Программа создана при поддержке проекта «Опора Созидание» - www.opora-sozidanie.ru
У нас в гостях был основатель семейного досугового центра профориентации «Мастерславль» Виталий Сурвилло.
Наш гость рассказал о том, как можно научить ребенка получать радость от созидания, и как в этом призван помочь проект «Мастерславль».
А. Пичугин
– Здравствуйте, дорогие слушатели, в студии светлого радио приветствуем вас мы, Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
– Алексей Пичугин.
А. Пичугин
– Сегодня вместе с нами и с вами здесь, в этой студии Виталий Сурвилло, председатель Совета директоров детско-юношеского центра «Мастерславль». Здравствуйте.
В. Сурвилло
– Добрый вечер.
А. Пичугин
– Наверное, Алла, которая в «Мастерславле» была, скорее поделится впечатлениями. Я, к сожалению, не был, хотя очень давно собираюсь. С момента нашей первой встречи здесь, на радио «Вера» прошло уже два с половиной года, вот я с тех пор собираюсь, но так, к сожалению, и не добрался пока. Поэтому, Алла, расскажи, пожалуйста, что же такое «Мастерславль» и что ты там увидела.
А. Митрофанова
– Ой, ну я очень условно могу поделиться своими впечатлениями. Дело в том, что я туда приезжала на спектакль. «Мастерславль» это такой город мастеров...
В. Сурвилло
– Совершенно верно.
А. Митрофанова
– Детям показывают, что такое профессия.
В. Сурвилло
– Ну и вообще это город детей.
А. Митрофанова
– Город детей. И одно из пространств, где это все происходит, это сцена. И вот я приезжала как раз туда на спектакль замечательного Театра Шмелева, смотрела там постановку очень сложную и невероятно интересно сделанную. Вы предоставляете эту сцену, я так понимаю, начинающим театрам, за что вам большое спасибо. И в тот момент, когда спектакль начался, собственно главных действующих лиц, детей...
В. Сурвилло
– Уже в городе не было.
А. Митрофанова
– В «Мастерславле» уже не было. Потому я очень условно могу своими впечатлениями поделиться само пространство, конечно, ну прекрасное, совершенно прекрасное. Этот тот момент, когда очень хочется, знаете, чтобы вот так тебя откинуло назад глубоко, чтобы снова так вот наверх смотреть, знаете, с бантиками идти там за ручку с мамой, с папой, да, и чтобы тебя вели в какое-то место, предвкушение от встречи с которым, оно будет волновать еще с вечера.
А. Пичугин
– И даже это не снова хотелось, а просто хотелось. Потому что в нашем детстве, конечно, ничего подобного не было.
А. Митрофанова
– Ну да.
В. Сурвилло
– Странно немножко, потому что на самом деле мы-то хотели создать мир взрослых для детей. Правда, мир взрослых без большей части его недостатков. А получилось, что когда взрослые попадают в него, им самим хочется...
А. Митрофанова
– Да.
В. Сурвилло
– Им кажется, что это мир детства.
А. Митрофанова
– Ну это правда. Особенно, знаете, я вот сейчас вспоминаю, вот эти дорожки, расчерченные для начинающих автомобилистов, пожарные, вот это вот все. И, конечно, магазин с космической едой в тюбиках. Я поняла, что у меня остались с детства незакрытые гештальты, мне хотелось всегда попробовать. Не хотелось быть космонавтом, но хотелось попробовать эту еду из тюбиков.
А. Пичугин
– А это та самая космическая еда действительно, которая поставляется на орбиту или...
В. Сурвилло
– Ну так говорят, все-таки я сам на орбите не летал, но говорят, что именно та самая еда.
А. Пичугин
– Где вы ее берете?
В. Сурвилло
– Где берем ее, компания, которая утверждает, что они поставляют их и для центра космических полетов.
А. Пичугин
– Потому что на автозаправках сейчас на некоторых тоже продают космическую еду. Но там, по-моему, ребята просто в тюбиках делают борщ и каши, и еще что-то.
В. Сурвилло
– Но все равно вкусно.
А. Пичугин
– Наверное, я не пробовал.
А. Митрофанова
– А вы пробовали, кстати?
В. Сурвилло
– Я пробовал, мне понравилось.
А. Митрофанова
– Да? Потому что я когда пришла, там уже было закрыто. Я бы тоже попробовала.
А. Пичугин
– Так это удобно на заправках. Это же не надо отвлекаться на дорогу. Едешь себе, из тюбика потихоньку ешь.
В. Сурвилло
– Да.
А. Пичугин
– Хотя я тоже не пробовал, мне так кажется. Ладно, а расскажите, хоть мы здесь в этой студии уже про «Мастерславль» говорили в целом, с самого начала как все возникло. Но прошло два с половиной года, еще раз вы приходили, была другая тема программы. Поэтому, я думаю, не грех вспомнить с самого начала, что же такое «Мастерславль», и почему вам в свое время – уже, кстати, сколько лет назад? – пришла в голову идея создать подобное.
В. Сурвилло
– Ну как волею судеб получилось, что в какое-то время мы столкнулись с проблемой. Я занимался очень много строительством промышленным как бы, и мы столкнулись с тем, что найти иногда квалифицированного рабочего, который знает, ну я не знаю, хоть какие-то минимальные сведения про ветровые нагрузки или про температуру заливания бетона, их становилось все сложнее и сложнее. Как то мы очень погрузились в вопросы, связанные с профессионально-техническим образованием и пошли вот, наверное, через эту проблему, проблему системы профтехобразования в России. А потом как-то уже вышли вообще на вопрос, что такое дополнительное образование, чем должны заниматься дети, чему их стоит учить, чему их учат в школе, чему должна их учить школа, и что остается на время вне школы. И как-то вот мы вышли через наших иностранных партнеров на аналог того примерно, что мы делаем у себя. Мы пустили несколько международных сетей, которые связаны вот с таким профессиональным, я бы сказал, вернее рассказом о профессии. И мы стали вести переговоры по франшизе. Но потом как-то мы поняли, что все-таки все эти проекты, которые существуют в мире, они все такие на самом деле сугубо развлекательные. Это вот на один раз: пришел, посмотрел, проигрался, ну если понравилось, ты придешь второй раз проиграться. Это не система дополнительного образования, а система такого умного развлечения, что тоже очень хорошо. Но нам-то хотелось как раз все-таки все недостатки, которые мы сами пережили в своей системе воспитания, их каким-то образом здесь исправить в одном проекте. И поэтому мы все с таким энтузиазмом взялись за это, думая не только о том, чтобы дети знали, чем занимаются их родители, но чтобы они понимали, что такое гражданская ответственность, что такое социальная ответственность, как вместе работать, жить и получать удовольствие с детьми с особенностями физического развития. Как можно вообще вместе работать, почему надо вместе работать, что такое труд, в чем цена труда, почему надо уважать любого человека, если он трудится – вот куча всяких таких вопросов, которые мы попытались решить в одном проекте и создали такой маленький город. Ну не такой маленький – 6 тысяч квадратных метров, в котором около 70 зданий, 70 мастерских, и в каждой мастерской рассказывают про ту или иную профессию. И есть общая система, которая все это объединяет, она там есть: общая паспортная система, общая система денежная, у нас своя там валюта, золотые таланты. И существовать ты можешь только как во взрослом мире: ты зарабатываешь деньги, ты потом их можешь потратить на учебу, на какие-то развлечения, но потом их все равно невозможно купить за рубли или за доллары, тебе надо опять зарабатывать. И вот некая такая жизнь, когда каждый житель города принимает для себя решение, что ему надо в ближайшее время делать: ему можно предаться отдыху или ему надо задуматься о том, чтобы заработать на другой отдых, ему нужно еще заработать, поработать и чему-то научиться. Вот некая такая жизнь в миниатюре, которая очень-очень, для нас главное, чтобы при этом была какая-то общая атмосфера. И, с одной стороны, и не стяжательство, и не такая как бы эксплуатация труда, а было такое понимание полноты жизни, что вот для того, чтобы получать удовольствие от этой жизни, надо что-то давать. И вообще для того, чтобы что-то получать, надо уметь делиться. Вот, наверное, это мы и пытаемся воплотить в нашем проекте.
А. Митрофанова
– Вы такое количество каких-то глубинных вопросов сейчас озвучили в своем кратком экскурсе. Я сижу и думаю, с чего же начать. Ну вы знаете, пожалуй, давайте, вот вы сейчас дважды уже сказали о том, чтобы научить детей или дать им почувствовать, что значит удовольствие от жизни, при том, чтобы не заниматься каким-то таким стяжательством или попыткой там перетянуть одеяло на себя и так далее. Как вы это им даете?
В. Сурвилло
– Ну, мне кажется, вот в чем наш подход: самые глубокие, на мой взгляд, вещи, они не воспитываются с помощью лекций или с помощью такого, три составные части марксизма-ленинизма как бы. Речь идет совершенно о другом. О том, что в виде примеров, в виде каких-то мелких намеков, аллюзий, в виде каких-то рисунков, каких-то правил жизни самого ребенка подводить к мысли о том, что вот есть радости в этой жизни, их надо уметь использовать, к ним надо уметь готовиться. Для того, чтобы ими пользоваться, надо другое время посвятить чему-то созидательному. Вот это соединение созидательности и получения радости от жизни, мне кажется, вот это можно делать только в виде каких-то ну подсказок, но ни в коем случае не созвать детей и сказать: сегодня вы с часу будете работать столько-то для того, чтоб потом получить удовольствие от этого и так далее. Не расписывать им жизнь, дать им самим возможность попробовать. И на этом, собственно, зиждется основной принцип работы «Мастерславля», что ребенок выбирает сам, что он будет делать в ближайшие четыре часа – ну срок у нас длится это время пребывания в городе. Все по-разному. Есть дети, которые начинают действительно копить деньги и стать миллионерами, и не вылезают с бирж, потому что есть такая мастерская, и думают об этом. Но даже это вот, весь мой опыт подсказывает, что все равно как бы это не становится неким таким сумасшествием. Это все равно сохраняется доброжелательность всего этого, даже когда они счастливые выскакивают и кричат: нет, я никуда не хочу, хочу чаще раз попробовать...
А. Митрофанова
– Сыграть на бирже.
В. Сурвилло
– Сыграть на этой бирже. Но постольку, поскольку занятия там каждый раз меняются и раз в месяц...
А. Пичугин
– А нельзя останавливаться на одном?
В. Сурвилло
– Ну ходить на одно и то же – вот мы здесь отличаемся от всех, что у нас в каждой мастерской там от пяти до десяти сценариев. Поэтому, наверное, ребенок может ловить тот момент, когда будет одно и то же. Но думаю, что его к этому не подталкивает сама обстановка. Ему проще лучше что-то попробовать новое, узнать здесь что-то новое, а потом уж попробовать другую мастерскую. Если ему что-то очень понравится в этой профессии, у нас всегда есть возможность записаться на мастер-класс, на специальные курсы профориентации – это уже другой вопрос, когда мы начинаем говорить серьезно о выборе профессии. А в том, чтобы попробовать, научиться, получить какие-то навыки и при этом понять, как функционирует эта профессия, то достаточно, наверное, пяти-шести, десяти базовых занятий.
А. Пичугин
– А что за курсы по выбору профессии?
В. Сурвилло
– Ну у нас если вот человек захочет, я помню, как-то приводил пример, он опять мне пришел, то же самое. Вот если он занимается на стации МЧС, у него есть несколько базовых занятий: пожар, спасение человека из-под завала, спасение человека с верхних этажей. Но при этом если он хочет глубже, то есть мастер-классы: лесные пожары, пожар в небоскребе. А если он действительно захочет узнать вообще, что такое профессии сотрудника МЧС, то тогда мы по договоренности с МЧС зовем профильного человека, который готов в течение четырех-пяти занятий с ним встречаться и рассказать более-менее подробности о том, чем он занимается в МЧС. И, более того, где этому можно научиться, что собственно говоря, для нас самое главное. Но вот таких курсов, так дети далеко идут, наверное, это одна десятая всех посещающих. А так в основном идут до уровня мастер-классов.
А. Митрофанова
– Слушайте, но одна десятая это уже немало.
В. Сурвилло
– Это немало.
А. Митрофанова
– Значит, 10% тех, кто будет потом ну двигателями в определенной сфере.
В. Сурвилло
– Будем надеяться.
А. Митрофанова
– Вы двигателей растите, получается.
В. Сурвилло
– Ну я надеюсь, все-таки больше наше призвание, я повторюсь, наверное, чтобы дети вырастали с пониманием полноты жизни. Я даже не знаю, как это...
А. Митрофанова
– Гармоничными, да?
В. Сурвилло
– Да, вот такое, наверное.
А. Митрофанова
– Я вообще, знаете, вы про это когда сказали, вот уже третий раз сейчас повторили, я прямо хочу вам огромное спасибо за это сказать. Потому что вы говорите, вы пытаетесь в «Мастерславле» сделать сейчас то, чего не хватало вам, нам в нашем детстве. Мне кажется, что у нас вообще как-то – я могу ошибаться, конечно, это мое субъективное мнение, – в масштабах страны проблема в том, чтобы уметь получать вот эту радость от жизни здесь и сейчас. Мы, знаете как, люди вот такой еще советской закалки, воспитаны в условиях, когда им нужно поднимать целину, делать ракеты, перекрывать Енисей, то есть какие-то рекорды. Люди, которые прошли через 90-е, в какой-то момент могли надорваться что ли от того, что они не справляются со всеми теми кризисами, которые обрушиваются на них вот на единицу времени. И вот это чувство, оно ушло, вот эта радость жизни, понимание того, что вот именно здесь и сейчас происходит все самое важное.
В. Сурвилло
– Да. Есть там еще один такой аспект: мы все очень зациклены на успехе, на таком жизненном успехе. И этот успех, вот его понимание, оно, на мой взгляд, последнее время претерпевает такое сужение. Ну сейчас, может, немножко только в последнее время, наверное, пошел противоположный тренд. И этот успех сводился либо к материальному, либо к профессиональному успеху. На самом деле, все-таки, на мой взгляд, успешно... Но даже слово мне не очень нравится: успешно пройти жизнь. Вот радость от того, что ты живешь, она не сводится только к успеху, и вот этому мы хотим научить. Мне кажется, радость от того, что если ты научился – в «Мастерславле» мы учим этому, – ухаживать за человеком, который на коляске – ну это фантастически здорово, если у тебя получится успех. Даже понятно, что мы не можем научить азбуке жестов, но если мы научим детей просто встретить на улице человека, который не может говорить, и ему на языке жестов сказать: «Добрый день, как дела?» – это, по-моему, настолько радостно. Даже не тому, кто это услышит, а тому, кто это скажет, кто это сделает. И вот я вижу нашу задачу, что самое главное этому научить. Я точно понимаю, что мы не можем научить профессиональной подготовке, для этого есть вузы, для этого есть сузы, для этого есть специальный корпус учебных заведений, которые этим занимаются. И не наша задача научить менять сифоны. Но научить радости от замены сифона – это наша задача. Научить тому, что есть вот это, это, во-первых, интересно, это точно уважительно, это достойно. И вот этому научить, мне кажется, я вижу наше предназначение в этом.
А. Пичугин
– Давайте напомним, что в гостях у светлого радио сегодня Виталий Сурвилло, председатель Совета директоров детско-юношеского центра «Мастерславль». Вы же не только в Москве. У нас много городов вещания, и, кстати, за пределами России, насколько я знаю, тоже «Мастерславли» появляются.
В. Сурвилло
– Ну да, вот такой предмет нашей гордости, что мы, наверное, единственные, кто занимается, я бы даже назвал так громко, экспортом дополнительного образования. Мы вот открыли...
А. Митрофанова
– Прекрасно.
В. Сурвилло
– Очень похожий центр наши партнеры открыли на Кипре, который называется «Мастерленд». И открыли такой же центр в Ереване, называется «Ситизен».
А. Пичугин
– Но это не конкретно вы, это ваши партнеры открыли, по франшизе?
В. Сурвилло
– По нашей франшизе, да. То есть мы передаем все материалы, а там соответственно уже идет перевод на язык. Перевод на Кипре это греческий и английский, в Ереване это на армянский. Но при этом берутся наши сценарии, и берутся наши сценарии не только занятий, но даже вот я раньше не останавливался на этом, у нас очень большая такая ветвь работы это проведение, организация различных праздников – профессиональных там, отечественных, религиозных. И вот когда берутся вот эти сценарии, мне кажется, это вообще очень важно, потому что таким образом дети одной страны узнают некий мир, атмосферу другой страны, что, на мой взгляд, вообще крайне важно в условиях нынешнего всеобщего недопонимания, кто как живет и зачем действует. Мне кажется, это очень важно.
А. Митрофанова
– А как эти праздники проходят, что это такое? Мне кажется, мы о них еще не говорили в наших эфирах.
В. Сурвилло
– Ну мы, наверное, очень редко говорим. Но вот у нас бывают замечательные, скажем, национальные праздники. Бывает Тбилисоб, когда везде грузинская музыка, везде висит там чурчхела с потолка, выступают грузинские детские ансамбли, рассказывается о всяких интересных аспектах жизни в Грузии. То же самое у нас был день арабской культуры. День Австралии был совершенно замечательный, когда знакомили там, что такое бумеранги, ну вообще как вот все-все, что...
А. Митрофанова
– А когда был день Австралии, что там висело с потолка, простите?
В. Сурвилло
– Бумеранги, кстати, висели везде бумеранги.
А. Митрофанова
– Бумеранги, но они же несъедобные.
В. Сурвилло
– Ну они несъедобные, но тем не менее, это был действительно без кулинарии этот праздник. А бывают праздники другого рода. Там бывает Масленица. А бывают праздники профессиональные совершенно, когда речь идет там сегодня день, я не знаю там, милиционера. Ну сейчас у нас День полицейского сотрудника, органов МВД. И тогда у нас занятия, которые происходят обычно в мастерских, они выходят на площади, и рассказывается про эту профессию уже более широко и по различным сценариям прямо на открытых пространствах города. И вот таких праздников очень-очень много. А бывают праздники совсем другие. День рождения там Анны Ахматовой мы отмечали и, соответственно, везде, во всех уголках, где там в университете у нас показывались редкие кадры в киносъемке Анны Андреевны, а где-то мы включали просто стихи ее голосом, которые еще записал Шилов, если не ошибаюсь. В общем, какие-то такие вещи, которые, я не могу сказать, что дети останавливаются и как вкопанные начинают вдруг, но нам не дано, как наше слово отзовется. И вот это точно западает в памяти либо им, либо их родителям. И, по крайней мере, ну мне кажется, это очень создает такую правильную атмосферу о том, что не обязательно должна быть все время какая-то такая легкая музыка, хотя и она, конечно, необходима. А иногда надо так, чтобы фоном были какие-то очень серьезные вещи для детей. Это как вы когда укладываете ребенка, вы можете спокойно же включить там, я не знаю, ну симфонию, я не знаю, там Пятую симфонию Бетховена, может, рано, но по крайней мере, Моцарта почти все что угодно можно. Это же для младенца, но это точно на нем отражается. И точно также, если ребенок будет расти, и ему будут читать все время хорошие стихи – ну это точно благостно скажется на его будущем развитии, на его отношении к другим людям.
А. Митрофанова
– А кстати, вы сейчас праздники перечисляли, а Рождество Христово вы не будете...
В. Сурвилло
– Конечно, конечно. Нет, ну это такие центральные. Я уже сказал Масленица, но потом осекся, ну что здесь масленица, вся страна празднует. Конечно, будет Рождество, конечно, у нас Пасха отмечается. Как раз тоже понятно, с неким...
А. Митрофанова
– Миссионерским, видимо, да, таким аспектом.
В. Сурвилло
– Да, и понятно, что, наверное, поскольку мы «Мастерславль», а при полном уважении и открытости ко всем существующим традициям таким высокой нравственности и, что для нас очень важно, уважении к достоинству человека во всяких религиях, конечно, все-таки в основном это у нас православные праздники, которые отмечаются.
А. Пичугин
– Я как раз хотел спросить: это не влияет на то, что посетители, скажем, мусульмане, могут обидеться, что их праздники в «Мастерславле» как-то проходят мимо?
В. Сурвилло
– Ну во-первых, если они так следят, являются постоянными, то есть они знают, что мы со всем уважением относимся и к культуре, которую принес ислам, и ко всем тем ценностям, ну как бы вот зиждущимся, повторяю, на достоинстве человека, уважению к достоинству, мы это точно так же рассказываем про это и очень много рассказываем про это. И мне кажется, нет, здесь вряд ли кто-нибудь в обиде. В общем, мы никому ни в коем случае в данном случае не навязываем убеждения основателей этого города, хотя, конечно, они как-то сказываются. И ни в коем случае не делаем в этом какую-то дрессировку. Мы рассказываем просто о том, что есть, и как раз рассказываем максимально ненавязчиво. Если человек захочет остановиться – он остановится, не захочет – не остановится. Но понятно, что одним из основателей города, с кем мы обсуждали эту идею, был владыка Пантелеимон. И понятно, что это не может не сказаться...
А. Пичугин
– А он бывал у вас?
В. Сурвилло
– Да, бывал, конечно, да.
А. Пичугин
– А сколько всего «Мастерславлей» в Москве?
В. Сурвилло
– Нет, в Москве один «Мастерславль».
А. Пичугин
– В Москве один, да.
В. Сурвилло
– В Москве у нас сейчас открывается, вместе с нашими партнерами мы открываем долгожданный, мы долго-долго говорили о нем, будет еще, но он называется уже таким более современным названием: «Кидс Сити» – это на «Пражской», метро «Пражская». Но он во многом сделан по нашим лекалам. Вот тот же принцип, что в каждом мастерской должно быть несколько занятий, что это должно быть скорее образовательного аспекта центр. Там очень много уделяется внимания всяким инновационным мастерским, инновационным технологиям, там больше спорта, чем где-либо. Мне кажется, будет очень интересный такой проект.
А. Пичугин
– И вы в этом тоже участвуете.
В. Сурвилло
– Мы в этом участвуем, да. Там архитектура очень интересная, так что это будет интересный город.
А. Митрофанова
– А вот про новые технологии можете несколько слов сказать? Вы уделяете им внимание в каких аспектах? Вот что там что представлено?
В. Сурвилло
– Это такой один из самых для нас сложных и болезненных вопросов. Потому что вот сейчас прошло три года, как мы открылись, как раз совсем недавно мы отмечали трехлетие. И мы все-таки задумали в этом году провести такую реновацию некоторых мастерских, добавить несколько, по-моему, семь новых мастерских.
А. Митрофанова
– Ничего себе.
В. Сурвилло
– И добавить в мастерские, в каждой практически еще новый сценарий, ну назовем их инновационными. О чем идет речь? Идет речь о новых профессиях, которых ну как бы становится больше. У нас появится, скажем, медиацентр, мы начнем рассказывать о профессии блогера, о профессии ютюбблогера. Можно, наверное, по-разному к этому относиться, но постольку, поскольку эти профессии есть и они востребованы...
А. Пичугин
– И будут востребованы в дальнейшем все больше.
В. Сурвилло
– И будут востребованы в дальнейшем, то мне кажется, об этом надо рассказывать. Не все же время рассказывать только там о продавце магазина или... Ну у нас есть, например, тоже несколько профессий, которые мы называем профессии, которых больше нет. Ну там чистильщика обуви, там еще что-то такое тоже есть.
А. Митрофанова
– А дети могут попробовать, что это такое?
В. Сурвилло
– Да. У нас машинистка, например, есть. Но это, правда, не каждый день, но это тоже какие-то вот праздники мы устраиваем. И, в частности, когда был праздник работника офиса, то у нас была мастерская работники машбюро, что для детей это кажется каким-то, ну я не знаю, как для меня каменный плуг и соха. То есть вообще не могут понять, зачем это нужно, когда рядом есть компьютер, планшет, калькулятор и так далее. Наверное, мы больше будем рассказывать о беспилотных летательных аппаратах, будет специальная мастерская, и то, чем они заняты и как их можно использовать при том же тушении пожаров и как их можно использовать при работе при геосъемке. Ну вот сразу такая у нас появится мастерская, связанная с созданием микросхем, появится мастерская связанная с современными, именно современными, в белых халатах, процессами в металлургии. Ну вот задумано много, посмотрим, надеюсь, что мы сделаем все это за ближайшие полгода. А в «Кидс Сити» уже изначально есть, по-моему, у них целый район называется, то есть не по-моему, а точно называется «АйКью Клауд», он на втором этаже у них, и там вот действительно такие будут совсем новые профессии, туда стоит прийти, посмотреть.
А. Митрофанова
– Потрясающе. Просто я вас слушаю и радуюсь очень. Во-первых, потому что вы делаете такое дело, во-вторых, глядя на вас. Я вижу невероятно серьезного человека, очень состоявшегося в своей сфере строительной, который при этом в какой-то момент целиком и полностью вот погрузился в этот детский мир.
В. Сурвилло
– Ну не хочется здесь выходить на какие-то такие итоговые ноты, но в конечном итоге все равно человек задумывается, что он делает, зачем он делает. И мне кажется, вот этот вечный драйв бизнеса о том, что вот добиться успеха, ну для многих он теряет некую свою привлекательность. И вдруг ты думаешь о том, даже не то что останется, это не столь важно, а что ты сделал вообще для того, чтобы мир стал немного лучше. Поэтому у нас принципы и главный девиз нашего города: «Будь готов сделать мир лучше». Вот мы не то чтобы призываем, мы пытаемся, чтобы дети были готовы к этому, а дальше это их желание. Захотят делать мир лучше – ну значит, будут делать мир лучше. Захотят делать себя только лучше – ну тоже их право, ну что здесь сделаешь.
А. Пичугин
– А «Мастерславль» сейчас для вас это любимое детище, вернее, главное детище?
В. Сурвилло
– Это главное детище. Для меня лично это главное детище. И я, в общем, не вижу ничего другого для себя более важного за все там время моей жизни. У меня была длинная биография, работал и в государственной структурах, и 11 лет проработал в Министерстве иностранных дел. И все профессии интересны, все важно, все, наверное, несет в себе какую-то такую смысловую общественную нагрузку. Но ничего, на мой взгляд, более важного, чем работа с детьми и тем, чтобы дети не превратились в таких Урфин Джюсовых каких-то одинаковых солдатиков – мне кажется, ничего более важного нет.
А. Пичугин
– В начале программы мы начали, уже как-то поговорили немного про театр. А что еще в «Мастерславле» бывает для взрослых? Вот, например, я без детей могу прийти к вам и...
А. Митрофанова
– Захотелось. Ему захотелось.
А. Пичугин
– Ему захотелось давно, то еще с прошлой программы, он просто никак не дойдет, но это другой уже вопрос.
В. Сурвилло
– У нас время от времени проходят так называемые вечерние сеансы для взрослых, их было немного, три или четыре. Сказать, что я очень удовлетворен тем, как они прошли – нет. Да, все были довольны, но это все-таки чувствуется некая такая... разговор не с твоей аудиторией. Как-то это вот ощущается, что некоторая есть в этом натянутость, хотя, повторяю, все взрослые были довольны. Поэтому мне более кажется перспективным это использовать возможности «Мастерславля», когда он не работает с детьми. И это вот, скажем, время после семи часов, мы в семь часов закрываемся. А у нас в театре просто очень хорошая акустика, и поэтому мы предоставляем театр и для различных театральных представлений, и у нас совершенно бывают замечательные музыкальные вечера. А бывают просто вот встречи, как раз «Посиделки» – это уже такие традиционные вечера Ксении Алферовой. В общем, мы стараемся, так чтобы это было место такого тоже культурного просвещения и для взрослых. Но делом просвещения заниматься со взрослыми, по-серьезному обучать их профессии экскаваторщика или рассказывать – ну это игра все-таки такая. Ну то есть мы готовы время от времени играть в это, но в общем, это не основной профиль, конечно.
А. Пичугин
– Давайте прервемся на минуту. Напомним, что Виталий Сурвилло, председатель Совета директоров детско-юношеского центра «Мастерславль» в гостях у светлого радио. Никуда не уходите, буквально через минуту мы снова в этой студии.
А. Митрофанова
– Еще раз добрый светлый вечер вам, дорогие слушатели. Алексей Пичугин, я Алла Митрофанова. И с удовольствием напоминаю, что у нас в гостях сегодня Виталий Сурвилло, председатель Совета директоров детско-юношеского центра «Мастерславль». Мы говорим об этом прекрасном явлении и о том, какова вообще его философия. И то, что вы сказали вот сейчас, как хочется, чтобы дети не превращались в одинаковых Урфин Джюсов, таких деревянных солдатиков, поскольку я немножечко преподаю, я вижу, что вот то, что вы улавливаете вот эти нотки, это настолько ценно, просто невероятно. Я, например, когда со студентами разговариваю, они говорят, насколько им тяжело дается ЕГЭ,
не потому что нужно что-то выучить, а потому что это форматирование под какие-то общие лекала. Это им тяжело, знаете как, сознательно запускать в своей голове атрофию мысли. Вот этот процесс атрофии мысли. А вы, получается, идете вопреки.
В. Сурвилло
– Я не иду вопреки, потому что мне кажется, то, что вы называете, это такой, на мой взгляд, очень точный термин: атрофия мысли – это предопределенность некая общества, которая развивается, тенденция развития общества. Когда ты воспитываешь своей задачей, чтобы люди как можно больше потребляли, то для того, чтобы они потребляли, они должны быть более-менее одинаковыми. Это вот один такой фактор. Второй фактор – количество информации, которую ты должен знать для того, чтобы быть хорошим специалистом, если она увеличивается в геометрической прогрессии, ты понимаешь, что в какой-то момент у преподавателя в школе не останется время спросить, болит ли у тебя правый палец или не болит. Потому что у него совершенно четкая задача: тебе надо за определенное время вложить такие-то и такие-то знания, которые потом он должен проверить на ЕГЭ. И против ЕГЭ не попрешь, потому что другого способа сравнивать знания, наверное, сейчас не существует и не может быть, либо каждый преподаватель должен быть гением и оценивать ребенка вот на уровне каких-то таких даже скорее ощущений.
А. Митрофанова
– Но мы не такие, к сожалению.
В. Сурвилло
– Но мы не такие, это и невозможно. И мне кажется, единственная возможность дать человеку личной траектории, свободной траектории и траектории вот того, что его действительно влечет. И самое главное, попробовать, не заложить: иди в музыкальную школу и мучься в этой музыкальной школе, а потом по окончании десяти лет ребенок ломает скрипку и больше никогда к ней не возвращается. А вот дать возможность попробовать сюда, туда, ошибиться, вернуться, полениться, не прийти и так далее – мне кажется, это возможность только во время того, что мы называем, досуга или во время дополнительного образования, когда это все-таки больше игра и когда нет таких обязательных экзаменов, обязательных программ, обязательных планов. Мне кажется, это единственный способ дать ребенку почувствовать себя. И дальше, наверное, основываясь на этих ощущениях, он сумеет уже выстраивать свою мысль правильнее даже в рамках обязательного образования. Потому что к обязательному образованию, конечно, вопросов, наверное, много, там и зачем дети занимаются так глубоко биологией или там, ну какие-то предметы у меня вызывают некоторые сомнения. Для меня все, скажем, язык, литература, история и музыка.
А. Митрофанова
– Вы гуманитарий.
В. Сурвилло
– Это то, что да, но это вечный спор с моими же коллегами, которые меня уверяют, что, не научив каким-то законам математики и физики, невозможно существовать дальше. Я вот как бы никак не хочу вдаваться в этот спор, потому что правы и те, и другие. А главное, что получается, что если и те, и другие правы, еще меньше времени в школе дать возможность человеку заняться чем-то таким, что вне программы, но ему хочется, и ему надо дать эту возможность.
А. Пичугин
– Если бы вы действительно считали, что самое главное это история, музыка, язык, я думаю, что тогда бы вы не создавали «Мастерславль».
В. Сурвилло
– Почему? Я бы как раз создавал, там бы и делал математические какие-то мастерские.
А. Пичугин
– Вот.
В. Сурвилло
– Давал бы возможность чего-то еще попробовать.
А. Пичугин
– Именно поэтому я и говорю, что если бы вы были уверены в том, что ничего, кроме истории, языка и музыки, в общем-то, образованному человеку не нужно – или я вас не совсем правильно понял, да? – тогда бы «Мастерславль», наверное, просто не появился.
В. Сурвилло
– Я скажу такую немного крамольную мысль. Мне кажется, ну опять это мое глубокое, сугубо индивидуальное мнение: человек важен не только тем набором знаний, компетенций, которые он имеет. Безумно важен стержень этого человека, и его отношение к другому человеку, его отношение к ближнему. Это все формируется все-таки не с помощью законов физики, математики, биологии и так далее. Это все безумно важно, я с вами согласен абсолютно, и без этого жить невозможно, точно так же, как невозможно жить без зарабатывания денег –это must. Но если говорить о приоритетности, то все-таки вот, сколько мне сейчас уже лет, я пришел к выводу, что на самом деле, если человек порядочный, если человек уважает и видит достоинство в любом другом человеке – это во много раз для меня важнее того, умеет ли он считать трехзначные числа, умножать их на двузначные или не умеет. Я не знаю, как по-другому объяснить, я понимаю, что это не будет всеми поддерживаться.
А. Пичугин
– Нет, я прекрасно понимаю.
В. Сурвилло
– Но поэтому мне так важна литература, история и музыка. Мне кажется, это формирует стержень человека, формирует его отношение к любому другому живому существу и, что очень немаловажно, к обществу, в котором ты живешь, к государству, в котором ты живешь, к земле, на которой ты живешь. Это все необычайно важно для того, чтобы мы все не превратились в одинаковых людей на каждой части планеты, которые все абсолютно одинаковы, все мыслят одинаково, все интересуются одинаково и все потребляют одинаково. Мне кажется, вот для сохранения всего этого разнообразия, которое заложено изначально, безумно важно сохранять и развивать прежде всего то, что я сказал: литературу, историю своей страны прежде всего, и историю, конечно, другого мира, и музыку. Ну это мое личное мнение, я просто, прощайте, если я вдруг иду поперек всех правил.
А. Митрофанова
– Ну не знаю, поперек каких правил.
А. Пичугин
– Да.
А. Митрофанова
– У меня как-то вообще даже ни одного слова нет возражения против того, что вы говорите. Единственное, что я вот в поддержку Лешиного вопроса, хочу уточнить: у вас ведь в «Мастерславле», из того, что вы говорите, может создаться впечатление, что «Мастерславль» это такое пространство для будущих поэтов, композиторов и прочих высоких эстетов, скажем так. А когда туда попадаешь, видишь, какое количество там представлено мастер-классов, которые дают базовые какие-то навыки по прикладным профессиям. Это могут быть и дворники, и водители, и не знаю, ну то есть огромное количество чего-то такого, что можно руками делать. Не помню, там кузня у вас есть, нет?
В. Сурвилло
– Нет, кузницы у нас нет, но есть мастерская мебели, есть мастерская по электричеству, есть ветеринарная мастерская, огромный там медицинский комплекс. Нет, как раз вот то, что мы называем творческие профессии, их совсем немного. И все-таки мне кажется, что любой проект, он должен отражать не только твои внутренние какие-то убежденности. Нельзя строить по своим лекалам ну какой-то проект, который предполагаешь использовать не только со своими собственными детьми, но и детьми всеми, и мне кажется, здесь надо учитывать, конечно, потребности, интересы, важность для всех остальных детей. Поэтому как раз творческих профессий – у нас есть одна площадь искусств, вот они собственно все там и сосредоточены. Но я просто сказал свое личное убеждение, что очень важно для человека. Но это не значит, что мое убеждение, а, оно правильное, и поэтому, конечно, задача и профиль нашего города это открыть детям мир максимально широко и максимально богато. Мы даже планируем, ну не знаю, познакомить там с киберспортом. Я не могу сказать, что это мое, это совсем как бы не мое, но...
А. Пичугин
– Но вы понимаете необходимость того, чтобы это было на поверхности.
В. Сурвилло
– Но мне кажется, что дети должны знать об этом. Они так или иначе пойдут потом, если целые стадионы заполняются людьми, которые следят за этими играми. Ну значит, надо как-то об этом рассказывать.
А. Пичугин
– У вас Ксения Алферова недавно мероприятие проводила, правильно?
В. Сурвилло
– Да.
А. Пичугин
– Расскажите, что это было.
В. Сурвилло
– Ксения Алферова, она проводит, так называемые «Посиделки». Они проходят там раз в два месяца, иногда чаще. Она либо приглашает каких-то известных людей, которые просто рассказывают о некоторых периодах своей жизни или которые вдруг выбирают какую-то тему, ну я не знаю там, чтение стихов там определенного поэта или чтение, наоборот, там прозы какого-то писателя. Вот такие почти домашние, камеральные встречи, встречи в основном артистов известных и их поклонников, от которых получают удовольствие, по-моему, и те и другие, у меня ощущение.
А. Пичугин
– А вам недавно три года исполнилось, и наверняка вы как-то интересно отметили.
В. Сурвилло
– Да, мы всегда стараемся интересно отметить. В этот раз уж так получилось, поскольку мы открыли проекты в Армении и на Кипре, то у нас была такая прямая связь, поздравления от этих городов. А так к нам, как обычно, пришла Ольга Юрьевна Голодец, которая нас любит, и она у нас была на открытии города, и вот уже третий год она к нам приходит на день рождения. И были наши друзья. Вот там не знаю, были Ксения Безуглова, которая нам очень помогает, хорошо относится. Была Ксения Алферова, которая тоже проводит у нас часто свои «Посиделки» и тоже к нам относится, приводит она свою дочку к нам. В общем, были такие друзья «Мастерславля», и как-то мы все вместе отметили наши три года. Вообще была какая-то такая очень душевная в этот раз атмосфера. Не бравурно праздничная, а такая душевная очень.
А. Пичугин
– Напомним, что в гостях у светлого радио сегодня вместе с нами и с вами Виталий Сурвилло, председатель Совета директоров детско-юношеского центра «Мастерславль».
А. Митрофанова
– Виталий Юрьевич, вы когда рассказывали про вот эту гармоничную личность, этот идеальный такой образ, это то, что можно в принципе взрастить в ребенке, вне зависимости от того, когда он вырастет, уже какую профессию получит и кем будет. Я сидела и думала, где я видела таких людей, и поняла где: во Франции, в Италии. Ну может быть, в Норвегии. Но мне кажется, что в России пока, вы знаете, человека, который не обладал бы какими-то миллионными состояниями и занимал бы не самый высокий социальный статус, и при этом ощущал бы вот эту самую полноту бытия, был бы рад, вот как-то, знаете, насыщенно и наполненно проживал минуту, мне кажется, пока у нас... Такие люди, безусловно, есть, но пока их немного. Пока как-то вот тяготы нашей жизни очень сильно нас как-то к земле клонят. А хотелось бы, чтобы вопреки тому, что есть какие-то там вот эти сложные обстоятельства жизни, человек внутри себя чувствовал вот это самое достоинство, и радость, и все остальное. Правда, я не знаю, можно ли этому как-то научить.
В. Сурвилло
– Ну вот, Алла, я не соглашусь с вами. Мне кажется, таких людей, их прямо вот обернись вокруг, их огромное количество. Другое дело, что, наверное, мы все там замучены. Но если вот вдруг вывести на какую-то тему, и как часто ты видишь человека, у него начинают гореть глаза, и он говорит такие замечательные вещи, и хочется прямо встать рядом и чего-то делать вместе. И это причем встречается на самых различных уровнях. Вот я не знаю, «Кидс Сити», который делает команда значительно более молодая, чем я, ну и конечно, у нас есть какие-то разногласия в оценках того, что надо делать, как делать. Но когда они включаются в это, у них начинают гореть глаза, и ты понимаешь, что ну вот это правда, вот так и должно быть. И это ощущение правды и горящих глаз бывает на самом различном уровне. Есть люди, ну я не знаю, так получается, что когда-то мне там повезло повстречаться и с какими-то олигархами, и с какими-то правительственными чиновниками. Совершенно точно, что когда немножко отскребутся какие-то внешние атрибуты там – должности, богатство еще чего-то, и вдруг просыпается, ну настолько интересный человек и настолько... И думать, что мы все вокруг, что все такие зациклены на каких-то своих делах – да нет, вот если немножко поскрести, и находишь совершенно другого человека. Я знаю, например, хорошо знаком с Алексеем Александровичем Мордашовым, который совершенно не помогает там нашему и об этом речи не стоит. Но я сколько раз видел, когда он вдруг начинал говорить на темы, как раз связанные с людьми, с внутренним стержнем, с достоинством. И ты думаешь: да вот самому бы взять и повторять эти слова. И мне кажется, мы очень много не знаем и не чувствуем, что творится в наших собеседниках, в наших партнерах – это, по крайней мере, мой грех, я не знаю, как вы сталкиваетесь. Но огромное количество людей, которые проходишь мимо: здрасте – здрасте. А потом вдруг тебя сведет ситуация совершенно нестандартная, и ты увидишь такую высоту человеческого духа, до которой самому надо вообще стремиться, воспитываться и я не знаю там, сколько времени. Потому что каждый человек это сокровище. Ну это так, может, банальные вещи я говорю. Но абсолютно точно, в каждом человеке есть то, чему может научиться любой из нас.
А. Митрофанова
– Вы совершенно правы, я с этим не спорю.
В. Сурвилло
– Нет, ну я говорю, что их очень много таких людей у нас. Как раз я значительно реже встречал, я не был в Норвегии, но я не знаю, во Франции, в Италии мне как-то там все скучнее. Ну может, потому что я не знаю, на другом языке говорю, хотя вроде знаю их языки. Ну не знаю, мне как-то все там кажется, вот эти то, что надо отскребывать – значительно дольше процесс. А здесь это очень быстро, моментально происходит. Все-таки так уж получилось, историческое развитие этого государства или еще какое-либо, я не знаю, но привело к тому, что этих внешних оболочек, как надо их значительно меньше, и пройти через их слой значительно быстрее можно. Ну это мне так кажется.
А. Митрофанова
– Вы абсолютно правы. Я немножечко про другое спрашивала, но это неважно. То, что вы ответили, это гораздо глубже, чем та реплика, которую попыталась забросить в пространство я. Просто дело в том, что, как вам сказать, вот этот самый вкус жизни, момент проживания минуты времени вот какого-то вот такого, знаете, осознанного, когда ты не тянешь лямку, не выживаешь – у нас просто история другая, я понимаю, почему так.
В. Сурвилло
– Здесь я согласен с вами, да, я понял, о чем вы говорите. Да, у нас в этом отношении тяжелее, вы правы.
А. Митрофанова
– Вот. И можно ли как-то нам тоже научиться. Может быть, возможно, это с детства это и можно сделать.
В. Сурвилло
– Так вот мы это и делаем в «Мастерславле», мы как раз детям и показываем, что можно жить по-другому и нужно жить по-другому. И есть огромное количество недостатков, но многие недостатки создаем сами по себе. Вот почему я настаиваю на том, чтобы у нас была все равно налоговая инспекция, и почему я настаиваю на занятиях о том, что дети должны понимать, почему мы платим налоги и зачем платим налоги. Потому чтобы это потом не стало бременем для человека. У нас для всех налоговая история это какое-то некое бремя, в котором, в общем, неприятно, дискомфортно. А на самом деле, мне кажется, ты должен получать удовольствие от того, что ты платишь налоги, потому что от этого процветает то место, в котором ты живешь. Не всегда получается это у нас в стране или в других странах тоже не всегда. Я про другое говорю. Я говорю, как должно быть, как задумано. Ну этому надо учить, мне кажется.
А. Пичугин
– А я знаю, просто вот посмотрел перед эфиром отзывы, все хорошо, всем все нравится, некоторые пишут, что очень дорого. Но при этом мы с вами говорили, что у вас есть благотворительные проекты, о которых, может быть, люди и не знают, которые говорят, что дорого. Расскажите, как они работают, для кого они.
В. Сурвилло
– Ну к нам просто очень часто обращаются всевозможные фонды, всевозможные заведения учебные, неучебные, внесемейного образования. И конечно, мы, как правило, когда говорят: у нас нет денег оплатить – ну значит, что они не платят. И таким образом, все деньги, которые кажутся дорогими для других посетителей, ну вот это, я не знаю, это как, знаете, такой подвешенный кофе. То есть это они в результате платят за тех. То, что мы на этом не наживаемся – ну я могу дать любую финансовую информацию по этому поводу. А то, что это позволяет нам принимать других детей, которые не могут заплатить за себя, это вот точно, и мне кажется, этим надо гордиться.
А. Митрофанова
– Ну это правда. Вообще эта система подвешенного кофе, или подвешенного лекарства, или подвешенного билета, или подвешенного чего-нибудь еще...
В. Сурвилло
– У нас, к сожалению, очень сложно ее сделать с точки зрения налоговой. У нас планировали сделать что-то типа подвешенного билета. К сожалению, по налоговому законодательству у нас это никак не получается.
А. Пичугин
– А правда, тут есть свои нюансы какие-то?
В. Сурвилло
– Есть свои нюансы.
А. Пичугин
– Это не как в кафе пришел: а можно мне еще один кофе, я плачу...
В. Сурвилло
– Да, вот это не получается с билетами, с оплатой услуг. Но зато получается опосредованно.
А. Митрофанова
– Виталий Юрьевич, но вот вы сейчас сами сказали, что даже у вас в «Мастерславле», при том, что вы понимаете, насколько это важно, чтобы дети из малообеспеченных семей могли к вам тоже приходить, если даже у вас настолько сложно, то как же тогда, вот неужели вам никогда не приходилось слышать вопросов или упреков в свой адрес: вы показываете детям идеальный мир, а потом они, когда вырастают, сталкиваются с реальностью. Вот те же самые там налоги или еще какие-то иные службы – они себе представляли нечто в идеальном розовом свете, а потом – бац – и привет.
В. Сурвилло
– Нет, ну то, что мы живем в земной жизни и, соответственно, со всеми ее плюсами и минусами, это очевидно. Что надо рассказывать детям? Мне кажется, детям надо рассказывать, что все может быть светлее. И все может быть с минимальным набором тех недостатков, которые они увидят. А если изначально им говорить: слушайте, ребята, ну берут взятки и учтите, что можно брать взятки, давать взятки – ну и мы будем тогда это только поощрять и развивать. А если все-таки пытаться сказать, что нет, это неправильно, так не должно быть, то мне кажется, конечно, они столкнутся, и каждый выберет свое решение, как он будет действовать по жизни. Но приучать, мне кажется, все равно надо к этому. Мне кажется, это вообще удел любой такой социальной теории: она всегда рассказывает некие идеализированные вещи. Даже если брать наше недавнее коммунистическое прошлое, в этом, как ни странно, в том, что в школах преподавалось, был свой плюс: общество росло немножко другим. При всех ужасах того, что мы получили в наследство от Советского Союза. Но надо сказать, что вот мне кажется, детей надо всегда готовить к лучшему. А дальше уж будет у них жизнь та, которую они сами построят. Если мы с самого начала им будем говорить о том, что жизнь ниже плинтуса, о том, что вам надо готовиться, что сзади на вас сейчас нападет бандит, слева вам предложат взятку, а справа вас кто-то ждет насильник – это мы создадим ад на земле своими руками. Мне кажется, надо всегда готовить к райской жизни, а то, что человек уже выберет, потом куда он пойдет – ну это его собственное решение, здесь он волен и свободен.
А. Митрофанова
– Ну в общем, да. В конце концов, как это, помните, притча о мухах и пчелах, когда в одном и том же мире одни находят цветы и нектар, а другие...
В. Сурвилло
– Совершенно верно, другое.
А. Митрофанова
– Другое. Скажем так, да, другое. Вы знаете, вообще я с таким удовольствием вас слушаю, и я восхищаюсь такими людьми, как вы, которые многого добились и потом начали отдавать. Вы сейчас прячете глаза, я прошу прощения, но это, правда, так. И мне кажется, что как раз вот то, что вы сегодня говорили про вот этот вкус жизни, про гармоничность и полноту – это как раз то, что вот вы можете этим пытаться делиться, когда вы сами понимаете, что это такое и сами это умеете. А что вам, как к вам это знание пришло? Это было врожденным или вы как-то в процессе жизни это открыли?
В. Сурвилло
– Это ответ на второй вопрос, на предыдущий, прошу прощения, ваш вопрос. У меня настолько были всегда замечательные преподаватели, которые мне столько рассказывали хорошего о жизни. Начиная там от нашей литераторши в школе, которая врывалась там на любой урок, физики или еще чего-то с криком, что вот вышла новая книжка Давида Самойлова, послушайте и читайте. И нам казалось, что все так в жизни будет. Мы выросли отчасти в наивном ощущении, что кому ни прочтешь Давида Самойлова, все от этого просто осчастливятся как бы, хотя ты сделаешь это во время там математики или еще чего-то. Потом мы поняли, что все не совсем так. Но то, что все люди, которые мне встречались по жизни – в школе, в институте, среди каких-то различных компаний – ну фантастически везло, и все меня готовили к лучшему. У меня скорее – здесь без кокетства –скорее я не оправдал то, к чему меня готовили. Но это уже другой вопрос, и это вопрос явно не для радиостанции как бы. Но мне кажется, это очень важно: готовить человека к лучшему. Я еще раз повторю, это принцип: будь готов сделать мир лучше, будь вот к этому готов. Мы можем...
А. Митрофанова
– Тянись к солнцу – дотянешься хотя бы до луны.
В. Сурвилло
– Да, совершенно верно.
А. Митрофанова
– Совершенно точно. А не будешь, то тогда и ничего.
В. Сурвилло
– А не будешь, тогда будешь шарить по земле.
А. Пичугин
– А мы будем уже заканчивать программу. В конце, я думаю, что надо назвать адрес «Мастерславля». Он находится в центре «Москва-Сити», Пресненская набережная, 4.
А. Митрофанова
– Только дайте, пожалуйста, наводки, как вас там найти и на что ориентироваться.
В. Сурвилло
– Лучше всего, самый простой вариант это приехать на поезде метро, метро «Выставочная». Если едешь от Киевского вокзала, а оттуда, как правило, приходят все поезда, в последнем вагоне. И там ты уже будешь подниматься, и везде будут указатели: «Мастерславль».
А. Пичугин
– Да, я свидетельствую, я как-то тут недавно был в «Москва-Сити», действительно, очень много указателей. Напомним, что Виталий Сурвилло, председатель Совета директоров детско-юношеского центра «Мастерславль» был в гостях у светлого радио. Мы желаем вам, чтобы все получилось и на Кипре, и в Армении.
А. Митрофанова
– И в Москве – развивайтесь.
В. Сурвилло
– Спасибо вам большое.
А. Митрофанова
– Пожалуйста.
– А. Пичугин
– Мы, это Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
– Алексей Пичугин...
А. Пичугин
– И наши слушатели, я думаю, присоединятся. До свидания.
А. Митрофанова
– До свидания.
В. Сурвилло
– До свидания, всего доброго.
Программа создана при поддержке общественной организации «Опора России».
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час