Нашим собеседником был настоятель храма Всех святых во французском Страсбурге архимандрит Филипп (Рябых). Разговор шел о жизни и подвиге святой преподобной Одилии Эльзасской и о почитании западных святых неразделенной Церкви православными христианами.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Добрый вечер, дорогие друзья. В очередной раз в этот предпраздничный час я приветствую вас на радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. И я, с позволения сказать, профессиональный неофит. Ну только лишь в том плане, что каждую неделю в понедельник вечером я сажусь перед микрофоном в светлой студии радио «Вера» и начинаю программу «Вопросы неофита». Но если быть совсем откровенным, вопросов у меня действительно очень много. И один из главных вопросов для меня: почему мы, христиане, задача, которых любить друг друга и быть вместе, вот такое впечатление, что стремимся разделиться? Как так получается? Кто за это несет ответственность? Можем ли мы это как-то изменить? Почему у нас существует так много течений в нашей христианской Церкви, почему есть католики, протестанты, православные, разный ли у нас Бог и разные ли у нас святые? По поводу святых у меня даже есть ответ: да, разные. Но как так вышло? На эти и другие вопросы я хочу получить сегодня ответ от моего собеседника, священника, с которым я имею честь быть и счастье быть знакомым лично, священника, благодаря которому Страсбург украшает, ну вот есть в Страсбурге «розовый ангел», а есть как мы с женой называем, «белая жемчужина» Страсбурга — замечательный храм Всех Святых в Страсбурге, построенный с Божией помощью и силами этого человека. Представитель Русской Православной Церкви при евроинститутах, архимандрит Филипп (Рябых). Добрый вечер, отец Филипп.
Архимандрит Филипп
— Здравствуйте, Александр. Всех приветствую, и с горячим приветом из Страсбурга.
А. Ананьев
— Скажите, пожалуйста, как обстоят дела в Страсбурге сейчас? Ну вот как у нас обстоят дела: богослужения проходят в штатном режиме, стараемся быть на богослужениях в масках, лжица омывается после каждого причастия, а в остальном вот все так, как было раньше. Как в этом отношении дела в Страсбурге сегодня?
Архимандрит Филипп
— Александр, у нас тоже постепенно жизнь вошла в обычное русло, привычное, доковидовских времен. Однако, конечно, есть условия, которые мы стараемся соблюдать — это находиться в масках во время богослужения для верующих, а также соблюдать, по возможности, дистанцию между людьми. И, конечно, при входе в наш храм стоит дезинфектор, и люди, входящие в храм, могут дезинфицировать руки. В остальном все, собственно, обычная жизнь. Также мы дезинфицируем лжицу после каждого причастия, а так все остальное в своем обычном русле происходит.
А. Ананьев
— Ну вот насколько я помню, вот в этом замечательном храме Всех Святых в Страсбурге — сколько он там, года четыре, наверное, открыты у него двери?
Архимандрит Филипп
— Малое освящение храма прошло в декабре 2017 года. И затем 26 мая 2019 года Святейший Патриарх Кирилл освятил наш храм. То есть, собственно, первая литургия в храме была совершена 23 декабря 2018 года. Таким образом, мы подходим к дате в три года, то есть нашему храму три годика, он еще совсем маленький.
А. Ананьев
— Ну вы знаете, во-первых, у меня лично ощущение, что этот храм не просто давно, а он там был всегда, в Страсбурге, настолько он идеально, органично, промыслительно вписался в архитектуру и атмосферу города. И более того, я думаю, что у местных жителей, не только у прихожан вашего храма, но и у тех, кто просто живет рядом, по соседству, и часто видит этот храм, тоже ощущение, что этот храм был всегда. По крайней мере я точно знаю, что вот на кафедральном соборе, на смотровой площадке в центре Страсбурга, там, где бронзовые указатели на главные достопримечательности Страсбурга, появилось указание на храм Всех Святых, в частности.
Архимандрит Филипп
— Правда, я могу только подтвердить то, что вы сказали. Потому что люди, приходящие к нам в храм, они постоянно об этом говорят, ну и хорошим таким свидетельством любви горожан к нашему храму являются очень частые фотографии, которые размещаются на частных страницах в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации). Также разные сообщества любителей фотографии, они выставляют фотографии нашего храма совершенно в разное время суток, и это говорит о такой признательности и любви к нашему храму. Здесь любят гулять, наш храм открыт для французов, мы не закрываемся ни от кого. Хотя, конечно, основная наша паства и люди, которые приходит в храм, это наши русскоязычные верующие, православные из разных стран — из России, Украины, Белоруссии, Молдавии, Грузии, и приходят французы. Наш храм открыт каждый день кроме понедельника, понедельник мы так отдыхаем. В церковной традиции понедельник посвящен Ангельским Силам, поэтому мы, как ангелы, немножко приходим в себя после трудовых дней. Потому что действительно, особенно в выходные дни очень много людей приходит и на службы, потом просто мы принимаем на территории храма. Особенно в теплое, хорошее время, солнечное, у нас действительно очень много людей. Так что ходят все довольные, радостные, всем очень нравится, все говорят такие вот комплименты. Некоторые говорят, что для них это как маленькое путешествие в Россию. Потому что здесь наш комплекс — у нас храм и рядом стоит приходской центр, обнесена территория, поэтому можно сказать, что это такое небольшое место, где представлена так наша архитектура, наша культура. И человек вдруг вот действительно из архитектуры западной, розового песчаника, потому что Страсбург в основном построен из розового песчаника, которого в довольстве в Боргезе, в горах находится, и вот вдруг человек приходит совершенно в другое место, он вот переносится — белая архитектура, зеленая крыша медная, и вдруг это совершенно какие-то другие формы, необычные для города, золоченые купола, кресты — и вот все это, конечно, людям напоминает очень, конечно, уголок России. И так мне французы и говорят: voyage en Russie— путешествие в Россию. Поэтому вот так действительно удалось создать. с Божией помощью, место очень теплое, открытое, в котором рады всем. Я надеюсь, что нам Бог даст силы именно так и настраиваться, держать это, быть открытыми ко всем людям.
