большому счёту, поставила точку в решающей фазе наполеоновских войн. После этого говорить о какой-либо победе Наполеона на просторах Центральной Европы стало более невозможным, можно было говорить лишь о том, удастся ли Наполеону уберечь от полного краха и поражения свою Францию. Ну вот об этом мы, может быть, в следующем году поговорим, потому что будем отмечать юбилей взятия Парижа, ну а сегодня мы вернёмся именно к Лейпцигской битве. Первый мой вопрос Александру Музафарову: собственно, заграничный поход русской армии 1813 года, а также действия союзников России, австрийцев и прусаков, в общем-то, были отмечены чрезвычайно тяжёлыми сражениями, война с Наполеоном, пусть и разбитым в России, всё же шла не в одни ворота, союзники то побеждали, то проигрывали, то опять побеждали, и, насколько я понимаю, к осени 1813 года, когда произошла битва при Лейпциге, вопрос о доминировании Центральной Европы решён не был.

А. Музафаров:

— Да. Надо напомнить, что в декабре 1812 года победоносные русские войска изгнали наполеоновскую Великую армию, а вернее, то, что от неё осталось, за пределы Российской империи, и хотя французские историки сейчас доказывают, что Наполеон выиграл все сражения, которые дал в России, но даже они не могут опровергнуть факт, что войну-то он при этом проиграл, а от Великой армии обратно ушло где-то около десятой части.

Д. Володихин:

— Да нет, там гораздо меньше десятой части.

А. Музафаров:

— Ну, там было 600 тысяч, обратно убралось около 49 тысяч в общей сложности, то есть уцелело совсем немного.

Д. Володихин:

— Причём, надо сказать, что части этой Великой армии — это австрийские и прусские части, которые очень быстро сориентировались в новых военных обстоятельствах и из врагов Российской империи переквалифицировались в её союзников.

А. Музафаров:

— Да, это был очень интересный момент, и связан он был с чем: наполеоновская диктатура, то есть персонифицированный вот этот вот революционный режим, который родился во Франции, персонифицировался в фигуре Наполеона и был навязан с помощью его военного гения всей Европе, нельзя сказать, что он в Европе вызывал всеобщий энтузиазм. Да, там были прогрессивные, как их тогда называли, просвещённые люди, которые это всё поддерживали, но были люди, которые говорили «да-да, нация — это хорошо, но у нас своя — немецкая нация и нам французы без надобности». Но до 1812 года эти люди либо сидели так, скрепя сердце, либо отваживались на безумные совершенно выступления, как выступление майора Шталя, либо уходили из своей земли и вступали в русскую армию. Знаменитый прусский военный теоретик, генерал Карл фон Клаузевиц, он уволился из прусской армии накануне войны 1812 года, приехал в Россию, сказав, что «я не знаю ни слова по-русски, но я хочу воевать с поработителем моего отечества» и всю войну 1812 года носил на русский мундир.

Д. Володихин:

— Ну, в общем, его можно понять.

А. Музафаров:

— Да. И поэтому поражение Наполеона, или, как написал император Александр I: «Суд Божий, свершившийся над французами на полях России», показал Европе: о, так можно! Что Наполеон, действительно, не непобедим, его можно победить, у русских получилось. И тогда на сторону Александра I начинают переходить, это очень интересный процесс, монархи и народы, не просто короли, ориентировавшиеся в политической ситуации, а начинается массовое антинаполеоновское движение в Европе. Вот та же самая прусская армия, она во многом добровольческая, вот ландве́ры — это добровольцы, которые организуются для того, чтобы изгонять Наполеона из немецкой земли и это вообще очень важная часть для немецкой национальной истории, потому что у них тогда возникает идея о единстве Германии, вот именно тогда они крадут у австрийцев мелодию гимна и начинают петь на её мотив «Deutschland uber alles» — «Германия превыше всего». Австрийцы вспоминают о том, что они великая нация, что когда-то они были Священной Римской империей, и не так давно, всего шесть лет назад, тем более они не готовы терпеть Наполеона.

Д. Володихин:

— И даже корпуса Великой армии наполеоновской, которые отступают вместе с ней за пределами России и по идее должны пока ещё подчиняться приказам наполеоновского командования — ничего не действует, чтобы повернуть штыки вновь против русских, ищут способа спокойно убраться оттуда и, может быть, даже начать действие против Наполеона, вот тот же самый генерал Йорк.

А. Музафаров:

— Да, совершенно верно. Прусский корпус генерала Йорка, он вступает в переговоры с русским командованием, как раз тут пригодился тот же Клаузевиц, который нашёл с ним без проблем общий язык, и переходит на его сторону. Надо отметить, что в рядах, кстати, русской армии были ещё и добровольческие формирования европейцев, был там испанский полк, который Наполеон пригнал в Россию, который чуть ли не в полном составе перешёл к русским, был русско-немецкий легион добровольческий, то есть подобного рода формирований было довольно много, и вот эти силы начинают наступление на Европу. Почему начинается война? Вот иногда можно встретить такое: «вот вы изгнали французов, надо было вот и остановиться, и пусть европейцы бы сами себя спасали». Но император Александр I и командование русской армии хорошо понимало, что Наполеон не успокоится. Один раз его разбили, он человек умный, он сделает выводы, он может подготовиться получше, там, шубы сошьёт или ещё что-нибудь, чтобы от мороза не страдать, и попробует снова, поэтому его надо добивать, пока он не ушёл, тем более, что Наполеон ни о каком мире разговоров не поднимал. Он спешно проводил во Франции кампании по мобилизации, там призывали уже 16-летних мальчишек, французы за глаза называли это «Мари -Луиза» в честь императрицы, которая занималась мобилизационными мероприятиями, то есть там начинались массовые насильственные вербовки в армию подданных контролируемых Наполеоном стран: итальянцев, поляков-добровольцев собирали, даже литовцев каких-то призвали, там два литовских полка у них было, то есть Наполеон интенсивно готовился к сражению, и эти сражения начались уже весной-летом 1813 года.

Д. Володихин:

— В этот момент против него уже официально выступает правительство Пруссии, Австрии.

А. Музафаров:

— Пруссия, Австрия, да, и Российская империя. Но надо напомнить так, для полноты картины, что в это время второй рукой наполеоновская Франция отбивается в Испании, где как раз англо-испанские войска одерживают победу при Вито́рии и вышибают французов за пределы Пиренейского полуострова. То есть там идёт война, но тут, чтобы показать уж совсем картину глобальную: в этот момент силы Англии отвлечены, потому что в войну на стороне наполеоновской Франции вступают Соединённые Штаты Америки, и англичане вынуждены предпринимать десантную операцию против своей бывшей колонии, они там сожгли Белый дом, взяли Вашингтон, но вот часть сил британских вынуждены отбиваться где-то за морем, потому что такой вот полыхает пожар вот этого страшного этапа мировой войны. А 1813 год, весна-лето — это битва за Германию. Наполеон очень старается удержать немецкие земли под своим контролем, потому что это экономика, это источник вербовки новых сил, а главное, ему надо вернуть европейским народам веру в свой военный гений: «я вот, мол, великий полководец, в России что-то не получилось, ну, случайность, а вот сейчас я покажу». И реально показывает, потому что, скажем, в сражении под Дрезденом союзники терпят поражение...

Д. Володихин:

— А до этого Лютцен и Бауцен, это тоже поражения.

А. Музафаров:

— Совершенно верно. Да, были успехи, был успех под Ку́льмом...

Д. Володихин:

— Если я правильно помню, под Кульмом именно русские дивизии разгромили, фактически привели к уничтожению огромного корпуса французского генерала Ванда́ма.

А. Музафаров:

— Да, совершенно верно, причём русские подошли достаточно быстро, оказали помощь пруссакам, прусский король был так этим восхищён, что наградил всех русских участников сражения «железным крестом» — прусской наградой, в русской армии это награда называлась «Кульмский крест», и по нему было хорошо видно ветерана заграничных походов, потому что многие его носили, награждали им и солдат, и офицеров, это была очень такая интересная награда. Потом была полковым символом Лейб-гвардии Егерского полка, если память не изменяет.

Д. Володихин:

-Но так или иначе Кульм, с одной стороны, повернул от начальных поражений заграничного похода русской армии, повернул к победам, но он не решил, в общем-то, всех проблем. Началась тотальная мобилизация, как в России, так и во Франции, готовились обе стороны к решающим битвам.

А. Музафаров:

— Да, совершенно верно, Наполеон сосредотачивал очень крупные силы, и ему удавалось сдерживать союзников в Восточной Германии. Да, был прорыв на север, корпус маршала Даву́ был осаждён в Гамбурге, собственно, там он до конца войны сидел, и Наполеону была тяжело потеря не сколько корпуса, сколько изоляция его лучшего маршала Луи-Николя Даву, ему не хватало этого человека потом, и под Лейпцигом, и в других местах, но тем не менее, Наполеон собрал достаточно большую команду своих генералов, собрал достаточно крупную армию, и уже к концу лета 1813 года он располагал армией почти в 200 тысяч человек.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». Мы обсуждаем с замечательным историком, историческим публицистом Александром Музафаровым историю битвы народов при Лейпциге 1813 года, и поскольку в ней участвовала российская гвардейская кавалерия, сейчас в эфире прозвучит марш Лейб-гвардии Конного полка.

Звучит марш

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, мы продолжаем разговор о Лейпцигском сражении 1813 года, и здесь мне хотелось бы прокомментировать слова Александра Азизовича: Наполеон действительно собрал очень значительную армию, ему не хватало кое-чего. Ну, во-первых, конский состав он угробил в России, заменить хорошими конями тех кляч, которые у него в 1813 году были даны кавалерии, он не мог, потому что их просто неоткуда было взять. Еще одна проблема: не хватало артиллерии. То есть, условно говоря, он поставил в строй очень много пехоты, в ней было маловато ветеранов, но ее было просто очень много. Союзники за этот период, а там было определенное затишье в боях, отмобилизовали больше народу. В принципе, они превосходили к осени 1813 года Наполеона во всем: в пехоте, в кавалерии, в артиллерии. Но понимаете, какая сложность: дело в том, что в Центральную Европу достаточно сложно было доставить резервы из глубин России, и достаточно сложно было доставить резервы, которые вели шведские генералы — еще один участник этой коалиции, но просто расстояние достаточно большое, и у Наполеона был шанс: до того, как все резервы подойдут, ударить и разбить то, что уже стоит против него на фронте этой Великой войны.

