Иногда я слышу, что поступать по совести можно и без веры в Бога. Можно; но я бы обратил внимание на другое - на что указывает совесть?
Совесть - это сознание того, что мы должны поступать определенным образом. Например, воздерживаться от кражи. Причем это долженствование носит абсолютный характер - нет, и все. Дело не в опасности навлечь на себя наказание - совесть требует поступать так, а не иначе, независимо от наград и наказаний. Дело не в том, что люди, в расположении которых мы нуждаемся, нас не одобрят - иногда совесть требует поступать как раз против общего мнения или даже против закона, как поступали, например, в XIX веке в южных штатах США принципиальные противники рабства, которые помогали чернокожим бежать от их хозяев.
Но кому я, в таком случае, должен? Кто предъявляет ко мне эти требования? Иногда говорят “я сам”, но это ошибка. Верность своим внутренним установкам - это еще не совесть. Самые ужасные злодеи, которых мы сочтем образцом бессовестности, могут быть превосходно верны себе и своим представлениям о прекрасном. Эсэсовцы могли быть до смерти верны своим убеждениям, закоренелые уголовники - гордиться своей непримиримостью к обществу. Если каждый для себя определяет, что значить поступать “по совести”, а что значит “быть бессовестным”, само понятие “совести” перестает что-либо обозначать.
Чтобы быть “совестью” в общепринятом смысле, наше нравственное сознание должно указывать (хотя бы несовершенно) на какое-то реально, объективно, вне нас существующее добро и зло. Совесть в человеке может быть искажена или помрачена дурным воспитанием или его собственными дурными решениями - но этот, хотя бы слабый и несовершенный внутренний прибор связан с каким-то реально существующим добром. Иначе все, что мы говорим о совести - например, что хорошо иметь совесть и плохо быть бессовестным - лишено смысла.
Часто говорят, что совесть воспитывается в нас обществом - и это, отчасти, верно. Законы физики мы тоже узнаем в школе. Они не перестают от этого быть чем-то объективно вписанным в мироздание, а не выдуманным людьми.
Требование “поступать по совести” неизбежно предполагает, что за совестью стоит кто-то, кто имеет право требовать послушания. И это не коллектив и не общество, и тем более, не биологические инстинкты. Совесть может потребовать от нас поступать наперекор и тому, и другому и третьему.
Это Бог, тот, кто является автором нравственного закона, Господом и Судией. И чтобы понять, что угодно Ему - мы, конечно, должны внимательно прислушиваться к совести. Но у нас есть и Его откровение, к которому нам стоит обратиться.
«Белые птицы»
Белые голуби в чистом весеннем небе — это очень поэтично. «На волю птичку выпускаю...» — писал Пушкин о празднике Благовещения. Однажды в Екатеринбурге я видела, как епископ открывал после праздничной службы большую клетку — и стая белоснежных птиц ринулась в небеса...
Но сейчас я живу в Переславле-Залесском, чудесном старинном городе, где сам воздух, кажется, пропитан православными традициями — однако птиц на Благовещение из клеток не выпускают. В конце утренней службы в храме на самом берегу Плещеева озера батюшка обращается к нам с проповедью. Он рассказывает о благой вести, что принёс Деве Марии Архангел Гавриил, о смирении Марии перед этой вестью, а значит — перед Богом, о грядущем Спасителе. И вот мы выходим из храма к озеру — в полной уверенности, что Господь любит каждого из нас, если пришёл в наш грешный мир. Жаль только, что птиц здесь не выпускают...
Мои размышления прерывают... птицы! Я замечаю вдруг стаю, что кружит над ледяной озёрной гладью. Неужели чайки вернулись? Нет, им рано. Пригляделась — да это голуби! Белые-белые! Откуда они? Может, из ближайшей голубятни — я знаю, тут есть недалеко... А впрочем, какая разница! Они кружат над нами — белые птицы, знак наших надежд и любви Господней. И в этом — высшая поэзия.
Все выпуски программы Утро в прозе
Тайная вечеря – первая Пасха
Первой Пасхой христиан была Тайная Вечеря — та Пасха, которую праздновал Сам Иисус Христос в Иерусалиме накануне Своего ареста и казни. Праздник еврейского народа в воспоминание об освобождении его из египетского рабства стал тогда на Тайной Вечери преддверием крестной смерти Сына Божьего.
Наверно, ученики Христа искренне удивлялись тому, что праздник столь разительно отличается от той традиционной еврейской Пасхи, ведь были изменены ее установления.
Во-первых, Учитель праздновал Пасху в чужом доме, а ее полагалось праздновать обязательно в своем узком семейном кругу.
Согласно установленному древнему ритуалу, Пасху ели стоя и будучи готовыми к дороге — то есть одетыми и подпоясанными, с посохом в руке. Так полагалось в память о спешном бегстве евреев из Египта. В Евангелии же сказано, что «настал час, Он возлёг, и двенадцать Апостолов с Ним». Господь и Его ученики возлегли, не как рабы, а как свободные люди. И куда-то торопиться ради спасения им уже было не нужно, ведь Спаситель — с ними.
И вот Господь, как сказано в Евангелии, «взяв чашу и благодарив, сказал: приимите её и разделите между собою, ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Моё, которое за вас предаётся; сие творите в Моё воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается». Так Господь устанавливает великое таинство будущей Церкви — евхаристию. Учеников же в те минуты, может быть, больше всего удивило то, что хлеб для Пасхи выбран квасный, дрожжевой — вовсе не тот, пресный, который положено есть на Пасху.
Первую Новозаветную Пасху Спаситель совершал по-новому. И смысл ее был направлен уже не в прошлое, а в будущее, ко Второму Пришествию Христа. И особое спокойствие, торжественная неторопливость, с которой, несмотря на присутствие на трапезе предателя Иуды, совершалась первая христианская Пасха, свидетельствовала о том, что народ Христов — это уже не рабы земного царя, от которого надо бежать ночью, а Царство Божие — не дальняя земля за горами. Царство Божие — внутри нас.
2 мая. О духовном смысле Омовения ног Христом апостолам
Сегодня 2 мая. Церковь вспоминает Омовение ног Христом апостолам.
О духовном смысле этого события, — протоиерей Владимир Кашлюк.