А. Ананьев
— Вот до чего обидно, что из-за ковидных мероприятий была, ну я так понимаю, была закрыта чайная, которая у вас там работает — богато украшенная, в русской традиции, с самоварами. Сейчас она работает?
Архимандрит Филипп
— Да, когда только позволили условия, мы открыли вновь, и уже открыли даже на таком, более продвинутом уровне — теперь это называется ресторан «Достоевский», ресторан православной кухни. Мы не стали только выделять отдельно русскую кухню, но и кухни других православных народов. У нас шеф-повар это грузинка, и у нас есть грузинские блюда, русские, украинские. И французам очень это нравится, они приходят и открывают для себя культуру не только как духовную культуру, как мы молимся в храме, но затем могут пройти и посидеть в нашем уютном ресторанчике, что тоже, в общем, возникает как некий комплекс такой. Вот мы задумывали не для того, чтобы, может быть, вот ну для кого-то ресторан — это как-то странно звучит: вот ресторан при храме, что это такое, как это можно? Но дело в том, что ресторан — это не место такого увеселения, где все упиваются, где люди, какое-то творится непотребство, нет. Ресторан — это культура кулинарная, там, где представляют блюда, где культурное обслуживание, и собственно, мы такой именно ресторан создали. У нас нет шума, нет гама, никто не упивается. Мы представляем именно кулинарную культуру наших народов, и французов это очень привлекает.
А. Ананьев
— То есть на первое подают русский борщ, на второе грузинские хинкали, а закуску армянский ламаджо.
Архимандрит Филипп
— Да, это как кто закажет, то есть возможны разные комбинации. И вот, действительно, можно попробовать чисто грузинскую кухню, начать с пхали, затем хинкали, можно по-русски, по-славянски начать — с борща горячего, блинчики с красной икрой взять — то есть мы действительно такие блюда подаем, традиционные для наших стран. И здесь, в Страсбурге, это, можно сказать, единственное место уникальное, где французы могут прийти и увидеть православный храм, зайти и почувствовать, что является душой русских православных — как раз это и есть вера, православная вера, это центр нашей жизни, и вокруг него строится все остальное. Они могут зайти и в библиотеку, иногда мы делаем концерты, устраиваем выставки. И у нас работает ресторан, и они могут там или выпить чаю, кофе, или, в общем, покушать плотно и открыть для себя русскую культуру. Причем у нас в ресторане на стенах висят фотографии различных деятелей русской культуры, науки. Недавно мы открыли такой небольшой красный царский зал, который посвящен костюмированному балу 1903 года, известному, посвященному 200-летию основания Петербурга, где императорская чета и русская знать были одеты в костюмы XVII века, и, в общем, такой уникальный бал был. Вот мы посвятили этому целый зал, и французы, в общем-то, в восторге оттого, что они могут это увидеть в Страсбурге. И мы рады, что мы людям доставляем радость, теплоту, согреваем, и какие-то возникают очень трогательные разговоры. Я иногда там тоже что-то делаю, помогаю в ресторане, и вот такие происходят встречи необычные. Я бы сказал, что это не просто насладиться едой, но иногда в этом ресторане происходят встречи и разговоры очень интересные — разговоры о вере, разговоры о русской культуре, и они очень бывают необычные. Я вот даже так думаю, что какой-то в этом промысл Божий есть, что мы открыли такое заведение, ресторан. Он, конечно, нам помогает тоже как-то жить, выживать, у нас же вот сама наша община должна содержать этот храм, и, конечно, ресторан нам в этом отношении помогает. Но все-таки я вижу, что его задача в другом состоит, вот в том, чтобы происходили встречи между людьми. Вот когда есть вот эти разделения, непонимание, может быть, историческая отчужденность, когда люди не знали, кто такие — здесь, я имею в виду, на западе, не знают, кто такие православные, что такое Православная Церковь, а мы не знаем толком, кто такие католики, как они живут. И здесь вот можно в такой непринужденной обстановке встретиться, поговорить. Люди задают вопросы, не боятся, какие-то, в общем-то, происходят открытия для них тоже. Вот это, я думаю, это очень ценно. И, может быть, слава Богу, что это тоже одна из наших миссий, задач — организовывать такие встречи межкультурные.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на светлом радио. Сегодня на них отвечает мой дорогой гость, настоятель храма Всех Святых в Страсбурге, представитель Русской Православной Церкви при евроинститутах, архимандрит Филипп (Рябых). Я Александр Ананьев. Друзья, вот пока вы слушаете программу, если у вас есть такая техническая возможность, просто в поисковике, в интернете забейте: «Страсбург, храм Всех Святых» — ну вот чтобы перед глазами была картинка. Потому что то, что рассказывает отец Филипп, это само по себе прекрасно, но вы должны видеть этот храм. Я так сожалею, отец Филипп, что вот в предстоящие рождественские праздники у нас с женой не будет возможности —ну пока еще это довольно сложно, — посетить ваш замечательный храм, приехать в Страсбург, поклониться местным святыням. Но надеюсь, что однажды ситуация все же изменится с Божией помощью. Вот какой вопрос к вам. Храм построен в Страсбурге в честь Всех Святых. Скажите, в честь действительно всех святых или в честь святых Русской Православной Церкви?
