У нас в гостях был архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт.
Мы говорили об истории православия на Северном Кавказе и о том, как живет Православная Церковь в этом регионе сегодня.
А. Пичугин
— «Светлый вечер» на светлом радио, здравствуйте дорогие слушатели. В этой студии приветствуем вас мы, Лиза Горская...
Л. Горская
— И Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— Сегодня вместе с нами и с вами этот «Светлый вечер», ближайший час проведет архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. Здравствуйте, добрый вечер.
Епископ Феофилакт
— Добрый вечер, дорогие друзья. Здравствуйте, дорогие братья и сестры.
А. Пичугин
— Пятигорская епархия. Очень интересные места, куда я никак не доеду. Например, я вот последние лет, наверное, десять все время собираюсь поехать в Пятигорск, в Минводы, и все у меня никак не складывается. Поэтому для меня вдвойне интересна, конечно, и какая-то церковная жизнь в этих местах, ну и соответственно как все это там выглядит, развивается. Вы уже несколько лет управляете епархией. Ну соответственно, насколько вообще эти места можно назвать ну вот православными христианскими? Понятно, что храмов много, понятно, что население в массе своей, наверное, советское еще, с советскими традициями живущее. А вот насколько активно люди ходят в храмы, на службы?
Епископ Феофилакт
— Во-первых, надо сказать, что наша епархия была восстановлена в 2011 году, до этого она существовала как самостоятельная в том числе епархия. В разные периоды истории Русской Православной Церкви последних двух столетий она меняла свои границы, но начало всему было положено еще в византийские времена. И мы не случайно, а с точки зрения еще даже исторической, совершенно обоснованно говорим о нашей земле как о Кавказской купели, где по сей день сохраняются храмы IX-X века. Кстати, в которых мы совершаем богослужения и очень радуемся такой счастливой возможности, что ярко свидетельствует о том, что христианская традиция, православная проповедь, проповедь о Евангелии пришла в эти земли Кавказа — как мы называем наш дом, Благословенного Кавказа, — еще тогда, когда, если можно образно так сказать, в Киевскую купель только набиралась вода для будущего крещения киевлян. И в этом смысле слова христианская традиция для Кавказа имеет очень глубокое значение. Почему я об этом говорю? Потому что современные народы, живущие на Северном Кавказе, воспитанные уже сегодня или поддерживаемые современной, иной культурой, в том числе исламской культурой, очень многие традиции, адаты, законы, внесенные в национальные традиции, заимствовали из христианской традиции. Даже названия дней недели совпадают с днями памяти православных святых, которые совершаются в этот день, я уже не говорю о фамилиях и именах современных, скажем так, жителей Северного Кавказа. Конечно, был период после монгольского периода, который сильно оказал колоссальное влияние на эту территорию, и практически глубокой раной и, так скажем, глубокими ударами было поражено дерево, растущее там в православной традиции, но сохранило корни. И вот уже в более поздний период эти православные корни вновь дают свои побеги, свои плоды. И сегодняшняя епархия это не епархия нынешнего времени, а продолжающаяся традиция того, древнего времени. Это и монастыри, и это и православные центры, это гимназии, это детские сады, это все то, что свойственно современной Православной Церкви. Это и семинария духовная у нас на Ставрополье. Ну и, в общем, все, повторюсь еще раз, все то, что свойственно для современной жизни Православной Церкви.
Л. Горская
— Может быть, расскажете подробнее про храмы IX-X веков, в которых до сих пор совершается богослужение?
А. Пичугин
— Возродилось даже, наверное.
Епископ Феофилакт
— Да, они находятся на территории современной Карачаево-Черкесской республики. Это известное Архызское городище, это храмы в соседнем Тебердинском ущелье, где сегодня, благодаря в том числе такой положенной, скажем, на бумагу договоренности с местным музеем, мы имеем возможность совершать регулярно богослужения в этих храмах. Ну конечно, они совершаются чаще всего в летне-весенний, в теплый период. Хотя и в зимний период там совершаются молебны и собираются люди, которые просто приходят в эти места как в святые места для молитвы, для поклонения. Отдельной, может быть, даже передачи или внимания заслуживает вопрос, связанный с поддержкой и реставрацией этих храмов. Полагаю, что, может быть, в рамках сегодняшней беседы мы не успеем об этом поговорить. Но одно то, что эти святыни по сей день сохраняются именно как храмы, а не как бывшие нынешние руины и бывшие церкви, уже вызывает большую радость и серьезную, глубокую, обоснованную надежду, что в таком же виде, как храмы, они будут сохраняться в будущем.
Л. Горская
— А существуют какие-то паломничества? Можно там, не знаю, из Москвы, из другого города приехать, остановиться, ну там какую-нибудь экскурсию посетить или нет? Может быть, мой вопрос дико звучит, но все-таки ваш регион у многих вызывает опасения, когда рассматриваются варианты для отпуска — ну есть же такой стереотип.
А. Пичугин
— Ну в Пятигорск-то, в Минеральные воды спокойно люди едут.
Л. Горская
— Ну не все. Ну пускай владыка расскажет. Ладно, ты у нас знаток.
