В старших классах школы я, что называется, попал в компанию. С этими ребятами было интересно. Они — старше, раскованнее, увереннее в себе. Мне нравилось с ними гулять, веселиться, шутить, смеяться. Только коробило, когда кто-то из них начинал ругаться матом. Я внутренне морщился, но старался терпеть, потому что боялся попросить старших товарищей перестать это делать.
Со временем постоянная ругань уже не так сильно задевала. Более того, я сам стал бросаться подобными словечками. Думал, что таким образом стану частью этой компании, а это казалось чем-то почетным.
Я уже не испытывал зазрения совести, когда начинал ругаться, хотя некоторые друзья из моего православного школьного окружения стали мне намекать на сильные изменения в моем поведении. Им было не очень приятно видеть и слышать, как я походя бросаюсь не самыми приятными для них словами.
В ответ я назло старался найти возможность ввернуть грубое словечко в разговоре.
И мне казалось, что все идет неплохо: родители не знали о сомнительном пополнении моего лексикона, в школе учителя не особо замечали, а в компании — уважали. Но что-то все равно подгрызало изнутри. Я старался не обращать внимания, надеясь, что это чувство пройдет, как головная боль. Да только не проходило оно.
Признавать крепкую брань грехом решительно не хотел. Глядя на окружающих, думал: «Да ладно. Все ругаются, а я чем хуже? Живут же себе люди — и ничего». Ничего особенного я не делаю. И отказываться от сильных словечек не собираюсь. От этого всего внутри было напряжение, ощущение тяжелой борьбы.
Так прошло полгода. Я ходил в храм, исповедовался. Но не признавался в грехе сквернословия. И даже дерзал приступать к причастию.
И вот, однажды, на перемене в школе я выругался при завуче. Об этом естественно узнали мои родители.
После долгих и неприятных разговоров я, заперся в комнате. Сидел и думал, как быть дальше. Я не хотел исповедовать этот грех, считая, что таким образом, пойду на поводу у родителей, а это бы задело мою гордость, да и друзей бы потерял. Они не поймут и не примут такие изменения во мне. Но с другой стороны, на душе скреблись кошки. Сильно, до крови, да так, что на душе было нестерпимо. И я решил исповедаться. Целенаправленно. Покаяться в грехе сквернословия.
После исповеди было ощущение, будто я снял с себя рыцарские доспехи, и впервые за долгие месяцы разогнул спину. Возможно нежелание вновь ощущать такую тяжесть и мотивировало меня перестать ругаться.
Сейчас я чётко осознаю, что, пачкая свой язык, я делаю хуже не только себе, но и окружающим. Это похоже на курение: вред от дыма получает как сам курильщик, так и тот, кто стоит рядом. А самовнушение, что все нормально, лишь на мгновение заглушает голос совести, и со временем он снова будет призывать исправиться. И еще. Сколько не внушай себе, что грех — не грех, он разъедает душу.
Автор: Илья Муромский
Все выпуски программы Частное мнение
2 января. Об особенностях богослужения дня
Сегодня 2 января. Предпразднство Рождества Христова.
Об особенностях богослужения дня — игумен Лука Степанов.
2 января. О супружестве
В 10-й главе Евангелия от Марка есть слова: «Оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью».
О супружестве — протоиерей Максим Первозванский.
2 января. О служении Святителя Антония (Смирницкого)
Сегодня 2 января. День памяти Святителя Антония (Смирницкого), архиепископа Воронежского.
О его служении — протоиерей Максим Горожанкин.