Архимандрит Филипп
— Храм построен в честь всех святых, которые почитаются во Вселенской Церкви, и наш престольный праздник приходится на воскресенье после Пятидесятницы, после Святой Троицы. И, собственно, тогда Церковь прославляет и явленных святых — тех, которые канонизированы, известны, внесены в диптихи Православной Церкви, но и также тех, которые, может быть, остались скрыты от внимания или по незнанию — мы просто не знаем этих святых. Поэтому Церковь, собственно, и установила такой день, чтобы раз в году мы чествовали всех — и тех, кого знаем, и кого не знаем, всех, кто составляет небесную Церковь. И, собственно, вот, конечно, даже здесь мы когда находимся, на западе Европы, мы для себя открываем, что даже наши диптихи Русской Православной Церкви, достаточно широкие, просторные, тем не менее не охватывают всех святых. Кто-то не включен в этот список, не по какому-то злому умыслу, конечно, а вот по тем самым историческим недоразумениям, которые складывались в веках — и по дальности расстояний, по неизвестности, может быть, не дошла информация — я говорю прежде всего о святых неразделенной Церкви. Все-таки когда вот я тоже 11 лет сюда назад приехал, по решению священноначалия, то у меня было какое-то ощущение, чувство, что я еду в страну, которая не является православной, где нет святынь православных, то есть я не ожидал здесь встретить православных святынь. Но когда ты погружаешься в историю местную, то ты узнаешь и понимаешь, что ты все-таки приехал в место, которое тысячи лет было единой Церковью с твоей Церковью, к которой ты принадлежишь, до разделения между Католической и Православной Церквями тысяча лет истории совместной. И, соответственно, та жизнь, которая протекала здесь, те подвижники, которые здесь жили, они является и твоими подвижниками, и жизнь древней Церкви местной, она является и твоей историей. Вот это открытие потрясающее, оно иногда, когда я вот об этом думал, размышлял, оно очень вдохновляет. Ты понимаешь, насколько велик Господь, что вот Он не ограничивает Свое присутствие, Свое действие какой-то конкретной территорией, конкретным народом. Вот мы читаем в Библии, в Евангелии о том, что Господь приглашает все народы к Себе, и действительно, и Он не просто приглашает на страницах книги, Он это в жизни осуществляет. Он действует среди других людей, не только среди православных, потому что они Ему дороги, и Он ищет к ним подход, Он взывает, Он является им, наставляет их. Я слышу такие истории от людей, живущих здесь, французов, о заботе, которую проявляет Господь к ним также. И, конечно же, в истории христианства здесь это проявлялось неоднократно. Эти истории очень трогательные, они очень похожи на истории, которые мы знаем из своих преданий, из своих святцев, из житий святых. И вот здесь, на земле Эльзаса, очень много просияло подвижников и подвижниц. Вообще надо сказать, что здесь очень много святых женщин, и они очень здесь стоят, можно сказать, даже на первом месте, как-то выделяются особенно. И вот этот ансамбль, этот сонм возглавляет преподобная Одилия Эльзасская. Это святая VII–VIII века, скончалась она в 720 году. День рождения ее неизвестен, конечно, не сохранилось каких-то источников об этом, но вот скончалась, день ее кончины известен — это 13 декабря 720 года, то есть это время, когда Церковь была едина Западная и Восточная. Это наша тоже подвижница. И вот когда я встретился с ней, это действительно была встреча. Я впервые поехал на гору святой Одилии спустя несколько дней после моего прибытия в Эльзас, в Страсбург. Потому что я спросил вот наших прихожан, куда мне стоит поехать, чтобы увидеть что-то в Эльзасе, именно вот необычное и чисто эльзасское, то что для всех эльзасцев очень дорого. Мне сказали: надо поехать на гору святой Одилии, обязательно побывать там. И я совершенно ничего не знал об Одилии, я ничего не знал об этой горе, ни об истории, я просто доверился вот тому, что мне сказали, что это символ Эльзаса, и туда надо поехать, чтобы познакомиться с Эльзасом. И я это сделал, меня отвезли на ту гору. И как только я туда приехал и начал обходить гору, монастырь, дошел до мощей, то с каждым шагом я понимал, что я нахожусь в святом месте. Я, конечно, не уповаю на свое какое-то субъективное восприятие, но я потом уже, позже видел, что многих людей, кого я привозил на эту гору, кто приезжали сами и потом рассказывали о своих впечатлениях, что они переживали похожие вещи, что, значит, это не просто мой какой-то уникальный, единственный опыт, это опыт, который свойствен многим людям, посетившим эту гору. И даже великие умы, великие люди, вот, например, немецкий поэт Гете, который, собственно, побывал однажды в паломничестве на горе святой Одилии, восхитительно писал и об этой святой, о горе. И вот ты понимаешь, что это что-то общее, то есть это то, что происходит от Святого Духа, от благодати Божией.
А. Ананьев
— Я даже отмечу, отец Филипп, что вот передо мной открыта сейчас ваша статья, посвященная святой Одилии, что вы отдельно отмечаете, что Гете нарек свою позднюю дочерь именем святой Одилии — ну говоря о поздней дочери, он имел в виду главную героиню своего третьего романа, «Избирательное сродство».
Архимандрит Филипп
— Это так. И вот это, знаете, и меня вот, собственно, иногда люди спрашивают: Одилия это не католическая святая? Она же здесь, на Западе просияла. Как мы можем почитать католических святых, мы, православные? Меня это удивляет. Потому что, ну как я сказал, во-первых, это святая неразделенной Церкви, то есть когда Западная Церковь полноценно называлась Православной Церковью. И то, что мы ее не знали, не слышали о ней, не умаляет ее святости. Те люди, которые жили здесь, которые приходили в паломничество к ней в древние времена, у них не было сомнений в ее святости. И вот когда мы, православные, приезжаем сегодня на эту гору, подходим к ее мощам, то мы тоже ощущаем и чувствуем ее живое присутствие и благодатность этого места. Что я подразумеваю под благодатностью? Прежде всего очень умиротворение на душе, появляется радость, такая очень тихая, спокойная, умиротворенная, чистота на душе — это как будто бы ты прикасаешься к какому-то чистому источнику. Вот эти ощущения, это то, что входит в твою душу помимо, может быть, даже тебя самого. Ну, конечно, если твоя душа открыта, и она готова это принимать. Ну вот как раз это происходит со многими, кто туда приезжает. И это говорит об одном только — что это место святое. Это подтверждение даже не из книжки, не из речи какого-то другого человека, а твой личный опыт тебя убеждает, что это место необычное. И когда, конечно, ты погружаешься в житие этой святой, узнаешь, то ты понимаешь, почему так происходит. Вот есть люди выдающиеся (мы упомянули Гете сегодня) в разных сферах жизни. И в том числе есть люди, которые рождаются с очень тонкой организацией души, которые очень восприимчивы, которые восприимчивы к духовному, к небесному, особенно чувствуют Бога, и такие люди вот сияют на духовном небосклоне. Они, может быть, рождаются раз в столетие, может быть, даже в тысячелетие, таких святых даже вот как бы сложно потом найти. Я вот приведу только один пример — святителя Николая Мирликийского, его почитание удивительное, да, то есть как люди вот находят его помощь, он откликается на молитвы. Вот Одилия была очень уникальным человеком духовным в этом регионе. Она родилась слепой, и по тем законам, того времени, отец просто не хотел ее принять. Потому что считалась инвалидность, любая форма инвалидности это как некое что ли пятно на родителях: Бог не дал здорового ребенка, потому что есть какой-то грех на родителе. И такой ребенок не считался полноценным человеком, его даже порой не крестили, оставляли на выживание — ну выживет, доживет до какого-то возраста, может быть, тогда посмотрим, что с ним делать. То есть вот такое было еще варварское отношение к инвалидности, хотя франки в то время были уже крещеными, христианами. И вот отец, герцог, занимавший высокое положение, собственно, руководивший всей этой землей, испугался слепого ребенка, посчитал, что она может принести какое-то несчастье или, в общем, какую-то навести тень на род герцога. И он приказал Одилию, свою дочку, умертвить. Но вступилась мать и попросила, отстояла ее. Ее отдали из дворца кормилице, та ее вырастила. Но отец узнал о том, что все-таки слухи доходят до подданных и приказал ее удалить дальше. Мать отправляет ее в Бургундию, к своей тете, в монастырь, и там девочка, собственно, растет. Но остается некрещеной, никому не известной. Однако Господь является епископу в Баварии, проповеднику, который, собственно, узнает о том, что есть вот эта девочка, ее нужно крестить. Он идет в этот монастырь, находит девочку, узнает, что все так, как ему это было открыто. Он ее крестит, и она во время крещения обретает зрение. Ну и дальше история, вот действительно удивительно, как все происходит. Примирение дочери и отца, и отец, несмотря на свой скверный характер, в конце концов дает дочери землю на горе для монастыря. Она там поселяется и собирает вокруг себя других дев, создается монастырь, в который приходит множество паломников.
А. Ананьев
— Ну я так понимаю, это вообще первая женская обитель в Эльзасской земле, так это или нет?
Архимандрит Филипп
— Да, это первая женская обитель. Вы знаете, много кто начинает делать обители, строят первые монастыри, но иногда мы даже ничего о них не знаем, в истории просто пропадают их следы. А вот здесь возникла такая обитель — да, она была первая, но в ней была такая какая-то мощь, которая проросла через столетия, несмотря на пожары, на разных завоевателей, на разные разрушения, реформацию, французскую революцию, которые пытались все это стереть с лица земли. Ничего не удалось. Монастырь каждый раз, как птица Феникс, восставал из пепла. Мощи прятали, и они потом вновь обретались, и они дожили до сегодняшнего дня.
А. Ананьев
— Сейчас мы прервемся ровно на минуту — у нас полезная информация на светлом радио. А через минуту мы продолжим увлекательную историю преподобной Одилии и наш разговор с настоятелем храма Всех Святых в Страсбурге, архимандритом Филиппом (Рябых). Не уходите далеко, продолжим совсем скоро.
