У нас в гостях был настоятель собора во имя святого благоверного князя Александра Невского в Новосибирске протоиерей Александр Новопашин.
Разговор шел о социальной и миссионерской деятельности нашего гостя, о том, насколько опасны сегодня различные зависимости и секты, как удается с ними бороться, а также говорили о фильмах, которые снял отец Александр.
В. Емельянов
— Здравствуйте! Это программа «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— Алексей Пичугин, здравствуйте.
В. Емельянов
— Мы рады приветствовать нашего сегодняшнего гостя. Это протоиерей Александр Новопашин, настоятель собора Во Имя Святого Благоверного Князя Александра Невского в Новосибирске. Добрый вечер, отец Александр!
Протоиерей А. Новопашин
— Добрый вечер!
А. Пичугин
— Здравствуйте!
В. Емельянов
— У нас сегодня с Вами первая встреча, Вы отныне наш гость, и надеемся, что постоянный. Но вот изучая Вашу личность в Интернете, честно говоря, может сложиться впечатление, что речь идет о совершенно разных людях, а не об одном человеке. Потому что Ваша деятельность настолько многогранна — просто удивляешься. Вы и продюсер, Вы и сценарист, Вы снимаете документальные и художественные фильмы, являетесь участником кинофестивалей, Вы — призер Кубка мира по пауэрлифтингу, Вы — организатор детского лагеря, Вы посвятили себя реабилитации и лечению наркоманов, Вы — проповедник, Вы — священник. В общем...
А. Пичугин
— Можно долго перечислять.
В. Емельянов
— Можно перечислять долго, действительно. И вот, правда, складывается ощущение, что речь идет о совершенно разных людях. Ну, во-первых, откуда у Вас столько времени, конечно, тоже, особенно у священника? Мы, миряне, очень часто сталкиваемся с тем, что у священников-то и не всегда находится время просто пообщаться даже. И мы знаем, почему — это не просто прихоть, а потому что люди действительно очень заняты. Ну вот давайте мы попытаемся все-таки вот эту картинку сложить воедино, вот этот самый паззл. И начнем, наверное, со спорта, потому что... Ну, Вы знаете, многих вводят в смущение вот такие вещи, когда священник вдруг начинает сниматься в каком-то сериале...
А. Пичугин
— Тем паче, снимать его.
В. Емельянов
— Снимать, да, документальные или художественные фильмы, когда священника можно встретить, просите, в спортивном зале, с зажимом всяких разных силовых агрегатов. Или можно увидеть, скажем, монаха, поющего на сцене по телевидению. Здесь вот у многих людей могут возникнуть какие-то неувязки. Мы как-то можем их успокоить?
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, весь вопрос — для чего это делает священник. Какова есть задача.
В. Емельянов
— Ну, давайте начнем со спорта.
Протоиерей А. Новопашин
— Давайте.
А. Пичугин
— В спорт Вас привела не самая приятная история, насколько я знаю, опять же, из Интернета. Это какие-то проблемы со здоровьем?
Протоиерей А. Новопашин
— Да, на самом деле две причины заставили меня заниматься в спортзале. Первая — это действительно тяжелое заболевание, в результате которого, в общем-то, фактически, меня возили уже в инвалидном кресле и готовили к получению инвалидности.
А. Пичугин
— Но Вы уже были священником?
Протоиерей А. Новопашин
— Да, конечно. Это было в 2000 году. Я уже несколько десятилетий был священнослужителем. Но, тем не менее, я решил так, что инвалидность я получать не буду и инвалидом себя признавать не собираюсь, потому что это сразу — опустить руки и согласиться с тем, что я уже фактически недееспособен. Поэтому решил заставлять себя шевелиться, потому что движение все-таки — это жизнь. И вторая причина — это работа с наркозависимыми нашими ребятами. Потому что три составляющие реабилитационного процесса в нашей православной программе Новосибирской митрополии: это молитва, труд и спорт. Спорт — как время для досуга. Потому что пока молодой человек развален этими наркотическими препаратами, у него фантазии уже не хватает ни на что. Как только человек начинает восстанавливаться в результате реабилитационного процесса, появляется свободное время и хоть какое-то здоровье...
А. Пичугин
— Досуг.
Протоиерей А. Новопашин
— Да-да, здоровье... Сразу фантазия работает в ненужном и самом вредном направлении. Поэтому человека нужно занять, чтобы не было праздности.
В. Емельянов
— И не было рецидива.
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, безусловно. И, вместе с тем, это тоже некий такой выхлоп, когда просто человеку нужно отдохнуть. А что уж еще может быть полезнее, как не спорт, как здоровые занятия на свежем воздухе — футбол, волейбол? Ну, и спортзал. Я в то время читал лекции в Средней школе милиции в Новосибирске, и там замечательный спортзал был. И руководство школы милиции предложило нам для занятий для наших ребят использовать этот спортзал. А поскольку я уже к тому времени достаточно привык к штанге, ребята приходили: кто послабее — к волейбольной сетке, кто посильнее — те в спортзал, к тренажерам. А одно дело говорить «вот делать ты должен так и так», другое дело — «делай как я» и вместе с ними занимаемся. То есть это тоже ребят привлекает, и им интересно вместе с тобой вот этим заниматься. то есть вот несколько причин, которые подтолкнули. Ну, а стимул еще — это когда есть спортивные соревнования, какие-то чемпионаты, в которых ребята, казалось бы, уже погибшие и ставшие тоже, в свою очередь, инвалидами в результате приема вот этих наркотических веществ, вдруг начинают получать спортивные разряды. Это тоже стимул к активному, здоровому образу жизни.
А. Пичугин
— Это же надо самому захотеть еще!
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, что ж... Совместные занятия, совместная жизнь, общение, доверие, добрый пример — они к этому подталкивают.
В. Емельянов
— Ну вот мы ребятам, которые окунулись в наркотическую или другую зависимость (алкогольную), потому что это тоже огромная проблема... Я чуть попозже назову цифры...
Протоиерей А. Новопашин
— Большая проблема в нашей стране, да.
В. Емельянов
— ...которые меня просто... У меня волосы встали дыбом на голове. Вроде, как бы мы так понимаем, что... Ну, привыкли к такому клише, что — ну, да, мы такая страна выпивающая. Но не мы единственные — есть ирландцы, которые выпивают не меньше, есть немцы, которые свою жизнь без пива не представляют, и, может быть, французы — чуть меньше...
А. Пичугин
— Финны.
В. Емельянов
— Ну, там немножко построже, здесь они оттягиваются очень интенсивно.
А. Пичугин
— Короче, мы любим себя оправдывать.
В. Емельянов
— Да. Ну, конечно...
Протоиерей А. Новопашин
— Так проще всего — с себя ответственность сбросить, показать пальцем на другого.
В. Емельянов
— Но то, что там соревнуются ребята, это все понятно, хотя тоже тут есть некие моменты, за которые можно зацепиться, но Вы...
Протоиерей А. Новопашин
— Зацепиться можно за что угодно. Главное — оправдать свое бездействие.
В. Емельянов
— ...призер по пауэрлифтингу. Значит, Вы тоже участвуете в соревнованиях.
Протоиерей А. Новопашин
— Участвовал.
В. Емельянов
— Участвовали. А вот нет в этом какого-то, своего рода, скажем, в этих соревнованиях момента тщеславия, которое, в общем, по большому счету, наверное, священнику не должно быть присуще, жажды победы? Потому что когда ты чемпион, то это Кубок, это слава, это известность, в том числе, и так далее. Вот эти моменты — они немножко смущают.
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, видите, когда я стал посещать спортзал, профессиональный спортзал, те спортсмены, которые приходили, видели во мне также священника и с большим интересом задавали вопросы о вере, о православии, о православном образе жизни. Это та же своя форма миссии в спортивных сообществах.
В. Емельянов
— То есть та же самая проповедь?
Протоиерей А. Новопашин
— Безусловно. И потом, я вспоминаю, у нас был выездной чемпионат по стомат-мэну, то есть это силовое многоборье — знаете, когда камни поднимают, грузовую машину на канате все перетягивают — такой спортивный праздник. И я в это время вернулся с международной антисектантской конференции, которая проходила в Марселе. И приехал, и, естественно, был период, прошел основательный период, когда не было тренировок и так далее. Но мероприятие было назначено заранее. Я приехал поприветствовать, открыть: вот, давайте выбирать здоровый образ жизни и так далее. Ну, и одно из упражнений было — жим штанги лежа на количество, кто больше выжмет. Ну, а территория — Вы знаете, в Сибири есть и татарские села, и, в основном, с мусульманским населением. И вот, значит, вышли спортсмены, отжали, потом из народа пригласили кого-то, сказали: «Вот мастер спорта у нас в нашем рабочем поселке живет, вот столько-то он отжал». И вдруг там голос из толпы: «А что вот батюшка? А что он может сделать, Ваш русский мулла?» Ну, ко мне руководитель подходит: «Ну что? Вызов брошен, надо выходить»... (Смеется.)
А. Пичугин
— Русский мулла — это Вы?
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, да, так сказали. Так голос, так сказать, из народа. Ну, тут уж нельзя было подвести. Значит, крестик снял, чтобы он не свешивался, в подрясничке лег. Ну, правда, сказал: я могу травмироваться, потому что не разогревался, не тренировался, и был период, когда я просто пропускал спортзал, потому что была длительная поездка, но, тем не менее, все-таки я победил. И я просто слышал, как из народа как-то: «Давай, батюшка, давай-давай за нас, за нашу веру!» (Смеется.) Вот тоже здесь так... Что это — тщеславие или просто желание победить? Или все-таки ответить на вызов, что мы православные? Мы, русские, не только увлекаемся алкоголем, наркотиками или бездельем каким-то — мы все-таки здоровая нация. Я считаю, что в этой ситуации нужно принимать вызовы, уходить. Это же не соревнование, кто больше кружек пива выпьет.
В. Емельянов
— Но, с другой стороны, это соревнование — кто тяжелее всякую эту металлическую фигню поднимет, а, опять же, возникает вопрос — а чтобы было что? Ну зачем это все нужно — вот это вот... Вот профессиональный спорт, который, по большому счету, калечит людей? Я сейчас не хочу, чтобы у Вас складывалось впечатление... Я скажу сразу, что я не очень спортивный человек — я из всех спортивных мероприятий больше всего, пожалуй, люблю велосипед и ходьбу, но не спортивную, а такую прогулочную. А все остальное, мне, честно говоря, как-то от меня просто далековато. Вот эти все именно профессиональные занятия спортом, на мой взгляд, это вообще не очень здоровое увлечение. Потому что есть предел человеческих возможностей, и вот это дергание Бога за бороду — «а давайте вот так, чтобы я прыгнул метров на 300 сразу с шестом» — зачем?
Протоиерей А. Новопашин
— Не, ну, мы же не ставим самоцелью перед собой, что «вот я хочу стать чемпионом страны, потому что я хочу стать чемпионом страны». Вот, прежде всего, для меня это миссия. Это миссия пропаганды здорового образа жизни — что мы можем выбрать именно здоровый образ жизни, спортивный образ жизни. Я же не говорю, что просто мы все должны быть в спорте высоких достижений, переломаться и прочее. Но когда перед нами стоит выбор — сидеть с утра до вечера, круглые сутки, ночи напролет перед экраном, сидеть в Интернете, курить где-то в подворотне, пить где-то с друзьями в подъезде пиво или искать каких-то других утешений — сомнительных, — то давайте выбирать все-таки здоровый образ жизни.
В. Емельянов
— Это да. Ну, здесь понятно.
Протоиерей А. Новопашин
— И потом, это, опять же... Понимаете, праздность в православии — это очень тяжелый порок, потому что, в конце концов, он приводит человека к деградации. И нужно занять, заинтересовать человека. Если он действительно садится на велосипед, ходит на лыжах. Ну это же прекрасно, что в этом дурного?
А. Пичугин
— А Вам не кажется, что за последние 20 лет все равно ситуация меняется в лучшую сторону? Если в 90-е и даже в начале 2000-х, ну, не то, что модно, хотя говорили, что модно было вот так праздно проводить время в подворотне, то сейчас молодые люди все чаще как-то ратуют за здоровый образ жизни. Вот это Вы замечали?
Протоиерей А. Новопашин
— Нет, движение в эту сторону есть — не такое обширное и активное, как хотелось бы на самом деле. У нас, к сожалению, до сих пор хромает дворовой спорт. А это все зависит от местной администрации, городской, сельской...
В. Емельянов
— Мне кажется, это, в первую очередь, зависит от людей, от их желания.
Протоиерей А. Новопашин
— Безусловно. Но если им не дают где-то развернуться, если, допустим, какой-то чиновник, как я, например, слышал, говорит: «Если спорт не приносит мне прибыли, то он мне неинтересен», о чем же здесь речь? Поэтому, конечно, не зря же говорят: «Рыба гниет с головы». Но, правда, добавляют: «Хвост это не оправдывает».
В. Емельянов
— Но вспомните, что... Во времена моего детства собирались отцы из, скажем, мгногоквартирного дома и спокойно детям заливали коробочку своими руками, ни к каким чиновникам не обращаясь. Это было, правда, в советское время, оно было немножко другим, но это была инициатива снизу. То есть сами отцы понимали, что именно лучше они вот здесь, под окнами, на этой хоккейной площадке, в этой коробочке зимой... или летом гонять в футбол на ней же, потому что летом они там граблями все убирали, песочек засыпали, и все как-то сами, нежели они будут шляться по стройкам.
А. Пичугин
— А я и сейчас такое вижу.
Протоиерей А. Новопашин
— Никто с этим не спорит. Главное — найти место во дворе. Сейчас найдите место для этой коробочки. Вот в чем... И поэтому в данной ситуации без решения местной администрации — там, ЖКХ или ДЭЗов — это очень сложно. Потому что выделить, отодвинуть эти парковки, раздвинуть хоть что-то, чтобы выделить для спортивной детской площадки, это не так просто. Поэтому без власть предержащих это достаточно сложно.
В. Емельянов
— Не люблю про них говорить. Вот давайте...
Протоиерей А. Новопашин
— А что поделаешь? От них никуда не денешься.
В. Емельянов
— К сожалению. Давайте к Вам вернемся. А вот эти всякие спортивные дела — они Вас сопровождали с самого детства, или как раз вот именно недуг Вас к спорту привел? Или Вы всегда были таким активным юношей?
Протоиерей А. Новопашин
— Были время от времени увлечения — ну, с краткими или длинными периодами, но достаточно серьезно я стал заниматься после этого периода тяжелой болезни.
В. Емельянов
— Угу. А вот еще хотелось бы узнать: прежде, чем стать священником, гдле Вы учились, чем Вы занимались вообще, кем Вы себя мыслили в этой жизни ?
Протоиерей А. Новопашин
— Я учился в средней общеобразовательной школе, потом была армия, и из армии я пришел... Я служил в Новосибирске, и там я уже поступил в Вознесенский кафедральный собор в качестве послушника пономаря. Вот так, шаг за шагом...
А. Пичугин
— Христианство с Вами с детства или?..
Протоиерей А. Новопашин
— С детства.
А. Пичугин
— Понятно.
Протоиерей А. Новопашин
— Воцерковлен с детства — родителями, бабушкой.
А. Пичугин
— Но поначалу, я так понимаю, что... Во-первых, Вы много где служили. Вы же не сразу — только в начале... лет через... ну, через несколько лет, да, после начала своего священнического служения приехали в Новосибирск? Я так понимаю, что у Вас не было мысли заниматься всем тем, чем Вы занимаетесь сейчас?
Протоиерей А. Новопашин
— Совершенно.
А. Пичугин
— То есть у Вас было вполне такое рядовое служение на приходе?
Протоиерей А. Новопашин
— Да. Ну, и лет 15 назад если бы кто-то сказал, что я буду заниматься написанием сценариев и созданием кинокартин, документальных и игровых, я бы очень сильно удивился. Но вот так, волей Божией, пришел на это поле, поскольку рассматриваю его тоже как миссионерское.
А. Пичугин
— Протоиерей Александр Новопашин, настоятель собора Во Имя Святого Благоверного Князя Александра Невского в Новосибирске, гость программы «Светлый вечер».
В. Емельянов
— Я предлагаю к истории кинематографа, наверное, вернуться чуть позже, «на сладкое» оставим, потому что, да? А сейчас давайте поговорим о вот таких серьезных вещах, которые прозвучали уже у нас несколько минут назад — я имею в виду наркозависимость молодых людей, алкоголизм и сектантство — то, чем Вы тоже активно занимаетесь. Вы с чего предпочтете начать сейчас — о сектантстве?
Протоиерей А. Новопашин
— А что предложите.
В. Емельянов
— Давайте поговорим о сектантстве. Вот мы очень хорошо помним все, как в начале 90-х, помимо того, что стала возрождаться Русская Православная церковь, стали открываться давным-давно закрытые и забытые храмы, стали возрождаться обители, на улицах появилось огромное количество сомнительных личностей, которые зазывали в различные секты. Их действительно были десятки, этих сект, и я прекрасно помню, как...
Протоиерей А. Новопашин
— Сотни.
В. Емельянов
— Вам, наверное, виднее, потому что я никогда этим так вот не занимался, но...
А. Пичугин
— В Сибири, кстати говоря, было больше, чем в Центральной России.
В. Емельянов
— Но то, что десятки, — точно, это понятно. Я просто прекрасно помню, как вот здесь у нас, неподалеку, за Первой градской больницей есть подземный переход на противоположную сторону Ленинского проспекта, и там просто все стены были увешаны призывами в какое-то «Белое братство», потом в какой-то... Какой-то мессия вновь появился, собирал какой-то город. И я знаю, что люди сейчас до сих пор... Виссарион, по-моему. И так далее, и так далее, и так длее — огромное количество. Вот сейчас их количество снизилось, или они вот так стабилизировались и существуют параллельно со всеми конфессиями, и все-таки многие люди попадают на эту удочку, особенно молодежь?
Протоиерей А. Новопашин
— Видите ли, здесь можно сказать так, что меньше их не стало — они перешли в более качественную форму вербовки. Они перестали хватать на улицах первого попавшегося. Конечно, и это существует, но они перешли к более тонкой форме вербовки.
А. Пичугин
— Это все те же люди?
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, кто-то уже и в мир иной отошел...
А. Пичугин
— Нет, ну, из тех, кто не отошел.
Протоиерей А. Новопашин
— Да. Все те же секты, конечно. И «Свидетели Иеговы» продолжать работать, и «Дианетика» Хаббарда, и неопятидесятнические движения...
А. Пичугин
— Это все-таки больше международное. А что-нибудь такое свое, родное у нас?..
Протоиерей А. Новопашин
— Вспомните так называемого «Бога Кузю» — совсем недавно Вы слышали об этих событиях.
А. Пичугин
— Ну да. Правда, плохо помню, о чем это было.
Протоиерей А. Новопашин
— Свое, доморощенное. Некий человечек, который вдруг объявил себя богом. А почему Кузей? Потому что был любимый попугай, который умер, а это имя для него оказалось священным. Но ладно, человек не...
В. Емельянов
— Ну это диагноз.
Протоиерей А. Новопашин
— Да, но диагноз — и то, что находятся люди, которые готовы ему верить, идти за ним и даже выдерживать его формы наказания — 30 ударов по лицу резиновым сланцем за непослушание, и при этом считать себя счастливым — что вот, смотрите...
А. Пичугин
— ...меня ударили.
Протоиерей А. Новопашин
— ...да, меня ударили, меня благословили. А человек в ванной из долларов принимает ванны, и, раз за разом производя у него обыски, изымают сотни тысяч долларов.
В. Емельянов
— Давайте мы... Мы можем однозначно определить цели вообще этого сектантства?
Протоиерей А. Новопашин
— Власть и деньги.
В. Емельянов
— Это извлечение прибыли?
Протоиерей А. Новопашин
— Безусловно.
В. Емельянов
— И удовлетворение каких-то своих вот этих вот...
Протоиерей А. Новопашин
— ...низменных, да. Потому что можно мотивацию иметь, скажем, а под нее подстроить идеологию. Почему так легко на это попадают? Ну, Вы знаете, сложно сказать, что это диагноз, но не секрет, что психиатры, в общем-то, говорят, что до 20% человечества предпочитают, чтобы жизненно важные решения за них принимал кто-то другой, то есть боязнь личной ответственности. И это вот та, скажем, потенциальная масса, на которую делают ставки вот эти злоумышленники, скажем.
В. Емельянов
— Сейчас, подождите, сразу хочется пример привести. Но люди ведь и в скорбях приходят в храмы, приходят к священнику и исповедуются, тоже, может быть, подсознательно перекладывая на него ответственность принятия решения. Вот, типа, мне батюшка сказал вот так сделать — я пошел...
Протоиерей А. Новопашин
— Бывает и такое. Но в основном идут за советом. Дело в том, что, в отличие от Церкви, в секту никто сам не приходит, туда приводят, используя обман при вербовке, недобросовестную рекламу и так далее, и так далее. Сложно придумать себе такую ситуацию, когда к Вам на улице подходят и говорят: «Слушай, пошли к нам в секту!» Естественно, такого не бывает. А Вам говорят, допустим: «Не хотите ли попасть на курсы изучения английского языка?» Очень часто мормоны так вербуют. Или, скажем, «вот у нас есть философский клуб». Или приехал кто-то — очень известный целитель или, скажем, биоэнерготерапевт. И прочее, и прочее. Люди попадаются очень легко на эту удочку. Ведь еще, по-моему, или Геббельс, или Гитлер говорили: «Ложь должна быть чудовищная, тогда люди легче всего в нее поверят. Ну, пожалуйста — лги, обещай, красиво расписывай то, что ожидает человека. Найдутся люди — кто-то отсеется, а кто-то станет твоим.
В. Емельянов
— Как не вляпаться?
Протоиерей А. Новопашин
— Проявлять трезвое недоверие. Вот, Вы знаете, Господь каждого человека наделил удивительным богатством, удивительным даром — личной совбодой. И отдать эту свободу в руки первому встречному проходимцу — это величайшая трагедия — стать рабом какой-то секты. Потому что человек в секте навсегда, в общем-то, не остается — он там до той поры, пока он может секте что-то дать: здоровье свое, время свое, достаток свой...
В. Емельянов
— То есть пока они его не выжмут, как тряпку, да?
Протоиерей А. Новопашин
— Совершенно верно. Ведь совершенно нет необходимости секте рассчитывать, что они из него деньги могут только забрать или, скажем, квартирку отобрать. Если он будет в офисе секты мыть полы, это тоже хорошо, или раздавать листовки круглые сутки.
В. Емельянов
— Причем, платить ему не надо. Естественно. Все — человек убежден, что он делает доброе дело, и рассчитывает на некое вознаграждение — Царство ли Небесное или какие-то сверхъестественные космические способности. Во главе этих группировок кто стоит? Криминальные личности с большим уголовным следом. Как правило, за каждым из этих проповедников тянется гигантский криминальный хвост. Скажем, те же международные общества сознания Кришны. В Штатах вышла очень интересная книга –ну, достаточно давно уже. Если перевести название — «Обезьяна на палке». Это история уголовных преступлений. Книга построена на расследовании уголовных дел, которые совершали лидеры этой организации. Это и торговля оружием, и торговля наркотиками, похищение людей, вымогательство денег и прочее. И, как правило, можно за каждой сектой увидеть вот эти криминальные деяния. Я более 20 лет занимаюсь изучением деструктивных культов и в течение вот этого времени меня также неоднократно приглашали в качестве консультанта в следственные бригады по расследованию особо тяжких преступлений. Это, фактически, ритуальные убийства, похищения и все, что угодно. У меня есть ряд наград от Министерства внутренних дел за помощь в раскрытии этих преступлений. И когда знакомишься с этими уголовными делами, это стоит на всю жизнь перед твоими глазами. И поэтому когда меня спрашивают: а чем та секта опасна, чем та, что за ними, что Вы так против них ополчились?.. А потому что я знаю, какой кровавый след за каждой из них тянется. Кроме того, когда к нам приходят люди за помощью, они не просто рассказывают, что с ними происходит, — они очень часто приносят и материалы, которые всякие распространяются, которые прячутся от широкого, так сказать, зрителя. Скажем, циркулярное распоряжение в той же секте свидетелей Иеговы — что нельзя говорить правду при вербовке новых членов. Людям, которые... там примерно так звучит, что «волки недостойны знать всей правды о деятельности нашей организации». Или, допустим, есть ряд распоряжений — до 42 их можно перечислить, я лишь несколько из них могу — в той же секте свидетелей Иеговы. Ну, так как запрещается переливание крови, запрещается приветствовать главу страны, запрещается почитать и отмечать праздники воинской и любой славы в Вашем государстве, запрещается приветствовать или как-то проявлять уважение к флагу Вашей страны, запрещается служить в армии либо еще каким-либо образом помогать своей стране во время внешней агрессии. Какого гражданина эта секта воспитает нашему государству? И так далее. И понимаешь, почему Гиммлер в своем письме Кальтенбруннеру с таким восторгом писал о секте свидетелей Иеговы, которую необходимо распространять на российских территориях, ибо она создаст в России население, которое нам, то есть гитлеровцам, никогда не будет оказывать сопротивления.
В. Емельянов
— Итак, резюмируя относительно сектантства, и мы закончим на этом эту часть разговора... Еще раз...
Протоиерей А. Новопашин
— Это болезненное явление... Я бы назвал его социальной инфекцией. Проявлять трезвое недоверие, быть осмотрительным и помнить о том, что эти тоталитарные секты, деструктивные структуры — как угодно их называйте, — стремясь к власти над своими последователями, к их жесточайшей эксплуатации, очень часто скрывают свои намерения под различными прикрытиями — оздоровительными клубами, образовательными, политическими какими-то идеями, как вот «Партия свободы Пиуновой», которую сейчас разыскивают, и так далее. А человек, попадая туда... им манипулируют, меняют его сознание, его шантажируют, его удерживают там, используя все, что угодно, от угроз до лести.
В. Емельянов
— Здоровая доля скептицизма, короче, просто нужна, необходима.
Протоиерей А. Новопашин
— Трезвитесь! Необходима, конечно, да. Ибо дьявол, как лев рыкающий...
В. Емельянов
— Спасибо. Протоиерей Александр Новопашин, настоятель собора Во Имя Святого Благоверного Князя Александра Невского в Новосибирске, сегодня в гостях у программы «Светлый вечер». В студии Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— ...Алексей Пичугин. Через минуту мы вернемся.
В. Емельянов
— Да.
А. Пичугин
— Мы возвращаемся в нашу студию — студию Светлого радио, где сегодня я, Алексей Пичугин...
В. Емельянов
— ...и я, Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— ...беседуем с настоятелем собора Во Имя Святого Благоверного Князя Александра Невского в Новосибирске протоиереем Александром Новопашиным. Мы, наверное, сейчас уже будем заканчивать тему сект.
В. Емельянов
— А мы ее закончили.
А. Пичугин
— Да, единственный у меня еще вопрос остался — это: как Вы считаете, в России сейчас ситуация с сектами, по сравнению со странами Запада, Западной Европы и Соединенными Штатами, лучше или хуже?
Протоиерей А. Новопашин
— Тяжелее. Дело в том, что в Европе, в отличие от России, на мой взгляд (может быть, я ошибаюсь), но, учитывая опыт участия в международных европейских конференциях, посвященных теме национальной безопасности, связанной с деятельностью деструктивных организаций, у нас, в отличие от Европы, не так серьезно, на мой взгляд, относятся к этому явлению. В Европе существует даже специальные полицейские отделы, скажем.
В. Емельянов
— Надзор, да.
Протоиерей А. Новопашин
— Да, в полиции надзор. Существуют межпарламентские комиссии по сектантским преступлениям, которые разбирают эти проблемы, разбирают эти вопросы. Допустим, я видел в Германии газету «Дас Парламент», в которой писалось: «На сегодня в Германии действуют вот такие-то культы, будьте осторожны». Ну, пожалуйста, это позиция государства по отношению к защите своих граждан от такого явления, как эта социальная инфекция.
А. Пичугин
— Ну, у нас, да, несколько лет назад еще в газетах, а может быть, и до сих пор где-то в региональных газетах можно встретить объявления о том, где члены секты будут собираться и ждать своих последователей.
Протоиерей А. Новопашин
— Да. И это очень печально.
А. Пичугин
— А в Штатах?
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, в Штатах-то — там и церковь сатаны существует, что удивляться...
А. Пичугин
— Нет, ну, тут дело же не в этом, а дело в том, насколько все серьезно у нас по сравнению с тем, что в США происходит.
Протоиерей А. Новопашин
— В 2004 году в Новосибирске проходила Международная конференция под названием «Тоталитарная секта: угроза демократическому государству». Принимали участие европейские специалисты из Австрии, из Германии, из Бундестага приезжали, из аппарата премьер-министра Франции приезжал специалист по деструктивным религиозным организациям, приезжали из Польши, Болгарии, Канады. Из Соединенных Штатов не смог специалист по сектам приехать — ну, в силу определенных обстоятельств, но прислал свой доклад. Он назывался «Формы экспорта деструктивных культов из Соединенных Штатов в страны третьего мира».
В. Емельянов
— У нас есть еще две важные темы, которые нам необходимо с Вами обсудить, тем более, что это самые непосредственно прямые Ваши занятия. Что касается ситуации с наркозависимыми в стране, я не знаю, но знаю вот о чем: что по алкоголизму Роспотребнадзор за 2015 год предоставил следующий цифры: смерть от алкоголизма — это приблизительно 500 тысяч человек в год (то есть два года — минус миллион из нации, два года — минус миллион, то есть понимаете, да?). 90 процентов (90 процентов!) подростков с 13 лет регулярно употребляют спиртное. 90 процентов подростков! Мы можем все вспоминать свою молодость, и очень много можно примеров привести, но просто когда ты немножко становишься взрослее — не то, что более занудный. Может быть, в наши времена просто не было... что это были 90 процентов. Это что касается алкоголизма. Страшная беда, конечно. И дело тут не в нашей стране и не в нашем менталитете. И иногда это просто семья, потому что ребенок не знает и не видит другого.
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, я думаю, что это еще и определенным образом национальная политика нашего государства в отношении...
В. Емельянов
— В том числе.
Протоиерей А. Новопашин
— ...и провальная национальная политика, потому что до сих пор серьезной профилактики нет.
В. Емельянов
— Что касается наркомании, мне не очень радостно об этом говорить, но я знаю людей, которые потеряли детей своих просто. Я очень хорошо этих людей знаю и детей этих знал. И начиналось все невинно — и просто вот один раз или два-три раза пропустили. И все. И все, и понесло. Никакие врачи, никакие консультации, никакие лечения, никакие дезинтоксикации — ничего. Да, месяц-другой — все сначала. Месяц-другой — все сначала. И сколько таких бедных обреченных детей! Что нам делать-то с этим?
Протоиерей А. Новопашин
— И речь-то тоже о страшных цифрах идет. Что делать? Это, опять же, прежде всего, если обращаться к программе государства в этом направлении, ну, надо все-таки принимать решение... Я вообще не понимаю... Может быть, я заблуждаюсь. Зачем нужно было ликвидировать Госнаркоконтроль и наркополицию в нашей стране? Это же во всем мире все-таки наркополиция существует как самостоятельная структура. У нас понадобилась вся эта реструктуризация. Может быть, были какие-то этому причины. Но идет, на мой взгляд, период безвременья. Может быть, все, говорят, очень хорошо, но я знаю большое количество офицеров, оперативников, хороших, честных людей, профессионалов в своем деле, которые оказались выброшены на улицу. А ведь чтобы научить нового спеца в этом направлении, чтобы он набил руки, чтобы он, как говорится, имел свою территорию и познакомился, на это нужно время. И вот опять идет период безвременья, который по нам хлопнет через некоторое время. А то количество наркоты страшной, которая... сейчас эта синтетика... Были инъекционные наркоманы — это героин, (нрзб.), сейчас зависимость вырабатывается...
В. Емельянов
— Дешевые (нрзб.).
Протоиерей А. Новопашин
— ...с первого-второго приема наркотиков. И поскольку я более 12 лет занимаюсь реабилитацией наркозависимых, я могу свидетельствовать о том, что работать с ними — ну если не невозможно, то крайне тяжело.
А. Пичугин
— Мозги вышибает очень быстро.
Протоиерей А. Новопашин
— Да, да! Как пробиться к сознанию человека, если оно потухло уже? Вот предыдущая кинокартина, которую я снимал, под названием «Меня это не касается», там эпизод мы снимали в детской психиатрической клинике — психиатрической с наркологическим отделением, где ребятишки 12-13-14 лет идут парами на ужин с открытыми ртами, из которых тянется слюна. Все. Это страшно смотреть на то, что происходит.
В. Емельянов
— Ну они заколоты препаратами просто.
Протоиерей А. Новопашин
— А самое... Понятно. И последствия — поверьте мне, безусловно. Да, и там колоть уже не надо, потому что он сам уже невменяемый. Но ситуация-то видите какая еще страшная — в том, что у нас... Я сам слышал выступление министра от Министерства здравоохранения, который говорит: «Вы знаете, наркоманов стало меньше». Я поднял руку и сказал: «Извините, ну некорректно так говорить. Вы уточните, что инъекционных наркоманов стало меньше. Но это не значит, что наркоманов стало меньше». То есть инъекционных, тех, которые колются, да, а тех, что курят, принимают, глотают, нюхают и так далее — их-то не меньше, количество не уменьшается.
А. Пичугин
— Скажите, вот Вы говорите, инъекционных наркоманов стало меньше. Ну да, это был бич 90-х. А в современной ситуации можно как-то бороться?
Протоиерей А. Новопашин
— Не легче, тяжелее стало.
А. Пичугин
— Тяжелее?
Протоиерей А. Новопашин
— Да. Потому что зависимость от синтетики гораздо страшнее, и деградация личности происходит наиболее интенсивно. То есть если, допустим, с тем же героинщиком мы работали — ну, проходил период, скажем, какого-то медикаментозного лечения, потому что лечением мы не занимаемся — мы занимаемся социальной реабилитацией. Человек идет к нам, просится. Да, он у нас проживает в течение года, потом полгода еще — адаптационная квартира. Это длительный процесс. Если какой-то процент, скажем, приходит в себя, можно через некоторое время с ним разговаривать, он понимает, то человек, который от синтетики уже ничего не соображает, как правило, он уже...
В. Емельянов
— Он обречен?
А. Пичугин
— Была спорная методика...
Протоиерей А. Новопашин
— Не (нрзб.) как бы.
А. Пичугин
— ...Правда, некоторые говорят, что по-другому нельзя, это единственно возможная — «Город без наркотиков» Ройзмана в Екатеринбурге.
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, я не считаю, что если человека приковать к кровати и еще бейсбольной битой уговаривать его не принимать наркотики, проблема решится. Да, пока он у Вас на цепи, он не принимает. Но он выйдет — все. Внутренний мир человека менять надо. В человеке необходимо создать духовно-нравственный стержень, который позволит ему не ломаться под напором новых проблем, с которыми он столкнется. Потому что эти проблемы подтолкнут его опять на бегство в царство вот этих наркотических иллюзий.
А. Пичугин
— Но, по Вашему опыту, можно полностью исцелиться, или речь идет только о ремиссии?
Протоиерей А. Новопашин
— О ремиссии.
А. Пичугин
— Длительной? Длительной ремиссии.
Протоиерей А. Новопашин
— Да. И человек на всю жизнь остается в группе риска. Понимаете, эти вещи надо говорить честно, чтобы каждый человек понимал, что нельзя просто побаловаться какое-то время и потом — «да ладно, я бросил, и все, вот попринимал — и проблемы решились, потом я захотел — и бросил». Никогда этого не будет. Поэтому самое главное — не пробовать. Самое главное — это профилактика. Поэтому и религиозные, и общественные организации не сомнительно криминального характера, а действительно честные люди, которые пытаются работать, это подвижники, самоотверженно пытающиеся что-то сделать, в отличие от государства.
В. Емельянов
— Ну, еще желание самого человека.
Протоиерей А. Новопашин
— Полностью согласен.
В. Емельянов
— Потому что без желания человека вообще вылечиться, отойти от этого ничего не будет, сколько ни (нрзб.).
Протоиерей А. Новопашин
— Даже если Вы его за ноги приволокете в свой центр и будете держать, он выйдет и будет продолжать.
В. Емельянов
— Все то же самое.
Протоиерей А. Новопашин
— Поэтому менять человека надо. И в этом случае духовно-нравственное просвещение и работа в этом направлении в состоянии изменить человека. Это я свидетельствую, потому что я в этом направлении работаю.
А. Пичугин
— Протоиерей Александр Новопашин, настоятель собора Во Имя Благоверного Князя Александра Невского в Новосибирске — гость программы «Светлый вечер». А давайте теперь в последней части нашей программы о кино поговорим.
В. Емельянов
— А я хотел бы тоже такой крючочек из предыдущего нашего разговора.
А. Пичугин
— Давай, да.
В. Емельянов
— Я просто для тех людей, которые, собственно говоря, смотрят сейчас, возможно, или предполагают по приезде домой заглянуть в стакан, и для которых это уже становится проблемой, и они это понимают, что это проблема (дай-то Бог, что они понимают, потому что, в первую очередь, нужно осознать, что ты болен, что ты нездоров)... Один очень известный латышский композитор, который написал огромное количество советских хитов, которые перепели все известные Вам, уважаемые слушатели, певцы и певицы, страдал от этой зависимости алкогольной очень сильно, очень. И в один прекрасный день он понял, что больше так жить невозможно. Он попросил свою супругу его отвезти в наркологическую клинику, что она и сделала, и вот с тех пор он не выпил ни одного грамма спиртного. И когда его журналисты спрашивают: «Ну вот скажите, ну что, неужели?.. Все-таки в Латвии пиво тоже национальный напиток», он говорит: «Ни в коем случае. Даже безалкогольное. Вот тогда, когда ты принял решение, что все, это должно быть все, пока тебя не закопали. Потому что стоит выпить один бокал пива...»
Протоиерей А. Новопашин
— ...и все заново.
В. Емельянов
— ...и это спусковой крючок. Он говорит: «Мне (а ему сейчас уже за 80 лет, он жив и здоров, слава Богу)...» Вот ему это удалось. Так что вот это такой наглядный пример для тех, кто действительно раз и навсегда решил покончить.
Протоиерей А. Новопашин
— Не пробовать.
В. Емельянов
— Да. Или не пробовать совсем.
Протоиерей А. Новопашин
— Да.
А. Пичугин
— Давайте о кино поговорим теперь. «Рядом с нами» — так называется Ваш фильм. Он о русских террористах-смертниках, как написано в аннотации, или не совсем?
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, не совсем о русских — вообще о молодежи, которая попадает в сети вербовщиков, которые... И сейчас это очень страшное явление, и очень-очень немало молодых ребят, которые попадаются на эти крючки.
А. Пичугин
— Мы говорили о тоталитарных сектах, мы говорили об алкоголизме и наркомании. Как попадают русские ребята — не мусульмане, русские ребята — туда, откуда они потом уезжают на Ближний Восток?
Протоиерей А. Новопашин
— Да и мусульмане попадают. Они-то тоже жертвы.
А. Пичугин
— Мусульмане — это понятней. Это понятней, как попадают мусульмане.
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, относительно. Ну, Вы знаете...
А. Пичугин
— Была замечательная книжка — простите, что Вас перебиваю — немецкого журналиста Мартина Шойбле «Путь джихада», может быть, Вы о ней знаете. Там очень хорошо описывались примеры, но они как раз касались молодых ребят-мусульман из Германии, из Палестины. А вот как простые русские парни откуда-нибудь из деревни вдруг становятся солдатами джихада?
Протоиерей А. Новопашин
— Одним из главных союзников терроризма, международного терроризма и профессиональных вербовщиков в их ряды является одиночество. Потому что мы понимаем, что даже в полной семье молодой человек может быть одиноким. Да, родители о нем заботятся — как одеть, как накормить, как дать образование, не более того. Они ни его друзья, ни хорошие наставники в том смысле, что не просто вот он...
В. Емельянов
— Да, так бывает, к сожалению.
Протоиерей А. Новопашин
— Да-да. И человек еще, если дополнительно у него сложности общения со сверстниками, он где ищет, с кем пообщаться? В сетях Интернет. Там стоят сейчас очень интересные программы-роботы, которые реагируют на такие фразы: «Жить не хочется», «Все тоскливо», «Мне грустно, «Ненавижу всех вокруг» или, там, «ненавижу это государство». И вот на такие фразы, как маркеры, отрабатывают эти вот специальные программы-роботы, которые отправляют сигналы профессионалам, которые получают гигантские деньги. Персональные страницы — ну, чем они защищены? Ну, слабенькими паролями, которые взламываются очень легко. Сидят профессионалы, вскрывают и читают персональные страницы. А поскольку профессионал-психолог знает слабые твои места, он уже тобой начинает манипулировать. Входит в контакт.
А. Пичугин
— Создает фейковый аккаунт — и, да-да-да.
Протоиерей А. Новопашин
— Моделируется случайное знакомство — и пошло, и пошло, да. Это не делается, скажем, в неделю, в три дня. Это может тянуться месяцами. Ну, и потом, как пример с несчастной этой Варварой Карауловой, все полетело. Одинокой девушке обещают прекрасного мужа, замечательную семью, там все благо. То есть врать, не стесняясь, все, что угодно. Ты одинок, тебя не понимают? Ты чужой в этом обществе? Приходи, ты найдешь огромное количество друзей. Ты прекрасный производственник, ты замечательно можешь зарабатывать деньги, но администрация твоего офиса тебя не видит? Приходи к нам, мы тебе устроим все. И так далее. То есть в этой ситуации используются разные варианты, разные манки, а для девушек, конечно же, это обещание романтических отношений, любви и прочего, и вот на этот крючок попадают очень многие, тем более, те девушки, которые избежали участи, но уже побывали там и вернулись или, в силу определенных обстоятельств, попали в руки силовиков и были арестованы. Они рассказывают, как это все происходит. И, как это ни драматично, это все-таки выглядит очень так... Наивность, отсутствие жизненного опыта, одиночество, равнодушие общества, равнодушие государства, равнодушие близких людей — все это работает на профессиональных вербовщиков, на международных террористов.
В. Емельянов
— То есть Вы понимаете, уважаемые слушатели, что есть профессиональные вербовщики? Это не те люди, которые подходят на улице. Это, как говорит отец Александр, высокообразованные психологи, возможно даже, с учеными степенями полученными какими-то...
Протоиерей А. Новопашин
— ...и получающие бешеные деньги за каждого завербованного. А если...
В. Емельянов
— И все это происходит не на наших глазах, все это происходит в сети, мы этого не видим!
Протоиерей А. Новопашин
— Да, да. WatsApp, Интернет.
В. Емельянов
— Да.
Протоиерей А. Новопашин
— И тем более, что за каждого завербованного там шестизначные цифры платят. А если, скажем, как это ни цинично, девушка белая, с образованием, еще и девственница — ценник еще больше вырастает. Да, девушка едет туда, считает, что найдет там счастливое будущее и семью, и так далее. Им же... Не обязательно девушку убеждают, что «ты вот наденешь пояс смертника, рванешь себя — и все». Нет. Она едет за счастьем. А становится, извините за грубое выражение, «военно-полевой женой». Ведь наивность людей, безграмотность нашего общества, духовная, в том числе — скажем, у молодых мусульман незнание Корана и правильного его понимания... Точно так же, как многие сектанты вербуют среди людей, считающих себя христианами и своих последователей, цитируя по-своему и комментируя по-своему Священное Писание.
В. Емельянов
— Сейчас создается христианское государство в пику исламскому.
Протоиерей А. Новопашин
— Ну вот, как бы это все криво тоже не получилось... В этом случае надо понимать...
В. Емельянов
— А оно уже получается. Они же собираются вот этот фильм «Матильда», который сняли, там чуть ли не жечь кинотеатры...
А. Пичугин
— Ну, я боюсь, что это просто какие-то малоздоровые люди, которые...
Протоиерей А. Новопашин
— (Нрзб.), он во всех аспектах опасен.
В. Емельянов
— Сейчас, одну секунду! Леш, вот ты директор кинотеатра, это твой бизнес. Вот когда ты получаешь по почте письмо с прямыми угрозами, и тебе... Это уже как бы, понимаешь... Тут можно...
А. Пичугин
— Безусловно. И, более того, мы это обсуждали.
В. Емельянов
— У тебя дети, которые ходят в школу, и так длее.
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, хорошо, в таком случае, что здесь от христианства-то осталось?
А. Пичугин
— Ничего вообще не осталось. Вообще ничего.
Протоиерей А. Новопашин
— Вот и все. Называй как угодно, но христианским явление не будет.
А. Пичугин
— Я как раз здесь совершенно не спорю, Володь. Я хочу сказать, что вряд ли это... Это ужасно. Это не просто ужасно — это несколько статей Уголовного кодекса. Но я не думаю, что это примет те обороты — пока, но хотелось бы верить, что это не случится...
В. Емельянов
— Понимаешь, именно уповать только на это.
Протоиерей А. Новопашин
— К сожалению, если это запустить, то это тоже вперекос пойдет. Скажут: «Нужно исповедничество, нужно пострадать ради Христа», Вас будут убеждать.
А. Пичугин
— Вполне возможно.
Протоиерей А. Новопашин
— Что? Ну, иди, взорви себя или иди, сожги...
В. Емельянов
— Сожги кинотеатр, да.
Протоиерей А. Новопашин
— Да, да. И мотиваций для этого найдется огромное количество, поверьте мне. И найдутся люди, которые будут готовы это исполнить и будут убеждены в том, что они правы. Это самое страшное. То есть религиозное, то есть терроризм на религиозной основе — его победить нельзя. Чем Вы его запугаете? Страхом смерти? Так он сам ее ищет. Вот и все. Поэтому в этой ситуации, опять же, и духовенство, и священноначалие наше должны объяснять, что есть подлинное православие, что есть подлинное христианство. И что оно с этим насилием, с этим радикализмом, экстремизмом ничего общего-то не имеет. Да, меня тоже называют очень часто — я, правда, не знаю, почему форму ругательную приняло — православным активистом, и я считаю, в этом ничего плохого нет. Просто негативный оттенок стали давать этому явлению.
А. Пичугин
— Скажите спасибо тем ребятам, которые...
Протоиерей А. Новопашин
— Если я православный активист... А кем Вы меня назовете? Неактивным, что ли, членом Церкви? Я православный... (Смеется.) Извините, вот тут.
В. Емельянов
— Так Вы с этого начали передачу как раз, да.
Протоиерей А. Новопашин
— Вот в том-то и дело. Но здесь речь идет совершенно о другом. Когда я врываюсь куда-то, таскаю кого-то за волосы, или бью стекла, или, действительно, поджигаю что-то, или еще какие-то вещи, это уголовное преступление, с христианством несовместимое... Можно себе представить апостола Павла, который бы с дубинкой бегал по улицам? Давайте вспомним, как он в ареопаге вышел. «Мужи афинские! Я вижу, что Вы люди благочестивые» — и пошло. Вот это проповедь, вот это миссия. Миссионерская приветливость — это прежде всего. Конечно, есть вещи, с которыми мы не можем согласиться и которые оскорбляют и наши религиозные чувства. Если Церковь для меня мать, и ее оскорбляют, естественно, меня это возмущает и прочее. Но это, опять же, не повод, чтобы идти и, как говорится, проливать кровь.
В. Емельянов
— А что касается кинематографа, действительно, мы не перечислили многие Ваши работы... Но, это с одной стороны, как бы в рамках сегодняшнего конкретного разговора немножко грустно, но, с другой стороны, во-первых, невозможно объять необъятное, тем более, при первой встрече, при первом знакомстве.
А. Пичугин
— Ну, буквально пару слов тогда прошу сказать.
В. Емельянов
— А о кино вообще можно сделать отдельную передачу.
Протоиерей А. Новопашин
— Да ради Бога.
В. Емельянов
— А Вы частый гость в Москве вообще?
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, нередко бываю.
В. Емельянов
— Вы к нам приходите, пожалуйста, и мы прямо кино наш целиком «Светлый вечер» посвятим. Вот это будет интересно.
А. Пичугин
— Я все-таки в конце программы хотел бы узнать: посмотреть фильм Ваш уже можно где-то?
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, пока это специальные показы проходят. Потому что, в силу определенных обязательств перед одним из центральных телеканалов, я не могу его выкладывать в Интернет. Но я надеюсь, что все-таки будет принято решение и фильм наш пройдет по российскому телевидению, и тогда уж точно.
А. Пичугин
— А центральный телеканал-то покажет, в итоге?
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, хотелось бы, мне очень бы этого хотелось. Для этого и снимали. Вот мое...
В. Емельянов
— Не, они тоже интересные...
Протоиерей А. Новопашин
— Путин постоянно говорит о том, что главная проблема для нашей современности, для нашего общества — это угроза терроризма. Пожалуйста .фильм именно на эту тему, это профилактический инструмент, с которым — пожалуйста, работайте, пользуйтесь!
В. Емельянов
— Чего-то эти центральные телеканалы, как Вы говорите, они как собака на сене — то есть сами не показывают и в Интернете не выкладывайте.
Протоиерей А. Новопашин
— Часто говорят — вот появляешься, предлагаешь фильм — «это неформат».
В. Емельянов
— В Интернет.
Протоиерей А. Новопашин
— Ну, вот есть определенные возможности...
В. Емельянов
— Давайте мы...
А. Пичугин
— Да, про неформат мы тут чаще всего слышим, кстати.
В. Емельянов
— Знаете, кто ищет, тот всегда найдет. Можно...
Протоиерей А. Новопашин
— А фильм востребован. Вот в «Доме кино» была столичная премьера, аншлаг, люди стояли в прооде.
В. Емельянов
— Как называется картина?
Протоиерей А. Новопашин
— «Рядом с нам».
В. Емельянов
— Вот мы можем еще перечислить Ваши работы. Это «Перелом», «Царь болгарский»...
Протоиерей А. Новопашин
— «Меня это не касается».
В. Емельянов
— «Меня это не касается» — и?..
Протоиерей А. Новопашин
— Все.
А. Пичугин
— И «Рядом с нами».
В. Емельянов
— И «Рядом с нами».
Протоиерей А. Новопашин
— И «Рядом с нами», да, мы уже говорили.
А. Пичугин
— Кстати, немало. Для человека, который этим стал заниматься, в общем, совсем недавно... Спасибо большое! Время наше подошло к концу. Мы напомним, что протоиерей Александр Новопашин, настоятель собора Во Имя Святого Благоверного Князя Александра Невского в Новосибирске, режиссер, сценарист, продюсер, спортсмен был гостем программы «Светлый вечер». Алексей Пичугин...
В. Емельянов
— ...и Владимир Емельянов подготовили и провели эту программу. Мы прощаемся до новых встреч и с Вами, отец Александр, и с Вами, уважаемые слушатели.
Протоиерей А. Новопашин
— Спасибо. До свидания.
А. Пичугин
— Всего доброго!
Подарить осуждённым людям в ЛНР возможность слышать Евангелие
Самарский Благотворительный фонд просвещения «Вера», в рамках проекта «Апрель», занимается тюремным служением. Команда фонда организует в местах лишения свободы курсы иконописи, проводит разные встречи и лекции. А ещё запускает в исправительных учреждениях вещание Радио ВЕРА. У осуждённых людей появляется возможность слушать Священное писание, слова святых и не только. В том числе благодаря этому в жизни многих из них происходят добрые перемены.
Недавно сотрудники самарского фонда с поддержкой десятков отзывчивых людей организовали вещание Радио ВЕРА в колонии города Брянка Луганской Народной Республики. И теперь хотят поддержать другие исправительные учреждения, расположенные на новых территориях. «Мы видели эти колонии, местных осуждённых и сотрудников. Они живут очень бедно, но вместе умудряются преображать пространство вокруг себя, — рассказывает Константин Бобылев, участник проекта „Апрель“. Особенно хочется отметить работу сотрудников — это простые, надёжные русские парни, семейные, верующие, многие из них побывали на передовой. Им важно, чтобы осуждённые люди, которые находятся под их началом, меняли свою жизнь, обретали добрые ценности».
Благодаря Радио ВЕРА люди могут слушать Слово Божее, которое утешает и даёт надежду. «Заполнить пустоту в душе и помочь преодолеть внутренние терзания, которые испытывают многие осуждённые, может лишь Бог, вера, надежда и любовь» — говорит Константин.
Если вы хотите поддержать проект по тюремному служению «Апрель» и помочь запустить вещание Светлого радио в колониях Луганской Народной Республики, переходите на сайт самарского фонда просвещения «Вера»: bfpvera.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воспитание детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития». Светлана Шифрина
У нас в гостях была директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребенка Светлана Шифрина.
Мы говорили о воспитании и поддержке детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития.
Ведущая: Анна Леонтьева
Анна Леонтьева:
— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребенка. Фонд «Искусство быть рядом» помогает семьям детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития. Добрый вечер, Светлана.
Светлана Шифрина:
— Добрый вечер.
Анна Леонтьева:
— Светлана, вот мы часто говорим здесь, когда образовывается какой-то фонд, это, ну, прямо вот в 90 процентов, ну, нет такой статистики, но в большинстве случаев это как-то начинается с личной истории. Вот как образовался ваш фонд? Тоже началось с личной истории?
Светлана Шифрина:
— Да. Ну, это была даже не совсем моя личная история, это была личная история учредителя фонда Елизаветы Борисовны Фокиной, которая тоже мама особенного ребёнка, у неё сын с аутизмом, и которая, в общем, приняла для себя решение о том, что нужно помогать не только своему сыну, но именно объединившись с родителями, объединившись все вместе, можно делать что-то нужное, полезное для того, чтобы детям с аутизмом жилось полегче, и семьям самое главное.
Анна Леонтьева:
— В шестнадцатом году, да, как я понимаю?
Светлана Шифрина:
— Да, сам юридический фонд образовался в 2016 году, потому что это была группа родителей, которые ходили вместе в детский садик, которые там познакомились, вот у них у всех детки с аутизмом, и настаёт время, что нужно идти в школу, а, к сожалению, сегодня, ну, ещё, то есть у нас задекларировано инклюзивное образование, но, к сожалению, еще не везде оно реализуется или обеспечивает ту необходимую помощь и поддержку, в которой нуждаются именно дети с аутизмом. И для того, чтобы его можно было реализовать, родители поняли, что им нужно объединяться, иметь какой-то юридический статус для того, чтобы можно было добиваться тех условий, которые хотели родители создать для своих детей, поэтому объединились, создали фонд. И первая самая программа, для чего он, в общем-то, собственно, создавался, его цель, это были ресурсные классы в общеобразовательных школах. 18 детей в 2016 году в трех школах пошли первый раз в первый класс. Это был первый такой проект фонда, так и назывался «Первый раз в первый класс».
Анна Леонтьева:
— А что такое ресурсные классы?
Светлана Шифрина:
— Ресурсный класс — это такая модель инклюзивного образования, которая в обычной школе, где учатся самые обычные дети, создается такая ресурсная зона, в которой могут найти поддержку дети с особенностями, детям, которым нужна определенная поддержка, детям с аутизмом, очень нужно тьюторское сопровождение, очень нужны специалисты прикладного анализа поведения, потому что аутизм, он проявляется в первую очередь внешне именно поведенческими, да, какими-то особенностями, и для того, чтобы детям помогать учиться, чему-то научаться, нужны специальные специалисты. В 2016 году, ну, их, на самом деле, и сегодня еще нет в школе, и нет такого даже в списке квалификации такой специальности, как специалист прикладного анализа поведения, но они уже больше десяти лет есть в нашей стране, уже очень много людей этому обучились, сертифицировались. Это золотой стандарт помощи детям с аутизмом, и вот для того, чтобы помочь школе создать вот эти именно условия, да, вот фонд. И в этой ресурсной зоне, да, есть специальный учитель, есть сестринское сопровождение, есть супервизор, куратор прикладного анализа поведения, где ребенок адаптируется к тем новым для себя условиям. Какие-то дети проводят больше времени в этой ресурсной зоне, какие-то дети больше включаются в инклюзивное образование с обычными сверстниками. Вот здесь вот это та возможность выстроить индивидуальный маршрут под каждого ребенка в зависимости от его потребностей.
Анна Леонтьева:
— А вот эта зона, это какое-то физическое пространство, да?
Светлана Шифрина:
— Да, это обычно какой-то кабинет. В идеальном случае это ещё два кабинета, когда ещё есть сенсорная зона, потому что дети с аутизмом часто у них бывают сенсорные перегрузки, у них повышенная сенсорная чувствительность, им иногда нужно побыть одному или там попрыгать на мячике, покачаться на качели, это вообще такой идеальный вариант, либо это в самом классе, да, там может быть тоже выделено, вот, потому что они могут какую-то часть предметов или там каких-то навыков, знаний получать в этой, вот именно, поэтому нужна она физически, там есть парты. Мы начинали с того, что есть парты с перегородками, которые отгораживают детей друг от друга.
Анна Леонтьева:
— Им больше нужно личного пространства? Они более защищённые должны быть.
Светлана Шифрина:
— Потому что он работает напрямую с тьюторами один на один. Допустим, есть фронтальный урок, когда дети садятся перед доской, и учитель даёт. Но это тоже очень сложный навык, которому обучались дети постепенно. И к концу первого класса они стали уже сидеть перед доской и воспринимать инструкцию учителя. А возможность вот такого отдельного, такой зоны еще внутри зоны, она дает возможность отрабатывать индивидуальные навыки, потому что у каждого своя индивидуальная программа.
Анна Леонтьева:
— Вот если, Светлана, вернуться к вашей семье, у вас средняя дочка с диагнозом аутизм, да? Как вообще, как это всё начиналось? Обычно, когда рождается особенный ребёнок, не такой, как, как говорится, заказывали, заказывали нормотипичного, как вот такое выражение есть, а рождается ребёнок особенный, первая реакция родителей всегда, в общем-то, шок, всегда... Ну, обида, не знаю, вот самая распространённая.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я бы, наверное, сказала, что до того, как происходит шок или обида, сначала ты избегаешь вообще мыслей о том, что что-то не так. Ну, по крайней мере, да, вот у меня это был второй ребёнок, и видя и как бы наблюдая какие-то особенности и странности, ты думаешь: ну нет, все дети разные. Это вот почему-то там, ну...
Анна Леонтьева:
— Это не сразу, да, видно, когда ребёнок рождается?
Светлана Шифрина:
— Ну, это зависит тоже от индивидуального случая, да, у кого-то диагноз проявляется очень рано и в тяжёлой форме, и там, наверное, сложнее закрывать глаза на проблему. У нас в этом смысле был такой момент, что мы всегда были где-то по границе нормы. Ну, чуть позже пошли, чуть позже сели, чуть позже поползли, вот тут какая-то аутостимуляция, а врач сказал: «Да ничего страшного, мир познает», да, то есть вот этот вот еще не вовремя поставленный диагноз, он как бы, к сожалению, был упущен на время раннего вмешательства, ранней помощи. И здесь очень важно, наверное, я бы хотела сказать родителям, другим, что если что-то беспокоит, не нужно закрывать глаза. Лучше 10 раз сходить к другим врачам, пройти какие-то тесты, потому что чем раньше заметить вот эту особенность, сложности, поставить диагноз, тем раньше можно начать оказывать помощь. А когда уже нам в три года сказали, да, вот это аутизм, да, конечно, это шок, это, как я говорю, я проплакала три дня, потому что полезла, естественно, в интернет за информацией, что такое аутизм, как это проявляется, чем это нам грозит? И все очень разные информации происходят, и ты вообще не понимаешь. Естественно, строишь самые худшие прогнозы.
Анна Леонтьева:
— Ну да, все говорят, что отсутствие информации очень тяжелое.
Светлана Шифрина:
— Да, в этот момент тебе, конечно, очень страшно все это. Но потом немножко проходит принятие, все наши стадии горя, все это мы тоже через это проходим. Еще очень такой момент, вы знаете, вот тоже хотелось, наверное, поделиться из своего опыта, когда... то есть принятие всей семьи. То есть мама, например, уже приняла, а папа еще не готов, а бабушки, дедушки, они вообще, в общем, как бы хотят быть в стороне от всей этой истории. Это действительно психологическая травма как бы для всех, стресс, который семья проживает и потом преодолевает его. Преодолевает, да, все-таки объединяется.
Анна Леонтьева:
— Бабушки, дедушки тоже уже как-то вот срослись, да?
Светлана Шифрина:
— Ну да, в нашей семье, в общем, конечно. Вы знаете, здесь есть еще такой момент. Ребенок растет, и, наверное, как обычный самый любой другой ребёнок, да, как говорят: «Маленькие бедки, маленькие детки, а большие дети...» То же самое и особенный ребёнок. И задачи новые, и новое принятие, принятие всё время каких-то новых условий, новых сложностей, оно происходит всё время. Вот сказать, что вот нам поставили диагноз, вот мы как бы с ним и теперь вроде бы вот идём понятным нам маршрутом — нет. Что там за поворотом с очередным годом рождения или с очередным периодом взросления, никто не знает, и ты всегда готовишься, ждёшь, надеешься на лучшее, готовишься, надеваешь бронежилет и броню, да, и как бы, да, набираешься сил.
Анна Леонтьева:
— Светлана, но всё равно я не могу не сказать, что есть люди, может быть, которые нас слушают, у которых подобные проблемы, и они находятся всё ещё в состоянии такого уныния. И есть люди, которые уже что-то делают, вот вы уже директор фонда, и даже помогают другим, помогая другим, помогают и себе.
Светлана Шифрина:
— Да, и в этом смысле, знаете, сообщество аутичных детей, вот родители аутичных детей, мне кажется, на сегодня одно из самых достаточно таких прогрессивных, и, может быть, скажем так, именно диагноз аутизм, расстройство аутистического спектра, оно очень сильно даёт прогрессию с точки зрения увеличения детей с данным диагнозом за последние годы. И с каждым годом эта тенденция увеличивается, количество таких детей всё время и людей растёт всё больше и больше.
Анна Леонтьева:
— Ну я прочитала, что типа один на сто — это очень много.
Светлана Шифрина:
— 1 на 100 — это по Всемирной организации здравоохранения. Да, у нас, к сожалению, в России нет официальной статистики вот такой, сложно её у нас получить. Если брать, я не знаю, насколько это уместно приводить статистику Соединённых Штатов, просто там достаточно серьёзно к этому подходят и проводят каждый год очень такое полномасштабное исследование по количеству. Вот последние данные — это 1 из 36 детей, которые имеют диагноз аутизм.
Анна Леонтьева:
— Это ещё больше.
Светлана Шифрина:
— К сожалению, да. И все исследования говорят, что это не зависит ни от страны проживания, ни от национальности, ни от состава семьи, ни от социального статуса. И, конечно, вот родители, так как вот очень сильно увеличивается популяция, к сожалению, не всегда система, государственная система помощи, успевает за таким, тем более стремительным таким ростом. В общем, здесь, наверное, есть и объективные на это причины. Ну а родители, мы самые заинтересованные люди в этом, конечно, и всегда есть кто-то, кто берет на себя ответственность, вот эту роль, идти впереди и, во-первых, пробивать вот эту дорожку, протоптать эту дорожку помощи и показать её другим, и мы вот на своём фонде, я сама, мы всегда очень делимся, мы всегда очень открыты, мы всегда говорим, да, мне очень часто, на самом деле, вот бывает, что звонят и спрашивают, и говорят, спрашивают, а можно ли взять телефон, и вот просто поговоришь, оказываешь, что это психологическую помощь, поддержку, что это не приговор, что да, с этим можно жить, но нужно, главное, сделать правильный маршрут, дойти до правильной помощи. И здесь родители объединяются, конечно.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребёнка. Светлана, а вот как вы первый раз нашли соратников у врача, в детском саду? Вот как находят люди друг друга в этой ситуации?
Светлана Шифрина:
— Ну, у меня было... Да, первый раз сейчас думаю про то, что я пошла на простор интернета, в социальные сети, то есть до того, до момента постановки всего этого диагноза, я, в общем, у меня не было ни аккаунта в соцсетях, на тот момент были одни, сегодня, да, там у нас другие, я, в общем, как бы особо этим не интересовалась, а здесь, да, ты начинаешь гуглить, начинаешь смотреть, идешь в поисковик. И как раз мне очень помогли два родительских сообщества, которые на тот момент были, да, это был 2012 год, да, нам было три года, они уже тогда существовали, хотя они тоже только буквально там были несколько лет, но вот уже на тот момент родители объединялись, это были группы, в которых можно было прочитать очень много информации о методах помощи, о том, вот куда идти, какие садики, как получить диагноз, как получить инвалидность, если она нужна, а нужно ли получать инвалидность, да, про вот эти ресурсные группы, ресурсные классы. Это все оттуда, это все родительское сообщество, это, ну, если это можно упомянуть, да, это Центр проблемы аутизма и родительская общественная организация «Контакт», в которых на сегодня, да, они тоже существуют, у них есть сайты, и там просто, ну, кладезь информации вот для родителей.
Анна Леонтьева:
— Не можно, а нужно упомянуть.
Светлана Шифрина:
— Да, да, то есть там всё это есть, там есть статьи, которые рассказывают про, ну, вот разные, вот, всё, с чем может столкнуться родитель. Я лично всё-всё взяла оттуда, конечно.
Анна Леонтьева:
— Но давайте немножко всё-таки расскажем, вот вы говорите, что особенности и так далее, вот с чего начинаются особенности, как с этим вообще быть? Вот в детском саду, можно ли пойти в обычный детский сад такому ребёнку, что нужно учитывать?
Светлана Шифрина:
— Ребенку можно пойти в детский сад, я бы сказала, наверное, нужно пойти в детский сад. Но особенности расстройства аутистического спектра — это нарушение коммуникации, социализации и стереотипно повторяющиеся действия. Если иногда говорят каким-то упрощённым языком для понимания, это когда ребёнок больше замкнут в себе, меньше взаимодействует, меньше разговаривает, отвечает на какие-то вопросы, у него нет зрительного контакта с собеседником, он маму-папу не слышит. И вот это нарушение коммуникации, оно за собой ведёт, к сожалению, поведенческие проблемы. То есть когда ты не понимаешь, не всегда дети понимают обращённую речь, они не могут иногда... Ну вот мы им говорим, нам кажется, что они нас понимают, а на самом деле вот я сегодня, вспоминая свою дочку, уже потом, получив вот эту информацию, как бы всё это обработав и пройдя этот период, я потом поняла, в чём была проблема-то. Она не понимала, что я ей говорю, простые элементарные бытовые вещи, да, идёт задержка речевого развития, идёт задержка понимания, да, и плюс у неё было нарушение своей речи, да, и когда ты не понимаешь, и тебя не понимают, и ты ещё не можешь сказать, что ты хочешь, что остаётся делать? Кричать, плакать, не знаю, биться головой об стену, да всё, что угодно, потому что хоть как-то донести до самых близких мамы и папы, что там со мной что-то не так, я чего-то хочу, да, там ещё что-то. Вот, соответственно, ребенку нужна помощь в преодолении вот этого дефицита, и здесь, конечно, нужна помощь логопедов, психологов, дефектологов, это детский сад, да, это наши психолого-педагогические комиссии, в которые нужно обращаться, которые дадут заключение маршрута, если это дошкольные учреждения, мы потом идем с ним в детский садик.
Анна Леонтьева:
— Есть список садов, куда можно пойти?
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, сегодня как бы по закону мы можем пойти в любой детский сад, у нас инклюзивное образование, и по прописке нас обязаны взять. И в любую школу, родители выбирают место обучения своего ребенка. Другое дело, что школа может быть не готова, там может не хватать тьюторов, но вот это заключение психолого-педагогической комиссии, оно обязательно к исполнению образовательного учреждения. Соответственно, мы туда с ним приходим, то есть вот мы получили диагноз, прошли врачебную комиссию, пошли на психолого-педагогическую комиссию, она сказала, что ребенку нужны особые образовательные потребности в дошкольном или в школьном учреждении. И с этим заключением мы идём, соответственно, в детский садик, в школу и говорим, что ребёнку нужен психолог, с которым должны в учреждении заниматься, логопед, дополнять вот эти вот дефициты все. Если ребёнку нужно тьюторское сопровождение, оно может быть как в детском саду, не только в школе, там тоже может быть тьютор, ему нужна, например, поддержка. Если он там не поддерживает групповой формат каких-то активностей, какого-то там, ну, пока в детском саду это не совсем обучение, какое-то взаимодействие, школа, детский сад, они тоже должны выделить такого тьютора, наставника, который будет помогать ребёнку. Но самое главное, всё-таки ещё раз повторюсь, это золотой стандарт, это прикладной анализ поведения, это специалисты прикладного анализа поведения. Сегодня всё-таки, к сожалению, их можно получить либо в рамках благотворительной помощи, вот в фонды обращаясь. Я вот знаю, что фонд «Милосердие», они оплачивают даже вот эти вот курсы прикладного анализа поведения и вмешательства для ребенка, там целые протоколы, которые нужно пройти, ну, либо коммерческие услуги.
Анна Леонтьева:
— Ну вот, простите, вы приходите в ближайший к дому детский садик, да, вот с этим заключением, и говорите: «Вот, пожалуйста, возьмите моего ребёнка», но мы же понимаем с вами, да, что мы не так действуем, да, мы всё равно будем искать даже для самых, как говорится, нормотипичных детей мы перебираем миллион садиков, школ, находим какие-то свои. Вот с таким ребёнком куда пойти? Как найти этот садик, где не повредят ему, в первую очередь, его психике, где к нему будут гуманно, хорошо относиться, где выстроят так поведение детей, которые с ним будут, так выстроят их поведение, чтобы это было нормальное детское общение? Вот у нас в программе были родители «солнечных» деток, деток с синдромом Дауна, и они рассказывали, что дети вот очень любят таких «солнечных детей», потому что они как бы немножко больше дети, и с ними можно играть в дочки-матери и так далее.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я сейчас сижу, думаю, наверное, у меня нет прям ответа на вопрос, как найти вот этот садик, потому что, ну, да...
Анна Леонтьева:
— Как вы нашли?
Светлана Шифрина:
— Мы не ходили в садик. Мы сразу пошли в школу, наверное, здесь мне будет сложнее чем-то поделиться. Смотрите, я, наверное, думаю здесь так. Во-первых, ну вот то, что я сказала, есть у нас официальная как бы маршрутизация, да, маршрут, который можно получить той помощи от государства, которая полагается.
Анна Леонтьева:
— Она везде есть, она есть и в регионах, да, везде?
Светлана Шифрина:
— А вот я уже упоминала сегодня родительскую общественную организацию «Контакт». У них есть такая родительская приёмная, в которой можно онлайн записаться, это совершенно бесплатно. Там, правда, достаточно большая... Ну, иногда бывает очередь, там нужно подождать, может быть, там пару недель или месяц, вот. Но они помогают, консультируют родителей по всей стране вот именно с поиском или с получением тех условий, которые нужны ребенку. Как разговаривать с образовательной организацией, как получить тьютора, какое заявление нужно написать. Вот они здесь помогают. Я, со своей стороны, из нашего опыта поддержки ресурсных классов и взаимодействия со школой. Ну, у меня как бы рецепт такой. Нужно быть в диалоге. Мы общаемся со школами, мы общаемся с администрацией, мы общаемся с учителями, мы доносим, что нужно нашим детям. И мы всегда в позиции еще помощников. То есть я никогда не встаю в позицию, что вот мне теперь должны. Ну, это вот у меня как-то так, да. То есть я считаю, что это действительно должна быть совместная как бы история. И мы всегда спрашиваем школу: что мы можем сделать, чем помочь, да. Вот вы говорите, что там как к детям относятся. Вот мы, когда создали ресурсный класс, и дети пошли в школу, мы каждый год проводили в школе уроки доброты, толерантности. Мы готовили специальные мероприятия.
Анна Леонтьева:
— Ваш фонд, да, проводил, как родители?
Светлана Шифрина:
— Фонд, но мы же родители, для этого не обязательно быть фондом. То есть даже если ваш ребенок пошел, его взяла школа, вы наладили контакт с администрацией, есть учитель школы, да, эти все есть сейчас, уроки в доступе, их можно все найти, какие-то плакаты, презентации, это, в общем, не такая проблема. Можно поговорить с учителем, чтобы, может быть, он сам расскажет детям, что такое аутизм, почему этот ребенок в нашем классе, как с ним лучше взаимодействовать. Я сама лично, да, вот у нас были родительские собрания, вот первый класс, первое родительское собрание, и я попросила учителя, дайте мне даже не как, вот я тогда не была директором фонда, я была родителем, говорю, дайте, пожалуйста, мне пять минут, я немножко расскажу родителям, что не надо нас бояться, что это не заразное, что мы здесь не для того, чтобы ущемить чьи-то права детей. То есть это вопрос налаживания отношений, это работа со всем сообществом, которое сталкивается, куда попал вот такой особенный ребенок. И мы начинаем создавать среду, которая будет к нему максимально открыта, которая его примет. И здесь приходится родителям тоже прикладывать определенные усилия.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева, а у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребёнка. Мы вернёмся к вам через минуту, не переключайтесь.
Анна Леонтьева:
— Сегодня у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребёнка, у микрофона Анна Леонтьева. Вот мы в первой части программы, очень важные вы сказали вещи, что родители, мне кажется, они очень важны, что родители не просто требуют от организации, от государства, от школы, чтобы им шли навстречу, но они тоже включаются и хотят тоже как-то помогать этому процессу, и безусловно, без этого никак. Светлана, скажите, вот какая... Ну, во-первых, ребёнок, когда идёт в школу аутичную, я так понимаю, что первое, что нужно преодолеть, это его тревогу перед школой, потому что вы сказали, что это очень чувствительный ребёнок, гораздо более чувствительный, который в то же время не может все свои мысли сразу донести. Вот как это происходит сначала? Что нужно иметь в виду родителям?
Светлана Шифрина:
— Ну, это опять вот мы возвращаемся к вопросу про среду, про подготовку. Как подготовить ребёнка, ну и даже не только к школе, а в принципе к коллективу какому-то детскому? Мы приходили, мы договаривались, ну так как у нас была, конечно, ресурсная зона, но опять-таки, например, наши дети, они включались и в обычный класс, ну и включаются сегодня, могут его посещать. То есть мы договаривались с учителем о том, что мы придём до 1 сентября заранее, пройдём по школе, посмотрим класс. В идеале, если нам скажут, где будет сидеть ребёнок, потому что мы тоже проговорили, есть особенности восприятия информации, как звуковой, зрительной информации. Может быть, ему нужно сидеть именно перед учителем, чтобы учитель всегда мог обращаться к нему, и ребёнок его слышал, а не, естественно, там где-то на последней парте. У нас тьюторское сопровождение, есть тьютор, значит, нужно сесть так, чтобы тютер тоже где-то был рядом, при этом не мешал учебному процессу другим детям. Посидели за партой, познакомились заранее учителем в спокойной тихой обстановке, когда в школе еще нет вот этого гула, шума. Дальнейшее. 1 сентября. То есть социальная история. Что такое социальная история? Это такой метод, который помогает детям. Он на самом деле применим ко всему. К школе, к посещению музея, парка, любого мероприятия, театра. То есть это когда родитель готовит для ребенка такую историю, делает фотографии, например, школы, фотографию класса, садится, и несколько дней заранее. Но здесь, смотрите, здесь такой момент. Кому-то нужно несколько дней, кому-то достаточно только накануне. Это тоже всегда очень индивидуальный процесс. Вот. И ребенку мы рассказываем. Мы с тобой пойдем вот туда. Вот у нас здесь 1 сентября. Вот ты принесешь там, не знаю, цветы в школу учителю, которые ты подаришь учительнице. У тебя будет столько-то уроков. То есть очень важно понимание вообще, я туда на всю жизнь теперь пришёл или меня отсюда заберут через какое-то время, чтобы донести до ребёнка вот это понимание. Конечно, так, как и обычные дети, у которых, мы все знаем, 1 сентября начинается особенно первый класс сокращённых временных уроков, сокращённых количество уроков, то же самое относится и к аутичному. Даже больше. И в том числе здесь нет универсального решения. Кто-то сразу будет выдерживать 4 урока, а кого-то нужно будет привести на один урок, а кого-то на 10 минут от первого урока. И это будет уже для него его задача, цель, которую он выполнит, а потом придет на 15 минут. А потом, да, если вот есть ресурсная зона, как у нас, да, вот он посидит 10 минут в обычном классе, а потом идет в ресурсную зону. Родители его заберут там через час, а потом через два. И вот этот вот процесс вот этого индивидуального маршрута, индивидуального включения, он такой вот постепенный, как бы достигается, да, тех целей, которые ставятся под конкретно в это ребёнка.
Анна Леонтьева:
— Скажите, Светлана, а вот какие ещё виды деятельности, творчества, занятий, развивающих вы применяете с особенными детишками аутичными? Чем они могут заниматься? Какая динамика во время этих занятий? Мне кажется, это важно услышать родителям, чтобы была какая-то перспектива.
Светлана Шифрина:
— Только вчера как раз слушала доклад, точнее, не доклад, а дискуссию специалистов как раз про дополнительное образование. Он проходил в рамках Всемирной Всероссийской недели информирования о проблеме об аутизме Федерального ресурсного центра, и там говорили про специалистов. Поэтому сейчас даже не своими словами буду говорить. Ссылаясь на очень авторитетных людей, и там как раз тоже задавался этот вопрос. А, во-первых, дополнительное образование, вот вы сейчас говорите, творческое, но это же, в принципе, дополнительное образование. Вопрос, нужно ли, нужно ли всем? Конечно, в первую очередь ставятся цели какие-то академические, обязательные образования нашего общего образования. Дополнительное образование, давайте так, вот даже обычный ребенок, который без аутизма, не все же ходят на кружки. Кто-то ходит, кто-то занимается спортом, а кто-то вообще никуда не ходит, вот ему достаточно этого, или родители считают, что ему это не нужно. Но, в принципе, аутичный ребенок — это примерно так же. То есть здесь вопрос, как правильно говорят: зачем? Зачем мы туда пойдем? Мы туда можем пойти за дополнительной социализацией, потому что школа, к сожалению, не всегда решает вот эту самую проблему социальной адаптации ребенка, социального опыта, потому что хорошо, ребенок пошел в школу, он адаптировался, он учится, на уроке он учится, он смотрит на доску, взаимодействует с учителем, он не общается. Короткая перемена, успели перебежать из одного класса в другой, покушали. То есть нет вот этого социального контакта того, который нужен был бы. Его и обычным детям не хватает вот этой школьной, почему они все хотят потом погулять, поиграть, задержаться, да, там еще что-то. И, конечно, в этом смысле дополнительное образование, посещение каких-то кружков, творческих студий, оно дает возможность восполнить вот этот дефицит. И здесь, наверное, подойдет любое... Ну, во-первых, я бы исходила, в первую очередь, из интересов ребенка. Ну, если, например, ему нравится рисовать, наверное, можно подумать в эту сторону, да, или там, если ему нравится музыка, или, наоборот, ему плохо от музыки. Если у него сенсорный перегруз, если он не выдерживает там громко... Такое тоже бывает. Зачем его водить на музыку, да, конечно, ему нужно там, например, более тихое, да, какое-то... Может быть, ему не нужна большая группа. Да, хочется, чтобы он социализировался и дружил со всеми. Может быть, он будет ходить в маленькую группу, где будет 3-4 ребёнка, но они станут настоящими друзьями и будут друг друга поддерживать. И для него это будет его круг общения, его связи, которые будут его поддерживать, помогать. И мама, например, или папа с другими такими же родителями. Вот они тут подружатся, у них там будет какая-то коммуникация и взаимодействие.
Анна Леонтьева:
— А я знаете, о чём хотела, на самом деле, выяснить? Какие-то истории. Я зацепила у вас на сайте мальчик, который любил музыку, и вот через музыку пошло такое развитие своего младшего сына, который был гиперактивный, и он вообще не мог сидеть. То есть мы первые три класса, мы вообще не могли сидеть, нас все ругали постоянно. И потом появилась учительница музыки, и вот поскольку у него оказались способности, то она усадила его наконец. Вот. А у вас есть какие-то примеры, истории, когда особенные детки, детки с аутизмом, вот именно их зацепляли за какую-то творческую способность? Или это я фантазирую?
Светлана Шифрина:
— Нет, почему? Ну, вы знаете, у нас самое, наверное, как раз такое посещаемое занятие — это как раз музыкальное занятие. Ну, я думаю, что еще очень многое зависит. Хотя нет, знаете, вот как сказать, посещаемость с точки зрения наполняемости группы. А вообще, конечно, самые востребованные — это коммуникативные группы, да, это вот как раз про социализацию, где ребята учатся просто общаться друг с другом.
Анна Леонтьева:
— Общаться на какие-то темы, да?
Светлана Шифрина:
— По-разному, да. На темы или просто общаться, потому что, опять-таки, аутизм — это же нарушение коммуникации, и то, чему обычные дети их в этом не учат, они набираются этого социального опыта просто по жизни, общаясь с мамой, с папой, получив такую реакцию, сякую реакцию, они там что-то себе какие-то паттерны поведения вырабатывают, а ребёнка с аутизмом это нужно учить прицельно. Поэтому музыка у нас, скажем так, у нас не музыкальная школа, мы не ставим перед собой каких-то высот или вот именно задач с точки зрения овладевания мастерством, музыкой, вокалом или игрой на каких-то инструментах. Вот, но для нас, например, вот три года у нас существует наш ресурсный центр «Добрый», и там у нас есть ансамбль «Добрый», и в этом году наши ребята первый раз вышли на сцену. И у нас там...
Анна Леонтьева:
— Это потрясающее достижение.
Светлана Шифрина:
— Мы считаем, что да, у них было два небольших номера, они пели, один был вокальный и второй инструментальный оркестр. Мы специально создали дополнительно, мы начинали только с ансамбля, а потом создали еще оркестр, потому что мы поняли, у нас есть ребята, которые не могут, вот они не могут петь, они невербально или маловерно практически не разговаривают. Но им нравится музыка, и мы стали искать для них возможность включения, чтобы они были вместе с нами, они там играют на инструментах, поддерживают немножко ритм. Может быть, с точки зрения...
Анна Леонтьева:
— Академической музыки.
Светлана Шифрина:
— Какой-то, да. Это совсем не про тот, да, вот он тут что-то стучит палочкой, но они вышли, каждый стоял на своем месте, никто не убежал со сцены, никто не упал, извините, в истерике, не закатился, не закричал, не завокализировал. То есть на самом деле мы просто восхищены нашими ребятами, потому что мы считаем, что вот зная, какие они пришли к нам три года назад, и то, что они сегодня стоят на сцене, там поют, играют, поклонились и ушли, ну для нас это большой успех, и я считаю, для них это в первую очередь большой успех.
Анна Леонтьева:
— Огромный успех. Я видела вообще в ваших роликах, которые Вы мне прислали, про фонд, как каждое действие, вот как вы про школу рассказывали, каждое действие нужно сначала отрепетировать. Вот как даже в общественном транспорте, как им пользоваться. Это как бы длительная такая подготовка, да?
Светлана Шифрина:
— Ну, может, не длительная.
Анна Леонтьева:
— Сначала вы сажаете их на кресла в помещении.
Светлана Шифрина:
— Давайте расскажу. Это наш проект, он называется «Путь к взрослению». Это как раз про взросление. Опять-таки, аутичный ребенок, которому, да, которого нужно научить пользоваться элементарными такими социальными навыками, без которых мы просто не можем быть самостоятельными и жить в этом мире, да, пользоваться общественным транспортом, ходить в магазин, да, вот у нас... Мы даже были победителями в таком конкурсе «Объективная благотворительность» фотографии, которая называется «Просто купил колбасы». Потому что, да, действительно, фотографии ребенка в магазине, держат кусок колбасы, сканируют, расплачиваются, заберут, как бы уходят с ним. Но сколько лет труда стоит за тем, чтобы вот ребенок смог вот туда прийти, по списку найти в магазине нужную полку, найти вот эту самую колбасу, не такую, а вот такую, которую нужно, да, подойти, найти кассу, достать карту, заплатить, положить это в пакет и выйти из магазина, да, ну это вот, а там внутри еще очень много-много-много маленьких, может быть, действий цепочек, которые были прописаны, которые вы обучали, которые там определенным образом ребенка, чтобы, не сбился где-то, не стал платить, не взяв колбасы, да, вот, то есть это же тоже нужно вот это вот все-все-все выдерживать. И мы вот этому, ребят, учим, да. И вот, как вы сказали, вот транспорт, да, это целая технология, на самом деле, которую мы разработали, которая есть у нас на сайте. Если это вот специалисты педагогии, кто-то слышит, на самом деле родители могут этим воспользоваться. Если родитель, скажем так, пытливый и готов, и у него есть ресурс самостоятельно обучать своего ребенка, у нас это всё есть, там есть эти методические пособия, ролики можно посмотреть, взять эти чек-листы.
Анна Леонтьева:
— И самостоятельно, да, это всё?
Светлана Шифрина:
— Да, мы специально для этого и делали, да, для того, чтобы дать инструменты родителям, помощи своему ребёнку. Вот как с ним, например, проиграть? Сначала рассказать про транспорт, потом проиграть с ним, вот поставить стулья, вешалку, да, вот тут мы держимся, тут мы прикладываем карту, вот так мы едем, так мы выходим, потом там начать уже это делать на практике.
Анна Леонтьева:
— Это потрясающе, конечно, какая большая работа стоит за этим всем, но такой вопрос, а есть ли у вас случаи, когда вот ребенок с такой особенностью становился полностью самостоятельным?
Светлана Шифрина:
— Ну, мы работаем пока еще с детьми.
Анна Леонтьева:
— Вы не доросли?
Светлана Шифрина:
— Да-да, у нас до, как бы, возраст до 18 лет пока, вот, и вот даже вот про этот общественный транспорт, да, мы не ставили себе целью, сейчас задачу, потому что понимаем, хотя у нас есть дети, которые ездят самостоятельно и приезжают в наш центр самостоятельно. То есть есть, абсолютно. Ну, я знаю, не из наших подопечных, естественно, много примеров, когда люди становятся самостоятельными, им, да, либо им нужна минимальная поддержка. Конечно, есть такие случаи.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребенка. Вот насчет самостоятельности. Вы рассказывали историю в нашей беседе, как мальчик совсем не владел искусством, как это, обращения с деньгами.
Светлана Шифрина:
— Финансовой грамотностью.
Анна Леонтьева:
— Да, и что произошло?
Светлана Шифрина:
— Мне рассказали тоже эту историю, что взрослый аутичный человек, который поступил, как бы устроился на работу, стал работать, жил отдельно, стал жить отдельно, получил первую зарплату и потратил её в два дня.
Анна Леонтьева:
— На вкусненькое, да?
Светлана Шифрина:
— Да, на то, что ему нравилось, на то, что хорошо, потому что вот этот вот момент, да, он отделился от родителей, он как бы переехал, но вот это умение планирования, да, на самом деле планирование своей жизни, вот это и для обычных-то людей, для многих, это целая проблема, да, и иногда...
Анна Леонтьева:
— Лет до 40, да.
Светлана Шифрина:
— А долго учишься и набиваешь шишки, да, то есть, естественно, ну а как бы люди с особенностями, да, у них есть свои какие-то дефициты. А вот, вы знаете, можно я вернусь к транспорту, вот расскажу вам тоже просто пример вот, ну, что называется, успеха, да, что хочется поделиться с аудиторией. Вот мы, у нас, да, была группа, мы обучали ребят пользоваться общественным транспортом. И одна мама с ребенком говорит: вы знаете, можно мне как-то посмотреть и вот как раз научиться со своим ребенком ездить в метро, потому что когда вот он был помладше, мы были то ли в метро, то ли в автобусе, сейчас уже даже это не суть, и у него там случилась какая-то истерика, в общем, всё было очень плохо, и мама получила такой травмирующий опыт вот этой поездки, что они перестали пользоваться общественным транспортом. Ну хорошо, вот у неё там была машина, да, либо они перестали вообще куда-то...
Анна Леонтьева:
— То есть она решила, что это ему противопоказано?
Светлана Шифрина:
— Нет, она боялась повторения, да, у мамы тяжело, у неё нет сил прожить вот эту ситуацию, которая может случиться, да, с ребёнком. И вот в нашем проекте мы как бы с ребёнком стали ездить, мы его научили, потом мы подключили маму, они проехали сами, и они стали пользоваться общественным транспортом. И она говорит: вы знаете, для нас он не стал самостоятельным пока, он ещё, ну, пока и по возрасту там, но для них совершенно другие возможности открылись.
Анна Леонтьева:
— Это же другая жизнь.
Светлана Шифрина:
— Да, потому что мы живем в Москве, у нас в Москве без общественного транспорта очень сложно, потому что есть места, куда ты просто по-другому не доберешься, ну такси далеко не все себе могут позволить. И для них, конечно, совершенно другие возможности стали. И вот тоже результат. Да, он, может быть, не стал абсолютно самостоятельным, но маме стало с ним справляться легче.
Анна Леонтьева:
— Потрясающий результат, да. Я знаю, что вы также учите детей таким, в общем-то, простым, но тоже непростым для учительных детей вещам, как готовить, считать денежку, да, финансирование, как это, финансовые навыки. У вас есть клуб кибернетики, как вы сказали, зло превращаете в добро. Вот скажите, может быть, пару слов. Как зло, о котором мы постоянно говорим, что гаджеты — это плохо, что все сидят в гаджетах, что они высасывают из ребёнка жизнь. А тут, оказывается, у них есть какая-то положительная роль, потому что многие дети не могут донести свои мысли, и многие говорить-то толком не могут.
Светлана Шифрина:
— Да, у нас это наш проект коммуникативный клуб кибернетики. Идея его родилась из того, что вот как вот я сказала, да, что надо из зла сделать добро, да, то есть сегодня, конечно, такой неотъемлемый атрибут нашей жизни — это телефон, какой-то смартфон, планшет, у всех по-разному, и все возможные коммуникативные мессенджеры, которые мы пользуемся, всякие WhatsApp, Telegram, которые позволяют нам обмениваться информацией. И мы подумали, раз у ребят есть нарушение коммуникации, обмена информацией, так почему бы нам не попробовать использовать современные технологии для того, чтобы они могли между собой взаимодействовать. И мы создали вот такой клуб, наши педагоги разработали целую программу обучения, как ребятам пользоваться, здесь тоже зависит от ребят, от уровня их навыков, от их возможностей взаимодействия, ну, как бы работы в самом в цифровом формате, но у нас тоже из опыта девочка, она не разговаривает, она абсолютно невербальная, она не может говорить, мы учили её, она применяет язык жестов, но её научили пользоваться через WhatsApp, то есть если ей написать вопрос «где ты?», она сфотографирует место и отправит фотографию родителю. Это же вопрос безопасности. Ну вот так, не дай Бог, что-то, где-то что-то случилось, да? Или у нас ребята там, они кто-то... Вот он не хочет, да? Вот ты ему говоришь, он очень мало тебе отвечает. А вдруг на коммуникативном клубе задают вопрос, и он первый начинает тут же печатать, отвечать на вопрос. Потому что ему так легче. Для него такой способ коммуникации удобнее и более доступен. И вот на этом клубе, ребята, они уже вышли за рамки. Тоже для нас такой очень хороший результат, что они вышли за рамки этого времени, когда они приходят на занятия, они уже в этом чате могут написать там: «Аркадия, ты где?» «Ой, а я вот здесь», или там кто-то поделился чем-то. И это уже, да, это как раз опять-таки про коммуникацию, про дружбу, про общение, про социализацию, про то, что ты не один, да.
Анна Леонтьева:
— Светлана, мы всю программу говорим о том, что какая большая работа стоит вот за тем, чтобы дети развивались, получали необходимые навыки. Вот вы как родитель, что бы вы сказали, как сделать так, чтобы к 18 годам родитель просто уже не пришел к такому выгоранию или, может быть, даже раньше?
Светлана Шифрина:
— Ну, вы знаете, по поводу того, как сделать, конечно, обратиться в наш фонд. Ну, здесь, знаете, ну, к сожалению, мы тоже не сможем объять необъятное. Мы начинали нашу передачу с того количества людей с аутизмом, да, аутичных детей, которые сегодня... Я бы, наверное, сказала, найти обязательно, во-первых, вот то самое поддерживающее ресурсное место, в котором будет комфортно вашему ребенку и родителю. А сегодня, ну, мне кажется, всё-таки они появляются, и вот опять-таки, например, наш фонд, мы недавно вступили в ассоциацию «Аутизм-Регионы», в которой порядка 86, по-моему, сейчас уже организаций по всей стране, то есть, ну, практически во всех крупных городах, и там и не очень крупных городах, есть родительские организации, некоммерческие, которые оказывают вот эту самую поддержку, она не всегда может быть там какой-то прямой, там адресной или там про какие-то финансовые ресурсы, ну уж по крайней мере информационные однозначно, да, и про вот это вот про сообщество или про помощь, про инструменты, которые можно получить, взять, про консультацию. Этого действительно очень много сегодня у нас по всей стране, далеко не только в Москве. Вот мне кажется, нужно найти вот эту точку.
Анна Леонтьева:
— Просто найти помощь.
Светлана Шифрина:
— Да, на самом деле элементарно. Если зайти в ассоциацию «Аутизм-Регионы» и там будет весь список, и можно посмотреть, где вы, если находитесь в каком-то регионе, и зайти на уже информационные ресурсы этой организации, связаться с ними, спросить, да, вот там, мне нужна вот такая-то помощь, да, нужно... Вы знаете, вот это вот я сейчас сказала, вот мне нужна такая помощь, вот это вот попросить помощи, это же тоже определенный шаг.
Анна Леонтьева:
— Да, совершенно верно.
Светлана Шифрина:
— Или, да, самому себе признать, что мне нужна помощь, но это не значит, что я слабый, тут вот неумеха, не справляюсь, и все так плохо, нет.
Анна Леонтьева:
— Вот это очень важная вещь, вы говорите. Да. Не геройствовать.
Светлана Шифрина:
— Не надо, да, потому что это действительно сложно, это действительно, вот как мы тоже, я часто говорю, аутизм — это не спринт, это марафон на всю жизнь, аутизм не лечится, это диагноз, который, ну, как бы остается с человеком на всю жизнь, да, мы можем максимально адаптировать, максимально сделать самостоятельным, чтобы человек подошел ко взрослому возрасту, сняв нагрузку, да, там, с стареющих родителей, да, как бы снять вот эту обеспокоенность родителя, а что будет с моим ребенком, когда не будет меня, да, мы все про это думаем, родители. И вот это вот, вот это сказать, да, мне вот нужна такая-то помощь, да, как бы поискать ее, попросить, это абсолютно нормально, здесь в общем. Но это тоже, это шаг, это тоже, наверное, может быть, через то, что проходит...
Анна Леонтьева:
— Ну, какое-то усилие, да, какое-то желание. Каждый родитель, да. Как говорят, волеизъявление.
Светлана Шифрина:
— Да, и вот, опять-таки, наши специалисты, они тоже все так говорят, да, сначала маска на себя, потом маска помощи ребенку, да, вот это бы... Конечно, нельзя загоняться. Я очень желаю этого родителям. Вот этот ресурс, сохранять баланс, конечно, не забыть про ребёнка, не сказать уже всё, расти, как трава, но и не загнать самого себя, ставить правильно цели. Потому что, ну вот знаете, тоже хочется поделиться таким личным каким-то откровением, наверное, своим. Вот когда я вам начинала говорить, что у меня ребёнок, да, она такая пограничная вроде бы как бы была маленькой, да, и там не сразу нам поставили диагноз, и вот им всегда были очень хорошие перспективы. Вот вам надо сделать ещё вот это, и вот это, и вот это. И всё будет... И вот вы всё нагоните. И я всё время вот бежала впереди этого паровоза или толкала это бесчисленное количество вот этих вот вагонов, да, вот потому что цель, цель пойти в школу, цель, извините, избежать умственной отсталости, да, не понизить программу, это отдельная боль родителя, да, здесь же ещё вот эти вот этапы принятия, которые проходят родители, это можно отдельно ещё сейчас про это сказать, вот. И сегодня я понимаю, что я подошла к какому-то моменту, когда я понимаю, что ну вот те цели, которые я ставила для своего ребёнка тогда, они были для него недостижимы. Они были целями, ну, скажем так, нашего какого-то среза линии общества, да, или то, к чему вот, как вот то, что вы сказали, каких мы детей там ждём, да, или там мечтаем, когда их только планируем, вот, и там далеко не всегда они вписываются в наши реальности. И вот эту вот свою амбицию родительскую чуть-чуть опустить, когда мы реализовываемся за счёт детей, вот этот момент тоже присутствует. И когда мы вот это понимаем, что, если мы ребёнку поставили правильные цели, мы не будем тогда лишних усилий, лишних ресурсов тратить, это очень важно. И здесь очень в помощь, конечно, специалисты-педагоги, которые могут помочь и рассказать. И ещё, мне кажется, очень важно, но, к сожалению, наверное, сегодня в наших реалиях всё-таки родителю быть включённым, получать информацию, анализировать информацию не всегда сказали, вам поможет вот это, как голубетерапия, дельфины, еще что-то это, и вот мы сейчас все последние деньги, все последние ресурсы, нам надо туда... посмотреть, почитайте, что действительно, какие доказанные.
Анна Леонтьева:
— Все по-разному индивидуально, я так понимаю.
Светлана Шифрина:
— Есть научно доказанные методы, которые работают, а есть тот, что будет приятно, будет хорошо, вреда не будет, но оно не вылечит аутизм. Вот, и поддерживающие ресурсы для родителей, психологическая помощь, психологическая поддержка, группы, опять-таки, да, вот если нет помощи психолога, нет специализированных, в тех же НКО, почему-то я начала, да, с этого, родительские организации, вот эта вот группа самопомощи, да, общение, когда ты не один в поле воин, оно всегда даёт силы.
Анна Леонтьева:
— А я вообще, Светлана, заметила, что особенные дети, с каким бы диагнозом они ни рождались, если родители, если они проявляют волю к победе, волю к тому, чтобы вступить в какое-то сообщество, развиваться, трудиться, они очень объединяют людей. То есть невозможно с таким ребёнком быть в одиночестве, в замкнутом каком-то пространстве. Лучше идти, искать единомышленников, фонды и уже дружить с ними всю жизнь, потому что, да, правильно?
Светлана Шифрина:
— Ну, одному быть очень сложно, конечно, это же можно и выгореть, это уже у тебя не будет сил, ресурсов, и можно какие-то, может быть, не самые правильные решения принимать, когда все истощены, когда нет.
Анна Леонтьева:
— Но, к сожалению, наш интереснейший разговор подходит к концу, очень полезный для многих родителей, не только аутичных детей, а просто родителей, у которых что-то пошло по-особенному, да, у детей. И хотела спросить, Светлана, вот напоследок, что бы вы сказали родителям особенных детей, чтобы не впадать в уныние, не отчаиваться? Ну, наверное, это в самом начале происходит, но всё равно.
Светлана Шифрина:
— Ну, мой опыт — это опыт особенного родительства, именно связанного с аутизмом, да, и здесь я могу сказать, что точно, чтобы ни было, аутизм — это не приговор, да, это сложно, это требует определенных усилий, но, вы знаете, вот я сейчас ещё о чём подумала, что даже когда ты видишь маленький миллиметровый результат у своего ребёнка, он тебе дает такой заряд силы и энергии, и веры, ты видишь маленький, миллиметровый, результат у своего ребёнка, он тебе даёт такой заряд силы, энергии и веры. И радости, да. И веры в то, что всё, может быть, будет не так, как мы загадывали, но точно что-то получится хорошее, если не опускать руки, если двигаться в этом направлении, и это помогает. Это такой вот замкнутый круг, ты прикладываешь усилия, видишь вот эту какую-то искорку надежды и продолжаешь двигаться вперед.
Анна Леонтьева:
— Спасибо огромное. Я тоже напоследок скажу, что родители, у которых что-то пошло не так, вот были родители там и с онкологическими, детишками с онкологическими заболеваниями, но это люди, которые настолько научаются радоваться, настолько научаются благодарить, спасибо вам большое за этот очень поддерживающий, очень полезный разговор. Напомню, что сегодня у микрофона Анны Леонтьева, у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда «Искусство быть рядом», мать-ребёнка с диагнозом «аутизм». Спасибо вам, Светлана.
— Спасибо, что пригласили.
Анна Леонтьева:
Светлана Шифрина:
— Спасибо. Всего доброго.
Все выпуски программы Светлый вечер
«Страдания и вера»
В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова, а также наш гость — протоиерей Александр Дьяченко — поделились своими личными историями о том, как испытания приблизили к Богу, или как вера помогла преодолеть непростые жизненные ситуации.