У нас в гостях была президент и учредитель Карельской Республиканской Общественной Организации «Арт шатер» Анна Мугачева.
Мы говорили с нашей гостьей о её приходе к вере, о том, с чего началась её общественная и социальная деятельность в Петрозаводске, о том, почему и как она решила заниматься организацией и проведением городских фестивалей и праздников, а также о том, что для неё значит быть христианином в современном обществе.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Дьякон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья, это «Вечер воскресенья» на радио «Вера», как обычно, в студии моя коллега Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер!
Дьякон Игорь Цуканов:
— Меня зовут дьякон Игорь Цуканов, и наша тема ежевоскресная «Христианин в обществе», наша сегодняшняя гостья, ну, наверное, как нельзя лучше подходит к этой теме, потому что она как раз занимается общественной работой, и она является христианкой.
Кира Лаврентьева:
— Всё идеально.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Анна Мугачева, президент Карельской региональной общественной организации «Арт шатёр», директор некоммерческой организации «Ресурсный центр межнационального сотрудничества», правильно, Анна?
Анна Мугачева:
— Да, правильно, добрый вечер!
Дьякон Игорь Цуканов:
— Рады вас видеть здесь в гостях в Москве. У нас не так часто бывают гости из других городов, других регионов, поэтому для нас сегодня это такое вдвойне приятное событие. Вас нужно немножко представить, потому что ваши должности, которые я проговорил, с ходу не сразу понятно, чем вы занимаетесь. Анна, дорогие друзья, в своё время получила образование в сфере железнодорожного транспорта. Но, как я понимаю, вы не работали ни минуты по этой специальности?
Анна Мугачева:
— Нет, не работала.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Начинали вы с ресторанного дела, администратором работали в ресторане какое-то время, кондитерским делом занимались какое-то время, тем чему учились параллельно ещё в юности. А вообще-то, уже много лет, сколько лет вы уже общественной работой занимаетесь?
Анна Мугачева:
— 11 лет.
Дьякон Игорь Цуканов:
— 11 лет, это организация городских праздников, фестивалей национальной культуры в городе Петрозаводске, правильно, да? Ну и не только.
Анна Мугачева:
— Я бы так сформулировала: массовые мероприятия и социальные проекты.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Вот мне очень интересно узнать и, думаю, нашим слушателям, как человек, который учился такой совершенно технической специальности и потом тоже занимался вроде бы бизнесом, как вы пришли к этой работе, как это вообще получилось?
Анна Мугачева:
— Ну если это рассказать...
Дьякон Игорь Цуканов:
— Это, конечно долго, я понимаю.
Анна Мугачева:
— Комично. Если очень коротко, то профессия кондитер она вообще спонтанно получилась, так как ну не пойду учиться, уйду из техникума, и естественно, родители тогда в наше время были очень строгими, и, если ты не учишься, значит иди работай. Если помните, у нас на любом производстве можно было прийти и стать учеником, точно так же я зашла и говорю: можно мне учеником? Бригада была 7 человек одна бригада и 7 человек вторая бригада, и вот все учили.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Это было что — кондитерская фабрика?
Анна Мугачева:
— Да, кондитерская фабрика. Это был цех кондитерский. Это у нас было кафе «Молодёжное», очень вкусные пирожные, кстати, самое лучшее кафе. Выучилась на кондитера, сдала на разряд, уехала летом как раз, всё вот за 3 месяца. И в Кижи, работала там кондитером, пекла хлеб, причём неплохой, даже конкурировала уже с профессиональным кондитером, приходили специально ко мне: Анна пекла сегодня хлеб или нет? То есть был дар такой, действительно очень любила дрожжевое тесто, оно хорошо получалось, а потом пошла как-то судьба так, что, когда замуж вышла, родила сына, и ребёнок уже в первом или во втором классе, я смотрю, что ребёнок больше увлекается компьютером, чем улицей. И как раз вот выиграла грант, написала первый грант в Минэкономики, мы выиграли по кондитерскому делу, естественно, встал вопрос: куда же девать пирожки? И вот всё началось с пирожков. Естественно, стали придумывать праздники, а плюс так как, наверное, общественник уже во мне сидел, так как у меня мама занималась общественной деятельностью в девяностые годы, помогала людям, и я подумала: как бы это объединить? Естественно, детей стали приглашать с его школы на открытые уроки на улице, приглашали артистов, делали уроки английского, делали уроки литературы, и в кафе покушать, то есть меркантильный интерес был, но этот меркантильный интерес он меня потом и убил, все общественные дела, я разорила всё своё дело, но занялась именно вот общественной деятельностью, мероприятиями. Первый фестиваль был вот у нас «Город моей мечты», если вот вы смотрели историю про меня, то там самый большой проект — это «Город моей мечты». Это гордость моя, дитё. Вот его же мы в первый год сделали к первому июня, 1 июня, как же, и дети погуляют.
Дьякон Игорь Цуканов:
— День защиты детей, ну и первый день каникул.
Анна Мугачева:
— Да, первый у нас был фестиваль, и мы его сделали 5 дней, понимаем, что все родители с детьми пришли, мы нашли, правда, спонсоров, у нас аппаратуру оплатили, и вышли предприятия с выпечкой. Естественно, с ними был заключён договор, что все 5 дней они будут стоять на площадке. В первый день народ был, остальные все четыре дня у нас просто гремела музыка на пустую площадь, и стояли бедные вот эти торговцы с пирожками, на четвёртый день, когда уже осталось полчаса до закрытия мероприятия, я подумала о том, что, Господи, скорее бы всё это закончилось, и больше никогда никаких праздников проводить не буду. Вот честно, Господи, обещаю Тебе: ничего не буду делать. И как раз заключительной у нас была православная молодежь, они вышли с колокольни, пришли ребятки, ребят 40, по-моему, было. Они нарисовали рисунки мам, вышли все на сцену и сказали: мама, спасибо, что я есть. Спели песню Мамонтёнка, потом вот сделали такую акцию: дали каждому ребенку по шарику гелевому, удар в колокол, и в микрофон ребята православные сказали: а сейчас в память о неродившихся детях, и вот этот удар в колокол и шарик в небо, такой вот эмбрион в небо. Все стояли, я смотрю, меня Господь миловал, у меня таких ситуаций не было в жизни, но я стояла и плакала, и я смотрю, все вокруг стоят и плачут, и вот тогда я, просто вытирая слёзы сказала: всё, праздник будет!
Дьякон Игорь Цуканов:
— То есть вы поторопились пообещать Господу, что больше не будете этим заниматься.
Кира Лаврентьева:
— Вы знаете, вы рассказывали про обещание, я вспоминаю историю какого-то святого из своего детства, он говорит: как хорошо, что Бог не выполнял все мои обещания, потому что иначе, если бы он выполнил мою просьбу о челюсти, которую бабушка кладёт в стакан каждый вечер перед сном, я очень просил себе эту челюсть всё детство, так хорошо, что Он её не выполнил, и мне всегда вспоминается, что Господь наши просьбы, которые не полезно, Он не выполняет, и это хорошо.
Анна Мугачева:
— Да, то есть Господь показывает сразу зачем это нужно, предназначение, и действительно в дальнейшем, когда этот фестиваль набирал обороты, у меня был случай, когда у меня менеджером работала Валентина, в течение всего семи месяцев она работала, писала письма, собирали мы все средства, там по тысяче, по две, по три, кто-то ресурсами. В итоге где-то недели полторы до фестиваля она каждый день плачет, Анна Александровна, ничего не получится, мы ничего не успеваем. Я говорю: Валя, с Божьей помощью всё будет. И когда у нас всё состоялось, представляете, на площади более 5.000 людей, бал 100 человек, это вот кадетов, это всё пышно, мощно, у нас только одних колясочников 150 детей на стадионе, эстафеты проводили.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Это детки с ДЦП, да?
Анна Мугачева:
— Да, это всё гремит, шумит, и она стоит, у неё слёзы, и она такая: как, как, как это всё возможно? То есть Господь действительно вёл, каждый год фестиваль был, единственное, это год, когда случилась пандемия, и уже в онлайн, как-то вот я не смогла это провести в онлайн, потому что это уже не то, потому что люди всегда общались, отдавали свою энергию, это очень важно — общение, волонтёры всегда участвовали. У нас был какой-то год, у нас и шатры летали, ветер, погодные условия, и когда идёт концерт, баннер разрывает, и девчонки, 15 человек, пока идёт концерт, они весь концерт сменяли друг друга, стояли держали баннер. То есть много таких курьёзных случаев, но они очень интересные.
Дьякон Игорь Цуканов:
— А когда этот фестиваль проводится? Это летний, по- прежнему, да?
Анна Мугачева:
— Это проводился, уже так могу сказать, он проводился у нас 31 мая, именно последний день мая. Почему? Потому что это именно последний вагон, то есть школьники ещё никуда не уехали, родители тоже здесь, и вот мы всегда целенаправленно в последнее воскресенье мая проводили.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Анна, ну смотрите, вы начинали этот фестиваль, как вы сами говорите, не без меркантильных интересов, таких целей, вам нужно было где-то продать пирожки. Потом совершенно очевидно, что цели поменялись, и пирожки уже исчезли, ну или их стал печь кто-то другой.
Анна Мугачева:
— Я больше скажу, был какой-то город, идёт мэр по набережной в день города, он называл меня не Мугачева, а Могучева: Могучева, то что делаешь? А я стою, шашлыки продаю, отвечаю ему: долги отрабатываю с фестиваля. Так что наоборот хуже получилось.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Ну да, как вы поняли, что вам интереснее заниматься организацией этого фестиваля само по себе, что сама эта работа вас радует, вдохновляет?
Анна Мугачева:
— Вы знаете, эта энергия, когда всё бурлит, кипит, и вот это всё, она очень заряжает, она столько даёт адреналина, вот говорят, что люди на адреналин подсажены, наверное, это нехорошо, но вот мне именно этого не хватало. И, конечно, каждый год мы делали ещё социальные моменты, не один фестиваль не проходил без социальных моментов. Какой-то год мы делали, нам партнеры давали сладкую вату, сахар, аппарат, кукурузу, зерно, тоже аппарат, и я брала мамочку, которой шкаф купить надо было, она мама-одиночка, троих детей воспитывает. Мамочка целый день работала, но она зарабатывала себе на шкаф, но не полностью, делили пополам на нужды фестиваля, но получается, человек сам зарабатывал. Какой-то год у нас ведущая, тоже многодетная мама, ей нужно было детей вывести на юга, понятно, что в разы, в 3 раза дешевле было нанять кого-то из ведущих, но я пошла целенаправленно на это, я нашла спонсоров, которые дали мне эти деньги, то есть вся семья поехала на юг, но человек полностью день отработал. То есть такие моменты у нас всегда присутствовали.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Вот я знаю, что у вас был ещё такой проект, был или есть до сих пор, «Семейное гнездо», по профилактике сиротства, это тоже как-то связано с этим фестивалем или это отдельная история?
Анна Мугачева:
— Это был мой опыт, опыт работы с детьми из детских домов, именно социальная сфера, именно как раз с органами власти. Царство Небесное, Галина Фёдоровна Григорьева, был у нас такой правозащитник детский, и она меня попросила, говорит: Аня, надо что-то менять в этой системе, потому что система очень неповоротливая. И когда мы с ней разговаривали, она говорит: возьми этот проект. На мои аргументы, что я ничего не понимаю в этой сфере, она говорит: попробуй, ты настоящий человек, ты сможешь это вытянуть. мы взялись за этот проект, честно скажу, что проект... Душа не надорвалась, но очень тяжело, очень тяжело видеть систему, когда... суть проекта была в том, чтобы вернуть детей в семью, которых уже государство забрало, и, к сожалению, государство наше настроено на изъятие, но не на возвращение. К сожалению, мы работали с детьми, которые выпускники детских домов, и после этого я очень такой жёсткий термин вызвала. Мне некоторые люди говорили, что я очень жёстко говорю, но я и сегодня это повторяю: дети из детских домов — это продукт государства, потому что целенаправленно государство работает на то, что их развращает, извините, в том плане, что они не убираются, у них всё готовое, одежда, если подарки новогодние, то их просто валят, у них нету ценностей, их просто выпускают. Это просто как выкидывание. Им дают хорошую сумму денег и отправляют в жизнь, образование не получивших, потому что они гуляют, прогуливают.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Без образования и без навыков.
Анна Мугачева:
— Их уже на пороге ждут наркодилеры, кто с наркотиками, чёрные риелторы, их уже ждут на пороге. И девочки, которые рожают, они уже как фабрика. Причём, когда мы брали девчонок, анализировали их жизнь, то есть мама, которая оставила своего ребёнка в 2 года, её тоже оставили в 2 года, и так до трёх поколений. И я пришла к выводу, я не говорю, что это правильно, но это моё мнение, что нужно работать с этим ребенком, которому 2 года. Вот его ещё спасти можно, а мама, она уже покалеченная. У нас был проекте такой психолог звёздный из Москвы, она получила высшее образование, она всегда такая приходила сюда вся расфуфыренная, красивая очень дама, ухоженная, и она говорила: Я не понимаю, почему эти девочки не могут ко мне подойти, почему у них нет материнского инстинкта?
Анна Мугачева:
— Я говорю, у них априори его нет, его просто выдрали ещё у той мамы, у её мамы уже выжгли, какой у неё может быть инстинкт? И вот эта вот боль, когда ты смотришь, понимаешь, что ты систему не поменяешь. Вот моя душа она поднадорвалась, я года три ещё чем-то другим занималась, но вот этот вот осадок, вот этот болевой шок в душе был. Конечно, это боль, и я преклоняюсь перед теми людьми, которые работают в этой сфере, которые защищают этих детей, ещё раз скажу: Царство Небесное, светлая память Галине Фёдоровне, я помню одну ситуацию, когда она за одну девочку, против которой встало Министерство, администрация, МВД.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Против ее возвращения в семью?
Анна Мугачева:
— Да, да, да, ребенка вернуть. Встали все против девчонки, которая из детского дома, а ей хотелось ребёнка, она хотела иметь семью, она просто не знала, как это сделать, они, правда, не знают. И вот вся система встала, и Галина Фёдоровна её отстояла, это герой нашего времени, и такие люди есть. Я знаю, Саша Гезалов наверняка сюда к вам приходил, тоже он работает, сам он из Петрозаводска, есть такие люди, их мало, но они есть. У меня немножко другая сфера, я работаю с семьей, ну вот в такой категории моих духовных сил не хватило, и я думаю, что мне не хватает силы на такие тяжёлые проекты.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, у нас в гостях сегодня Анна Мугачева, президент и учредитель Карельской региональной общественной организации «Арт шатёр», директор некоммерческой организации «Ресурсный центр межнационального сотрудничества», у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева, меня зовут дьякон Игорь Цуканов.
Кира Лаврентьева:
— Анна, вы сами из семьи многодетной, у вашей мамы было 6 детей.
Анна Мугачева:
— Да.
Кира Лаврентьева:
— Как для вас как для личности, что этот опыт дал?
Анна Мугачева:
— Я своим сёстрам всегда говорю, как я их в детстве не любила, честно скажу, потому что, когда тебе нужно гулять, а я была самая старшая. Во-первых, когда я родилась никого не было, мне всё покупали одной лучшие игрушки, я даже помню цвет той посудки.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы помните вкус свободной жизни.
Анна Мугачева:
— Да, да, да, и это всё в один час закончилось. Но, конечно, я очень преклоняюсь перед своей мамой, за те слова, которые в своей жизни она сказала, когда, я такой человек свободолюбивый с детства, ну, во-первых, наверное, потому что старшая, потому что мама растила одна, был отчим, но, оказывается, он пил, но мы не знали. Я даже за это преклоняюсь, что в семье этого не знали, то есть она этого не показывала, не давала до нас дойти этой информации. И она один раз посадила меня напротив себя и сказала, всё что можешь в жизни брать — бери и, хочешь, решай сама же сама, но, если когда-нибудь ты в жизни прервешь жизнь своего ребёнка, как хочешь это воспринимай, но дверь этого дома для тебя будет закрыта. Это один раз разговор у нас был, и, в принципе, мне этого больше никогда не нужно было повторять, больше у нас не было разговора, я сейчас просто вспоминаю, насколько ей было тяжело воспитывать в то время детей, каждый, если она приходила в кабинет говорил: А зачем рожала? А зачем столько детей? Моя лично бабушка родная меня просила шестом классе, чтобы я с мамой поговорила, чтобы мама сделала аборт, то есть это ребёнок, вот это всё. Понимаете, через что проходила в то время женщина? Когда все мы уже стали взрослые, мама занималась общественными организациями, это в девяностых годах, как раз Финляндия помогала, вещи привозили, помогали. Вот её все называли мама Тома, только мама Тома и больше никак. Я своим сёстрам рассказала такую историю, я была в четвёртом классе, мы переехали к дяде Лёше — это отчим, мы переехали в деревню, мама с ним поехала, бабушка очень критично относилась, что много детей, как-то стыдилась, что семья многодетная, вот ещё и отчим, и мама переехала с ним в деревню, получилось так, что он запил. И вот она одна в деревне, не у кого взять помощи, купила на последние деньги, оказывается, нам хлеб и пошла пешком, это 60 км, а была, оказывается, беременная, где-то 30 км прошла и упала, слава Богу, что не замёрзла.
Кира Лаврентьева:
— 60 км? Нам не послышалось?
Анна Мугачева:
— Она пошла к своей маме занимать деньги.
Кира Лаврентьева:
— 60 км, пешком, беременная.
Анна Мугачева:
— Она 30 км прошла, ну это был ещё ранний срок, она не знала, она тогда только узнала.
Кира Лаврентьева:
— Но самочувствие все равно могло быть плохое.
Анна Мугачева:
— И в больницу ее привезли, она сбежала из больницы, потому что у нее дети, понимаете? Столько прожив, я вот до сих пор сожалею о том, что она всегда говорила: я не знаю, покрестили меня или нет, но, наверное, меня кто-то тайно покрестил. Была некрещеная, а я до сих пор думаю, почему я тогда не пришла к вере, чтобы мне ее покрестить?
Дьякон Игорь Цуканов:
— А вообще отношение к вере у вас в семье оно было какое? И как вас... в какой момент вы стали человеком верующим?
Анна Мугачева:
— У нас семья такая атеистов, ещё я, когда замуж за мужа вышла, он из Грузии был муж, и он говорил, знаешь, что такое матриархат? В Грузии этого слова вообще не знают, что это такое, женщина?
Кира Лаврентьева:
— Я тебя познакомлю с этим понятием, дорогой!
Анна Мугачева:
— Бабушка моя, конечно, тоже не виновата, что она одна, потому что их было 9 человек, и всего две сестры осталось, и она очень любила отца, она не поменяла фамилию, чтобы фамилия не потерялась. Но о церкви, о Боге у нас никогда никто не говорил. Покрестилась я 18 лет, проходя мимо храма, зайдя, покрестилась, ушла и забыла. Вспомнила только в 30 лет об этом, когда погибла одна девушка, с которой я дружила, и она, ну мы же язычники, мы же все в приметы верим, вдруг она приходит ко мне во сне и говорит: пойдём со мной. Я же понимаю, что, если зовёт во сне покойник, что значит туда надо. Я просыпаюсь, я говорю: ой, Слава Богу, что я крещёная, по крайней мере, что я хоть туда пойду (показываю вверх). А мне подруга сидит и говорит:
— А ты причащалась?
— А что это такое?
Она говорит: Значит ты некрещёная.
Кира Лаврентьева:
— Радикальное высказывание.
Анна Мугачева:
—Я бегом в церковь, прихожу к батюшке: батюшка, мне надо срочно крещение дозакончить, обряд закончить. Отец Павел улыбнулся, конечно, я ещё церковь такую выбрала, у меня ещё такое в характере, знаете, если делать, так делать. Церковь я выбрала на окраине города, чтобы уж пройтись.
Кира Лаврентьева:
— Да ещё и на горе, чтоб ещё на скалу подниматься полдня.
Анна Мугачева:
— Это на скале, правда, она в скале, кстати. Пришла туда, причастилась, правда, Причастие очень сложно мне было, я помню, я тогда занималась бизнесом: на каблуках, маникюр, самая модная стрижка, захожу и стою — мне плохо, но вечером я хорошо простояла, а утром, когда я пришла, мне плохо, я стою и мне хочется выйти, у меня аж капли пота, и вдруг у меня помысел: встань на колени. Я помню этот диалог с собой: какой пол? Ты посмотри, там все ходят, цена колготок, у меня всё, встань на колени. Не знаю, как я встала на колени, но вот это помню ощущение лёгкости, чернота она от меня отходит. Тогда я поразилась этому чуду, я явно видела это всё, но я ушла от Церкви лет, наверное, на 10, и пришла я к ней через вот какие-то случаи в жизни, передряги, что-то мне плохо было, и я пошла в церковь, стала ходить, бездомных кормить, мне всегда надо если исповедь, как я к первому своему батюшке приходила и говорила: батюшка, можно я встану за аналой и всем всё расскажу, в чём я грешна. То есть вот такая граница.
Кира Лаврентьева:
— Горячая натура у вас.
Анна Мугачева:
— Да-да. Если уж что-то делать, пошла бездомных кормить, потом вот стали помогать по социальным проектам, опять я отошла, и уже совсем я прилепилась, когда общественные организации у меня были. И вот эта первая акция, первый год, я уже стала немного присматриваться, немного задумываться, что-то тут не так. И стала смотреть, что Господь мне посылает, каких людей, и последняя, конечно, у меня была капля, когда я пришла к отцу Иоанну, это Александро-Невский собор, благочинный был по Карелии, он со мной разговаривает и говорит: Анна, так, может быть, ты совместно с церковью будешь делать проекты и всё. Я так удивилась и говорю: батюшка, да вы что, это не моё, вот помочь тогда, или привлечь финансы, обращайтесь и я вам помогу. Но батюшка у нас очень мудрый, он улыбнулся и ничего мне тогда не сказал, но года не прошло, я уже полностью проекты, но всё равно я себя ощущаю вот именно связующим звеном между светским обществом и православным сообществом. Сейчас объясню, в чём. Если вот там в бумажке у вас написано, что Петра и Февронии у меня есть проект, этот церковный праздник, и я предложила для того, чтобы сделать его более понятным для светских, вынести его на улицу, в ограде у собора сделать, мы делали концерт, раздавали пирожки, бесплатные мастер-классы, и я попробовала формат: за оградой поставить карусели, которые за деньги, и поставить кафе, тоже за деньги, но, чтобы стоял какой-нибудь приход и продавал целый день. И также половину отдавали на то, что расходы праздника: на аренду, на всё, и половину забирали на свой приход. Первые два года или три мне говорили, что, то что за оградой — это зло, то есть то, что в ограде — это добро. И когда мы подошли с батюшкой, я говорю батюшке: давайте посмотрим на «добро», мы подходим, и я вижу человека, он довольно-таки хороший пост занимает, обеспеченный человек, с семьёй, три девочки у него. И вот они стоят: давай, давай, давай, бери пирожки, вот тревога, что не достанется, возьмём, потом смотрим, кто-то не доел, выкинул, бесценно, нет цены. Я говорю батюшке: пойдёмте посмотрим на зло. И когда мы вышли посмотреть на зло, в этот момент, чтобы вы понимали, я арендовала специально карусель и платила деньги им за аренду, а для жителей, если кто приходил, то мы делали, если в городе, например, стоит 300 рублей, то здесь была 50 рублей цена. И сладкая вата была где-то не 150 рублей стоила, а 30. И вот мальчишка подбегает и, такой к папе, а у этого папы шестеро детей, и он постоянно за помощью какой-то, то есть папа всегда стоит в роли просящего. А здесь мальчик подбегает такой и вот так, сопли вытирая, говорит: папа, папа, дай мне ещё сладкой вата я там напрыгался. И в этот момент, мы ловим выражение его, лица он достает из кошелька 100 рублей, вот вы понимаете, вот этот вот жест, вот чувство самодостаточности, а когда мужчина это чувствует, вот для меня красивей момента я еще не видела. Вот я вам честно скажу, почему я все время говорю женщинам: не ломайте мужчин, не ломайте, потому что женщина может сломать и очень сильно. А когда у него это вот раскрывается, это такая мощь, это все мужское вот в этом жесте, понимаете? И я говорю: ну как? С того дня зло восторжествовало, а бесплатное перестали раздавать. Ну ещё что очень хочу рассказать, это мы делали такие баннеры маленькие с высказываниями о семье, что это не взаимная красота, это тяжелейший труд, высказывания святых и просто на деревьях вешали. Люди мимо проходящие, они проходили так и смотрели, у кого-то что-то западет, у кого-то нет, кому-то западёт. И кто приходил в выходные, а ещё же просто светские, мы же в России живём, да? Там можно за 30 рублей покатать на ребёнка, в храм не зайдут, но покатают. Бог с ним. Но кто-то из православных смотрит, что естественно на карусели в воскресенье прийти с ребёнком, также естественно и в храм прийти. Вот моя задача, это я так долго вам рассказываю, я так её понимаю, вот этот забор визуально снять, чтобы порог был более доступен для людей.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», в этом часе с нами Анна Мугачева президент Карельской региональной общественной организации «Арт шатёр», директор некоммерческой организации «Ресурсный центр межнационального сотрудничества». Мы вернёмся после короткой паузы.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер ещё раз, дорогие радиослушатели, это «Вечер воскресенья» на радио «Вера» и сегодня у нас в гостях Анна Мугачева, президент и учредитель Карельской региональной общественной организации «Арт шатёр», директор некоммерческой организации «Ресурсный центр межнационального сотрудничества», человек, который вот уже 11 лет занимается организацией в городе Петрозаводске, ну вот я понимаю, вы это называете городскими событиями. Мы это называем мероприятиями, какими-то городскими фестивалями, праздниками, а в каком-то из ваших интервью, я увидел, вы сказали «городские события», мне это очень понравилось, а как вы это воспринимаете?
Анна Мугачева:
— Ну это событие, да, конечно.
Дьякон Игорь Цуканов:
— То есть для вас это событие.
Анна Мугачева:
— Вы знаете, один раз, когда я ехала на маршрутке, возвращаясь, фестиваль шел, а мне нужно было куда-то доехать. На маршрутке возвращалась. Две остановки проехать. И девчонка молодая тоже, а я на этих мамочек тоже после «Семейного гнезда» просто на этих мамочек всегда смотрю, обращаю внимание. Она сидит и говорит, мамочка видно, что нуждающиеся, по одежде, по всему, по деткам видно. И она говорит: а мы только вот с фестиваля едем. Она говорит: какого фестиваля? Да я, говорит, не помню название, но что-то, связанное с моей мечтой. Я тогда просто вот понимаю, что... Меня просто вот распирает, я стою и улыбаюсь, даже сейчас рассказываю, я добилась цели, то есть, связанное с её мечтой. Ведь фестиваль как раз вот, такие девочки, зачем я, кстати, эти фестивали тоже сделала, вот мамочки, я посмотрела, чтобы пойти выйти даже с одним ребёнком в парк, в город, вот я с маленьким ребёнком выхожу, я понимаю, что если у меня зарплата 8000, ну тысячи полторы я точно из трачу, да? Если каждые выходные, то что за квартиру, на что жить? А были, ещё меньше получали деньги. И вот эти мамочки им было проще сесть, в песочнице ребёнок играет, она купила бутылку пива, и в принципе, вот её досуг, всё. И поэтому для меня было очень важно, чтобы на фестиваль они приходили, во-первых, каждая площадка — это было 38 улиц каждая площадка показывала, что они делают, фонды рассказывали, что они делают, их активные люди участвовали, причём они всем таким скопом делали, если бизнес-площадка, то тоже они всем коллективом работали. У меня есть Людмила знакомая, она говорит: слушай, Аня, я даже не знала, что можно за свои деньги так клёво покуражиться. То есть вы понимаете, эту вот тоже такая оценка. Это живой организм, в котором все принимают участие. Когда такая мамочка приходит, которая посидела бы в песочнице с пивом, она видит: а вокруг же мир живёт, и люди, в принципе, тоже в таких же условиях. Но они ещё что-то кому-то помогают, ещё приходят и что-то делают. У нас какой-то год, по-моему, пять лет нашему фестивалю было, я каждый год ломаю голову, чтобы сделать такого нового? Почему? Потому что инвестор управляет, что надо вот разные идеи привлекать. И один год мы сделали «Спасибо», то есть Год спасибо. Каждая площадка делегировала от себя человека, то есть если библиотечная система, то именно семью, не работника, а семью, которая им помогает, именно общественники. То есть, которые не на окладе, а именно вот таких людей мы искали. И, естественно, была организация, которая работает с инвалидами, то есть семью такую тоже активную предложили. И награждение у нас было, у нас как раз тогда губернатора назначили, ладно, не буду всю историю рассказывать, чтобы не портить имидж губернатору.
Кира Лаврентьева:
— Ну не щекочите нервы нашим радиослушателям.
Анна Мугачева:
— Нет то что губернатору, а даже больше, наверное, я с уважением отношусь к тем людям, которым доставили эти письма от губернатора, они тогда сказали, что им никто спасибо не говорил, и для них это было важно. А остальное, как все это было, это такая вот мелочь. Я хотела рассказать о том, когда мы вручали эти письма благодарственное. Мы минут 20 ждали замгубернатора, я просто рвала и металла, я уже звонила: Лариса Анатольевна, сколько можно, вы где, вы как, я выхожу уже на крыльцо, у меня уже накипает. Уже на крыльце: Лариса Анатольевна, вы скоро или как? И вдруг подъезжает машина, и выходит семья, это вот как раз от организации, которая работает с инвалидами. У мужа что-то с руками, у женщины рук вот как бы нету, она зубами пишет, ногой вот, и здоровый мальчишечка, и я понимаю, для чего вот это вся задержка, почему Господь эту задержку сделал.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Чтобы они успели, да?
Анна Мугачева:
— Это ещё пол-истории, когда она вышла, она рассказывает, она пишет вот зубами бизнес-планы, она делает отчёты бухгалтерские, она пишет проекты, я стою и думаю: Господи, вот сколько сил, сколько духа у этого человека, у меня даже десятой доли нет того, что есть у этого человека. И вот когда мы ей письмо давали, мне хотелось просто на колени встать и сказать: спасибо за вот это мужество, за любовь к жизни, причём они несут это так, вот с такой радостью, что не хочется отвернуться. Ведь наше поколение с детьми с ограниченными возможностями, уже давно я работать стала, у меня партнёр Татьяна Васильева, она занимается, у неё самой ребёнок такой, она возглавляет организацию «Поможем нашим детям», самоотверженный у неё труд. Давно я с ней сотрудничаю, плюс ещё если учесть, что у меня брат Даун, то есть я столкнулась с этим с детства. У меня всегда было представление, что вот эти дети, ну в наше время, по крайней мере, когда я росла, что они за стеклом, знаете, за таким матовым, то есть вроде бы они есть, но вот только силуэт. А здесь человек живёт полной жизнью, и вот он не только живёт, он от дает людям, он больше отдает, чем берет. И вот я преклоняюсь перед такими людьми. Я даже забыла, о чем я рассказывала до этого.
Кира Лаврентьева:
— Вы рассказывали о поздравлении от губернатора, а мы в свою очередь, вот о чем вас хотели спросить: в этом году, если мы не ошибаемся, «Арт-шатру» исполняется 10 лет — юбилей, который, в общем-то, совпадает с вашим юбилеем, с чем мы вас от всей души поздравляем. Вот, оглядываясь на эти 10 лет, Анна, оглядываясь на эти 10 лет, как вы считаете, вот что самое главное вам удалось с Божьей помощью сделать в этом проекте? Какие самые большие плюсы вы могли бы вынести сейчас вот из всей этой истории для себя, а также для людей, конечно?
Анна Мугачева:
— За 10 лет — это самый большой, наверное, плюс: моё понимание людей, не понимание, а принятие людей такими какие они есть. И вот понимание, наверное, громко будет сказано, понимание жизни в храме. Это живой организм, и иногда, когда мы только приходим в храм, то нам кажется, о, батюшка — это святой. Или как мне многие говорят: ой, да ты там рядом с Богом, ты там скажи или напиши записку, от тебя записка будет наша. Вот это понимание того, такие же люди как ты, и когда человек священник, или человек делает мирские вещи, ты это не воспринимаешь, как всё, мир разрушился, как он мог, он же в сане, или как она могла: она же в церкви работает? Вот через эти проекты, через этот десятилетний опыт, он мне дал понимание, мне как-то от этого легко и светло. И ещё самое большое — это работа с людьми, и я скажу вам, что у меня действительно было раньше, вот вы не наблюдали за собой, когда ты идёшь по улице, ты видишь человека с ограниченными возможностями, ты отворачиваешься не потому что ты там как-то, а вот как-то машинально на что-то другое переключаешься.
Кира Лаврентьева:
— Может быть, чтобы не смутить его самого?
Анна Мугачева:
— Сразу переключаешься, сейчас я поняла, я стала обращать внимание, что я просто спокойно смотрю, улыбнусь, иногда даже непроизвольно я поглажу, и уйду, это даже, знаете, у меня было: я такая подошла, погладила, вот я разговариваю и такая погладила и пошла дальше. И вот это чувство пришло, оно само по себе пришло, я не стала ни лучше, ни хуже, у меня вот это поменялось, Господь поменял вот это, взгляд. Хотя, говорю, что у меня у самой брат, и я грешна, что я не занималась им, им занималась мама, моя младшая сестра им занимается. Но вот это понимание только ко мне пришло. Может, взросление такое?
Кира Лаврентьева:
— Вы сказали, что перестали удивляться тому, что в церкви такие же люди, что батюшка может сделать что-то не то, и вы не будете смущаться, ведь он же просто человек, и вы не будете ожидать от него святости, точно также от прихожан. Как это связано с вашим проектом, это ваш личный вывод в течение вашей жизни, внутри церкви? Тогда давайте мы что-нибудь хорошее скажем, что вам дает церковь, давайте этот ответ уравновесим ещё каким-нибудь.
Анна Мугачева:
— А, хорошего?
Кира Лаврентьева:
— Чтобы сейчас наши радиослушатели не подумали, что в церкви одно сплошное разочарование в людях.
Анна Мугачева:
— Нет, нет, нет и нет. Просто я почему... это взрослость.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, просто это для наших радиослушателей.
Анна Мугачева:
— Ну, во-первых, у меня очень много в окружении священников, у меня очень много в окружении появилось православных людей, И, ну такая мелочь, ну, например, я когда куда-нибудь лечу, я сразу же эсэмэски всем скидываю, человек там 40, я пишу: я вылетаю, помолитесь за меня. Все отвечают: да, молимся, молимся. И ты спокойно садишься, и ты забываешь уже, причём это расслабляет, раньше ты сидел и молитвослов читал, а сейчас — ну, молятся. Вот честно, вот это уже расслабляет, но духовность такая, единство, когда тебе плохо, и ты написал, и говорят — одна эсэмэска: молимся — мне очень много сил придает.
Кира Лаврентьева:
— Вот эта общинность, да?
Анна Мугачева:
— Да, церковь, общая молитва. Когда ты молишься, и особенно когда начинается пост, читаешь Псалтирь, особенно когда страшно, ты чего-то боишься, я, например, пишу человек 10 SMS: давай сегодня почитаем молитву такую-то, уверенность, и я прямо понимаю, что это вот щит, вот это для меня щит. И ещё я бы хотела сказать, что у меня появился вот такой стержень, за который вот, когда мне становится страшно, я как-то в себя углубляюсь за этот стержень двумя руками держусь, и когда я держусь я говорю: Господи помилуй, Господи помилуй, Господи, помилуй. Это вот как раз та связь с Богом, она у каждого человека своя, у меня она такая, и появляется уверенность, когда особенно, вот знаете, сейчас такие времена непростые, и высказать даже в интернете свое мнение, да вот даже по поводу QR-кода возьмём, высказать свое мнение очень много людей боятся написать, честно скажу, я тоже пишу, и у меня такое вот, я рассказывала сегодня, Вицин стоит на дороге, и так вот: а как будет, а как отреагируют, и вот в эти моменты я говорю...
Кира Лаврентьева:
— Вицин на дороге — это смешно.
Анна Мугачева:
— Внутренние за себя держусь и говорю: «Господи, помилуй». И если я чувствую, что вот глаза зажмуриваю, проносит, проходит всё.
Кира Лаврентьева:
— Написал, зажмурил глаза, пронесло.
Анна Мугачева:
— Но сейчас, вот как раз, юбилей прошел, и я стала, я такой человек очень бываю резкий. Может быть, резкий в каком плане? В том, когда тебе надо сделать много, и нет времени: так давайте быстро, быстро, быстро, да-нет, да-нет, да-нет, в таком вот плане. То сейчас я стала очень аккуратно, вот для себя пришла к тому мнению, что это как тот случай, когда мы смотрим, как человек как тот пирожок, мы в ответственности — что мы даем, мы в ответственности за какое-то мероприятие, что мы делаем? У человека есть и белая сторона, и чёрная, и от нас, даже вот сейчас наша радиопередача, вот сейчас мы говорим, что мы у человека выберем сейчас, вот своим я рассказам выдерну: чёрную или белую сторону? Вот эта ответственность все равно на нас, особенно в массовых мероприятиях. И когда сейчас в интернет я начинаю писать, мне, конечно, хочется написать, но я понимаю, что это пойдут круги, а это очень сложно, вот я сейчас вам говорю, но у меня это получается с огромным трудом, высказать то, что ты хочешь сказать, но так, чтобы это было с посылом мирным.
Кира Лаврентьева:
— Для горячего человека — это очень тяжело.
Анна Мугачева:
— Очень-очень тяжело, и я понимаю, что вторая часть, которую я начинаю своей жизни, мне, наверное, этому нужно учиться, очень молиться, только Господь Бог поможет сделать помягче. У меня очень много в окружении, есть одна знакомая, которая всегда говорит: ну хоть кто-то тебя смирит, я настолько вот энергетикой своей. Я понимаю, что она не по злобе, а просто вот эта энергетика она сносит, иногда, не каждый понесёт общение со мной. Это неплохо, и нехорошо, просто вот такая энергетика. И вот сейчас мне нужно учиться, я почему-то для себя поняла, что мне нужно энергетике более мирной учиться. Потому что сейчас очень накаленная обстановка.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Ну да сейчас очень легко вспыхнуть и зажечь кого-то.
Анна Мугачева:
— Люди сейчас очень агрессивные, они уставшие, именно сейчас любовью надо показывать, мне, например, надо учиться мягкости.
Дьякон Игорь Цуканов:
— «Вечер воскресенья», дорогие друзья, на радио «Вера», сегодня у нас в гостях она Анна Мугачева, человек, который занимается организация общественной работы организацией городских праздников, фестивалей, в городе Петрозаводске президент и учредитель корейской региональной организации арт шатёр директор некоммерческой организации т.д. т.п. у микрофона моя коллега Кира Лаврентьев, меня зовут Игорь Цуканов. Анна, скажите пожалуйста, вот насколько я понимаю, когда вы начинали заниматься вот все эти работы по организации городских больших мероприятий, не всегда это встречало понимание со стороны городской власти, вас часто воспринимали как конкурирующую фирму своего рода. И действительно, честно говоря, нам здесь в Москве трудно себе представить, как обычный человек может заняться чем-то таким большим на уровне целого города, и не встретить на своем пути какого-то сопротивления, думаю, что вы это сопротивление тоже встречали. Вот удалось ли с этим как-то справиться на протяжении этих 11 лет, я так понимаю, что сейчас вы уже работаете в какой-то такой, как сказать в сотрудничестве с чиновниками местными или не всегда?
Анна Мугачева:
— Нет, вот строптивость, наверное, она мне всегда мешала, но, с одной стороны, и помогала. Видите, в чем дело, я сейчас понимаю всех чиновников, раньше я не понимала. Я понимаю, что система есть система, она очень узкая, и понимать нас, общественников, ведь любого из общественников взять, который работает, он в разы, где-то КПД у него на 100% больше всегда, и так как у него низкий порог предоставления услуги, и во всём, он более человечный, перед ним не стоит системы. Я уже говорила до этого, что во мне очень такая масштабность, когда мне что-то надо, тогда я уже уфф. Если помните, Олимпиада когда, восемь лет назад была? Ну в каком году была Олимпиада?
Кира Лаврентьева:
— Да не так давно.
Анна Мугачева:
— По футболу в Санкт-Петербурге?
Кира Лаврентьева:
— Чемпионат? В 18-м году.
Анна Мугачева:
— Да, да. И вот у нас и полицию туда перенаправили, все рамки, восемь совещаний собирали по поводу проведения «Города моей мечты», и вот говорят: нельзя, антитеррористически нельзя.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Потому что не хватает полиции.
Анна Мугачева:
— В общем, восемь совещаний, даже в Законодательном собрании собирались, я помню, один из чиновников говорит, сидит и просто говорит: она хочет, чтобы мы на неё все работали. Я, причём с трибуны, не прошу, а: да я хочу, потому что вы слуги народа, вы это забыли. То есть моя позиция тоже была вызывающей, если встать на их сторону как людей, вот я была бы на их месте, я бы тоже... С одной стороны, всегда Господь посылал, если мне кто-то оказывал противодействие, Он всегда ставил кого-то чуть повыше, и помощь да, была, была такая ситуация. И очень сильно мне помогал, конечно, Андрей Владимирович Макаревич, он был у нас помощником губернатора.
Кира Лаврентьева:
— Не путать с музыкантом.
Анна Мугачева:
— Да, да, да. Это лётчик-истребитель, действительно он возглавлял полк у нас в Бесовце, и сейчас возглавляет кадетское президентское училище, вот он мне всегда говорил: «Аня, размочи бараночку», у меня этого никогда не получалось. Я один раз, у меня был такой случай, когда я в МВД пошла и как раз вот по согласованию этих схем, а к нам присоединился Вилла Дэй, и нам надо было найти 50 автобусов, чтобы перекрыть дороги, и надо было металлорамки поставить. И я вот уже сижу там, причём в такой форме: я говорю: мне, может быть, уже автоматы купить и пойти защищать город Петрозаводск? То есть для меня было не понятно, почему силовые структуры мне пишут, причём делают это, в положении рекомендуют, что я должна принести рамки, я должна оцепление, я должна оградить... Общественник, который делает для города, я не свой юбилей на площади Кирова праздновала. Или чиновник мне мог сказать, подожди, я не знаю, сколько сцена ещё будет стоить, которая стоит на площади Кирова, это наше достояние. Какой-то год мне вообще один из чиновников говорил: подожди, мы посчитаем, сколько будет стоить аренда площади. То есть всяких курьезов было, но вот я говорю, что всегда появлялся в противовес кто-то, что-то, как-то обходили.
Дьякон Игорь Цуканов:
— То есть помощь какая-то появлялась?
Анна Мугачева:
— Помощь появлялась всегда, Господь милостив, он всегда посылал людей, это мероприятие всегда состоялось.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Ну вот интересно, что эти все трудности не отбили у вас желание этим заниматься, ваш этот азарт не пропал, да?
Анна Мугачева:
— Наверное, сейчас я не скажу, что у меня желание отбили, желание участвовать в мероприятиях именно с участием чиновников. То есть это семинары, круглые столы, потому что, к сожалению, у нас, знаете, как получается? У нас может человек посчитать, что власть — это его личное, и решить: тебя наказывать, тебя нет. А заниматься социальными проектами, они вне власти были, как я ими занималась, так я ими и занимаюсь. Многие сейчас говорят, что я ушла в тень, что я ничем не занимаюсь, но я тем же самым занимаюсь. Вы знаете, что у нас на площади Кирова было три храма? Свято-Духовский и он был как Христа Спасителя.
Кира Лаврентьева:
— Я вот не знаю, отец Игорь знает.
Анна Мугачева:
— Три раза взрывали, у него такая же судьба как у храма Христа Спасителя, только храм Христа Спасителя восстановили, а вот проект, кстати, пользуясь случаем, может быть, кто-то меня услышит, это мечта не у одной меня, а у многих сделать. Я понимаю, что театр нам не снести, и я против всяких снести театр или ещё что-то, но поставить музей под открытым небом: все три храма в человеческий рост, Соборную площадь восстановить и отдать дань предкам нашим, которые все это строили, я думаю, это в наших силах. И если кому-то будет интересно в этом проекте, то я бы попросила отозваться, но мы с вами про другое говорили, я отвлеклась.
Кира Лаврентьева:
— А как с вами можно связаться, вы есть в социальных сетях?
Анна Мугачева:
— Да. Анна Адуашвили.
Кира Лаврентьева:
— Это ВКонтакте? А Facebook (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)?
Анна Мугачева:
— Анна Мугачева.
Кира Лаврентьева:
— Так что, дорогие радиослушатели, если вы где-то в Карелии, в Петрозаводске, то вы можете поучаствовать, написать в личных сообщениях нашей замечательной гостье.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Ну, наверное, не только в Карелии.
Кира Лаврентьева:
— Ну, актуальнее всего, в Карелии, но если ваше сердце отзовётся, то она всегда будет рада любой помощи, любой поддержке.
Анна Мугачева:
— Но, мне кажется, человек, у кого есть возможность поучаствовать в восстановлении соборной площади, это же исторический будет. Вы понимаете — это три храма, памятник Александру Второму, если это сделать, это будет чудо громаднейшие.
Кира Лаврентьева:
— Да с любого конца мира это можно сделать.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Анна, мы желаем вам почаще в вашей работе в вашем служении у вас происходили вот такие радостные события, неожиданные, радостные, я понимаю, что они все равно требуют труда и встреч с людьми, каких-то договорённостей, но так радостно, когда все это получается.
Кира Лаврентьева:
— Чтобы на пути жизненном вашем встречались неравнодушные люди. Которые бы вам помогали, это важно.
Дьякон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, сегодня у нас в гостях, и у вас в гостях была Анна Мугачева президент и учредитель Карельской региональной общественной организации «Арт шатёр», директор некоммерческой организации «Ресурсный центр межнационального сотрудничества», человек, который уже 11 лет организует в Петрозаводске городские события, городские фестивали, городские праздники, и на котором во многом держится вообще жизнь общественная, социальная, какое-то вот движение в городе Петрозаводске.
Кира Лаврентьева:
— Русь-матушка держится. Так у меня и просилось сегодня сказать это.
Дьякон Игорь Цуканов:
— У микрофона сегодня, как всегда, по воскресеньям моя коллега Кира Лаврентьева, меня зовут дьякон Игорь Цуканов, мы благодарим Анну за то, что вот в вашем занятом графике, вы не так, наверное, часто бываете в Москве, и, наверное, ваш график здесь расписан по часам, но вы нашли в этом графике время, чтобы приехать к нам в студию и пообщаться, чему мы очень рады.
Кира Лаврентьева:
— Спасибо огромное! Ещё раз поздравляем вас с прошедшим юбилеем, с юбилеем вашей замечательной организации и желаем множества свершений!
Анна Мугачева:
— Спасибо!
Дьякон Игорь Цуканов:
— Всего доброго, до следующих встреч!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер