«Василий Васильевич Голицын и Смутное время». Дмитрий Трапезников - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Василий Васильевич Голицын и Смутное время». Дмитрий Трапезников

Василий Васильевич Голицын и Смутное время (05.10.2025)
Поделиться Поделиться
Дмитрий Трапезников в студии Радио ВЕРА

Гостем программы «Исторический час» был преподаватель университета имени Разумовского Дмитрий Трапезников.

Разговор шел судьбе крупного государственного и военного деятеля эпохи Смутного времени Василия Васильевича Голицына. О его жизни, достижениях и предательствах, и об отношении к важности Православия для Руси.


Д. Володихин

— Здравствуйте дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы сегодня поговорим о личности, которую бесконечно путают, но не те, кто занимается историей профессионально, как ученые, но публика и даже более-менее просвещенная, путает бесконечно. Бывает же такое приключение, что два очень крупных политических деятеля называются совершенно одинаково: повторяется фамилия, повторяется имя, повторяется отчество и даже титул повторяется. Ну, бывает, бывает, не часто, но тем не менее. Итак, сегодня мы поговорим о князе Василии Васильевиче Голицыне — простите бога ради, это не фаворит царевны Софьи и это вовсе не человек, которого арестовал Петр Первый, и не полководец, который осуществил крымские походы, так называемые. Это человек, который жил на много десятилетий раньше, и судьба его устроена так, что начинал он с амбициозных планов, с политических действий, которые далеко не всегда можно назвать благовидными, о многом грезил и, в общем, имеет за собою грехи гордыни и довольно темные политические комбинации, но от всего этого в конце жизни он отошел в сторону страдания, искупления, так что история его жизни, наверное, наполнена христианскими мотивами, о которых стоит поговорить. Сегодня у нас в гостях замечательный историк, преподаватель Университета имени Разумовского, он же Первый казачий университет — Дмитрий Алексеевич Трапезников.

Д. Трапезников

— Добрый вечер.

Д. Володихин

— Ну что ж, давайте попробуем поговорить о том, что составляло суть жизни и службы аристократа русского в XVI–XVII веках, а именно — об истории его рода. Один человек никогда не бывал на политической арене, за ним стояли его предки, его родня, и сам он думал о том, как бы передать всё приобретённое им и его предками величие своим потомкам. Василий Васильевич Голицын здесь был ничуть не исключением.

Д. Трапезников

‒ Совершенно верно. Род князей Голицыных был не только одним из самых многочисленных в русской истории, отсюда и забавные совпадения с именами и прочим, но это был один из самых знатных родов Российского государства XV–XVII столетий. Корнями род уходит к великому литовскому князю Гедимину, сын которого был крестником Ивана Даниловича Калиты, Московского князя, ну а внук, Патрикей Наримунтович, перешёл на русскую службу ещё при Василии Первом. Сын его, Юрий Патрикеевич, стал мужем для дочери Василия Первого и таким образом связал род будущих Голицыных и великокняжеский московский род.

Д. Володихин

— Небольшое уточнение: Василий Первый — сын Дмитрия Донского и преемник его на великокняжском престоле. Здесь важно также понимать то, что Гедиминовичи того времени сами не были чем-то единым. Проблема состоит в том, что они разделились на партию, которая исповедовала православие и собиралась исповедовать дальше, и партию, которая готова была свернуть в сторону католицизма. Вот предки Голицыных принадлежали к первой, условно назовём её православной партии.

Д. Трапезников

— Верно. Кроме того, сам по себе род Голицыных занимал одно из первенствующих положений в государстве. Можно отметить уже отца Василия Васильевича Голицына — Василия Юрьевича Голицына. Это был князь, полководец, занимал множество раз посты командующих, но вот с точки зрения военного искусства побед у него было не так много.

Д. Володихин

— Командующих чем: армиями, полками, крепостями?

Д. Трапезников

— Армиями, не раз был командующим первым воеводой Большого полка. В частности, участвовал в Ливонской войне.

Д. Володихин

— Первый воевода Большого полка — это ведь по тем временам командующий полевым соединением армии, как станут говорить позднее.

Д. Трапезников

— Конечно. Кроме того, Василий Юрьевич успел отметиться совершенно ожесточённой борьбой за своё местническое положение. Голицыны вынуждены были постоянно местничать с другими представителями княжеских династий, чтобы сохранять своё положение в государстве. Например, одним из таких местнических дел было дело Василия Юрьевича Голицына против героя Молодинской битвы князя Михаила Ивановича Воротынского. К сожалению, в ходе этого дела Михаил Иванович Воротынский был казнён.

Д. Володихин

— Мы не знаем, связана это тяжба с его кончиной, или хитрый Голицын решил, зная о некоей немилости, проявляемой к Воротынскому, поправить свои дела на его счёт — всё возможно. Но, во всяком случае, борьба отошла за родовую честь нешуточная, в том числе велась она и Голицыными.

Д. Трапезников

— Совершенно так. Более того, потомки, ближайшие Воротынского ещё припомнят этот эпизод Голицыным и, в частности, Василию Васильевичу. В 1575 году Василий Юрьевич возглавлял армию, развернутую против крымцев в Серпухове, весной этого же года командовал армией на реке Мшаге. Блокируясь, то есть объединившись с аристократической группировкой Шуйских, Голицыны подверглись некоторым опалам в конце 80-х годов, но самого Василия Юрьевича это не коснулось.

Д. Володихин

— Там получилось так: тех, кого считали прямыми заговорщиками против Годуновых и чуть ли не против самого царя Фёдора Ивановича, наказали жестоко, некоторые лишились жизни. А на Голицыных посмотрели: вроде виноваты, вроде не виноваты, неверные друзья, но и неоткрытые враги, и они попали в статус полуопальных вельмож.

Д. Трапезников

— Совершенно верно. Более того, проглядывается политика Годунова в попытке стравить две очень близких линии рода Патрикеевых — Голицыных и Куракиных. Попытка эта отчасти удалась, поскольку начинают появляться местнические дела на рубеже конца XVI — начала XVII века, но вот этой линии Голицыных, потомков Василия Юрьевича это не коснулось. Весной 1584 года Василий Юрьевич был направлен первым воеводой в Смоленск и в том же году скончался. Можно представить себе положение, в котором остался Василий Васильевич Голицын. Он был самым старшим сыном в семье, помимо самого Василия Васильевича в этой семье было двое братьев. Иван Васильевич Голицын — воевода, полководец, политический деятель средней руки по сравнению со своими братьями. И очень видный воевода, действительно военный командир Смутного времени — это Андрей Васильевич Голицын.

Д. Володихин

— Ну, Андрей Васильевич — это, можно сказать, звезда по сравнению с обоими братьями. Он вообще военная звезда того времени. Вот, возвращаясь немного назад, мы можем хотя бы приблизительно назвать не год, а, может быть, десятилетие, а когда родился-то Василий Васильевич?

Д. Трапезников

— Здесь необходимо применить исторические методы. Можно взять первую дату упоминания его в источниках именно как служилого человека, то есть взять первое служилое назначение и зная то, что аристократы, как правило, начинали свое восхождение, свою деятельность в 15 лет (возраст совершеннолетия для того времени), мы можем таким образом выяснить его примерную дату рождения — это 1572 год. Можно назвать Василия Васильевича одногодкой знаменитой Молодинской битвы. И говоря о его возрасте, говоря о его первых шагах в политике, на службе, стоит отметить, что шаги эти были тяжелыми. Можно представить себе положение, в котором он оказался. Когда умер отец, ему было около двенадцати лет, он остался старшим сыном в семье, который должен был с одной стороны соблюсти, сохранить местническую честь, богатое наследие рода Голицыных, а с другой стороны — начать свою служебную военную карьеру.

Д. Володихин

— Начинали обычно с четырнадцати, даже с пятнадцати лет чаще начинали. Парню свалилась служба и ответственность за род на несколько лет раньше, чем это было в обычае тех времен. Пришлось, в общем, потрудиться.

Д. Трапезников

— Скорее всего, из-за этих сложностей и трудностей, которые пришлось преодолеть ему в таком юном возрасте, Василий Васильевич Голицын так и не был женат и не сумел оставить потомство. Впрочем, здесь могли быть и далеко идущие политические мотивы, о чем поговорим чуть позже. Службу начинает он спокойно, размеренно, классический послужной список. В 1587 году его посылают закладывать город Богородицк, один из пунктов на засечной черте. В декабре 1590 года он водил полк левой руки из Новгорода на шведов, как написано в источниках, «за Невское устье». Затем служил первым воеводой в Дедилове, откуда был отозван Москву для отражения набега орды крымского хана Казы-Гирея.

Д. Володихин

— Это было страшное нашествие, Казы-Гирей дошёл до южной части Москвы, до Замосковоречья, бились буквально уже в городской застройке, и затем крымцы, это воспринималось как чудо, «никем же гонимы отступили».

Д. Трапезников

— Скорее всего, в этом большом сражении как-то Василий Васильевич сумел всё-таки отличиться, потому что его служебные назначения начинают быть всё выше и выше. В июне 1592 года он уже командует передовым полком в Новгороде, а с декабря — большим полком в Новгороде.

Д. Володихин

— То есть фактически уже и всей армией.

Д. Трапезников

— Получил статус главнокомандующего. В марте 1594 он также руководит армией, которая отправлена в Тулу, опять же, опасаясь крымского набега. И можно сказать, что своё положение он сохранял не только верной военной службой, но и, как его отец, был большим местником. В этом походе в Тулу произошла местническая тяжба со вторым воеводой, князем Буйносовым- Ростовским. Спор тот проиграл, и царь «князя Петра велел выдати головою князю Василию Голицыну».

Д. Володихин

— Тяжёлая форма проигрыша, когда формально тот, кто выиграл, может тебе и голову снести за обиду. Но обычно, конечно, этого не делали.

Д. Трапезников

— Василий Васильевич Голицын проявил благородство и сохранил жизнь и здоровье своему местнику. В 1597-м он был первым воеводой в Смоленске, где находился у власти довольно продолжительное время. Весьма занятно его назначение 98-го года, когда он был послан на Северо-Запад, не для какой-то очередной военной акции, а совершенно напротив. Он получил указания уничтожить слухи о государевом желании начать войну со Швецией и уверить всех о желании государя со всеми жить в мире.

Д. Володихин

— Ну, государь действительно жил в мире, это не обман, очевидно, это помогло со службою самым положительным образом покончить. Ну что ж, мы подошли к истоку Смуты, истоку многочисленных бедствий, которые обрушились на Россию и одновременно ко времени, когда Василий Васильевич Голицын стал играть выдающуюся роль как политик. 1604 год, над Россией нависает тень самозванца Лжедмитрия Первого, который выдаёт себя за сына царя Ивана Грозного и притягивает к себе всё больше и больше симпатий, к сожалению, выступая против законного царя Бориса Годунова, а потом против его сына. Какую роль во всём этом играет Василий Васильевич?

Д. Трапезников

— Одну из самых первейших. Дело в том, что уже в 1602 году Василий Васильевич Голицын получил титул боярина — высшее назначение в государстве, но сам факт того, что на престоле находится Борис Фёдорович Годунов, человек крайне незнатный с точки зрения княжеской аристократии, которой и принадлежал Василий Васильевич Голицын...

Д. Володихин

— Скажем так, Василий Васильевич Голицын — это аристократия высшего сорта, а Борис Годунов — второго. Ну вот, представьте себе, как на полке в магазине какой-нибудь сыровяленый деликатес поглядывает на ливерную колбасу.

Д. Трапезников

— Совершенно верно. И чтобы как-то задобрить, попытаться получить Голицыных в союзники, Годунов назначает Василия Васильевича на важную должность: формировать дворянское ополчение в Москве и командовать передовым полком войска, направленного против Лжедмитрия Первого. Стоит сказать, что его младший брат, Иван Васильевич Голицын, тоже участвует в этой армии, а главнокомандующим является их сводный брат. В семье Василия Васильевича Голицына сложилась крайне редкая ситуация для того времени. Мать его была вдовой известного деятеля эпохи Ивана Грозного — Басманова. Следовательно, имел Василий Васильевич Голицын не только двух единокровных, полнородных братьев Ивана и Андрея, но и брата сводного — собственно, Басманова, который позднее станет ближайшим сподвижником Лжедмитрия Первого.

Д. Володихин

— Знаменитая фамилия, древний московский боярский род, и связь с ним добавляла политического веса Голицыным, но как дело-то повернулось необычно.

Д. Трапезников

— И здесь главная царская армия, вооружённая большим нарядом, то есть серьёзными стенобитными орудиями, осаждает самозванца в городе Кромы. Казалось бы, бунт Лжедмитрия Первого, его движение должно было быть уничтожено, победа царских войск была не так далека, но здесь умирает Борис Фёдорович Годунов. И если Бориса Годунова княжеская аристократия опасается, зная его нрав, зная его методы и прочее, то вот его сына, Фёдора Борисовича Годунова, уже не опасается никто.

Д. Володихин

— Ну да, это образованный юноша, но по возрасту своему слишком юный, слишком неопытный, а среди родни его не находится столь же мощного лидера, каким был его отец Борис Фёдорович.

Д. Трапезников

— Совершенно верно. И вот что сообщает «Новый летописец» о событиях в лагере под Кромами, где находится Голицын и его братья. «После же того крёстного целования вскоре совещался, на злую свою погибель, и забыл крёстное целование Пётр Басманов. Ему же был в той мысли советник князь Василий Голицын с братом со князем Иваном, да Михайла Салтыков; да с ними же в совете городовые дворяне Рязани, Тулы, Каширы, Алексина. И забыв свое обещание и крёстное целование, царевичу Фёдору изменили, начали бояр хватать: схватили Ивана Годунова и связали». Заметьте: «... По своему лукавству князь Василий Голицын велел и себя связать, желая от людей утаить, а от Бога не утаить ничего же», — сообщает нам «Новый летописец».

Д. Володихин

— Иными словами, в лагере под Кромами заговорщики решили фактически сдать всё дело уже побеждённому загнанному Лжедмитрию Первому, оставалось додавить немного гарнизон Кром и никаких сильных опорных пунктов у самозванца бы не осталось. Вместо этого происходит сдача сильной армии относительно слабому контингенту вражеских сил. Басманова обидели, назначив воеводой не того уровня, что касается Василия Васильевича Голицына, то он и вообще презирал, видимо, Годуновых. Конечно, тут можно понять людей, но их личные проблемы ведь дали страшный итог — государственную измену.

Д. Трапезников

— Самозванец высоко оценил поступок Василия Голицына, пожаловал его в великие дворецкие, назначил командующим Большого полка, но...

Д. Володихин

— Уточним: дворецкий по тем временам — не слуга, это человек, который возглавляет дворец, то есть ведомство придворное, которое отвечает за то, чтобы кормить весь государев двор.

Д. Трапезников

— Совершенно верно. Однако колебания, которые Василий Васильевич Голицын всё-таки позволил себе при переходе, вот эта инсценировка со связыванием и передачей, видимо, колебала и веру Лжедмитрия первого в него, необходимо было как-то привязать к себе Василия Васильевича Голицына, и миссию, которую ему подобрали, нельзя назвать доброй и светлой. Именно Василий Васильевич Голицын вместе с князем Мосальским (Рубцом) был в составе делегации, посланной в Москву, настоящей целью которых было покончить с династией Годуновых, что они, собственно, и сделали.

Д. Володихин

— То есть Лжедмитрий движется к Москве и предупреждает своих сторонников: «Я не хочу решать проблему Годуновых, решите ее до меня, не омрачайте. Василий Васильевич, Рубец — Мосальский, поспособствуйте тому, чтобы проблема была решена» — а проблема-то — это живые люди.

Д. Трапезников

— Совершенно верно. И посланники Лжедмитрия Первого, как сообщают многочисленные источники, выполнили свою чёрную миссию. Практически все Годуновы были перебиты, патриарх Иов, ярый сторонник Годуновых, был сведён с престола, а самому народ уже сообщили о том, что Годуновы в страхе за свою жизнь решили покончить с собой, чем, помимо всего прочего, лишили их и права на отпевание, поскольку те официально числились в разряде самоубийц.

Д. Володихин

— От Годуновых остались те, кто был вдалеке, на воеводстве в дальних городах, да несчастная царевна Ксения, её приготовили к бесчинствам, прямо скажем, со стороны Лжедмитрия-триумфатора на тот момент. Остальные действительно легли в сырую землю.

Д. Трапезников

— Да. Однако Лжедмитрий, придя к власти, ощутив эту власть как следует, не стал ставить на высокие посты таких людей, как Голицын, Шуйский и прочих, то есть знатнейших. Напротив, стал выдвигать вперёд своих любимцев, довольно худородных, но лично преданных ему людей. Разумеется, подобное спровоцировало появление многочисленных заговоров против Лжедмитрия, к коим был причастен и сам Василий Голицын. И в 1606 году, в мае, совершается переворот, в котором Голицыны принимают первейшее участие, помогая Василию Шуйскому свергнуть самозванца.

Д. Володихин

— Здесь, конечно, Москва радовалась тому, что он свергнут и уничтожен, потому что за Самозванцем стояли, кроме всего прочего, ещё и поляки, они наводнили Москву, вели себя скверно, шумно, не по местным обычаям, горделиво. И во время заговора часть их была истреблена, остальных же, решив не ссориться с королём польским, через некоторое время вывезли.

Д. Трапезников

— Совершенно верно. Кроме того, здесь произошла и личная трагедия для самих братьев Голицыных, ведь их сводный брат Басманов не только был одним из ближайших соратников Лжедмитрия, а лично пытался отстоять его жизнь, честь и свободу, и в результате подобного был убит. Как сообщает «Московская хроника» Конрада Буссова, князь Иван Голицын, сводный брат господина Басманова, добился от других князей и бояр такой милости, что ему разрешили увезти и похоронить брата, который был погребён 18 мая у церкви своего брата близ английского подворья.

Д. Володихин

— Ну что ж, хоть о родне позаботились, по-человечески, в общем. Но свержение самозванца есть ситуация очень непростая для Голицыных. Они, с одной стороны, играли за самозванца, с другой стороны, были разочарованы, видимо, тем, что самозванец не слишком высоко их ценит, не доверяет. Но после свержения самозванца они оказались в ситуации, когда у них выбита земля из-под ног. С одной стороны, можно перейти в команду, если использовать современные термины, нового царя, Василия Шуйского, а с другой стороны, можно попытаться и его свергнуть. И здесь у всей аристократии, считая и Голицыных, земля начинает колебаться под ногами, будущее неизвестно.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, специалист по истории русского Средневековья, преподаватель Университета имени Кирилла Григорьевича Разумовского — Дмитрий Алексеевич Трапезников. Мы ведем разговор о трудной судьбе, достоинствах и недостатках крупного государственного и военного деятеля эпохи Смуты Василия Васильевича Голицына. И пока мы мало доброго увидели от его государственной деятельности. Ну что ж, как он ведет себя при Шуйском?

Д. Трапезников

— Чтобы вполне себе оценить деятельность Василия Васильевича Голицына при Шуйском, чтобы понять причины, скажем так, его особой службы этому государю, необходимо понимать, что свержение самозванца создало вакуум власти. Кандидатура Василия Шуйского не вызывает сомнения именно в плане ретроспективы, то есть, зная о его победе, мы принимаем само собой разумеющееся его восхождение на престол. Однако в событиях мая 1606 года далеко не всем была очевидна именно эта кандидатура. Сам Василий Васильевич Голицын уже в это время пытается на престол претендовать, и стоит сказать, что имеет ряд неплохих преимуществ. Конечно же, в местническом счете Голицыны несколько уступают Шуйским, но Василий Васильевич Голицын молод, ему всего около 34 лет, в отличие от Шуйского, который находился уже в пожилом возрасте. Он — один из организаторов этого самого свержения. Кроме того, не женат, значит, может не только заключить выгодный династический союз, но и быть родоначальником династии полноценной, что позднее не успел сделать Василий Шуйский. И вот в этот момент сыграл свою роль тот самый эпизод с Михаилом Ивановичем Воротынским, поскольку самым ярым противником воцарения Голицына оказался сын казненного тогда Михаила Ивановича Воротынского — Иван Михайлович, который резко выступил против кандидатуры Василия Васильевича и — за Василия Шуйского.

Д. Володихин

— А тут сложная ситуация. Напомним, дорогие радиослушатели, что Иван Воротынский — такой же знатный аристократ, как и Голицын, как и Шуйский, притом сын знаменитейшего полководца и, ко всему прочему, сам — Рюрикович Черниговского дома, который при прочих обстоятельствах вполне может претендовать на престол. Он, сейчас бы, наверное, сказали: «голосует» за Шуйского, а тогда сказали: «возвысил голос» за Шуйского, это был серьёзный фактор.

Д. Трапезников

— Совершенно верно. Василий Васильевич Голицын внешне смирился, присягнул новому государю и какое-то время действительно честно выполнял свои обязанности. Впрочем, это не мешало ему, с другой стороны, активно обмениваться письмами с польско-литовской аристократией — Голицыны традиционно имели с ними тесные связи, поскольку были выходцами из Великого княжества Литовского. И после подавления восстания Болотникова Голицын наладил связи с рязанским провинциальным дворянством, в частности, с братьями Ляпуновыми, которые будут иметь серьёзную роль в последующих событиях Смуты.

Д. Володихин

— Да надо сказать, что и будущий герой Смуты (если у Смуты есть, конечно, герои), князь Дмитрий Михайлович Пожарский, был тоже своего рода «клиентом» Голицыных: не столь родовитый аристократ, он в какой-то мере, видимо, участвовал в их командных играх.

Д. Трапезников

— Именно так. Голицын понимает, что те достижения, те победы, которые он может одержать на службе у Шуйского, служат укреплением его власти. Отсюда его довольно странное поведение, как человека вовсе нетрусливого, например, в битве под Болховом весной 1608 года, уже против армии нового самозванца, Лжедмитрия Второго. Василий Васильевич Голицын просто бежит с поля боя, армия была разгромлена, что в первую очередь сильно ослабило позиции самого Шуйского, а, следовательно, усилило позиции его оппонентов, в частности, Василия Васильевича Голицына.

Д. Володихин

— То есть было не очень разумно вообще Голицына выставлять в качестве одного из главных воевод на фронт, где решалась судьба царствования государя Василия Шуйского, но вот он решил его отправить на фронт — результат крайне негативный.

Д. Трапезников

— Ну и, конечно же, в 1610 году Голицын, заручившись поддержкой рязанского дворянства, в частности, Ляпуновых, заручившись поддержкой многих других родов, решается на заговор. Василия Васильевича Шуйского свергают, причём непосредственно свержением, то есть силовой операцией по сведению Шуйского с престола занимается не кто иной, как Иван Михайлович Воротынский, тот самый, который так рьяно боролся против Василия Васильевича Голицына, в этот момент превратился в его орудие.

Д. Володихин

— Ну, парадоксально. Тем не менее, у нас каждый аристократ с определённого уровня был претендент на царство, командующий своей личной небольшой армией и немного олигарх в смысле финансов. И вот один олигарх сначала ссорился с другим, потом помирился, это ситуация для тех времён обычная. Давайте поговорим о ситуации, почему она вообще смогла войти в нашу историю? Чем так плох казался царь Василий Шуйский? Вот, смотрите, при нём мятеж Болотникова подавили, при нём более или менее успешно боролись со Лжедмитрием Вторым. Когда польский король лично вторгся на территорию России, стало, конечно, сложнее, но, видимо, не в этом было дело. Почему все отвернулись от Шуйского? Причём это так хорошо было видно по огромным слоям общества: вчера они ещё были готовы подчиняться Шуйскому, и вдруг некий тонкий механизм власти кракнул и распался.

Д. Трапезников

— Именно так. Скорее всего, проблема стояла в череде поражений, которые войска Шуйского потерпели как от армии Лжедмитрия Второго, так и от войск польского короля. Кроме того, кадровая политика Василия Шуйского вынуждала его повторять паттерны того же самого Бориса Фёдоровича Годунова, то есть так или иначе ему приходилось выдвигать Голицыных на первые места и показатели здесь были противоречивыми.

Д. Володихин

— Здесь ещё сторонники отмечали то, что скверное дело обстояло с престолонаследием. Шуйский женился, но никакого младенчика пола мужеского не появилось, и все говорили, что следующим будет его брат Дмитрий — сквернейший полководец, который как раз и проиграл главное сражение Клушинское, и поговаривали о том, что жена Дмитрия отравила великолепного полководца, который, скорее всего, переломил бы ход сражения, отличался талантом — это Михаил Васильевич Скопин-Шуйский близкий родственник династии. Ну и люди присматривались: Михаил Васильевич, не лучше ли он, чем вся череда братьев Шуйских? Он-то выигрывает сражения, а они-то, видишь, не очень. И тут на пиру у Дмитрия Шуйского Михаил Васильевич умирает, Дмитрий Шуйский выходит в поле, сражается с польским королем, результат не то что поражение — катастрофа, просто дичайший разгром, в котором виноват лично Дмитрий Иванович Шуйский, поскольку командовал он не то чтобы из рук вон плохо — наверное, можно сказать, никак. Тут, в общем, то, что Голицыны и Воротынские когда-то спорили о судьбе династии, и сблизило их то, что теперь-то о династии надо промыслить заново.

Д. Трапезников

— Конечно. Кроме того, положение, в котором оказалась Москва, в котором оказалась страна к 1610 году, было крайне тяжелым. С одной стороны, остатки войск Лжедмитрия Второго, которые представляли, тем не менее, серьезную угрозу, с другой стороны, польское войско гетмана Жолкевского. В этих условиях сторонники Василия Васильевича Голицына все-таки не решаются выдвинуть на престол его, а выдают некий компромиссный вариант. Формируется, можно сказать, временное правительство, известное в историографии как Семибоярщина.

Д. Володихин

— Ну, а самого-то царя куда дели? Как поступили с государем Василием Ивановичем?

Д. Трапезников

— Одним из худших образов: он был пострижен в монахи, причем насильно, и, можно сказать, отдан польскому королю в качестве залога для будущих договоренностей, которые, как программа, существовали еще в период Тушинского лагеря, то есть в эпоху Лжедмитрия Второго.

Д. Володихин

— Заметьте, Патриарх Гермоген пострижение во иноки не признал, сказал, что это царь, а не инок, а тот, кто за него читал иноческие молитвы, вот тот монахом и должен считаться. То есть, в общем, даже и не очень понятно, был ли он монахом, или русский царь оказался в плену. Кошмарно, страшно, скверно, и все это руками тех людей, которые вошли в Семибоярщину.

Д. Трапезников

— Конечно. Стоит сказать, что в Семибоярщине были как все три брата Голицыных, так и их родственник и ближайший сподвижник Иван Семенович Куракин, тоже, соответственно, князь. Этим правительством был сформирован договор, который в данный момент мог быть действительно выходом из тяжелейшего положения государства. Это проект приглашения на царство польского королевича Владислава Сигизмундовича, или, говоря в манере того времени, Жигимонтовича. Договор, с которым тот приглашался на царство, по определению русского историка Платонова, отличался явным национально-охранительным направлением. То есть важный момент: не стоит рассматривать деятелей Семибоярщины как коллаборационистов, предателей именно национального государства и так далее. Это некий компромиссный вариант, тяжелый выход из тяжелого же положения. Королевич должен был принять православие — самое-самое важное условие этого договора, которое придется отстаивать долго и тяжело. Править он должен был в совете с боярами и Земским собором и вообще сохранить весь прежний строй московской жизни; ни в чем не возвеличивать приезжих иноземцев перед русской знатью. Само собой, при этом отец нового царя, польский король прекращал все враждебные действия против верных Москве земель и возвращал все, что поляки уже успели собрать.

Д. Володихин

— А у отца царевича, Сигизмунда III, была довольно своеобразная ситуация: он очень надеялся отбить у России Смоленск, осаждал город, нес большие потери, фактически чуть ли не жизнь положил на завоевание Смоленска. Что теперь, сынок на трон, а отцу от Смоленска отойти? Да никогда. Сигизмунд III ни при каких обстоятельствах, видимо, не собирался выполнять подобного рода договоренностей.

Д. Трапезников

— И вот прямо в лагерь польского короля, который в данный момент осаждал Смоленск, было решено направить посольство, собранное из виднейших представителей государства. Там был и будущий Патриарх Московский Филарет, известный под мирским именем Фёдор Романов.

Д. Володихин

— На тот момент — митрополит Ростовский, если не изменяет мне память.

Д. Трапезников

— Совершенно верно. От бояр, от высшей же аристократии пошёл в пасть польскому льву сам Василий Васильевич Голицын.

Д. Володихин

— Вот это любопытный момент. Само великое посольство было огромным просто. Два человека, Филарет и князь Голицын, возглавляли целую дипломатическую армию, этим подчёркивался статус посольства: мы решаем очень важный вопрос. А в польском лагере прикинули шансы на то, как бы отказаться от всего этого. Понимаете, переговоры с Москвой вёл Жолкевский, а не король. Письменных статей, подписанных королём, нет, и тем не менее Семибоярщина уже сдала всё, что только возможно. Она провела целование креста на имя Владислава Жигимонтовича, пустила поляков в Китай-город и Кремль, в сердце столицы, выслала стрельцов и, ко всему прочему, выпустила монету с именем русского православного царя Владислава. Ну, в общем, они немного поторопились.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, и мы рассказываем о том, как Господь спасает Россию из всех передряг, которые падают ей на голову. Ну что ж, давайте посмотрим, как ходило под Смоленск, где в этот момент сидел Сигизмунд III, Великое посольство.

Д. Трапезников

— Посольство, отправленное под Смоленск, оказалось в тяжелейшем положении, поскольку с одной стороны, даже поляки признавали высокое положение Голицына, его происхождение и тому подобное; с другой стороны, довольно быстро стало понятно, что никакого договора с принятием православия Владиславом Жигимонтовичем скорее всего не будет. Тем не менее, находясь, по сути, в польском плену Василий Васильевич Голицын не собирается сдаваться, не собирается отступать. Напротив, он продолжает вести активную переписку, связываясь со всей страной, в частности, с Патриархом Гермогеном, которого в это время можно назвать одним из лидеров национального движения. Единственным членом Семибоярщины, который находился в Москве и выступал против присутствия польских войск в городе был как раз брат Василия Васильевича Голицына — Андрей Васильевич, за что претерпел и был, как бы мы сегодня сказали, помещен под домашний арест под серьёзнейший пригляд оккупантов.

Д. Володихин

— Вот сложная вещь. Насколько я помню, поляки постарались подкупить других членов посольства, а потом принялись мучить, не давая еды, пока не согласится высший разряд посольских деятелей на все их условия, а потом ещё и через их головы старались в Москве утвердить некую пропольскую администрацию, чтобы та приказала посольству делать, что велят.

Д. Трапезников

— Тревожную обстановку очень хорошо и ярко иллюстрирует крайне редкий для данной эпохи документ — это письмо князя Андрея Васильевича Голицына своему старшему брату, князю Василию Васильевичу Голицыну. И здесь, помимо общего фона тревожных страшных событий, накладывается и личная трагедия, поскольку, как указано в письме, пропал Иван Васильевич Голицын, средний брат, отправленный к острову Балчуг, что недалеко от Астрахани, в далекий низовский поход, он, видимо, затерялся, испытывал какие-то сложности. Поэтому, с точки зрения Василия Васильевича Голицына, он сам находился в плену, средний его брат был потерян-утрачен, ну а младший находился под домашним арестом в собственном же городе, в Москве. И вот здесь начинается то самое перерождение. Василий Васильевич Голицын, успевший отметиться чуть ли не во всех заговорах Смутного времени, преследующий свои аристократические интересы, начинает вести жёсткую патриотическую национальную линию, отказываясь от практически всех переговоров с поляками, настаивая на сохранении тех пунктов договора, которые были самыми важными — в частности, принятии польским королевичем православия.

Д. Володихин

— Значит, он отстаивал не только национальные, но и религиозные, православные интересы, это очень важный момент, он здесь стоял твёрдо, не отступал ни на шаг.

Д. Трапезников

— Более того, испытывал за подобную позицию серьёзнейшие проблемы, ибо поляки решили сломить членов посольства голодом, сломить психологическими различными приёмами, пытались утеснить вере, в частности, запрещая ходить в церковь и так далее.

Д. Володихин

— То есть оказали очень серьёзное давление, совершенно не считаясь тем, что они вообще-то ведут переговоры, есть определённые обычаи, определённая культура работы дипломатов и издеваться над чужими послами — это, в общем, очень скверная картина к портрету короля Сигизмунда III и его вельмож.

Д. Трапезников

— Более того, в Москве готовится серьёзнейшее восстание против польского гарнизона, одним из организаторов которого, судя по всему, и должен был быть Василий Васильевич Голицын. Хоть он и находился в плену, у него оставались серьёзные связи, например, с теми же Ляпуновыми, которые являлись, можно сказать, вожаками Рязанского провинциального дворянства. И, разумеется, с действительным адамантом времён Смутного времени, князем Дмитрием Михайловичем Пожарским, который позднее будет ссылаться именно на Василия Васильевича Голицына, когда его вновь призовут на ратный подвиг. Восстание случается, но, к сожалению, недостаточно подготовленное.

Д. Володихин

— Ну, поляки его спровоцировали резнёй и актами насилия, которые они совершали в Москве. К сожалению, невозможно было ждать дольше, и это очень печальная история. На первом этапе восстания Голицыны как раз пострадали жестоко.

Д. Трапезников

— Андрей Васильевич Голицын, единственный сохранившийся, последний, можно сказать, брат Василия Васильевича был убит в ходе этого восстания, причём убит собственными соотечественниками, бывшими соратниками, и принял мученическую смерть. Василий Васильевич Голицын об этом знал, поскольку под Смоленск был отправлен гонец, как сообщает «Новый летописец», «тот же Алёшка Безобразов примчался под Смоленск к королю с сеунчем (то есть с сообщением), что Московское государство разорили. Король же его пожаловал, ростовского же митрополита Филарета и послов князя Василия Васильевича Голицына с товарищами повелел отдать приставам, и утеснение им великое творил, и посылал к ним, говоря, чтобы они писали под Москву к ратным людям, чтобы они от Москвы отошли, и в Смоленск к Михаилу Борисовичу Шеину, чтоб Смоленск сдал».

Д. Володихин

— Но Михаил Борисович Шеин не сдавал Смоленск, что ему ни говори, да, в общем, Голицын не торопился ему об этом объявлять, не того качества был человек. Что же касается ратных людей под Москвой, то Ляпуновы привели большой войско, к ним присоединились дворяне князя Трубецкого, казаки Заруцкого, и в целом, оказалось, что под Москвой армия. Ситуация стала угрожающей для поляков.

Д. Трапезников

— Более того, поляки пытались внести разлад в состав посольства. В частности, особое давление оказывали на митрополита Филарета. Как сообщает «Новый летописец», «митрополит же им прямо в том отказал: «Мне о том отнюдь не писать, рад страдать за православную христианскую веру. Король же митрополита и послов, и дворян десять человек, которые с ними были, повелел послать в Литву по городам порознь и утеснение им великое делал».

Д. Володихин

— Можно ли это назвать своего рода политическим преступлением? Ведь все это было сделано с дипломатами, с послами, а их фактически лишили свободы.

Д. Трапезников

— Разумеется. Более того, если к митрополиту Филарету король относился радикально негативно, то с Василием Васильевичем Голицыным пытался наладить некую связь. Тот был отправлен в Вильно и в какое-то время жил в дому литовского канцлера. Однако Василий Васильевич Голицын здесь сохранил свою прежнюю позицию, продолжал отстаивать национальные религиозные интересы, за что был вскоре брошен в тюрьму.

Д. Володихин

— Ну, пытались подкупить — не получилось.

Д. Трапезников

— Конечно. Более того, в этой самой тюрьме находясь, он сохранял свое прежнее положение, пытался вести какие-то дела, пытался наладить какую-то связь, переписывался с членами первого и второго ополчения, но утеснение его нарастало. И вот на Земском соборе 1613 года уже освобожденная Москва решала вопрос о будущем царе, о будущем монархии государства Российского. Было множество кандидатур, тот же самый Дмитрий Михайлович Пожарский, к сожалению, несмотря на весь свой воинский талант и героизм, проявленный им в ходе Смуты, не мог претендовать на престол из-за крайне низкого местнического положения. Но выдвинул, можно сказать, от своего лица «столпа царства», как он сам же сказал, князя Василия Васильевича Голицына. Что особенно занятно, поскольку Василий Васильевич прямо в это время находился в литовском плену, но несмотря на это был выдвинут как один из кандидатов на престол. Стоит сказать, что не только Дмитрий Михайлович Пожарский помнил своего патрона, но и его бывшие товарищи. Например, Шереметев Фёдор Иванович во время избирательного собора переписывался с Василием Васильевичем Голицыным и отправил ему в конце этого собора письмо: «Помиримся на Мише Романове, он молод, разумом ещё не дошёл и нам будет поваден».

Д. Володихин

— Да, известное письмо. Голицын мечтал вернуться в Россию по окончании войны, мечтал восстановить своё положение, но этому было не суждено произойти. Земский собор — 1613 год, возвращение пленников — 1619 год, когда война совершенно закончилась; Василий Васильевич ушёл из жизни посередине.

Д. Трапезников

— 1619 год, во время обмена-возврата послов, к сожалению, Василий Васильевич Голицын умирает и будет вскорости погребён, судя по всему, в Троице-Сергиевой лавре, которая долгое время была родовой усыпальницей князей Голицыных.

Д. Володихин

— Ну что ж, мир праху его. Мы постепенно приближаемся к завершению передачи, и тут надо бы дать некое резюме. Вот судьба Василия Васильевича: великий человек, подверженный всем соблазнам своего времени. Хотел возвыситься и предал свою землю. Хотел возвыситься ещё выше, чтобы стать царём: царём не стал, но предал настоящего царя. Но на последней черте всё-таки остановился и, видимо, вспомнил, что Бог ему будет судьёй на том свете, что движется к нему тот последний суд, на котором все его деяния будут рассмотрены, измерены и взвешены, и поэтому на последней черте он стал намертво: «Нет, в России может быть только православный царь, никаких иных. Нет, Россия не отдаст Смоленска, и не буду я уговаривать Шеина. Можете мучить меня, можете давать мне всё, что угодно в качестве соблазна — я устою». Он устоял, он не вернулся домой, его имя более не звучало громко, потому что он ушёл из жизни, но конец его судьбы всё-таки освящён особым светом, светом искупления. Сколько ошибок, сколько грехов, сколько пакости, если называть вещи своими именами, а закат жизни — подвиг. Наверное, подвиг во имя Божие. Что думаете?

Д. Трапезников

— Скорее всего.

Д. Володихин

— Мне остаётся только от имени наших радиослушателей поблагодарить вас за эту славную работу, за то, что вы донесли до нас портрет истинного столпа державы, иногда кривоватого, но в целом крепкого, князя Василия Васильевича Голицына. И сказать напоследок: дорогие радиослушатели, спасибо за внимание, до свидания.

Д. Трапезников

— Спасибо, до свидания.


Все выпуски программы Исторический час


Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Мы в соцсетях

Также рекомендуем