А. Ананьев
— «Берегите себя от гордости и эгоизма, которые заставляют нас предпочитать свою волю воле Всевышнего», — так наставляет нас святая земли Эльзасской, преподобная Одилия. День памяти святой Одилии будем отмечать мы уже совсем скоро, и именно ей хочу посвятить сегодня наш разговор с настоятелем храма Всех Святых в Страсбурге, архимандритом Филиппом (Рябых). Вы знаете, отец Филипп, вот как для вас в свое время было открытием знакомство с этой святой, так и для меня вот в эти дни становится открытием. Потому что я, конечно же, слышал имя Одилии, я конечно же знал, что есть такая святая, но вот такой плотной связи с этой удивительной святой я не ощущал так, как ощущаю сегодня. И знаете, что меня больше всего поражает во всей этой истории — я очень много общаюсь с самыми разными людьми и очень часто сталкиваюсь вот с одной из самых больших проблем, ну она носит духовно-психологический характер: люди не могут построить, в первую очередь девушки, не могут построить отношения семейные крепкие, настоящие, основательные со своим избранником, и очень часто остаются в одиночестве, либо несчастны в семейной жизни, и из-за всего этого они очень страдают именно по той причине, что они не нашли в себе сил очень часто (я не говорю, что это правило, но это случается, я вижу эту закономерность) примириться с отцом — простить ему либо уход из семьи, либо какие-то обиды, либо какое-то отношение. И вот история святой Одилии, она ведь как раз про это. Именно она четыре ночи на камне вымаливала душу отца, попавшую в ад, и спасла эту душу, я ведь правильно понимаю?
Архимандрит Филипп
— Да, вот как раз это удивительный талант святой Одилии, которой, в общем-то, мы восхищаемся до сих пор — это ее талант любить. Любить, несмотря ни на что. Ведь действительно ее отец отверг, она, конечно, потом это узнала, уже будучи взрослой и вернувшись в отчий дом, она знала эту историю свою — о жестокости отца, о том, что он не хотел ее принять. О том, как когда ее младший брат хотел вернуть ее в отцовский дом, то вместо открытости, приятия, он вообще получил удар от своего отца, тот просто его стукнул, и предание говорит, что он сам испугался, потому что он подумал, что он убил своего сына-наследника. Но оказалось не так, и святая Одилия помолилась, и ее брат выздоровел. Но затем отец против ее воли хотел отдать ее замуж, это тоже не получилось. То есть он делал очень много в жизни своей дочери зла и, по сути, хотел уничтожить. И вот эта девочка, несмотря на все то зло, которое причинил отец, она все-таки могла что-то разглядеть в отце доброе, хорошее. Потому что он не такой все-таки деспот был, есть все-таки свидетельства о том, что он и делал и добрые дела, и был человеком, который все-таки прислушивался к промыслу Божиему. Он же ведь подарил и землю святой Одилии для монастыря, и он разрешил ей принять монашество, то есть все-таки у него было не совсем грубое и злое сердце. И вот она это могла разглядеть, она могла это увидеть в своем отце — его доброту, его человечность. И когда, действительно, отец умер, он явился ей во сне и попросил ее молитв, потому что он был в адском огне. И святая Одилия, ни о чем не думая, все оставляет и принимает решение идти молиться на камне до тех пор, пока Господь не помилует ее отца. И нам житие говорит о том, что она молилась там четыре дня и четыре ночи, когда ей было видение, что некий священник в священническом облачении поднимает за руку отца на небо. И после этого она прекратила свою молитву. Вот эта трогательность любви, сострадания. Или другой случай, когда однажды в монастырь пришел прокаженный (проказа — страшная болезнь), и сестры отказались его принимать, давать ему пищу, все от него убежали. Тогда святая Одилия вышла, сама омыла его раны, накормила, и произошло чудо — этот человек на следующий день очистился. То есть она не боялась проявлять любовь, в ней было очень много любви, вот это, наверное, то чем она была таланлива, и то что заложило монастырь в духовном отношении и всегда его берегло, сохраняло на протяжении столетий. Конечно, вот такие люди, они нам являются примером. Мы не все всегда в силах так себя вести, так поступать, мы бы, наверное, обижались, не простили. Сейчас вот я, знаете, иногда как священник слышу такие истории, когда люди приходят и на исповедь или просто на беседы, рассказывают, как они не могут простить своим родителям что-то, что те их в чем-то обидели, в чем-то обделили, что-то им недодали. Или, наоборот, родители, которые обижаются на своих детей, и вы знаете, подолгу не разговаривают друг с другом. Даже не хотят звонить друг другу, встречаться. Таких историй очень много, они вокруг нас. Иногда люди просто об этом не говорят, потому что им стыдно сказать, что я давно не звонил своей матери или своему отцу, потому что я на него за что-то обиделся. И человеку стыдно сказать, за что он обиделся. Может быть, там что-то в сердцах мать или отец сказали, и человеку трудно даже священнику сказать, признаться, за что он обиделся на своего отца или мать, потому что это стыдно. То есть сама причина, она настолько мелкая, и человек даже стыдится того, что вот он из-за этой причины мог так долго обижаться на своего отца или мать. К сожалению, это происходит именно между очень близкими людьми. И иногда люди, когда, например, в таком пребывают долгом неприятии друг друга, вдруг мать или отец умирает. И люди просто льют крокодильи слезы, потому что вот как я не успел ничего сказать «прости» или примириться — это действительно трагедия, это душераздирающе всегда. Тем более причины, как я сказал, бывают мелкие, их давно надо простить, вообще на следующий день уже, они не стоят того, чтобы им там годы пребывать в какой-то вот такой вот злобе и осуждении. И вот Одилия, она нам показывает, что даже посмотрите, как с ней отец обходился. Это, я думаю, что если бы с нами так обходился бы, современными людьми, кто-то из наших близких, мы бы его знать не хотели бы до конца жизни.
