«Славяне до принятия христианства». Сергей Алексеев

Гостем программы «Исторический час» был доктор исторических наук Сергей Алексеев.

Разговор шел об особенностях верований древних славян до крещения Руси, какие мифы об этом распространяются и как принятие христианства изменило отношение к язычеству.

---

Д. Володихин

— Здравствуйте дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы с вами поговорим о вещах максимально неправославных на нашем с вами Светлом православном радио. Ради бога не пугайтесь, мы будем говорить о древнем славянском язычестве в том ключе, как говорят о фокусах, с последующим объяснением и разоблачением. Итак, у нас в гостях доктор исторических наук, профессор МИФИ, председатель Историко-просветительского общества «Радетель» Сергей Викторович Алексеев. Здравствуйте.

С. Алексеев

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— И мы сейчас будем заниматься рассказом, объяснением и разоблачением, как обещали. Итак, готовясь к этой передаче, я в сети написал, что в будущем — выступление на радио и еще доклад перед Карамзинским клубом на эту тему, на что мне неожиданно начали кидать вопросы: «А скажите, вообще есть хоть что-нибудь о язычестве правдивое, ведь они же про него все сожгли?» В других вариантах: «все уничтожили», «все скрыли», «не оставили ничего правдивого» и так далее. Это повторялось на разные лады, типа, вот злые христиане, когда-то ими злостно убитое, доброе, красивое язычество еще и то ли исказили, то ли спрятали, как труп с камнем на шее под воду прячут. В общем-то, это, на мой взгляд, миф в современном обществе достаточно распространенный и нам надо будет впоследствии разобраться с этим мифом, до какой степени он вообще связан с реальным язычеством. А сейчас мы поговорим, прежде всего, отвечая вот на этот вопрос, с Сергеем Викторовичем Алексеевым: а, собственно, источники-то исторические, которые сообщают нам о язычестве, о его формах, о его ужасах и о его сути, сохранившейся, дошедшей до наших дней — что из этого есть, что осталось?

С. Алексеев

— Это вопрос, конечно, основной для любой работы по изучению дохристианских представлений религиозных славян, и нельзя сказать, что на него так уж просто ответить. Дело в том, что для изучения язычества привлекаются самые разные источники, в том числе и археологические исследования святилищ древнеславянских, и данные языка, сравнения различных религиозных терминов в разных славянских языках, установление, к какому примерно времени они могут восходить, если заимствованы, то из какого языка, когда и так далее. Самые разные методы могут привлекаться, это огромная работа, и реконструкции язычества в науке очень часто оставляют в тени то без чего все это работать и не может — собственно, средневековые письменные источники, из которых мы в основном и знаем о язычестве древних славян. Все остальное — археология, лингвистика, этнография, какие-то данные фольклора — мы можем привлекать только в свете того, что известно более или менее достоверно.

Д. Володихин

— Ещё такой вопрос, тоже мне его часто задают в основном студенты: «А вот были же у них какие-то дохристианские записи, мы знаем, что на фундаментах домов были такие пляшущие человечки славянские, у них, значит, была своя магическая письменность, и вот это-то всё уничтожили и пожгли».

С. Алексеев

— Мне тоже часто приходится отвечать на этот вопрос. Я бы просто напомнил энтузиастам о том, что первобытная индоевропейская культура всех народов, от Атлантики до Ганга — это не культура книги, это культура песни. Что в столь любимом многими реконструкторами язычества (как правило, непрофессиональными) индуизме священные тексты запрещалось записывать почти до раннего Средневековья. И даже если бы у славян существовала докириллическая письменность...

Д. Володихин

— На самом деле — не существовало всё-таки.

С. Алексеев

— На самом деле у нас нет никаких данных, которые бы подтверждали это. У нас есть основания полагать, что славяне были знакомы с письменностями соседних народов, иногда могли ими пользоваться, могли теоретически, у нас нет твёрдых доказательств, приспосабливать эту письменность для своего языка, но в любом случае никакой утвердившейся в славянском мире системы письма, кроме глаголицы с IX века и кириллицы с рубежа IX-X веков, не было.

Д. Володихин

— Ну вот мы застыли на такой форме: «даже если бы».

С. Алексеев

— Так вот, даже если бы докириллическая письменность у славян была, у нас нет никаких оснований считать, что они записывали бы с её помощью что-то иное, чем скандинавы со своим руническим письмом или кельты со своим огамическим письмом. То есть короткие заклинательные надписи, надгробные, может быть; владельческие надписи, но не более. Поэтому, конечно, рассчитывать, что от дохристианской эпохи до нас сохранились бы какие-то пространные мифологические, эпические тексты, сакральные тексты — наивно. У нас, по большому счёту, от древнегреческой-то культуры в собственном смысле слова сакральных текстов, священных текстов, которые почитались бы в качестве таковых, сохранилось очень немного. И большая часть греческих мифов — это пересказы учёных.

Д. Володихин

— Ну да, где-то даже не пересказы, а их собственное творчество. Ну хорошо, это значит, что священные тексты славян до нас не дошли. Но дошло что-то другое.

С. Алексеев

— Да. Прежде всего, есть отдельные тексты, которые созданы самими славянами или при их участии, по крайней мере, в связи с историей славянских государств, непосредственно на их территории, в тот короткий период между появлением письменной культуры и утверждением христианства; либо очень ранние тексты, которые относились к поре утверждения христианства. Надо, например, понимать, что вся религиозная терминология церковнославянских, старославянских текстов, в том числе Кирилло-Мефодиевских переводов, естественно, для того, чтобы быть понятными славянам, переводы библейских и богослужебных текстов должны были использовать термины, в том числе религиозные термины, славянам знакомые — например, слово «Бог». У нас есть договоры Руси с Византией, где упоминаются славянские боги Перун и Волос, где упоминаются клятвенные обряды, приводятся ритуальные формулы — в общем, есть какие-то фрагменты того, во что верили те, кто эти договоры заключал.

Д. Володихин

— Если смотреть на мозаику, в которой из ста кусочков сохранился один, то вот мы это и получим.

С. Алексеев

— Есть, допустим, плоды той ситуации, когда славяне, привыкшие к тому, что священнослужитель является заклинателем, приходили уже к христианским священнослужителям из своей среды и говорили: «Ну, заклинай».

Д. Володихин

— «Где дождь? Вызывай дождь!»

С. Алексеев

— Ну, попроще, как правило: «избавь от трясовицы» — демонического существа, вызывающего лихорадку. Появлялись молитвы «от трясовицы» ещё в IX веке. То есть вот такого рода тексты — это одна категория. Вторая категория — тексты, написанные в то время, когда славяне были язычниками и их соседями. У нас есть некоторое количество таких текстов о южных и восточных славянах — византийских, арабских текстов. Есть очень много латинских текстов, западноевропейских текстов о балтийских славянах, которые оставались язычниками до XII века. Ну вот здесь мы можем, хотя и чужими глазами, но увидеть довольно много разного о славянской религии, славянских обычаях, хотя, конечно, без проникновения в их суть, в то, во что славяне там на самом деле верили. Про это, понятное дело, сведений мало, но вот как это выглядело на взгляд извне — мы видим. Ну и третья категория источников — это созданные, в основном, в самих средневековых славянских государствах тексты уже христианского периода, направленные против язычества и его пережитков, отучавшие от язычества, либо описывавшие древнюю языческую историю.

Д. Володихин

— Это летописи наши же о том, как Владимир, до того, как крестился, провёл так называемую языческую реформу и уставил свой княжеский двор истуканами.

С. Алексеев

— Ну, это самое известное известие, если говорить о Руси. В принципе, есть там перечень польских богов, есть кое-какие сведения о болгарском язычестве, могли отождествлять античных богов со своими — например, Зевса с Перуном, Гефеста со Сварогом, Гефеста с Даждьбогом и так далее. По разным поводам в источниках появляются такого рода известия, это даже необязательно полемика, это может быть воспроизводство собственного славянского мифологического сюжета в каком-нибудь апокрифе, допустим.

Д. Володихин

— Ну и ещё, пожалуй, рассказы о язычестве, которое живёт рядом с христианством, очень короткие. Ну, например, «В Ростове появился волхв, но скоро погыбе», или так называемые восстания волхвов, прения с князьями. Слово «волхв» мы знаем. Что это такое было, не очень понимаю.

С. Алексеев

— Ну, на самом деле, более-менее понятно, что это такое было — это бродячие блюстители языческих традиций, выступавшие как чудотворцы, как хранители устной традиции, в том числе и мифологической. Они же там в этом прении рассказывают, в частности, миф о происхождении человека. В общем, какие-то фрагменты у нас есть.

Д. Володихин

— Вот слово «чудотворцы» надо для православного радио объяснить. Хоть и языческие чудотворцы, но звучит как-то устрашающе.

С. Алексеев

— Считалось, что они обладают сверхъестественными способностями, но не всякому чуду нам, как известно, следует верить, и не всякому чуду поклоняться.

Д. Володихин

— Ну да. То есть, иными словами, не жрецы, а, скажем так, что-то пониже?

С. Алексеев

— Да, скорее всего. В жреческой функции у славян, вероятнее всего, выступали князья, являясь высшим духовным авторитетом.

Д. Володихин

— Тут забавная история, как в Новгороде один из волхвов получил от князя вопрос: «Что предскажешь из будущего?» Говорит волхв, что покажет великие чудеса. Князь вкладывает ему в череп секиру и говорит: «Не угадал».

С. Алексеев

— Там ситуация была ещё ярче, потому что волхв не просто выступал, как волхв, а выдавал себя за Бога, считал, что Бог в нём действует. Возможно, даже искренне считал.

Д. Володихин

— Ох, бедолага. С одной стороны, всякую скверну творил, а с другой стороны, тоже ведь творение Божие, и в таком заблуждении находился. Ну, да ладно. То есть мы имеем рассказы о язычестве в основном христианских или мусульманских авторов.

С. Алексеев

— В основном именно христианских, мусульманских всё-таки немного. И мы имеем конкретно на Руси обширный жанр поучений против язычества. Вообще, вот такого рода тексты, направленные против пережитков язычества, они, с одной стороны, в общем, информативны, и они как раз со знанием дела пишутся. С другой стороны, во-первых, это именно пережитки, то есть те фрагменты язычества, которые остались уже в христианизирующемся, пусть даже двоеверном, и затем уже христианском обществе. С другой стороны, те, кто писал такие тексты, не ставили задачей подробно описать то, что и так, на их взгляд, слишком хорошо известно современникам. Они ставили своей задачи объяснить современникам, что вот это несовместимо с христианством и губительно для спасения души. Поэтому, конечно, современный ученый иногда с некоторым, может, разочарованием смотрит на такой текст: вот столько вещей называется, а подробностей нет.

Д. Володихин

— Ну, знаете ли, мы же не планируем все это воскрешать. Итак, знаем мы, в общем, немного. Вот, допустим, не кусочек из ста, ну, два кусочка, ну, три, и это, наверное, все. С этой точки зрения хочется уточнить: о каких крупных центрах язычества географических мы знаем и что вообще там происходило интересного? Есть какая-то примитивная практика поклонения духам, предкам и так далее, но из ваших слов я понял, что где-то были более высокоразвитые культы.

С. Алексеев

— Ну, конечно. Славяне стояли на пороге создания государства и цивилизации, о чем свидетельствует сам этот факт, и были достаточно интеллектуально развитым народом, о чем свидетельствует и то, что они довольно быстро после этого принимают христианство, по крайней мере, элита славянских обществ.

Д. Володихин

— То есть у них была достаточно культурная основа, чтобы принять христианство с пониманием того, что они делают, осознанно?

С. Алексеев

— Да, поэтому такая тенденция, которая у ряда ученых встречается по самым разным соображениям — примитивизировать славянское язычество, вот совсем его опускать на уровень низшей мифологии — наверное, не стоит этого делать, это в каком-то смысле даже обесценивает факт принятия христианства славянскими народами. Конечно, язычество было достаточно развитым везде, и пантеоны с богами были, и так далее, но далеко не везде мы о нем достаточно знаем. Те славянские народы, которые приняли христианство действительно очень быстро, буквально на заре возникновения собственной славянской литературы в IX веке — например, чехи, болгары, сербы, у нас есть сведения об их языческих верованиях, есть отдельные упоминания языческих богов, именно упоминания, не больше. Допустим, у сербов есть очень яркий антиязыческий трактат об абэдах, связанных с зимним солнцеворотом, у болгар есть апокрифические сказания, в которые вплетались местные языческие мотивы, но в целом, как о единой системе, мы об их язычестве не знаем. У сербов собственная литература развивалась довольно медленно, произведений её немного, и тема язычества практически не интересовала местных авторов. Вот полемика с богомильством, допустим, с богомильской ересью для них была важна.

Д. Володихин

— Но это всё было остро и страшно, это всё происходило при них, а не до них.

С. Алексеев

— Но пережитков язычества, к сожалению, у южных славян и у сербов в частности, немало оставалось в народной среде, но, в общем, они были всё-таки менее актуальны, чем борьба с богомильством, которое захватило саму элиту, и которое угрожало стать государственной религией нарождающегося сербского государства в какой-то момент. Соответственно, именно это было в центре внимания полемистов в этом регионе. Языческие верования упоминаются, как простонародное невежество, в том числе в Законоправиле святого Савы — основном своде церковного права сербском, восходящем к византийскому, там, например, есть такой комментарий: селяне верят в то, что волкодлаки едят луну и солнце (затмение). Но это вот буквально проходные упоминания. В Польше, допустим, литература развивается своя тоже медленно и в полную силу уже где-то в XIV-XV веках, когда появляется и первое произведение, собственно, на польском языке. Мы знаем о том, что там пережитки языческие, допустим, в XIII веке были очень мощными, но мы о них знаем в основном из внешних источников. Например, упоминается, что шествия ряженых устраивались с участием духовенства католического прямо в храмах столицы Гнезно; что один из польских князей в войне с немецким маркграфом пустил впереди своего войска колдунью с водой в решете, как знак своей победы. Ну, естественно, колдунью порубили первой, потом и его войско разогнали.

Д. Володихин

— И главное, решето оказалось утраченным.

С. Алексеев

— То есть мы знаем это, но сколько-нибудь подробные сведения о польском язычестве появляются тогда, когда начинается с ним предметная борьба, когда вот это первое его влияние уходит, то есть в XIV-XV веках. К этому времени оно, конечно, никакой единой системы уже не представляло, и в основном это припоминание.

Д. Володихин

— Ну а, допустим, соседи, на мой взгляд, чрезвычайно знаменитые, о них пишут сейчас буквально все, и специалисты, и неспециалисты, и люди, которые занимаются художественной литературой — славяне, которые жили по южному берегу Балтийского моря, по реке Ла́бе и так далее. Вот это сообщество, о котором не писал только ленивый.

С. Алексеев

— Ну вот это один из двух основных массивов таких больших источников о славянском язычестве, и действительно, источников довольно подробных, въедливых, можно сказать, описывающих в деталях поклонение богам, их внешний вид, в каких центрах они почитались, как было устроено их почитание. В общем, источники очень подробные в силу того, что язычество там сохраняло свои позиции до XII столетия.

Д. Володихин

— Ну хоть что пишут-то?

С. Алексеев

— А пишут в основном это внешние источники, как я уже и говорил, — немцы, датчане. На раннем этапе есть известия и восточного происхождения. Немного у поляков о своих соседях — поморянах, которые жили в северной Польше нынешней. И описывают разнообразный пантеон. Видно, что пантеоны были отдельные в разных племенных центрах. Это важно, потому что на самом деле очень сильно бьет по любым попыткам реконструировать какое-нибудь славянское язычество целиком.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, славянское язычество в целом было лоскутным, с очень большим количеством переходных и совершенно самостоятельных типов.

С. Алексеев

— Да, конечно. Вы представьте, если, условно говоря, на острове Рюген и в Щецине, которые практически в двух шагах друг от друга географически, почитались в качестве верховных разные божества, хотя было стремление как-то согласовать эти культы. Рюгенский Святовит считался верховным богом всего культового союза этого полабско-поморских славян, но он почитался именно и только на Рюгене. Теперь представьте, могли ли совпадать пантеоны, допустим, волынян, на Волыни, соответственно, на Западном Буге, и вятичей на Оке у нас? Мы об этом ничего не знаем достоверного, но можем догадаться, что разница была не меньше.

Д. Володихин

— То есть сейчас достаточно решительно можно поставить крест на той идее, что было какое-то вообще единое язычество, был своего рода хаос форм этого язычества.

С. Алексеев

— Да. Были, конечно, некоторые божества, известные в разных регионах — например, Перун тот же самый.

Д. Володихин

— Ну, гром и молнии известны везде, соответственно, кто-то за них должен отвечать в головах людей.

С. Алексеев

— И даже Перун, под сильно искаженным своим именем во всем этом полабско-поморском регионе, достоверно нам известен только на Руяне, и то как второстепенное божество.

Д. Володихин

— Он же вроде как и у балтов под именем Перкунаса присутствует.

С. Алексеев

— Да, это действительно древнее божество, ещё восходящее к индоевропейской эпохе, но у разных славянских племён он сливался с другими богами, заслонялся, какие-то его эпитеты становились основными именами. Появлялись совершенно новые божества из эпитетов. Вот как раз у полабско-поморских славян мы видим эту картину: божества, которые неизвестны никаким другим славянам, родились просто вот из эпитетов. Например, Яровит, Яровитый, Чернобог — Чёрный бог, понятно, и так далее. За пределами этого региона таких богов нет, в самом регионе поэтому они могут являться центральными или даже главными божествами отдельных городков племенных или племенных союзов.

Д. Володихин

— Ну хорошо. Вот большие изюмины в этой разноцветной каше — мифы или не мифы о наличии каких-то грандиозных святилищ, чуть ли не каких-то сакральных городов, в основном, насколько я понимаю, они тоже локализуются где-то на территории Южной Балтики.

С. Алексеев

— Ну, не в основном, а даже исключительно. Это местная специфика.

Д. Володихин

— Да, и Киевское же еще святилище.

С. Алексеев

— Киевское святилище, оно при городе Киеве всё-таки, или внутри даже града Киева, вне двора теремного. Но всё-таки вот эти святилища балтийских славян — это такой разросшийся вариант городков, святилищ, мест племенных собраний, которые известны, в принципе, по всему славянскому миру. Но вот именно там они разрослись реально в племенные столицы, главной функцией которых было нахождение там храмов божеств. Это вот Аркона на Руяне, это Ретра или Радигощ у лютичей. С другой стороны, были и такие святилища, которые находились внутри княжеских или полузависимых от княжеских городов, как, например, в Щецине. В общем, по-разному было. Такие, как Ретра и Аркона грады и святилища существовали, но это вот сугубо местная специфика, связанная с тем же, с чем и длительное сохранение здесь язычества как такового. Местное жречество обособилось в отдельную касту, поддерживавшую связи между собой в пределах всего региона, остервенело сопротивлялось христианизации, даже когда та была ещё довольно мирной. Ну, а по мере того, как с христианизацией, к сожалению, переплеталось явное стремление немецких соседей эту территорию присвоить, язычество становилось флагом для сплочения местных племён, в результате всё это консервировалось, и жречество не давало, с другой стороны, объединиться этим землям под политической властью князей. Оно мешало, оно сосредотачивало влияние в своих руках, а это означало сохранение вот этого племенного деления, замешанного на отдельных племенных культах, и в конечном счёте не только не способствовало сопротивлению немцам и датчанам, но и повело в течение XII века к падению всех местных политических структур.

Д. Володихин

— Лишало силы, иными словами. Дорогие радиослушатели, хотел бы внести ясность: тут мы используем слова «языческие божества», «боги», но вы должны понимать, что это, конечно, условность. Никто из нас, ни Сергей Викторович, ни я, всё вот это, находящееся за пределами христианства, с Богом и с какими-то небесными силами ассоциировать никогда не будет и не ассоциирует тем более сейчас. Простите нас за использование этих слов, мы используем их просто по установившейся терминологической традиции. А теперь, дорогие радиослушатели, я напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях доктор исторических наук, председатель Историко-просветительского общества «Радетель» Сергей Викторович Алексеев. Мы говорим о язычестве древних славян и о том, откуда мы о нем вообще хоть что-то знаем. В основном, как выяснилось из письменных источников, все остальное — археология, фольклор, эпос — дает сведения постольку-поскольку. Вот важный вопрос: мы говорили о язычестве южных славян, западных славян, но давайте вернемся на нашу родную землю. Как в этом кругу чрезвычайно пестрых, в большинстве случаев достаточно локальных, то есть не великих, огромных, а как бы пребывающих в состоянии кашеобразном культов выглядит Древняя Русь?

С. Алексеев

— Древнерусские источники — это второй, наряду с источниками по балтийским славянам, объемный и более того, самый объемный корпус данных о славянском язычестве. Здесь есть и летописные известия, мы о них говорили; есть поучения против язычества — очень обширная литература, тоже мы о ней говорили; есть разрозненные свидетельства самых разных других источников — допустим, «Слово о полку Игореве», где упоминаются языческие персонажи до житийной литературы. Скажем, в житии Авраамия Ростовского рассказывается, как он завершил крещение своего города, сокрушив идол Велеса, всё ещё стоявший.

Д. Володихин

— Житие Леонтия Ростовского и жития Уральских святых, которые тоже занимались борьбой с язычеством, только не славянским.

С. Алексеев

— Да. Вообще жития многих святых, которые занимались борьбой с неславянским язычеством — это обширная отдельная тема. Естественно, если говорить о житийной литературе, то и житие святого Владимира, где добавляется ряд деталей, которых нет в летописном тексте.

Д. Володихин

— А вот давайте посмотрим, что добавляется.

С. Алексеев

— Например, рассказывается чуть более подробно о том, что в Киеве имелось святилище Волоса, «скотьева бога», где оно находилось, как оно было уничтожено — этого в летописи нет.

Д. Володихин

— Ну да, в летописи говорится о том, что всех так называемых богов Владимир собрал в одном месте и сделал роскошное языческое святилище, которое напоследок перед христианизацией должно было стать оплотом государственного язычества, но не стало.

С. Алексеев

— Ну, в принципе, это одна из проблем, которые у нас есть в связи с изучением именно древнерусского язычества, связанная непосредственно с тем, о чём я раньше говорил. Мы знаем, в том числе из договоров с Византией, о наличии общегосударственного культа рода русского, Руси. Владимир в свои языческие годы, видимо, попытался максимум из него что-то сделать единого, включил ряд местных южно-восточнославянских божеств, которые по всей Руси особо известны не были и были быстро забыты, как, например, Семаргл, про которого уже во второй половине XI века никто толком не помнил, кто это.

Д. Володихин

— А сколько нам фантазеры подарили вариантов: «это скифы дали славянам...»

С. Алексеев

— Ну, не исключено, что он действительно откуда-то из степей пришёл, не исключено, что даже от иранских племён кочевых, но мы не знаем, за что он отвечал и не будем фантазировать, что это такое. Мы можем просто констатировать, что, видимо, какой-то местный киевский божок, который, тем не менее, Владимиром был в его языческие годы включён в пантеон. Вот мы знаем про это общегосударственное язычество, в то время как вполне понятно, что на локальном уровне оно могло выглядеть совершенно иначе.

Д. Володихин

— В смысле? Мы опять приходим к разговору о том, до какой степени на Руси сложилось единое язычество от Киева до Ростова, от, допустим, Новгорода до Переславля Южного, и из ваших слов выходит, что, как-то оно не очень сложилось.

С. Алексеев

— Ну, смотрите, если Добрыня по приказу Владимира ставил для новгородцев специально идол Перуна по киевскому образцу — значит, как минимум по киевскому образцу Перуна в Новгороде до этого не почитали.

Д. Володихин

— Что-то другое почитали...

С. Алексеев

— Про Ростов мы достоверно знаем, что здесь верховным богом считался Велес.

Д. Володихин

— Так и в Киеве было же ему какое-то капище.

С. Алексеев

— Капище было, но он не считался верховным богом. Даже во времена до Владимира был Перун — бог их князей и дружины, бог Руси, и был Волос (скотий бог), тот же Велес, который, судя по тому, что и святилище его находилось не на горе, а на подоле, то есть внизу...

Д. Володихин

— ... был младшим.

С. Алексеев

— Был не столько младшим, сколько ассоциировался он с простым народом, судя по другим упоминаниям о нём — с колдовской силой, с загробным миром и так далее.

Д. Володихин

— «Мы, дружинники великого князя, поклоняемся златокудрому крепкозвонному Перуну! А эти смерды — своей скотине навозной, Велесу».

С. Алексеев

— Примерно так, тем более, мы знаем, что было очень жёсткое противопоставление в первые языческие века истории Руси самой Руси и подчинённых ей племён славян. Не исключено, что действительно так примерно они и мыслили. В общем, мы понимаем, что была пестрота местных культов. Что мы ещё понимаем, в том числе и сопоставляя со свидетельствами из других славянских регионов?..

Д. Володихин

— Вот минуточку: о пестроте — пошире. Мы сейчас увидели всего-навсего два божества, а пестрота означает гораздо большую расколотость.

С. Алексеев

— Так я и говорю, что у нас данных недостаточно. Что о племенных культах мы знаем крайне мало или, вернее, часто не знаем ничего. Например, из того, что просветитель вятичей, Киево-Печерский монах Кукша, среди его деяний по просвещению земли вятичей упоминается то, что он озеро осушил — можно предположить, что в культе вятичей это озеро играло какую-то роль, мы знаем, что язычники, в принципе, водным источникам поклонялись. Но никаких подробностей, естественно, не знаем. Мы при этом представляем, что иногда (вот у западных славян мы знаем примеры) водоемы и горы могли считаться даже верховными божествами или божествами-родоначальниками отдельных племён. К тому же очень часто местные племенные герои обожествлялись или отождествлялись как какие-то воплощения тех или иных богов. У нас есть прямое известие о том, что мифический герой новгородской земли Волх, от которого якобы произошло название реки Волхов, который представлялся чародеем и оборотнем, вот он отождествлялся с Перуном.

Д. Володихин

— Ну а, допустим, имена так называемых языческих божеств — Ярилы, Мокоши — это по всей стране, или это тоже локальное?

С. Алексеев

— Вот Ярило, видимо, вообще такое фантомное имя. Оно появляется в источниках с XVIII века. Да, его наши церковные деятели обличали как пережиток язычества в это время, и правильно обличали, потому что, конечно, связанные с ним обряды — это такие явно нехристианские, дохристианские по происхождению календарные игрища.

Д. Володихин

— Такая первобытная магия, первобытное колдовство.

С. Алексеев

— Ну да. Но считать, что Ярило был божеством, у нас нет никаких существенных оснований. Скорее всего, это очень поздно возникший эпитет вот той календарной куклы, не очень прилично выглядящей и соотносящейся с её внешним видом. А Мокошь — действительно широко распространённое имя божества, известное даже некоторым южным славянам и определённо известное у западных славян, но вот существенную роль в пантеоне она, насколько мы понимаем, играла, видимо, именно у восточных славян, единственное женское божество в пантеоне Владимира. Почиталась ли она повсеместно и почиталась ли она повсеместно под одним и тем же именем, мы не знаем.

Д. Володихин

— Ну, понятно. Вот любопытная вещь: значительное количество имён славянских вошло в христианские святцы. Людмила вошла, Всеволод вошёл и так далее, и так далее. Имена, которые соответствуют именам языческих, так называемых, божеств. Что-то вошло или нет там? Ни Перун, ни Ярило?

С. Алексеев

— Нет. Некоторые имена языческого корня «бог», который был, однако, воспринят в христианстве, использовались и используются до сих пор — Богдан, например. Но это не связано с язычеством, в нашем понимании это уже связано с нашим Богом.

Д. Володихин

— Но это, может быть, и прямой перевод имени Федот?

С. Алексеев

— Правильнее сказать, что оно приравнено к имени Федот, потому что это имя действительно очень старое, ещё даже к дославянским временам восходящее.

Д. Володихин

— Светлана?

С. Алексеев

— Светлана — это перевод как раз.

Д. Володихин

— Но ни с какими божествами не связано?

С. Алексеев

— Нет, абсолютно. Конечно, сама традиция давать князьям вот такие звучные значащие имена имела для язычников значение, иначе она не возникла бы. Подобная традиция есть и у германцев, и у древних греков она была. Но, понимаете, имя — это только имя, а уж какой смысл мы в имя вкладываем — это зависит от нас.

Д. Володихин

— Ну, это зависит от того, какой мы смысл вкладываем во всю нашу жизнь.

С. Алексеев

— Именно.

Д. Володихин

— Сейчас, на мой взгляд, пришло время напомнить о том, что когда-то, давным-давно, все эти языческие верования, истины в себе не несущие нимало, были христианством побеждены, вытеснены из умов и сердец людей. Возникает вопрос: а вот все эти пляски, игрища, ролевые какие-то конструкции, наряды, чуть ли не музеи (порой это музей того, чего не было), которые сейчас так буйно заколосились в России, а честно сказать, не только у нас, и в Западной Европе это есть, и в Соединенных Штатах. У нас это, скажем, часть явления, особенно неприятное для нас же, но явление международное. Так какова реальная связь между древним язычеством и язычеством современным?

С. Алексеев

— Это деятели второго прочитали в книжках о первом, вот и вся реальная связь.

Д. Володихин

— Хорошо, если прочитали, а где-то, может, навыдумывали.

С. Алексеев

— Ну, это само собой, без этого не получилось бы.

Д. Володихин

— Ну вот я приведу пример один, самый яркий. Есть такая вещь, как Сырная неделя, и в частности, подлинно «русское» празднование, когда куклу жгут.

С. Алексеев

— Ну, ее жгли давно.

Д. Володихин

— А вот насколько этот обряд, восстановленный в основном ответственными сотрудниками ВЛКСМ, имеет исторические корни?

С. Алексеев

— Дмитрий Михайлович, ответственных сотрудников ВЛКСМ не было еще в XIX веке, когда этот обряд был уже подробно описан.

Д. Володихин

— Ну, они же почему-то восстанавливали.

С. Алексеев

— А это уже другой разговор, и внедряли в обиход современных горожан, что, в общем, выглядит странно. Понимаете, тут надо четко отделить две вещи: есть наша вера и есть христианство Средневековья, Раннего, Нового времени, которое все-таки стало частью жизни преимущественно образованных людей тогда, людей элиты.

Д. Володихин

— Хотя оно завоевало общество небыстро.

С. Алексеев

— Небыстро и сверху вниз. До XV века где-то мы еще имеем во многом двоеверие.

Д. Володихин

— Ну, в XIV веке князь Московский языческую рощу истребил, прямо вот рядом, неподалеку от Кремля.

С. Алексеев

— То есть, в общем, шло это сверху вниз в XVI-XVII веках В XVIII веке люди еще могут праздновать какие-то давно потерянного смысла обряды, приурочивая к христианским праздникам. Но, в общем, они уже осознают себя христианами, это уже не двоеверие.

Д. Володихин

— Что же они празднуют, я не понял?

С. Алексеев

— Ту же самую Масленицу, хотя все-таки Масленица — это термин уже христианской эпохи.

Д. Володихин

— Масленичная неделя.

С. Алексеев

— Да, конечно. Как вот это самое чучело называлось в старину языческую — вероятнее всего, что-то вроде Морены, как у западных славян. Так вот, XVI, тем более XVII, XVIII, XIX века — это уже, хотя и не очень образованное, прошитое суевериями, без должного понимания очень многими людьми, но все-таки это уже не язычество, не двоеверие — это народное христианство.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, христианство с цветными ленточками, которые привязаны к рукавам и к косичкам.

С. Алексеев

— Понимаете, суеверия, вера в колдовство, вера в нежить, вот эти самые унаследованные без всякого понимания, что именно происходит, глубоко старинные обряды. Но наши фольклористы их тщательно записывали в XIX веке. Церковные деятели, включая великих святых XVIII-XIX веков — святитель Тихон Задонский, например, — боролись с этим. С этим современное неоязычество, на самом деле, не имеет никакой преемственности, кроме того, что спекулирует на факте существования этого, и не имеет никакого прямого отношения. Какая-нибудь там потомственная ведьма в сорок пятом поколении, которая к неоязычеству ни сном, ни духом не относится, а просто уничтожает любовницу навсегда...

Д. Володихин

— ... и лечит от сглаза за приемлемые деньги.

С. Алексеев

— Вот она к этим дремучим суевериям имеет больше отношения, чем современные неоязыческие секты. Она, по крайней мере, работает в том же русле. Что же касается современных неоязыческих сект — это явление, возникшее сначала в Западной Европе еще с конца XVIII века, в XIX веке начало расцветать, к нам пришло от западных славян. Большую роль сыграла послереволюционная украинская преимущественная эмиграция в становлении, так называемой, родной веры. Даже люди, прямого отношения к ней не имевшие, например, вероятный автор так называемой Велес-книги, она же Велесова книга — Миролюбов, и он тоже был из Киевской губернии. К нам это в основном пришло в послевоенный период через книги, через самиздат, через некоторых деятелей очень пестрой по своему составу, где были и достойные православные люди, так называемой Русской партии.

Д. Володихин

— Можно ли сказать, что, помимо вот этих игр образованных людей, запертых в маленьком доме, где на каждой двери написано заклинание «Марксизм и ленинизм всегда жив!», вот потянуло этих людей поиграть, но само-то государство не пыталось христианство заместить в головах и сердцах чем-нибудь патриотическим, таким древним, красивым, но лишь бы не христианским?

С. Алексеев

— Я бы сказал так, что в государстве были фракции, которые хотели заместить христианство чем-то патриотическим и религиозным, но не христианским ни в коем случае. В этой связи поиски шли в направлении русской околорелигиозной философии, вроде космизма. Шли поиски в том числе и в русле неоязычества, и в попытках выстроить нечто религиобразное на почве научной фантастики даже. Самые разные здесь могли быть варианты, но все-таки государственное руководство относилось ко всем этим вариантам достаточно сдержанно, а вот руководство отдельных структур в рамках партийно-советской системы могло в отдельные периоды быть заинтересовано. Вы уже упомянули об интересе, который проявлял комсомол на определенном этапе к язычеству, во всяком случае, к его пропагандированию.

Д. Володихин

— Ну, в 60-х, 80-х годах — совершенно определенно, и на это тратились большие деньги.

С. Алексеев

— Здесь совпадали и пересекались две тенденции. Одна действительно вот такая утопическая идея — создать новую патриотическую, как вы говорили, религию, а другая, гораздо более прагматическая идея — использовать чисто в антихристианской пропаганде, атеистической пропаганде тему того, что «вот, смотрите, как христианство притесняло народную культуру».

Д. Володихин

— Ну и давайте «кишкой последнего царя последнего попа задушим», в этом духе.

С. Алексеев

— Ну, в 70–80-х годах так резко уже старались не выражаться, но суть направления верна.

Д. Володихин

— Ну вот скажите, задушить-то все равно хотелось и усилия предпринимались?

С. Алексеев

— Естественно.

Д. Володихин

— Так что, на мой взгляд, то, что было вброшено через литературу, через кинематограф, через всех этих волхвов, берегинь, русалок на детских площадках, через разного рода языческую чеканку, через чудищ-юдищ, которых из дерева, покрыв лаком, без конца лепили народные художники, вот через это все в общество было накачено огромное количество поп-язычества. «Вот, смотрите, какие они были мудрые, как много они знали, у них были атомные корабли, которые летали по небу, у них было баллистическое колдовство, у них были древние записи сверхдревних цивилизаций... Вот была арктическая гиперборея, вся рухнула, а славяне подхватили, сохранили в своих тайных святилищах». Все — чушь от первого до последнего слова, но как красиво! Христианство, оно требовательно, и, в общем, с ним не разгуляешься, с ним надо учиться самоограничению. А тут как раз можно пуститься в любые дикие пляски, чем только себя не объявить. Помнится, в конце 80-х годов некий интеллектуал объявлял: «Я — бог энергий, Ганеша-Ярило, я готов испускать лучи во все стороны». Не помню, куда делся. Были люди, которые прилюдно выходили и говорили: «Я открыл эликсир бессмертия». Его народ спрашивает, как зелье-то варить, а он говорит: «Всего не скажу, но вот, например, надо использовать элемент теллур... А впрочем, нет, еще сварите и непременно злоупотребите, вместо бессмертия желудки себе отравите». Вот язычество возрождалась на таком уровне.

С. Алексеев

— Дмитрий Михайлович, то, что вы описываете, я не могу признать красотой.

Д. Володихин

— Так я, признаться, и думаю, что это красота только в обществе, которое на исходе советской эпохи малость истомилось по хоть какой-то эстетике вольности. Давай хоть что-то придумаем, хоть цветным платком обвяжемся, лишь бы не было все так серо.

С. Алексеев

— И это все предлагается как альтернатива действительно прекрасной и величественной христианской цивилизации, которая составляет основное содержание истории и культуры нашей страны.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, мы вам рассказали, как это было на самом деле, мы вам рассказали, какую чушь из этого сделали сначала в первой половине XX века, а потом — какую трижды чушь из этого сделали к концу XX века. И рассказали о том, что с той кашей форм верований, обычаев, обрядов, которая была в эпоху раннего Средневековья, современное неоязычество никак не связано. Это современная же интеллектуальная подделка. Те из неоязычников, которые понимают материальную культуру, почитав книги археологов, могут сделать отличный наряд, например, какого-нибудь вятича или вятичской женщины. Ну, приятно посмотреть, но в этом нет ничего языческого, это одежда тысячелетней давности. А вот когда они собираются для того, чтобы где-нибудь в сердце Покровского-Стрешнева с заклинаниями исказнить черного кота, сами же выдумав половину того, что они будут делать — ну, подумайте хорошенько сами, ради чего люди собрались? Да скучно им жить. И ничего в этом нет, никаких магических практик, никакой особенной истины, никакой философии. Есть просто скука городского жителя, который готов воспользоваться чем угодно, лишь бы выдумать себе вот эту самую раскраску про древнее язычество. Так что, ради бога, не ищите в этом ни истины, ни мудрости, ни красоты, ничего этого там нет. Есть буйная фантазия. Я не прав?

С. Алексеев

— Абсолютно прав.

Д. Володихин

— Ну вот. И котов пожалейте, ради бога. Говорят, правда, уже там перешли на собак и на взрослых людей, но, знаете ли, не наша тема. Об этом лучше вам Церковь расскажет, которая занимается этим более подробно, а не мы, два простых историка. Дорогие радиослушатели, от вашего имени мне хотелось бы поблагодарить Сергея Викторовича Алексеева и сказать вам напоследок: спасибо за внимание, до свидания.

С. Алексеев

— До свидания.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Крещение марийцев». Дмитрий Трапезников
• «Генерале Василий Георгиевич Болдырев». Константин Залесский
• «Святой праведный Алексий Мечёв». Вячеслав Бондаренко

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов