«Адмирал Старк». Гость программы — Кузнецов Никита

Гость программы: кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Дома Русского Зарубежья имени Александра Солженицына Кузнецов Никита.

Разговор шел о русском адмирале Георгие Карловиче Старке, о его военной карьере, роли в Белом движении и о жизни в эмиграции.

---

Д. Володихин 

— Здравствуйте, дорогие слушатели! Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С Вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы поговорим об одной героической личности — о морском военачальнике Российского боевого флота, человеке, который своими деяниями добавил славы Андреевскому стягу. Но, понимаете, ХХ век — не то время, когда мы говорим о российском флотоводстве и перечисляем его победы. Не так уж много было сражений, не так уж много было побед, и порой нам приходится славить человека, который не столько топил вражеские корабли, сколько спасал русских моряков, да и просто русских людей, спасал их из крайне тяжелых ситуаций. Итак, сегодня мы с Вами беседуем о Георгии Карловиче Старке, контр-адмирале Российского императорского флота и человеке, который совершил то, что порой называют «малым исходом». Великий исход — это эвакуация из Крыма 1920 года, а вот через два года Старк осуществил такую же операцию в отношении Дальнего Востока. Есть о чем поговорить — человек, помимо своей замечательной роли на Дальнем Востоке, еще немало повоевал. За ним — значительное количество заслуг перед Отечеством. И для того, чтобы, дорогие радиослушатели, Вы хорошо понимали, что это за личность, мы пригласили сегодня в студию замечательного специалиста по истории белого дела и по истории военных моряков России, кандидата исторических наук, ведущего научного сотрудника Дома русского зарубежья имени Александра Исаевича Солженицына Никиту Анатольевича Кузнецова. Здравствуйте. 

Н. Кузнецов 

— Здравствуйте.  

Д. Володихин 

— Ну что ж, традиционно мы задаем вопрос, говоря об исторической личности: как можно передать это в виде визитной карточки буквально в нескольких фраза — то, что следует вспоминать, когда разговоры заходят об этом портретируемом человеке? Старк — в трех-четырех фразах. 

Н. Кузнецов 

— Ну, советский писатель и бывший гардемарин морского корпуса Леонид Соболев в своем романе «Капитальный ремонт», посвященном последним годам существования Российского флота, называл офицеров «жрецами службы и моря». Вот эти слова в полной мере применимы к нашему сегодняшнему герою — Георгию Карловичу Старку.  

Д. Володихин 

— «Жрец службы и моря» — человек, иными словами, который всего себя отдавал военному делу. Ну что ж, насколько я понимаю, Старк родился в не очень знатной, но, тем не менее, дворянской фамилии, и нельзя сказать, что его карьера задалась. Во всяком случае, в трех войнах он поучаствовал.  

Н. Кузнецов 

— Да, Георгий Карлович Старк родился в 1878 году. В детстве произошла в жизни их семьи трагедия — отец был убит грабителями, и в итоге в Морской корпус его отдала (документы, которые в архиве) его родная тетка. Старк окончил Морской корпус в 1898 году, и он был одним из таких средних по успеваемости молодых офицеров своего выпуска. Но на его долю действительно пришлось участие в трех войнах — это Русско-японская война, это Первая мировая великая война и гражданская война. И во всех этих войнах он проявил себя храбрым, честным и достойным офицером, достойным моряком.  

Д. Володихин 

— Ну вот Русско-японская война. На тот момент он — минный офицер на крейсере «Аврора». Оказывается, что у «Авроры» есть история и помимо вот всех этих эпических выстрелов в 1917 году. Она участвовала в Цусимском сражении, и как раз один из младших офицеров по минной части на ней был Старк.  

Н. Кузнецов 

— Да, это именно так. И, на самом деле, этот эпизод-то с полумифическим выстрелом — это как раз, в общем, малый эпизод в истории этого героического корабля, не будем забывать — корабля Российского императорского флота, на котором, слава Богу, второй раз и, надеюсь, последний раз в его истории взвился Андреевский флаг. И, кстати, память о Старке там сохраняется. И Георгий Карлович проделал весь тяжелейший поход Второй Тихоокеанской эскадры, закончившийся катастрофой Цусимского сражения, на «Авроре» был убит ее командир — Егорьев. А, соответственно, «Аврора» и другие крейсеры отряда адмирала Энквиста были интернированы на Филиппинах, были интернированы в Маниле. И тогда Старк, возможно, впервые посетил этот порт, который — ну, об этом мы еще будем дальше говорить — в его жизни сыграл в дальнейшем такую очень важную роль в его биографии.  

Д. Володихин 

— Многие считают, что Энквист поступил скверно. С одной стороны, он спас три боевых корабля — «Аврору», «Олега» и еще третий был легкий крейсер — «Жемчуг». С другой стороны, говорят, что если бы эти крейсеры были при более крупных кораблях в ту ночь, когда их атаковали японские миноносцы, возможно, части эскадры удалось бы дойти до Владивостока. Вопрос спорный, и Энквист оказался фигурой, которая в умах русской публики, мягко говоря, оказалась в тени довольно неприятных разговоров. А вот что касается его офицеров, они этого, фактически, избежали.  

Н. Кузнецов 

— Да. И действительно, эти дискуссии — ну, Вы правильно отметили — были в умах и у публики, и на страницах гражданских газет, но никто обвинений в трусости, в общем-то. офицерам отряда Энквиста не предъявлял. И можно вспомнить и книжку судового врача «Авроры» Кравченко — «Через три океана», по-моему. Это он там писал, что «стыдиться Вам, «авроровцы», нечего», и, в общем-то, это люди, которые не покинули место боя, а прорывались с боем и смогли сохранить корабли. Потому что, на мой взгляд, конечно, если бы они остались при эскадре, то вряд ли бы это изменило как-то ход сражения. Опять же, можно вспомнить историю крейсера «Изумруд», прорвавшегося и выкинувшегося на берег. То есть, на самом деле, конечно, ну и, собственно, героизм всех офицеров отряда и, в том числе, и Старка, был отмечен боевыми наградами. 

Д. Володихин 

— Старк, кажется, даже получил ранения в бою? 

Н. Кузнецов 

— Да, Старк получил ранения и не оставил своего поста. По-моему, занимал должность старшего офицера, тоже выбывшего из строя. И он видел смерть командира. Кстати, в своих воспоминаниях, посвященных этому, Старк отмечает, что ему накануне буквально сражения 14-15 мая был какой-то сон, вот перед самым уже Цусимским проливом. В общем, какое-то очень неприятное такое вот знамение. 

Д. Володихин 

— Ну вот после Русско-японской войны Старк довольно медленно продвигается в чинах, и к началу Первой мировой он еще один из множества офицеров, ничем особенно не знаменитых. 

Н. Кузнецов 

— Да, он... Ну, и после Русско-японской войны его служба была тесно связана с крейсером «Аврора» — он был старшим офицером, принимал участие в дальнем заграничном походе в Сиам. Тоже все это он ярко в своих воспоминаниях описывает. Ну, в принципе, да, он был одним из таких строевых офицеров флота, которые честно тянули свою лямку службы, и на которых, собственно, флот-то, наверное, и держится.  

Д. Володихин 

— Вот если память мне не изменяет, первые корабли, которыми он командовал, были старенькие угольные эсминцы – слабые достаточно, сильные(?), страшные.  

Н. Кузнецов 

— Да-да-да.  

Д. Володихин 

— И, в конце концов, уже во время Первой мировой войны он, что называется, продвинулся по службе — ему дали... ну, не то, чтобы новейший эсминец «Нефтяник», но, во всяком случае, эсминец покрупнее, который построен был после Русско-японской войны и был ну не то, чтобы новый — он был нестарый, «Донской казак».  

Н. Кузнецов 

— Да, это один из серии «добровольцев» — эсминцев, построенных на добровольные пожертвования, после Русско-японской войны. Ну, а венцом карьеры Старка стало командование минной дивизией Балтийского флота буквально уже в самом конце 1917 года. В адмиральский чин его произвели при Временном правительстве, поэтому да, он уже был адмиралом не Российского императорского флота, но Российского флота. Он храбро участвовал в Маньчжурском сражении, но, к сожалению, уже от тех офицеров и адмиралов, которые сохраняли верность долгу, мало что зависело, поэтому в начале, весной 1917 года он был вынужден оставить службу, как и многие из них.  

Д. Володихин 

— А как он себя проявил на Балтийском театре военных действий Первой мировой войны? Насколько я понимаю, минные силы были основной рабочей силой флота в то время, а он был именно на этих самых минных силах от начала и до конца войны? 

Н. Кузнецов 

— Да, то есть они выполняли и дозорную службу, и минные постановки. Ну, и, опять же, Старк не имел высших военных наград Российской империи, Георгиевского оружия и Ордена Святого Георгия IV степени. Но у него был и за Русско-японскую, и за Первую мировую практически весь набор наград с мечами(?) и бантом, то есть боевых наград, которые давались за боевые заслуги, в том числе и за минные постановки, на которых подрывались и вражеские корабли. Поэтому это, в общем, был такой достойный храбрый офицер.  

Д. Володихин 

— Ну вот весна 1918 года. Он уходит в отставку, или его, фактически, выбрасывают в отставку. Он контр-адмирал с осени 1917 года, насколько я понимаю, да? То есть он пробыл в этом чине буквально несколько месяцев, ну, полгода, и вынужден расстаться со службой. Его «попросили», или он громко стукнул дверью? 

Н. Кузнецов 

— Нет, на самом деле, «попросили», если можно так выразиться, тогда большую часть офицеров и адмиралов — просто когда вышел уже большевистский декрет о создании нового красного флота на новых началах и о демобилизации личного состава старого флота. Собственно, одним из тех, кто попал под эту демобилизацию, оказался адмирал Старк.  

Д. Володихин 

— Ну что же, большевикам, Очевидно, все эти испытанные боевые кадры были не особенно нужны, и Старк — один из них, тот самый ненужный человек, который бы очень пригодился впоследствии, ну, например, в 1941-м. Но не привелось. Что ж, поскольку мы говорили сегодня о Русско-японской войне, в которой Старк принимал участие и пролил кровь, я думаю, уместным будет, если сейчас в эфире прозвучит песня «Плещут холодные волны», которая навеяна боями Русско-японской.  

(Звучит песня «Плещут холодные волны».) 

Д. Володихин 

— Дорогие радиослушатели, мы специально отыскали для Вас старинную запись для того, чтобы Вы оказались погружены в дух русской военно-морской истории «эпохи пара и брони». Ну, а теперь напоминаю Вам, что, несмотря на печальный исход Русско-японской войны, несмотря на то, что Первая мировая война была прервана в истории России событиями, которые не позволили также одержать в ней победу, как к тому шло, все же у нас здесь Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы с кандидатом исторических наук, ведущим научным сотрудником Дома русского зарубежья имени Александра Исаевича Солженицына Никитой Анатольевичем Кузнецовым беседуем о жизни и подвигах адмирала Российского флота Георгия Карловича Старка. Ну вот, собственно, подходит момент, когда Старк, честно служивший и крепко обиженный большевиками, находит себе пристанище по другую сторону фронта.  

Н. Кузнецов 

— Да. Ну, перед Старком, как и пред многими офицерами, в общем, выброшенными с флота, встал вопрос: а что делать дальше? Можно было остаться как бы в стороне от схватки. Ну, на самом деле, это путь, который тоже выбирали, но обычно ни к чему хорошему он не приводил. Можно было попробовать вернуться на службу в Красный флот, и такие были случаи...  

Д. Володихин 

— Одна хорошая фраза, которую специалисты по эпохе гражданской войны говорят довольно часто, и, мне кажется, она отражает суть дела: «К стенке первыми ставили непричастных, потому что они не сопротивлялись».  

Н. Кузнецов 

— Именно так. Да, а многие хотели сопротивляться. И эти люди отправлялись на Дон — естественно, речь идет не только об офицерах флота, а, скорее и прежде всего, обо офицерах армии, которых было больше. А кто-то отправился на Восток. Именно так поступил адмирал Старк, который добрался к августу... ну, к лету 1918 года до Казани. А здесь начиная с июня 1918 года формировался Речной боевой флот Народной армии Комитета членов Учредительного собрания — КОМУЧа. КОМУЧ — это эсеровская организация, которая совместно с чехословацкими войсками вела активную борьбу с советской властью и при этом претендовала на власть во всероссийском масштабе. Именно поэтому и для этой, по сути своей, волжской флотилии из мобилизованных волжских речных буксирных пароходов было такое громкое название «Речной боевой флор». А создавали его два мичмана, ну, вернее, наверное, даже три: Мейрер, Ершов и Дмитриев. И, собственно, первым-то командиром первого Речного боевого флота был мичман Василий Александрович Ершов, который вообще закончил, насколько я помню, Школу мичманов, то есть он был, с точки зрения таких кадровых выпускников Морского корпуса, таким полуморским офицером, но, тем не менее, есть документы, что сперва контр-адмирал Старк подчинялся именно мичману.  

Д. Володихин 

— Или, скажем так, морским полуофицерам? 

Н. Кузнецов 

— Ну, можно и так сказать, да! Но, тем не менее, Старк ему подчинялся, и только потом он возглавил, по сути, как бы один из дивизионов флотилии. Ну, и, конечно, он — понятно, что, наверное, по сути можно говорить о том, что он командовал Речным боевым флотом КОМУЧа.  

Д. Володихин 

— Ну, если я правильно понимаю, в его командовании были силы, совершенно несопоставимые с минной дивизией. Всего лишь несколько слабо вооруженных пароходов.  

Н. Кузнецов 

— Да, вооружены они были полевыми трехдюймовыми орудиями, в качестве брони использовались кипы хлопка. Но, тем не менее, эта флотилия, которую во многом можно назвать импровизированной, сыграла достаточно большую роль в кампании 1918 года, прежде всего, как силы, которые обеспечивали  высадку десанта. И то же взятие Казани Каппелем — оно произошло так, как оно произошло, успешно, именно благодаря речной боевой флотилии, Речному боевому флоту. Тот же вывоз золотого запаса из Казани осуществляли именно моряки. И при этом были и бои между кораблями. А нужно учесть, что в составе Волжской флотилии были даже миноносцы — типа, «Сокол», переброшенный по внутренним водным путям. Была гидроавиация, которой в кампании 1918 года у белых не было. То есть, в общем-то, это были такие активные и достаточно динамичные боевые действия. Нужно еще учесть то, что тех, кто воевал, ни с одной, ни с другой стороны в Морском корпусе не учили как бы речной войне, и, в общем-то, это все было-то в зачаточном состоянии. Потому что самый известный военный конфликт, в котором участвовали речные флотилии, это была Гражданская война между Севером и Югом в США в 1861-1865 годах. Опыт, правда, который в России изучали, в том числе опыт речной войны. И все это происходило достаточно стремительно. То есть флотилия начала свою боевую работу в июне 1918 года, а, собственно, к октябрю в результате изменения уже и погодных условий, а главное, отступления армии как бы уже кампания Речного боевого флота закончилась.  

Д. Володихин 

— Как себя проявил именно Старк со своими пароходами? Какая у него боевая работа наиболее яркая? 

Н. Кузнецов 

— Ну, боевая работа — уже это участие во взятии Казани и последующие операции — бой у Пьяного Бора, во время которого погиб пароход «Ваня-коммунист», который вошел в летопись кораблей-героев.  

Д. Володихин 

— Сейчас уточним. Корабль «Ваня-коммунист» — это красный корабль?  

Н. Кузнецов 

— Да, красный.  

Д. Володихин 

— Он вошел в летопись кораблей-героев, потому что он героически погиб, но он, собственно, ничего не сделал.  

Н. Кузнецов 

— Да, он ничего не сделал. На нем погиб Николай Маркин, тоже известный революционный матрос и, по иронии судьбы, человек — один из первых советских археографов, потому что он почему-то курировал публикацию сборника договоров Российской империи с рядом западных стран. Хотя он был действительно матрос Балтийского флота, храбрый очень человек. 1 октября 1918 года жизнь его оборвалась. Но нужно сказать, что в тот период было очень часто тяжело достигать взаимодействия между сухопутными и речными силами, и была масса несогласованностей, в общем-то, не была налажена служба связи, и поэтому, в общем-то, кампания 1918 года для Старка и капитана II ранга Петра Петровича Феодосьева закончилась-то плачевно — они были отданы под суд по инициативе командира Уфимской, кажется, группы — генерала Люпова — за самовольный уход в реку Белую. 

Д. Володихин 

— Давайте напомним: капитан II ранга Феодосьев — тоже один из видных белых начальников Речного боевого флота. Вот, собственно, давайте напомним, что он-то возглавлял.  

Н. Кузнецов 

— Он возглавлял один из дивизионов Речного боевого флота, которым командовал Старк.  

Д. Володихин 

— Еще один дивизион? 

Н. Кузнецов 

— Да, их было три, соответственно, дивизиона. И за самовольный, по мнению Люпова, уход в реку Белую уже во время отступления они были отданы под суд, но суд обоих их оправдал, и Старк до конца жизни хранил эти документы, и, в том числе, и телеграмму Люпова — такую, в общем, в итоге примирительную. И, соответственно, к концу 1918 года уже в Сибири сосредоточились офицеры бывшего Речного боевого флота, Народной армии КОМУЧа, среди которых был и контр-адмирал Старк.  

Д. Володихин 

— Какова судьба кораблей Речного боевого флота? Насколько я понимаю, их пришлось покинуть, потому что уходить на них было невозможно. Речные пути в связи с отступлением армии оказались потеряны.  

Н. Кузнецов 

— Да, оружие было с них снято и, по возможности, эвакуировано. Эвакуация осуществлялась железнодорожным транспортом. А больше — да, большая часть этих кораблей — они были, соответственно, оставлены на местах базирования.  

Д. Володихин 

— Ну, а Старк — человек достаточно деятельный, привыкший к порядку, и, в общем, человек, который воевал за белых не как случайно попавшая в этот котел личность. а за совесть и за веру, за идею. Какую роль приходилось принять ему? Напомним, что осенью 1918 года власть меняется, вся эта эсеровская директория уходит в прошлое. Правителем России становится адмирал Колчак — человек, в общем, известный Старку и для которого Старк был достаточно известным командиром.  

Н. Кузнецов 

— Да, именно так. И Колчак старался сосредоточить всех морских офицеров, для чего было создано — одним из первых его решений — Морское министерство, главной задачей которого было обеспечение формирования Речной боевой флотилии, которая действовала на Каме в 1918 году, и отдельные бригады морских стрелков. Именно ее возглавил Георгий Карлович Старк. Формирование ее началось 12 декабря 1918 года. Это была достаточно новая часть, вообще вид воинской части для русских Вооруженных сил, потому что были морские части, действовавшие под крепостью Ивангород... 

Д. Володихин 

— Морской батальон. 

Н. Кузнецов 

— Да, морской батальон, развернутый потом в полк, и еще целый ряд отдельных частей. Собственно, была, например, конно-подрывная морская команда при так называемой «Дикой дивизии» — Кавказской конной дивизии, где были моряки. Но отдельную бригаду морских стрелков создавали именно по образцу английской морской пехоты, и они должны были взаимодействовать с кораблями Речной боевой флотилии (ну, отчасти так и произошло), и уже к марту 1919 года были укомплектованы первые два батальона в Красноярске, а затем третий и четвертый батальоны формировались в апреле-мае в Перми и Уфе. И первые боевые действия, в которых принимали участие морские стрелки, это зима 1919 года, борьба с партизанами в нынешнем Красноярском крае, в окрестностях Красноярска. Там было такое село Камарчага, вот Камарчагской операцией командовал тогда Петр Валерьянович Текменев, помощник командира бригады, помощник Старка. Ну, и первоначально организация, как я уже говорил, подразумевала тесное взаимодействие с Речной боевой флотилией. В принципе, на определенных этапах это было. Но чаще всего морякам приходилось воевать именно как вполне сухопутной части. Правда, нужно отметить то, что, конечно, моряки были, в основном, на уровне ротных и батальонных командиров, а в составе бригады, то есть в четвертом батальоне, который формировался в Уфе, там вообще башкиры, в основном, были. То есть это была обычная армейская часть, но воевали они под Андреевским флагом, который, собственно... Батальонные эти флаги вручал, в том числе, и сам адмирал Колчак — сохранились кадры французской кинохроники, где это происходит.  

Д. Володихин 

— Начало 1919 года — это момент наступления Колчака на Запад, в сторону Москвы, в Поволжье, прежде всего. И, в общем, был успех. Летом  приходится уже откатываться армии Колчака. И вот вопрос: в 1919 году — классический, можно сказать, год, когда белые армии были развернуты в наибольшей степени. Армия Колчака играла роль первостепенной военной силы на тех фронтах. Собственно, она была наиболее крупной по своему составу, лучше всех вооруженной и в чем-то наиболее перспективной. Вот как себя проявил Старк, командуя этой бригадой? 

Н. Кузнецов 

— Ну, она... Вот морские стрелки — они, наверное, не такие известные, как, например ижевцы и воткинцы, которых можно назвать, в какой-то степени, символом армии Колчака, и о которых много известно — там и марши у них свои были... 

Д. Володихин 

— Или каппелевцы... 

Н. Кузнецов 

— Да, или каппелевцы, вот. А, соответственно, старковцы, если можно так выразиться, были вот такой как бы серой пехотной массой. Соответственно, первый батальон был выдвинут на фронт в середине апреля 1919 года и разделен на три части. Три роты вошли в состав Западной армии и одна рота — в состав Сибирской армии. Второй, третий и  четвертый батальоны вообще действовали, по свидетельствам очевидцев, по документам, вне связи со штабом бригады, в двух различных армиях. И они, например, при эвакуации на конец мая — начало июня 1919 года обеспечивали эвакуацию Сарапула, когда такая операция достаточно динамичная Камской речной боевой флотилии. И в последующих операциях, в том числе во время отступления из Перми. И достаточно активно они действовали, но, к сожалению, мало сохранилось именно оперативных документов. Но бригада была очень сильно потрепана и понесла достаточно большие потери в личном составе, поэтому она была к концу июня 1919 года переформирована в Дивизию морских стрелков (и Старк продолжал командовать) и приравнена по штатам к Сибирской стрелковой дивизии. Была она после уже отступления из Перми, то есть это конец июня 1919 года в составе Северной группы Сибирской армии. Дальше, в июле-августе происходит вот этот ряд напряженных боев, во время которых дивизия вообще потеряла почти весь свой личный состав, и опять она была переформирована в Новониколаевске. Но перед падением Омска, то есть это уже ноябрь, вторая половина ноября 1919 года, дивизия выдвинулась на фронт, не успев завершить свое формирование. И во время отступления осенью 1919 — зимой 1920 года дивизия находилась в арьергарде и с честью прошла Сибирский ледяной поход. Прошел его и Старк, но он к тому времени был тяжело болен тифом и через Байкал был перевезен в бессознательном состоянии.  

Д. Володихин 

— Ну что ж, если я правильно понимаю, 1919 год — это год, когда Старк не вылезает из боев и, в общем, честно работает. Он тот же начальник, на хребтине которого лежал значительный груз боевой активности. Напомним, что изрядный сектор колчаковских войск не знал такой боевой активности. Кто-то разбегался достаточно быстро, кто-то вообще не хотел воевать, как чехословаки, кто-то, в общем, не прочь был перебежать к красным... Эта вот «серая» пехотная масса моряков, тем не менее, работала лучше прочих. Старк в этом смысле, конечно, заслуживает уважения. На этой ноте, дорогие радиослушатели, я напомню, что это Светлое радио, в эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы с Вами буквально на минуту прерываем наш диалог, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.  

Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С Вами в студии я, Дмитрий Володихин. Наш сегодняшний гость — кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Дома русского зарубежья имени Александра Исаевича Солженицына, специалист по истории Русского Военно-морского флота и белого дела Никита Анатольевич Кузнецов. Мы продолжаем разговор о трудах и подвигах адмирала Старка. И мы подошли, собственно, к тому времени, когда он становится фигурой весьма известной, а именно к дальневосточной эпохе в его жизни.  

Н. Кузнецов 

— Да, этой дальневосточной эпохе — короткой, драматической, но яркой — предшествовало то, на чем мы остановились в прошлой части нашей передачи, — это Сибирский ледяной поход, когда Старк в бессознательном из-за тифа состоянии пересек Байкал, а в его дивизии осталось 300 человек, и они были влиты в другие части и как морские стрелки существовать перестали, хотя в на Сибирской флотилии и до Старка, и при Старке были отдельные батальоны, но это немножко другая история. И адмирал Старк, выздоровев, отправился в Харбин, где просто работал десятником на стройке и, соответственно, думал, что ему делать дальше.  

Д. Володихин 

— Набирался смирения.  

Н. Кузнецов 

— Да.  

Д. Володихин 

— Но вот ударил 1922 год.  

Н. Кузнецов 

— Нет, еще до этого был 1921 год. А, соответственно, до этого власть в Приморье менялась неоднократно. Это была власть такой Приморской земской управы, такая прояпонская — полукрасная-полуяпонская. Существовала Народная революционная армии и Народный революционный флот Дальневосточной республики... 

Д. Володихин 

— Меркуловы.  

Н. Кузнецов 

— Да. 21 мая 1921 года происходит переворот, и к власти приходит правительство братьев Меркуловых, и на кораблях Сибирской флотилии вновь поднимаются Андреевские флаги.  

Д. Володихин 

— Что за правительство? 

Н. Кузнецов 

— Ну, это антибольшевистскаое правительство, соответственно, из двух братьев Меркуловых, которые преследовали цели... То есть они были не «розовые», как правительство Дальневосточной республики — они были именно белые, если так вкратце их охарактеризовать. 

Д. Володихин 

— Если вкратце охарактеризовать, русские православные белые.  

Н. Кузнецов 

— Да, именно так.  

Д. Володихин 

— И, насколько я понимаю, они призвали ведь Старка под крыло?  

Н. Кузнецов 

— Да. Они позвали Старка, и он, естественно, не мог отказаться. И вот когда наступила вершина его военно-морской карьеры — он возглавил морские силы России на Тихом океане, то есть Сибирскую флотилию, будущий современный Тихоокеанский флот. 

Д. Володихин 

— Но, насколько я понимаю, по-настоящему сильных кораблей тогда в составе флотилии было раз-два и обчелся?  

Н. Кузнецов 

— Ну, там был целый ряд мобилизованных кораблей, там были вооруженные ледоколы. Но надо сказать, что для своих задач... А задачами были, прежде всего, борьба с партизанами, борьба с японскими браконьерами и отстаивание суверенитета в этом плане, суверенитета России. Потому что японцы были, конечно, очень серьезной военной силой на Дальнем Востоке, и зачастую они вели себя как хозяева. Но моряки Сибирской флотилии старались не давать им это делать. И постоянно — вот сохранился ценнейший исторический источник, отчет адмирала Старка о деятельности Сибирской флотилии, то есть с 1921 года, с момента, когда он ее возглавил, и почти до самого конца Филиппинской эпопеи, о которой мы говорим дальше. То есть это напряженные операции по борьбе с браконьерами, по изъятию уловов. При этом как бы это все было связано и с различными дипломатическими казусами, но флотилия работала, и работала достаточно активно.  

Д. Володихин 

— Что там у него было наиболее сильным из всего состава флотилии? 

Н. Кузнецов 

— Ну, флагманский вооруженный ледокол «Байкал» вот во время эвакуации Сибирской флотилии... 

Д. Володихин 

— Кажется, канонерская лодка «Манджур» старой постройки, но с артиллерией довольно значительного калибра?  

Н. Кузнецов 

— Не-не, «Манджур» тогда уже был как блэк-шип(?), его использовали и в кампании 1919 года для обучения младших рот морского училища. Не, «Манджур»-то — он, конечно, был корабль специальной постройки, но он был точно не самой сильной стороной Сибирской флотилии. Это, прежде всего, вооруженные ледоколы. Это «Байкал», это «Илья Муромец», это охранные крейсеры «Лейтенант Дымов»... а «Командор Беринг» уже погиб к тому времени. Они принадлежали Министерству государственных имуществ и предназначены были именно для охраны морских ресурсов. Это и миноносцы, и вооруженные канонерские лодки. Был там, например, и ветеран Цусимского сражения буксирный пароход «Свирь».  

Д. Володихин 

— Но напомним, что миноносцы — не те нефтяники, которые сражались на Балтике и на Черном море и которых сравнивали с легкими крейсерами, а старенькие угольные миноносцы. То есть они относительно медленные, они относительно слабые. Иными словами, у Старка было сосредоточено под командой огромное количество боевых единиц. Боевые единицы, в основном, мелкие, размазанные по огромному театру военных действий, как масло по хлебу, и, в общем, его работа была крайне хлопотливой.  

Н. Кузнецов 

— Да, но все-таки позволю поправить... На самом деле, они, конечно, не были очень размазаны. База-то была одна — это Владивосток, и, плюс, нужно было обеспечивать на Камчатке... 

Д. Володихин 

— Действовать-то приходилось на каком огромном пространстве!  

Н. Кузнецов 

— Ну, да... Не, ну да, можно и так сказать, но база была одна — это Владивосток. И, плюс, перед самой эвакуацией необходимо было доставить воинские части на Камчатку, а в результате те корабли — это «Магнит», по-моему, посыльное судно — с Камчатки уже были вынуждены уходить не во Владивосток, а туда, дальше в порты Кореи, Китая и так далее.  

Д. Володихин 

— Ну, правительство Меркуловых оказалось не вечным, и его очередной переворот также убрал со сцены  большой политики.  

Н. Кузнецов 

— Да. И пришел к власти Михаил Константинович Дитерихс, выдающийся военачальник. Можно... 

Д. Володихин 

— И заметим, что он не только русский православный, но еще и монархист.  

Н. Кузнецов 

— Да, и монархист, и при нем, собственно, войска были переименованы в Земскую рать. И он действительно подчеркивал всегда свое православие. Но, в общем, удержать фронт не удалось, потому что к осени 1922 года, после окончательной эвакуации японских частей и усиления, так сказать, Народной революционной армии, в общем-то, к Владивостоку подходили уже части регулярной Красной Армии, и стало ясно, что эвакуация неизбежна. Эвакуация проходила как по сухому пути, через китайскую границу, так и на кораблях и судах Сибирской флотилии, и тут вот заслуга в спасении от большевиков вот этих порядка 10 тысяч русских людей и представителей армейских частей и кадетских корпусов, и, собственно, экипажей Сибирской флотилии и их родственников принадлежит именно адмиралу Георгию Карловичу Старку, командующему Сибирской флотилией. 

Д. Володихин 

— А откуда мы знаем численность? Это относительно общепринятая цифра — 10 тысяч, или там, учитывая еще гражданских беженцев, могло быть и больше народу? 

Н. Кузнецов 

— Нет, на самом деле, вот Старк — он был человек высокой штабной культуры, и он сохранил архив... Ну, вернее, до наших дней значительная часть архива Сибирской флотилии либо не сохранилась, либо она еще не обнаружена — вот, скорее всего, в Австралии она находится. Но Старк написал подробнейший отчет, где все эти цифр названы, поэтому, в принципе, их можно вполне принимать за реальные.  

Д. Володихин 

— Итак, Старк, в сущности, выполняет ту работу, которую выполнили Саблин и Кедров двумя годами ранее в Крыму, обеспечив эвакуацию огромного количества людей — и белых, и членов их семей, и тех, кто просто не чаял себе доброй доли при большевиках. Когда это и как происходит? 

Н. Кузнецов 

— Да, но сразу же оговоримся, что, в отличие от Саблина и Кедрова, у Старка не было вообще никакого времени, как сейчас модно говорить, на раскачку, на подготовку. 

Д. Володихин 

— И, в общем, у него был довольно слабый кадр(?).  

Н. Кузнецов 

— Да. И это были совершенно другие корабли. И если, соответственно, у командования Черноморского флота были определенные договоренности в французами, то Старк уходил абсолютно в никуда. 

Д. Володихин 

— Что называется, «все сам»?  

Н. Кузнецов 

— Да, все сам. То есть единственный, кто оказывал ему чисто информационную поддержку, это был русский морской агент, морской атташе в Японии Дудоров, которого Старк, конечно, тоже знал по службе на Балтийском флоте. Ну, и он мог ему только что-то подсказывать и как-то его знакомить с международной обстановкой.  

Д. Володихин 

— Ну и, насколько я понимаю, японцы вовсе не желали видеть эту вооруженную силу в пределах той территории, которую они контролировали? 

Н. Кузнецов 

— Да, однозначно.  

Д. Володихин 

— Когда они уходят в 1922 году, в какой момент? 

Н. Кузнецов 

— 25 октября. Это вот дата вступления во Владивосток Красной армии. И тогда с острова Русский, соответственно, стали уходить корабли и суда Сибирской флотилии. Как раз на острове Русский они забирали чинов Сибирского и Хабаровского кадетских корпусов. Ну и, плюс, с Камчатки ушел отряд капитана первого ранга Ильина — отдельно. И сосредоточились они уже в корейском порту Гензане.  

Д. Володихин 

— И вот они начинают мучиться — Гензан и Пусан это, в общем, два порта, в которых русских не ждали и не хотели видеть.  

Н. Кузнецов 

— На самом деле, их не ждали-то, по сути своей, нигде, да. Но Старку нужно было там разгрузиться от этапа его, так сказать, крестного пути, потому что это можно именно так назвать, Сибирской флотилии — Гензан, Пусан, Шанхай. Ему в каждом из этих портов нужно было... Как бы он вывез за пределы оккупированной большевиками территории тех же представителей кадетских корпусов, сухопутных частей, но ему просто было физически их не прокормить, и он, соответственно, их сгружал на берег. А по дороге к Шанхаю, соответственно, во время шторма погиб охранный крейсер «Лейтенант Дымов» — пропал без вести со всем экипажем, со всеми людьми, со всеми гражданскими беженцами. Плюс, ряд небольших катеров пришлось оставить в море. И к моменту прихода в Шанхай, конечно, личный состав эвакуированных сократился значительно, но практически не было угля, в кассе флотилии оставалось еще, по-моему, 15 долларов. И консул России Гроссе, в общем, на поддержку которого рассчитывали, поддержки этой оказать как-то не смог или не захотел — не потому, что он поддерживал большевиков, а потому что он уже не до конца понимал свои полномочия. И Старку пришлось в Шанхае продать кое-что уже из оружия и кое-что из небольших кораблей — просто для того, чтобы прокормить людей, и для того, чтобы куда-то вести их дальше. А куда — было не совсем понятно.  

Д. Володихин 

— Ну что ж, дорогие радиослушатели, мы сейчас присутствуем при последних актах судьбы Российского флота, который действовал под Андреевским флагом, перед долгим перерывом, когда он будет работать уже под другими знаменами революционного правительства. И мы видим, что это была трагедия, в рамках которой командующий Старк пытался спасти все, что еще можно спасти, и предпринимал поистине героические усилия. Я думаю, будет правильным, если сейчас прозвучит «Марш гвардейского морского экипажа» — нечто, тесно связанное с величайшими периодами славы в истории Российского Военно-морского флота, и как-то утешит тех, кто сейчас душой переживает за то, что происходило в 1922 году на Дальнем Востоке.  

(Звучит «Марш гвардейского морского экипажа».) 

Д. Володихин 

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы с замечательным историком, специалистом по истории белого дела и Российского Военно-морского флота, кандидатом исторических наук, ведущим научным сотрудником Дома русского зарубежья имени Александра Исаевича Солженицына Никитой Анатольевичем Кузнецовым обсуждаем судьбу и подвиги адмирала Старка. Ну что ж, мы застали эскадру Старка в ситуации, когда она чуть жива, и куда двигаться дальше, не очень понятно — денег нет, пищи нет, угля — на копейку, а спасать людей как-то надо.  

Н. Кузнецов 

— Да. И напомню, что происходило это все, все эти драматические события в Шанхае. Это рубеж 1922 и 1923 годов. Но благодаря героическим усилиям Старка и усилиям его штаба удалось продать часть оружия, продать часть кораблей и, в итоге, достигнуть договоренности, что в американские владения на Филиппинских островах могут прибыть корабли и суда из Сибирской флотилии. Потому что все остальные... Как бы китайцы — там велись переговоры с Чжен Зу Лином(?) — отказали, французские — Индокитай — отказали. Была даже уже такая отчаянная попытка (но она бы, конечно, ни к чему не привела) — идти вообще в Бизерту и присоединиться к русской эскадре. Документы сохранились, телеграммы. Но, конечно, это была нереальная попытка. 

Д. Володихин 

— Полмира проплыть на тех кораблях и с теми ресурсами, которые были у Старка, это фантастическая, конечно, идея.  

Н. Кузнецов 

— Да. Ну, ему было не привыкать к дальним походам, если вспомнить поход Второй Тихоокеанской эскадры. Ну да, и там проблема была даже не столько, может быть, в кораблях, сколько в ресурсах. Итак, выйдя из Шанхая, корабли и суда Сибирской флотилии направились на Филиппины, которые тогда принадлежали Соединенным Североамериканским Штатам. По дороге погибло посыльное судно «Аякс», и к весне 1923 года постепенно русские корабли и суда под Андреевскими флагами стали приходить в Манилу, а затем по требованию американских властей они были сосредоточены на рейде находящегося в 80 километрах от Манилы небольшого городка Олонгапо. Там, прежде всего, члены семей чинов Сибирской флотилии были размещены на берегу, а на кораблях перестали поддерживаться пары, но, соответственно, Андреевские флаги продолжали развеваться, и в сокращенном варианте неслась служба. Таким образом, можно говорить о том, что последней эскадрой России, последней эскадрой под Андреевским флагом стала именно Сибирская флотилия. И когда американцы... 

Д. Володихин 

— Скажем так, перед долгой ночью.  

Н. Кузнецов 

— Да, перед долгой ночью. Ну, последней эскадрой, ушедшей из России, стала именно Сибирская флотилия. Американцы, увидев русские корабли и побывав на них, удивлялись, что небольшие корабли, не предназначенные для океанских переходов (а многие из них уже были ветеранами флота, как тот же буксир «Свирь»), сделали этот океанский переход и пришли в Манилу. Причем, нужно сказать, что советское правительство, в общем-то, пыталось вернуть эти корабли и суда, потому что Старк-то увел практически все, что могло двигаться, из Владивостока, и, собственно, потом появился только уже в первой половине 30-х годов советский Тихоокеанский флот. И сперва были обещания амнистии, еще в Шанхае, а потом был нанят американский адвокат таких левых взглядов, чтобы была попытка отсудить у Старка, соответственно, корабли и суда Сибирской флотилии. Ну, в общем, все это кончилось только потерей большого количества долларов для советского правительства, а ничего отсудить не удалось. И вот началась эта, так сказать... Если в Бизерте пребывание Российского флота, Русской эскадры длилось с конца 1920 года по конец 1924 года, а для Морского корпуса это даже был 1925 год, то на Филиппинах это все происходило гораздо быстрее. Потому что очевидно было, что оставаться там русским людям и кораблям незачем, потому что работы там не было, местная рабочая сила достаточно дешевая, и что-то нужно было предпринимать для спасения людей. Соответственно, американцы предложили помощь — они обещали перебросить всех желающих в Америку, но нужно было оплатить визы, это по американскому законодательству. Денег у Старка не было. Поэтому им там приходилось выполнять самые разные работы — от стаскивания какого-то парохода с мели до... концерты давали — оркестр Сибирской флотилии. Соответственно, собрали деньги, и 500 с лишним человек на транспорте «Мэррит»(?) уже в мае 1923 года отбыли в Америку, и большинство из них там, в общем-то, нашли себя и жили, но называли себя с гордостью «старковцы» — это вот в эмигрантской морской прессе 30-х годов встречается. Но ряд людей отправились на остров Линданау(?) для сборки абака — это такое растение, из которого делают знаменитые эти манильские канаты. Их сразу отправить на этом транспорте «Мэррит»(?) не удалось. И, в общем-то, вся эта эпопея тянулась до 1924 года, и официально Сибирская флотилия перестала существовать именно во второй половине 1924 года. Старку пришлось продать большую часть кораблей. Причем, он раздал деньги всем чинам флотилии.  

Д. Володихин 

— Вот давайте не пробегать этот момент, он важный. Понимаете, какая вещь — у разных военных и гражданских чинов Российской империи, потом у России, утратившей монархические устои, находился контроль за банковскими счетами. Они могли распоряжаться этими деньгами — иногда на благо людей, которые оказались в сложных условиях, иногда — на благо себя, любимого, такое тоже происходило. Заметьте: Старк честен со своими людьми. Он отдал то единственное, чем располагал, — отдал корабли, чтобы его люди могли начать нормальную жизнь, чтобы они не бродили, как нищие оборванцы, по задворкам Америки.  

Н. Кузнецов 

— Именно так, да. И более того, когда происходила эвакуация из Владивостока, там Дитерихс предлагал ему забрать золото из Госбанка Владивостокского. Старк этого не сделал, а потом в отчете отметил, что «слава Богу, что Господь нас уберег, потому что с этим золотом мы бы еще и непонятно как его, условно говоря, реализовывали бы, обосновывали перед американцами», и что очень хорошо, что этого не сделали. Да, и постепенно ему удалось — ну, кроме небольшой группы тех, кто желал остаться на Филиппинах, всех чинов вверенной ему флотилии, — соответственно, так или иначе их жизнь и судьбу устроить. А остаток этой суммы он отправил Великому князю Николаю Николаевичу как одному из главных претендентов на главенство в Доме Романовых в изгнании.  

Д. Володихин 

— Ну, а корабли были проданы все, или что-то оставалось в распоряжении?..  

Н. Кузнецов 

— Там до конца непонятно... То есть нет, ну, в распоряжении Старка после ликвидации флотилии не осталось... Что-то... Часть, по-моему, была брошена, часть продана. К сожалению, последняя глава, именно посвященная этому в отчете Старка, во всех известных вариантах рукописи не сохранилась.  

Д. Володихин 

— Если я правильно понимаю, Старк лично для себя не сохранил чего-либо сколько-нибудь солидного? 

Н. Кузнецов 

— Абсолютно.  

Д. Володихин 

— Он был столь же небогат, как и его подчиненные, и отправился впоследствии в Европу, располагая крайне незначительными средствами? 

Н. Кузнецов 

— Да, именно так. И, в общем-то, его обстоятельства семейной и личной жизни сложились трагически, потому что его жена, сестра адмирала Развозова, последнего небольшевистского командующего Балтийским флотом, не сумела выбраться из советской России — как раз году в 1924-м там и умерла, и каким-то чудом ему удалось вызволить своих детей Бориса и Татьяну через Финляндию, и они жили в Париже. Старк работал, фактически, до Второй мировой войны водителем такси, хотя он уже был немолодым человеком и в адмиральских чинах. И уже в послевоенный период он возглавлял одну из крупнейших морских организаций — Всезарубежное объединение морских офицеров, созданное еще перед войной по инициативе адмирала Русина, начальника Главного морского штаба, известного деятеля Российского флота. И Старк это объединение возглавлял. Скончался он в Париже в 1950 году, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Могила его сохранилась. И после его смерти отец Борис Старк, его сын, принявший священный сан, вернулся в советскую Россию в качестве священника. Ну, в эмиграции этот поступок, конечно, оценивали по-разному. Он служил, и последние годы жизни он жил в Ярославле, и он хранил, конечно, память о своем отце. И его дети, которые тоже были священниками, и сейчас внук — тоже Борис, Борис Никитович Старк (ну, это потомок, соответственно, не отца Бориса — его сестры), живет в Ярославле, и память о роде Старков и об адмирале Старке сохраняется среди их потомков, которые сейчас живут в России.  

Д. Володихин 

— Ну что ж, дорогие радиослушатели, пожалуйста, почтите память этого человека, почтите память Георгия Карловича Старка, потому что это редкий начальник — не то, что для нашей страны, а вообще для мира во все времена, — который самоотверженно заботился о своих подчиненных, может быть даже, в ущерб себе. Он относился к флоту как к братству. И его матросы, его офицеры были для него младшими братьями. Ну что же, честь ему и слава. Он сумел позаботиться о них так, как мало кто сумел позаботиться в те лихие годы. Ну, а теперь мне остается напомнить, что у нас сегодня в студии был кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Дома русского зарубежья Никита Анатольевич Кузнецов. Мы благодарим его за эту замечательную передачу. Мне осталось попрощаться с Вами. Благодарим Вас за внимание. До свидания! 

Н. Кузнецов 

— До свидания!