А. Музафаров:

— Да, Наполеон сосредотачивает свою армию и начинает выдвижение к столице Саксонии, к Лейпцигу. Там в этот момент действует Русско-австрийская армия под командованием австрийского фельдмаршала Карла Шварценберга, лучшего австрийского генерала этой войны...

Д. Володихин:

— Да, кстати, и его корпус, который отступал из России, точно так же когда-то оказался из врагов союзниками.

А. Музафаров:

— Да. Император Александр Павлович понимает важность этого места и отдаёт приказ о сосредоточении там всех наличных сил союзников. Ну, приказ-то он отдал, а сосредотачивались они, в общем-то, не быстро, то есть подошла сначала ещё одна русская армия под командованием Баркла́я-де-То́лли, и к началу сражения союзники сосредоточили под Лейпцигом около 200 тысяч человек при примерно тысяче орудий.

Д. Володихин:

— А у Наполеона?

А. Музафаров:

— Наполеон сосредоточил больше людей, у него было 210 тысяч человек примерно, но пушек у него было 700, то есть так быстро восстановить артиллерию, потерянную в России, он не мог.

Д. Володихин:

— Ну, и к тому же у союзников была надежда, что идут резервы, и их пополнят, и тогда они по численности войск будут превосходить Наполеона.

А. Музафаров:

— Да, и это было важно, потому что Наполеон действительно был тактическим гением. Как говорил много воевавший с ним, собственно, победивший под Ватерлоо герцог Ве́ллингтон: «на поле боя его шляпа стоит 50 тысяч человек», просто он думает настолько быстро, что это вот иначе компенсировать сложно. Поэтому, конечно, воюя с Наполеоном, желательно было эти самые 50 тысяч иметь дополнительно. Надо отдать должное, что вот, скажем, прусский командующий фельдмаршал Ге́бхарт фон Блю́хер, что интересно, один из самых пожилых и один из самых энергичных генералов прусской армии, ему было уже за семьдесят, но он был такой очень боевой деятель, он рвался в бой.

Д. Володихин:

— Железный дедусь.

А. Музафаров:

— Да, и его войска проделали почти 60-ти километровый марш форсированный, и всё-таки успели, на второй день они подошли к полю сражения. Если говорить о командном составе, то у Наполеона в этом плане ситуация выглядела несколько лучше, потому что армией командовал он сам, и под ним были его маршалы. Если посмотреть, кто там был: там был Мише́ль Ней, там был Мармо́н, там был Макдональд, Иоахим Мюра́т и Юзеф Понято́вский. В принципе, это очень неплохие командиры, но здесь бросается в глаза одно — Наполеону не хватает интеллектуальной мощи, потому что Ней, Мюрат и Понятовский — это генералы, которым вот цель указали: «цель вижу — препятствий не вижу, за мной, вперёд!» Да, это бесстрашные воины, хорошие тактики...

Д. Володихин:

— Такие тактики-пробойники.

А. Музафаров:

— Но это вот не стратегия, то есть мгновенно реагировать на меняющуюся ситуацию они не умеют. У Наполеона были генералы и маршалы, которые умели, но вот их-то как раз под Лейпцигом и не было, вот Даву́ был изолирован, Груши́ был где-то ещё, Удино́, по-моему, был в Испании в этот момент, я сейчас точно не вспомню, в общем, здесь его не было, и это для Наполеона усложняло задачу, потому что этой огромной армией надо было управлять.

Д. Володихин:

— Вообще, умники у него действительно держали фронт в Испании.

А. Музафаров:

— Да. И вот здесь надо обратить внимание на ещё одну особенность, вот представьте себе эту колоссальную концентрацию людей, то есть к моменту начала сражения на поле боя находилось более 400 тысяч человек, это примерно в два раза больше, чем население тогдашнего Лейпцига.

Д. Володихин:

— Скорее, даже Лейпциг был при битве.

А. Музафаров:

— И сконцентрированы они были на очень небольшом пространстве, поле битвы, оно такое полукруглое, изогнутое, вот эта дуга, ее протяжённость примерно 15 км, это колоссальная концентрация людей. Вот Лермонтов, вернее, его лирический герой, не случайно будет говорить: «Вам не видать таких сражений», потому что такой концентрации сил и огневых средств на таком коротком пространстве!.. Ну вот мы видим, у союзников 1000 орудий на 15 км фронта, можно сказать, сколько пушек на километр.

Д. Володихин:

— При том, что Лермонтов писал о Бородинской битве, а там не было даже 300 тысяч человек.

А. Музафаров:

— Да, там примерно 120 тысяч русских, 115 тысяч французов, но там, правда, расстояние поменьше, поэтому до сих пор считается самым кровопролитным однодневным сражением в истории, ну потому что для сравнения, в годы Великой Отечественной войны, у советской армии там оборонялась одна дивизия, на неё наступал один немецкий корпус, а Бородино — это две русские общевойсковые армии, первая и вторая — западные, и восемь армейских корпусов французских, и всё на вот этом же узком пятачке, то есть это колоссальная концентрация сил, это характерно для наполеоновских войн, когда уже умеем собирать людей, но ещё не умеем вооружать их так, чтобы их можно было развернуть на большом расстоянии. В армии союзников присутствовали два государя: император Александр I и прусский король Фридрих Вильгельм III. Последний, правда, сразу сказал, что «я тут ни во что не вмешиваюсь, есть генералы, я вот тут в сторонке постою, буду вдохновлять солдат своим героическим видом». А вот Александр Павлович отдавал распоряжение, и вполне заслуженно потом получил прозвище «Агамемнона Европы».

Д. Володихин:

— Притом, надо заметить: и французы, и русские, и австрийцы, и пруссаки — все понимают, что первый день битвы будет решающим, поскольку всё зависит от того, продержатся под ударом Наполеона союзные войска до подхода резервов или нет. В значительной степени первый день — это бой за выигрыш времени.

А. Музафаров:

— Да. И вот здесь, если говорить о командующих, то давайте посмотрим, кто командует союзниками: это считавшийся главным австрийский фельдмаршал Карл Шварценберг, русским контингентом командует Михаил Богданович Барклай-да-Толли, он известен по кампании 1812 года, он ещё не фельдмаршал, фельдмаршалом он станет за взятие Парижа на следующий год. И на второй-на третий день сражения подходят прусский фельдмаршал Блюхер и шведский наследный принц Карл Юхан Бернадо́т, который до этого был наполеоновским маршалом когда-то, а потом судьба его закинула в Швецию, и он теперь уже швед, а не француз.

Д. Володихин:

— Говорили, что у него на теле была наколка «Смерть тиранам», а он с этой наколкой взял и вышел в монархи шведские.

А. Музафаров:

— Не тиран, король всё-таки, добрый человек такой. И вот к 16 сентября концентрация сил начинается, и Наполеон начинает атаковать. Утром 16 сентября французы двинулись как тучи. Цель французов — попытаться сбить с позиций союзную армию, расчленить её и обратить в бегство. И логика Наполеона была следующая: если удастся смешать порядок союзной армии, то вот этим своим наступлением можно будет последовательно разбивать всех, кто подходит ей на помощь, те в лучшем случае смогут прикрыть бегство оставшихся. Эта победа была крайне важна для Наполеона, и, в общем-то, перед началом битвы французский император был полон оптимизма, потому что стратегия союзников до этого строилась на том, чтобы избегать сражений с самим Наполеоном, бить его маршалов — они не такие гении, их можно разбить, что Кульм прекрасно показал. А вот здесь он сам, собственной персоной, вот сейчас он свою гениальность и явит.

Д. Володихин:

— Но одну вещь он забывал. Может быть, помнил, но надеялся, что удастся её избежать: лучшая часть французской пехоты, кавалерии, ветераны, опытнейшие бойцы, полегли в России, и в первых сражениях 1813 года Наполеон был великолепным тактиком, но у него в руках был тот воинский контингент, который, мягко говоря, не был предназначен для реализации великолепных тактических идей. Он не был особенно обучен, не был особенно опытен, не был готов к сложным манёврам, в сущности, он мог выполнять только очень простые приказы и достаточно недолго.

А. Музафаров:

— И был ещё один важный момент, который потом в ходе битвы сыграет важную роль — это мотивация войск, потому что русская армия заслуженно гордилась победой в кампании 1812 года и была готова добивать супостата в его логове. Немцы сражались за своё Отечество, это была для них битва за Германию, и были тем самым вдохновлены. Потом вот в Пруссии поэты будут сочинять, как прусские полки, полные энтузиазма шли, в атаку, и это отчасти было правдой, потому что — да, действительно, это была наполовину добровольческая армия, которая прекрасно знала, за что воюет. А вот в наполеоновской армии ситуация была сложнее: новобранцы, только что призванные, ещё не успели проникнуться этим корпоративным духом «Великой армии», да и дух этот несколько подупал после русского похода. Далее: немецкие контингенты в армии Наполеона — а они там были — они начинали сомневаться вообще: «что мы тут делаем, и на той ли стороне мы воюем?»

Д. Володихин:

— Вот насколько я понимаю, немцы очень различались. Саксонцы в этот момент были ярыми сторонниками Наполеона, и поскольку герцогство Варшавское входило в состав Саксонско-Польской монархии, то там был вообще самый мотивированный во всей французской армии контингент: польские полки, они сражались на поле боя под Лейпцигом просто как сумасшедшие.

А. Музафаров:

— Да, 5-й армейский корпус Великой армии, польский, но тут тоже было не всё так просто, дело в том, что к этому моменту герцогство Варшавское уже занято русской армией.

Д. Володихин:

— Кроме некоторых отдельных крепостей.

А. Музафаров:

— Да, и поляки, они, собственно, воюют уже как бы снова на чужбине.

Д. Володихин:

— За надежду.

А. Музафаров:

— Да, причём, вот один раз у них вроде получилось, а вот получится ли второй раз — уже, возможно, какие-то сомнения возникали.

Д. Володихин:

— Зато и с коалицией союзников тоже не всё в порядке, там шведы не очень хотели вступать в эту драку: «подойдём, покажем своим видом, может быть, не придётся», но и некоторые мелкие немецкие государства тоже были в сомнениях: а кто победит, непонятно.

А. Музафаров:

— Да, кто победит, и вообще: «зачем идти мне с вами в бой, коль этот бой совсем не мой», да?

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы расстаемся с вами буквально на одну минуту, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, исторический публицист, руководитель образовательных и просветительских программ Фонда исторической перспективы Александр Азизович Музафаров. Мы вспоминаем триумфальный успех в битве народов при Лейпциге 1813 года, а в этом году мы отмечаем 210 лет с момента этого успеха русского оружия. Итак, начало битвы.

А. Музафаров:

— Итак, французы начинают атаку. Атака в те годы начинается с такой мощной артиллерийской канонады. Причем, вопреки современному использованию артиллерии, артиллерия тогда выдвигается в передовую позицию и стреляет в основном прямой наводкой, просто в силу характеристик тогдашних пушек. И вот здесь начинает сказываться превосходство союзников в численности орудий, почему это было важно — потому что это позволяло им маневрировать огнем. Орудия той эпохи, вот если посмотреть, скажем, диспозицию и Лейпцигского сражения, и Бородинского сражения, можно подумать, что что-то генералы-артиллеристы делают не то, потому что перед началом сражения половину пушек убирают в резерв, то есть вот они там стоят в стороне и не стреляют. Дело в том, что, ведя огонь на короткой дистанции, артиллерия не могла сменить позицию в ходе битвы, то есть она не могла прекратить огонь, взять и отъехать, потому что её тут же сомнёт неприятельская пехота, и поэтому манёвр осуществлялся за счёт того, что на новое место выдвигались новые батареи, вот этих новых батарей у союзников было больше. Итак, французы подвергли союзный фронт мощной канонаде, причём по всему фронту, здесь Наполеон не концентрирует огонь, а пытается ввести в заблуждение генералов-союзников, плюс — орудия стреляют дымным порохом, над полем боя висят глухие такие клубы белого сизого дыма, союзная артиллерия отвечает, и вот Наполеон начинает атаку сначала на правом фланге. Итак, в атаку идут вестфальские польские корпуса и их довольно быстро останавливают, энтузиазма у них не так много, их встречает мощный плотный огонь, но они, как тогда писали: «развлекли» внимание союзных генералов, то есть отвлекли. Главный удар Наполеон наносит в центре, и здесь в атаку бросается блистательный Мишель Ней, командир 3-го армейского корпуса Великой армии, собственно, его корпус атакует. Напомню, что именно Ней — это был тот человек, кто взял Багратионовы флеши в Бородинском сражении в итоге, после многократных попыток, они переходили из рук в руки, вот теперь он уже ведёт людей в атаку, кстати, так же безбашенно он будет атаковать и под Ватерлоо. Центр союзников заколебался, атака французов очень мощная, и положение колеблется, и вот здесь Наполеон пытается сделать такой психологический ход: он приказывает кавалерии атаковать — они хорошо видимы, они стоят на холме — группу генералов, в которой стоит русский царь, то есть расчёт был какой: вот сейчас это командование, как минимум, отъедет, союзники потеряют управление, и вот, собственно, победа. Но здесь отличился Лейб-гвардии Казачий полк, который мощным фланговым ударом отбросил французских кирасир, что было совершенно неожиданно для них, но тем не менее он так вот, как было написано: «Молодецким ударом опрокинул неприятельские эскадроны и спас союзных командующих и своего государя». Причём здесь надо отметить, что император Александр I во время всей этой истории оставался верхом на командном пункте и не двигался с места, то есть как бы не позволял там куда-то уехать, просто своим видом показывая, что вот государь с вами.

Д. Володихин:

— Не позволял, чтобы его увели.

А. Музафаров:

— Да, и это привело к тому, что союзникам удалось восстановить положение. Французы начинают отходить на исходные позиции.

Д. Володихин:

— В принципе, вот было такое невозвратимое мгновение, когда судьбы мира колебались в районе нескольких холмов под Лейпцигом. Если бы корпус Нея и приданные ему кавалерийские части достигли успеха — трудно предположить, как бы повернулась мировая история, потому что, в сущности, в тот момент всё решалось здесь.

А. Музафаров:

— Да. И французы отходят, союзники восстанавливают порядок, и дальше день сводится к продолжительной артиллерийской канонаде. Надо учитывать, что солдатам в то время, конечно, было очень тяжело осуществлять в тяжёлой амуниции вот эти стремительные движения в плотных строях, они несли потери, поэтому приходилось заново перегруппировываться, и как там у Пушкина: «Уж близок полдень. Жар пылает. Как пахарь, битва отдыхает». За ночь к союзникам подходят подкрепления, подходят передовые части корпуса Блюхера, и, по-моему, подходят ещё две русские бригады, это позволяет союзникам на второй день снова выдерживать атаки Наполеона. Наполеон по-прежнему атакует, и на этот раз он пробует атаковать на левом фланге, наносит там главный удар, чтобы обойти союзников, но ему мешает местность, это всё-таки гряда холмов вдоль реки и там провести такую мощную атаку, которая могла бы прорвать фронт, не получается. Вдобавок, вот здесь сказывается то, о чём говорил Дмитрий Михайлович: у союзников преимущество в коннице, союзники имеют более полное представление об армии противника, чем Наполеон, потому что конница — это не только ударная мобильная мощь, но это ещё и разведка, и генералы союзников лучше себе представляют ситуацию. К концу второго дня французские генералы, вот тут происходит довольно интересный момент: начинают предлагать Наполеону отступить, потому что не получается, к ним явно подходят новые колонны, их становится больше, и мы можем проиграть, нас просто задавят, если они пойдут в атаку. Наполеон колеблется, с одной стороны, отступить в этих условиях возможно, союзники после двухдневных атак не начнут преследования сразу, ну, в лучшем случае кавалерией проводят, в общем, это не так страшно. Но возникает какая проблема: получается, что непобедимый император повёл свою непобедимую армию в бой — и не победил.

Д. Володихин:

-Ну, и плюс ко всему этому им придётся оставить артиллерию, которой и так, в общем, недостаток.

А. Музафаров:

— Совершенно верно, придётся ещё потерять значительную часть пушек, и поэтому Наполеон колеблется, и вот это тоже интересный момент — он не принимает решения на отход. В результате третий день сражения проходит в таких небольших атаках, потому что Наполеон уже не может отступать, а союзники ещё не могут, они просто удивляются, что мы устояли.

Д. Володихин:

— А союзники ещё не могут всерьёз наступать.

А. Музафаров:

— Да, они ещё не готовы к тому, чтобы перейти в наступление, и не столько потому, что не хватает войск, как раз подходят последние резервы, армия союзников возрастает примерно до 300 тысяч человек, но Бонапарт, сам Бонапарт! Как же атаковать такого? Под Аустерлицем-то пробовали, очень плохо всё кончилось.

Д. Володихин:

— Магия имени.

А. Музафаров:

— Помнят ещё, тем более, что Александр I-то под Аустерлицем был, и Барклай, кстати, они урок это хорошо помнят. Но на последний день, 19 сентября, союзники всё-таки решаются на атаку, и происходят события, которые лорд Байрон потом иронически опишет в таких стишках: «От льва саксонский вкрадчивый шакал к лисе, к медведю, к волку убежал». Саксонская армия, саксонский корпус в составе войск Наполеона вдруг решает, что он воюет не на той стороне, и вот этот 20-тысячный корпус поднимает белый флаг и заявляет, что он прозрел и теперь хочет присоединиться к борьбе с «корсиканским тираном».

Д. Володихин:

— Притом поляки, которые вроде бы находятся формально под управлением саксонского короля, остаются при Наполеоне.

А. Музафаров:

— Да, поляки дерутся героично, они прикрывают начинающийся отход Великой армии. Но вот измена саксонцев — не то, чтобы союзники им сразу поверили (Байрон не зря назвал их «шакалами») и прониклись, но она открывает дыру во фронте французской армии, и туда устремляются атакующие колонны союзников. Саксонцев отодвинули в сторону: с вами потом разберёмся, а вот в эту дыру пошла пехота и конница союзников, и вот этот прорыв кавалерии за фронт французской армии обрушивает её — Великая армия начинает отступать. Отступление быстро переходит в неконтролируемое бегство. Здесь сказывается ещё одно обстоятельство: французская армия в годы наполеоновских войн очень много выигрывала сражения, но мало сражений проигрывала, поэтому отступать французы не умеют.

Д. Володихин:

— Но просто ещё значительную скидку надо делать на то, что это уже другая пехота, значительно менее опытная.

А. Музафаров:

— Да, причём менее опытные командиры, менее опытные солдаты, они склонны подвергаться панике, но и в принципе, кто-то писал, что «француз в наступлении лев, а в отступлении он — заяц, он просто не огрызается, как волк, а убегает сразу», начинается бегство. Они переправляются через реку, Наполеон приказывает заминировать мосты, чтобы подорвать их, не дав переправиться союзникам, но сапёры, которые дежурят у этих мостов — у страха глаза, как у тех самых зайцев, велики — они подрывают мосты до того, как значительная часть французской армии успевает переправиться, повторяется трагедия Березины.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, несмотря на то, что мы говорим о кровавом сражении, тем не менее, радио у нас Светлое. Это передача «Исторический час», в студии я, Дмитрий Володихин, и в гостях у нас Александр Музафаров, замечательный историк, исторический публицист. Мы говорим о Лейпцигском сражении 1813 года, я думаю, будет правильным, если сейчас прозвучит ещё один Марш Гвардейского Кавалерийского полка, а именно Кавалергардского.

Звучит марш

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, мы продолжаем разговор о Лейпцигской битве, о битве народов 1813 года, и настало время оценить размеры катастрофы. Это было не просто поражение, это был разгром: армия бежала, часть её сдалась в плен, часть погибла в реке, часть оказалась отрезанной от главного командования, а те, кто успел отступить, в какой-то степени оказались в ловушке. Ну вот, я думаю, сейчас Александр Азизович нам объяснит, что это за ловушка, и чего в итоге стоила лейпцигская трагедия наполеоновской армии.

А. Музафаров:

— Итак, мы остановились на том моменте, когда наполеоновские сапёры подрывают мосты, и происходит следующая ситуация: прикрывавший отступление тот же польский корпус переправиться не успел, поляки пытаются переправиться вплавь, удаётся это немногим, вплоть до того, что командующий корпусом, маршал Франц Юзеф Понятовский погибает в процессе этой самой переправы, и это была тяжёлая потеря для армии Наполеона, потому что это наиболее боеспособная и мотивированная часть соединения французской армии. Далее происходит следующее: очень крупные потери Наполеон несёт среди своих немецких союзников, которые просто после этого начинают разбегаться, то есть понятно, чья сила, понятно, что Наполеон не непобедим, и что, в общем, благо язык местный понимают, хотя диалекты разные, можно мундир скинуть и куда-то там деться.

Д. Володихин:

— И раствориться.

А. Музафаров:

— Да. Ну, я уже говорил о саксонцах, которые строем и с песней перешли на сторону союзников, но было много ещё и других, которые убегали. Далее надо учесть ещё один важнейший момент: французская армия после битвы отступает рассеянной на множество маленьких отрядов. Да, у них есть сборный пункт, они постепенно собираются, ну представьте себе: солдаты, уставшие после трёхдневной битвы, бредут небольшими группами по дорогам, по лесным тропинкам и подвергаются постоянным нападениям, потому что немецкое население в этот момент, зная о русском опыте дубины народной войны, начинает эту самую дубину на немецкий манер использовать.

Д. Володихин:

— Напомним, что на солдате тех времён много ценного: его обмундирование, хорошие сапоги, ружьё, содержимое ранца, может быть, деньги, жалованье за долгий срок, если это крепкий мундир, он тоже в хозяйстве пригодится, посмотрите, как дорого стоит мёртвое тело французского солдата, если как следует его обобрать.

А. Музафаров:

— И вдобавок главным конечно, ударом для Наполеона было то, что Наполеона разбили в полевом сражении, здесь уже не было никаких отговорок, это не русская зима, зимы нет, это Европа, тут цивилизованное место, у союзников не было поначалу решающего численного превосходства, у Наполеона не было каких-то внезапно возникших проблем, насморк его, кстати, тоже не сразил, то есть вот французским историкам очень сложно понять, почему император проиграл — вот потому что сила сломила гений.

Д. Володихин:

— Но в данном случае союзники проявили тоже своего рода гений, гений организационно-логистический, они переиграли мобилизационную машину наполеоновской Франции и всех её многочисленных союзников в Германии.

А. Музафаров:

— Да. И важно учесть ещё одно обстоятельство — это то, что, понимаете, гениальность, она немного заразительна, и союзные генералы воевали с Наполеоном больше десяти лет, а кто-то ещё дольше, и за это время они учились. Наполеон был суровый, строгий учитель, который жестоко учил, но у него были ученики, и не только во французских мундирах, но и в мундирах армий союзников. Они постепенно привыкали к манерам своего учителя, открыто его вот так вот побить один на один ещё не могли, но отбить его атаки — уже да. Предугадать, где он нанесёт главный удар — уже да. Не поддаться на этот удар — уже да. Не испугаться самого Наполеона — уже да. И этого оказалось достаточно, чтобы при некотором численном превосходстве, превосходстве в артиллерии союзники сумели устоять против Наполеона и нанести ему поражение. Ну и ещё одна главная потеря — Наполеон потерял почти всю артиллерию, потому что вот что бросали в первую очередь — это тяжеленные пушки, они весили за тонну, и тащить такую «дуру» солдатам было, так сказать... Это вот в советском фильме «Гусарская баллада» есть там эпизод: отступающие французы катят вручную пушку — это вот самый фантастический эпизод в фильме, потому что если у пушки кончились лошади, никто её катить не будет, её в лучшем случае спихнут с дороги и пойдут дальше.

Д. Володихин:

— И, по большому счёту, восстановить артиллерийский арсенал Наполеон уже в принципе не мог.

А. Музафаров:

— Да, потому что производство такого количества орудий — это довольно долгий процесс по технологиям того времени, то есть это даже быстро не сделаешь. Ну и тем более, что арсеналы Франции уже были выгреблены буквально, потому что Наполеон восстанавливал потери артиллерии в России, он в России потерял больше 600 орудий, вот теперь ещё 700 под Лейпцигом. В общей сложности потери французской Великой армии составили порядка 80 тысяч человек.

Д. Володихин:

— Это убитые, раненые и пленные, или это только убитые и пленные?

А. Музафаров:

— Это убитые, раненые и пленные, но тут для французов не было разницы между убитым и раненым, потому что раненые, опять же, достались победителям. Конечно, времена были довольно гуманные, раненых не добивали, их пыталась лечить армейская медицина того времени, которая умела хорошо отнимать руки-ноги, а всё остальное... Она умела молиться за здоровье раненого человека.

Д. Володихин:

— Нет, но если раненый доставался немецким крестьянам, они знали, что с ним надо делать.

А. Музафаров:

— Да, он просто пропадал, исчезал.

Д. Володихин:

— А у кого-то из молодых немецких женихов появлялась пара отличных сапог.

А. Музафаров:

— Вполне. Союзники понесли потери около 54 тысяч человек убитыми, ранеными, как ни странно, пленными, которых французы успели захватить в начале сражения, из них 23 тысячи пришлось на долю русской армии, то есть потери были тяжёлыми, но всё-таки не такими.

Д. Володихин:

— Не такими, чтобы остановить дальнейшее наступление.

А. Музафаров:

— Французы потеряли почти половину, армия союзников потеряла примерно шестую часть своего состава, и она действительно продолжила наступление. Наполеоновские войска теперь откатываются к Рейну, откатываются уже к границам Франции.

Д. Володихин:

— Причём, насколько я понимаю, Наполеон мог попасть в своего рода «мешок» по дороге к Рейну, на него открыли охоту уже немецкие правители.

А. Музафаров:

— Да, совершенно верно, потому что если раньше, это очень хорошо видно по французским мемуарам, там один из французских офицеров, гусар, пишет, что «вот, мол, раньше я ехал по Германии, и мой французский мундир всех распугивал. Теперь курьеру, чтобы проехать приходилось там собираться, вот пойдёт военная колонна, вот с ней тихим шагом проедешь, потому что иначе никак. Теперь одиночный француз — это добыча». И, конечно, Наполеон рисковал со своей небольшой свитой попасться и местным правителям, и местным ополчениям городским, которые в Германии были, и летучим отрядам так называемого «корпуса Лютцова», такие вот добровольческие немецкие формирования, и кавалерии союзников. Вот тут надо отметить ещё одну особенность, что как раз в конце 1813 года союзники формируют серию летучих отрядов, то есть в русской армии это, как правило, был эскадрон регулярной кавалерии, две-три сотни казаков, роты егерей посаженных на коней, под командованием какого-нибудь лихого офицера в чине от майора до полковника, который двигался вперёд, выбивал какие-то французские мелкие гарнизоны, занимал города, захватывал какие-то ресурсы, и порой эти отряды, соединяясь, могли играть важную роль и в стратегии, скажем, в 1814 году несколько таких отрядов, соединившихся под командованием генерала Александра Бенкендо́рфа, возьмут Голландию.

Д. Володихин:

— Но, если я правильно помню, в 1813 году у Наполеона была сложность: буквально прорываясь к Рейну, пришлось дать ещё одно сражение, сбивая немецкий заслон из войск немецких правителей, которые опомнились и решили поиграть немного в союзников антинаполеоновской коалиции.

А. Музафаров:

— Да, была такая попытка (в Немецкое государство входило Вестфальское королевство) преградить ему дорогу, но здесь, конечно, получилось не очень, потому что Наполеон всё-таки оставался профессиональным полководцем, он сумел собрать вокруг себя порядка 30 тысяч человек, и воевать с 30 тысячами человек во главе с самим Наполеоном было тяжело, он прорвался.

Д. Володихин:

— Снёс этот заслон.

А. Музафаров:

— Да, и ушёл за Рейн.

Д. Володихин:

— Ну что ж, стратегический итог Лейпцигской битвы, мы говорили о потерях, но это всё тактические итоги. Итог стратегический: что проиграл Наполеон и что его ожидало?

А. Музафаров:

— Стратегических два главных момента: во-первых, если брать именно материальную стратегию — Наполеон проиграл Германию. Всё, он отходит за Рейн, и уже встаёт вопрос об обороне границ Франции, то есть Германия переходит под контроль союзников. Второй момент, а может быть, даже и первый — Наполеона разбили в полевом сражении, то есть показано, что его можно бить.

Д. Володихин:

— Он проиграл магию своего имени.

А. Музафаров:

— Да, и это оказало колоссальное воздействие и на позицию союзников: до этого Наполеона всё-таки опасались, теперь же понятно, что мы его можем побить. И это привело к тому, что союзники начинают разрабатывать кампанию 1814 года, которая будет битвой за Францию. И, как мы знаем, русский царь Александр настоит на наступлении на Францию, настоит на наступлении на Париж, который в марте 1814 года будет взят и, собственно, покончит с наполеоновской коалицией.

Д. Володихин:

— В марте следующего года мы об этом будем говорить, а сейчас мы говорим о том, что проиграна Германия, проиграна аура непобедимости, проиграна армия, но тем не менее, почему-то Наполеон не пытается договориться, или дело в том, что ему уже и не предоставляют приемлемых условий?

А. Музафаров:

— Вот здесь тоже интересная ситуация: дело в том, что в 1813 году переговоры с Наполеоном были, и с ним пытались разговаривать и говорить о каких-то достаточно реальных условиях, но у Наполеона был важный момент, ведь всё-таки не забываем, что к власти он пришёл самым незаконным путём — был переворот, захватив бравых гренадер, разогнав парламент и захватив власть. И вот здесь был такой момент: когда Наполеону предложили откатить к границам дореволюционной Франции, границам 1792 года, и сидеть там у себя спокойно, Наполеон сказал, что — «Вы не понимаете, это ваши государи, рождённые на троне, могут возвращаться в столицу после любого поражения. Если я вернусь после такого мира, меня тут же скинет какой-нибудь патриотичный генерал со словами, что «вот виновник всех ваших бед, французы!» Наполеон не мог по внутриполитическим соображениям пойти на договор с союзниками, потому что у французов возникал вопрос — а за что? За что ты положил сотни тысяч молодых парней, которые сражались в твоей армии от Лиссабона до Москвы, кости лежат по всей Европе, и за что, зачем это было?

Д. Володихин:

— В сущности, победа оправдывала всё, поражение делало актуальными все страхи и весь гнев, который был накоплен в результате долголетних войн.

А. Музафаров:

— Поэтому в 1814 году Наполеон сражается не столько за Францию, сколько за свою власть.

Д. Володихин:

— Ну что ж, дорогие радиослушатели, время нашей передачи подходит к концу. Я хотел вам напомнить: 1813 год, битва при Лейпциге — битва, когда была поставлена точка в экспансии Наполеона на просторах Европы, и здесь очень хорошо поработали русские полки, русская пехота, русская кавалерия, артиллерия, и в особенности русские казаки. Мне остаётся от вашего имени поблагодарить Александра Азизовича Музафарова и сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

А. Музафаров:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Кючук-Кайнарджийский мирный договор»
• «Образы эпохи в романах Ф.М. Достоевского»
• «Современный русский историк Олег Куц»

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов