«Родословие русского казачества». Наталья Иртенина

Гостьей программы была писатель, исторический публицист Наталья Иртенина.

Разговор шел о родословии русского казачества, об истории различных казачьих ветвей и родов.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня мы поговорим на тему генеалогии русского казачества, родословия русского казачества. Для этого у нас есть прекрасный повод — только что буквально вышел в Университете имени Разумовского, он же Первый казачий университет, — учебник, который называется «Историческая генеалогия русского казачества». И главный автор этого учебника — Наталья Валерьевна Иртенина, сидит здесь, передо мной, в этой студии. Здравствуйте!

Н. Иртенина

— Здравствуйте!

Д. Володихин

— Я в какой-то степени побыл её соавтором, но на очень небольшом пространстве учебника, не более пятнадцати процентов, в основном, текст её, и прежде, чем мы начнём передачу, я бы хотел перечислить некоторые её регалии. Это лауреат премии Русской Православной Церкви «Новая библиотека», замечательный писатель, историк, и сегодня она нас будет просвещать по поводу того, почему важна и что вообще такое генеалогия русского казачества. Но прежде всего, мне хотелось бы буквально несколько слов услышать на тему о том, что вообще такое генеалогия, почему ею занимаются люди?

Н. Иртенина

— Тут всё просто, генеалогия — это наука, изучающая родословия и родственные связи между людьми. Она занимается поиском, сбором и обработкой информации генеалогического характера для составления родословных и оформления этих родословных в поколенной росписи. Практикуют генеалогию с разными целями: с научной, чисто познавательной, даже с коммерческой, когда предлагают свои услуги для составления родословных другим людям. Большинство людей просто хочет знать свои корни, историю своих пращуров, чтобы передать эти знания дальше своим детям. Люди просто хотят понимать статус и положение своего рода в обществе в разные периоды истории страны, хотят знать, какой вклад внесли их предки в жизнь страны, в жизнь общества, в историю государства. Вклад любой имеется в виду — материальный, культурный, духовный, интеллектуальный, политический.

Д. Володихин

— Когда-то в старину генеалогия означала высчитывание того, кто следующий претендент на престол в данной конкретной династии, кому принадлежит графский, герцогский титул, кто наследует княжество, кто вообще наследует некое важное имущество семьи — землю, машину, корабль, фирму и так далее, и так далее. И, конечно же, речь шла о наследовании, например, дворянского положения, статуса дворянина. Это практическая генеалогия, здесь всё понятно. Генеалогия другого рода — это вспомогательная историческая дисциплина. Что это такое? Генеалогия используется историками для решения чисто исторических проблем, когда их без генеалогических приёмов не решишь. Ну, вот вспомогательная историческая дисциплина в аспекте генеалогии, например, это то, без чего не обойтись, если вы разбираетесь с историей русской Смуты. Почему царь Василий Шуйский имел право, в сущности, генеалогическое право — стать царём без всякого земского собора, по праву крови? Почему, собственно, Михаил Фёдорович из династии Романовых имел право претендовать на престол, или, скажем, отдалённые потомки его уже в XVIII веке? Почему произошла эпоха дворцовых переворотов и за престол шло постоянное борение разного рода кандидатов? Пётр II, внук Петра I, Анна Иоанновна, потомок совершенно другого царя из династии Романовых, Елизавета Петровна, казалось бы, имела право на престол на протяжении многих лет, не заявляла его, и вдруг она всё-таки заявила — на чём основывалось это право, в чём были его ограничения? Можно ли всё это решить без генеалогии? Нет, абсолютно невозможно. И именно здесь генеалогия выступает как вспомогательная историческая дисциплина, это то, с чем работают специалисты-историки. Но в наши дни явно можно сказать о генеалогическом буме, генеалогия далеко вышла за пределы специального исторического знания, далеко вышла за пределы практики, которая решает, кому какой титул достанется, кто наследует княжение, кто является дворянином, а кто нет, и сейчас, насколько я понимаю, генеалогией занимаются миллионы людей. Наталья Валерьевна, объясните нам, в чём притягательность генеалогии в наши дни, почему сейчас она взрывообразно выросла в обществе, как очень популярное занятие?

Н. Иртенина

— Ну, начнём с того, что любой человек на Земле является потомком четырёх прадедов и четырёх прабабушек, восьми прапрадедов и восьми прапрабабушек, шестнадцати прапрапрадедов и шестнадцати прапрапрабабушек и так далее. Вглубь веков число предков в каждом поколении увеличивается вдвое, и для многих людей вот этот наследственный багаж является не меньшим богатством, чем какое-нибудь материальное имущество. Это богатство духовное, нравственное, интеллектуальное, то есть для многих людей это не пустой звук. Но большинство людей современных о своих предках, которые обозначаются приставками «пра» или «прапра» и так далее, знают ничего или почти ничего. У нас давно утрачена вот эта религиозная традиция, которая была в старину — хранить в домашних синодиках имена своих почивших предков ради молитвы по ним, ради церковного упоминания. Двадцатое столетие в нашей истории, советский период — это вообще провал в плане генеалогии, в плане памяти о своих предках, потому что в советское время существовал своеобразный культ безродности, не принято было помнить о своих предках, знать их, интересоваться ими, потому что в ранние годы советской власти проходили репрессии по условному признаку против представителей духовенства, дворянства, купечества, казачества, и люди «неправильного» происхождения вынуждены были скрывать свои родовые корни.

Д. Володихин

— Генеалогия в принципе была чем-то таким, что считалась чуждым, характерным для вражеских классов, тем, что для пролетария, крестьянина есть недостойное занятие, совершенно ненужное.

Н. Иртенина

— Да, и вот люди, которые имели в предках дворян, казаков, священников, вынуждены были просто искажать свои биографические данные, они меняли фамилии, имена, даже даты рождения, переезжали в другие места, чтобы никто их не мог узнать, и уже вновь нарождавшиеся поколения ничего не знали о своих предках, им просто врали, искажали родовую историю семейную, обрубали семейные корни, семейные ветви. Но сейчас, последние тридцать лет, идет у нас обратный процесс — процесс восстановления родовых связей.

Д. Володихин

— Своего рода генеалогическая отдача, тогда генеалогия была чем-то полузапретным, сейчас генеалогия — то, что познают, как плод, который запретным быть перестал и, безусловно, привлекает огромное количество людей.

Н. Иртенина

— Да, у нас сейчас генеалогический бум, это время выяснения истинных родовых корней, и, например, в архивах, которые хранят в своих фондах документы генеалогического характера, это в первую очередь, метрические книги, ревизские сказки и тому подобное, они испытывают в последние эти десятилетия наплыв запросов от потребителей на то, чтобы им разыскали в этих документах их предков, или люди сами приходят массово в читальный зал архивов и сами ищут своих предков в этих толстенных документах.

Д. Володихин

— В толстенных книгах, собирающих сотни, иногда тысячи листов.

Н. Иртенина

— Да, но почему это происходит? Человеку вообще — существо социальное, человек испытывает потребность в приобщении и сопричастности к чему-то большему, чем он сам. Человек не хочет быть отдельным атомом, он хочет быть частью чего-то большего. И вот свой род, своё родословное древо — это способ приобщения к такому социальному микрокосму, где человек чувствует себя в каком-то смысле комфортно, то есть чувствует себя членом команды огромного корабля, который вот плывёт через века истории.

Д. Володихин

— Ну и очевидно, сейчас довольно много народу пошло в генеалогию, потому что вызнавание родословия и получение документов из архива, составление родословного древа — это профессия, за которую, в общем, неплохо платят.

Н. Иртенина

— Да, для кого-то это становится профессией, действительно. А тем, для кого это является хобби, увлечением — это, например, один из способов приобщения к истории вообще, то есть человек, когда занимается разысканием сведений о своих предках, он сначала начинает с малого — с изучения биографии их, добывает сведения о них, потом он переходит к более широкому пласту истории — начинает изучать историю села, города, где они жили, целого края, и таким образом узнаёт лучше историю своей страны, то есть это вот приобщение к истории человека отдельного.

Д. Володихин

— Ну да, в этом смысле, конечно, генеалогическое занятие — это занятие, безусловно, позитивное. Расширяются горизонты сознания, в частности — сознания исторического, человек проращивает корни в почву родной истории и культуры.

Н. Иртенина

— А вообще, в зависимости от поставленных целей, генеалогия может быть наукой, может быть философией, может быть способом самопознания своих корней, когда человек понимает, откуда он, почему он такой именно, чья кровь в нём течёт, способом самообразования или даже психотерапией может быть вот это занятие поиска своих предков.

Д. Володихин

— А для кого-то — хобби, просто хобби.

Н. Иртенина

— Да, или это просто способ релаксации, отдых такой душевный своеобразный.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный православный писатель, историк, лауреат премии Русской Православной Церкви «Новая библиотека» Наталья Валерьевна Иртенина, и мы говорим о генеалогии русского казачества. Ну, собственно, подошло время перейти от генеалогии в целом к генеалогии казачества непосредственно. И мне хотелось бы подчеркнуть, я думаю, что Наталья Валерьевна лучше это объяснит: генеалогия казачества существовала далеко не всегда. Прежде всего, в первую очередь, существовала генеалогия дворянства, генеалогия аристократии русской. Достаточно долгое время родословием казачества никто особенно не интересовался. Но произошел перелом, и сначала появилась практическая генеалогия казачества, а потом уже она стала выходить на уровень теоретического обобщения, то есть она стала частью исторической науки, но это все достаточно долгие непростые процессы. Наталья Валерьевна, прошу вас, объясните, когда родилась казачья генеалогия, и когда встал вопрос о том, что человек может быть одновременно казаком и дворянином?

Н. Иртенина

— Действительно, где-то до конца XVIII столетия казачье родословие никого не интересовало, тогда развивалась и существовала генеалогия дворянская, аристократическая, само казачество не было привилегированным сословием. Но в конце XVIII века ситуация меняется, верхушка казачества начинает получать права и привилегии дворянства при императрице Екатерине II и при Павле I. Тут надо сказать, что вообще казачество не являлось сословием в точном и формальном смысле этого слова, оно было таким неким надсословным феноменом и обладало уникальным правом, которого не было ни у какого другого сословия: казаки могли, сохраняя свою принадлежность к казачеству и к определенному казачьему войску, приобретать статус иных сословий — дворянства, духовенства, купечества. Дворянство казак мог приобрести несколькими путями, причем как личное, так и потомственное дворянство: оно могло быть пожаловано царем в качестве награды за выдающиеся заслуги, могло быть выслужено многолетней службой и приобретением соответствующего офицерского чина.

Д. Володихин

— Иными словами, в XVIII веке, тем более в XIX веке — казак, постепенно поднимавшийся по ступеням карьеры, добирается до заветного офицерского чина и оказывается дворянином с личными правами дворянства, то есть его дети уже его не наследуют. Еще шажок-другой, и он становится дворянином потомственным, который может завещать своим детям права дворянства, и вместе с тем он остается на казачьей службе.

Н. Иртенина

— И поэтому изначально казачья генеалогия являлась частью генеалогии дворянско-аристократической. Уже в XIX веке были исследованы в научном плане родословия отдельных казачьих дворянских фамилий, например, из войска Донского это фамилии Ефремовых, Грековых, Иловайских, Баклановых, Платовых, такие известные громкие фамилии. Из войска Запорожского это фамилии Паске́вичей, Гудо́вичей, Разумовских, Безборо́дко и прочих, то есть это те фамилии, чьи представители прославились на военной ниве или входили в высший слой чиновничества Российской империи, или в придворное окружение царских особ.

Д. Володихин

— На Кубани дворянский казачий род Науменко, например, был очень значительным.

Н. Иртенина

— Да, и к началу XX века существовали уже сотни дворянских семейств из казачества, причём некоторые из них уже обладали аристократическим графским титулом, например, Платовы, Гудовичи, по-моему, и Паскевичи.

Д. Володихин

— А Паскевичи, так и вообще обрели не только графский титул, Паскевичу, представителю казачества в Малороссии, был пожалован титул светлейшего князя, он граф Эрива́нский, светлейший князь Варшавский. Всё-таки тут надо сказать, что вышел один из наиболее блистательных полководцев Российской империи за всё время её существования, его порой называли вторым Суворовым, и здесь вполне понятно, что ему были даны аристократические титулы. И вместе с тем Паскевич — дворянин, аристократ, и по роду своему — казак.

Н. Иртенина

— Во второй половине XIX века — в начале XX уже появились и научные труды по казачьей дворянской генеалогии, и всё это рухнуло после 1917 года, потому что, ну понятно, казаки были вымазаны чёрной краской советской властью, и казачья генеалогия уже никого в этот период не интересовала, это было чёрное время для казачьей генеалогии. Если дворянская ещё худо-бедно как-то возродилась в середине советского периода, то...

Д. Володихин

— Ну да, там генеалогия декабристов, генеалогия Пушкина, генеалогия офицеров и генералов 1812 года из патриотических и из революционных соображений изучалась, а казачество — это что? Это те, кто в гражданскую войну были врагами советской власти — устойчивое, абсолютно неправильное, крайне вредное, скажем так, идеологическое построение, которое жестоко било по казачеству на протяжении долгих десятилетий.

Н. Иртенина

— Ну и возрождение казачьей генеалогии происходит уже после распада СССР вместе с...

Д. Володихин

— Буквально одну секунду, хотел просто сказать, до какой степени генеалогия казачества дореволюционного доросла до науки. В российской исторической науке место лучшего, наверное, самого известного генеалога занимал Савёлов — специалист из специалистов, личность, которая прославилась. И вот он, кстати говоря, сделал несколько фундаментальных трудов по генеалогии Донского казачества. Ну, разумеется, Донского казачьего дворянства, скорее можно сказать. О нем знали, помнили, сейчас к его трудам вернулись. Но я вас прервал, вы уже подошли к современному положению в казачьей генеалогии, к тому, что начало происходить уже после распада СССР.

Н. Иртенина

— В 90-х годах у нас происходит взрывной интерес к истории казачества, в том числе и к генеалогии казачества, к историческим судьбам, культуре казачества, традициям. И дворянская казачья генеалогия продолжила развиваться, но в то же время произошло значительное изменение в подходе к казачьей генеалогии: гораздо больше внимания историки стали уделять не только дворянско-казачьим родам, фамилиям, так сказать, простой части казачества, гораздо более многочисленной, рядовым казачьим фамилиям.

Д. Володихин

— Почему, собственно, почему?

Н. Иртенина

— Сейчас я договорю. Вот если до 1917 года рядовой казак не интересовал ни историков, ни генеалогов, то теперь он в равной степени интересует и тех, и других.

Д. Володихин

— И своих потомков заодно.

Н. Иртенина

— И потомков, естественно. Причина, опять же, вот в этом генеалогическом буме, который охватил в наше время широкие массы, множество людей интересуются своими предками, в том числе и казаками. Казачество, в отличие от советского времени, стало восприниматься как сословие героическое, с ореолом военной славы и заслуг перед Отечеством. И у немалого количества людей обнаруживаются в роду казаки, порой самым неожиданным образом. Дело в том, что многие люди — потомки казаков, до сих пор могут не знать, что они потомки казаков, что у них в роду были казаки просто потому, что родители, дедушки и бабушки вынуждены были это скрывать, и выясняется это порой самым парадоксальным, неожиданным образом. Например, в документах обнаруживается запись, что дедушка, прадедушка был казак или, как пример приведу: бабушка решает прервать обет молчания и рассказать детям, внукам, правнукам о том, что ее отец не был никаким крестьянином-колхозником и погиб вовсе не на фронте Великой Отечественной войны, а он был кубанский казак, воевал в гражданскую войну, после этого был неоднократно репрессирован, последний раз в 1937 году его арестовали, и больше он домой не вернулся. Но это как вариант я привожу, как пример. Вариантов может быть много такого узнавания, что в роду были казаки. Я сама неожиданно несколько лет назад узнала, что у меня в роду были малороссийские казаки, для меня это было просто сюрпризом каким-то.

Д. Володихин

— Приятным сюрпризом, поскольку, если я правильно понимаю ситуацию, казак — это то, что сейчас звучит престижно, то есть очень многие люди хотели бы прописать в своем родословии: «у меня дворянские корни». Ну ладно, нет дворянских корней, но «у меня есть казачьи корни» — это звучит едва ли даже не лучше, чем дворянские, и очень многие люди рады были бы узнать, что это действительно все существует в исторической реальности.

Н. Иртенина

— Некоторые люди действительно занимаются родословием — я подчеркну: некоторые, таких мало, — с тем, чтобы обнаружить у себя в жилах голубую кровь, вот им непременно нужно обнаружить у себя голубую кровь, и если этого не происходит, они разочаровываются, но это скорее исключение из правила. Как правило, люди все-таки уважительно относятся к своим предкам и принимают любых предков, независимо от того, кем они были — крестьяне, крепостные, не крепостные, мелкие купцы, мещане, все-таки есть уважение у нашего народа к своим предкам. Так что казачья генеалогия сейчас бурно развивается...

Д. Володихин

— Чудовищное количество публикаций.

Н. Иртенина

— ... и развивается она в том числе и на фоне развития казачьей истории, потому что казачья история сейчас получила очень большой импульс к изучению, к исследованию, выходит огромное количество книг, статей, монографий, а генеалогия для истории — это подспорье, это один из рабочих инструментов.

Д. Володихин

— Фактически историк, который не понимает инструментов генеалогического исследования, он как хромой, которому не досталось костыля.

Н. Иртенина

— И выходят, например, издания такие, как казачьи рода какой-то определенной станицы или исследования по определенной казачьей фамилии, даже необязательно дворянской, я повторюсь, много по рядовым фамилиям выходит исследований. Или вот взять, как пример, продолжающиеся издания, которые выходят уже почти четверть века — «Генеалогия и семейная история Донского казачества», если не ошибаюсь, вышло уже где-то полторы сотни выпусков за двадцать пять лет. Там огромное количество фамилий, материалов к родословию этих фамилий Донского казачества.

Д. Володихин

— Ну что ж, если мы обращаемся к известным казачьим фигурам: к атаману и графу Платову, к фельдмаршалу и светлейшему князю Паскевичу, к Иловайским, к Ефремовым и так далее, и так далее, и так далее, они, в сущности, всё равно не утратили ни в глазах широкой публики, ни в глазах историков интереса, то есть их родословия хорошо изучены раньше и сейчас всё равно к ним обращаются, они изучаются, потому что казачий род такого уровня — это что-то вроде живого средоточия славы, истории казачества, его героизма и, конечно, им по-прежнему интересуются. Просто казачья генеалогия стала на порядок шире, менее избирательной в отношении выбора объекта исследования и более, скажем так, демократичной, наверное, можно сказать.

Н. Иртенина

— Совершенно верно.

Д. Володихин

— Ну что же, это, наверное, нормально, потому что сейчас не столь много внимания люди обращают на то, кто дворянин, а кто нет. Прав дворянства не вернуть в Россию, во всяком случае, в ближайшее время.

Н. Иртенина

— А казаки рассматриваются именно как сословие, социальная группа, которая может заменить дворянство, вот это воинское служилое сословие.

Д. Володихин

— Именно, именно! Многие публицисты и сами деятели современного казачьего сообщества говорят, что — «мы казаки, и прежде всего служба воинская или хотя бы военизированная, и мы хотели бы занимать эту страту в современном российском обществе», с этой точки зрения генеалогия очень уместна, в высшей степени уместна для изучения того, чем были казаки, и чем они на данный момент являются. Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы с вами буквально на минуту прерываем нашу с вами беседу, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, известнейший православный писатель и генеалог казачества Наталья Валерьевна Иртенина. И сейчас мы занимаемся тем, что рассказываем вам, в каком состоянии находится изучение казачьего родословия в России. Но вот следующий вопрос вытекает из того, что мы уже обсуждали. Есть генеалогия родов знатных в казачестве и есть генеалогия родов незнатных. Собственно, что такое знатный род казачий? Обязательно ли это дворянин, обязательно ли это человек с аристократическим титулом? Что за положение занимает казак, который всем известен и принадлежит к роду, который всем известен на протяжении нескольких поколений, что это такое?

Н. Иртенина

— Начнём с того, что в Русском царстве и в Российской империи знатность рода означала его принадлежность к высшей аристократии, к дворянству, то есть к привилегированному сословию. Казачество привилегированным сословием, как мы уже сказали, не являлось, но оно также было служилым слоем населения, как и дворянство. Главным предназначением казачества являлась военная охранная погранично-сторожевая служба, так вот именно военная служба сближала казачество и дворянство. Как уже сказали, к началу XX века существовали сотни дворянских семейств из казачества, причём казачий род мог быть дворянским в первом поколении, мог иметь дворянство во втором поколении, в третьем и так далее. Соответственно, представители более ранних поколений этого рода были младшими офицерами, унтер-офицерами, не достигшими нужных чинов для получения дворянства, или ещё более отдалённые предки могли нести службу просто рядовыми казаками, поэтому понятие «знатность рода» в применении к казачеству, оно довольно условное.

Д. Володихин

— Насколько я понимаю, в Малороссии были казачьи рода, которые были связаны родословием с шляхтой Великого княжества Литовского, они получали дворянский статус в Российской империи по старинным бумагам, по которым доказывалось, что — да, вот они когда-то имели касательство к понятию шляхты, то есть дворянства.

Н. Иртенина

— Да, таких родов было мало на территории бывшей Речи Посполитой, которая потом перешла в состав России, то есть, собственно, земля Малороссии. Как определялась знатность: воинские звания, чины войсковые, высокие должности в казачьем войске, ордена, которые жаловала Российская империя, русские цари, то есть дворянский статус здесь, хотя и был важен, но необязателен для того, чтобы род считался дворянским. Дворянство массово стали получать в конце XVIII века, а скорее даже в первой половине XIX века. Ну вот пример более поздний: считать ли, например, знатным род сибирских казаков Корниловых, к которому принадлежал генерал Лавр Георгиевич Корнилов? Род этот не был дворянским, Лавр Георгиевич был сыном простого казака, имевшего младший офицерский чин, тем не менее генерал Корнилов — это одна из крупнейших фигур начала XX века в России, он полководец Первой мировой, и он верховный главнокомандующий русской армии летом 1917 года.

Д. Володихин

— Ну, и он, конечно же, видная фигура Белого дела.

Н. Иртенина

— Да, конечно. Или еще одна фигура Белого дела — атаман Оренбургского казачества Александр Ильич Ду́тов. Оренбургский род казаков Дутовых, был ли он высоким и знатным? Дворянский статус получил дед атамана Дутова, но он имел не столь уж высокий чин, и дворянство он приобрел скорее выслугой.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, он, можно сказать, совершил прыжок в высоту, о котором в спорте говорят «облизал планку» — едва-едва достиг вот того уровня, на котором присваивается потомственное дворянство.

Н. Иртенина

— Именно, что едва-едва, и поэтому его внуку, атаману Оренбургского казачества Дутову, пришлось подтверждать свое дворянство, то есть как бы, получать его во второй раз. А предыдущие поколения рода Дутовых — это унтер-офицеры и рядовые городового казачества.

Д. Володихин

— То есть ничего особенного?

Н. Иртенина

— Ничего особенного, но для генеалогии не имеет значения степень знатности рода, потому что документы учета населения фиксировали всех, и знатных, и незнатных.

Д. Володихин

— Но, конечно, по дворянству документов было побольше.

Н. Иртенина

— Да, дворянский статус для генеалогии важен, потому что дворяне, как привилегированный слой общества, они гораздо более заметны в документации служебной, воинской, делопроизводственной. И дворянская генеалогия очень отличается от генеалогии любых других сословий, она задействует гораздо больший круг печатных источников, во-первых, в первую очередь родословные дворянские книги, до революции их было издано очень много по всем губерниям, и общероссийских, и круг архивных источников здесь гораздо более широкий, и самое главное — другие архивные источники используются, есть дворянские документы — документы на получение дворянского статуса, и послужные списки так называемые — это документы о прохождении службы человеком.

Д. Володихин

— Естественно, дворянин чаще оказывается в офицерах и послужной список его, конечно, будет длиннее, чем у рядового казака.

Н. Иртенина

— Конечно, послужной список — это ценнейший источник семейной родовой истории, там не только биография самого соискателя дворянского статуса, но и краткие биографические справки о его отце, деде, прадеде, обо всех известных предках по прямой мужской линии, сведения о составе семейства всех этих представителей рода, наградные сведения, должностные сведения, разнообразные служебные сведения.

Д. Володихин

— Ну и, естественно, сведения о вероисповеданиях, хотя для казачества, наверное, девяносто девять процентов или девяносто пять как минимум — это, конечно же, православные люди.

Н. Иртенина

— Да, а когда исследуешь обычный, рядовой казачий род, то тут применяются другие документы, так называемая «генеалогическая триада» — это метрические книги, исповедные росписи, ревизские сказки.

Д. Володихин

— Вот доберемся до обычного рода, сейчас у меня вопрос немножко в сторону. Вот я задал не вполне корректный вопрос изначально: что такое знатный род? Скорее, надо говорить в казачестве о знаменитом роде, знаменитой фамилии вот по какой причине: не все знаменитые казачьи рода дворянские, уж тем более аристократические там, с графскими, с княжескими титулами. В среде дворянства были знаменитые люди, которые служили на лоне Церкви или отличились не воинскими подвигами, а скорее созданием каких-то произведений культуры, искусства, песен, исторических сочинений, вот об этом стоит поговорить. Ну вот мы находимся на православном радио — хотя бы казачьи рода, которые дали знаменитых деятелей Русской Православной Церкви.

Н. Иртенина

— Поскольку я больше занимаюсь Запорожским казачеством, я могу привести примеры из этой истории, из истории запорожских родов. Крупные святые, например, святитель Димитрий Ростовский, святитель Иоасаф Белгородский, святитель Иоанн Тобольский, они все либо происходили из родов казацкой старшины, либо их родственники, то есть, боковые ветви рода принадлежали к казацкой старшине довольно высокого ранга. В сфере культуры — ну, взять того же Николая Васильевича Гоголя или Николая Ивановича Гне́дича, переводчика «Илиады», или знаменитого путешественника, военного моряка Лися́нского, это всё потомки казацкой старшины, Запорожского войска.

Д. Володихин

— Признаться, я о Лисянском ничего такого не слышал, вот вы меня тоже просветили. Ну, а вот Николай Васильевич Гоголь, у него, мне кажется, казачья старшина перемешивается с духовенством Малороссии в роду.

Н. Иртенина

— Да, причем очень плотно и тесно перемешивается. По мужской линии у него священники, а дед дослужился до звания секунд-майора. По материнской линии — священники и военные. По линии бабки со стороны отца Татьяны Семеновны Лизогуб, Лизогу́б тоже известная старшинская фамилия, у нее в роду-то вообще было несколько гетманов, несколько казачьих полковников и другой старшины много.

Д. Володихин

— Ну, Гоголь — пример известный. Достаточно много было все-таки известных казачьих поэтов. Поэт, который в XX веке получил широчайшую известность, и это тоже представитель казачества, я имею в виду Николая Туроверова. И вот еще один известный человек, по поводу которого ведутся дискуссии — святой Гермоген, Патриарх Московский и всея Руси, закончивший земную свою жизнь в 1612 году, за веру он был уморен поляками и русскими изменниками в каменном мешке в подземелье Чудова монастыря в Кремле. Он совершил немало подвигов вероисповедных, был одним из величайших миссионеров недавно присоединенной к России Казанской земли, был человеком, который наладил издание трудов книгопечатных совершенно нового необычного типа, был человеком, который противился антиправославным шагам, которые предпринимал Лжедмитрий I, был истинный храбрец, был истинный столп веры, был тем деятелем Церкви, который фактически своими посланиями породил национально-освободительное земское движение. И о нём поляки рассказывали то, что Гермоген когда-то казаковал в молодости на Волге, могло такое быть? Да, могло. Его история такова, что мы из русских источников не знаем этому подтверждения, поляки говорят с презрением, «казаковал» — значит, разбойничал, безобразил на Волге. Но всё-таки какая-то часть казачества была служилой, вольная могла служить на великого государя, ничего скверного к светлому портрету святого Гермогена казачьи корни не добавляют, а между тем в молодости он был священником-бельцом на посаде у Казани, и таковым он мог стать после того, как перешёл в духовенство из казачества. Насколько я понимаю, такой переход не представлял собой ничего особенного ни на Дону, ни в Малороссии.

Н. Иртенина

— Да, в Малороссии вообще очень были тесно переплетены рода казацкие с родами духовенства, точнее, даже это не были рода, это были отдельные представители. Допустим, у одного казацкого старшины, у полковника несколько сыновей, и один идёт служить, один идёт в священники, ну и остальные тоже как-то пополам разделяются между службой военной и между службой духовной, и таких примеров огромное количество в истории Малороссии, в истории Малороссийской генеалогии казацких родов войска Запорожского, то есть никаких преград между переходом из казаков в духовенство и из духовенства в казаки не было совершенно.

Д. Володихин

— Ну, священник или епископ, который идёт казаковать, какое-то время послужив Церкви, — это, конечно, фигура редкая, но в принципе, вот его дети-сыновья, которые оказались по той или иной причине в составе духовенства неустроенные — ну, не получили прихода или не получили духовного образования, конечно, они могли оказаться в среде казачества, повторив какие-то, я уж не знаю, подвиги предков.

Н. Иртенина

— Ну, или просто их привлекала стезя духовная, стезя монашества, стезя богослужения, как, например, того же Иоасафа Белгородского, у него отец, дед, прадед — полковники Прилуцкого полка войска Запорожского, Гетманщины, он сам с молодости идёт в монахи, то есть по духовной стезе.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный православный писатель, историк, специалист по генеалогии Наталья Валерьевна Иртенина, и мы обсуждаем, в каком состоянии сейчас находится генеалогия русского казачества. Собственно, вы уже начинали, Наталья Валерьевна, говорить о генеалогии родов, которые не назовёшь знаменитыми, которые никак не могут считаться знатными и не отмечены какими-то яркими проявлениями ни на военной службе, ни на духовной стезе, ни на каких-то путях служения в сфере культуры, и, насколько я понимаю, вы сразу обозначили разницу. Разница, прежде всего, состоит в том, что там будет меньше документов, но какой-то набор документов генеалогического характера всё равно есть, и с ним можно работать.

Н. Иртенина

— Ну, документов, может быть, не меньше, они просто другого свойства. Вот в рамках создания учебного пособия, о котором мы говорим, об «Исторической генеалогии русского казачества», я исследовала родословие кубанского казака Тимофея Ксенофонтовича Ящика. С одной стороны, это простой казак из обычной казачьей семьи станицы Новоминской...

Д. Володихин

— Не дворянин, не священник, тем более не епископ?

Н. Иртенина

— Не дворянин, не кто иной, простая казачья семья станицы Новоминской, Кубанское казачье войско. А с другой стороны, это не совсем простой казак, потому что он служил в императорском конвое в Петербурге, который нёс охрану особ царской семьи. Незадолго до начала Первой мировой войны лично император Николай II выбрал его в свои ординарцы, по полгода они служили ординарцами, и через какое-то время Тимофей Ящик был прикомандирован к императрице Марии Фёдоровне, матери Николая II в качестве её камер-казака, то есть личного охранника, и вплоть до кончины Марии Фёдоровны в 1928 году он неотлучно находился при ней в качестве личного охранника, телохранителя.

Д. Володихин

— А вот здесь несколько слов, собственно, о том, какова судьба Марии Фёдоровны, потому что Гражданская война дала в её жизни чрезвычайно неожиданный для неё самой излом, и следуя за ней по путям этого излома, Тимофей Ксенофонтович должен был покинуть Россию и оказаться в среде, о которой он ничего не знал и о которой никогда, я полагаю, не думал.

Н. Иртенина

— Да, сначала они жили в Крыму и фактически под арестом, в заточении, потом их вывезли в Данию, в Европу.

Д. Володихин

— Напомним, что Мария Фёдоровна датского королевского рода и разрушение государственности монархической в России открыло для неё только один путь спасения — на родину.

Н. Иртенина

— Последние годы она доживала в Копенгагене, и при ней неотлучно находился кубанский казак Тимофей Ксенофонтович Ящик. Последняя её фотография прижизненная 1928 года, на ней он тоже запечатлён, такой представительный кубанец с окладистой бородой, в кубанке, и эта фотография облетела все журналы со светской хроникой, европейские, и подпись под ней стояла: «Последний казак», то есть имелось в виду, что казачество в советской России уже ликвидировано, большевики его уничтожили, вырезали фактически, и вот «последний казак». Но, несмотря на столь высокую службу, камер-казаки императорские не получали высоких чинов, а Тимофей Ящик дослужился до звания подхорунжего, дворянства этот чин не давал. Жену его в 1922 году расстреляли большевики, когда зачищали кубанские станицы в числе заложников, и в Копенгагене он женился на датчанке, которая перешла в православие. Там, в местной газете через несколько лет появились его воспоминания о жизни в России, о службе при царских особах, записанные датским журналистом, позднее эти воспоминания вышли отдельной книгой, и уже в 90-е, в «нулевые годы» они были переизданы на русском в России.

Д. Володихин

— Ну, допустим, когда мы говорим о том же Ящике, об огромном количестве других казаков, которые не отличаются знатностью рода, и у них, в отличие от Тимофея Ксенофонтовича, может не быть знаменитой судьбы, связанной с особой монаршего рода, вы сказали, что там есть некая генеалогическая триада, и на неё всегда можно опереться, когда вы работаете с казаком незнатным из незнаменитого рода.

Н. Иртенина

— Ну и не только по казакам, эти документы, так называемые документы церковного учёта населения и административно-гражданского учёта населения. Тогда церковные приходы работали как современные ЗАГСы, то есть фиксировали рождение человека, точнее его крещение последующее, венчание и смерть, соответственно, отпевание. И так называемые «исповедные росписи», дело в том, что раз в год все православные должны были проходить через таинства исповеди и причастия.

Д. Володихин

— Немножко поправим: как минимум раз в год все православные должны были приходить на исповедь и причастие, но разумеется, в судьбе огромного количества людей исповедь и причастие происходили гораздо чаще.

Н. Иртенина

— И составляли списки тех, кто был у причастия, у исповеди, кто не был, то есть, по сути, это списки всего прихода, именные списки. И по этим документам, вот метрические книги и исповедные росписи — это основа генеалогического исследования для не дворянского рода, потому что, повторю, дворянский род можно исследовать по дворянским документам, где выписки из этих же метрических книг уже присутствуют в виде копий. И ревизские сказки — это документы учёта податного населения Российской империи, то есть населения, которое платило подати — налоги. Ревизии эти проводились со времён Петра I и до середины XIX века, а потом их заменили так называемые «посемейные списки», то есть та же ревизия, только она проводилась не централизованно по всей России, а по отдельным местностям, губерниям, городам. Это основа генеалогического исследования, вот эти вот документы.

Д. Володихин

— Ну и, насколько я понимаю, для казаков существовали ещё документы, которые хранились в войсковых архивах, то есть в архивах казачьих войск, и характеризовали их так или иначе по службе, не послужные списки общероссийские, а именно то, что касается их принадлежности к казачеству?

Н. Иртенина

— Да, для генеалогии казачества существует ещё дополнительный массив документов в виде вот этих войсковых, полковых документов. Дело в том, что казачья служба подразделялась на периоды: когда казаку исполнялось 17 лет, он считался малолетком, потом, в 19 лет он был призывником, приносил присягу, потом он служил в действительную службу несколько лет, потом он уходил в запас, считался казаком в запасе или на льготе, то есть он считался на службе, но...

Д. Володихин

— ... но его не вызывали для непосредственного участия в боевых действиях.

Н. Иртенина

— Да. И через двадцать лет казак заканчивал службу, выходя в отставку. Так вот, эта очередность служба фиксировалась документами, многочисленными списками именными, они назывались «возрастные», «очередные» списки, то есть очередность службы в них фиксировалась. И многие другие именные казачьи списки составлялись в станицах, в войсковых правлениях, в полках, где проходили действительную службу, но те же послужные списки для рядовых казаков они тоже составлялись, не только для офицеров и дворян.

Д. Володихин

— Ну хорошо, XX век должен был крепко обжечь казачье делопроизводство и казачьи архивы, я бы совершенно не удивился, если бы выяснилось, что мало от них сохранилось. По вашим словам я чувствую, что сохранилось довольно много. В каком состоянии те самые войсковые архивы дореволюционного периода? Насколько генеалог, я извиняюсь за такое выражение, может там «поживиться»?

Н. Иртенина

— Ну, это зависит от архива. У нас до 1917 года было 11 казачьих войск, соответственно, вся документация по этим казачьим войскам сейчас сконцентрирована в разных архивах: в Ростове-на-Дону, в Краснодаре, в Оренбурге, в сибирских казачьих столицах бывших, и в каждом архиве состояние дел по-разному оценивается, по-разному сохранились документы.

Д. Володихин

— Где богато?

Н. Иртенина

— Я знаю, что богато в Ростове и в Краснодаре. В Краснодарском архиве сохранилась масса вот этих войсковых, полковых документов станичных.

Д. Володихин

— Ну и, короче говоря, туда генеалог может отправиться для того, чтобы получить новые данные и, насколько я понимаю, что-то даже уже оцифровано и висит в сети?

Н. Иртенина

— Ну, краснодарский архив и ростовский архив в этом смысле немного отстают, хотя они уже создали свои электронные архивы, но пока эти электронные архивы находятся в стадии наполнения материалом, пока еще оцифрованных дел, насколько я знаю, у них на сайтах нет, то есть ознакомиться онлайн с документами пока нельзя.

Д. Володихин

— Дело будущего.

Н. Иртенина

— Да, это дело будущего. Это дело, думаю, на десятилетия такая работа, оцифровка всех документов, хотя процесс уже начался и идет.

Д. Володихин

— Ну что ж, дорогие радиослушатели, время нашей передачи подходит к концу. Мне хотелось бы сказать прежде всего: генеалогия — это то, что сейчас не то, что в моде, в тренде, я бы так не сказал, тут относиться надо к вопросу серьезнее. Генеалогия становится частью общественной повседневной практики, то есть она из чего-то экзотического, из вспомогательной исторической дисциплины по существу, из практики дворянской, аристократической, стала частью повседневности для современного российского общества. И казачья генеалогия в этом смысле — одно из тех направлений, которые бурно сейчас развиваются и которые имеют прекрасное, на мой взгляд, будущее. Мне остается, с вашего позволения, выразить благодарность Наталье Валерьевне Иртениной, которая нас сегодня на этот счет просвещала, а также напомнить, что она является главным автором недавно вышедшего учебника «Историческая генеалогия русского казачества», выпущенного Университетом имени Разумовского, и, по счастью и по большой чести для меня, я являюсь ее соавтором в этом труде. Ну что же, теперь осталось сказать вам, дорогие радиослушатели: спасибо за внимание, до свидания.

Н. Иртенина

— Спасибо, всего доброго.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Историк Константин Николаевич Бестужев-Рюмин». Татьяна Агейчева
• «Святитель Лука Войно-Ясенецкий». Анастасия Чернова
• «Морские сражения Русско-Шведской войны». Дмитрий Володихин

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов