Светлый вечер с протоиереем Дмитрием Рощиным (эфир 28.06.2015)

Поделиться

Этот Светлый вечер с нами провел настоятель московского храма во имя священномученика Антипы на Колымажном дворе протоиерей Дмитрий Рощин.
Отец Дмитрий ответил на вопросы о том, всякая ли мирская профессия допустима для православного христианина и что делать, если у человека возникают внутренние противоречия между тем, чем он занимается на работе и тем, к чему, как ему кажется, призывает христианство.

Ведущие: Алексей Пичугин, Тутта Ларсен

Т.Ларсен

— Здравствуйте, друзья – это программа «Светлый вечер». В студии Тутта Ларсен

А.Пичугин

— Алексей Пичугин.

Т.Ларсен

— И у нас в гостях настоятель храма Священномученика Антипа на Колымажном дворе – Димитрий Рощин. Здравствуйте, отец Димитрий.

Д.Рощин

— Добрый вечер!

Наше досье:

Протоиерей Дмитрий Рощин родился в 1973 году, сын актрисы Екатерины Васильевой и писателя-драматурга Михаила Рощина. В 1995 году окончил ВГИК курс Сергея Соловьева, но отказался от профессии актера и режиссера, выбрав для себя путь священника. Служит настоятелем в московском храме во имя священномученика Антипа на Колымажном дворе.

Т.Ларсен

— Мы хотели сегодня поговорить о каких-то профессиональных вопросах. Но, вообще, мне всегда хотелось задать священнику вот этот вопрос – быть священником – это профессия, или что-то большее?

Д.Рощин

— У вас много бывает священников, надо было раньше спросить. Быть священником…

Т.Ларсен

— Мы Вас ждали.

Д.Рощин

— А, меня именно, хорошо. Быть священником – это служение, которого я, конечно, никому не посоветую, так честно, положа руку на сердце, из тех, кто хотел бы этого. Хотя, тот, кто желает этого, он, как говорит апостол Павел, доброго дела желает, но даже я вздыхаю. Не профессия, служение. Если от христианина Бог требует полного участия – и сердца, и духа, и души, и разума, и тела в общении с собой. То от священника Бог требует какого-то, действительно, события себе, потому что, когда священник служит литургию, или произносит проповедь, то он всегда, конечно, обращается к Богу и говорит: «Господи, дай мне быть Твоими устами», - то есть, дай мне сделать так, чтобы это прозвучало не от меня, а от Тебя. И в этом смысле, конечно, высота его человеческого состояния особенно в те моменты, когда он совершает священнодействия, она, конечно, должна быть крайне высока. А это требует просто человеческой мощи определенной, определенного человеческого уровня, помимо благодати дара священства.

Т.Ларсен

— Но вот, если ребенок говорит в 10 лет, я вырасту и стану священником, я хочу быть священником. Вот как его профессиональное стремление родителям поддерживать, или как-то ограничивать, помочь ему определиться?

Д.Рощин

— Поддерживать. Я думаю, это моя теория личная, но если из 12 колен одно было Левиино, давайте поделим мужчин приблизительно на 12 частей, значит, каждый 12-й мужчина рождается священником. Я так думаю. Я не думаю, что священниками становятся, как и монахами, я думаю, что ими рождаются. Просто, люди, рождающиеся в разных континентах и в разных, естественно, религиях и так далее, они не все осведомлены о том, что им могла бы быть уготована такая участь. Но потенциал этот внутри, это мое мнение, внутри каждого 12-го мужчины, он существует.

А.Пичугин

— Ну, мне кажется, что человек, который действительно становится хорошим священником, он для этого проходит очень большой жизненный путь до своего рукоположения.

Д.Рощин

— Здесь есть разные совсем варианты, потому что, если мы возьмем каноны, которые требуют от священника девственности, целомудрия и так далее, и так далее, и при этом возьмем что каноны не рекомендуют рукополагать в сан пресвитера раньше 30 лет, то мы с вами в общем, найдем картину такую достаточно сложную. То есть, мы поймем, что если человек пойдет по этому пути, значит он будет эти 30 лет, а это большой возраст, особенно для человека древности, он будет не развлекаться эти 30 лет, как мы обычно делаем, а он будет крайне сосредоточен на молитве, на учении. То есть, он прямо святой отец должен быть по идее, да, к 30 годам и тогда это оправданно. Но в принципе эта планка, она поставлена правильно, просто мы сейчас таких не найдем людей.

А.Пичугин

— Но, мы пережили 70 лет советской власти, когда все переменилось, все было по-другому, ну и не только советской власти, наверное.

Д.Рощин

— Я думаю, что и до советской власти все было не ахти уже.

А.Пичугин

— Ну да, я как раз хотел бы вернуться к вопросу Татьяны о том, что если ребенок, там, скажем, в 10 лет вдруг заявляет: «Мама, папа, я хочу быть священником, когда вырасту». Здесь родители должны, Вы говорите, поддерживать его, но при этом наверняка, они должны показывать всю сложность этого пути, чтобы человек еще 10 раз подумал.

Д.Рощин

— Невозможно показать сложность этого пути.

А.Пичугин

— Как это? Но, ведь, ребенок тоже, наверняка, принимает решение, потому что ходит в церковь. Вот этот маленький человечек ходит в церковь, видит, как там такой дяденька с бородой, батюшка, как его называют, служит, и, наверное, что-то его цепляет, что-то ему нравится и вот этот может быть священник и должен ему рассказать о всех тяготах и невзгодах, с одной стороны тоже?

Д.Рощин

— Это невозможно вместить ребенку, это и человеку взрослому то невозможно вместить.

А.Пичугин

— По мере его взросления.

Д.Рощин

— Нет, этот рассказ не может последовать, потому что священник не может этим делиться, это невозможно. Есть вещи, которыми мы не делимся, это табу, не потому, что мы совершаем какие-то ужасные грехи и прегрешения, а потому что…

Т.Ларсен

— Это личный опыт?

Д.Рощин

— Это даже не личный опыт, это… Есть христианский опыт, есть опыт какого-то духовного взросления и я никогда не могу поделиться с человеком этим опытом, потому что это сугубо сокровенные вещи, а потом, ее не расскажешь, ее не вложишь просто в словесные формы. То, что переживает священник, его становление, его труд, его искушения, его подвиг, надеюсь, что любого священника – это нельзя уместить, ни в чеховский рассказ, ни в большой роман. Ни во что это нельзя впихнуть, это невозможно.

Т.Ларсен

— Но ведь, с другой стороны…

Д.Рощин

— А ребенку тем более не расскажешь.

Т.Ларсен

— То, о чем Вы говорите, ну, за исключением, конечно, литургического служения, но в остальном, такое вот служение, участие в своем деле всем сердцем, всей душою, отдача ему, погружение полное в свое мастерство – это ведь необходимое условие всякой профессии, если мы говорим о том, что человек создан по образу и подобию Божьему, он творец по природе, значит он каждый, у меня есть такая теория тоже, что каждый человек приходит в этот мир с каким-то своим уникальным даром, с какой-то уникальной способностью, которую он обязан реализовать. Но это удается единицам, потому что существует масса всяких проблем, социальных и прочих, и прочих. И большинство из нас влачит достаточно серое существование, даже не подозревая о той искре, которая в нас есть. И с этой точки зрения ведь самые разные профессии. Один мудрый человек мне сказал: «Профессионал всегда найдет общий язык с другим профессионалом, даже, Если один из них горшечник, а второй модельер, или доктор наук».

Д.Рощин

— Это взаимоуважение… взаимопонимание того, что уровень есть тот же, да, это так.

Т.Ларсен

— В таком случае, можем ли мы говорить о том, что любая профессия, если она человеком освоена и познана глубоко, по-настоящему и доведена до какого-то мастерства, ну, можно сказать, она освящена?

Д.Рощин

— Я с Вами соглашусь полностью, кроме одной вещи, которую человек должен учитывать. Дело в том, что священник никогда не говорит от своего имени, он всегда говорит от имени Бога и заслуги свои, и свою мощь и силу, он приписывает дару благодати Божьей. Человек, который преуспевает в любой другой профессии, он рискует свалиться в гордынную часть, конечно, потому что он, конечно же, говорит: «Я». Если он христианин, если он воспитан, если он приписывает славу своих достижений, свою собственную славу опять-таки Богу и говорит: «Есть архангел у Бога, который перед каждым открытием… который дает открытие человеку и эта благодать меня вдохновила, и слава Богу за все», – это здорово, но, к великому сожалению, таких людей не так много. И мы видим, что это гордынное состояние человеческое, оно выглядит очень здорово… Я вот в юности, например, еще до того, как я пришел и сдался в церковь, я видел таких людей, они вызывали у меня, конечно восхищение и трепет, потому что они были суперами настоящими, потому что они были совершенно сосредоточены, но потом я понял уже, видя сейчас, что эти люди были сосредоточены чрезмерно. И не только на том, что они делали, но и на самих себе. И это было трагедией для окружающих их людей и для них самих, хотя на определенных уже этапах, они это как трагедию не осознавали, потому что были полностью в упоении своим переживаниям, своим страданиям, своим мыслям, своим творениям, чем угодно…

А.Пичугин

—

Т.Ларсен

— А как тогда человеку состояться в своем деле, найти свое призвание, если на себе не сосредотачиваться, это же все-таки такая работа над собой в первую очередь?

Д.Рощин

— Должны быть расставлены приоритеты. Бог стоит на первом месте, потому что любой труд, которым человек трудится под солнцем, он, даже самый необходимый, самый уважаемый труд, он вторичен по отношению к задаче человеческой жизни. Если у человека есть первостепенная задача.

Т.Ларсен

— Спасение души?

Д.Рощин

— Сквозное действие… общение с Богом. Если у человека есть общение с Богом, то у него будет все остальное выверено. Если мы ищем Царствия Небесного, то все остальное будет прилагаться. Прилагаться не какая-то материальная составляющая, или там радостные всякие эти побочные эффекты положительные православия, а будут прилагаться, будет прилагаться правильное распределение внутреннего человеческого ресурса. Даже прибывающее, то есть сверх даже, сверхдоходы, которые получаются от Бога, распределяются правильным образом. Правильно? Талант должен быть направляем. Я вижу это в нескольких поколениях, что у нас… я учился в светском институте, во ВГИКе, и что у меня, что после меня, что у меня на курсе, были ребята, которые были гениальнее всех, талантливее всех. Ну, вот у меня был такой однокурсник Костя, он был… я более одаренного человека не видел в своей жизни, в той области, допустим, и это все ушло в никуда, потому что гордынная составляющая, такая-сякая составляющая, и они не дали человеку реализовать этот колоссальный потенциал. А я видел эти случаи и в других поколениях, это страшная картина.

А.Пичугин

— Вы упомянули ВГИК, актерскую профессию, скажите, а это дало Вам что-то в Вашем пастырском служении?

Д.Рощин

— Актерская профессия мною не выбрана, я учился как режиссер скорее, да, у нас совместная была мастерская у Соловьева, я просто опаздывал на поступление с режиссерами, и хотя начал учиться на год раньше, еще учась в школе…

Т.Ларсен

— Ничего себе, школа Соловьева, такая неоднозначная.

Д.Рощин

— Школа Соловьева неоднозначная, но ничего не поделаешь, у меня жизнь была такая.

А.Пичугин

— Но, Вы благодарны Соловьеву?

Д.Рощин

— Я вообще благодарен всем.

Т.Ларсен

— Художник то он замечательный, я не знаю, насколько он может это передавать своим студентам, но, конечно, постмодернизм форева.

Д.Рощин

— Вы знаете что, во всяком случае, у  нас была свобода определенная, и эта свобода позволяла мне еще учиться у великого режиссера Кшиштофа Занусси, чему я тоже очень благодарен. И Соловьеву я благодарен за то, что он давал мне эту возможность. Там я получил, конечно, в смысле режиссуры, может быть, даже не режиссуры, а какого-то пространства побольше, а Соловьева я очень люблю, да.

А.Пичугин

— Ну, я тогда, наверное, обобщу, все то чему Вас учили во ВГИКе, пригодилось ли Вам потом уже в процессе того, как Вы осваивали пастырство?

Д.Рощин

— Да, понял вопрос, я вернусь к тому, к той идее незамысловатой, которую я высказал, что человек рождается священником, а не становится им. Когда я рукополагался в дьяконский сан, то я как-то обернулся посмотрел назад, даже незадолго до этого, понял, что все, что происходило в моей жизни, все вело меня к этому, все вело меня к священническому служению. И все вкрапления, которые были, разного характера – знакомства, встречи, образование, прочитанные книги, ситуации, все это выстроилось в некую стройную-стройную линию, цепочку, такой мостик, который был перекинут через пропасть этих лет и только так и могло быть, никак иначе. И везде, на каждом шагу, когда я норовил в эту пропасть окончательно свалиться, вырастала преграда, которая удерживала меня на этом тоненьком мосту. Но он был тоненький, но очень прочный и последовательный и это так, поэтому мне все помогло, в том числе и режиссерское образование, наверное, отчасти и актерское, хотя я не актер совсем и даже это не обсуждалось.

Т.Ларсен

— Но, основы знаете?

Д.Рощин

— Я… основы актерского мастерства мы все знаем.

Т.Ларсен

— А как, Вы все-таки, говорите о том, что человек рождается священником, или, не знаю, там, любым, согласно моей более расширенной теории, тоже рождается все равно мастером какого-то дела. В Вашем случае, все-таки, это было некое озарение, прозрение, или просто стечение обстоятельств, когда Вы уже оказались в этой точке, Вы поняли, что да, Вы на своем месте?

Д.Рощин

— Это было логичное движение с семилетнего возраста, когда я был крещен. Логичное движение не без чудесных событий, движение тяжелой борьбы, как говорили мне отцы великие, тяжелой борьбы за мою душу, за мою жизнь, которое вылилось в конце концов в священническое служение. Это не было спонтанным служением, потому что я всегда с юных лет имел вокруг себя, слава Богу, набор интереснейших всяких различных людей, я мог наблюдать, сравнивать, и я думаю, что в конце концов все-таки сравнение человека, который стал потом моим духовным отцом и сравнение всех остальных людей замечательных, которых я глубоко почитаю до сегодняшнего дня, привело меня все-таки к выбору того, что из всех суперменств, которые я могу для себя выбрать, самым великим суперменством, конечно, будет священническое. Я тут не искал, конечно суперменства безусловно, я говорю просто о том, что это были несравнимые вещи. А путь был сложный, конечно, тернистый, как у всех.

А.Пичугин

— Протоиерей Дмитрий Рощин – настоятель храма священномученика Антипа на Колымажном дворе, проводит вместе с нами этот светлый вечер.

Т.Ларсен

— Вы очень здоровское слово использовали – «суперменство», мне кажется, что, это можно перефразировать как самореализацию, для каждого человека, опять же, очень важно в жизни чувствовать себя на своем месте, в своем деле. В профессии это вообще применимо понятие такое, вот человек самореализовался?

Д.Рощин

— Да.

Т.Ларсен

— Можно быть успешным священником?

Д.Рощин

— Применимо, успешный священник – это священник, который востребован людьми, да, конечно. Про это есть замечательный пример, кажется, отец Валериан Кречетов его приводит, что он с каким-то старцем, не помню, кто там уже точно был, стояли в храме и смотрели, как исповедуют два священника, к одному стояла огромная очередь, а к другому никого не было. Этот пример всем известен, и вам тоже, наверное, просто повторю. И он спросил, отец Валериан у старца: «Это потому, что один добрый и хороший, а второй, наверное, требовательный и строгий?» - он говорит: «Нет, просто одному дано, а другому не дано».

А.Пичугин

— Второй не из двенадцати?

Д.Рощин

— Не знаю, нет из двенадцати, но они же там все разные, и все для какого-то своего делания. Быть востребованым, быть успешным священником, во-первых, это задача, правда? Но нужно руководство во всем, нельзя идти самому.

А.Пичугин

— То есть, это ни в коей мере не зависит от того, настоятель ты большого московского храма, или маленького деревенского?

Д.Рощин

— Мой духовный отец – протоиерей Владимир Волгин рукополагался в те годы, это 35 лет назад, когда очень сложно было рукоположиться в Москве, несмотря на то, что он был москвичом, был связан с самиздатом и власти не давали ему рукополагаться, и мало кто из епископов мог его рукополагать, и только владыка Хризостом, тогда Курский и Белгородский согласился его рукоположить, и батюшка прослужил 17 лет по глухим приходам Курской и Белгородской епархии.

А.Пичугин

— Ну, владыка Хризостом был единственным архиереем на тот момент, пожалуй, кто вообще интеллигенцию рукополагал.

Д.Рощин

— Ну да, и 17 лет до полного непонимания с местным населением, к сожалению, в любви, конечно и так далее, десятками и потом уже сотнями люди приезжали к отцу Владимиру туда, где не было ни асфальта, ни дороги и он уже тогда считался мощнейшим священником, известным священником русским. Так что Москва, не Москва – это неважно.

Т.Ларсен

— Возвращаясь к теме успешности, понятно, что… мы так ушли в профессию священника, хотя, любой профессиональный успех, наверное, это такая мечта и чаяние всякого человека в миру в том числе. Но, зачастую, когда мы говорим о том, что человек успешен в профессии, мы не имеем в виду, что он совершил в ней какой-то прорыв, или достиг в ней какого-то удивительного мастерства, скорее мы говорим о том, что у этого человека хорошая зарплата, хорошая машина, ну как-то материально пристроен, и в общем, прочно на своем месте угнездился. И как правило, с другой же стороны, люди, которые действительно одарены, они не так часто становятся в профессии именно успешными и реализованными, потому что чего-то не хватает… не хватает, какого-то, я не знаю, кому-то хватки, кому-то наглости, кому-то успеха. А может быть тоже дело в приоритетах, которые неправильно расставляют?

Д.Рощин

— Ну, быть знаменитым не красиво, цель творчества самоотдача, конечно. То есть, ты делаешь для себя. Задача священнического служения – дотянуться до того дара, который тебе дан, то есть, есть ты, как человек, и есть параллельная тебе вселенная твоего священства. Если ты в своей жизни поднимешься хотя бы на йоту по этой шкале вверх, то это уже реализация. Если священник таким образом ставит себе задачу, дотянуться до той благодати, которая рядом с ним существует, осязаемо. Для меня, например, благодать таинства священства – это самое главное доказательство бытия Божия. Если ты ставишь себе такую задачу, то, конечно, все остальные задачи второстепенны и они, конечно же, исполняются легче, потому что ты не заморачиваешься на том, сколько у тебя людей, кто ты, что ты, доход, не доход, всякие другие вещи – как ты выглядишь, как ты спишь и так далее.

Т.Ларсен

— А священник может помочь своему духовному чаду, или просто прихожанину определиться с его собственным даром?

Д.Рощин

— Вы знаете что, хорошие духовные отцы говорят, что мы духовники и духовные отцы даем только направляющую человеку, мы, знаете, вот это над пропастью во ржи, мы стоим, чтобы человек не грохнулся вниз, не улетел. И наша задача оставить его в этом поле. И действует он в этом поле, бегает он там, сталкивается с кем-то и прокладывает себе дорогу самостоятельно, мы только охраняем его от того, чтобы он не грохнулся окончательно. Если он воспринимает послушание, как образ жизни, то, тогда начинается совсем другой разговор и от нас требуется другое внимание, и от него требуется другая сосредоточенность. Это великое благо, но, к сожалению, несмотря на то, что я вижу пример своего духовного отца, у которого множество духовных детей, у меня есть духовные дети по моему недостоинству, но я это делаю по благословению, не потому, что этого прямо желаю, я вижу, что человеку очень сложно добиться последовательного послушания и понимания того, что это такое.

А.Пичугин

—

Т.Ларсен

— Я почему спрашиваю, мне кажется, что есть некоторое количество профессий, которые, в том числе и моя, например, которые очень трудно совмещаются не только с послушанием, да, таким безоговорочным духовнику, но вообще с какой бы то ни было духовной жизнью. Профессия политика, профессия актера, профессия журналиста, профессия деятеля шоу-бизнеса – это все такие очень скользкие дорожки, по крайней мере я по себе постоянно это ощущаю, особенно постами, особенно Великим постом, когда все в тебе должно свернуться, сосредоточиться, закрыться и как-то успокоиться, а профессия твоя, она требует другого, и ты постоянно находишься в некоем раздвоенном состоянии, на разрыв просто, ты не там, не в храме до конца, и не в профессии до конца, потому что ни одному, ни другому ты отдаться полностью не в состоянии. И вопрос такой, либо меняй профессию и непонятно чем занимайся, либо продолжай свое служение и не ропщи, но как не роптать, если страстная пятница, а тебе надо праздник выйти провести какой-то и все мимо просто тебя?

Д.Рощин

— Это очень здорово, что Вы задаете мне вопрос, который Вам страшно задавать своему духовнику, который у Вас несомненно есть, спасибо за…

Т.Ларсен

— Вы знаете, я обобщаю, не только меня касается, конечно.

Д.Рощин

— Вы знаете, я раньше тоже думал, что хуже артистов никого нет, потом все-таки решил, что хуже журналистов никого нет…

А.Пичугин

— Так и считаете…

Д.Рощин

— Это все неважно.

Т.Ларсен

— Есть еще деятели государства, законодатели государственной думы и прочее, милиционеры.

Д.Рощин

— Ужасно, милиционеры.

Т.Ларсен

— Сотрудники разведки и прочее.

Д.Рощин

— Нет, ну конечно, дело не в профессии, а дело в личности. Вы знаете, что одна известная актриса спросила у одного священника, когда ее интересовали эти вопросы, как ей играть на сцене и так же Великим постом, и как же играть на сцене, потому что театр безусловно, это не для человека, который вкусил уже, что такое действительно истина, и что такое пример, и что такое проповедь, для него, конечно, театр крайне в этом смысле неуклюжая площадка и как это делать, не искушая людей. Он и сказал: «Все, что делаете, делайте во славу Божью». Ей по ее свидетельству понадобилась пара десятков лет для того, чтобы понять, что он ей сказал. Но она поняла в конце концов, разобралась. Я желаю и вам и всем остальным понять суть этих слов.

А.Пичугин

— Вы говорите, неуклюжая площадка, но если мы почитаем классическую литературу, мы там найдем огромное количество свидетельств, как архиереи и священники приходили на спектакль, да и сейчас приходят.

Д.Рощин

— Да, приходят, безусловно, и опять-таки говорю, все очень индивидуально. Я не знаю, зачем они приходят – архиереи, священники, я вам честно скажу, зачем они приходят на спектакли, но есть какие-то личные отношения, быть может с режиссерами, с артистами и их приглашают и надо прийти, но я не очень понимаю зачем это делать, я вам честно скажу.

А.Пичугин

— А Вы не ходите?

Д.Рощин

— Знаете что, я не хожу, можно сказать, что не хожу. Несмотря на то, что у меня много, мягко говоря, прихожан артистов, и даже половина фоменковского театра, который у нас считается лучшим, и я у них всего у фоменок за много-много лет был три раза, кажется на спектакле, если я не ошибаюсь. Три из всех бесконечных приглашений, я этим никого не обижаю, моя позиция им понятна, я не понимаю. Ради того, чтобы посмотреть их, ради любви, конечно, все, что угодно можно сделать. Но вот зачем архиерею или священнику, или монаху идти в театр, я не знаю. ну для того, чтобы почерпнуть что-то, в театр же ходят для интеллектуального какого-то, или поржать…

Т.Ларсен

— Я знаю монаха, который ходит на рок-концерты, он любит рок-музыку.

А.Пичугин

— И я знаю ни одного.

Д.Рощин

— Еще раз говорю, что я только поддерживаю, я не знаю зачем, но я поддерживаю.

Т.Ларсен

— Опять же, вот еще одна профессия, да, музыкант, весьма и весьма…

Д.Рощин

— Послушайте, ребят, профессия… мамы разные нужны, мамы разные важны, да, дело еще раз не в профессии, как говорит один человек – сначала ты работаешь на авторитет, потом авторитет работает на тебя. Я никогда… я всегда уклоняюсь от интервью, от телепередач и от всего, хотя меня все время куда-то зовут. Пришел сегодня только из-за Вас, хотел на Вас посмотреть Таня, да, вот, допустим, как сработало Ваше резюме.

Т.Ларсен

— Харизма.

Д.Рощин

— Да, харизма, она же работает.

Т.Ларсен

— Сейчас Вы меня выбили из колеи и я буду думать об этом.

Д.Рощин

— Это не потому что мне так действительно это важно, но мне во всяком случае было с Вами поговорить. А, многим людям, которые Вас знают, или знают какого-то другого человека, который был известен так, или иначе, это привлекает к себе, это проповедь. Когда такой человек обращается ко Христу, это крайне важно, а мы не знаем, нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Мы не знаем, когда это произойдет, мы не знаем путей Господних. Я в каждом человеке, с которым я встречаюсь, вижу возможность этого перехода. Вот недавно видел человека, в котором не увидел возможность этого перехода с темной стороны на светлую, и прямо ужаснулся.

А.Пичугин

— А такое бывает?

Д.Рощин

— Да, но я не делаю заключений, я не делаю никакого вывода, это просто мое сугубое мнение. Я уверен в благодати Божьей, но я не увидел нигде, где я не могу зацепиться даже…

Т.Ларсен

— Где есть просвет. А он какой профессии человек?

Д.Рощин

—  Он, неважно какой профессии, он уже неработающий, безработный, как у нас говорят.

Т.Ларсен

— Вы очень важную вещь сказали насчет проповеди, насчет того, что человек авторитетный, будь он там телеведущий, или может быть просто инженер у себя на предприятии, но просто уважаемый, достойный и вызывающий к себе внимание многих людей человек, он несет большую-большую ответственность за все, что он делает. И конечно, каждое свое слово он согласовать не в состоянии, даже со своей совестью не всегда. Ну, просто, суета захватывает, засасывает тебя и в какой-то момент ты вдруг понимаешь, этого не стоило делать, но уже это сделано. Опять же, такая скользкая дорожка. Я один раз была потрясена, я по-моему, уже об этом рассказывала, но повторюсь еще раз, как один очень уважаемый журналист, который вещает на большом канале на всю страну, которого очень любят и смотрят, во всеуслышание сказал по телевизору, даже не просто о том, что он атеист, об этом он и так много раз говорил, а о том, что… его гостья заговорила о том, что что-то есть после смерти, она в это верит и как-то ей небезразлично, что будет дальше с ее душой, он сказал: «Да нет у вас никакой души, и у меня ее нет, ни у кого ее нет».

А.Пичугин

— Он озвучил свою позицию человеческую.

Т.Ларсен

— Да, но это прозвучало очень… для меня это было просто реально… это выглядело, как если бы человек вышел на площадь и снял перед всеми штаны. Умудренный сединами очень взрослый человек, говорит такие страшные и как бы какие-то вообще неприличные вещи. Я вот сижу и думаю, вот этот человек прожил такую длинную жизнь интересную, насыщенную, неужели ни разу в ней не встречался с чудом, неужели ни разу он не в своем призвании не столкнулся опять же, с необходимостью вот этой проповеди о которой Вы говорите, потому что все равно, все что мы делаем, я опять же может какие-то наивные вещи сейчас буду говорить, для того, чтобы что-то миру дать, для того, чтобы что-то в нем изменить к лучшему, для того, чтобы какие-то люди рядом с нами почувствовали себя немножко светлее, лучше, чище, как угодно, как ты это ни назови. Даже, если ты крестиком вышиваешь, тебе хочется кого-то порадовать эстетической стороной своего труда.

А.Пичугин

— Причем, все, наверное, понимают о ком ты говоришь, если посмотреть на его жизнь, он не производит впечатления такого рационального прагматика.

Т.Ларсен

— Ну, в любом случае, он человек успешный и можно было бы сказать, что Богом поцелованный, да, талантливый, много всего в этой жизни сделавший и действительно пример для подражания. Но это значит, что он неправильно расставил приоритеты? Или у него тоже нет возможности перейти на светлую сторону?

Д.Рощин

— Это значит совсем другое. Про возможность не скажу, потому что это видно только в личном общении, так не поймешь, или, еще раз повторю, не видно, я очень много на себя беру, нет, это не видно. А про то, какую сторону выбирает, или на какой стороне он находится- это понятно, просто я думаю, что мы с вами достаточно молодые люди и при этом позитивно настроенные и мы не совсем можем себе представить размеры зла. Поэтому, когда мы говорим, допустим, о таком человеке и его позиции, то мы не совсем можем себе представить, несмотря на его жизнь, или не жизнь, его образ, не знаю там, манеры, как это называется, обаяние, когда шутят, как это называется, юмор…

Т.Ларсен

— Остроумие.

Д.Рощин

— Остроумие, забыл это слово, вот видите, как интересно, уже начинаю забывать, да. Хотел сказать какое-то другое греховное слово, перепутал, да. Несмотря на все на это, не можем сказать в какой степени зла этот человек находится. Мы же не можем… если кто-то из вас видел людей, которые стремятся к святости, или к духовной жизни, ну как мы можем определить, в какой степени духовности, Духа Святаго находится их душа? Мы не можем определить, мы не можем померить прибором. Мы не можем померить так же, в какой степени зла находится его душа, конечно он сам уж точно не может этого померить. И он проповедует то, что диктует ему его внутреннее наполнение. Вот мы говорим о том, что Вы сказали правильно, что человек может принести много пользы, известный человек, там, неизвестный, но ведь дело даже не только в известности, а дело в том, что люди, которые чего-то достигают, они, в общем, имеют, это надо признать, имеют какую-то большую мощность по сравнению с другими людьми.

Т.Ларсен

— Ресурс больше.

Д.Рощин

— Ресурс, не знаю, как это назвать, да, силу… назовем это силой, но когда они поворачиваются к Богу со всем этим багажом и своей мощью, то это еще становится более мощным деянием, да, они способны на очень многое. В житии святого праведного Алексия Московского Мечева есть такой момент, его попросили в самый год гонений осветить кафе и только сказали, что все будет инкогнито, вы приходите, естественно в штатском, и потом мы закроем все двери, окна и тихонечко вы осветите, чтобы никто не видел, не мазать маслом, все водой. И он пришел, там было трое или четверо людей, все закрыли окна. И вдруг вошел какой-то человек большой такой, веселый. И сказал: «А что такая тишина, чего мы так собрались? Такое торжественное событие, чего вы боитесь? Давайте ка!», - и тут же достали икону, тут же образовался какой-то хор, тут же открыли окна-двери, все стали петь, молиться. То есть, движение одного человека, который не был никаким ни известным, просто его движение, вот такое бесстрашие, оно повлекло за собой общее бесстрашие. За это люди могли все сесть в тюрьму и отправиться в лагеря, но никто не боялся, или боялся, может быть, но делал, потому что один пример вдохновляющий – это очень важно. Так же, как другой пример, просто я думаю, что вот это зло, которое распространяется через человека и человек не знает, что он является распространителем зла, безусловно. Ну он в какой-то степени понимает, но тоже степень победы над собой дьявола он не понимает, конечно, иначе бы он ужаснулся. Бес не дает человеку этого видеть, потому что вслед за этим идет покаяние, поэтому он, конечно, очень осторожно держит человека в его гордыне. Но вот степень разрушения, сбился я, степень разрушения им окружающего мира, того, как через него воздействует враг рода человеческого, им конечно не осознан.

Т.Ларсен

— Интереснейший разговор сегодня у нас в программе «Светлый вечер» с нашим гостем – протоиереем Димитрием Рощиным, мы вернемся буквально через пару минут.

А.Пичугин

— Друзья, еще раз здравствуйте, здесь Алексей Пичугин

Т.Ларсен

— Тутта Ларсен и наш гость – настоятель храма священномученика Антипа на Колымажном дворе – протоиерей Димитрий Рощин. Очень вопрос немаловажный, который одинаково касается и самореализации, и успеха и особенно профессионального какого-то служения – это вопрос как раз материальной стороны успешности. Казалось бы, с такой христианской точки зрения, человек не должен быть ни богатым, ни знаменитым, ни сытым, он должен все-таки, как кажется, наверное, многим, находиться в некоем постоянном смятении, постоянном каком-то смирении, самобичевании, раскаянии, покаянии. Но ведь очень часто бывает, что действительно, на человека прямо как из рога изобилия сыпется и сыпется – это значит, что он все правильно делает?

А.Пичугин

— Это же Господь дает?

Д.Рощин

— Вы знаете что, Господь дает, или не Господь дает – это вопрос такой, знаете… Я придерживаюсь той теории, простите, она конечно, совсем может прозвучать, но я надеюсь, что люди, которые нас слушают, они нас поймут, не осудят меня, не забросают камнями. Я придерживаюсь теории, что одним все, а другим ничего, уж вы меня простите.

А.Пичугин

— Поясните, пожалуйста.

Д.Рощин

— Пояснить очень сложно, займет очень много времени.

Т.Ларсен

— Но это по Божьей воле, да?

Д.Рощин

— По Божьей, потому что Бог – Царь, он… это не мои слова, слова апостольские, он кому хочет дает, кому не хочет, не дает. Бывает так, что одним все, а другим ничего.

Т.Ларсен

— А заслужить невозможно?

Д.Рощин

— Возможно, но смотря какая цена. Если ты… я вы знаете, недавно разговаривал с одним человеком, который терял, приобретал, большое имение… не важно, я услышал страшные слова. Я говорю: «Что же вы так переживаете, ну, потеряете вы половину того, что у вас есть, это же не так… у вас останется еще столько, сколько всем хватит», - он говорит: «Да, нет, отец Димитрий, Вы не понимаете, вот если бы у вас отнимали Бога вашего, как бы вы себя вели?»

А.Пичугин

— Даже так?

Т.Ларсен

— Ничего себе!

Д.Рощин

— Даже так, и я был поражен, и мне было страшно, я такого никогда не слышал. Потому что человек говорит просто, что это… а он говорит, а я жизнь положил на это – это мой бог. Можно не сделать так, чтобы… конечно, человек, который положил на это жизнь, и который заработал это своим трудом, пусть так, будем считать, что это так, и сделал для этого, наверное, много всего хорошего, нехорошего, не важно. Но он действительно осознает это не просто, как часть себя, а осознает это как результат своего труда и относится к этому, ну, как к богу, конечно, это перебор,

Т.Ларсен

— Как к чему-то сакральному.

Д.Рощин

— Как к сакральному, потому что он считает свою жизнь сакральной, он не дурак, и он думает, что сакральность его жизни, его личное божество, оно поддерживается этим, то, что он состоит из того, что он наработал за свою жизнь и это есть сакральное состояние, если так все располагается. Это страшно, конечно, где сокровища ваши, там будет и сердце ваше. Что касается того, что нельзя быть богатым и благополучным, Христос говорит в Евангелии, что, это про меня говорят, что это человек, который любит есть и пить вино – друг мытарям и грешникам. Это свидетельство людей, которые Его окружали и это свидетельство подлинное, потому что мы видим Христа на вечере, возлежащим, трапезнующим, пьющим вино с мытарями и грешниками. Но разве мы, человек, который прочитал Евангелие, читает Евангелие в своей жизни, сможем уличить Христа в том, что это было Его любимое времяпрепровождение? Ну, конечно же, нет. Так, значит это есть не, так скажем, не греховное, в зависимости от того, что у тебя внутри, и, наверное, необходимая часть человеческого бытия. Мы устанем перечислять с вами императоров, царей, богатых людей, которые у нас в святцах. Устанем перечислять, их множество, значит это не было помехой никому войти в Царствие Небесное. Кто-то жил с этим, это было естественно, у отца Иоанна Крестьянкина был главный лозунг, который он принял от отцов – все должно быть естественно, то есть, движение человека к Богу должно быть естественным. Да, можно отказаться от богатства, если это естественно, а если это не естественно, то ты в секту попадаешь, да? можно наоборот желать богатства, если это, наверное, для тебя естественно, не богатства, а благополучия, потому что богатство надмевает. Но если для тебя это естественно, если это как-то часть твоего бытия, оно и здорово, это хорошо.

Т.Ларсен

— Ну, а как это определить, этот естественнометр, он где?

Д.Рощин

— Естественнометр, вы знаете, есть во-первых, совесть в человеке, а потом, я все-таки надеюсь, что Дух Святой, он как-то распределяет свои дарования внутри… Не надеюсь, знаю, внутри человека и все срабатывает для христианина… Я про светских людей, про внешних, позвольте их так назвать, вообще не собираюсь разговаривать, потому что психология внешнего человека мне не ясна, движения его… чужая душа – потемки, как написано в одном произведении, да. а вот я говорю о христианах, а Дух Святой просвещает человека, просвещает христианина, хотя, как мы видим еще по апостольским временам, Анания и Сапфира, да, кто решались искушать Бога, пали замертво, когда утаили цену имения, проданного перед апостолом Петром. Бывают и такие случаи, но, слава Богу, в истории церкви, я надеюсь, что во всяком случае внешне, не редкость.

А.Пичугин

— Отец Димитрий, Вы сейчас сказали такую вещь, которая меня удивила и зацепила, про внешних, что они Вас не касаются. Я так понимаю, что Вы, конечно же не имели в виду какую-то резкость, именно, что они там за оградой и пусть сами, как хотят.

Д.Рощин

— Нет, я сказал…

Т.Ларсен

— Что непонятны.

Д.Рощин

— Я сказал, что мне непонятна мотивация.

А.Пичугин

— А можете, это как-то подробнее рассказать.

Т.Ларсен

— Развить.

Д.Рощин

— Развить, ну, мы живем в церкви Христовой и мы, вроде бы, мы живем в одном городе – христиане и допустим, неверующие, ну, условно говоря, люди. У нас много крещенных, много верующих, но мало верных. Вот верные, допустим, и верующие, или маловерующие. Да, ходим в одни и те же магазины, ездим на машинах, пользуемся одними и теми же какими-то услугами, но мы живем принципиально по-разному. У нас разная психология, разная мотивация, у нас разные цели, у нас разное отношение к тому, что такое богатство, что такое человеческая жизнь, что такое хорошо, что такое плохо – мы совершенно разные люди. поэтому я и говорю, что я не понимаю мотивации и психологии человека, то есть, я бы сказал, что я ее понимаю, но это бы как раз принижало этого человека, поэтому я аккуратно говорю, что я не понимаю чем движется человек, что является движущей силой его жизни.

А.Пичугин

— У нас же много общих ценностей, семья у большинства.

Д.Рощин

— Разные совершенно вещи. Слушайте, мы говорим любовь по Евангелию и любовь в светском понимании, это не просто разные вещи, но вы знаете как, с нашей точки зрения, с православной, католические святые Тереза и подобные – это прелесть духовная, точно так же, с моей точки зрения то, что мне сейчас скажут, что такое семья в светском понимании этого слова, я скажу, что это скверная формула, простите меня.

А.Пичугин

— Но, вот у меня достаточное количество знакомых, которые совершают действительно, ну, будем говорить банальными такими штампами, добрых дел, гораздо больше, чем половина моих знакомых христиан.

Д.Рощин

— Да, но мы не говорим о добрых делах сейчас, мы говорим о святости, а святость, она для всех разная. Вы поймите, что у отцов есть одна из самых главных заповедей – не сравнивай себя ни с кем. В том смысле, что мы не знаем, что у человека происходит, никто не знает, что в человеке говорит Христос, кому-то нужно быть в церкви. Допустим, мне, если я не буду внутри церкви, я не знаю, что я сделаю, каким я стану последним подонком и так далее, я уверен в этом, я уверен, что Господь меня вырвал из мира для того, чтобы я не натворил каких-то страшнейших и невероятнейших ужасных дел. А для кого-то достаточно, наверное, быть в миру. Но я этого человека, я и говорю, что я не понимаю, я не знаю и не хочу исследовать, я вам скажу, что я пришел к тому, что я вообще не хочу человека исследовать, ни там внутри, ни снаружи и даже своих духовных детей, которых я знаю часто десятилетия, я предпочитаю ничего о них не знать.

Т.Ларсен

— Кроме их…

Д.Рощин

— Кроме того, о чем мы сейчас говорим.

А.Пичугин

— А Вы ограничиваетесь общением с ними только в храме, или Вы можете в гости прийти?

Д.Рощин

— Я совершенно вообще открыт, как для церковного общения, так и для нецерковного, как священник я принимаю постоянно людей совершенно нецерковных и наоборот, я крайне расположен, я не говорю, что я замкнулся в какой-то своей позиции – нет, более того, мне интересно, мне очень интересно, мне интересны люди, интересны их поступки, я любуюсь их делами, я любуюсь их жизнью. Я не то чтобы говорю, вы знаете, это мертвецы, которых надо отсечь, живые мертвецы, они пусть ходят там, а мы будем строить свой корабль спасения – это совершенно не так, я говорил уже, что я в каждом человеке, с которым я встречаюсь, кроме единственного, и то, это я говорю, что это не я говорю, не констатирую ничего и никакого окончательного суда не произношу, в каждом человеке, с которым я встречаюсь, я вижу потенциал. Потенциал преображения. Это не человеческая заслуга, это заслуга Бога внутри человека и приятно это наблюдать, что это есть в человеке.

Т.Ларсен

— Вот это преображение, я понимаю, что Вы говорите о духовной стороне вопроса, но оно связано с реализацией человека с реализацией в социальном его плане? Например, с карьерой? И вообще карьера – это понятие для христианина приемлемое?

Д.Рощин

— Да, приемлемое. Для христианина приемлемы все юридические понятия светские – карьера, заработная плата, если удерживают заработную плату, то судиться – все приемлемо. Безусловно.

Т.Ларсен

— Но вот этот переход потенциальный с темной стороны на светлую, он связан только с духовной работой человека, или все-таки вообще с его, повторюсь, социальной стороной тоже жизни?

Д.Рощин

— Для меня переход с темной стороны на светлую связан с встречей человека со Христом, все остальные аспекты, они не...

Т.Ларсен

— Не важны?

Д.Рощин

— Нет, они не являются точкой перехода. У отцов есть такое понятие, они говорят, что ты во все дни своей жизни помни тот момент, когда ты уверовал во Христа, потому что, когда ты будешь падать в вере, ослабевать, он будет тебя удерживать. Я думаю, что у каждого христианина есть момент, он должен помнить его, тот момент, когда он уверовал в Бога, не когда он пришел в храм первый раз, не когда он в первый раз причастился, или исповедовался, может быть в детстве, в юности, или когда он поговорил по душам со священником, или когда у него была первая глубокая исповедь. Нет, а именно момент, тонкий момент, когда он понял, что Бог есть. Вот эта точка перехода, а, что потом будет происходить, конечно мы никто не знаем, кто его знает, что со мной будет завтра, я боюсь об этом говорить. Я священник, милостью Божьей, много лет, да, балансирую все время над пропастью, на грани, я вроде бы должен ловить людей, а сам я понимаю иногда, что еще одно движение и я упаду вниз, а как я буду рассуждать о людях, которые не знают Христа. Сегодня они не знают Христа, завтра знают. Я не люблю теорию Москва – Третий Рим, например, уже сейчас перейдем к глобальным вещам, потому что, когда апостолы пришли в Рим, мы представляем, достаточно образованные люди, что из себя Рим представлял. А почему не Нью-Йорк этот Рим, или не Пекин, этот четвертый Рим, почему мы так перекрываем движение? Я совсем как раз не хочу перекрывать, я наоборот жду всегда от Бога чуда, потому что я воспитан в чуде, богоявление. Если мы допускаем и веруем, что второе лицо пресвятой Троицы воплотилось и стало человеком нашего ради спасения, Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом, значит все возможно. Не только в отношении отдельного человека, но и в отношении наций, народов, континентов, все возможно.

А.Пичугин

— Протоиерей Димитрий Рощин – настоятель столичного храма священномученика Антипа на Колымажном дворе сегодня здесь на радио «Вера» в программе «Светлый вечер». Отец Димитрий, все-таки, хотел бы вернуться в начало нашей программы, когда говорили о театре. В Москве сейчас есть, ну, по крайней мере, два точно знаю, православных театра, знаю приходские театры при храмах. Если вернуться к разговору о том, что это возможная и невозможная площадка для христианина для выражения его… для выражения, вернее христианином своих каких-то…

Т.Ларсен

— Творческих…

А.Пичугин

— Творческого потенциала, да.

Д.Рощин

— Нет, я сказал, что архиерей, или священник, или человек верующий, уж не будем так архиерейский корпус сразу трогать, который приходит в театр, я сказал, что непонятно для меня, зачем он это делает, что он там надеется получить. Но публичная площадка, вообще площадка публичного выступления, как заявления человеком своей позиции, всегда допустима, это может быть театр, все, что угодно. Я допускаю, что есть православный театр, я знаю был какой-то театр «Глас», они пели что-то, много лет назад, лет 20 я с ними как-то сталкивался.

А.Пичугин

— Есть «Глас», есть «Русская драма».

Д.Рощин

— И замечательно, пусть это будет, слава Богу за все, пусть будет, но если люди собираются, значит это кому-нибудь нужно.

А.Пичугин

— А часто к вам приходят в храм, я так понимаю, что у вас в храме очень много актеров, ваших знакомых, если так можно выразиться, по прошлой жизни, и просто актеров, которые приходят к вам, часто ли приходят именно с такими вопросами – а как мне быть дальше, нужно ли продолжать оставаться на сцене?

Д.Рощин

— Этот вопрос возникает у любого человека, не только у артиста, но часто возникает у человека, который действительно начинает свое общение с Богом и он понимает, что ему надо как-то переформатировать свою жизнь, поэтому этот вопрос возникает у каждого человека, но все зависит от человеческих сил.

А.Пичугин

— Ну, просто, актер, наверное, когда приходит в церковь, все время вспоминает, что где-то он слышал, что лицедейство Богу противно, а вот водитель троллейбуса, например, ну, какое у него может быть в его профессии противопоставление?

Т.Ларсен

— Негатив.

Д.Рощин

— Да, но это устаревшие, конечно, все-таки формулировки.

А.Пичугин

— Но ведь у многих они все равно всплывают в памяти, кто-то где-то говорил.

Д.Рощин

— Безусловно, но артисты вообще очень болезненно относятся. Знаете, из всех людей, которые приходят в храм, и на исповедь, и для общения, только одно сословие, так его назовем, называет свою работу профессией – это артисты, все остальные говорят: «Вот, я работаю, моя работа», а эти прямо настаивают. Я все время им говорю: «Ребята, ну что же вы так акцентируете». Я знаком немножко с актерской профессией, и я уверен даже отчасти, что это не совсем профессия, есть талант определенный, есть обаяние, дарование, потом тебя четыре или пять лет учат публичному, чтобы ты мог выходить на сцену, чтобы у тебя не дрожали колени, и не всех этому учат, не все научаются, но потом как-то в процессе… то есть, на самом деле, это конечно же не профессия, и именно поэтому эти люди так настаивают на том, что замечательные… которых я очень люблю, настаивают на том, что именно профессия, им вдалбливают, что у них профессия, вы не считайте себя каким-то низшим сословием. А на самом деле, к сожалению, профессия, эта очень зависимая, да, и конечно, допустим, для мужчины она унизительная во многом, для женщины может быть в меньшей степени, но я думаю, что для любого человека и люди чувствуют себя неуверенно. Потом, лицедейство есть лицедейство, люди примеряют на себя лица, и чем талантливее они, тем глубже…

Т.Ларсен

— Тем, сложнее выйти?

Д.Рощин

— Тем глубже, да, игра, безусловно. Хотя это не так уж все на самом деле влияет. Я не вижу, чтобы между профессией актера и Царствием Небесным была какая-то непреодолимая преграда, не вижу этого, но все очень индивидуально, все зависит от человека.

Т.Ларсен

— Вы говорите о том, что чем талантливее человек, тем глубже он погружается в свое творчество, и тем сложнее ему из него выбраться, это действительно, даже какой-то некоей статистикой такой житейской подтверждается, что люди творческие, особенно актеры, и например, музыканты, не классические, а, например, какие-нибудь рок-музыканты талантливые, они очень подвержены всяким зависимостям алкогольным, наркотическим, они рано умирают, многие из них выходят из жизни по собственной воле, это тоже… С другой стороны, да, у человека призвание, вот он такой, он умеет это делать, как найти некую опору, основу, вот эту дверь, за которую всегда можно выйти и остаться собой?

Д.Рощин

— Вы знаете что, есть, я сейчас в психологию углубляться не буду, но мы знаем с вами, что есть определенный образ жизни этих людей, мы с вами знаем, понимаем, что такое богемная жизнь, знаем слово тусовка, еще какие-то слова. Человек, он… творчество человека вообще питается, знаете, устрица вкусный продукт, но она на самом деле мусорщик, чистильщик морского дня, и говорят некоторые, что есть ее опасно, хотя очень вкусно. Это может быть чистый продукт, если бы мы знали из какого сора все это растет, но питается это часто, чаще всего вещами крайне-крайне губительными для души, мы не будем говорить про блудные грехи, но от всей это атмосферы веселой, алкогольной, наркотической и так далее питается.

Т.Ларсен

— Я прошу прощения, мне кажется, что здесь вообще, наверное, одной из основных таких ключевых, Вы говорите, пагубных для души моментов, один из, заключается в том, что эта профессия, она заставляет человека очень сильно концентрироваться на «я», на себе, на эго своем.

Д.Рощин

— Это да, но дело в том, что, ведь, знаете, мы рождены для вдохновения, для звуков сладких и молитв. Человек вообще создан для того, чтобы быть достаточно таким моно, для того, чтобы… он вещь в себе. Жизнь, которая происходит в нем по Богу – это и есть Царствие Небесное – внутренняя жизнь. Когда человека заставляют быть публичным человеком – это очень сложно, это очень тяжелый крест, тяжелейший крест. И если у тебя… ну, любые силы рано или поздно истончаются, поэтому, либо ты пьешь, действительно, потому что тебе нужно это топливо, или ты смеешься, потому что ты должен поддерживать себя, ты должен все время играть в это, иначе тебе будет тяжело, либо ты начинаешь штамповать свой продукт, то есть самого себя, тебе становится легче, конечно, безусловно, ты скатываешься в другую какую-то крайность определенную. Выживает каждый, кто как может, но мы с вами понимаем, что публичный труд – это достаточно высоко оплачиваемый труд во всем мире, потому что – это компенсаторная вещь за то, что человек себя раздает, он просто разрывает себя на части, а как нужно рок-музыкантам вкладываться, когда они тащат залы, им же надо тащить зал, им не надо просто играть, они же увлекаются этим, они должны завести, допустим, публику, как это завести публику – это очень тяжело сделать. Я помню, я, давно правда не был на рок-концертах, хотя я очень спокойно к року отношусь и не считаю его каким-то бесовским скаканием – это все глупости, наверное, не знаю, я не настолько духовен, чтобы об этом рассуждать. Но я помню, что много лет назад, еще когда я не был глубоко в церкви, я помню, мы обсуждали это, и я думал, кто из нас, кто из наших сейчас людей заводит стадион действительно, ну, только Шевчук, наверное, заводит стадионы, поднимает. Это какая колоссальная должна быть энергетика? Чем должно питаться? Это должно чем-то питаться, не может так быть, чтобы человек этими… Мы священники выходим на проповедь, мне тяжело говорить проповедь, у меня огромный храм, там несколько сот человек, огромный в смысле людского наполнения. Мне тяжело каждый раз, это каждый раз как на Голгофу, мне тяжело собираться, но я причащаюсь перед этим и у меня есть чем питаться. А если у тебя нет этого питания, то чем ты берешь? И в этом смысле, конечно, творческие профессии разрушительны. И поэтому, а не потому, что люди пьют, там что-то еще делают с собой, умирают быстро люди. Нет, просто это на износ, и тем, чем человек более погружен в это, чем он лучше всегда, тем он беззащитнее, и чем он лучше… Вот всегда говорят, лучшие уходят раньше. Да, лучшие уходят раньше, потому что они не успевают придумать себе защитных вот этих штампов, которыми они могут отгородиться и что-то, какой-то частью этого пути публичного пройти.

Т.Ларсен

— Но, если эти люди ведут какую-то достаточно интенсивную духовную жизнь, у них есть шанс, чтобы эти предохранители у них не вылетели, не сгорели? Или наоборот, если человек пришел в храм и воцерковился, то и интенсивность вот этого горения, она, наверное, умаляется, ослабляется.

Д.Рощин

— Я уже говорил о том, что по-моему, что да, что Дух Святой распределяет внутри христианина ресурсы. Я думаю, что вижу, что большинство творческих людей, талантливых, у нас я вижу много людей звездных и всяких разных, которые переступили порог храма всерьез, я вижу, что в них гаснет огонь, творческих огонь гаснет.

Т.Ларсен

— Но это парадокс.

Д.Рощин

— Но, они от этого не становятся… хуже играть не начинают, они становятся спокойнее. Может быть, взрослеют раньше времени, что ли, начинают работать какие-то предохранители, потому что человек понимает, что умереть на сцене, как он хотел, когда, да… идите в театр и умрите в нем, что это не есть его цель.

Т.Ларсен

— В общем, он приоритеты по-другому выставляет?

Д.Рощин

— Да, как только у него есть, где умирать, да нет, я лучше умру у себя дома, или в храме умру во время молитвы на коленях, чем я на сцене умру, а людям, которые уже воцерковились, если я умру на сцене, это позор будет, тоже. Раньше как они говорили – да я этим живу, я вот умру, если это будет…вершина. Да я умру на своем рабочем месте.

Т.Ларсен

— Тогда получается, что они предают в некоторой степени свое служение?

Д.Рощин

— Нет, не потому что… ни одно служение, мы тоже говорили об этом, ни одно служение не сравнится с тем, для чего человек живет на земле. А человек живет на земле для общения с Богом и конечно же, его служение, оно приносит, оно должно приносить людям радость и быть максимально профессиональным, но время должно оставаться для самого главного. И как правило, время остается для всего. Человек должен быть искренен и Бог еще дает ему бесстрашие. Кому дает, конечно, кому не дает, то тому, кто ищет, Он всегда дает бесстрашие. А человек, когда бесстрашен, он уже вообще по-другому, начинает ко всему относиться, он может уже менять даже в серьезном возрасте и жизнь, и пристрастие, и привычки, и профессию, многие вещи другие пересматривать. Это так.

А.Пичугин

— Спасибо большое! Наше время, к сожалению, уже подошло к концу.

Т.Ларсен

— Интереснейший разговор сегодня у нас получился с нашим гостем – протоиереем Димитрием Рощиным, настоятелем храма Священномученика Антипа на Колымажном дворе. В любом случае, всякая встреча с гостем священником в этой студии, так или иначе, превращается, для меня, например, в… немножко в исповедь, немножко в наставничество и сложно все это на себя не переносить, но как бы и хорошо, что есть, что перенести на себя. Спасибо Вам огромное, мне кажется, не только я, но и многие наши слушатели сегодня открыли для себя некие новые пути к реализации что ли себя.

А.Пичугин

— По-другому посмотрели на свою жизнь, на свою реализацию, на профессию, на себя со стороны.

Т.Ларсен

— Мне кажется, очень позитивное у нас общение получилось, по крайней мере, мне полегчало.

Д.Рощин

— Спасибо Вам большое, и мне тоже, аминь. Спасибо!

А.Пичугин

— Тутта Ларсен.

Т.Ларсен

— И Алексей Пичугин.

А.Пичугин

— Всего доброго!