Епископ Феофилакт
— Вы знаете, я разделю ваше вот такое внутреннее переживание. Конечно, есть большое количество информационных потоков, которые говорят, что Кавказ это особая территория, там нужно быть очень внимательным, да и много информационных поводов дают, к сожалению, не всегда позитивный, а нередко негативный окрас жизни на Северном Кавказе. Недавно возвращаюсь домой, и вот уже самолет идет на посадку, заходит глиссада самолета над городом Минводы, практически над куполами нашего Покровского собора. И рядом пассажиры говорят там, две женщина, одна с другой говорят: смотри, надо же, здесь купола церквей! И я сначала так как-то не обратил на это внимания. Ну а затем мы разговаривали, сколько там можно было поговорить, говорю: а что вас так удивило? Ну мы вот сюда летели с какой-то вот такой внутренней готовностью, что здесь совершенно мы ничего своего не найдем. И вот сегодня храмы нашей Русской Православной Церкви, в том числе и на территории республик Северного Кавказа являются, если хотите, такими знаками вот такой духовной безопасности или знаками «своего». Вот знаете, как бывает: ты попутешествуешь по какой-то далекой земле, и вдруг ты идешь-идешь, там какие-то пальмы, тут березка растет. И тебе кажется: ну вот, вот она почти уже родина, вот оно что-то родное. Вот то же самое. Хотя храмы на Северном Кавказе это не березки среди пальм, они очень часто встречаются, но такую же вот радость вызывают у нашей общины для людей, которые приезжают на Кавказ. Сегодня, слава Богу, действительно и у нас действует паломническая служба, которая называется «Кавказский паломник», и к нам приезжают большое количество гостей, посещают наши древние храмы, о которых я уже говорил, наши монастыри. Посещают храмы казачьи — у нас сохранились уникальные храмы, им по 200 и по 150 лет — деревянные походные казачьи церкви, которые по сей день сохранились и в них совершаются богослужения. И они, конечно, имеют возможность не просто, знаете, так посмотреть со стороны, как на музейный экспонат, а на живую реальную церковную жизнь. Ну и конечно, это община. Надо сказать, что в храмах у нас говорят, конечно, с акцентом. Я всегда это подчеркиваю, говорю, что вот в храмах на Кавказе говорят на русском языке, но с небольшим акцентом, она многонациональна.
Л. Горская
— Ну это не только в храмах на Кавказе с небольшим акцентом говорят. Ничего страшного же нет в этом. Я хотела спросить про контакт с исламским населением. Как вот вообще относятся, какие взаимоотношения?
Епископ Феофилакт
— Очень уважительно. Надо сказать, что мы ведь столкнулись — на Кавказе это особо чувствуется — разный, если так можно сказать, уровень переданных традиций собственных. Ведь и среди коренного населения встречается колоссально большая проблема, когда старшее поколение не всегда может передать свои традиции подрастающему поколению. Вот эта проблема отцов и детей встречается и там, и там она еще более острее актуализирована своими иными тенденциями, в том числе и в исламской традиции, связанной с крайним радикализмом. И, конечно же, недостаточно заметны бывают проблемы, именно связанные с этим внутри и умм. При этом надо сказать, что у нас и с муфтиями, и с имамами очень хорошие, замечательные отношения. Знаете, как проиллюстрировать? Вот, к примеру, на праздник Рождества Христова у нас такая традиция: практически во всех храмах, больших соборах делаются такие живые вертепы, изображающие место яслей Рождества Христова, а живыми участниками этих вертепов являются ягнята, самые настоящие. Так вот, к примеру, в городе Черкесске каждый год к этому вертепу ягнят из своего стада дарит местный муфтий, который таким образом, вот так поздравляет православных жителей республики с праздником Рождества Христова. То же самое на праздники, связанные с исламской традицией: мы вместе оказываем поддержку и помощь нуждающимся людям, собираем продукты питания для таких людей, оказываем какую-то материальную поддержку и помощь.
А. Пичугин
— А просто прийти в гости на праздники друг к другу можете?
Епископ Феофилакт
— Ну конечно. Только нужно понимать в каком пространстве ты должен и можешь находиться. Ну я думаю, что, конечно, будет совершенно неуместно войти в пространство храма...
А. Пичугин
— Или в мечеть.
Епископ Феофилакт
— Да, или в мечеть, и какие-то совершать...
А. Пичугин
— Ну а за стол сесть?
Епископ Феофилакт
— А что мешает нам?
А. Пичугин
— Действительно.
Епископ Феофилакт
— Сесть за стол и вместе посидеть и там потрапезничать.
Л. Горская
— Какая-то очень милая подробность, что у муфтия есть свое стадо.
Епископ Феофилакт
— Да, есть.
Л. Горская
— Большое?
Епископ Феофилакт
— Надо будет спросить у него.
А. Пичугин
— А я хотел узнать про казаков. Кто такие вот казаки, которые сейчас живут на Ставрополье? Потому что в представлении большинства людей казаки — это песни, это если люди живут в Москве и наблюдают казаков в Москве, то чаще всего это вот ребята, которые ходят в странной, непонятной одежде. Ну и понятно, что к Москве это имеет меньше отношения, а там все-таки исторически жили всегда казаки. И вот кто эти люди, что это за сила такая? И чем они занимаются, помимо того, что ходят в своей одежде, в форме, и поют песни?
Епископ Феофилакт
— Ну это знаете, так же само можно сказать о храмах и о монастырях: это там, где в колокола звонят и мужчины ходят в длинных черных одеждах.
А. Пичугин
— Ну да.
Епископ Феофилакт
— Для кого-то может таким это показаться.
А. Пичугин
— А многие так и видят.
Епископ Феофилакт
— Многие так и видят. А это на самом деле люди, которые прежде всего, кстати, тоже есть такая некоторая ошибка: воспринимать казачество исключительно как такое военное сообщество.
А. Пичугин
— Вот.
Л. Горская
— Как такой ЧОП даже уже.
Епископ Феофилакт
— Да. Это совершенно неправильное восприятие. Потому что казаками с самого начала своего становления по сей день являются люди разных профессий, разного выбора — это и врачи, и писатели, историки, священники, архиереи, и люди действительно, которые несут там военную службу. Единственное, что современное общество больше, может быть, иногда требует казачество как некую такую дополнительную общественную, гражданскую силу правопорядка, но это отдельная история. А на самом деле это люди выбора, люди воли. Это люди, которые, к большому сожалению, так же как и все другие традиции, этносы, претерпели очень страшный период гонений и репрессий, и расстрелов, и лагерей, и ссылок — а это не только потеря человеческих жизней, это еще потеря переданной традиции. Поэтому современное казачество, оно так же, как и современная любая традиция, может быть, где-то восстанавливается нередко через какие-то болезни или какие-то промахи и сложности. Но сегодня это, вот если говорить о нашей территории, это не только Ставропольский край, это и республики, где находится Терское казачье войско, в моей епархии это два войска, еще и Кубанское казачье войско, как раз на территории Карачаево-Черкесской республики. Это люди, которые в основной своей массе несут службу. Но среди которых очень много людей, которые, ну вот знаете, просто любят свою культуру, говорят на своем, если можно так сказать, языке, воспитывают детей в своем духе. И для них одеть черкеску — это не нарядиться, это выглядеть вполне естественно, так, как они выглядят вот, в общем-то, всегда. Вести крепкое хозяйство.
А. Пичугин
— Мы напомним, дорогие слушатели, что в гостях у светлого радио сегодня архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. Помимо того, что там казачье войско, очень интересно, ведь вы начали рассказывать о том, что казаки прошли через очень тяжелые годы, революционные годы, это очень большая трагедия для казачество в целом. А сейчас если мы смотрим репортажи с Кавказа, из Краснодарского края по телевизору, мы видим огромное количество людей в казачьей форме. Как происходило восстановление? Как эти люди снова почувствовали себя казаками? Или они ими никогда не были и вдруг решили приобщиться? Как вот, что это?
Епископ Феофилакт
— Вы знаете, наверное, как-то вот не ответишь одинаково на этот достаточно сложный вопрос. Я знаю разные истории. Я знаю истории, когда люди не переставали себя чувствовать казаками и когда они росли и всегда знали, что их отец был атаманом. И дома сохранялась атаманская папаха, и сохранялась черкеска, и вот там всегда сыну там или внуку показывали потом: вот смотри, это...
Л. Горская
— Черкеска — это что?
Епископ Феофилакт
— Это одежда, верхняя одежда казака.
Л. Горская
— А, то есть все вот это и...
Епископ Феофилакт
— В том числе, да. И конечно, были и такие люди. Но были люди, которые, можно так сказать, вспоминали о своих корнях. Ведь надо же сказать, к большому сожалению, наверное, и к большой трагедии нашего народа, мы действительно нередко бываем иванами, не помнящими своего родства. И надо сказать, что сегодня очень мало мы интересуемся своей собственной историей, историей своей собственной фамилии, своего рода. Вот мы знаем до дедушек, до бабушек. А чаще всего дедушки и бабушки, испуганные в том числе периодом репрессий и жестокими гонениями, боялись рассказывать о своих дедушках и бабушках и если это делали, то делали очень редко и очень неохотно. И когда многие вот и мои и из числа моих знакомых начинали узнавать о своих предках, оказывалось, что их предки были там в казачьих войсках, в казачьих подразделениях, были такими лихими казаками, очень достаточно известными для своего времени, и они оказываются вот потомками такого казачьего рода. Но конечно, есть люди, которые сами вступают в казачьи общины, по принципу того, что община — это общее дело. А казачья община помогает человеку стать на ноги, помогает в своем деле, помогает в воспитании, помогает в дальнейшем, ну если говоря современным языком, там трудоустройстве. И все это тоже, конечно, общинная жизнь поддерживает людей, особенно небольшого этноса, если это касается каких-то таких территорий, о которых мы говорим.
А. Пичугин
— Вы же тоже из казачьей семьи?
Епископ Феофилакт
— Да, совершенно верно, из терских казаков.
А. Пичугин
— И что-то мне так напоминает... У вас фамилия — Курьянов.
Епископ Феофилакт
— Да.
А. Пичугин
— Казачий курень — вот что-то такое, нет, связано?
Епископ Феофилакт
— Может быть.
А. Пичугин
— А вы родились в Грозном. И как раз ваше воцерковление, как я понимаю, пришлось на годы Первой чеченской войны.
Епископ Феофилакт
— Перед началом чеченской войны.
А. Пичугин
— А как все эти события повлияли на ваше мировоззрение, на приход, такой уже осознанный приход в Церковь?
Епископ Феофилакт
— Нет, я уже был в Церкви. И когда началась Первая чеченская кампания, уже был священником. И в первые месяцы после начала этой кампании находился на территории тогда этого, охваченного, конечно, страшным огнем, Грозного. Но как это повлияло... Ну оно просто напомнило память очень многими яркими образами, которые по сей день заставляют жить изо всех сил. Можно так сказать.
Л. Горская
— Как вам удается эти воспоминания сохранять?
Епископ Феофилакт
— Такое не забудешь. Есть вещи, которые невозможно забыть. Не потому, что ты не можешь это простить. А потому что это глубоко вошло в твое сознание, так же как образ матери, образ отца, образ друзей — их же невозможно забыть. Они просто являются уже теперь большой частью твоей жизни, потому что и те события в какой-то степени стали для меня и отцом, и матерью.
Л. Горская
— Я когда готовилась к программе, я наткнулась на интервью с вами давнишнее. И в заголовок авторы интервью вынесли вашу цитату: «Бог любит смелых». Я хотела бы вас попросить все-таки пояснить в нашем эфире еще раз, что это значит и почему так.
Епископ Феофилакт
— Ну, да потому что Сам Христос говорит: «Не бойся, малое стадо, Я с вами». Не бойся — так какие это, в общем-то, те, которые смелые. Это, наверное, и есть суть, убежден в этом, христианской жизни: не бояться встать после падения, не бояться поверить после разочарования, не бояться дружить после предательства. Не бояться любить после того, как ты испытываешь немало боли. Не бояться молиться, после того, как тебе кажется, что твоя молитва не слышится. Вот это «не бояться» и есть быть смелым.
А. Пичугин
— Но ведь все равно мы всегда чего-то боимся. Ну это еще и свойство, наверное, человеческой природы. А есть вещи, которые как бы не страшат одного, страшат другого. Есть люди, ну в соответствии с характером, наверное, с какими-то наследственными вещами, воспитанием, которые боятся там большего количества вещей. Есть кто-то, кто, кажется, ничего не боится, но все равно страх всегда... Страх смерти уж, наверное, присущ любому человеку?
Епископ Феофилакт
— Ну да, конечно. Но этого страха должно быть не больше, чем ты садишься в самолет или, я не знаю, спускаешься в метро. Это всегдашнее помышление о том, что жизнь наша состоит не в том, чтобы выжить, а в том, чтобы сейчас быть достойным человеком и сейчас, в эту минуту, вот даже в минуту, когда мы говорим с вами, с нашими радиослушателями, просто быть хорошим, нормальным, достойным человеком. Именно сейчас. А что касается страха, вы знаете, вот я опять возвращаюсь к началу, мы об этом говорили: чего стоит там бояться, вот все боятся Северного Кавказа. Ну мне кажется, что чаще всего люди боятся не внешнего, а самих себя, которые в этой ситуации могут ну как-то быть неподготовленными что ли. А если ты нормальный человек, если в тебе все по-человечески — ну что тебе бояться оказаться среди людей даже и другой традиции и другой веры там, не знаю, другого языка? Но если тебе нечего, что называется, бояться за себя самого — ну я имею в виду твою какую-то там двойственность, — то тогда тебе бояться нечего. Совершенно нечего. Другое дело, что ты должен понимать, что вот твой собственный образ жизни, он должен быть таким, чтобы и другим людям не было страшно рядом с тобой: чтобы ты вдруг не сорвал с себя одежду, я не знаю, вдруг не начал там выкрикивать там какие-нибудь «зиги» или что-то еще. То есть сам ты должен вести себя таким образом, чтобы тебя не боялись и не боялись всех твоих странностей, начиная с каких-нибудь в подобных вещах, о которых я сказал, заканчивая там какими-то более сложными так называемыми самовыражениями личной свободы, самовыражениями своей личности. Вот это нужно понимать.
А. Пичугин
— Я знаю, что многие люди еще боятся, что о них плохо подумают — вот такой страх распространенный, как ни странно. Хотя чего ж тут странного.
Епископ Феофилакт
— И такой есть страх, да. Ну всегда же нас встречают, в общем-то, по одежке. Уж провожают по уму. И поэтому, наверное, самым непростым являются моментом: а что одеть? Не потому что вот как я буду выглядеть, а именно это является первым впечатлением.
А. Пичугин
— Мне просто это кажется советским что ли пережитком, что важно даже не то, как ты живешь на самом деле, а то, какое впечатление ты производишь, что о тебе думают соседи, например. Или нет, или это мой предрассудок?
Епископ Феофилакт
— Вы знаете, внешнее мнение всегда является не последним фактором. Вот смотрите: я как епископ, когда исследую возможность того или иного кандидата во священники, то естественно, я спрашиваю не только духовника о том, вот вы пообщались с ним, находите ли вы какие-то причины, препятствия к хиротонии. Но я, конечно же, расспрашиваю в том числе, если это выпускник духовной школы, я обязательно поговорю там с инспектором. Не о том, как он учился. Табель важен, я посмотрю на эти выпускные оценки. Но мне важно поговорить о том, как он себя вел, какие были с ним сложности, какие вообще впечатления о нем, какие он послушания выполнял — то есть я все равно спрошу о человеке мнение. И есть понятие того, что относится к репутации человека, когда он просто показывает себя в разных обстоятельствах одинаково, а не по-разному. И если эта одинаковость в разных обстоятельствах складывается — ну вот, этот человек таков. А если это некая такая, скажем, игра или театральность — это же сразу станет понятно, это станет очевидно, — тогда ну возникают вопросы о дальнейшем послушании этого человека.
Л. Горская
— А вот, кстати, какие качества должны быть присущи кандидату в священство на Кавказе, с вашей точки зрения, и какие неприемлемы вообще?
Епископ Феофилакт
— Такие же, как и везде. Одинаковые. Не может быть священников или там верующих людей там Северного Кавказа, или Дальнего Востока, или западной части — это совершенно одинаковые люди.
А. Пичугин
— То есть священник, которого вы рукополагаете на Кавказе, он точно так же должен, если того потребуют какие-то обстоятельства, перейти служить на Камчатку, например.
Епископ Феофилакт
— Конечно. Но единственное, что, конечно, важным и таким обстоятельством заметным является знание человеком местных традиций. Опять я вернусь к тому слову, которое мы уже произносили: он должен не бояться жить в республике, не бояться жить в селе, не бояться жить в ауле. Не бояться не потому, что вот он такой бесстрашный. А потому что он знает, как надо общаться, как надо вести себя, как нужно жить в своей частной, если так можно сказать, семейной жизни. Он просто должен быть в своем пространстве. Знаете, где родился, где крестился — там и сгодился. Вот в этом смысле, конечно, для него такие качества важны.
А. Пичугин
— А вы можете назвать ваше назначение семь лет назад в Пятигорск ну определенным возвращением домой?
Епископ Феофилакт
— Да, я так и сказал, когда первый раз вступил уже, в общем-то, в новом послушании как правящего архиерея одной из северокавказских епархий: я вернулся домой.
А. Пичугин
— А я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. Мы продолжим нашу программу через минуту. Здесь также Лиза Горская и я, Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомним, что в гостях сегодня у нас архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. Владыка, вы управляете Пятигорской епархией семь лет. До этого у вас такой внушительный послужной список в качестве архиерея, я даже, наверное, назову: это и Челябинская епархия, и временно управляли и Курганской епархией. Были викарием в Московской епархии с титулом епископ Бронницкий, управляли Смоленской епархией, Владикавказской и сейчас управляете Пятигорской. И у вас еще одно интересное послушание: вы уже десять лет, ну почти десять лет без малого управляете приходами Патриаршего благочиния в Туркменистане. Это вдвойне интересно, потому что, насколько я знаю, когда-то слышал, что назначить постоянного архиерея в Туркмению нельзя, потому что туда принимают только человека с гражданством и родившегося на территории Туркменистана. А что вообще там с православными храмами?
Епископ Феофилакт
— Вы знаете, спасибо большое, во-первых, что вспомнили об этом, потому что для меня Туркменистан действительно за эти десять лет стал уже такой большой, заметной частью собственной жизни. И еще заметной потому, что большое количество духовенства там было мной рукоположено, и выросли дети наших священников, теперь они уже становятся сами, что называется, на крыло. Построены, восстановлены храмы, укрепляются общины, освящены эти храмы. Действительно по действующему законодательству Туркменистана есть определенного рода требования, которые связаны с юридическим вопросами. Назначение руководителя местной организации религиозной возможно только тогда, когда вот есть определенные условия, связанные с его гражданством. Но вот на протяжении десяти лет это не мешает, в том числе мне выполнять послушание Святейшего Патриарха с уважительным отношением со стороны руководства Туркменистана и управлять Патриаршими приходами. Регулярно бываю в Туркмении...
Л. Горская
— Как часто?
Епископ Феофилакт
— Четыре, пять раз в году, если получается.
А. Пичугин
— Ну раз в два месяца почти.
Епископ Феофилакт
— Если не получается, то бывает реже. Все это зависит от какого-то режима, уже теперь там кавказского режима в том числе. Но, слава Богу, как-то не возникает никаких проблем, связанных там с въездом, с выездом и продвижением, передвижением по самой стране. И я очень многие места посетил даже те, которые не все священники местные в Туркменистане бывали в этих местах. Ну вот, к примеру, одно из известных мест — современный город Серхетабад, раньше он назывался Кушка — достаточно известное место. Кстати, в этом городе по сей день сохранился поклонный крест, один из четырех, установленный к 200-летию Дома Романовых, и единственный крест сохранился там, в городе Кушке. Я имел возможность у этого креста совершить и молебны, и помолиться. И там была очень интересная встреча. Детишки набежали, окружили меня, ну с какими-то там подарками, как всегда, какими-то там знаками внимания к ним. И вот они так как-то и благословения просят, ну на туркменском языке, правда. Я спрашиваю там у местного батюшки, который меня сопровождал, говорю: а это вот местные дети? Да, говорит, это русские наши дети. Я когда попытался поговорить с ними на русском языке — на другом-то с ними не могу поговорить, — они русского не знают. Но при этом они продолжают сохранять, по традиции они крещеные, и они со своими родителями посещают — в самом этом городе общины нет, но есть в соседнем городе, куда они выезжают. А так как Серхетабад приграничный город, там достаточно сложно, ну вот поэтому они выезжают в соседний город и там посещают общины, исповедаются, причащаются. Как-то вот постепенно, я знаю, что в том числе изучают русский язык. Кстати, практически при всех храмах, а у нас двенадцать общин в Туркмении, открыты школы — ну если так, сложно назвать их школами, скорее это такие, знаете, даже...
Л. Горская
— Кружки?
Епископ Феофилакт
— Кружки, да. Курсы, кружки по русскому языку, где можно и взять хорошую русскую литературу. У нас во всех библиотеках имеются замечательные сборники и собрания, полные собрания сочинений русских классиков, русской классической литературы на русском языке. И надо сказать, что эти библиотеки пользуются большим успехом и большим интересом. Во многих больших приходах собраны народные библиотеки, когда люди просто меняются книгами.
Л. Горская
— А вот можно, я снова задам свой любимый вопрос про паломничество: существует ли в Туркменистане какая-то возможность поехать туда паломникам, посмотреть вот этот крест, про который вы говорили, например?
А. Пичугин
— Хотя бы просто экскурсии.
Л. Горская
— Ну да.
Епископ Феофилакт
— Ну насколько я знаю, что Туркменистан, конечно, как и все другие страны, радуется туристам, которые приезжают. Единственное ограничение это то, что в Туркмению установлен визовый режим для граждан Российской Федерации, как и для многих других граждан, и это налагает определенные условия получения визы. Но есть какие-то туристические компании здесь, в России, при посредстве которых можно получить такую визу и посетить достопримечательности Туркмении.
А. Пичугин
— То есть храмы православные или каких-то других конфессий христианские существуют в Туркмении свободно?
Епископ Феофилакт
— Да, совершенно свободно.
А. Пичугин
— Потому что несколько лет назад была такая статистика, христианская организация «Open Doors» ее проводила, вернее представляла, международная христианская организация, согласно которой Туркмения, Туркменистан занимал 20-е место среди стран, где притесняют христиан.
Епископ Феофилакт
— Ну я не могу сказать, наверное, подробно о представителях там каких-то протестантских движений, потому что у меня вот за это время даже ни разу и контакта с ними не было...
А. Пичугин
— Их не много.
Епископ Феофилакт
— Как-то они сами не изъявляли желания. Хотя свободно общаюсь там, повторюсь еще раз, передвигаюсь по стране. Есть определенные условности, сложности, да, и мы тоже с ними сталкиваемся. Но я не стал бы их ставить, знаете, в разряд таких острых и невозможных для служения. Все же, слава Богу, одна статистика, то, о которой он сказал, дает возможность говорить, что это не совсем так. Мы рукополагаем священников, местное духовенство, и уже появилась сейчас целая плеяда священников местных, которые выросли уже, вот что называется, в это время, закончили учебные заведения духовные в России и стали священнослужителями.
Л. Горская
— А вот, кстати, давайте вернемся к вопросу, какие качества, с вашей точки зрения, неприемлемы, когда вы рассматриваете кандидата на священство? Вот есть какие-то такие качества, которые вот если они обнаружатся — то всё, извините? Или это совсем секретная информация?
Епископ Феофилакт
— Да ну нет, никакая она не секретная. Вы знаете, наверное, самое первое, что ну не может быть вообще приемлемо, это неинтерес к людям, это нежелание общаться. Вот священник, мне кажется, он так устроен, что когда он видит людей, он сразу должен начинать говорить. Потому что его единственным и главным оружием, солью и смыслом является говорить, проповедовать. «Горе мне, если не благовествую» — говорит апостол. Вот у священника должна быть всегда жажда говорить. Именно говорить, благовествовать. Он должен интересоваться людьми. Он не должен быть безразличным. Ему не должно быть все равно. Вот это самое главное чувство. Вот эта теплохладность — самое страшное явление, которое может погубить любое дело. Поэтому если это очевидно и заметно — какая-то такая вот почти безразличность, — ну навряд ли из такого кандидата может в дальнейшем быть действительно хороший, достойный пастырь.
Л. Горская
— Это как у врача, наверное, да? А где грань между безразличием и просто какой-то здоровой защитой от того, чтобы у тебя сердце не разорвалось, в которое ты вмещаешь горе всех людей и проблемы всех людей, с которыми тебе как пастырю приходится общаться?
Епископ Феофилакт
— Грань? Непростые вопросы вы задаете. Я никогда об этом не задумывался. Где эта грань? Ну вот если священник просто искренне интересуется жизнью своей общины, знаете, как-то это само собой происходит. Это как дома: приходит отец домой — его вокруг детвора облепила, жена вышла навстречу, и какой-то естественный разговор. Он как бы все о семье знает. Он, конечно, спросит, как ты день провел там своего сына, там у дочери, как ты этот день прожила. Но в принципе он все знает, он же как отец для семьи. И какой бы он там уставший ни был, с какими бы своими личными проблемами ни вернулся домой, он понимает, что это пространство, где, в общем-то, все этими проблемами делятся и все друг друга поддерживают, хотя бы в том, что ну мы любим друг друга, нам друг без друга никак нельзя. Когда священник это показывает, становится сам примером — вот это и есть то, что он должен, в общем-то, делать. Мне кажется, так. А что касается грани, ну грань — это когда начинают списывать все, ну все что угодно там, какую-то усталость и что-то еще, и просто вот безразлично отмахиваться рукой, как некоторый, я не знаю там, как начальник что ли. Вот этого нельзя допускать никогда. Тогда нужно уединиться и какое-то время глубоко поразмыслить о своей жизни.
А. Пичугин
— Списывают свое безразличие к людям, например.
Епископ Феофилакт
— Ну не безразличие, а знаете, такое вот...
А. Пичугин
— Бывает же такое.
Епископ Феофилакт
— Такое иногда менторское, назидательный такой взгляд, и я — вот, и вы делайте так.
А. Пичугин
— Ну или да. А выгорание? Вот это очень модная сейчас тема, о которой постоянно говорят, пишут в интернете, даже конференции собирают специальные.
Л. Горская
— Где ты это все читаешь?
А. Пичугин
— Там же где и ты, наверное. Ну есть же, наверное определенная действительно проблема с тем, что священник, который там много или не очень много лет прослужил, чувствует в себе вот эту усталость. Усталость не от служения даже, наверное, а общую какую-то апатию — вот то, что многие называют этим термином «выгорание».
Епископ Феофилакт
— Наверное, есть. Я бы назвал это каким-то искушением или испытанием. Вот я опять вернусь к образу семьи. Уж, наверное, и у матери в семье, и у отца в семье бывают моменты, когда они говорят: как мне вот тяжело. Но если так вот, один на один спросить, глаза в глаза, отцу или матери: ты что, устал быть отцом или матерью? И, наверное, думаю, что никто со всей своей тяжестью не скажет: да, все, я больше не хочу быть ни отцом ни матерью — просто тяжело. Да, бывает тяжело. Бывает, и устал. Потому что вот говорят, знаете, праздник приходит —вот сейчас мы пережили Рождественские, Богоявленские праздники — вот с праздником! Как вы праздник встретили? Да как? С утра до позднего вечера на службе в храме: молебны, люди, службы. Потом еще елки, потом еще посещения детских домов, потом еще дома для престарелых, и прочее, и прочее, и прочее. Да, ты устаешь к вечеру — физически устаешь. Но когда ты, во-первых, молишься и, во-вторых, любишь тех, кто рядом с тобой — ну как это можно от этого устать? Ну не то что устать, выгореть? Не знаю. Мне кажется, Бог не выжигает, если это искреннее общение с Ним. Просто нужно продолжать уметь интересоваться, что-то открывать для себя новое, интересоваться тем, что вокруг тебя. Чуть-чуть дальше в том числе своего собственного прихода.
А. Пичугин
— Мне очень понравилось в свое время, когда я узнал практику Православной Церкви Америки: у них в порядке вещей, что священник служит десять лет, а потом ему оплачивают годичный отпуск за счет епархии...
Л. Горская
— Ну кому же это не понравится!
А. Пичугин
— Который он может провести где угодно. То есть, не знаю, мечтал он всю жизнь поехать на какие-нибудь острова в Микронезию — вот его туда отправят, он туда поедет на год. Может путешествовать по всему миру. Но вот год он как-то вот приводит себя в порядок после десяти лет служения. Если ему нужно, конечно.
Епископ Феофилакт
— У нас практика в Туркменистане: каждый год — два месяца отпуска.
А. Пичугин
— Но это сложные условия.
Епископ Феофилакт
— Сложные условия. Возможность в том числе что-то посетить, попаломничать с семьей. И мы всегда поддерживаем священников, поехать в какую-то паломническую поездку — это очень хорошо.
А. Пичугин
— А кто служит в Туркменистане? Это люди, которые там живут или...
Епископ Феофилакт
— Граждане Туркменистана.
А. Пичугин
— А, то есть это не только к правящему архиерею такая есть, ну к возможному кандидату на архиерейство в Туркмении...
Епископ Феофилакт
— Нет, у нас священники, которые имеют не только туркменское гражданство, есть священники, которые не имеют — один священник не имеет туркменского гражданства. Но в подавляющем своем большинстве, конечно, 99 процентов это священнослужители с туркменским гражданством.
А. Пичугин
— Но это люди, которые в свое время, после распада Советского Союза просто там остались или родились.
Епископ Феофилакт
— Там родились и выросли. Да, это родина для них, они там родились и выросли.
А. Пичугин
— А есть проблемы с тем, что люди оттуда уезжают? Или все-таки Туркмения, она разительно отличается от...
Епископ Феофилакт
— А из Москвы не уезжают?
А. Пичугин
— Уезжают из Москвы, и в Москву приезжают. Но вот мы общались с владыкой Питиримом из Таджикистана, который служит, несет послушание в Таджикистане, он рассказывает, что там действительно проблема, что русские, которые не уехали в начале 90-х, когда там все разваливалось, уезжают сейчас по программе переселения в Россию. Ну я так понимаю, что в Туркмении другая ситуация. Все-таки и другая экономическая ситуация, в первую очередь.
Епископ Феофилакт
— Есть и такие проблемы. И то, что в последние годы действительно большое количество и русскоязычного населения покинуло Туркменистан — да, действительно это так. И молодежь, которая заканчивает обучение и продолжает его в других территориях и странах и уезжает — и эта проблема существует. Но вы знаете, вот я помню замечательное — это уже на Кавказе произошла история, когда там семья они выехали и искали — ну понятно, искали другое место, разные причины тому были. И, в конце концов, вернулись обратно, и вот с таким уже выходом: ну, слава Тебе, Господи, мы опять вернулись домой! Как-то вот, что ни говори, а то пространство, в котором ты вырос, и когда его в тебе действительно очень много, оно всегда тебя оживляет. Знаете, это как точка возврата, если хотите. И вот эта точка возврата, это место в том числе и твоего рождения.
А. Пичугин
— Мы напомним, что в гостях у светлого радио сегодня архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт.
Л. Горская
— А хотела спросить, владыка... У меня какие-то вопросы сегодня странные, но вы уж простите. Вы можете назвать вещи, которые вас в вашей епархии радуют?
Епископ Феофилакт
— Конечно. Многодетные священники. Радует наш, вот, слава Богу, я так радуюсь этому: батюшки наши поддержали проект радио «Вера». Радует то, что есть возможность развивать этот проект, и уже теперь четыре радиочастоты, и совсем скоро появится пятая радиочастота на нашей территории, которая покроет еще большую часть, в том числе восточную часть Ставропольского края. Радует то, что, конечно, это образование, это и Основы православной культуры — очень высокий процент выбора этого модуля в рамках ОРКСЭ. Радуют наши собственные учебные заведения: наши две гимназии, наш детский сад. Радует то, что люди живут у себя дома, любят свой дом. Радует то, что они очень хлебосольные, любят гостей. Поэтому приезжайте в гости и не бойтесь. Радует еще и то, что мы вместе очень часто, слава Богу, с духовенством собираемся и с членами семей на уже традиционные встречи — Рождественские, Пасхальные. И я смотрю, как это само духовенство вдохновляет, когда люди разных поколений — а это особенно важно, когда молодые священники смотрят на старших священников, когда старшие могут посмотреть на молодых и порадоваться, что их старость благословенна, потому что они не зря потратили свое время и воспитали достойную смену — вот такая преемственность очень радует. Конечно, то, что мы открываем новые общины, собираем новые общины. Слава Богу.
А. Пичугин
— У вас социальная работа довольно большая в епархии проходит: «Дом для мамы», центр для детей-инвалидов «Солнечный городок», центр иппотерапии, реабилитационные центры разные. Расскажите про это направление, потому что действительно, я так понимаю, довольно много всего делается. А как вы к этому пришли? А может быть, это и до вас уже работало или это с вашим приходом все как-то развернулось?
Епископ Феофилакт
— Ну, такой на личности акцент... Это просто пришло время этому, вот и все, скажем. Пришло время. Потому что действительно мы просто реагируем на нужды людей. Вот «Дом для мамы». Сейчас там уже несколько сот мамочек, уже почти около сотни родившихся детей, спасенных жизней. Я этот дом называю: это место, где царь Ирод не властвует.
Л. Горская
— Расскажите подробно.
Епископ Феофилакт
— Да. Это когда-то была резиденция, здание было, в общем-то, приспособлено под резиденцию архиерея. Когда была образована епархия, то я понимал, что сейчас там скорее нужна не резиденция. Я нашел себе возможность, место жить наконец-таки в монастыре и живу там. А этот дом мы переоборудовали и сделали его вот как такой сначала кризисный центр для мам. А как оказалось, появилась новая община. Большая община. И матушка Лариса, которая, занимается этим центром, человек очень большой души и какого-то безграничного сердца — поражаюсь ей. Она смогла вокруг себя собрать такое количество единомышленников, которые просто вот с каким-то глубоким, знаете, чувством радости взялись за это дело. Как священник идет на службу и радуется: вот сегодня Пасха, — так и матушка туда со своей гвардией идет и встречает этих наших мамочек, поддерживает их, помогает им. Ну им там разная помощь оказывается: они там могут жить, их выгнали на улицу — они на улице там не останутся. Там никогда не спросят, какой ты веры, какой ты национальности, какого языка. Если нужно тебе переночевать — ты там переночуешь, если нужно тебе помочь — тебе там помогут. Многие девочки прошли через этот центр, те, которые оказывались в разных территориях Северного Кавказа, обманутые ложной любовью, обманутые ложными ожиданиями. А потом нужно было им вернуться домой, не так-то просто это оказывалось, и они тоже проходили через наш дом, и их поддерживали, и им помогали. Многодетные мамочки, теперь уже те, которые родили детишек, туда приходят и уже действительно как к себе домой, потому что «Дом для мамы, и помогают своим подругам, помогают своим друзьям. Там есть бесплатный магазин, где можно одеться, получить лекарства, какую-то еще поддержку — вот все, что можем. Но вы знаете, как-то это вот очень действительно сплотило людей. Вот так он и появился этот «Дом для мамы». И иппоцентр тоже так же.
А. Пичугин
— Иппоцентр — уточните, пожалуйста, потому что я так лихо его назвал, но честно говоря, сам плохо помню, что это такое.
Епископ Феофилакт
— Центр иппотерапии. У нас появился священник, он сначала служил в соседней епархии как-то, и он так искренне любит лошадей, оказалось...
А. Пичугин
— А, точно же, лошади!
Епископ Феофилакт
— Да. Оказалось, он инструктор по иппотерапии для детишек с ограниченными возможностями. И вот как-то так мы задружились и начали заниматься этим. Теперь уже появились и свои лошади, и своя территории. Наши братья-казаки дали нам возможность заниматься на их территории. Теперь там, в этом иппоцентре уже тоже под сотню детишек занимаются. Они занимаются бесплатно — это большая экономия для бюджета семьи, конечно, потому что в основной своей массе это люди малообеспеченные. Это все при поддержке епархиального бюджета осуществляется и друзей: кто-то кормом поможет, кто-то еще чем-то, кто-то конфетами для детей. Мы поддерживаем заработные платы специалистов, работает уже несколько специалистов в этом иппоцентре. И, слава Богу, вот эта работа ведется. Кстати, если вдруг у кого-то из наших радиослушателей будет желание поддержать, будем благодарны: мы думаем сделать крытый манеж. Вот сейчас зима, ограничены в занятиях, потому что нет крытого манежа, собираем на него средства.
Л. Горская
— А как можно помочь? Где-то в интернете есть сайт или...
Епископ Феофилакт
— Ну вот на сайт нашей епархии, и дальше уже мы свяжемся.
Л. Горская
— А вы сами как к природе и к животным относитесь?
Епископ Феофилакт
— Очень люблю животных, вы что. У нас в монастыре такое количество животного мира. Больше кошек, конечно.
А. Пичугин
— Ну их везде больше всего.
Л. Горская
— Подбрасывают?
Епископ Феофилакт
— Нет, ну вот как-то вот появились и живут, и уже их много.
Л. Горская
— А природа? У вас же природа величественная, совершенно необыкновенная.
Епископ Феофилакт
— Да, и лисы, и кабаны, и кого только у нас там не встретишь.
Л. Горская
— Ну просто как-то для меня это очень актуальная тема. Я вспоминаю Антония Великого, Франциска Асиззского, наших преподобных, Серафима. Герасима Иорданского. И даже мечтаю... Ну ладно, не буду всех секретов выдавать. Сейчас же у природы масса проблем — и у животного мира, и просто там у экологии, да, там глобально. Природа же это отражение, ну это же тоже творение Божие?
Епископ Феофилакт
— Конечно.
Л. Горская
— Это же вот Его рука, да запечатлена?
Епископ Феофилакт
— Это то, что Он, более того скажу: это то, что Он нам доверил, сад, который Он отдал нам в управление, в заботу. И оказывая эту заботу, мы, в общем-то, исполняем послушание Ему. И более даже скажу: проявляем любовь к Нему.
Л. Горская
— То есть получается, что это долг каждого христианина?
Епископ Феофилакт
— Призыв каждому христианину, да. Вот, к примеру, у нас в монастыре, он находится на склоне горы Бештау — тоже живописное, красивое место, и большое количество туристов приезжает туда. Не к монастырю, а просто даже на склонах погулять, отдохнуть, называется, посидеть на пикничках. И, к сожалению, после себя оставляют — в своей памяти какие-то воспоминания уносят, а нам на память оставляют то, что оставляют. Так вот, вы знаете, уже появилось — тоже я так этому радуюсь, — большое количество активистов из местных девушек и ребят, такие «зеленые патрули», которые вместе с насельниками нашего монастыря раз в месяц, летом чаще, делают такие рейды, убирают территорию за теми, кто оставил хорошие у себя впечатления.
А. Пичугин
— А монастырь у вас один? Вы говорите: у нас в монастыре, монастырь. Монастырь один, да?
Епископ Феофилакт
— Я говорю о монастыре на территории Ставропольского края. У нас несколько монастырей, у нас и мужские и женские монастыри.
Л. Горская
— Вот вы обронили такую фразу, что у вас наконец-то появилась возможность жить в монастыре — ваша мечта?
А. Пичугин
— Я смотрел ваш репортаж на одном из федеральных телеканалов, где вы показываете журналистам свой дом. Вот в это дом как раз сейчас переехал приют, да?
Епископ Феофилакт
— Нет-нет, я показываю не свой дом, а игуменский дом, в этом доме я продолжаю жить. А приют находится в другой резиденции. Эта резиденция находится в другом городе, находится в городе Ессентуки. А вот я уже живу там, в Бештаугорском мужском монастыре.
А. Пичугин
— Интересно, кстати, мне почему-то подумалось сейчас: а монах может — речь идет о насельниках монастырей, могут держать животных?
Епископ Феофилакт
— Сложный вопрос. И вся сложность этого вопроса заключается в разной традиции. У нас в монастыре не принято держать домашних животных у себя в кельях. Ну потому что есть определенные, знаете, сложности — братский корпус требует особого такого внимания. Но кошек достаточно...
А. Пичугин
— Кошек — да, кошек, я говорю, везде много.
Епископ Феофилакт
— Чтобы взять на попечение кого-то и подкармливать.
Л. Горская
— Какие проекты еще и планы? Вот мы говорили о том, что тот, кто хочет, кому это близко, может поучаствовать в строительстве манежа в иппоцентре. В чем еще можно поучаствовать в жизни вашей епархии? Это вопрос такой, ну наверное, я сейчас спрашиваю о том, чем вам может помочь и благотворитель, у которого нет времени, а есть, например, деньги, он хотел бы их на благо употребить и активист там, волонтер, у которого есть свободное время, есть энергия, есть силы и желание. Вот вы говорили, там мусор люди собирают. Ну вот это про другое. А вот именно что касается епархиальных дел.
Епископ Феофилакт
— Вы нам очень поможете, если приедете в гости. Приезжайте к нам.
А. Пичугин
— Поедемте, Елизавета?
Л. Горская
— Я-то да.
Епископ Феофилакт
— Приезжайте в гости. И просто вот где-то остановитесь, что-то увидите. А там уж Сам Господь подскажет сердцу, где можно приложить свои силы, где можно приложить свои знания, свои умения. Просто приезжайте в гости.
Л. Горская
— А куда бы вы посоветовали в первую очередь, вот обязательно приехать?
Епископ Феофилакт
— Я уже говорил о наших древних храмах. Это Карачаево-Черкесия — древние храмы, Архызское городище, на территории Ставропольского края Бештогорский мужской монастырь. Женский монастырь Георгиевский, где находится приют-пансион «София» для девочек, которые остались без попечения своих родителей и там они в нашем приюте воспитываются. В Кабардино-Балкарии замечательный тоже женский монастырь, Троицкий, где всегда будут рады паломникам и гостям, и матушки очень тепло к ним относятся. Ну везде.
А. Пичугин
— В общем, в гости мы напросились — самую главную цель нашей программы мы выполнили. Час прошел незаметно, все уже, время закончилось. Спасибо вам большое, владыка. Напомним, что в гостях у радио «Вера» сегодня был архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. Лиза Горская...
Л. Горская
— И Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— Всего хорошего, будьте здоровы.
Епископ Феофилакт
— Спасибо большое за общение. Храни и благослови всех вас Господь.
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час
«Уныние, отчаяние, депрессия». Наталия Инина
У нас в студии христианский психолог, психотерапевт, преподаватель факультета психологии МГУ им. МВ Ломоносова, РПУ св. Иоанна Богослова Наталья Инина. Разговор шел о чувстве богооставленности. Что делать, когда рушатся все надежды и нападает отчаяние, как не перепутать депрессию с чувством покаяния и как преодолеть грех уныния и научиться верить и доверять Богу.