Фонд помощи детям-сиротам «Дорога жизни». Анна Котельникова

У нас в гостях была директор фонда помощи детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей «Дорога жизни» Анна Котельникова.

Наша гостья рассказала о своем пути в социальных проектах и о том, как возникло движение, в котором опытные врачи стали ездить в детские дома по всей стране и помогали ставить диагнозы и лечить сложные заболевания у детей.

Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский

---

Тутта Ларсен:

— Здравствуйте, друзья. Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА. С вами Тутта Ларсен.

Василий Рулинский:

— И Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня Анна Котельникова, директор фонда «Дорога жизни». Анна, добрый день.

Тутта Ларсен:

— Здравствуйте.

Анна Котельникова:

— Добрый день.

Василий Рулинский:

— Анна, вы давно уже помогаете нуждающимся людям, начинали еще в православной службе «Милосердие». Мы перед эфиром немножко начали вспоминать былое, давних наших общих знакомых. Действительно, большой путь проделан, фонду, я так понимаю, достаточно много лет.

Анна Котельникова:

— Да, в ноябре 8 лет будет.

Василий Рулинский:

— И я так понимаю, что это еще связано с личной историей. Вы мама трех?

Анна Котельникова:

— Четырех.

Василий Рулинский:

— Четырех уже приемных детей.

Анна Котельникова:

— Первый ребенок — это дочка мужа, он вдовец, я вышла замуж за вдовца, плюс еще трое детей, которые были нашими подопечными в нашем фонде. Сначала их было двое, потом мы резко узнали, что есть еще старшая сестра. И получилось так, что мы забрали всех.

Тутта Ларсен:

— Подожди, они все родственники?

Анна Котельникова:

— Да, это сиблинги все.

Тутта Ларсен:

— То есть вы взяли троих детей из одной семьи?

Анна Котельникова:

— Да.

Тутта Ларсен:

— Потрясающе.

Василий Рулинский:

— Здорово.

Анна Котельникова:

— Там еще и имена совпадали у нас старших детей, это отдельная история, очень смешная.

Тутта Ларсен:

— Я так понимаю, что до того, как организовался фонд... я опять на «ты».

Анна Котельникова:

— Отлично.

Тутта Ларсен:

— Ты до этого уже много лет работала волонтером? Какое-то взаимодействие с благотворительным сектором у тебя было тесное?

Анна Котельникова:

— Да, был знаком, но понятно, что это несколько иное, нежели организовывать фонд с нуля. Когда служба «Милосердие» и служба добровольцев начинала свою работу, меня позвал, на тот момент, отец Аркадий Шатов. Я пришла на собеседование.

Василий Рулинский:

— Нынешний владыка Пантелеимон.

Анна Котельникова:

— Да, нынешний владыка Пантелеимон. Я очень хотела, рвалась прямо, помню, в какую-нибудь многодетную семью, потому что я сама одна в семье и мне очень хотелось заниматься с детьми, появлялось у меня такое желание. Фрагментарно, но устойчивое такое желание было. А потом получилось так, что не было никакой многодетной семьи, и владыка сказал: пойди, ты будешь координатором. Я в итоге стала координатором Восточного округа в «Милосердии».

Василий Рулинский:

— Здесь надо пояснить, что имеется в виду координация...

Анна Котельникова:

— Добровольцев, да.

Василий Рулинский:

— Добровольцев по округам всей Москвы, это адресные просьбы, когда на дому помогают добровольцы.

Анна Котельникова:

— Это адресные просьбы на дому, были семьи и пожилые люди и семьи с детьми инвалидами.

Тутта Ларсен:

— Вместо отдельной семьи у тебя целый округ.

Анна Котельникова:

— Целый округ. Но это самые лучшие годы «Милосердия» были. Во-первых, я узнала, что такое человек в беде, узнала, что такое человек, который, скажем так, нуждается в помощи. Но тут нужно понять, какую помощь ему нужно и как правильно ее оказать. И, самое главное, как найти подходящего человека, добровольца, который будет помогать в этой семье. Четыре года я полноценно была волонтером, координировала работу в службе волонтеров Восточного округа. Нас было сначала двое, а потом стала активно сеть добровольцев расти. Когда я уходила из «Милосердия», это было 25-30 человек добровольцев, кто был постоянно, и просьб у нас на много больше было тогда. Я помню, эту дружбу, акцент на том, что нам было все по плечу. Я до сих пор вспоминаю это хорошее чувство, нагрузка была большая, но все работали и при этом помогали, делали доброе дело.

Тутта Ларсен:

— А бывали ситуации, когда кому-то не получалось помочь?

Анна Котельникова:

— Да, первое время особенно было. Два добровольца было, а просьб становилось все больше и больше. Округ Восточный очень активный был.

Василий Рулинский:

— Там полтора миллиона человек, по-моему, живет.

Анна Котельникова:

— Да, там в этом плане все развито. Как-то получалось находить общий язык с теми, кто просил помощи. Я помню, у нас была бабушка, которая очень нуждалась в помощи и поддержке, но при этом была еще семья многодетная с тремя детьми-инвалидами, и непонятно было, как разорваться. В итоге мы соединили бабушку и семью, они стали между собой общаться.

Тутта Ларсен:

— Вот это да.

Василий Рулинский:

— Как интересно.

Анна Котельникова:

— Это была история, когда... Она была одинокая, но на коляске инвалидной, и не с кем ей было общаться, но мама как-то с ней нашла общий язык. Пока мы искали добровольца, там же собеседования каждое воскресение были, мама с бабушкой подружились, одиночество было точно преодолено.

Тутта Ларсен:

— Вот это да. А потом в твоей жизни появилась девочка Аня.

Анна Котельникова:

— Да. Так сложилось, что с 2015 года я уезжала на операцию по сердцу в Берлин. Тогда мне очень помогла служба «Милосердие», потому что сумма была очень большая, собрали деньги. Мне позвонила параллельно с тем, как мы собрали эту сумму, моя подруга, рассказала о том, что она лежит в Бакулевском институте со своей дочкой, и эта дочка лежала в одной боксе с этой девочкой из областного дома ребенка, Аня. У нее был похожий со мной порок сердца, тезка моя, я просто не смогла пройти мимо. Она мне говорит: сделай что-нибудь, чтобы как-то ей помочь, потому что врачи говорят, что она даже операцию не переживет, был такой момент. Я набралась храбрости, позвонила в Дом ребенка, прикрылась «Милосердием», сказала, что есть возможность попробовать выделить ей патронажную няню. Директор не очень с восторгом восприняла мое предложение, но все-таки потом дала разрешение. И собственно патронажной службой от «Милосердия» выделилась няня, которая с ней потом после Бакулевского института ушла в больницу имени Сперанского. Ее в 10 месяцев положили в отделение для недоношенных детей. Она была по возрасту самая взрослая в этом отделении, но по весу самая маленькая, она весила в 10 месяцев 4 килограмма.

Василий Рулинский:

— Ой-ей-ей.

Анна Котельникова:

— Там было все очень... она не сидела, соответственно, не ползала, все, что положено ребенку делать в этом возрасте. Когда она поползла, когда уход начался индивидуальный, я, естественно, параллельно общалась с директором Дома ребенка, пыталась понять, какая у нее дальнейшая судьба будет, и она мне стала рассказывать про некие детские дома-интернаты для детей-инвалидов. Я стала гуглить, смотреть какие-то видео, пытаться понять, что.

Тутта Ларсен:

— И так ты погрузилась в мир ПНИ.

Анна Котельникова:

— Ну да, в ДДИ, потом соответственно и про ПНИ узнала. Мне потом няня Анина стала рассказывать, присылать видео каждый день, какие у нее успехи, как она игрушки начала брать. И у меня такой внутренний был запрос: что же она уйдет в Дом ребенка, потом, наверное, в ДДИ. Наверное, что-то надо сделать. Я решила написать про нее статью. Договорились мы с редактором «Милосердия».

Тутта Ларсен:

— Прости, но ты сказала, что все это началось накануне твоей операции. То есть у тебя были свои очень серьезные личные события, что-то могло пойти не так, и, в конце концов, наверное, тебе было страшно и как-то, может быть, ты волновалась?

Анна Котельникова:

— Я волновалась, безусловно, все-таки это была операция серьезная. Но я помню, что когда меня спустили из отделения интенсивной терапии, у них там немножко по-другому устроено, не как у нас, первое, что я сделала, я взяла телефон и написала няне про Аню. Первые три дня мне нельзя было вставать, жуткая была боль, у меня приживался стенд, но смысл в том, что я помню, что именно Аня меня держала на плаву, потому что я не концентрировалась на своей боли, а мне было важно понять, что там. Просто самые активные события начались.

Тутта Ларсен:

— Ты должна была о ней заботиться, и это немножко тебя...

Анна Котельникова:

— Да, я постила дистанционно, и меня это держало.

Василий Рулинский:

— Удивительно.

Анна Котельникова:

— Я понимала, что я нужна.

Тутта Ларсен:

— Фантастика.

Василий Рулинский:

— Мы начали говорить про статью в «Милосердие».

Анна Котельникова:

— Разрешили написать статью небольшую про нее, и я написала про Аню статью, как есть, ее короткий жизненный путь описала, и с поиском родителей.

Тутта Ларсен:

— Прости, пожалуйста. Я помню, что в принципе Анин жизненный путь, мягко говоря, начался не самым благополучным образом. До того, как она попала в Дом ребенка, ее нашли на улице.

Анна Котельникова:

— Ее нашли на улице, ее нашли на самом деле в притоне.

Тутта Ларсен:

— В 7 месяцев, да, ее нашли?

Анна Котельникова:

— Ее нашли в пять. И потом директор Дома ребенка, она же и главврач была, поскольку она была медиком, поняла, что у нее есть проблемы по здоровью. Она стала выяснять, обследовать ее и выяснилось, что у нее порок сердца. Если к статье возвращаться, я написала небольшую статью, стали поступать разные сообщения, звонки. Были кандидаты, которые хотели прийти с ней познакомиться, брали направление, около двадцати человек было, и все отказывались, потому что были непонятны перспективы. Это будет девочка, которая будет ходить, или это ДЦП будет? Анамнез у нее был не самый простой. И в какой-то момент я в сердцах сказала: Господи, пусть будет так, как будет. И в этот же день мне позвонила девушка, сказала: здравствуйте, меня зовут Анна. Я поняла, что что-то вообще тут происходит. Она говорит, мы посмотрели на фотографию, нам кажется, что это наш ребенок. Но я очень скептически относилась к таким сообщениям уже, потому что после двадцатого кандидата все в голове по-другому. Я ей сказала: да, если у вас есть документы, вы можете взять направление на девочку и приезжайте, общайтесь с врачами. Я помню, первые двадцать кандидатов, я прямо всех облизывала, мне было важно как-то с ними выстроить взаимодействие. А потом я уже поняла, что как будет, так и будет. Если ей суждено быть в семье, она в любом случае будет в семье. И эта Анна с мужем, у них еще двое маленьких детей было погодок, доехали до Тверской области, приехали в опеку. В итоге Аня стала первым ребенком в Тверской области с инвалидностью, которая ушла в семью. Это был такой фурор.

Тутта Ларсен:

— Это в каком году было?

Анна Котельникова:

— Это был 2016 год.

Тутта Ларсен:

— В 2016 году во всей Тверской области впервые в истории области был усыновлен ребенок с инвалидностью. Двадцать первый век.

Анна Котельникова:

— Да. Долго не уходили дети.

Василий Рулинский:

— Хорошо, что, благодаря таким людям, это получилось хотя бы в 2016-м году.

Тутта Ларсен:

— Это «Делатели» на Радио ВЕРА.

Василий Рулинский:

— Мы говорим с Анной Котельниковой, директором фонда «Дорога жизни».

Тутта Ларсен:

— И, в общем, сегодня Аня растет в семье?

Анна Котельникова:

— Да, Аня сейчас растет в семье, активно учится, посещает танцы. У нее полноценная жизнь. Да, конечно, ее проблемы по здоровью никуда не ушли, безусловно, есть ограничения, но при этом это не ПНИ, это не ДДИ, это семья, это возможность жить и развиваться.

Тутта Ларсен:

— Аня обрела семью, а у тебя родился фонд.

Анна Котельникова:

— Да, вот так сложилось.

Тутта Ларсен:

— То есть тебе этой истории было не достаточно?

Анна Котельникова:

— Так сложилась, когда Аня ушла в семью, директор стала звонить и предлагать посмотреть выписки других детей.

Тутта Ларсен:

— Этого Дома ребенка?

Анна Котельникова:

— Да. Именно детей, у которых...

Василий Рулинский:

— Она поняла, что с вами это работает.

Анна Котельникова:

— И на тот момент нам очень стали помогать врачи. Я почему говорю нам? Потому что вокруг Аниной истории сплотились люди, которым стала небезразлична судьба, во-первых, этой девочки. А во-вторых, которые в принципе стали вникать в ситуацию детей-сирот, у которых есть сложности по здоровью. Таким образом, организовались люди, которые потом стали соучредителями нашего фонда. Нас на тот момент очень поддержал главный врач 9-й больницы Сперанского. Он говорит: давай придумаем что-то, что будет давать какую-то поддержку, помощь детям, которые живут далеко от Москвы и у которых нет возможности получить доступно медицинскую помощь и поддержку. Где-то нет узких специалистов, где-то еще что-то. Я говорю: хорошо, мы подумаем, что можно сделать. На тот момент я тоже загорелась, я поняла, что надо сделать что-то такое про сирот, но что не будет повторять...

Тутта Ларсен:

— Существующие проекты.

Анна Котельникова:

— Существующие уже проекты, да. И мы подумали, что это могла бы быть выездная бригада, которая будет приезжать к детям и проводить обследования, выявлять диагнозы, простраивать маршрут для детей, у которых мало шансов на то, чтобы быть встроенным в семью. Хотелось больше им руку помощи протянуть. Но когда первые поездки начались, мы поняли, что в принципе в целом с медициной для детей-сирот не так все просто.

Тутта Ларсен:

— Я думаю об этом. То есть вы организовали группу врачей, которые ездили как волонтеры в разные отдаленные уголки, пусть не всей страны, но далеко от своего дома, от своей работы. Я думала о том, что у нас есть некий стереотип врача. Во-первых, это люди очень занятые, они работают сутки через сутки, у них постоянно какие-то смены. Я представляю себе, как мало у этих людей свободного времени. С другой стороны, существует опять же — это стереотип, я не говорю, что я поддерживаю это — что врач это человек достаточно, не сказать циничный, но у него есть некая броня, потому что он постоянно видит страдания, боль, смерть, видит болезни, видит несправедливость, особенно в детской медицине, это самое трудновыносимое. У них должен вырабатываться какой-то иммунитет эмоциональный, психологический. А тут люди реально вовлекаются, все оставляют, ездят помогать детям в детский дом безвозмездно, тратя свое время, свои силы на это, откликаясь на это всем сердцем. Как вы нашли этих людей? Кто эти врачи?

Анна Котельникова:

— Первым откликнулся заведующий детской хирургии в Сперанского Иван Сергеевич Горячев.

Тутта Ларсен:

— Поразительно. Опровергаем все стереотипы.

Анна Котельникова:

— Надо для справедливости сказать, что сейчас-то они работают, это их работа. На первых порах они ездили, как волонтеры больше. Но если говорить, как так сложилось, я вообще сама против уравнялок и шаблонов, всегда и везде есть человек, всегда есть люди. Не знаю, как сложилось так, что именно Иван Сергеевич откликнулся, такой порыв мой поддержал. Я думаю, что хороший врач и хороший человек — это два нераздельных...

Тутта Ларсен:

— Две стороны одной медали.

Анна Котельникова:

— Невозможно быть прекрасным профессионалом, специалистом и при этом не любить детей. То, что я увидела, когда наблюдала, как Иван Сергеевич, например, общается с детьми, я была удивлена. Мне казалось, что по-другому врачи не умеют. Я, безусловно, потом сталкивалась по работе с другим отношением, меня это расстраивало, потому что я видела, как общаются наши специалисты. Ребенок вообще не боялся, особенно из детского дома, когда к нему приходил медик. Понятно, что они не просто приходят, с ними разговаривают, они же еще манипуляции, горло смотрят. При этом это настолько в игровой получается форме, не каждый врач это может. Как сложилось так, что вокруг нас объединились именно эти люди? Не знаю, но думаю, что по-другому не могло быть. Хотя говорю, что тот же Дмитрий Юрьевич Зиненко у нас входит в нашу выездную бригаду, известный нейрохирург, доктор наук. Он говорит: сложные ситуации бывают, когда приходится выбирать между родительским ребенком и ребенком из детского дома.

Тутта Ларсен:

— На что потратить время?

Анна Котельникова:

— Кому отдать квоту.

Тутта Ларсен:

— Даже квоту.

Анна Котельникова:

— Да, такие тоже ситуации есть. Но при этом за все это время я не увидела ни разу цинизма. Более того, когда они видят ситуации, что местные коллеги ошибаются или где-то недосматривают, всегда вступают с ними в диалог, и это всегда в очень доброжелательных интонациях. Я думаю, что благодаря этому, нас и стали пускать в детский дом, особенно в детские дома и дома—интернаты, потому что это все-таки закрытые учреждения.

Василий Рулинский:

— Ну да, нужно и какой-то модус иметь, нужно с человеком пообщаться, чтобы он не встретил это в штыки. Надо сказать, тот самый момент, когда можно объявлять информацию, как можно поддержать работу фонда. Можно это сделать с помощью смс, отправив на номер 7517 только саму сумму, например, 300. А есть еще замечательный сайт doroga-zhizni.org, там опубликованы различные сборы, которые ведет фонд прямо сейчас на нуждающихся подопечных, на программы фонда, об этом мы еще отдельно поговорим. А я хотел прежде еще уточнить. Получилась эта история с Анной, вы были в ситуации, когда операция, при этом был опыт благотворительности. Все здорово. Но чтобы организовать фонд, чтобы организовать такое серьезное предприятие — в смысле не бизнес, а дело — нужна решимость. Некоторые думают, нужны деньги, нужна поддержка какая-то. Как у вас шел диалог с самой собой? Или его не было, вы сразу решили, подумали потом?

Анна Котельникова:

— Да, я сейчас скажу нестереотипную историю. Никто не собирался вот так, какого-то бизнес-плана не было. Но опять же, если нам отмотать на восемь лет назад, наверное, я бы так не поступила, я бы изучила какие-то моменты. Так сложилось, что я и еще два наши учредителя работали на основных работах, у всех было чем заняться, и фондом и становлением фонда, особенно первые полтора года мы занимались в свободное от работы время. У моих коллег, соучредителей, на тот момент были маленькие дети. Но мы горели тем, чем мы хотели заниматься. И в этом плане, повторюсь, нас очень поддержали медики, потому что они видели, что слабоумие и отвага это наше все, и у них примерно то же самое включилось, и здесь все совпало. Все что касается сайта, организация, написание программ, мы это все изучали, люди стали к нам потихоньку присоединяться, сначала на волонтерских началах, юристы, все, кто помогал. Бухгалтер наш первый пришел, которая была в декрете на протяжении нескольких лет. Она с бухгалтерией НКО никак не была связана. На тот момент я заложила три принципа, в этом меня соучредители очень поддержали. Мне очень важно было, чтобы эти три принципа, три кита, как их называю: любовь к своему делу, профессионализм и максимальная прозрачность — то есть то, что мы делаем, должно быть максимально понятно во всех отношениях. Так складывалось, не знаю, каким-то вот таким чудом, люди, которые приходили помогать в фонд, которые были первыми волонтерами, это были люди, никак не связанные тоже с благотворительностью. Просто их зацепляла история с Аней и с теми детьми, которые первыми нашими подопечными были. Наш программный директор, Екатерина Панькова, которая с фондом 8 лет, пришла, у нее своя история, старший ребенок родился с косолапием. Она пришла помочь девочке, которую я привезла из Краснодара, очень сложный ребенок был с кучей трубок. Сохранная девочка маленькая, Лера, ей до года было. Но при этом у нее был порок развития сложный, у нее не работал пищевод, она была на гастростоме, на трахеостоме, у нее не было пятого пальчика на обеих ручках. Но при этом девчонка очень симпатичная. Лера родилась недоношенная. А у Кати, нашего программного директора, Вика тоже родилась недоношенная. И как-то все совпало, она говорит: можно я приеду, вещи привезу, у меня от дочки остались? — Ну да, привозите. Мы с ней пересеклись, она передала мне в больнице эти вещи. Просто мы с ней словами зацепились, стали общаться, она говорит: что вам еще надо, чем помочь. Я говорю: нам много чего надо помочь, вот это, это. Я стала рассказывать, она говорит: давайте, я попробую просто поучаствовать. В общем, так поучаствовала, что осталась.

Василий Рулинский:

— На 8 лет.

Анна Котельникова:

— На 8 лет, да. И в принципе и бухгалтер наш, и все, кто пришел, так же. Первые года два мы в таком режиме проработали. При этом мы сохраняли юридическое право. Почему мы организовались в НКО? Мы понимали, что нас ни одно учреждение так просто не впустит, потому что, естественно, все директора читают документы, и им надо понимать, кто приходит к ним в учреждение.

Василий Рулинский:

— А в службе «Милосердие» вы не захотели продолжать, потому что?..

Анна Котельникова:

— Уже просто было некогда так активно. И когда я была координатором, там была история волонтерская, в свободное время это делала. А потом я поняла, что там нагрузка выходит за свои границы, все равно там сейчас люди уже работают. Те координаторы, которые есть сейчас, это их полноценное рабочее место. Я понимаю, что на три рабочих места я точно не смогу. Поэтому я потом и с основной работы тоже ушла и осталась только в фонде.

Василий Рулинский:

— Мы начали эфир с того, что я рассказал про ваш статус приемного родителя и что у вас четверо? Я так и не понял, три или четыре.

Анна Котельникова:

— Четверо.

Василий Рулинский:

— Четыре приемных ребенка. История с приемным родительством появилась в процессе фонда?

Анна Котельникова:

— Да.

Василий Рулинский:

— Она как-то логично вытекала из того, что вы делали, либо это все спонтанно?

Анна Котельникова:

— Нет, все спонтанно, везде все спонтанно.

Василий Рулинский:

— Расскажите.

Анна Котельникова:

— Так сложилось, что, когда фонду было полгода, я познакомилась со своим будущим мужем. Это тоже отдельная история.

Василий Рулинский:

— Она очень интересна, про будущего мужа всегда интересно.

Тутта Ларсен:

— С ребенком.

Анна Котельникова:

— Я была очень увлечена фондом, и мне было не до построения своей личной жизни. Коллеги меня вытолкали буквально на три дня в июне 2017-го года отдохнуть. Я помню, что я зашла на сайт знакомств, зарегистрировалась, причем, я сделала выборку по фильтрам «вдовец». Я не знаю, что меня посетило, но я так сделала.

Тутта Ларсен:

— Подожди. Тебя оправили в отпуск, и ты решила...

Василий Рулинский:

— Первым делом на сайт знакомств.

Анна Котельникова:

— Настал день, когда мне надо возвращаться уже домой, я решила... просто зашла на сайт знакомств, зарегистрировалась, сделала выборку «вдовец». Там было всего две анкеты, одна из анкет была анкета моего мужа, он был военный с маленьким ребенком на руках. Я говорю: отлично, подходит, взяла ему написала.

Василий Рулинский:

— Решительная.

Анна Котельникова:

— Единственно, что меня зацепило, он написал, кем вы восхищаетесь, какой-то такой вопрос был. И он написал, что отцом Василием из Оптиной Пустыни, один из...

Василий Рулинский:

— Новомучеников.

Анна Котельникова:

— Новомучеников, да. А я как раз на Пасху перечитала, и один из них, это сходство с Оптиной, я считала. Я написала, думаю, ладно, может быть, он ответит, а, может быть, и не ответит. Приехала домой, он мне ответил. Мы стали общаться, потом встретились, завязалось общение, такое просто, без каких-либо дальнейших мыслей. Он мне честно рассказал, что у него есть ребенок, что первая супруга умерла от рака, они десять лет прожили в браке, умерла она, когда Вероничке было семь лет, она ее в первый класс отвела, и потом так сложилось.

Тутта Ларсен:

— Подожди. Я сейчас скажу, может быть, грубую вещь, но ты решила связать свои отношения с раненным мужчиной?

Анна Котельникова:

— Я не думала на тот момент, я вообще отбитая, видимо, на всю голову.

Тутта Ларсен:

— Это был совсем не простой человек, который прошел не простой жизненный путь.

Анна Котельникова:

— Я, видимо, про трудности вообще не думаю. Не знаю, как сложилось. Мы потом, когда к владыке приходили с Сережей, он говорит: Господи, какие вы разные, но поэтому, видимо, у вас и произошел союз. Да, сложилось так, что мы стали общаться. Фонду было полгода. Я ему сказала, что я занимаюсь фондом. Он сказал: ну ладно, хорошо. Поэтому каждый раз, когда сейчас я куда-то улетаю, говорю ему: ты помнишь, ты дал свое согласие, ты знал, на ком ты женился. Спустя года два стало понятно, что хочется, чтобы семья росла. Так складывалось, что общих детей у нас не было.

Василий Рулинский:

— А что случилось после этого, мы узнаем после короткой паузы, потому что нам ее нужно сделать. Очень важно при этом поддержать работу фонда «Дорога жизни». Анна Котельникова, директор фонда, у нас сегодня в гостях. Это можно сделать с помощью смс, отправив на номер 7517 сумму, например, 300. А еще на сайте фонда doroga-zhizni.org можно тоже поддержать различные сборы. С вами Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности.

Тутта Ларсен:

— И Тутта Ларсен. Мы вернемся...

Василий Рулинский:

— После короткой паузы.

Тутта Ларсен:

— Да.

Тутта Ларсен:

— Это «Делатели» на «Вере». Я Тутта Ларсен.

Василий Рулинский:

— Я Василий Рулинский, пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности. У нас в гостях сегодня Анна Котельникова, директор фонда «Дорога жизни». Анна, в первой части программы мы начали говорить о том, как вы пришли вместе со своим будущим мужем к идее взять в свою семью на воспитание приемных детей. Расскажите об этом.

Анна Котельникова:

— Муж был категорически против приемных детей.

Василий Рулинский:

— Та-ак.

Анна Котельникова:

— У меня все, да, нестандартно.

Тутта Ларсен:

— Чем аргументировал?

Анна Котельникова:

— Он сказал, что будем молиться, будут свои. Он в принципе говорит, как это дети, которые рождены не в нашей семье...

Василий Рулинский:

— Типа, сложно.

Анна Котельникова:

— Как психологически, как прийти? Разные моменты были. Я на тот момент очень сильно загорелась девочкой, которая была нашей подопечной, из Калининграда девочка, маленькая была, она была здесь на пересадке печени. Мне очень сильно хотелось, я пошла в школу приемных родителей из-за нее. Я подумала, ничего, сейчас я пойду, потом муж подтянется. Но он категорически сказал, что нет.

Василий Рулинский:

— Не подтягивался.

Анна Котельникова:

— Не подтягивался вообще никак. Он же ездил со мной в командировки тоже, видел, что такое ДДИ, что такое Дом ребенка. Он очень активное участие принимал.

Василий Рулинский:

— Надо пояснить ДДИ — детский дом-интернат, сейчас они называются в основном Центр содействия семейному воспитанию.

Анна Котельникова:

— Да. Но в регионах так же ДДИ они и остаются.

Василий Рулинский:

— Там находятся дети с инвалидностью, в государственных учреждениях.

Анна Котельникова:

— Да. Ну и Дома ребенка, где маленькие совсем малыши находятся. Он понимал и видел, как там все устроено. Так сложилось, что в одном из Домов ребенка нам обоим понравились мальчик и девочка, брат с сестрой. Как-то мы стали приезжать туда просто помогать. Ну а в какой-то момент не сложилось, там бабушка появилась. Не то, чтобы мы хотели их забрать, но я увидела, что у мужа какие-то движения начались.

Тутта Ларсен:

— Оттаивает.

Анна Котельникова:

— Оттаивает, вроде как. Хотя он это сейчас отрицает, говорит: нет, это было не так. Потом, когда я уже закончила школу приемных родителей и даже какие-то справочки пособрала, он говорит: запиши-ка меня в школу приемных родителей. Я даже спрашивать ничего не стала, думаю, надо точно записать.

Василий Рулинский:

— Надо брать.

Анна Котельникова:

— Да. Я его записала в школу приемных родителей при Доме ребенка ЦССВ Центральный в Москве, первый Дом ребенка. Там действительно очень хорошее обучение, очень хорошие специалисты. Я наблюдала за тем, как он менялся в ходе прохождения обучения. Там как раз начиналась предпандемийная вся эта история. И он закончил, получил свидетельство прям практически накануне...

Тутта Ларсен:

— Изоляции.

Анна Котельникова:

— Изоляции да. А параллельно с этой темой, когда он ходил на занятия, к нам в одну из наших программ «Брошенные дети в больнице», поступили дети. Мне наш нынешний директор по коммуникации написал: посмотри на мальчика, как они похожи с тобой. Я вообще к таким темам очень спокойно отношусь. Как раз заболел координатор у нас, говорит: надо привезти туда памперсы и что-то помочь. Я мужу говорю: съезди со мной. Он говорит: хорошо, поедем. И он первый раз зашел в больничный бокс, где лежат дети, от которых либо отказались родители, либо изъятые после акта об изъятии. Когда мы с ним зашли в бокс к этим детям, там мальчик и девочка... Мой муж вообще очень хорошо общается с детьми в целом и с малышами, единственно, когда мы с ним познакомились, он говорит: если у меня будет сын, давай его назовем Ильей. Ему очень хотелось, чтобы сын был Илья. Мы зашли, он у няни спрашивает: как ребенка зовут? Она говорит: Илья. В общем, я тогда не соединила, но, во-первых, мальчишка испугался, ему год и десять было. И как-то он говорит: такие дети хорошие, давай найдем их маму и подумаем, как можно семье помочь. У нас была возможность узнать, что собственно происходит. То есть первое его желание было помочь. Потом выяснилось, что у мальчика есть проблема с ногой, у него левостороннее косолапие, ему операцию сделали после изъятия. Мы потихоньку стали ему что-то привозить. На тот момент девочка была маленькая, ей было три месяца, когда ее изъяли. И когда мы их увидели, мальчик испугался мужа, это с травмой было связано, не переносил взаимодействия никакого с мужчинами, у него была истерика. Но мужа моего это не испугало.

Василий Рулинский:

— Ничего себе.

Анна Котельникова:

— Ему наоборот захотелось как-то понять, что такого в их жизни было и чем можно помочь. Так сложилось, что он ходил, я по работе ездила, он, когда мог, хвостиком приходил к Илье. А потом я ему говорю: их сейчас будут переводить в ЦССВ Московский, они из больницы будут уезжать. Он говорит: хорошо, давай все равно следить за их судьбой. Я как сейчас помню, это было 14 февраля 2019-го года, повезла двух этих детей в ЦССВ сама. Я решила, если уж я с ними, то я пройду этот путь, я помню, как раз сотрудник был ЦССВ, Илья был у меня на руках, и Лиза была у меня на руках. Помню этот момент, когда я его передавала сотруднику. Этот Дом ребенка на Третьяковке находится, я зашла в ближайший храм, и там была икона Иоанна Шанхайского. Я помню мой безумный вопль: сделай так, чтобы там больше не было этих детей. Я не говорила, чтобы я их забрала, но мне было важно, чтобы они там не оставались. Лиза спала на тот момент, когда я их сотруднику отдала, а Илья понял. Во-первых, он, конечно, привык, что мы приходили, и понял, что я ухожу.

Василий Рулинский:

— Привязался немножко.

Анна Котельникова:

— Да, и он, конечно, разрыдался. До сих пор, глаза если закрыть, вспоминаю его глаза, у меня в памяти остались. Я молилась тогда, мне было важно, чтобы они там не были, эти дети.

Василий Рулинский:

— Вы молились Иоанну Шанхайскому именно?

Анна Котельникова:

— Да. Я вообще очень люблю этого святого.

Василий Рулинский:

— Я тоже.

Анна Котельникова:

— У меня крестник в честь него, тоже там совершенно чудесная история. Там маме говорили, что он умрет после родов сразу, я молилась, потом крестила в реанимации, крестника своего в честь Иоанна Шанхайского крестила, и он до сих пор жив. Он с инвалидностью, но при этом живой.

Василий Рулинский:

— Слава Богу.

Анна Котельникова:

— А с детьми. Потом случился ковид, я ничего не знала об этих детям, но мы сделали документы, сделали заключение на двоих детей и решили, что когда ковид закончится, мы попробуем доехать до их опеки. Мы приехали, был июль месяц, к сотруднику опеки. Только зашли на порог, я говорю: а можно ли встать на у... Она говорит: детей нет. То есть сразу с порога сказали, что детей нет. Я в итоге рассказала, что я являюсь директором благотворительного фонда, что у нас такая программа, рассказала о том, что дети поступают. И потом выяснилось, что многих детей, которые прикреплены к этой опеки, проходят через руки наших нянь. Я честно сказала, что мы хотим разобраться, что с мамой и как можно помочь или вообще нельзя помочь. Плюс у Ильи тогда сложности были с ногой, и меня волновал вопрос, чтобы реабилитация во время была оказана. Я говорю, ну давайте, даже если мама в трудной жизненной ситуации, пусть просто мы сможем помочь детям, потому что нам крайне важно, чтобы Илья потом не стал инвалидом. Мы готовы были с мужем в тот момент даже на безвозмездную опеку, просто чтобы помочь детям. А сотрудник опеки говорит: ладно, ладно, все понятно с вами, а вы знаете, там есть еще и третий ребенок?

Василий Рулинский:

— Решила совсем вас отвадить.

Анна Котельникова:

— Муж говорит: правда? Хорошо, сколько ей лет? — Семь лет ей. — Как ее зовут? — Вероника. А у нас старшую дочь зовут Вероника. Мы потом вышли из опеки, муж мне говорит: ты знаешь, Котельникова, я в принципе с тобой готов на край света, но две Вероники это вообще взрыв мозга. Как это вообще возможно? Я говорю: как-нибудь все это разрешится. Он говорит: хорошо, двоих берем, третий в подарок, что ли? Я помню, что для нас это было шоком, мы не готовы были. Потом взрослый уже ребенок был. Ну и как наша, я не могу говорить Сережина дочь, потому что для меня это все наши дети — Вероника старшая на это среагирует. Мы когда приехали, рассказали, она была в восторге. Она говорить: представляете, как можно будет потом рассказать. Меня спросят, как тебя зовут? Меня зовут Вероника. А это моя сестра, ее тоже зовут Вероника. Она хорошо и спокойно восприняла.

Тутта Ларсен:

— Подожди, но как в итоге эти дети стали вашими?

Анна Котельникова:

— А в итоге сложилось, что мы познакомились с их мамой.

Василий Рулинский:

— Та-ак. Неожиданно.

Анна Котельникова:

— Да, мы познакомились с их мамой, и я честно ей рассказала всю историю, как мы познакомились с ее детьми. Она, к сожалению, была в сложном положении. Понятно, что у нее просто не было возможности этих детей воспитывать.

Василий Рулинский:

— Она была полностью лишена родительских прав?

Анна Котельникова:

— Нет, она не была на тот момент, у них статуса даже не было. Она сказала: хорошо, я напишу заявление, помогите мне, пожалуйста, со здоровьем Ильи. Я тогда очень обрадовалась. Все крутили у виска, психологи из школы приемных родителей говорили, что ты ненормальная.

Тутта Ларсен:

— Типа это нарушение протокола?

Анна Котельникова:

— Нет, это психологически очень сложно, говорят: вы привыкнете, как вы будете, если что, детей этих возвращать? Я говорю, мной руководило тогда желание помочь. Я помню, что я святителю Луке молилась очень много, потому что тоже очень люблю этого святого, и святителю Иоанну Шанхайскому. Мне казалось, что будет так, как должно быть для всех для нас. Суд по лишению родительских прав совпал со второй операцией Ильи.

Тутта Ларсен:

— Она добровольно отказалась от родительских прав?

Анна Котельникова:

— Да. Там ситуация была очень непростая, она на тот момент ждала еще одного ребенка. На суде она развела руками и сказала, что у нее нет возможности воспитывать этих детей. Мне ее искренне жаль, она не какая-то была пьяница или еще что-то, так сложилось. Старшая дочка, получается, средняя наша дочка, помнит маму. Мы не сразу всех троих забрали, старшую сестру Ильи и Лизы мы забрали позже. Мы забрали их на безвозмездную опеку, и с августа по октябрь 2020-го года дети были с нами на безвозмездной опеке, мы занимались их здоровьем. Я каждую неделю моталась в Ярославль на гипсование ноги Ильи. Удалось сохранить ногу, что он не падает, потому что косолапие было серьезное очень. Настал момент суда, и он совпал с операцией, было очень сложно морально. Все равно и муж и я привязались к этим детям.

Тутта Ларсен:

— А на суде была возможность, что вам этих детей не отдадут?

Анна Котельникова:

— Возможность есть всегда, в приоритет кровный родитель, и не просто так. Мой муж первое что спросил: мама кровная всегда в приоритете. Там было просто понятно, что дети лишние были, они мешали взрослым, которые были рядом с ними, как бы это ужасно ни звучало. Было довольно жесткое заседание, потому что прокурор очень жестко с мамой общалась. Мне в какой-то степени очень было жалко. В итоге мы оформили сначала приемную семью, а потом нам предложили в декабре 20-го года, когда все документы пришли, познакомиться со старшей сестрой наших младших детей. Это вообще отдельная история.

Василий Рулинский:

— О ней мы поговорим чуть позже. Это «Делатели» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Анна Котельникова, директор благотворительного фонда «Дорога жизни». Очень важно поддержать работу фонда. Это можно сделать с помощью смс, отправив на короткий номер 7517 любую сумму, например, 300. И так же на сайте фонда doroga-zhizni.org, можно выбрать один из благотворительных сборов и поддержать его. Я немножко запутался, потому что у меня возникло ощущение, что вы сразу трех взяли. На суде было двое.

Анна Котельникова:

— Да, мы взяли сначала младших, потому что не были готовы документы, статуса не было у детей. А по старшей сестре младших детей, у нее статус появился в январе 21-го года, нам разрешили забрать ее на гостевой режим. Январские праздники с 20-го на 21-й год она была с нами. Это была отдельная история, потому что это была уже взросленькая девочка, школьница, ей было тогда 8 лет. Но, к сожалению, то, что она недополучила в семье в своей кровной... Она правда много не получила, вопрос задавала, не понимала, откуда хлеб, например, берется.

Василий Рулинский:

— Если честно, я сам не сразу это понял, нельзя сказать, что это было следствием отсутствия родительской заботы.

Анна Котельникова:

— Пример, может быть, неудачный привела. Но то, что обычные дети знали, в 8 лет умеют читать и писать, она не умела ни читать ни писать, при этом из 1 класса перешла во второй. То есть это история, которая стандартна, сейчас мы наблюдаем за детскими домами, работаем, и видим, что, особенно если это удаленный дом ребенка, детский дом региональный, то, да, действительно, школы сильно в этом плане не заморачиваются. Их переводят из класса в класс, потом предлагают выбрать профессию либо парикмахера, либо повара, например. Дальше как жизнь сложится, так и сложится. Поэтому и происходит эта статистика, когда у нас дети-сироты нормотипичные из обычных детских домов не очень хорошо кончают свою жизнь, потому что социализация отсутствует.

Тутта Ларсен:

— Сейчас все благополучно, она с вами?

Анна Котельникова:

— Да, сейчас все хорошо, у нее второй взрослый разряд по шашкам.

Тутта Ларсен:

— Ух ты!

Анна Котельникова:

— Да, она профессионально занимается шашками, очень хорошо рисует. Мы решили, что 12 лет не помеха поступить в художественную школу. Занималась еще спортом и плавала, но шашки затянули ее больше.

Тутта Ларсен:

— Ты сказала такое словосочетание, как называется одно из ваших направлений, «Брошенные дети в больнице». Не могла бы ты чуть подробней рассказать, что это за феномен?

Анна Котельникова:

— Когда программа организовывалась, это был 2017-й год, случайно она организовалась. Дети, которые приезжали по нашей основной деятельности из регионов на лечение в больницы, были с нянями круглосуточными. В одном из боксов, где лежала наша няня, подложили девочку, которую привезли и оставили в больнице, потом явки и пароли соответственно удалили, две сестры. Они просто привезли свою младшую сестру с ДЦП и исчезли из ее жизни. А мама у них была на тот момент в местах лишения свободы. Заведующая, которая видела, как наша няня ухаживает за ребенком, который приехал на лечение, позвонила и спросила, может ли наша няня поухаживать за этой девочкой. Потом выяснилось, когда мы стали разговаривать с заведующей, что есть еще в соседнем отделении брат с сестрой, которых нашли в подъезде, мама спала, как убитая, мальчик двухмесячный рыдал, потому что он есть хотел. Сосед, который проходил мимо, увидел, что лежит женщина и рядом с ней двое маленьких детей, вызвал полицию. И как это по протоколу было и сейчас есть, их привезли в больницу, это 9-я детская городская была. Там в боксах положили, медперсонал периодически забегал, девочке на тот момент было два с чем-то, малыш совсем маленький, двухмесячный. Соответственно, эти дети всегда, мы все прекрасно понимаем, требуют внимания, ухода, но они были одни. Выяснилось, что те дети, которые приезжают в больницу, на этот период, пока с ними нет рядом взрослого, остаются одни. Медперсонал старается. Есть фонды, которые оказывают поддержку волонтеров, но они приходят на два-три часа, а маленькие дети, во-первых, это мелькание разных лиц, в стрессе, они же не знают хорошей жизни, они знают взрослых, которые употребляют алкоголь, но это взрослые, которых они хотя бы идентифицируют. А если это медперсонал и смена, поток неизвестных взрослых лиц, конечно, для них это стресс. Мы подумали, что нашу службу сопровождения, нянь, можно разделить на тех детей, которые приезжают на лечение в разные клиники Москвы и на еще одну программу. Мы подумали, что можно назвать ее «Брошенные дети в больнице», потому что они действительно получаются брошены своими взрослыми в этой конкретной больничной палате, боксе. Большой очень поток был. Первые два года за год через руки наших нянь проходило по 400 детей. То есть это был совершенно безумный поток детей, которых находили на улице.

Тутта Ларсен:

— Это Москва?

Анна Котельникова:

— Да. Которых оставляли в мусорных ящиках. Дети, которых изымали. А потом, где-то года два с половиной назад, у нашей программы расширились границы, когда нам позвонил заведующий отделением и рассказал, что к ним привезли из роддома недоношенную девочку, мама девочки умерла в родах. У папы старший ребенок, 12 лет, они долго ждали этого второго ребенка, так сложилось, что мама погибла в родах, он находился в безумном стрессе. Он не понимал, забирать ли этого ребенка, вообще что ему делать? Жену хоронить надо, при этом маленький ребенок, и эта разница существенная, 12 лет. Я, говорит, отвык уже от младенца. Наша няня стала ухаживать за этой девочкой, за Василисой, она ее выходила, и постоянно была на связи с папой. У нас няни проходят обучение обязательное, они понимают и знают, как вести себя не только с ребенком, который находится в стрессовой ситуации, но и со взрослым, который может оказаться тоже в стрессовой ситуации. Няня стала мостиком между ребенком и папой. Потом, когда папа принял окончательно решение забрать ребенка, она помогала, рассказывала. Дальше стали возникать ситуации, когда к нам стали обращаться обычные семьи стреднестатистические, в жизнь которых пришла беда. У нас была ситуация, когда мама одна воспитывала ребенка маленького, она была без родственников, она была вынуждена ложиться на химиотерапию, и у нее не было возможности, только больница.

Тутта Ларсен:

— Некуда ребенка было девать.

Анна Котельникова:

— Соответственно, наша няня была с ней. Потом была ситуация, когда в неблагополучной семье родился ребенок с инвалидностью, мама не понимала, она приходила и смотрела, как наша няня ухаживает за ее ребенком. Потом она приняла решение принять ребенка в семью. Была ситуация, когда родилась двойня, мальчик был здоровый, девочка была с особенностями. Там очень долгий был период, мы не думали, что там благополучно все закончится. Там папа был за то, чтобы забрать ребенка, а мама была категорически против. Наверное, год, чуть меньше, длилась вся эта ситуация, няня терпеливо общалась и с папой и с мамой. Она рассказывала о дочке те вещи, которые обычно может рассказывать только мама. Это женский взгляд может только увидеть. И мама итогово приняла решение все-таки забрать дочку. Мы с трепетом наблюдали, и медики обещали всяческую помощь и поддержку. То есть мы поняли, что брошенным ребенок может в больнице стать из абсолютно любой семьи, и ситуации могут быть абсолютно разные. Но поддержка для таких детей обязательно нужна. И я в этом плане очень благодарна нашим няням по отношению к своим детям. Потому что я вижу, что тот период, пока они были в жутком стрессе, пережив определенную травму и насилие в кровной семье, здесь как бы двойное стресс у ребенка получается, именно благодаря тому, что с моими даже детьми, была постоянно няня патронажная, которая помогала... Они же в больнице находятся, всякие манипуляции медицинские, любой ребенок маленький... Привозят очень редко, когда ребенку пять лет, зачастую это годовасики, два-три года, совсем малыши. Сейчас есть тенденция, мы уходим от ситуации, когда их привозят в больницу. Если нет конкретных проблем по здоровью, их сразу отправляют все-таки в ЦССВ. Там психологи работают и адаптация происходит. Но детям, которые из сложных семей приезжают, асоциальных, требуется медицинская помощь, няня и про душу и про покормить, памперс поменять. Нервная система, мозг все помнит. Мне казалось, что мои дети младшие не помнят ничего, но у меня младший ребенок, которой сейчас четыре с половиной года, какими-то фрагментарными моментами вспоминает: расскажи мне, когда я была одна. Ниоткуда, никто вот так прям не рассказывал. Мы не скрываем, что мы забрали их из детского дома, вся их история, но при этом они какие-то вещи, про праздники сын вспоминает, которые в Доме ребенка устраивались. Про среднюю дочку я вообще не говорю, она единственное, что запомнила из периода изъятия, когда ее привезли в филиал девятки Сперанского. Там не было нянь, потому что уже типа взрослые дети, школьники, зачем им няня. Она помнит медсестру, которая сажала ее на коленки к себе и просто гладила по голове. Из всего кошмара, который там был, там было сложное изъятие, много стресса она пережила, она помнит положительное. Есть такое понятие «госпитализм», когда ребенок находится длительное время в медицинском учреждении без сопровождения взрослого. В этом плане очень важно, чтобы с ребенком был постоянный взрослый, который поможет, объяснит, а потом это не всегда возврат в кровную семью или уход в приемную. Это же, например, путевка в Дом ребенка ЦССВ. Здесь тоже надо ребенка подготовить правильно и объяснить, что мы сейчас с тобой здесь рядом, но потом у тебя снова будут изменения в жизни. А с учетом, что этому ребенку два-три-четыре года, это надо вместить всю психологию ребенка и правильные слова подобрать. Программа «Брошенные дети в больнице» не про уход даже. Памперсы, питание — это вторично. Самое главное — душа и любовь взрослого к этому ребенку.

Василий Рулинский:

— Да, это действительно, очень важно, то, о чем вы сейчас сказали. Здорово, что вы этим занимаетесь; то, с каким энтузиазмом вы про это все говорите; то, какие судьбы вы сейчас описываете. Это, конечно, всех нас погружает в эту тему еще больше, хочется помогать. Для всех, кто проникся этим желанием, я хочу озвучить, что можно по номеру телефона 7517 отправить сумму, например, 300, и поддержать работу фонда «Дорога жизни», с руководителем которого Анной Котельниковой мы сегодня имели честь общаться в программе «Делатели». Так же есть сайт doroga-zhizni.org, там тоже можно поддержать различные сборы. Еще одно объявление, очень важное, хотел бы сделать. У нас сейчас в Мариуполе очень нужна помощь волонтеров-ремонтников в рамках проекта Синодального отдела по благотворительности для того, чтобы восстановить дома нуждающихся людей, пожилых, инвалидов, одиноких матерей с детьми. 218 частных домов уже восстановили, но еще огромное число домов людей нуждаются в помощи. Можно записаться в волонтеры, поехать неделю провести доброе дело сделать. Это можно сделать по телефону 8-800-70-70-222. Также нужны пожертвования для помощи церкви в зоне конфликта пострадавшим. Можно их оправить через сайт помочьвбеде.рф в одно слово. Спасибо большое, Анна, за этот эфир, за ваш рассказ. Много тем не смогли обсудить, но, я думаю, не последний раз встречаемся.

Тутта Ларсен:

— Да.

Анна Котельникова:

— Спасибо большое за приглашение.

Тутта Ларсен:

— Спасибо за ваше удивительное делание и за то, как горячо и интересно вы об этом рассказываете. Я уверена, что сегодня у вас последователей станет больше после нашего сообщения.

Анна Котельникова:

— Будем надеяться.

Василий Рулинский:

— С вами были Тутта Ларсен.

Тутта Ларсен:

— И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.

Василий Рулинский:

— До новых встреч.

Тутта Ларсен:

— Всего доброго.

Анна Котельникова:

— До свиданья.

---

Все выпуски программы Делатели

• «Социальная помощь в Лисичанске». Дарья Ткач
• «Женское служение в Церкви». о. Андрей Постернак
• «Помощь в детских больницах». о. Иоанн Захаров, Татьяна Андроняк