«Святитель Николай Японский». Глеб Елисеев

Гостем программы «Исторический час» был кандидат исторических наук Глеб Елисеев.

Разговор шел о жизни, служении и миссионерских трудах святителя Николая Японского. Как в Японии появилась и развивалась русская духовная миссия и как трудами святителя Николая распространялось православие.

---

Д. Володихин

— Здравствуйте дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. Сегодня мы поговорим о человеке, который был предан православию до такой степени, что наш корыстолюбивый век, у которого всегда в голове сплошная польза, должен в изумлении отступить от судьбы этого христианского подвижника. Итак, сегодня мы обсуждаем жизнь и подвиги святителя Николая Японского. У нас в гостях замечательный специалист по истории Церкви, член редколлегии научного ежегодника «Историческое обозрение» — Глеб Анатольевич Елисеев. Здравствуйте.

Г. Елисеев

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— По традиции мы просим наших гостей дать что-то вроде небольшой визитной карточки для человека, к которому идёт разговор, буквально три-четыре фразы, которые должны всплывать у наших радиослушателей в голове, когда заходит разговор о святителе Николае или, может быть, не разговор, а сетевая полемика: некие запоминающиеся черты его характера или, может быть, деяния, мимо которых нельзя пройти, обсуждая его судьбу.

Г. Елисеев

— Со святителем Николаем всё достаточно просто. Достаточно сказать только, что он — равноапостольный святой. Таких у нас в истории Церкви около тринадцати человек, не более того. То есть это человек, равный князю Владимиру или святым Кириллу и Мефодию по тому, что он сделал. Это человек, который создал новую отдельную Церковь, принёс православие туда, где оно было явлением невиданным и неслыханным, и это явление сохраняется по сей день. Представить, что Православная Церковь может укрепиться на Японских островах при отсутствии традиции миссионерства до этого, а со стороны западных вероисповеданий — ещё и имея отрицательный опыт миссионерства и гонений, которые после миссионерства последовали, — это очень удивительная история. Вот Николай Японский сумел совершить такой подвиг.

Д. Володихин

— С Божьей помощью. Ну что ж, давайте попробуем подойти к решающим шагам в его судьбе издалека, от его детства, юности. Начинал он как человек, которого невозможно было, казалось бы, заподозрить в неких великих деяниях, которые он в будущем совершит. Судьба вроде бы совершенно обычная.

Г. Елисеев

— Да, обычная судьба, но эта судьба предполагала в любом случае достаточно большие успехи на поприще духовного просвещения. Иван Дмитриевич Касаткин, так в миру звали будущего просветителя Японии, родился 1 августа 1836 года в семье диакона местной церкви, тогда это был Берёзовский погост Бельского уезда Смоленской губернии, сейчас это Тверская область. Родился в духовной семье; ясно, что у мальчика сына диакона путь понятный, особенно учитывая то, что у него рано умерла мать, отец воспитывал дочь и двух сыновей, и сыновьям, естественно, он хотел карьеру священническую.

Д. Володихин

— Ну, Российская империя была миром патриархальным, в особенности того, что касается духовенства — сын диакона идёт в диаконы.

Г. Елисеев

— Совершенно верно. Он очень успешно заканчивает Бельское духовное училище, после чего, как один из лучших учеников, поступает в Смоленскую духовную семинарию, которую он блестяще заканчивает в качестве первого ученика, после чего ему за казённый счёт предлагают поступить в Санкт-Петербургскую духовную академию. Естественно, будущий отец Иоанн соглашается.

Д. Володихин

— Ну ещё бы, по бедности семьи это шанс, причём огромный шанс.

Г. Елисеев

— В академии он учится столь же блестяще, и на целом ряде кафедр уже были уверены, что на кафедре, например, общего богословия он останется и будет преподавать.

Д. Володихин

— До сих пор из необычного было прежде всего то, что он великолепно учился, у него были из ряда вон выходящие способности.

Г. Елисеев

— Естественно. Однако ещё в годы обучения возник признак того, что его судьба может оказаться связанной с очень отдалёнными странами. Ему сама идея миссионерства всегда очень нравилась. А однажды ему в руки попала книга воспоминаний нашего русского моряка, который на несколько лет в начале XIX века оказался в японском плену. И Япония, экзотичная, странная Япония, показалась ему удивительной и захватывающей страной. Но то, что он сможет там быть миссионером, может проповедовать, эта идея студентe Духовной академии Иванe даже в голову не приходила. Однако в 1855 году, как мы знаем, происходит принудительное открытие Японии для иностранцев. Сначала появляются чёрные корабли коммодора Перри, а потом и русская эскадра адмирала Евфимия Путятина, которая гораздо более мирно действует и заключает не такой кабальный договор, как заключали американцы, а договор о дружбе — Симодский трактат, результатом которого было создание консульства Российской империи на острове Хоккайдо, в городе Хакодате, это южная часть острова Хоккайдо. И российский консул, и служивший в консульстве священник Василий Малахов, писали в Санкт-Петербург о том, что неплохо бы направить священника нового в это консульство для того, чтобы он не только окормлял работников дипломатического представительства, но и местных японцев, чтобы он мог вести осторожную проповедь. Почему эта проповедь была осторожной? Потому что по указам сёгуна Токугавы, то есть ещё XVII века, а особенно жёстким указам 1614 и 1639 года — за переход японца в христианство любого толка полагалась смертная казнь.

Д. Володихин

— Но вот здесь мы доходим до целой новой эпохи, в судьбе Японии не очень счастливой, и давайте уточним хронологию: сколько лет в этот момент студенту Духовной академии Ивану?

Г. Елисеев

— 24 года, когда происходит его почти случайный выбор. Проходя по коридору Академии, он видит неожиданное объявление о том, что необходим миссионер и священник в русское консульство в Японии. Кандидатов было много, но Иван Дмитриевич оказался преимущественным кандидатом в этой ситуации, потому что он сказал, что готов ехать не белым священником, а готов принять монашество, что, естественно, было более предпочтительно с точки зрения и руководства Академии, и с точки зрения Синода, и с точки зрения руководства русской миссии.

Д. Володихин

— Чёрному духовенству традиционно отдавался определённый приоритет в таких делах.

Г. Елисеев

— И в июне 1860 года студента Академии Ивана Касаткина постригают в монашество, он сначала рукополагается в иеродиаконы, потом очень быстро — в иеромонахи, и получает новое имя — Николай, в честь святителя Николая Мирликийского, под которым он вошёл в историю нашей Русской Православной Церкви и в историю Японской Православной Церкви. Начинается его долгий путь на восток, в этот момент, естественно, никакой железной дороги нет, 1860 год, до Транссиба ещё десятилетие, на лошадях, на перекладных он добирается до Николаевска-на-Амуре, где вынужден ожидать, пока утихнут зимние шторма, чтобы наконец переправиться в Японию. Там он знакомится с епископом Иннокентием (Вениаминовым), знаменитым просветителем алеутов и Аляски.

Д. Володихин

— Но тот на данный момент является величайшим авторитетом.

Г. Елисеев

— И легендарной фигурой. Человек, который представляет из себя практически образец того, как надо работать в инославной среде, в неправославной среде и в нехристианской среде, одновременно сочетая и христианское просвещение, и просвещение тривиальное.

Д. Володихин

— Но можно сказать, что молодой священник отец Николай испытал определённое влияние. Долго ли продлилось их знакомство?

Г. Елисеев

— Да, достаточно долго. Более того, в ходе этого знакомства епископ Иннокентий даже подарил ему собственный наперсный крест, с которым святитель Николай впоследствии ходил на протяжении всей своей жизни, и новую рясу, говоря о том, что вы должны производить впечатление — страна особая, там встречают по одёжке, поэтому ваша затрапезная ряса семинариста здесь не очень подходит. Вот сшейте новую, я вам специально подарю. И тогда же, ожидая, будущий святитель Японский начинает очень активно изучать японский язык. Огромная часть успеха его проповеди заключалась в том, что будущий епископ Японский проявил очень большие способности к японскому языку. Он стал одним из основателей нашей японистики, он стал человеком, чьи труды впоследствии активно издавали многочисленные журналы — не только, скажем, христианское чтение, но и вполне академические журналы в Российской империи. Он создал уже потом в Японии целую когорту японцев — переводчиков с русского на японский, а также он активно сотрудничал во время двух своих приездов из Японии в Россию с нашими японистами. И японский язык он выучил настолько хорошо, что мог говорить на нём часами, но при этом все отмечали, что у него явный акцент, но акцент не русского человека, а акцент уроженца Хоккайдо, северного японца.

Д. Володихин

— Вероятно, его учителя были оттуда?

Г. Елисеев

— Да, уже впоследствии, в консульстве в Хакодате, у него, естественно, учителя были местные, и он изучил японский язык в совершенстве.

Д. Володихин

— Ну вот он перебирается на Хоккайдо, и он первый священник консульской церкви в русском консульстве?

Г. Елисеев

— Нет, до этого был священник Василий Малахов, его после состояния здоровья отправили, но постоянный священник — это именно он на уровне постоянной работы, потому что первые годы там утрясалась работа консульства, постоянно были какие-то неурядицы, а сколько-нибудь плавно он начинает работать вот с этого момента, и начинаются постоянные служения, и одновременно возникают образовательные курсы, на которые могут записаться все, кто угодно, хотя японцы смотрят на это с настороженностью. В своих дневниках — а это действительно замечательное чтение, — святитель Николай Японский писал о том, что «я ожидал увидеть Японию в виде прекрасной невесты с букетом, которая только меня и ждёт, чтобы броситься мне на шею и начать просвещаться, а, приехав, я обнаружил страну, где на меня смотрят, как на врага, и считают мою религию — религией злодеев и чародеев». Для того, чтобы разуверять в этом, святитель Николай, пользуясь в том числе покровительством местного руководства, начинает активно путешествовать по Японии. Путешествовать, просвещать, проповедовать, общаться в том числе и с представителями синтоистских и буддийских храмов. И ему удавалось достаточно хорошо выстраивать отношения с ними, несмотря на, казалось бы, столь большую разницу между религиозными системами, вплоть до того, что однажды во время его путешествий уже на основном острове, на Хонсю, он близко сошёлся с одним из буддийских монахов, и произошёл парадоксальный случай. Он пришёл к нему в гости, а сам храм был забит кучей народа, и тогда буддийский монах сказал: «Да ничего, всё нормально, сейчас я тебя размещу» — и просто посадил его на буддийский жертвенник. Сказал: «Сиди, никаких проблем нет». Вот это умение уважительно относиться к людям любого сословия и любых наций, уважительно относиться к любой культурной традиции совершенно искренне и позволило просветителю Японии сделать японское православие по-настоящему японским. Казалось бы, смотрите, у нас не отменены вот эти вот людоедские японские законы, и тем не менее у него уже, после вот этих нескольких лет странствий в Хакодате появляются ученики, которые изъявляют желание тайно креститься, несмотря на то что людям угрожает смерть.

Д. Володихин

— Ну пока тайно, да.

Г. Елисеев

— Да. И его первый ученик, получивший в христианстве имя Павел, — бывший самурай, который за участие в мятеже против императора в период Революции Мэйдзи был вынужден скрывать своё имя и стать синтоистским священником, имея такие сложные эпизоды в жизни, в начале дико ненавидел Николая, он хотел его убить. Он пришёл в храм и сказал: «Ты проповедуешь зло, я тебя рано или поздно за это убью». На что святитель Николай спросил: «А ты уверен, что это зло? Ты что-нибудь о нём знаешь?» Он сказал: «Нет, ничего не знаю». — «Давай я тебе расскажу». И начал ему рассказывать об основах христианства, и он говорил: «Я видел, как лицо у него становилось всё более и более удивлённым, потом он взял кусок бумаги и кисточку и начал иероглифами записывать и сказал: «Я ничего об этом не знал, а теперь узнаю. А вы можете дальше меня учить, учитель?» Тот ответил: «Конечно, приводи своих друзей». И так он привёл своих друзей и знакомых, возникла первая ячейка тайно крестившихся японцев, первых православных.

Д. Володихин

— Когда это произошло?

Г. Елисеев

— Это произошло в 1868 году. Вот мой вопрос: собственно, первая община, 1868 год, это ведь очень скромный родник, из которого вытечет полноводная река. Каким образом удалось всё-таки обойти этот запрет на переход в христианство — запрет, который грозил японцам смертной казнью за это? Ведь, насколько я понимаю, святитель Николай достаточно быстро крестил очень значительное количество людей. Или это в духе японцев — принятие неких тайных вер, тайных обетов? Может, это у них в культуре?

Г. Елисеев

— Нет. Его ближайшие ученики активно проповедовали среди своих друзей и знакомых и даже столкнулись с новыми угрозами и гонениями. Но времена-то в Японии изменились радикально. 1868 год — это эпоха Революции Мэйдзи. Старый сёгунат рушится, рушится с достаточно тяжёлыми катастрофическими последствиями, но новый путь, на который вводит Японию император Муцухито, так или иначе связан с открытостью новым веяниям со стороны других государств. В том числе явочным порядком разрешается проповедь христианства, но окончательно в 1873 году все антихристианские законы и законодательно будут отменены. Но уже после 1869 года де-факто не применяются эти чудовищные ограничения, хотя в начале общину православную пытались прессовать чиновники на местах. Даже ближайшим ученикам святителя Николая пришлось на какое-то время из Хакодате бежать. Но потом руководство Японии пояснило, что всё меняется, была разрешена свободная проповедь представителям западных исповеданий, но, естественно, и представителям Православной Церкви тоже, всем христианам как таковым. А с 1873 года, ещё раз повторю, это было официально отменено. И в этих условиях, подозревая, что так и произойдёт, святитель Николай обращается за помощью в Священный Синод с одной просьбой — открыть русскую духовную миссию для миссионерской деятельности в изменившихся условиях на Японских островах.

Д. Володихин

— По большому счёту, это значит — ещё люди, ещё деньги.

Г. Елисеев

— Да, ещё люди, ещё деньги, а святитель Николай вынужден ехать в Россию, обращаться в Синод, он пользуется большой поддержкой тогдашнего митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Исидора и поддержкой адмирала Евфимия Путятина. При их поддержке прошения доходят до императора Александра Второго, и тот издаёт высочайший рескрипт, даётся решение на создание русской духовной миссии на территории Японии, и выделяются средства на это. Главой русской духовной миссии назначается отец Николай. При этом он просит как минимум троих священников себе в помощь, и какое-то время идёт достаточно большая текучка. Он в дневниках пишет о том, что многие хотели бы, многие с энтузиазмом приезжают, но многие не выдерживают слишком большой разницы между русской жизнью и жизнью японской. А вот у самого святителя Николая, особенно в последние десятилетия его жизни, произошла несколько другая парадоксальная ситуация: он настолько привык к японской жизни, что, когда второй раз приезжал на родину, причём приехал именно на свою малую родину, в село Берёзы, общался с своим братом Василием, который там служил священником, он говорил: «Вот всё прекрасно, родина, но как-то уже привыкнуть не могу, уже как-то тянет туда, к своим». Он быстро вернулся в Японию и там пребывал последние годы своей жизни.

Д. Володихин

— Ну, сколько он там десятилетий провёл — конечно, отвыкнешь.

Г. Елисеев

— 52 года, получается. Из них было два достаточно кратких приезда в Россию — на пару лет, причём оба приезда в основном были связаны с достаточно конкретными делами. Первый приезд был связан как раз с просьбой о создании духовной миссии, а второй был связан с рукоположением его в епископы. Когда Церковь укрепилась достаточно широко, возник естественный вопрос о том — а как будет организована Японская Церковь? Ну да, формально первые создавшиеся структуры Японской Церкви подчинялись Русской Православной Церкви, подчинялись Камчатской епархии. Но святитель Николай всегда говорил, что Японская Церковь станет успешной только, когда она станет Японской.

Д. Володихин

— Там сложность была не только в этом. Изучая историю Камчатской епархии, я видел, что там были волны усиления миссионерской работы и ослабления, были очень большие успехи в работе с местным населением, потом утрата позиций. Христианство по-настоящему, всерьёз было установлено на Камчатке среди разных народов ее населявших, только в начале XX века. А середина, вторая половина XIX века — это еще сама Камчатка, мягко говоря, недокрещена.

Г. Елисеев

— Естественно. И это территория, где население исповедует не самые совершенные религиозные системы. В Японии приходится конкурировать на совершенно другом поле, там конкурентами выступают мощные, имеющие сложнейшую религиозно-философскую подоснову синтоизм и буддизм. А помимо них активно начинают работать и протестантские и католические миссии, которые с очень большим неудовольствием смотрят на возникновение какой-то незваной русской православной духовной миссии. Тем не менее, успехи продолжаются. Постоянно идет рост, постоянно идет рост приверженцев. Средняя статистика такая: примерно каждый год обращалось примерно около тысячи японцев. Иногда чуть меньше, иногда чуть больше, но вот эта цифра — тысяча, она сохранялась прямо до Русско-японской войны.

Д. Володихин

— Это очень много, и вот действительно отец Николай имеет под руками только трёх священников, и всё.

Г. Елисеев

— Да, при этом чаще двух, а иногда и одного, потому что люди возвращаются в Россию, люди болеют, некоторые вынуждены тоже отправляться в миссионерские путешествия по территории Японии. Ясно, что нужно рукополагать японцев.

Д. Володихин

— «Надоела мне сакура, надоел мне рис, хочу пожить с щами и яблоньками. Всё, не поеду обратно».

Г. Елисеев

— И здесь святитель Николай поступил очень мудро: он не стал напрямую копировать систему управления Синодального периода, которая существовала на территории юрисдикции Русской Православной Церкви — Он созывает Поместный Собор японских православных, где нет пока ни одного священника, есть самодеятельные миссионеры из мирян, на Собор даже были приглашены синтоисты и буддисты (правда, без права голоса), где этот вопрос активно обсуждается.

Д. Володихин

— Но сам он ещё не архиерей?

Г. Елисеев

— Сам он ещё не архиерей, Собор этот был предварительным, здесь скорее совещание. А после уже 1874 года Собор превратится в постоянно действующую структуру. На день поминовения святых Петра и Павла, 12 июня, по сей день в Японской Православной Церкви он так каждый год и проводится. Собор здесь, естественно, достаточно громкое наименование. У святителя Николая в этот момент достаточно много работы, связанной с элементарными просвещенческими вещами. На японский не переведено Евангелие, на японский не переведены богослужебные книги, не организовано никакого рода богослужения на японском с точки зрения литургического — вот этим всем он непосредственно занимается. Он человек, который перевёл Библию на японский язык, причём Библию с церковно-славянского оригинала с привлечением параллельно синодального текста, Вульгаты, Септуагинты и китайского перевода. В итоге возникла ныне существующая Библия, которой пользуются в Японской Православной Церкви.

Д. Володихин

— И если бы он только это сделал, он уже был бы огромной фигурой.

Г. Елисеев

— Да, но помимо этого переведены были минейные тексты, были переведены различные житийные тексты, был переведён весь богослужебный молитвенный цикл. Была организована даже школа православного песнопения при духовной миссии. И ясно, что всё чаще и чаще возникает необходимость рукоположения священников. Ну, удавалось рукополагать священников, когда приезжал камчатский епископ, в том числе первый ученик — отец Павел, тот самый самурай, был первый рукоположённый священник. Но ясно было, что именно святитель Николай должен стать епископом — человек, который постоянно работает, который находится уже даже не в Хакодате, а русская миссия переезжает в Токио, в столицу, у него возникает идея строительства большого православного храма...

Д. Володихин

— А пока у него консульская церковь.

Г. Елисеев

— Пока у него консульская церковь и некоторые церкви, которые удается открывать на местах. Вот эта идея возникает и активно проповедуется. И вот в 1880 году определением Святейшего Синода сначала устанавливается статус святителя Николая как епископа Ревельского и Японского, как ни парадоксально это прозвучит...

Д. Володихин

— А почему Ревельского?

Г. Елисеев

— Кафедра была вакантной в тот момент, и поэтому...

Д. Володихин

— То есть не стали создавать новую кафедру, а как бы возложили на неё обязанности?

Г. Елисеев

— Да. А так управление Рижского епископата оставалось. А уже 30 марта 1880 года в Александро-Невской лавре в Троицком соборе святитель Николай был рукоположён в епископы. После этого уже Православная Церковь Японии получила возможность более нормального развития — есть свой епископ. Да они пока ещё формально — часть Русской Православной Церкви, но святитель Николай ставит перед собой задачу создания отдельной Японской Православной Церкви как братской в отношении Русской Православной Церкви. Он ведь хорошо понимал простую коллизию: при любых усилиях всё-таки долгое время японских православных будет не очень много, и зависеть, особенно финансово, организационно, с точки зрения богословской от Русской Православной Церкви Японская Церковь будет очень долго. Поэтому, несмотря на поставленную стратегическую задачу создания когда-то в будущем отдельной Японской автокефальной Православной Церкви, торопить события он не хотел и не стремился.

Д. Володихин

— Автокефальной Церкви — я не думаю, что всех это в Санкт-Петербурге радовало.

Г. Елисеев

— Ну, пока ещё даже об автокефалии разговора не шло. Смотрите, Дмитрий Михайлович, на момент рукоположения было около 10 тысяч православных прихожан-японцев, а к 1890 году — 18 тысяч на всю Японию. Но ясно, что до автокефалии ещё очень и очень долго, то есть цель-то поставлена, но никто о ней не беспокоился.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк Русской Церкви, кандидат исторических наук — Глеб Анатольевич Елисеев. Мы рассуждаем с ним о том, сколь велики подвиги святителя Николая Японского. И здесь мне хотелось бы несколько оторваться от разговоров о том, до какой степени важно, нужно, полезно было движение в сторону автокефальной Церкви, то есть, по сути дела, к отделению от Русской Православной Церкви. Мне в данном случае важнее другое: 10 тысяч крещёных, 18 тысяч крещёных, а храмы-то где? Мы пока говорили только об одном храме достаточно скромных размеров, это консульская церковь на Хакодате, остров Хоккайдо, который является северной окраиной Японии, это, условно говоря, японская глушь, то есть, в общем, как если бы у нас Православная Церковь родилась между Саратовом, Тамбовом и Пензой, где-то там, в этом районе. Ничего плохого об этих городах я не хочу сказать, но, скажем так, далеко от крупнейших центров.

Г. Елисеев

— Естественно, вопрос о создании нового храма, кафедрального храма, храма для епископа стоял самым острым образом. Закладка храма произошла ещё в 1884 году, достаточно большого, крупного крестообразного в плане Воскресенского храма, в отношении которого среди японцев начали сразу ходить дикие слухи о том, что русские пытаются заложить крепость напротив императорского дворца, а потом туда привезти пушки и императорский дворец оттуда втихаря обстреливать. Но на самом деле строился храм, при котором строились помещения миссии, в том числе и обширнейшая библиотека, в определённый момент она насчитывала 10 тысяч томов, которыми активно пользовались не только православные японцы, но и все желающие, в том числе будущая когорта переводчиков с русского на японский. Храм строился на протяжении семи лет, освящён он был в 1891 году как храм в честь Воскресения Христова.

Д. Володихин

— Ну, с одной стороны, понятно, что эпоха Александра III достаточно комплиментарна для Русской Церкви, и усилия миссионеров тогда поддерживались, безусловно, правительством.

Г. Елисеев

— Да, для освящения этого храма должен был приехать цесаревич Николай Александрович, и только ранение в Оцу помешало это сделать.

Д. Володихин

— Но здесь вопрос-то другой, не менее важный: когда мы говорим о храме, надо учитывать, кто выделил участок земли. Причём это ведь не Хоккайдо, это совсем другое место, участок должен стоить дорого, а возможно, даже для него придётся расчищать предыдущее строение. Кто дал деньги на мастеров, на камень, на отделку — это делала община самих японцев или всё это приходило из России?

Г. Елисеев

— Участвовали и японцы, территорию выделила японская власть, вопрос решался чуть ли не на уровне императора. Естественно, и Святейший Синод, и множество поддерживавших миссию отца Николая его друзей и знакомых, в том числе обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев, и самое главное, Евфимий Васильевич Путятин — адмирал и хороший его друг, человек, который открыл Японию для России, он был одним из наиболее ярких и активных сторонников русской духовной миссии и распространения православия на Японских островах. После его смерти его дочь Ольга Евфимиевна тоже активно поддерживала организационные, финансовые усилия, в том числе усилия по созданию Воскресенского храма. Воскресенский храм был воздвигнут, освящён, стал одним из заметных зданий в Японии. Многие националисты ворчали, что этот ужасный купол доминирует над всей столицей, а ужасный гомон в воскресенье мешает добропорядочным людям спать, но тем не менее храм стал одной из заметных достопримечательностей. В 1923 году во время так называемого великого землетрясения Канто он получил очень большие повреждения, тогда же повреждения получила миссия — например, библиотека сгорела практически полностью, уцелели только книги, находившиеся на втором этаже, 3000 томов, и храм очень долгое время восстанавливался. Для того, чтобы продолжать богослужения, на его территорию разобрали и перенесли один из тех новых храмов, которые были уже построены в Японии местными прихожанами на местах, там богослужения проходили. Достаточно долго реставрация продолжалась, полноценно она завершилась только в начале 90-х годов. Отреставрированный, переделанный нынешний Никарайдо, как называют японцы, храм Николая — результат вот этой длительной реставрации, и всё равно, несмотря на то что сейчас он зажат между небоскрёбами, производит очень величественное, яркое, красивое впечатление.

Д. Володихин

— Вопрос ещё и в том, что этот храм должен был, как вы сказали, мешать своим невыносимым гомоном, поскольку там же колокола, они звучат достаточно громко, и это, на мой взгляд, диссонирует с тем, что принято у японцев, или я что-то не понимаю?

Г. Елисеев

— Да, диссонировало, националистов это, естественно, раздражало, но поскольку со стороны японского правительства в тот момент проводится активная политика невмешательства и даже поощрения самых разных духовных движений, во всяком случае запрещено любое давление, принуждение — ну полный разрыв с этой традицией закрытой Японии с XVII-XVIII веков, то эти высказывания не приводят к никакому результату, про них вспомнят, к сожалению, в гораздо более тяжёлый и сложный период. Вот в Русско-японскую войну все эти обвинения будут повторяться, а храм просто назовут гнездом русских шпионов, главным из которых является, естественно, архиепископ Николай.