А. Ананьев
— Да, в наши страшные и непростые порой времена, отец Филипп, иной раз родители так обходятся с детьми, что порой душа в пятки.
Архимандрит Филипп
— Да, есть такое. И вот есть, конечно, может быть, какие-то тяжелые, трудные ситуации, я их сейчас не беру в расчет. Действительно, может быть, есть такие вещи какие-то особенные, которые требуют особого разговора. Но вот как священник я могу это подтвердить, я сталкиваюсь часто в разговорах с людьми, которые как-то открывают свое сердце, рассказывают именно о таких каких-то мелких обидах, которые длятся годами, годами длятся, люди не общаются друг с другом или там общаются очень мало, как-то сдержанно, сквозь зубы, что называется. И это удивительно, что мы теряем столько времени злобу, на то чтобы ее сохранять, как-то лелеять в своем сердце, вместо того, чтобы быстрее все это прервать, помолиться, попросить прощения друг у друга, сказать: все-таки мы близкие люди, что же мы в таком состоянии находимся? Вот, может быть, святая Одилия, ее пример может как-то нас вдохновить, как-то нам дать, сообщить этой любви, это нежности трогательной, которую она проявила к своему отцу, к другим людям. Она действительно вот очень была милосердная. Когда я вот читаю ее житие, мне почему-то представляется, что она очень как родственница, как такая близкая очень святителю Николаю. Вот она по своей милости, по своей любви очень близка к святителю Николаю. По своей молитвенности, преданности Богу, вот такой непамятливости зла она близка к преподобному Серафиму Саровскому, который тоже на камне вот молился за весь мир, за всех людей. И вот эта близость к нашим святым, которых мы хорошо знаем, которым мы молимся, она удивительна. То есть действительно люди жили в разные века, на разных расстояниях, а у них одни и те же чувства, одни и те же действия. Это говорит только об одном: что в них действовал один Святой Дух, Который их учил так жить, Который их к этому привел, к этой жизни. Поэтому мы, как православные христиане, мне кажется, мы должны, наоборот, радоваться, когда мы открываем такие истории и таких святых. И мне кажется, это странно, если люди, например, возражают против того, чтобы включать в святцы Русской Церкви святых древней Западной Церкви только на том основании, что они почитаются Католической церковью. Это как-то очень странно. Ведь мы же должны смотреть на то, где дышит Святой Дух, где Он, изучить, посмотреть на это и увидеть эту родственность, сродство христианскому духу и признать это. То есть иначе мы будем противниками Святого Духа — это же это страшно, то есть мы, конечно, не можем так себя вести.
А. Ананьев
— Отец Филипп, вот какой вопрос к вам. Как мне кажется, к святой Одилии приходят с просьбой дать им сил примириться с отцом в первую очередь. Ну вот это мое внутреннее ощущение, я конечно же, этого не знаю, но догадываюсь. Если бы у меня был конфликт, не дай Бог, с моим папой, я бы пришел к ней и сказал: дай мне сил, помоги мне найти в себе душевное мужество простить и молиться за своего отца, что бы он ни сделал. Тем не менее, мне кажется, что это не единственная просьба, с которой приходят к святой Одилии. Ну вот, например, передо мной сейчас западное изображение святой Одилии — замечательная, очень красивая икона средневековая, насколько я понимаю, где святая Одилия изображена с открытыми глазами на книге, которую она держит в руках. И я насколько понимаю, открытые глаза здесь символизируют не только чудо прозрения слепой дочки герцога при крещении.
Архимандрит Филипп
— Конечно, да. Именно так с самого начала это и понималось, что святая Одилия прозрела не только телесно, но и духовно, и для того, чтобы на ней явились дела Божии. Собственно, вот ее прозрение, оно параллельно тому чуду, о котором мы читаем в Евангелии — о слепорожденном, которого исцелил Господь. Вот я думаю тоже, что Господь нам являет такие евангельские чудеса, в прямом смысле этого слова, вот такая же совершенно ситуация, как была в Евангелии: человек родился слепым, а Господь его исцелил и даровал ему зрение. Здесь, спустя семь веков примерно после проповеди Спасителя после Его земной жизни, такая же ситуация: рождается девочка слепая, и ей Господь дает зрение как Свой дар. Мне кажется, что тоже это по промыслу Божию делается, для того чтобы мы уверялись в реальности евангельских чудес, что они не только возможны тогда, когда был Спаситель на земле, но Господь всегда с нами, Он может творить те же самые чудеса, о которых мы читаем в Евангелии. Поэтому святая Одилия с самого начала своего почитания верующими людьми почиталась как покровительница слепых людей или страдающих глазными болезнями. Причем есть еще один такой эпизод в жизни святой Одилии, который ее сделал вот такой целительницей глазных болезней. Однажды, когда она спускалась со своей горы вниз, на встречу к людям — многие паломники просто не могли подняться на гору от бессилия, тогда не было там прекрасной дороги наверх. И вот она, чтобы послужить им, помочь, она спускалась сама вниз. И однажды она встретила слепого человека, больного, уже истощенного, который вот не мог просто уже долезть до горы. И она его обвязала, но не было рядом воды, и она помолилась, чтобы Господь дал ей источник воды. И из земли потекла вода, она смогла омыть раны этого человека, глаза его, и произошло чудо — его зрение очистилось, он стал видеть. И вот этот источник до сих пор существует, от него зафиксировано много чудес, именно прежде всего в помощь людям слепым или страдающим глазными болезнями. Это чудотворный источник, мы тоже к нему ездим, молимся около него, набираем святую воду. И омываем свои глаза, пьем ее. И я также от наших православных людей слышал истории о том, как эта вода помогает в облегчении каких-то болезней глаз. Когда вот мне одна прихожанка рассказывала, что у нее болели очень глаза, она должна была идти к доктору, и вот перед тем она поехала на гору святой Одилии, помолилась, взяла воды, умыла глаза, и эта боль у нее прошла. Она пришла к доктору, доктор ей сказал, что у нее очень хорошая ситуация, что ее проблема решается. Она это однозначно связала с помощью святой Одилии, ее источником.
А. Ананьев
— «Вопросы неофита» на светлом радио. Мы продолжаем разговор с настоятелем храма Всех Святых в Страсбурге, архимандритом Филиппом (Рябых), представителем Русской Православной Церкви в евроинститутах. Опять же. отец Филипп, сейчас перед моими глазами сейчас очень красивая икона святой Одилии, которая сейчас украшает и, я так полагаю, даже не просто украшает, она живет в храме Всех Святых с 2019 года. Я ведь правильно понимаю, что она у вас там есть, эта икона?
Архимандрит Филипп
— Да. У нас, правда, есть история о двух иконах. Одна икона, которая у нас есть в храме, с частичкой мощей святой Одилии, она у нас находится уже давно. Мы ее заказали для нашего прихода в Минском женском монастыре Свято-Елисаветинском, нам ее там написали и привезли, она примерно у нас с 2014 года, если я не ошибаюсь, находится. А вот в 2019 году мы заказали еще одну икону, другую, которую мы приготовили в подарок Святейшему Патриарху Кириллу. Мы готовились — это вообще тоже отдельная история о чудесном присутствии и действии святой Одилии. Потому что когда было назначено время освящению нашего храма, и Святейший Патриарх готовился к приезду сюда, в Страсбург, мы конечно озаботились вопросом: а что же подарить Святейшему Патриарху об Эльзасе, о нашей общине? И, конечно, вот первое, что пришло в голову, это икона святой Одилии, покровительницы Эльзаса, куда приезжает Святейший на освящение. Мы заказали эту икону, и иконописец здесь, сюда специально приехал, он писал ее здесь. Мы его отвезли на гору святой Одилии, чтобы он вдохновился, чтобы он посмотрел разные ее изображения и создал вот такой православный иконописный образ. Он его создал, он написал эту икону, она была готова, мы ее освятили и приготовили в подарок Святейшему Патриарху. Кроме того, мы, чтобы тоже Святейшему дать информацию об этой святой, мы подготовили такую брошюру с ее подробным житием, описанием, и у нас это был такой заготовленный подарок для Святейшего владыки. И в программе Патриарха было также посещение кафедрального собора Страсбурга, встреча с архиепископом Страсбурга. И, конечно, мы были в таком прямом контакте с архиепископией католической Страсбурга — о протоколе, о всех разных деталях, подробностях встречи, визита. И, конечно, меня спросили: а что можно было бы подарить Святейшему Патриарху? Я здесь сказал: ну это, в общем, ваша воля, что вы желаете, как вы, значит, решите. И секретарь передала архиепископу, и через какое-то время у меня раздается звонок, и она звонит и говорит: вы знаете, архиепископ решил подарить Святейшему Патриарху частицу мощей святой Одилии. Я был настолько потрясен этим сообщением. Потому что вот я знал о нашем подарке, о том, что мы приготовили, я об этом ничего не говорил в архиепископии католической, они ничего об этом не знали. И вдруг вот из множества всего, разных подарков, они перебирали, они мне даже там что-то такое перечисляли, и я все-таки сказал: нет, вы сами все-таки решите, что вы будете дарить. И в конечном итоге они вдруг сами решают подарить Святейшему Патриарху частицу мощей святой Одилии. И вот я это воспринял однозначно как такое благоволение святой Одилии, ее благословение и пожелание, чтобы в нашей Русской Церкви, ее лучше знали, чтобы мы ее почитали, чтобы, дай Бог, чтобы ее имя было в наших святцах, потому что это специальное решение Священного синода должно последовать для этого. И вот такое совпадение, оно может быть только, происходить чрез духовные каналы, так скажем, через ее молитву, через ее предстательство. И так и произошло, мы в храме подарили икону Святейшему Патриарху, а в кафедральном соборе Страсбурга архиепископ вручил Святейшему частицу мощей святой Одилии, которые Святейшей забрал в Москву, и нашу икону, и эту частицу мощей. Поэтому сегодня можно сказать, что в граде Москве пребывает частица мощей святой Одилии с ее иконой. Я надеюсь, что вот это может помочь нашим верующим Русской Церкви знать эту святую, полюбить, почитать. Ну кому-то, может быть, суждено будет приехать сюда в паломничество, побывать в этом месте чудесном. Так что я вот в это очень верю, что здесь сама святая Одилия как-то постаралась и проявила свое действие.
А. Ананьев
— Ох, и не говорите, отец Филипп, очень хочется, конечно, приехать и поклониться, и побыть рядом. Я хочу спросить вас вот о чем: знаете ли вы, где сейчас в Москве хранится чтица мощей святой Одилии, врученная Святейшему?
Архимандрит Филипп
— Вы знаете, я пока не знаю об этом, потому что потом, после его приезда сюда, настал этот период ковида и все этих смятений. Поэтому, честно говоря, я не знаю, не владею информацией об этом. Может быть, что-то вот как-то Святейший решит или решил уже, где она находится, где частица мощей находится. Может быть, пока в его домовом храме, пока, может быть, он не увидел то место, где могла бы для общего поклонении находиться частица мощей. Ну и потом, как я сказал, что все-таки очень важен этот процесс внесения в святцы святой Одилии Русской Церкви, чтобы церковная полнота включила ее свой календарь, в почитание. И тогда уже можно будет без такого сомнения предложить ее, эту святыню, почитанию верующих. Мне кажется, все-таки это два процесса связаны между собой, поэтому нужно дождаться, когда будет такое принято решение. Я надеюсь, что это будет сделано, потому что мной было направлен уже и рапорт, и необходимые документы, и я знаю, что соответствующие комиссии по канонизации святых и комиссия по церковному календарю рассматривает этот вопрос. Но вот я думаю, что все что-то затянулось из-за пандемии, из-за всех вот этих потрясений. Но надеюсь, что с Божией помощью они все-таки не помешают вот такому почитанию святой Одилии в нашей Церкви.
А. Ананьев
— Отец Филипп, не могу не спросить, вопрос будет неофитский. Я насколько понял, поскольку святая Одилия все-таки святая еще неразделенной Церкви, Русская Православная Церковь также почитает ее как святую. Но вот, судя по тому, что вы говорите, официально это еще пока не признано. Так святая она для нас или нет?
Архимандрит Филипп
— Вы знаете, как вот происходит вообще в церковной жизни, что какой-то подвижник почитается верующими, ему совершается молитва, есть свидетельства о чудесах, и потом все это обобщается, все это узнается, проверяется, и затем уже Церковь выносит такое, проводит канонизацию, причисление к лику святых. В случае с Одилией, с древними святыми, такого пути не нужно. Еще святитель Иоанн (Максимович), который был в том числе и епископом во Франции какое-то время, он делал знаменитый доклад на Синоде Русской Зарубежной Церкви о почитании западных святых. Так вот он там, собственно, говорил, что нам не требуется канонизировать этих святых, потому что они уже канонизированы древней Церковью. Нам требуется только открытие их — то есть знакомство с их житием и их почитание. И, собственно, вот это призыв верующих к почитанию святых, он осуществляется через внесение в церковный календарь. То есть что такое внесение в церковный календарь? Это означает, что Церковь, полнота Церкви удостоверяет, что это действительно человек святой и приглашает верующих его почитать. Вот такое приглашение к почитанию святого, собственно, требуется, чтобы полнота церковная знала, что да, этот человек почитается всей Церковью. Но это не мешает нам почитать местно этого святого. Тем более, как я сказал, он канонизирован древней Церковью, то есть какой-то специальной канонизации не требуется повторной, новой. Это было еще до разделения Церквей, поэтому это означает только наше признание. Вот, знаете, есть процедура, когда Поместная Церковь — Грузинская или там Сербская — канонизирует какого-то святого, своего подвижника, то Русская Церковь специальным решением Синода вносит этого подвижника в свои святцы, то есть таким образом мы предлагаем и своим верующим также смело почитать этот святого. Почему это Церковь делает? Вот как бы кто-то может спросить, зачем такие сложности, да, вот в почитании святых. Ну они нужны, потому что, к сожалению, знаете мы тоже видим какую-то псевдосвятость, иногда начинают почитать каких-то людей, которые их святость совершенно сомнительная, и таких примеров в истории немало. И люди начинают ошибаться. Потом верующие, значит, задают вопрос: а почему, что это, разве этот человек святой или не святой? И вот поэтому Церковь установила такой порядок, чтобы не было лжесвятости, чтобы людей не обмануть, не ввести в заблуждение, то Церковь исследует вопрос и действительно удостоверяет, что да, этот человек угодил Богу, он прославлен Богом, поэтому верующие люди могут смело его почитать.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое, отец Филипп. У меня еще много, очень много к вам вопросов. И о том, почему же мы такие похожие и разные и не вместе, и что нас может объединить, и что нас разделяет, и как человеку объединиться с родителями. И, самое главное, как человеку объединиться с Богом. И очень надеюсь, что мы продолжим этот разговор, и я еще смогу задать вам все свои вопросы. Ну а пока я поздравляю вас с наступающим праздником, с днем памяти святой Одилии. Сегодня мы беседовали с настоятелем храма Всех Святых в Страсбурге, представителем Русской Православной Церкви при евроинститутах, архимандритом Филиппом (Рябых). Обязательно найдите отец Филиппа в социальных сетях и подпишитесь на страничку храма, чтобы хотя бы отчасти жить жизнью и этого замечательного храма. Спасибо вам большое, отец Филипп. Спасибо.
Архимандрит Филипп
— Спасибо, Александр, вам за замечательный разговор, беседу. Всего вам доброго.
А. Ананьев
— До свидания. Александр Ананьев, радио «Вера». Вернуться к этому разговору вы всегда можете на нашем сайте https://radiovera.ru/. И пусть уже наконец Господь поможет открыть границы между нами как в прямом смысле, так и в переносном.
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час