Поделиться
Фото: Jeff James/Unsplash
Княжну Марию Дондукову-Корсакову называли «доброй самаритянкой». Своё огромное состояние она постепенно раздала бедным, больным и заключённым. О деятельности Марии Михайловны писал в своём романе «Петербургские трущобы» Всеволод Крестовский. Лев Толстой упоминал имя княжны в «Севастопольских рассказах». А те, кому она помогла выжить, говорили о Дондуковой-Корсаковой как о христианской мученице и святой.
Родилась Мария в знатной семье. Отец девочки служил камергером Высочайшего двора. Слабенькая Маша болела всё детство, а к 22 годам её парализовало. Чудо случилось неожиданно: болезнь бесследно исчезла. Мария была уверена: исцеление ей принесли причастие и молебен в Казанском соборе у иконы Богоматери. Выздоровев, княжна приняла решение посвятить себя благотворительности.
В 1861 году Мария Михайловна создала в своём родовом имении в Псковской губернии общину сельских сестёр милосердия. Построила дом, который, по словам княжны, должен был стать «всем для всех». Сорок тысяч рублей Мария Михайловна пожертвовала общине. Устроила в ней больницу, ясли, приют, аптеку, школу и сама работала обычной сестрой: лечила крестьян, обучала их грамоте, присматривала за детьми и стариками.
Когда началась Крымская война, Мария Михайловна уехала в действующую армию, организовала полевой госпиталь, бесстрашно спасала солдат под огнём неприятеля и была ранена. А поправившись, вернулась в свою общину. Родные старались поддержать и побаловать свою Машу, присылали ей деньги, вещи, деликатесы, но все посылки княжна отдавала бедным. Её щедрость порой пугала семью. Не раз Мария Михайловна выходила из дома тепло одетой, а возвращалась в одном платье. Она раздавала одежду нищим по дороге. Однажды в трескучий мороз приехала к родителям в мужском тулупе. Выяснилось, что свою шубу она подарила плохо одетой попутчице в поезде. А тулуп на время взяла у начальника железнодорожной станции.
К слову, в поездах княжна ездила только третьим классом. Перебравшись жить в Петербург, никогда не нанимала извозчика, считая это роскошью, и ходила пешком. А когда у неё спрашивали, как она могла раздать своё состояние, отвечала, что деньги - всего лишь средство, чтобы помочь другим.
Заключённые – это особая и последняя глава в жизни Марии Михайловны. 80-летняя женщина стала членом благотворительного тюремного комитета и посещала узников Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей. По выходе арестантов на свободу она устраивала их в больницы, находила им работу, поддерживала деньгами. О том, как княжна добилась доступа к заключённым Шлиссельбургской крепости, ходили легенды. Ей отказывали много раз, но с умной и энергичной Марией Михайловной было невозможно бороться. Получив очередной отказ, она однажды потребовала, чтобы в крепость заключили её саму. После такого демарша власти сдались и разрешили княжне бывать в крепости. Всё для того, чтобы разделить страдания тюремных сидельцев, напомнить им, что есть люди, которые думают о них.
Она была уверена: нет таких преступников, которые не могли бы рассчитывать на милосердие Божие. Княжна просила церковные власти отправлять для служения в тюремных церквях священников, преданных пастырскому долгу. Благодаря усилиям Марии Михайловны в крепости построили храм. Она хлопотала о том, чтобы в тюремных больницах работали сёстры милосердия. Подавала прошения государю об освобождении заключённых Шлиссельбургской крепости, про которую говорили: «сюда входят, а отсюда выносят». Девять заключённых, которых Марии Михайловне удалось спасти, к тому времени уже отсидели свой срок, а выпускать их не торопились. Княжна взялась ходатайствовать об освобождении узников со всей энергией, на какую была способна, и люди получили свободу.
Княжна устраивала чужие судьбы практически до последнего дня своей жизни. Она умерла в 1909 году. Отпевали Дондукову-Корсакову в церкви Литовского замка – петербургской пересыльной тюрьмы. По всему периметру тюремного ограждения стояли арестанты. Они плакали и, как писал очевидец тех событий Жевахов, «скрывая свои слезы, низко кланялись и крестились. Было больно смотреть на них в эти моменты переживаемого ими горя». То, что заключённые плакали, не удивило людей, знавших Марию Михайловну. Ведь она умела пробудить в душах даже самых закоренелых преступников добрые чувства и раскаяние.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (15.12.2025)
Второе послание к Тимофею святого апостола Павла
Поделиться
2 Тим., 294 зач., II, 20-26
Комментирует священник Антоний Борисов.
История неоднократно демонстрировала, как самые светлые, возвышенные вещи могут, к сожалению, быть использованы для самых дурных, меркантильных целей. Таким инструментом служило и Священное Писание — Слово Божие, которое, будучи неверно истолковано, позволяло оправдывать различные преступления. Сегодня во время утреннего богослужения читается отрывок из 2-й главы 2-го послания апостола Павла к Тимофею, которое как раз использовалось для упомянутых, не слишком добрых задач. Давайте послушаем этот текст.
Глава 2.
20 А в большом доме есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные и глиняные; и одни в почетном, а другие в низком употреблении.
21 Итак, кто будет чист от сего, тот будет сосудом в чести, освященным и благопотребным Владыке, годным на всякое доброе дело.
22 Юношеских похотей убегай, а держись правды, веры, любви, мира со всеми призывающими Господа от чистого сердца.
23 От глупых и невежественных состязаний уклоняйся, зная, что они рождают ссоры;
24 рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлобивым,
25 с кротостью наставлять противников, не даст ли им Бог покаяния к познанию истины,
26 чтобы они освободились от сети диавола, который уловил их в свою волю.
Прозвучавший отрывок некоторыми христианскими исповеданиями, тяготеющими к радикализму, понимается превратным образом. А именно — образ дорогих и дешёвых сосудов, использованный апостолом Павлом, с точки зрения этих людей, доказывает, что Господь якобы изначально одних людей предопределил ко спасению, а других к погибели. Таким образом, золотые и серебряные сосуды — праведники, которые таковыми стали фактически по принуждению Бога. А деревянные и глиняные сосуды, соответственно, — грешники, ставшие, в общем-то, невольной жертвой того же предопределения. Им уготована изначально самая печальная участь — и в земной жизни мучиться, и после смерти пребывать в адских мучениях. Почему? Потому что так якобы распорядился Бог.
Такая точка зрения не соответствует ни духу Священного Писания, ни христианской нравственности. Однако человек, как известно, стремится верить не в то, что истинно, а в то, что удобно. Например, английским колонистам в 17-м веке превратное толкование рассуждений апостола Павла позволило оправдать геноцид коренного населения Америки. Колонисты себя считали драгоценными сосудами Божиими, предопределёнными ко спасению, а индейцев — глиняными и деревянными горшками — которые не жалко и разбить. Толку-то от них?..
Но давайте посмотрим всё же на то, что на самом деле имеет в виду апостол Павел, когда рассуждает о двух типах сосудов. Он, с одной стороны, соглашается, что мы все рождаемся не в вакууме, стартовые позиции у нас действительно разные. Но это не означает, что существует не зависящая от человека предопределённость. Вовсе нет. Мы можем или улучшить то, чем обладаем, что нам дано. Или, наоборот, всё растерять, испортить, погубить. В этом и заключается свобода, дарованная нам Богом.
Апостол Павел прямо пишет, что сосуд драгоценный при неправильном использовании может превратиться в ёмкость, куда будут сливаться нечистоты. Сосуд же простой, наоборот, может чудесно переродиться, став вместилищем для самых ценных жидкостей. И апостол иллюстрирует свои размышления примером своего адресата — лица, которому изначально был направлен услышанный нами текст. Речь об апостоле Тимофее, еврее-полукровке, воспитанном бабушкой, т.к. он рос без отца. Для древних иудеев Тимофей был бастардом, то есть выродком. Для язычников — просто неудачником. Но апостол Павел в этом юноше, которого все считали (если использовать образ из послания) чуть ли не ночным горшком, разглядел чистое сердце, наполненное золотым светом любви к Богу и людям.
И Павел сделал всё, чтобы свет благодати внутри Тимофея разгорелся, и сам Тимофей стал драгоценным сосудом — примером для других христиан, их опорой и утешением. Что, в конечном счёте, и произошло. Но почему? Не потому, что так был изначально предопределено, а потому что и Павел, и Тимофей, каждый по-своему, усердно потрудились — стремились творить добро и уклоняться от тьмы пороков. И получается, что все мы (при всех имеющихся различиях) способны к удивительному преображению, которому Господь всячески способствует. Потому будем просить у Бога мудрости и сил. А в отношении других людей не станем спешить с выводами, определяя, из чего они сделаны — из золота или из глины. Чтобы не совершить досадных ошибок, способных лишить нас света благодати и превратить в никому не нужные черепки.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Псалом 127. Богослужебные чтения
Поделиться
Наверное, у каждого человека иногда возникает «картина счастья». Давайте послушаем 127-й псалом, который сегодня читается в храмах за богослужением, и поразмышляем о том, что есть счастье, и об его истоках.
Псалом 127.
Песнь восхождения.
1 Блажен всякий боящийся Господа, ходящий путями Его!
2 Ты будешь есть от трудов рук твоих: блажен ты, и благо тебе!
3 Жена твоя, как плодовитая лоза, в доме твоём; сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей:
4 так благословится человек, боящийся Господа!
5 Благословит тебя Господь с Сиона, и увидишь благоденствие Иерусалима во все дни жизни твоей;
6 увидишь сыновей у сыновей твоих. Мир на Израиля!
Прозвучавший псалом — как маленькая икона счастья: дом, многодетная счастливая семья, виноградная лоза, оливковые ветви, общий стол, благоденствующий город. Но эта «идиллия» написана очень трезво: она вырастает не из удачи и не из «правильного тайм-менеджмента», а из одного корня — «страха Господня».
Псалом как бы обрамляется идеей «страха Божия» — и в начале, и ближе к середине речь идёт о благословении «боящегося Господа». Этот страх — не паника перед «карателем-Богом», а трепет перед Его величием и добротой. Любовь не отменяет такой страх, а преображает его: рабский ужас исчезает, остаётся дерзновение сына, который боится не наказания, а разрыва общения.
Мы сегодня из разных источников слышим о том, что страх — это плохо, страх — это «негативная эмоция», которую необходимо тщательно «проработать» у своего психотерапевта. Но едва ли мы скажем, что страх оступиться на краю обрыва — тоже «разрушительная сила» в человеке, и его надо мужественно преодолеть! Страх страху — рознь; и одно дело, когда страх становится «внутренним демоном» личности, подчиняя ему всю жизнь и отравляя её, — и совершенно другое дело, когда глубинное, трепетное переживание близости Бога, Его Любви и Правды оказывает выстраивающее — так и хочется сказать — «конституирующее» — действие на всего человека.
Современный мыслитель Бён Чхоль Хан говорит о том, что подлинная любовь живёт не «позитивными чувствами», а именно «негативностью отсутствия», ожиданием, обращённостью к тому, «чего ещё нет», и благодаря этому противостоит превращению другого в лишённый всякой тайны «товар». Страх Божий — как раз и есть признание радикальной инаковости Бога и готовность идти за Ним, Его непредсказуемым и неуправляемым путём, а не за своим комфортом.
Вот эта открытость навстречу Богу — с пониманием несоразмерности своего и Божественного масштабов — и есть, по мысли псалмопевца, главное условие, даже — гарант! — возможности всей картины счастья, так красочно и описанной в сегодняшнем псалме!
Псалом 127. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 127. (Церковно-славянский перевод)