Д. Володихин

— Доберёмся ещё до Русско-японской войны, мне бы хотелось до того, как мы начнём говорить о ней, выяснить ещё вот что. Ну хорошо, очень большой храм, не на Хоккайдо, а на столичном острове, внутри столичного города, рядом с императорским дворцом, и, кроме того, крупный по размерам. Даже если туда зайдёт огромное количество людей, всяко не 10 и не 18 тысяч, и это значит то, что решение проблемы кафедрального собора не означает решение проблемы церквей для всей уже достаточно значительной общины.

Г. Елисеев

— Да. На территории Японии открываются приходы, строятся новые храмы, и даже на южных островах, на Кюсю, как минимум четыре храма возникает. Достаточно большие катехизаторские школы возникают на севере Японии, но на основном острове, на Хонсю, около 18 храмов к началу XIX века у нас существует.

Д. Володихин

— Если попытаться обозреть хронологически всё это, то это же настоящая фантастика, это такой рост церкви, о котором можно сказать, что храмы возникают, как грибы после дождя. Тоже это помощь России, или это уже сами японцы включаются?

Г. Елисеев

— Здесь сами японцы и помощь России — это всегда были два фактора, которые взаимно поддерживали друг друга. Когда после 1917 года помощь России естественным образом исчезает, то падает и количество прихожан, и Японская Церковь переживает не самые лучшие моменты в своём развитии с точки зрения организационной, там возникает момент подчинения, какое-то время она подчиняется Американской митрополии, а потом ещё возникает националистическое давление, и многие прихожане отходят. В 1941 году, например, преемнику святителя Николая, архиепископу Сергию запретили возглавлять Церковь, потому что он русский, и пришлось рукополагать японца в качестве главы Японской Церкви. Хотя до этого никто в этом ничего удивительного не видел, все считали, что это нормальные и хорошие традиции времён святителя Николая Японского.

Д. Володихин

— Ну, надеюсь, японец был достойным главой Церкви?

Г. Елисеев

— Да, он был достойным главой Церкви. В дальнейшем были только этнические японцы, стоявшие во главе Церкви, в том числе и нынешний, высокопреосвященный Серафим — достойный, замечательный, играющий большую роль. Но другое дело, что Японская Церковь, в общем-то, активно не растёт в последние годы, хотя количество прихожан всё-таки увеличивается медленно, но неуклонно. Но такого взрывного роста, который происходил в конце XIX — начале XX века, не происходит, потому что действовали два фактора: и, собственно, японская инициатива, и поддержка со стороны Русской Православной Церкви. Сейчас, хотя Японская автономная Церковь формально находится в зоне нашей юрисдикции, но просто возможностей у Церкви здесь гораздо меньше, чем они были в Синодальный период для её поддержки.

Д. Володихин

— Ну, хорошо. Ведь, наверное, действовал и третий фактор, я имею в виду не поддержку из России и не поддержку самих прихожан, а определённый талант этой великолепной личности, миссионера Божией милостью, святителя Николая. Его-то действия, черты его личности, очевидно, мощно повлияли на сам этот процесс, который удалось разогнать до невероятной скорости.

Г. Елисеев

— Да, совершенно верно. Святитель Николай превращался в харизматическую фигуру для японцев, который вызывал всеобщее уважение, от чиновничества до священничества синтоистского, и даже представители миссионерских кругов западных — конкуренты, казалось бы, — отзывались о нём всегда только с огромным уважением. Он превращался в фигуру, которая, наряду с другими какими-то знаковыми символами Японии, становилась достаточно заметным её признаком: «Вот, смотрите, и наш японский епископ!» Даже возникла легенда о том, что на самом деле отцом Николая был японец-христианин, который из-за гонения сбежал на территорию России, там обрусел, женился, и вот его сын вернулся в Японию, что на самом деле он наш, японский, настоящий — видите, как его в Японию тянет, и какую роль здесь он сыграл!

Д. Володихин

— Ну, смоленский японец, да. Даже не собственно смоленский, там бы его признали, а вот жил где-то на окраине. Ну что, великолепно, у нас есть император, начальник флота и епископ японский — чудесно. Ну вот, если говорить о том, какими чертами личности он завоёвывал такое отношение, что так мощно вызывало уважение у японцев?

Г. Елисеев

— Уважение у японцев вызывала редкая кротость и умение одновременно очень чётко отстаивать свои собственные взгляды в беседах. Святитель Николай никогда не возмущался, никогда не выходил из себя, как бы ему не дерзили, как бы ему не хамили. Он спокойно, чётко проповедовал на отличном северояпонском диалекте японского языка свои собственные христианские взгляды, свои православные воззрения. Какие бы каверзные вопросы ему не задавали, он говорил об этом совершенно спокойно. А ещё он просто любил японцев, и японцы это чувствовали. Ему нравился японский народ, это чувствовалось по дневникам, вообще, с каким восторгом он описывает простых японцев, с каким восторгом он описывает японские пейзажи. Как он хорошо относится к японцам, независимо от того, кто это — высокоучёный монах-буддист или простой крестьянин, которому он помог на дороге. Они это чувствовали и платили ему соответствующим духовным расположением.

Д. Володихин

— Ну что ж, поистине драгоценные дары для миссионера. Давайте теперь поговорим о временах, вовсе не столь благостных. Вот этот пик в развитии Японской Церкви — наверное, 90-е годы, он ведь был в значительной степени заторможен в 1904 году — начало Русско-японской войны, столкновение между Российской империей и империей Японской в тяжёлом, кровопролитном боевом противоборстве.

Г. Елисеев

— Как ни удивительно прозвучит, но даже в 1904-1905 году обращения не прекращались. Они снизились, но всё равно 600-700 человек в этот момент переходят в православие, несмотря на, казалось бы, мощную антироссийскую истерию, которая начинает разыгрываться буквально с начала войны, с момента нападения японской эскадры на Порт-Артур. И начало войны ведь сопровождается дипломатическим решением о том, что все русские должны быть изгнаны с Японских островов. Тогдашний наш посланник барон Розен предлагает святителю Николаю вернуться на родину — святитель Николай отказывается, и японское правительство его не изгоняет.

Д. Володихин

— Это ж наш, японский епископ!

Г. Елисеев

— Да. Его, естественно, ставят под особый надзор, но этот особый надзор оказывается и хорошей охраной. Когда начались преследования японских православных, опять под тем же самым лозунгом: «Бейте русских шпионов!», целый взвод японских солдат был введён на территорию русской духовной миссии, которые быстро отогнали чрезмерно спаявшихся японских патриотов. Однако святителю Николаю пришлось несколько поступиться своими взглядами. Он выступил со специальной проповедью, обращённой к своим прихожанам, сказал, что «в этих условиях просто не просите меня об одном: я знаю, что вы будете молиться о победе своего Отечества, я не запрещаю вам это делать, но, простите, я буду молиться о России, здесь я никак не могу по-другому поступить». При условии, что он десятилетиями жил в Японии, святитель Николай оставался глубоким, искренним русским патриотом, и этот его патриотизм проявился не только в глубочайших переживаниях по поводу событий Русско-японской войны, он даже не читал японские газеты, чтобы не рвать себе душу, он говорил: «Я понимаю, как там издеваются над нашей несчастной Родиной», но он активно организовал поддержку русских военнопленных, когда их стали привозить на территорию Японии.

Д. Володихин

— Поддержка в чём выразилась?

Г. Елисеев

— Ему самому запретили с ними контактировать — шпион, понятно, в любом случае. Но поддержка выразилась в том, что японские священники были направлены к нашим военнопленным, была построена специальная часовня в месте расположения, в казармах, где они находились, и где японские ученики святителя Николая организовывали богослужения. Поддержка была финансовая, поддержка была литературой, поддержка была вплоть до того, что желающим в плену заниматься рисованием офицерам передавали холсты и краски. А в ответ на это, кстати, наши благодарные пленные передавали деньги — святителю Николаю принесли целый мешок медных денег на развитие русской духовной миссии. Находящиеся в плену наши русские матросы, солдаты и офицеры за полтора года войны передали 11 тысяч рублей на русскую духовную миссию.

Д. Володихин

— Ну и находилось, где их тратить? Деньги-то русские.

Г. Елисеев

— Деньги русские, но тем не менее, переводили, в йены конвертировалось где-то на полтора рубля в этот момент, так что там ничего не нарушалось. Деньги пошли на русскую духовную миссию, использовались.

Д. Володихин

— Ну хорошо. Здесь, очевидно, во время войны была и иная проблема: всё-таки, помимо святителя Николая, было какое-то количество священников-японцев, рукоположенных им, и какое-то количество священников-русских, которые приехали по распоряжению Синода из пределов Российской империи.

Г. Елисеев

— Никого уже русских не было в тот момент, все русские высланы, за исключением одного святителя Николая и военнопленных. Он один-единственный, все только японцы в этот момент.

Д. Володихин

— И священники, которые при нём были в 1904 году, вынуждены были покинуть?

Г. Елисеев

— Да. Он остаётся на какое-то конкретное время одним русским на Японских островах.

Д. Володихин

-Ну что ж, тяжёлое испытание, но война не вечна.

Г. Елисеев

— Война не вечна, война закончилась, позиция святителя Николая и японских православных во многом, мне кажется, сыграла свою роль и в отношении к русским военнопленным в Японии. Оно было, на удивление, гуманным, потому что и начальники мест заключения военнопленных, и простые охранники стеснялись — стеснялись монахов, стеснялись священников, которые там присутствовали, и государственная власть считала, что проявлять жестокость в этой ситуации немыслимо для цивилизованного народа. Вернувшиеся из плена наши военные говорили, что японцы повели себя удивительно гуманно, а что самое удивительное — среди японцев оказалось огромное количество православных! Кто бы мог подумать, что Япония — православная страна? Ну, естественно, потому что они в основном сталкивались как раз с подопечными святителя Николая.

Д. Володихин

— Удалось ли восстановить в послевоенные годы прежние отношения? Удалось ли вновь пригласить русских священников? Удалось ли дать Церкви возможность развиваться нормально, без стеснительных ограничений?

Г. Елисеев

— После заключения Портсмутского мира, когда закончились мятежи крайне недовольных этим позорным миром японцев, что любопытно — русскую духовную миссию, которую, казалось бы, естественным образом нужно сжечь, никто не тронул в Японии. Сожгли несколько храмов католических и протестантских во время этих мятежей, когда эти мятежи подавили, после этого стали восстанавливаться нормальные отношения между Россией и Японией, которые, как мы помним, в период Первой мировой войны, например, были союзниками. И одновременно происходило укрепление и возрастание роли Японской Православной Церкви, что было связано и с очередным изменением в статусе святителя Николая. В 1906 году он у нас, наконец, полностью становится японским архиереем. Он получает сан архиепископа Токийского и всея Японии.

Д. Володихин

— А Церковь-то что, стала автокефальной или нет?

Г. Елисеев

— Нет. Она и по сей день не автокефальная, Японская Церковь только автономная. Она слишком маленькая в тот момент, но тем не менее Японская Церковь существует. Она уже не часть Камчатской епархии, она существует как отдельная структура, в зоне юрисдикции которой находятся все японские острова.

Д. Володихин

— С какого момента святителя Николая, простите за вульгарное выражение, повысили из епископов в архиепископы?

Г. Елисеев

— 1906 год, после окончания войны. Он в этот момент становится очень заметной фигурой не только для японцев, но и для Русской Православной Церкви, а также для наших государственных властей. У него уже было пять орденов. Причём после войны он был награждён орденом Святого Александра Невского с бриллиантами.

Д. Володихин

— Это очень высокая награда, одна из высших во всей Российской империи.

Г. Елисеев

— У него был простой орден Святого Александра Невского, орден Святого Александра Невского с бриллиантами, два ордена Владимира — первых двух степеней, у него был орден Александра Невского и орден Святой Анны. Государственных наград у него был огромный набор.

Д. Володихин

— Однако к тому времени и годы его катятся к закату, остаётся не так уж много до финала.

Г. Елисеев

— При этом святитель Николай всю свою жизнь, даже уже в таком достаточно преклонном возрасте, активно работал по строго заведённому распорядку. Вот он вставал в пять часов утра — молитвы, потом преподавание на миссионерских курсах, обучение, после обеда — работа с бюрократией, связанной с деятельностью уже епархии, вечером, четыре часа — обязательная работа с богословскими религиозными текстами, переводная работа, и отход ко сну в десять часов, если только он не служит как епископ в связи с праздниками или особыми богослужебными днями. И это продолжалось до момента его смерти. Он скончался 3 февраля 1912 года в Японии, по специальному распоряжению императора был похоронен в столице на мемориальном кладбище.

Д. Володихин

— Ну что же, велик тот человек, который вызвал столь большое уважение у иного народа. Ну а теперь давайте определим странные, буквально экзотические обстоятельства, при которых он был причислен к лику святых.

Г. Елисеев

— Это удивительная история. В советский период канонизировать святых считалось не очень возможным в условиях господства атеистического большевистского режима.

Д. Володихин

— И прямо опасно, я бы сказал.

Г. Елисеев

— И тем не менее в 1970 году решением Святейшего Синода Русской Православной Церкви архиепископ Николай Касаткин был причислен к лику святых. Это было как раз связано с окончательным получением определенного четкого и конкретного статуса Японской Православной Церкви, который был закреплен в том же самом году. События 30-х, 40-х годов, даже более поздние события, связанные с моментом оккупации японских островов американцами, которые напрямую запрещали ставить и даже принимать советников от Русской Православной Церкви, говорили: «Если вам нужен советник, то обращайтесь к зарубежникам». Затрудняли контакты между Японской Православной Церковью и Московской Патриархией. При этом тяга к тому, чтобы общаться с Церковью-матерью, всегда сохранялась. В 60-е годы эти контакты упрочивались, и тем не менее, статус Японской Православной Церкви не было прописан. Ну, епархия и епархия каким-то образом, причём ещё с очень двусмысленным положением, учитывая японские законы, законы ещё периода довоенного, законы послевоенные, ясно было, что этот статус нужно нормализовать с точки зрения канонической. И вот в 1970 году принимается статус, Японская Церковь получает томос о статусе Японской автономной Православной Церкви, с правом на свою соборную традицию, с правом на избрание собственного предстоятеля, архиепископа Токийского и всея Японии, с определённой зоной юрисдикции, но с сохранением тесных связей с Церковью-матерью. Тогда это всех устроило, и даже советское руководство, которое подумало: ну вот, возможно, ещё один рычаг влияния на государство, с которым у нас даже мирного договора пока нет.

Д. Володихин

— Для советского руководства это примерно как умножение моховиков в лесу: ну, тоже полезный гриб. Если говорить о святителе Николае Японском, то, на мой взгляд, происходит постепенное умножение его духовного авторитета, век его земной уходит дальше и дальше, но его положение в истории нашей Церкви не то что упрочивается, оно становится всё более и более блистательным. Сейчас всё-таки предпринимаются очень большие миссионерские усилия, и святитель Николай выглядит как ослепительно сверкающий образец для современного русского миссионера.

Г. Елисеев

— И это даже формально закреплено с точки зрения того, что у нас в 1998 году на его родине был сначала поставлен поклонный крест, а в 2023 году на его родине поставлен памятник в честь святителя Николая. О нём прекрасно помнят не только в Японии, но и на его родине большой и малой, там все гордятся таким уроженцем.

Д. Володихин

— Время нашей передачи подходит к концу. Дорогие радиослушатели, позвольте мне от вашего имени поблагодарить Глеба Анатольевича Елисеева, и мне остаётся сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

Г. Елисеев

— До свидания.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Михаил Конаевич Тинбаев — воевода XVII века». Александр Малов
• «Вице-адмирала Григорий Иванович Щедрин». Дмитрий Володихин
• «Славяне до принятия христианства». Сергей Алексеев

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов