Поделиться
У нас в студии был филолог, переводчик, научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и докторантуры, преподаватель Института классического Востока и античности Высшей Школы Экономики Максим Калинин.
Мы говорили о духовном наследии сирийских монахов-аскетов. Темами беседы были: преодоление состояния богооставленности, важность постоянства в духовных упражнениях, а также свобода и воля человека.
М. Борисова
— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова. И сегодня этот час с нами проведёт Максим Калинин, филолог, переводчик, научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и преподаватель Института классического Востока и античности Высшей школы экономики.
М. Калинин
— Добрый вечер.
М. Борисова
— Я знаю, что многие наши радиослушатели Максима знают как моего соведущего в некоторых выпусках программы «Седмица». Максим удивительный кладезь знаний, для нас для многих закрытых, поскольку он занимается удивительной темой для мирянина начала ХХI века — он изучает наследие сирийских мистиков. Вопрос, конечно, интересный: зачем современному мирскому человеку такие очень специальные тексты, касающиеся, казалось бы, не мирского, а монашеского пути?
М. Калинин
— Я, наверное, несколько слов скажу о том, кто такие сирийские мистики, о каких людях, о каком времени мы говорим. Речь идёт о сирийском христианстве. Сирийский язык — это один из арамейских языков, он близок к языку Иисуса Христа, насколько мы о языке Спасителя можем судить. И сами сирийские христиане осознавали, что они говорят на языке, близком к языку Христа. Соответственно, слово «сирийский» к территории современной Сирии имеет, конечно, отношение, но это не тот язык, на котором говорят в современной Сирии, как может сложиться впечатление. На этом языке говорили в северной части современной Сирии и на территории Месопотамии, то есть юго-востоке современной Турции и на территории современного Ирака, и также на территории современных западных областей Ирана. То есть тот регион, который, казалось бы, с понятием «сирийский» не соотносится. Но именно на этой территории сирийский язык, один из восточно-арамейских языков, был главным языком христианской книжности.
Те люди, о которых мы говорим, это монашествующие, которые оставили детальные описания своего опыта Богообщения. И они писали о своём переживании Божественной любви, они писали о своём переживании любви, которая воспламеняется в их сердце ко всем людям. И эти описания для Восточного христианства уникальны. Поэтому, даже забегая вперёд в ответе на ваш, Марина, вопрос, почему мирянам имеет смысл с этими текстами знакомиться, скажу, что само их описание любви, переживание опыта любви, нам не всегда доступного, оно уже само по себе вдохновляет и окрыляет, независимо от того, в какой мере ты можешь понести в себе такое переживание. Но если продолжать говорить дальше о людях и временах, то в первую очередь это VII-й VIII-й века. И это такие люди, как преподобный Исаак Сирин, и это как раз тот сирийский мистик, который всем известен, это самый известный из этих авторов, и для позднейших сирийских мистиков он, конечно, был учителем. Но помимо преподобного Исаака, это ещё такие имена, как Симеон Благодатный, автор удивительного сочинения под названием «Книга благодати», это Дадишо Катарский, земляк преподобного Исаака Сирина, потому что Исаак Сирин был родом из Бет-Катрайе. Эта область охватывала территории современного Катара и прибрежную часть современной Саудовской Аравии. Это Афнимаран, автор удивительных загадок для монашествующих на библейские темы. Это всё авторы VII века, и в VIII веке два очень ярких автора — это Иосиф Хаззайя (слово «хаззайя» означает «прозорливец», «провидец») и Иоанн Дальятский.
То есть вот мы очертили круг людей, очертили территорию, сказали в целом в общих словах. И теперь я бы уже хотел перейти непосредственно к вашему вопросу, Марина, почему эти люди, которые были монахами, и не просто монахами, а они подробно писали о жизни в безмолвии, то есть они были исихастами, они практиковали молчание в большей или меньшей степени. И мы знаем, что были разные степени молчания, которые возлагались на монашествующих. Была практика жить в кельях отдельно от монастыря от воскресенья до воскресенья, так что братия в воскресный день собиралась и тогда получала возможность друг друга видеть. Была практика возлагать подвиг молчания, пребывания в келье в затворе, на несколько недель. Например один из трактатов Дадишо Катарского получил распространение как раз под таким названием: «О безмолвии седмиц» — о безмолвии в течение семинедельного периода. Была практика возлагать на большее время на себя безмолвие, но опять же, находясь в келье в отдельном строении, в известной доступности от монастыря. И наконец была практика анахоретства — практика ухода в труднодоступные места. Для наших авторов это горный колорит в первую очередь. Большая часть текстов сирийской мистической традиции создавалась в горах той территории, которую сейчас называют Курдистаном. Скажем, Иоанн Дальятский много лет провёл в горах. И известно, что его родной брат, который тоже стал иноком, но был иноком общежительного монастыря, очень переживал за Иоанна, как он переносил суровые зимы, когда вообще было невозможно добраться до него, даже весточку нельзя было передать или получить, как он жил в окружении опасных зверей и насекомых. То есть были разные формы молчания, но в любом случае сирийские мистики писали об опыте жизни в безмолвии и для тех, кто жизнь в безмолвии практиковал. Они упоминают в своих произведениях и монахов общежительных монастырей, но безмолвие («шилья» по-сирийски) это, в первую очередь, их делание.
И кода мы, миряне, читаем эти тексты — я когда-то стал их читать в рамках своей филологической работы и я влюбился в красоту этих текстов,красоту, подробность глубину их рассказа об опыте переживания Божественной любви и об опыте переживания своей любви к Богу и ко всем людям, как я уже сказал. Я поразился их красотой и стал стремиться так или иначе доносить рассказ об этих текстах как можно большему числу людей. На «Арзамасе» вышел наш курс и наш подкаст на эту тему. И я по-прежнему убеждён в том, что мирянам эти тексты могут многое дать. Я бы сравнил здесь обращение с этими текстами с нашим пользованием компьютером и с нашим пользованием, может быть, не аналитикой по экономическим вопросам, хотя, может быть, это сравнение тоже было бы уместным. Но возьмём, допустим, компьютер. Компьютер — необходимый для меня инструмент. Я многие вещи в своей жизни не могу сейчас делать без помощи информационных технологий. При этом я не понимаю, как эти технологии устроены.
Я чувствую эту дистанцию, но, в общем-то, многие авторы, многие философы в частности писали о том, что эта дистанция всё больше нарастает. В традиционном обществе человек с детства понимает, как устроены все те инструменты, которые его окружают. Он понимает, как устроен плуг. Может быть, он не может его сделать своими руками, но он понимает, как он устроен. А сейчас ребёнок может пользоваться смартфоном — такая для многих наших радиослушателей печальная, наверное, мысль, но он не понимает, как работает интернет, как устроены эти механизмы. Если оставить в стороне тему ребёнка, то взрослый человек пользуется компьютером — он тоже зачастую не понимает, как он устроен. И я испытываю почтение, даже благоговение по отношению к тем людям, которые понимают, как это устроено, и могут это сделать своими руками. Вот мой тесть своими руками собрал компьютер, когда моей будущей жене было ещё шесть лет. Вот он ещё тогда сделал его просто из деталей. У меня вызывает благоговение, как человек может это держать в своей голове. Но я не понимаю, как устроен компьютер, однако он мне нужен. Вот эти подвижники, которые десятилетиями жили в условиях сугубой сосредоточенности, которые совершали то, что Исаак Сирин называет чистой молитвой и духовной молитвой — я думаю, что об этих понятиях мы тоже поговорим. Когда они наблюдали за своей душой — а Дадишо Катарский в своём трактате о безмолвии в течение семи недель называет восемь видов делания, которое монах совершает в безмолвии, и среди них называет познание себя, говоря, что именно в безмолвии ты получаешь особенную возможность познать, как ты устроен, познать своё устроение. И вот они в этих условиях сугубых, лабораторных, если можно говорить здесь о лаборатории духовной жизни, они столько узнали о человеке, что я с благодарностью готов черпать из этого источника знаний. Я понимаю, что я сам столько не знаю. Я сам не имею такого опыта, я сам не смогу понести такой опыт многолетнего безмолвия и наблюдения за собой, претерпевания искушений и, наоборот, благодатных состояний. Я понести это не могу, но подобно тому, как компьютер нужен мне, хотя я и не знаю, как он устроен, так и знания, добытые этими людьми, нужны мне, хотя я не понимаю, каким путём они шествовали.
Или как преподобный Исаак Сирин ещё часто образ моря любит использовать. Может быть, это связано с его детством на побережье, но, с другой стороны, Иосиф Хаззая моря не видел, но он тоже образ моря любит и говорит даже про дельфинов в мысленном море — в море нашего сердца. Так вот, преподобный Исаак говорит: «Что ты в этом море найдёшь, когда вступишь в него? Не знаешь. Там будет и то, что приведёт тебя в восторг, и будут опасности. Но из этого моря ты принесёшь какие-то дары». Вот тоже такое сравнение можно использовать, которое сами мистики любили: купец, который привозит товары, и ты эти товары с благодарностью приобретаешь, хотя сам ты не понёс этих тягот и опасностей. Вот эти люди, которые написали, оставили нам сокровища своих описаний, дали нам нечто, что для нас будет полезно, хотя мы сами в это море страшное не отправимся.
М. Борисова
— Максим Калинин, филолог, переводчик, научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и преподаватель Института классического Востока и античности, проводит с нами этот «Светлый вечер». И мы говорим о том наследии, которое оставили нам, современным христианам, загадочные сирийские древние мистики. Кстати, о мистиках. В нашем современном, достаточно смазанном представлении где-то это перекликается с такой магией, что ли, с такими, далеко отстоящими от христианской традиции, понятиями. Мне кажется, что хорошо бы для начала разобраться, кто такие мистики в принципе.
М. Калинин
— Да, такая проблема существует. Действительно слово «мистика» вызывает коннотации негативные. И действительно значительное количество вхождений в интернет-поиске будет мало что общего иметь с христианством. Однако, само слово «мистика» образовано от греческого слова, означающего «тайна». И это понятие нам уже гораздо более близко. Неоднократно говорится в Новом Завете о великой тайне нашего спасения, неоднократно говорится о духовных тайнах, и в конце концов все мы знаем понятие «таинство». И я бы слово «мистика», которое христианского происхождения, не давал на откуп тем течениям современной культуры, которые от христианства далеки и которые с понятием «мистика» стремятся связать не то чтобы даже магию, а какую-то бесовщину, не знаю — фильмографию, которая посвящена столкновению людей с нечистой силой и так дальше. То есть иногда предлагают вместо «мистика» в христианском контексте использовать понятие «духовное делание». И действительно это понятие хорошее, но оно, пожалуй, уже, потому что сосредотачивает внимание уже собственно на практической составляющей делания. А наследие этих авторов, которые занимались духовным деланием, включает в себя и поэтические тексты — их как раз-таки рассказ о тех духовных тайнах, которые им открылись, богословие. Очень часто вспоминают слова автора IV века Евагрия Понтийского в его «Главах о молитве»: «Если ты чисто молишься, то ты богослов, если ты богослов, то ты чисто молишься». И мистики в этом смысле были богословами, которые рассказывали о Божественных тайнах. И здесь понятие «духовное делание» не вполне охватит весь этот круг тем. Поэтому я предложил бы слову «мистика» даже не то чтобы сообщить христианское содержание, а вернуть ему то христианское содержание, которое оно изначально имело и которого оно заслуживает: мистика как рассказ о духовных тайнах, мистика как опытное богословие.
М. Борисова
— Вот это самое опытное богословие, если вспомнить некоторые формулировки того же Исаака Сирина... начнём с того, что достаточно редко в святоотеческой литературе встречаются такие понятия, как изумление, понятие восторга. Мы привыкли к тому, что святые отцы достаточно сдержанны в описаниях своих состояний. А здесь нас буквально призывают пройти три этапа: покаяние, очищение и совершенство в любви и восторге. Вот это слишком поэтическое для традиционного нашего представления о святоотеческой литературе восприятие того, что должно происходить в нашей душе, немножко настораживает. Кажется, что это всё-таки больше литература.
М. Калинин
— Меня всегда восхищали послания апостола Павла, в частности два его Послания к Коринфянам. Точнее, наверное, даже не всегда: я помню тот период в своей жизни, когда у меня было отношение к Священному Писанию, что в каждом слове я должен найти некое возвышенное изложение какой-то возвышенной тайны. И тут ты читаешь апостола Павла, который с коринфянами выясняет и подробности их нравственной жизни, не всегда идеальной, и чисто бытовые вопросы, потому что апостол Павел занимался сбором пожертвований на иерусалимскую общину. Апостол Павел выступил как великолепный организатор, который с разных областей империи собрал значительные пожертвования. То есть он занимался, я всё время путаю эти понятия, то ли краудфандингом, то ли фандрайзингом. И в этих же текстах апостол Павел говорит о своём опыте слышания неизреченных глаголов, когда он был восхищен до третьего неба, не зная, в теле или не в теле. И из других мест, например из Книги Деяний святых апостолов, мы знаем, что Христос неоднократно являлся апостолу Павлу, не только на пути в Дамаск, когда гонитель Савл стал апостолом Христовым, но и в других ситуациях тоже Христос являлся апостолу Павлу. И тот же апостол Павел, обращаясь к тем же коринфянам, пишет удивительный гимн любви — это жемчужина новозаветной поэзии. То есть он не противопоставляет разговор о практических вопросах, поэзию и рассказ о своей мистической встрече с Богом. Для него это не только литература, для него это жизнь. Он всю свою жизнь посвящает Богу, всю без остатка, поэтому у него стирается граница между вот этими практическими вопросами и высокой поэзией, высоким богословием, потому что всё ради Бога. И это тоже мистический подход — обрести Бога в своей жизни.
Вот ты смотришь и, казалось бы, твоя жизнь серая, непритязательная — рутина идёт изо дня в день. А ты видишь во всём иное предназначение. Это у Исаака Сирина есть такой термин «иное назначение», которым он описывает первый этап созерцания, как раз-таки созерцание творений. Когда ты свою жизнь посвящаешь Богу, даже твои рутинные дела обретают смысл богослужения, может быть ещё и не богословия, но уже богослужения, когда ты видишь Бога перед собой в каждом твоём деле, в каждом твоём намерении. И как раз об этом состоянии очень много пишет преподобный Исаак Сирин. Его очень занимает вопрос того, как святить Бога в своём сердце. Вот мы каждый день читаем молитву «Отче наш»: «Да святится имя Твоё». А в каком смысле оно «святится», то есть освящается? Каким образом оно может освящаться, ведь Его имя и так свято? И вот преподобный Исаак Сирин часто обращается к этому образу и даёт ответ на этот вопрос. Он возрождает библейское представление о святости, и ветхозаветное, и новозаветное. Это понимание исходит из того, что свято то, что отделено для Бога. И получается, что кто-то не становится святым через какое-то своё усилие внутреннее. А вот для Нового Завета... наверное, наши радиослушатели, читая Новый Завет или слыша библейские беседы на радио «Вера», обращали внимание на то, что христиане часто называются «святыми». При этом мы знаем из тех же посланий апостола Павла, что далеко не все ранние христиане были святыми, в смысле вели безупречную жизнь. Святые — это те, кто отделили себя для Бога. То есть святость это не вершинная точка, а это стартовая точка: ты святой, потому что ты посвятил себя Богу, и святость тебя к чему-то обязывает. Ты живёшь такую жизнь, чтобы соответствовать своему призванию святого, то есть отделённого на это служение. Вот это представление мы находим и Ветхом Завете, где вообще очень строго соблюдаются границы того, что отделено для Бога и того, что не отделено.
И очень часто мы видим случаи, скажем, в Книге Иисуса Навина описан случай, когда израильтянин Ахан забрал себе из заклятого, из того, что было посвящено для Бога. И от этого весь народ потерпел неудачу военную. Потому что весь народ — это храм Божий. Когда кто-то нарушил границы священного и несвященного, весь храм как бы оскверняется, перестаёт быть посвящённым Богу, и из-за этого получается последующее последствие. И в Новом Завете христиане — это святые, они отделены для Бога и всех народов. И это состояние святости накладывает на них определённые обязательства. И преподобный Исаак возрождает это библейское понимание святости, для него святить имя Бога означает имя Бога в своём сердце отделить от всего постороннего. То есть думать о Боге, и в этой мысли о Боге отделять все посторонние, внешние, суетные помыслы. То есть ты действительно святишь имя Божие, в смысле не примешиваешь к нему ничего остального. И так твоё сердце становится храмом Божьим. Опять же, преподобный Исаак Сирин говорит о той ситуации, когда монах находится в состоянии безмолвия и все внешние памятования отсекает от себя. Но если брать мирянскую жизнь, то мы видим ту ситуацию, которая у апостола Павла описана, который был в гуще как раз мирской жизни, в силу своего апостольского служения. Та ситуация, когда человек всё делает ради Бога и в этом смысле всё время о Боге думает, не оставляя своих земных дел, и в этом смысле всё время имя Божие святит. И когда вся твоя жизнь наполняется глубоким содержанием, когда это не просто повседневная рутина, а уже и богослужение, ты не можешь не радоваться и не испытывать некоего изумления. Это не состояние разгорячения, когда ты создаёшь себе какие-то образы в молитве, а это именно повседневное твоё служение во всех твоих делах, которым придаётся глубина. Поэтому апостол Павел и сказал: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь», — обращаясь именно к мирянам и имея в виду именно это посвящение Богу своей повседневности.
М. Борисова
— Максим Калинин, филолог, переводчик, научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и преподаватель Института классического Востока и античности, проводит с нами этот «Светлый вечер». В студии Марина Борисова. Мы ненадолго прервёмся и вернёмся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.
М. Борисова
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, ещё раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — Максим Калинин, филолог, переводчик, научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и преподаватель Института классического Востока и античности Высшей школы экономики. Говорим мы о наследии сирийских мистиков и насколько оно полезно для нас, современных православных мирян. Есть одна тема у Исаака Сирина, которая особенно актуальна, мне кажется, именно у современных православных мирян. У него даже одно из подвижнических слов называется «Словом об изменении света и тьмы, какое бывает в душе во всякое время». Вот это наше вечное колебание от восторгов к отчаянию и к состоянию депрессии, уныния или, выражаясь таким высоким стилем, богооставленности — это та реальность, в которой мы существуем изо дня в день. И очень редко встречаешь отголоски своих переживаний у высоких подвижников прошлого. Почему эта проблема для Исаака Сирина такая важная?
М. Калинин
— Да, действительно, преподобный Исаак много говорит об изумлении. В прошлой секции я сказал, почему в принципе изумление может стать частью жизни, а не только свойством поэтического текста. Хотя, наверное, я бы не стал даже жизнь и поэзию противопоставлять. Я бы тут добавил ещё, что у преподобного Исаака Сирина есть детально изложенное изучение о размышлении и о созерцании. И у него есть понятие «размышление». Это не наше размышление-обдумывание, а это предельное сосредоточение, когда снова и снова у подвижника вращается его мысленный взор в разных образах Священного Писания. И в конце концов подвижник становится выше уровня воспоминаний и уровня слов. И то Божественное промышление, которое в Писании ему открывается, приводит его в изумление. Это и удивление и восторг одновременно. Почему я сейчас об этом сказал так детально, чтобы опять же показать, что изумление преподобного Исаака Сирина это не то же самое состояние, которое святитель Игнатий (Брянчанинов) и другие отцы-подвижники называли прелестью, то есть прельщением. Как раз-таки у сирийских мистиков тоже есть детальное учение о прельщении, о ложных духовных состояниях, о том, как свой первоначальный энтузиазм не перепутать с духовным изумлением. И я специально подчеркнул, что преподобный Исаак описывает состояние, превышающее уровень слов и образов, с которым он связывает изумление, чтобы показать, что это вовсе не то разгорячение в молитве, не те фантазии в молитве, от которых так тщательно предостерегал своих читателей святитель Игнатий (Брянчанинов).
И преподобный Исаак описывает два уровня радости, я бы сказал, или два уровня, простите меня за несколько такое, ставшее секулярным, обозначение, духовного подъёма, который человек испытывает: радость, с одной стороны, и изумление с другой. Вот радость испытывает человек, когда он начинает, будь это новоначальный монах, который начинает преуспевать в подвигах, будь то неофит-мирянин, которому всё кажется радостным, понятным, родным, и он не понимает, почему кто-то тяготится богослужениями — да, наоборот, я больше готов вычитывать правил или на большем количестве богослужений стоять. А потом, когда уже проходит какое-то время, этот энтузиазм несколько ослабляет, и человек может взять на себя больше, чем он изначально планировал. Скажем у Иосифа Хаззайя есть сочинение о трёх степенях иноческой жизни. Он вспоминает там пример подвижника, святого Иоанна Колова, который ушёл вообще в безлюдную пустыню, даже не в келью за пределы монастыря, от того, что он почувствовал в себе, что он всё понесёт. А потом его силы иссякли и он вернулся. А его ещё не хотел пускать наставник, говорил: «Ты же бесплотный...» — я не помню точно, как он сказал, но он пошутил над ним, что ты же вроде как бесплотный, ты же ушёл в пустыню, тебе пустыня не страшна, что же ты возвращаешься ночью, ты, оказывается, чувствуешь усталость, холод, голод? То есть у преподобного Исаака и у Иосифа Хаззайи рассуждения о том, как первоначальная радость неофитства может быть принята за изумление. Поэтому преподобный Исаак Сирин разграничивает отдельно состояние радости, и он говорит, что важно, чтобы эта радость тебя не захлестнула и чтобы ты не взял на себя больше, чем ты мог взять. И он предупреждает: «Помни также, что радость в начальном этапе делания легко сменяется огорчением. И будь тоже к этому готов».
Или Иосиф Хаззайя говорит, что пусть у монаха наставник проследит: если у него избыток радости, пусть немножко его сдерживает, если у него появляется уныние и огорчение, пусть его, наоборот, приободрит, и ни в коем случае пусть он не примет это за духовное состояние, более высокое — то, которое он переживает. А когда изумление человек испытывает, вот как преподобный Исаак Сирин его излагает, у него уже это не состояние энтузиазма, не состояние радости, а это состояние, которое выше эмоций и, как я сказал, выше образов и форм. И это состояние, от которого человек восходит дальше к тому состоянию, когда ум поглощён становится Богом, как об этом глубоко и очень таинственно говорит преподобный Исаак. Но и это состояние, и есть у преподобного Исаака Сирина рассказы о своём опыте, как он подобное состояние изумления пережил после чтения Священного Писания и размышления над ним. Вот в конце 2019 года вышло переиздание творений преподобного Исаака в Троице-Сергиевой лавре. И там есть перевод 71-го слова преподобного Исаака, его нет в греческом переводе нет в дореволюционном издании. Я его перевёл с сирийского в дополнение к лаврскому изданию. И там в 71-м трактате, который тоже онлайн доступен, есть его рассуждения о неком подвижнике (скорее всего он о себе говорит), как в его сердце билась неизреченная сладость, когда он проснулся среди ночи, а уснул он в размышлении о Священном Писании. Но и после вот этой сладости, превышающей уровень эмоций, превышающий уровень образов и слов, всё равно подвижник сталкивается с противоположным состоянием помрачения. И преподобный Исаак снова и снова к этой теме возвращается. Недавно я кусочек ещё неопубликованной, неизданной рукописи тоже перевёл для портала «Иисус» из его «Глав о ведении», где размышляет преподобный Исаак о свете и тьме, которые сменяют друг друга в человеке. И вот то, о чём вы сказали — он снова и снова к этой теме возвращается.
И что важно: преподобный Исаак говорит, что не всегда в состоянии помрачения человек должен себя винить. Он говорит, что в нынешнем нашем состоянии, в нынешнем веке естественно, что свет сменяется тьмой, точно так же, как солнце всходит и заходит. Речь идёт не о тьме греха, а о состоянии усталости, покинутости, богооставленности, может быть даже о состоянии уныния, может быть даже о состоянии, когда действительно приходят неподобающие помыслы к человеку и ему хочется оставить своё духовное делание. Преподобный Исаак говорит: «Не бойся — это то, что должно произойти. Это море в котором бывает спокойствие и ты смотришь и поражаешься красоте того, что ты видишь в морских водах: красоте моря красоте рыб, которых ты видишь, красоте бликов. А бывает, что наступает шторм. Вот как у природы нет плохой погоды, так в этом смысле и у Бога нет плохой погоды. Твоя душа — это море в руках Божьих, и в нём бывает спокойствие и в нём бывает шторм. Поэтому будь готов к этому состоянию истощения, не вини себя, не всегда здесь твоя вина, не всегда твоя совесть будет тебя обличать в этом состоянии. Бывает, что оно приходит неожиданно. И вообще преподобный Исаак и другие сирийские мистики исходили из представления о двух веках. Это библейское представление, но в восточно-сирийской традиции ему придавалось особенно пристальное внимание, по сравнению с византийской, о том, что нынешний век — это состояние переменчивости, когда люди, даже ангелы, пребывают в состоянии не полной стабильности, в состоянии изменения.
Например, сирийские мистики часто говорят о том, что ангелы огорчаются. Они говорят, что ангелы — это служебные духи, которые помогают людям, и что человек, несмотря на свою слабость, на самом-то деле самое удивительное творение Божие, в том плане, что он соединяет духовное и телесное. Именно поэтому Бог именно через человека явил Себя, а не через ангела, но при этом колебания людей сильнее, потому что они телесные. Люди совершают часто поступки, которые ангелов приводят в смятение. И у восточносирийских авторов можно найти трогательные размышления о том, что ангелы огорчаются, думают, что их служение напрасно, потому что люди не оправдывают их ожиданий. И, скажем, Иосиф Хаззайя рассказывает, как Бог через разные случаи в Священной истории, скажем через вознесение Еноха на небо, показывал ангелам, что не напрасен их труд. И разные сирийские мистики, и Афнимаран, и Исаак Сирин, высказывают эту мысль о том, что пока люди не достигнут преображения в будущем веке, ангелы пребывают в состоянии тревоги за людей.
А у людей в свою очередь есть ещё больший разброс их состояний, переживаний, поэтому смена просветлённости помрачённостью укладывалась в их богословское видение мира. А уже в будущем веке после второго пришествия Христа, по убеждению восточно-сирийских авторов, наступает второй этап домостроительства, когда люди и ангелы будут пребывать в постоянстве и неизменности. И они говорят, что как мы в земной жизни часто способны оценить что-то, лишившись этого, тогда мы действительно понимаем, насколько велик тот дар, который мы имеем. Точно так же и в будущем веке люди смогут оценить счастье неизменяемости после переменчивости нашей земной жизни. Поэтому преподобный Исаак говорит, что, да, наступает состояние помрачённости, что бывает так, что ты в своей келье находишься и ничего тебя не радует. И он говорит, обращаясь к монаху: «Только не покидай свою келью». Очень напоминает знаменитые слова Бродского «не выходи из комнаты».
М. Борисова
— Но там есть ещё такой совет, который мне очень нравится, потому что порой именно такого совета не хватает нам в нашей сегодняшней жизни, попытках выстроить её в соответствии с евангельскими представлениями. У Исаака Сирина есть такой совет, который, правда, адресован монахам, но мне кажется, очень подходит нам: в периоды такой богооставленности он советует молиться и читать Священное Писание, а если на это не хватает сил, то укрыться мантией с головой и спать до тех пор, пока не пройдёт час омрачения.
М. Калинин
— Да, это великолепный совет, очень показывает опять же внимание этого автора к человеку в его целостности — телесной и духовной. Но причем опять: у сирийских мистиков мы не найдём стремления тело своё умертвить в буквальном смысле слова. Ну, к преподобного Исаака есть письмо, обращённое к одному общежительному монаху, где он советует уйти в пустыню и не бояться ничего, и ставит в пример разных древних подвижников. Я подозреваю, что этот текст был написан преподобным Исааком в относительно молодом возрасте, потому что там ещё нет его любимых тем, связанных с созерцанием, размышлением и изумлением. А так-то тексты сирийских мистиков пронизаны идеей сердечного труда, внутреннего делания, и они выдерживали баланс между телесным и духовным. Опять же сирийская традиция сосредотачивала внимание на целостности человека — телесной и духовной. Восточносирийские авторы были даже убеждены в том, что душа без тела в полной мере не в состоянии молиться, совершать какие бы то ни было дела, что душа без тела оказывается как бы в спящем состоянии. Это мнение, которого мы не находим во всяком случае в поздней византийской традиции, там с Григорием Нисским, правда, есть особая ситуация. Но это мнение мы видим в Ветхом Завете и видим его у восточно-сирийских авторов — представление о целостности человека. И в том числе в этом совете преподобного Исаака, который я тоже очень люблю, где тоже эта целостность находит своё выражение в самом деле.
И ещё совет, который мне очень нравится, который мне доводилось говорить на «Арзамасе», например. Иосиф Хаззайя говорит о том, что если тебе не хватает сил что-то совершить, помни о том, что Бог — это кредитор. И они очень любили такие экономические образы, потому что и в Евангелии тоже часто говорится про таланты, про жемчужины, про купцов, потому что эти образы очень понятные — и во времена Христа они были понятные, и нам они понятные. Иосиф Хаззайя говорит, что Бог — это кредитор, ты должен выплачивать кредит Ему регулярно. Вот приходит тебе уведомление, что пришло время платить твою ипотеку. Но он говорит, что Бог это такой кредитор, которому всё равно, заплатишь ты Ему талант или обол, то есть кучу золота или копеечку — Ему нужна твоя регулярность. Поэтому если у тебя нет сил, ты в унынии — обращается Иосиф Хаззайя к своему читателю, ученику-монаху, — выдержи регулярность хотя бы в поклонах, в коротких молитвах, насколько для тебя это возможно. И в этом смысле он вспоминает слова псалма «хвалите Господа все народы, хвалите Его вечно». Видимо, он имеет в виду самый короткий псалом, который расположен перед самым длинным псалмом. У нас 118-й псалом самый длинный, а перед ним очень короткий псалом: «Хвалите Господа, вси языцы, похвалите Его, вси людие: яко утвердися милость Его на нас, и истина Господня пребывает вовек». И он говорит, что прочти хотя бы его. И там он очень мудро говорит о том, что когда делаешь что-то в малом, но делаешь это регулярно, тогда укрепляется твоя яростная часть души.
Опять же, сирийские мистики основывались на античном делении души: на разумную часть, вожделевательную и яростную. И они говорят о том, что яростная часть отвечает и за уныние, и за рвение, и за постоянство, поэтому если хромает у тебя одно, то ты подправь свою яростную часть каким-то другим упражнением. У тебя уныние, не можешь ты совершить пространную молитву, ты выдержи постоянство хотя бы в малом. То есть они были очень внимательны к периодам омрачения. И сам Иосиф Хаззайя приводит рассказ в своём «Послании о трёх степенях монашеской жизни» о монахе, который вдруг ощутил, что ничего он не может делать.
М. Борисова
— Максим Калинин, филолог, переводчик, научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и преподаватель Института классического Востока и античности, проводит с нами этот «Светлый вечер».
М. Калинин
— Итак, мы закончили на рассказе о монахе, впавшем в уныние, из «Послания о трёх степенях» Иосифа Хаззайя. И говорит Иосиф, впрочем, может быть, он и о себе говорит, если уж апостол Павел сказал: «Знаю человека во Христе», — он имел в виду, видимо, себя. Когда мы у мистиков находим рассуждения в стиле «знаю я одного брата», может быть и о себе они говорили на самом деле. И он говорит, что этот монах жил в келье отдельно от монастыря, и он просто мог лежать. Вот он лежал на земле и ничего больше делать не мог. И он говорит, что никакие мысли к нему не приходили, кроме низменных и недостойных. То есть он лежит, у него поток мыслей крутится, он собрать их воедино не может. Соответственно, он понимает, что когда мысли вращаются в произвольном порядке, они расхищают его душевные сокровища. И он чувствует, что ничего сделать не может. И он решил, что всё, не может он уже нести это делание. Хотел он собрать всю свою келейную утварь и из кельи уходить. И тут к нему пришёл некий помысел, как будто извне, и он услышал слова: «Хвалите Господа, все народы, хвалите Его вечно». И он стал читать этот короткий псалом, и когда его прочёл, почувствовал, что сил у него становится больше. И он начал повторять эти слова псалма. Вообще, тема повторения близких по духу стихов из Священного Писания — это тоже очень важная тема у восточно-сирийских мистиков, и я думаю, что мы ещё к этой теме придём. Он стал повторять и почувствовал, что к нему силы вернулись. Мне кажется, что это даже по-бытовому очень понятный пример, когда много дел и ты чувствуешь себя разбитым от того, что ты всем должен и не знаешь, с чего начать. Дедлайн уже прошёл для каждого, каждому ты уже что-то просрочил. Но потом ты делаешь какое-то одно дело, которое тебя тяготило, ты его сделал и чувствуешь некий прилив, то есть это по-человечески очень понятный пример. И мне кажется, вот это состояние, когда ты думаешь: «Ну зачем мне это всё? Всё, я всё это оставлю», — тоже по-человечески очень понятно. Но этот монах хотел оставить келью свою, и как раз по этой причине Исаак Сирин часто говорит: «Только келью не оставляй». То есть ты можешь накрыться с головой и заснуть, но ты не оставляй того дела, которое ты взял для себя.
Применительно к мирянской жизни или к общежительной монашеской жизни, я думаю, тоже из этого наставления преподобного Исаака можно вынести что-то, то есть он хочет сказать: не оставляй свой путь. То есть когда он говорит, что ты можешь уснуть, но не оставляй тот путь, на который ты встал. Или как Иосиф Хаззайя говорит: прочти короткую молитву, но не оставляй постоянства, не забрасывай совсем духовную жизнь, не забрасывай совсем Священное Писание и совершение молитвенного правила. И вот он говорит о том, что снова этот монах ощутил в себе силы и не оставил своё келейное правило. Митрополит Иларион как-то рассказывало о том, как к нему обратилась женщина, которая не в состоянии читать молитвы. Выяснилось, что она взяла на себя очень много правил и акафистов, канонов. И он точно также посоветовал ей читать короткие молитвы. Кстати, митрополит Иларион написал и замечательную книгу по Исааку Сирину «Духовный мир преподобного Исаака Сирина», она доступна онлайн. И вот по миру сирийских мистиков я очень советую эту книгу. И в этом смысле совет, данный им, тоже созвучен наставлению преподобного Исаака Сирина. Так что, мне кажется, многим из радиослушателей это состояние какой-то опустошённости понятно, знакомо. И вот тот факт, что преподобный Исаак Сирин говорит, что это нормально, прими этот опыт горького точно так же, как и опыт сладкого, опыт помрачения точно так же, как и опыт радости, мне кажется, что это наставление очень красивое.
Опять же, возвращаясь к тому, с чего мы начали, это наставление показывает бо’льшую глубину человеческой жизни, когда ты её посвящаешь Богу. Когда ты рутину свою посвящаешь Богу и когда ты своё какое-то помрачение, даже своё уныние посвящаешь Богу, в смысле смотришь на это, помня о Боге, о том, что так устроено, что солнце всходит и заходит, ты и в этом обретаешь глубину.. и опять же мы и в Библии находим примеры того, что пророк Илия испытывал уныние. Такой грозный пророк Илия, такой самый мощный ветхозаветный герой, о котором вообще описано, что он целый день сначала состязался со жрецами языческого бога Ваала, потом сам молился Богу, чтобы огонь снизошёл на жертвенник. Потом, как говорит нам суровое ветхозаветное повествование, он казнил своими руками жрецов Ваала, а потом ещё бежал перед колесницей царя Ахава. И это говорит о том, что на нём была рука Господня, потому что это сверхчеловеческие усилия. И этот грозный пророк Илия в какой-то момент сказал Богу, что устал, что не чувствует он, что благочестие в Израиле восторжествует, что все кланяются языческим богам. И тогда Бог его утешил и сказал, что есть ещё множество людей, которые колени перед идолами не преклонили. И Бог грозному Илии явился не в страшной буре, раздирающей скалы. В общем, идя сюда, в студию, я вспоминал ещё о том, что Бог Илии явился не в страшной буре, а в тонком голосе, Бог утешил Илию. То есть даже великий Илия впал в уныние и усталость.
И наконец гефсиманское моление и богооставленность, как говорит нам об этом Евангелие, применительно даже к Самому Христу. То есть, глядя на эти примеры, мы понимаем, что даже на своё состояние опустошённости и боли мы можем тоже смотреть, думая о Боге, тем самым посвящая свою жизнь Богу и сообщая ей глубину. Вот это то, о чём восточно-сирийская традиция духовного делания постоянно нам говорит.
М. Борисова
— И есть ещё одна тема, мне хотелось бы хотя бы вкратце напомнить о ней нашим радиослушателям или рассказать тем кто не знает, что у преподобного Исаака Сирина есть много размышлений о свободе. Он говорит о том, что свобода это и источник и некоторое распутье между добром и злом. У нас свобода — это такая сквозная тема во многих размышлениях, рассуждениях и дискуссиях. Вообще, такая, не хочется не православное слово, но прям просится сказать, что это мантра такая современного человека. Свобода — это как некое заклинание. А сирийские мистики видят в свободе распутье, то есть она может быть и источником зла, и без неё не может прийти человеку добро, но не иначе чем через подвиг. Вот, мне кажется, хотя бы в двух словах надо об этой теме бы упомянуть.
М. Калинин
— Да, действительно, чем больше я изучал наследие Исаака Сирина, тем больше я видел, что одна из центральных тем у него это тема воли. Понятие «воля» подразумевает и выбор, и есть сирийское специальное понятие «гвиса», которое обозначает именно выбор решения. Это желание «свьяна» от сирийского глагола «цва», хотеть что-то, желать, но одновременно это и внутреннее усилие, вот подвиг преодоления себя, как вы сказали. Подвиг в широком смысле слова, не только применительно к аскетическому подвигу, а когда человек совершает выбор, даже если внутри него что-то этому противится. И постоянно эта тема воли у него звучит. То есть, с одной стороны, преподобный Исаак очень внимателен к теме слабости человека, что человек не может быть совершенным на все 100%, то есть это постоянно проговаривается в восточно-сирийской традиции, что стопроцентное совершенство недостижимо в нынешнем веке. И даже у преподобного Исаака есть трактат в его так называемом третьем томе, я недавно его перевёл на русский язык, там есть трактат, где он рассуждает о благодати и законе, о которых говорит апостол Павел. И говорит, что если человек стремится праведным от дел, он всё равно не сможет во всём быть идеальным. А дальше если он и будет, как ему кажется, идеальным, он в этом случае будет радоваться только за себя и будет ревниво смотреть на других. Когда человек понимает свою неидеальность, но в то же время горячо обращается к Богу с покаянием, видя свои проступки, обращается к Богу и чувствует, что на сердце становится легче, чувствует, что получает прощение. Он в этом опыте начинает и с другими людьми чувствовать сродство и другим людям желать такого же опыта прощения. И что такое это покаянное обращение к Богу? Это движение воли.
То есть даже ты сознаёшь свою слабость, ты не идеален по своим делам, но ты волевым усилием двигаешься в ту сторону, которая соответствует Божественным заповедям. Ты совершаешь это движение в правильную сторону. И в этом смысле твоя воля это и твой выбор, но в то же время и твоё минимальное усилие. У всех людей разные возможности, у всех людей разное состояние воли. Я, когда болел ковидом, если позволите, я это скажу, я чувствовал, что у меня воля сильно атрофируется, не хватает силы воли на многие дела, на которые обычно хватало. Но тем не менее есть минимальный болевой порог, с которым ты можешь сделать волевое усилие, хоть какое-нибудь маленькое, в сторону Бога. И преподобный Исаак Сирин, и Иосиф Хаззайя говорят, что минимальное усилие — каждый по своей совести понимает, что для него трудно, а что нет. Но то, что преодолевает твой покой, это минимальное усилие засчитывается Богом и принимается. То есть, с одной стороны, тема слабости, с другой стороны тема свободы важная. Как бы ты ни был обуреваем, в каком бы состоянии ты ни находился, ты можешь сделать изнутри себя это горячее движение к Богу, хоть какое-нибудь. Вот преподобный Исаак очень много об этом пишет — о том, как важно такое движение совершить.
М. Борисова
— Спасибо огромное за эту беседу. Максим Калинин, филолог, переводчик, научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и преподаватель Института классического Востока и античности Высшей школы экономики, был сегодня гостем программы «Светлый вечер». В студии была Марина Борисова. До свидания, до новых встреч.
Деяния святых апостолов
Поделиться
Питер Пауль Рубенс. Тайная Вечеря, 1631-1632
Деян., 13 зач., V, 1-11.
Комментирует священник Антоний Борисов.
Бытует мнение, что наказание Божие как явление существовало исключительно в эпоху Ветхого Завета. В Завете же Новом Господь якобы предстаёт перед людьми только как гуманная и всепрощающая Личность. Такое утверждение неверно. Мы в этом сейчас убедимся, обратившись к отрывку из 5-й главы книги Деяний святых апостолов, что читается сегодня утром во время богослужения. Давайте послушаем.
Глава 5.
1 Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение,
2 утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов.
3 Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли?
4 Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу.
5 Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех, слышавших это.
6 И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили.
7 Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся.
8 Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько.
9 Но Петр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут.
10 Вдруг она упала у ног его и испустила дух. И юноши, войдя, нашли ее мертвою и, вынеся, похоронили подле мужа ее.
11 И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это.
Давайте сначала разберёмся с мифом в отношении жестокости Ветхого Завета. Ветхий Завет — эпоха, конечно, суровая, но не лишённая проявления милосердия Господня. И в ветхозаветные времена Бог неоднократно проявлял Свою милость к людям. Не только, кстати, к евреям, но и к представителям иных народов. Здесь можно вспомнить, например, эпизод с проповедью пророка Ионы в Ниневии. Господь сначала пригрозил местным жителям, что накажет их, а потом, увидев покаяние ниневитян, смилостивился и никакого наказания не наложил. С этим разобрались.
Теперь давайте обратимся к Завету Новому. Действительно, Господь Иисус чаще всего проявлял во время Своего земного служения не строгость, а милость. Но всё же и сентиментальным гуманистом Христа назвать никак нельзя. И в новозаветной части Библии мы тоже встречаем упоминания о наказании, пришедшем от Господа. Причём исполнителем этого наказания становился и Сам Христос. Наиболее ярким подтверждением этому является изгнание торгующих из храма Соломона. Спаситель, торжественно войдя в Иерусалим, отправляется в главное святилище иудеев. Там Он переворачивает столы торговцев, угрожает им плетёной верёвкой и в итоге заставляет их покинуть храм.
Ещё один яркий случай наказания Божия, упомянутый на страницах Нового Завета, произошёл после Вознесения Христа. Исполнителем этого наказания стал апостол Пётр. И мы с вами только что слышали подробное описание тех событий. По слову Петра супружеская пара — Анания и Сапфира — неожиданно скончались. Причиной послужило их желание утаить от прочих христиан часть своего имущества. Анания и Сапфира хотели провернуть следующую вещь. Сдать в общецерковную казну только часть имущества. Для чего? Чтобы и своими средствами втайне пользоваться, и иметь право брать деньги и продукты из общего для христиан Иерусалима запаса. Речь, таким образом, шла о самом настоящем коварстве.
Необходимо отметить, что никто Ананию и Сапфиру продавать собственность, жертвовать всё имеющееся не заставлял. Это было их добровольное и, как оказалось впоследствии, лукавое решение. И фактически физическая смерть этих людей была всего лишь следствием их уже состоявшейся духовной кончины. Они сами себя своим лукавством умертвили. Но неужели Господь через апостолов не мог ничего сделать?
Неужели и в эпоху Нового Завета Господь способен жестоко относиться к человеку? Здесь необходимо помнить одну вещь — Бог по отношению к людям не является равнодушным. Он старается каждого из нас привести ко спасению. Иногда путём наказания, которое на самом деле является формой любви. Христос, изгоняя торгующих из храма, поступил так, поскольку не имел иной возможности вразумить этих людей, годами попиравших святость дома Божия. Ананию и Сапфиру, повторюсь, никто не принуждал отдавать имущество. Они сами захотели прослыть щедрыми людьми, но пошли путём обмана. Пётр пытался призвать Ананию и Сапфиру к покаянию. Но те упорствовали во лжи. Их смерть стала вразумлением для прочих христиан — Бог знает и видит всё. Но Он не требует от нас больше, чем мы в состоянии дать. Будем же помнить данный урок, чтобы, не дай Бог, не повторить нам ошибки, допущенной Ананией и Сапфирой.
Христос воскресе! Воистину воскресе Христос!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Вместе с добровольцами чинить жилые дома, пострадавшие от боевых действий
Поделиться
Виктор живёт в Москве, работает судьёй и вместе с супругой воспитывает четверых детей. А в свободное время занимается волонтёрством. Летом 2024 года мужчина узнал о том, что добровольцы Русской Православной Церкви в зоне конфликта восстанавливают дома мирных жителей, пострадавшие от боевых действий. Виктор решил присоединиться к волонтёрам.
Почти за год мужчина успел побывать в Мариуполе, Авдеевке и Курске. Рассказал, что работал с людьми самых разных профессий и удивлялся, что строителей и ремонтников среди волонтёров меньше всего. Однако каждый вносит свой добрый вклад в помощь людям. Кем бы ни был человек, задачи для него обязательно найдутся.
Добровольцы приезжают со всей страны и помогают обрести надежду тем, кто сейчас находится в беде. Прежде всего это одинокие старики, люди с инвалидностью и многодетные семьи.
Волонтёрские поездки в Мариуполь, Донецк, Авдеевку, Горловку, Лисичанск и другие города, пострадавшие от боевых действий, организует Патриаршая гуманитарная миссия.
Записаться в добровольцы-ремонтники можно по номеру горячей линии 8-800-70-70-222 или на странице церковного проекта «Помочь в беде». Здесь же есть возможность сделать любой благотворительный взнос в поддержку людей, находящихся в зоне конфликта.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Взаимоотношения Древней Руси с другими государствами». Максим Дробышев
Поделиться
У нас в студии был кандидат исторических наук, доцент Государственного академического университета гуманитарных наук Максим Дробышев.
Разговор шел о взаимоотношениях Древней Руси с восточными и западными государствами и какое влияние на Русь оказывали Европа и Византия.
Ведущий: Алексей Пичугин
Алексей Пичугин
— Друзья, здравствуйте. Это «Светлый вечер» на Светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин. Рад вас приветствовать. С удовольствием представляю гостя. В ближайший час эту часть нашей программы, часть «Светлого вечера» здесь, вместе с вами и вместе с нами Максим Дробышев, доцент государственного академического университета гуманитарных наук, кандидат исторических наук и научный сотрудник института всеобщей истории Российской академии наук. Вот как. Здравствуйте.
Максим Дробышев
— Здравствуйте.
Алексей Пичугин
— Говорить мы сегодня будем о дипломатических контактах древнерусского государства, единого древнерусского государства, разделенного. Я думаю, что эта история тем важна, что у нас существует некое не ложное представление вне научной среды, а вот просто. У нас, как у обывателей, как у людей, интересующихся историей или, по крайней мере, наделенных какими-то фоновыми знаниями о нашей древней истории, так как всё, о чем мы будем говорить, было достаточно давно, плюс-минус около тысячи лет назад, естественно, все это обрастает определенным количеством мифов, легенд. Свой вклад большой внесли былины, которые хоть и поздно достаточно были найдены, но все равно они составляют народное представление о том, каким было древнерусское государство, о том, с кем оно общалось, как оно общалось. Ну, а эта вся мифология очень красивая, хорошая, но хотелось бы иногда еще и в реальность тоже окунуться. Ведь я правильно понимаю, что без дипломатических контактов никакого бы древнерусского государства, как такового, не возникло?
Максим Дробышев
— Безусловно так, но тут, мне кажется, нужно затронуть некоторые другие аспекты. Например, последние полвека точно очень важным фактором образования древнерусского государства был путь из варяг в греки, который по сути очень важен. Торговый транзитный путь, где торговля всегда подразумевала наличие людей разных этносов, это очень важный фактор, который способствовал складыванию древнерусского государства или древнерусской политии. Если мы говорим про государство в более современном понимании, оно у нас складывается, скорее, ближе к Ярославу Мудрому. Много факторов, которые способствовали становлению государства, появляются не сразу.
Алексей Пичугин
— Важно с хронологией определиться.
Максим Дробышев
— В этом плане, если мы затронем такой вопрос, как христианизация Руси, одним из очень важных импульсов, который дало христианство древнерусскому государству — письменность. А письменность очень важный фактор, маркер развития государственности, потому что государство подразумевает что? Государство подразумевает некоторый бюрократический аппарат. Хотя если мы задаемся вопросом, что мы знаем о бюрократии, по сути, о бюрократии мы знаем уже ближе к более позднему периоду. В тот период, о котором мы сейчас говорим, у нас очень куцые представления.
Алексей Пичугин
— Не просто Ярослав Мудрый, но еще до Ярослава, соответственно, это и князь Владимира, а еще раньше княгиня Ольга, и все эти попытки соединить воедино достаточно разные...
Максим Дробышев
— Это действительно попытки, вопрос — каким термином это можно назвать. Наверное, когда-то в историографии будет полития.
Алексей Пичугин
— Протогосударство?
Максим Дробышев
— Полития. Я думаю... Нет, не я думаю, это, мне кажется, видно из историографии, потому что, я хочу оговориться, напрямую этими сюжетами я не занимаюсь.
Алексей Пичугин
— А можно пояснить термин?
Максим Дробышев
— Окологосударственое образование. Если мы посмотрим, чем занимается Ольга? Чем занимается Олег? Они присоединяют новые племена и выстраивают что? Они какой порядок выстраивают? Выстраивание административной линии, да, и сбора налогов. Какие мы видим функции? Административные и сбор налогов, всё. Больше, каких-то других функции пока не видим. Со святого Владимира немножко по-другому начинается. Еще важно понимать, что часто у современника, у обывателя что-то древнерусское ассоциируется со словом летописи. Но летопись — это более поздний источник.
Алексей Пичугин
— Тем более в том виде, в котором они до нас дошли, это вообще списки поздние.
Максим Дробышев
— Списки поздние, но тут надо довериться филологам, у нас есть другие тексты более раннего периода. Например, житийная литература, житие Феодосия Печерского, житие Бориса и Глеба, они сохранились в списках 11-го века. Благодаря филологам мы можем понять, что летопись «Повесть временных лет», которая сохранилась в рукописи 13-го века, но по языку она более ранняя. Тут важно еще что понять, у нас часто ассоциируется с летописанием Древняя Русь, но летопись это высокоэлитарный источник. У нас были более бытовые источники.
Алексей Пичугин
— Какие у нас бытовые источники? У нас есть археология, которая нам дает определенные знания помимо письменных источников, наверное, на корпусе этих знаний письменных и археологических мы в основном базируемся. А что еще? Архитектура?
Максим Дробышев
— Архитектура и какая-то житийная литература, которая могла зачитываться в храме.
Алексей Пичугин
— Это письменные источники все равно.
Максим Дробышев
— Это письменные. Могла зачитываться в храме.
Алексей Пичугин
— А что конкретно, о чем вы говорите?
Максим Дробышев
— Вы имеете в виду конкретно?
Алексей Пичугин
— Ну, какие конкретные памятники?
Максим Дробышев
— Например, житие Бориса и Глеба, житие Феодосия Печерского. Мы с вами, человек 21-го века на это смотрит с позиции, как чисто духовного произведения. А в житии Бориса и Глеба достаточно четкая идеологема. Это последующее возвеличивание Ярослава. Даже потом, посмотрим Поучения Владимира Мономаха, там он не просто так указывает, что в день святого Бориса я пошел на половцев, и я победил. То есть он маркирует, это мой двоюродный дедушка, и это святой. У нас есть некоторый набор, пусть даже минимальный, текстов, которые более раннего периода. Если говорить про дипломатию, понятно, что система дипломатическая совсем была другая, чем современная или дипломатическая система нового времени. Тут важно что? Говорить о том, что какие-то дипломатические контакты были, у нас древнерусское государство даже дохристианского периода фигурирует в текстах, которые написаны иностранцами. Что важно? Этот источник хрестоматийный, но он очень интересен тем, что он примерно синхронен событиям, это сочинение Константина VII Багрянородного, сочинение середины 10-го века, сейчас переосмыслен год его написания, по-моему, 55-й — «Об управлении империей». Это сочинение несет определенную прагматику, то есть оно адресовано членам императорской семьи. Если быть точнее, оно адресовано сыну Константина Роману, но надо понимать, что это текст, который создан для потомков, свод правил. Я бы даже сказал, на современный манер, это своеобразная энциклопедия политического управления. Там есть, безусловно, разделы, которые посвящены характеристике окрестных народов, вообще разных народов: которые граничат с империей, которые не граничат. Часто там есть этнокультурные, можно сказать заметки, очерки, благодаря которым будущие наследники смогут понять, как с этим народом взаимодействовать. В рамках той беседы, которую мы сегодня ведем, интересен сюжет о россах. Что интересно? Как мы оговаривались, известно уже, рядом исследователей была установлена датировка этого текста. Более того этот текст сохранился в единой рукописи, что показывает его уникальное значение. То есть он синхронен. У нас описано, по сути, политическое устройство древнерусского государства периода Игоря, то есть примерно 40-е годы.
Алексей Пичугин
— Тут надо говорить 10-го века.
Максим Дробышев
— Да 10-го века. Причем, судя по тому тексту, который вы читаете — я сразу хочу оговорить, этот текст хрестоматийный, есть издания под редакцией Литаврина и Новосельцева 1995-го года, он очень известен и в исторической науке — мы понимаем, что он написан на основании тех данных, которые собирала дипломатия, купцы, то есть у нас здесь обильный контакт.
Алексей Пичугин
— Этот обильный контакт в чем заключался? Тут же важно еще проговорить о том, что на бытовом уровне — или наоборот или такого не было? — в Киев ли, в Новгород приезжали люди из Византийской империи и наоборот из Киева ездили люди в Царьград, Константинополь.
Максим Дробышев
— То, что ездили, точно. Сам факт это греко-русский договор.
Алексей Пичугин
— Безусловно. Кстати, о нем тоже нужно сказать, пускай это программная история, которая во всех учебниках есть, но школу мы все давно заканчивали, поэтому, может быть, сейчас не очень хорошо вспоминается.
Максим Дробышев
— Тут важно, что по сути. У нас было несколько походов на Константинополь, причина этих походов очень интересна. Если мы почитаем условия договоров, условия носят околоэкономический характер. Предоставление льгот русским купцам, которые циркулируют в Константинополь. Там, конечно, есть и ограничения, что, условно говоря, они должны селиться в определенном районе, район Пера; нельзя проходить больше определенного количества.
Алексей Пичугин
— Я понимаю так, что эти ограничения для Константинополя были характерны не только для славян, они были характерны для западноевропейских купцов. Тот же район галатов Константинополя предназначался сначала для генуэзцев, потом для венецианцев.
Максим Дробышев
— Да, и более того, судя по историографии, у нас такие же договоры были и с болгарами, то есть и с другими этносами, с которыми империя контактировала. Там есть тоже одна теория, про нее потом немножко поговорю, историографичная. У нас точно есть контакты, есть дипломатические контакты и есть точно экономические контакты. Второй момент «De Ceremoniis», это о церемониях византийского двора, тоже синхронный текст, тоже написал Константин VII Багрянородный. Это текст явно более сложный, составной, под его авторством, где у нас описана миссия княгини Ольги в Царьград.
Алексей Пичугин
— Я так понимаю, что именно визит княгини Ольги описан достаточно подробно, потому что про это часто говорят.
Максим Дробышев
— Да, но, к сожалению, на русский язык этот текст до сих пор не перевели. Есть только фрагмент, переведенный Кузенковым Павлом Владимировичем, как раз про миссию Ольги. А «Церемонии византийского двора» есть перевод на английский, есть на некоторые зарубежные языки, на русский пока полного перевода нет, надеемся, что он будет. И там четко показано, в какой иерархии стоит русская княгиня. История о том — летописная история, более поздняя — что она была оскорблена, что она долго ждала визита императора, по-видимому, не миф. На церемониях там примерно такая картина, там четко показана градация, то есть в какой последовательности ее принимали.
Алексей Пичугин
— А это значит, что в сознании княгини Ольги она уже стояла, пусть не на одной ступени с императором, но видела себя недалеко.
Максим Дробышев
— Видимо, выше, чем тот статус, по которому ее принимали. Видимо так. Хотя, понимаете, в чем проблема, про ее реакцию-то мы не знаем. Про ее реакцию мы знаем из «Повести временных лет». А реальна ли эта реакция или это какая-то идеологема, этот ответ еще ждет своего исследователя. Но мы точно видим, как ее воспринимает император, как ее воспринимает непосредственно империя.
Алексей Пичугин
— Друзья, напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня историк Максим Дробышев, доцент государственного академического университета гуманитарных наук, научный сотрудник института всеобщей истории. Итак, княгиня Ольга в Царьграде, в Константинополе. Но тут еще интересно, помимо таких высоких визитов, миссий, вы упомянули контингент купцов, которые жили в Константинополе и, безусловно, иностранное присутствие в Киеве, разное иностранное присутствие в Киеве. Что мы про это знаем?
Максим Дробышев
— Про купцов можно рассказать один случай, дай Бог памяти, который описан у Скилицы. Это сюжет, связанный с последним походом на Византию 43-го года, который был организован в правление Ярослава Мудрого, и возглавлял, видимо, русские дружины сын Ярослава Мудрого Владимир Ярославович. Сюжет сам связан с тем, что поводом для этого похода стало убийство купца росса в Константинополе. То есть они есть. Второй момент, связан с текстами Хожений, кстати, к вопросу о тех текстах, которые носили, скажем так, более обыденный характер. Это Хожения. есть Хожение Добрыни Ядрейковича в Константинополь. Дай Бог памяти, сочинение рубежа 11-12-го веков, нет, чуть более позднее, я извиняюсь. И там в первый раз указано, что в районе Пера есть церковь Бориса и Глеба, то есть в Константинополе у нас есть храм, посвященный русским святым. Если мы посмотрим работы Сергея Аркадьевича Иванова, который очень плотно занимается византийской агиографией.
Алексей Пичугин
— Археографией тоже, кстати.
Максим Дробышев
— Да. Он там рассматривает очень подробно, как этот культ встал в Константинополе, в империи. Но что важно? Если есть церковь, посвященная Борису и Глебу, значит, скорей всего, ее клиентелой, ее посетителями были, видимо, россы, то есть купцы, которые жили в Константинополе.
Алексей Пичугин
— И клир этой церкви, соответственно, должен был быть откуда-то из Киева, к примеру. Понятно, что высшее духовенство приезжало из Византии, но какие-то обычные священники, наверное, к тому времени были и свои из славян.
Максим Дробышев
— Это хороший вопрос.
Алексей Пичугин
— Это неизвестно?
Максим Дробышев
— Я думаю, мы пока не можем точно об этом знать. Если мы посмотрим тексты Хожений внимательно, мы понимаем, что авторы Хожений священники, которые были. Там у нас, как правило, два направления, это Константинополь и Иерусалим. Исходя из этого, мы понимаем, что сознание древнерусского книжника иерусалимоцентрично и царьградоцентрично, но мы знаем, что они знали греческий язык. Мы понимаем, что когда он отправлялся в свое паломничество, путешествие, он свободно владел греческим языком, то есть у него не было проблем с языком. Вопрос, знали ли россы-купцы греческий, на мой взгляд дискуссионен, я вам не могу сказать. Что хочется непосредственно еще сказать? У нас все митрополиты — это греки.
Алексей Пичугин
— Безусловно. У нас не только митрополиты, но и какой-то клир, близкий к ним.
Максим Дробышев
— Да. По-видимому, с этим вопросом были в древнерусской политике свои нюансы. Для этого интересно почитать «Вопрошания Кирика Новгородца».
Алексей Пичугин
— Это уже 12=й век.
Максим Дробышев
— Да, 12-й век, но показывает конкретные проблемы новгородского клира, вопрос кадровый и вопрос наличия книг. Это очень интересно посмотреть. Я, собственно говоря, почему, когда мы с вами беседовали, затронул Константина Багрянородного? Если мы говорим «Об управлении империей», в своем трактате о россах он фактически описывает всю политическую систему древнерусского государства. Он описывает, что у нас князь сидит в Киеве, Игорь. Пока Игорь в Киеве, его старший сын Святослав сидит в Новгороде. Он нам показывает модель, которая у нас на протяжении 10-11-го веков работает. Он описывает такое политическое явление, как полюдье, описывает, по каким народам собирает князь полюдье.
Алексей Пичугин
— То есть не только «Повесть временных лет», у нас же, по-моему, единственный источник о полюдье это «Повесть временных лет», нет, или я ошибаюсь?
Максим Дробышев
— Вот еще Константина Багрянородного.
Алексей Пичугин
— Помимо?
Максим Дробышев
— Видимо, да. Еще что интересно, часто в историографии, была большая полемика на протяжении долгого периода по вопросу, кто такие россы. Тут тоже есть объяснение. Явно, Константин Багрянородный, его администрация и его дипломаты, разведка, купцы различают: есть россы, есть славяне. Там указано, что славяне это пакценаты россов, то есть данники россов.
Алексей Пичугин
— Интересно, как они это разделяют?
Максим Дробышев
— Более того, они показывают, что у них разные языки. Там есть конкретная терминология: это по-росски звучит так, а по-славянски звучит так. То есть они понимают, что на данном этапе некоторый элитарный состав древнерусского государства это россы, которые потом будут ассимилироваться.
Алексей Пичугин
— А современная историография что-то говорит на сей счет? Где происходит разделение, какое между ними различие, между россами и славянами?
Максим Дробышев
— Современная историография... Мы сейчас плавно переходим к норманнской теории.
Алексей Пичугин
— Безусловно.
Максим Дробышев
— Это в принципе ни для кого не секрет, что этот вопрос уже не в научной плоскости. Может быть, в полемической, в общественной, но в научной плоскости этот вопрос остро точно не стоит. Потому что археология показывает нам непосредственно норманнскую теорию. То же самое и некоторые письменные источники. Россы — это видимо этносоционим, то есть от шведского корня роодс, финского рёдсе, это гребцы. Это, видимо, какие-то небольшие дружины, преимущественно скандинавов, которые циркулируют по маршруту из варяг в греки, потом образуется государство, наверное, на протяжении около века они потихоньку ассимилируются. Это видно по именам, по ономастике. Эта полемика с точки зрения науки уже не стоит.
Алексей Пичугин
— А еще раз можно уточнить про храм Бориса и Глеба? Какое это время? Это 11-й век, да?
Максим Дробышев
— Он упоминается в Хожении Добрыни Ядрейковича, получается, чуть позже, 12-й век. Но сам факт — это есть. Этой проблематикой хорошо занимается Сергей Аркадьевич Иванов, там в чем интерес? Понятно, что у нас агиография как жанр пришла из Византии на древнерусскую плоскость. У нас точно мы видим переосмысление. Например, в греческом обществе, в арамейском обществе есть только один святой правитель — это Константин, были попытки сделать святого Василия Первого Македонянина, у нас есть его биография, но это не стало житием. Дальше у нас святые люди, герои — это не политические деятели. Если мы говорим про древнерусскую традицию, то непосредственно первая ласточка это Борис и Глеб, это первые святые, это князья. А потом у нас 13-й век и появляется целый цикл князей святых.
Алексей Пичугин
— Была ли разница в миссиях, посольствах, торговых в первую очередь Киевских и Новгородских в Византии еще во времена единого государства древнерусского? Были отдельно, вот это Новгородская, это Киевская.
Максим Дробышев
— Может быть, и были, но нам об этом не известно, мы это не можем реконструировать никак. Мы только знаем, это впоследствии будет идея, если опять же поговорим про Новгород, про Новгородскую епархию, считалось, что Новгород напрямую подчиняется не Киеву, а Константинополю. Но Константинопольский патриарх это не особо принимал.
Алексей Пичугин
— Да, но это была уже более поздняя история.
Максим Дробышев
— Это более поздняя традиция, там даже появилось потом сочинение, которое это идеологически обосновывало, «Повесть о Новгородском клобуке».
Алексей Пичугин
— Да, да. Но это уже 13-й век.
Максим Дробышев
— Да. А отдельно миссии Киев, Новгород мы не знаем.
Алексей Пичугин
— А что нам известно из других европейских хроник о визитах дипломатических, политических, торговых из Киева, из Новгорода?
Максим Дробышев
— Вы имеете в виду в Византию?
Алексей Пичугин
— Как раз не в Византию.
Максим Дробышев
— В Европу?
Алексей Пичугин
— В Европу.
Максим Дробышев
— Во-первых, тут надо посмотреть работу Александра Васильевича Назаренко «Русь на международных путях». Нам известно многое из хроники Титмара Мерзебургского, миссия, по-моему, к Оттону там описана. Да, есть информация, что были некоторые миссии непосредственно и в европейские страны, даже больше скажу, по-видимому, если уж мы рассматриваем религиозный и дипломатический компонент, рассказ о выборе вер не совсем...
Алексей Пичугин
— Не на пустом месте.
Максим Дробышев
— Не на пустом месте. У нас точно при Ольге была попытка установления с западной ветвью христианства, пока что у нас нет деления. И точно нам известно, что после крещения Владимира в Корсуни у нас вся дружина отложилась.
Алексей Пичугин
— А, даже так.
Максим Дробышев
— Да, это известно, работа Карпова Александра Юрьевича.
Алексей Пичугин
— Вернемся к нашему разговору через минуту буквально. Я напомню, что у нас в гостях историк Максим Дробышев, доцент государственного академического университета гуманитарных наук, научный сотрудник института всеобщей истории, кандидат исторических наук. Я Алексей Пичугин. Через минуту все снова здесь, не уходите.
Алексей Пичугин
— Возвращаемся в студию Светлого радио. Напомню, друзья, что мы сегодня говорим о дипломатических контактах в древней Руси, о торговых контактах, о том, как в Киеве, в Новгороде смотрели на Византию, на Европу, как оттуда смотрели на Древнюю Русь. Ну и не только, мы сейчас будем говорить и про более позднее время, отдельных княжеств и в частности про Северо-восток. У нас в гостях Максим Дробышев, доцент ГАУГНа, кандидат исторических наук и научный сотрудник института всеобщей истории. Интересно, что мы знаем о существовании в Киеве Десятинной церкви, соответственно, еще до 988-го года она была, даже раскопана сейчас частично. Известно ли что-то о других культовых строениях, понятно, что еще нельзя говорить православный/не православный, но все-таки западно-христианского мира?
Максим Дробышев
— Это мне не известно, только знаю, что точно...
Алексей Пичугин
— Вы говорите, что при Ольге была возможность того, что Русь могла принять западный путь.
Максим Дробышев
— Нам просто известно в одном сочинении, что она отправляла послов и туда по этому вопросу.
Алексей Пичугин
— То есть вот эта история с принятием веры...
Максим Дробышев
— Скорей всего, она была не в том формате, в котором она передана в «Повести временных лет», но то, что рассматривались разные варианты, хотя для будущего Владимиру был очевиден тот вариант, который реализовался.
Алексей Пичугин
— «Повесть временных лет» — это сообщения, скорей, поэтического характера, а как отражающие реальность...
Максим Дробышев
— Мне кажется, поэтического и ретроспективного.
Алексей Пичугин
— Ну, или ретроспективного.
Максим Дробышев
— То есть которые показывают, что в итоге он сделал правильный выбор.
Алексей Пичугин
— Как окончание единого государства после Ярослава Мудрого и распад на княжества отразился во взглядах из Константинополя на Русь? Была ли какая-то реакция из Константинополя, установление контактов с княжествами.
Максим Дробышев
— Они пытались поддерживать Киевскую митрополию, но нам известна история Иоанна Киннома — это уже более поздний период, это уже конец 12-го века. Когда в правление Эммануила I бежит Андроник Комнин к Владимиру Ярославичу в Галич. У нас тогда отправляется посольство Эммануила. А князь уже олицетворяет отдельное Галицко-Волынское княжество, где по сути разбирается вопрос... там отсылка, что у нас был договор, а ты принимаешь политического изгнанника моего, надо как-то с этим вопросом разобраться. Еще есть интересный момент. У нас появляется три митрополии, как мы знаем, после смерти Ярослава Мудрого. Это Черниговская, Переславская и Киевская. В перечне епископий православных, есть такой документ, называется «Registrum Episcopatus», фигурирует не только Киевская митрополия, еще две.
Алексей Пичугин
— Когда мы говорим, понятно, что это чуть более позднее время, 12-й век, про связь с западной Европой, правда, это, насколько я понимаю, ни в каких летописных сведениях до нас не дошло, но тем не менее, эта пресловутая, которая в учебниках описана, якобы дружба Андрея Боголюбского с Фридрихом Барбароссой, которую нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, но тем не менее она описана. Где и откуда они могли быть знакомы, непонятно, но история эта есть, значит, были какие-то их контакты. Даже эти наплечники Фридриха, которые были присланы Андрею Боголюбскому, уж не говорю о строителях, хотя это может быть мифом, а может быть, и нет, это же явное свидетельство контакта, причем тесного личного контакта.
Максим Дробышев
— Я не уверен, что они встречались.
Алексей Пичугин
— Но мы же ничего не знаем про первых тридцать лет Андрея Боголюбского.
Максим Дробышев
— Мы про это ничего не можем сказать.
Алексей Пичугин
— Ну да. Ну, это дружба по переписке.
Максим Дробышев
— Если бы она была нам доступна, мы могли бы что-то, а тут мы ничего, торговые и экономические контакты были точно. Но скорей всего Андрея Боголюбского, как князя-политика больше интересовали другие вопросы. Это войны с Волжской Булгарией. Как мы знаем, у нас в итоге в Новгороде будет сидеть много наместников, князей из Владимиро-Суздальской ветви Рюриковичей, это борьба с Новгородом. Как мы знаем, что именно Андрей Боголюбский пришел к идее, что для того, чтобы покорить Новгород, надо взять Торжок и перекрыть поставки хлеба.
Алексей Пичугин
— Перекрыли поставки зерна.
Максим Дробышев
— То, что контакты были, это видно и по архитектуре уже и Владимира, и Суздаля, но не уверен, что они были в ракурсе каких-то политических союзов.
Алексей Пичугин
— То есть это тоже, скорей, какая-то поэтическая история красивая, которая была описана в каких-то не дошедших до нас источниках и в 18-м веке только встречается. У Карамзина, кроме как у Карамзина она нигде и не фигурирует.
Максим Дробышев
— Да, но если мы переходим «кроме как у Карамзина», надо признать, что Карамзин — человек, который явно к источникам относился достаточно...
Алексей Пичугин
— Вольно.
Максим Дробышев
— И да и нет. У него есть свое понимание работы с источником. Касаемо византийско-русских контактов, он подробно разбирает поход Святослава. И он честно показывает, что у нас есть два текста: это «Повесть временных лет» про дунайскую кампанию и есть сочинение Льва диакона. Но Лев диакон современник, и Карамзин пишет: я считаю, что мы должны больше доверять Льву диакону, потому что он современник, а «Повесть временных лет» это ретроспектива. А там образ Святослава немножко разный, у Льва диакона и в «Повести временных лет». Когда обыгрывается сюжет, Никифор Фока полагает поединок, зачем нам тратить людей; у Льва диакона Святослав отказывается. Он говорит: если меня, князя, убьют, то что будет с моим войском, что будет с моей дружиной? И Лев диакон нам также подробно описывает внешность. По-видимому, Лев диакон скорей всего находился при императоре, он подробно описывает внешность Святослава.
Алексей Пичугин
— Но это еще и показывает само отношение. Для нас сейчас достаточно сложно себе представить, что та дружина, которая пришла с князем, это именно дружина, это люди близкие ему. Не просто близкие по должности, а близкие еще и по личным отношениям, по дружбе, люди, сидевшие за одним столом, много где побывавшие вместе, близкие семейно. Что будет с моими людьми, что будет с моей дружиной? Казалось, что заботит человека о том, что будет с какими-то его подчиненными.
Максим Дробышев
— Очень интересный вопрос задали. Может быть, это не только с позиции каких-то его моральных качеств, но...
Алексей Пичугин
— Скорее, не его моральных качеств, тут скорее, такого исторического отношения. Это не обязательно у Святослава быть могло, это могло быть и у Владимира, это могло быть у Игоря.
Максим Дробышев
— Я вам скажу, что дружина для князя этого периода — это очень важный компонент. Давайте приведем самый характерный пример, сюжет, связанный с князем Игорем. Он почему идет на древлян? Потому что инициатива дружины. Ему дружинники говорят: вот тут Свенельд, ты князь, Свенедель воевода, почему дружинники Свенельда едят серебряными ложками, а у нас железные? Это показан пример взаимоотношений, тут важен, знаете, какой элемент? Вопрос реальной причины вторичен, но взаимоотношения князя с дружиной хорошо показаны. И еще пример — Борис и Глеб, и житие, и сюжет из «Повести временных лет». У нас дружина не поддерживает действия Бориса. Когда Борис узнает, что Владимир умер и Святополк взял власть, как вы помните, Владимир в это время идет на печенегов, дружина говорит: пойдем, у тебя большая дружина, ты наш князь, мы возьмем Киев. Дружина говорит: мы решим вопрос силовым путем. Когда они понимают, что князь говорит: нет, это не мой выход — основная дружина его оставляет, у него остается малая. Тут, мне кажется, интересно другой аспект рассмотреть. Мы не столько ставим реконструкцию событий, хотя там, скорей всего, есть взаимоотношения князя и дружины.
Алексей Пичугин
— Там вообще сложно реконструировать. Данилевский вообще считает, что там отношения Ярослава и Бориса и Глеба достаточно сложные, гораздо более сложные, чем принято считать.
Максим Дробышев
— Точно. Это известно еще в историографии 19-го века, Данилевский сопоставляет данные Титмара Мерзебургского, «Пряди о Эймунде» и то, что мы знаем, «Повесть временных лет», и показывает, что там более сложная картина. Безусловно, так, эта точка зрения имеет право, потому что у нас более поздняя редакция «Повести временных лет». Данилевский там еще играет со словом «окаянный», это не только презренный, а еще достойный сожаления.
Алексей Пичугин
— Да, да, помню. Я помню, но я просто могу адресовать наших слушателей к программе с Данилевским, которая достаточно давно у нас была, где он это подробно разбирает, в том числе терминологию, о которой Максим Игоревич говорит.
Максим Дробышев
— И мне кажется, в этом плане интересно, как Лев диакон нам показывает отношения Святослава и дружины. У Карамзина есть четкая градация, он говорит: я понимаю, что Лев диакон не во всем объективен. Но он современник.
Алексей Пичугин
— Но он современник, да, это важно. Давайте пока ненадолго оставим отношения с Византией и внутренние распри и нестроения. Помимо Византии были еще классные соседи: Хазарский каганат, Волжская Булгария. С ними же тоже определенная дипломатия выстраивалась. Помимо войн и помимо столкновений.
Максим Дробышев
— Только вопрос, по каким текстам мы можем это реконструировать?
Алексей Пичугин
— Это к вам вопрос.
Максим Дробышев
— Это хороший очень вопрос.
Алексей Пичугин
— Что мы про это знаем?
Максим Дробышев
— Мы мало что про это знаем. Но мы знаем, это, опять же, реконструкция «Повести временных лет», что у нас одно время некоторые славянские племена платили хазарам дань. Когда приходит Олег к полянам и когда они обсуждают эти вопросы, что Олег говорит? Что платите дань мне, а хазары это не ваша...
Алексей Пичугин
— Не ваша забота.
Максим Дробышев
— Не ваша забота. Там большой вопрос о письменности хазар. По-видимому, в элитарном слое она была, но у нас практически мало примеров. Вы понимаете, в чем проблема? Что историю Хазарии мы преимущественно реконструируем по ряду греческих текстов, у которых были какие-то торговые, политические... Крепость Саркел, которую строили, по сути, греческие инженеры.
Алексей Пичугин
— Ну да, любопытно, что у нас есть, и в народном сознании отложилось, несмотря на то, что прошла почти тысяча лет, стойкая, абсолютно негативная коннотация, негативное отношение к Хазарскому каганату как к очень враждебным соседям.
Максим Дробышев
— Да, вы так думаете?
Алексей Пичугин
— А разве нет?
Максим Дробышев
— В моем детстве такого не было.
Алексей Пичугин
— А почему? Не знаю, я прямо со школьных времен помню. Когда ты на это смотришь с точки зрения истории, понятно, что картина гораздо более сложная.
Максим Дробышев
— Хазары интересны с точки зрения организации политии. Общество языческое, элита исповедует иудаизм, общество торговое, при этом мы знаем, по-видимому, до Святослава хазар серьезно подкосили арабские воины.
Алексей Пичугин
— Длительно достаточно.
Максим Дробышев
— Это общество, которое в какой-то степени в арбитре Византийской политики. Интересное общество.
Алексей Пичугин
— Правда, оно настолько плохо в международном сознании, я, правда, честное слово, со школьных времен помню. Но это, может быть, советский нарратив, не знаю, может быть это у нас так было, хазары плохие. Понятно, что это абсолютно не исторично, но, тем не менее, привычка давать оценки и красить в черное и белое, раскрасило историю Хазарского каганата в отношении нас черным цветом. Это я так запомнил. Это понятно, что я сейчас говорю не как человек, который что-то читал еще дополнительно.
Максим Дробышев
— Про Хазарский каганат имеет смысл читать работы Артамонова, Владимира Яковлевича Петрухина. В принципе там какая-то политическая история неплохо реконструирована.
Алексей Пичугин
— Напомню, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня Максим Дробышев, историк, доцент государственного академического университета гуманитарных наук и научный сотрудник института всеобщей истории. И мы хотели отдельно поговорить про Новгород. Новгород — это, конечно, абсолютно отдельная история, город, ассоциированный с ганзейским союзом.
Максим Дробышев
— Есть точка зрения, что он туда и входил какое-то время. Он точно активно торговал.
Алексей Пичугин
— Он активно торговал.
Максим Дробышев
— Я могу ошибаться, но, по-моему, там даже были храмы других конфессий, возможно, католические. Я такую точку зрения слышал.
Алексей Пичугин
— И я тоже слышал такую точку зрения, ничего больше про это не знаю. Но опять же, если мы говорим о христианизации, мы вспоминали Кириково Вопрошание, а история христианизации это тоже история контактов, конечно же. Естественно, мы не знаем ничего практически об этой христианизации за пределами городов. Новгород — это один из тех городов, откуда до нас дошли памятники. Киев, «Канонический ответ митрополита Иоанна», Кириково Вопрошание в Новгороде.
Максим Дробышев
— Кириково Вопрошание нам показывает достаточно интересную картину. Во-первых, текст, который построен по принципу вопрос-ответ. Кирик и еще один священник задают архимандриту Нифонту вопросы: а можно делать так? Тот говорит: да, можно. А можно это не делать? — Можно. По форме этого диалога что мы видим? Периодически они упоминают каких-то латинян, то есть представителей другого клира. Периодически у нас много сведений о синкретизме, то есть о языческих пережитках. А еще что интересно, они задают... Алексей, нам показаны бытовые проблемы паствы, потому что там вопросы самого разного характера, от сугубо бытовых до гигиенического.
Алексей Пичугин
— Хорошо, а история Антония Римлянина, который якобы на камне приплыл зримо в Новгород. Понятно, что это житийное переосмысление, но, опять же, эта история, так или иначе, под собой имеет какие-то основы. Если говорить о латинском влиянии, вот, пожалуйста, история Антония Римлянина, она сложная, но так или иначе, он оказался в Новгороде.
Максим Дробышев
— Да, и тут еще важно, Новгород и политически независим, и церковная иерархия. Архимандрит достаточно независим по отношению к митрополиту.
Алексей Пичугин
— Ну да.
Максим Дробышев
— И у нас часто идет преемство, что я подотчетен не Киеву в духовном плане, а непосредственно Константинопольскому патриарху.
Алексей Пичугин
— Мы кстати, не затронули еще очень важный вопрос, связанный с династическими браками. Вот тут-то и вся дипломатическая история и международные связи, контакты в полный рост встают. Традиция династических браков у нас появилась достаточно рано. Правильно?
Максим Дробышев
— Да. Тут конечно, надо вспомнить, это хрестоматийный сюжет, это брак Владимира и Анны. Там история разветвляется, кто-то пишет, что это была дочка императора, кто-то пишет сестра императора. Дальше, понимаете, в чем парадокс? У нас часто житийная традиция объясняет, Святополк старше, чем Борис и Глеб, почему любит Владимир Бориса и Глеба? Потому что они от христианки. В реальной жизни сложнее, это вообще никак не связано. А для обывателей более интересный сюжет, связанный с Владимиром Мономахом. Кстати, опять же, сам жанр поучения это яркий маркер греко-русской связи, у нас до этого нет сочинения с таким названием. У нас нет сочинения с названием «Поучение». Сам жанр поучения явно возник под греческим влиянием. При этом важно отметить, и в историографии была такая попытка найти греческий прототип этого текста. Его нет. Мы понимаем, что у Владимира Мономаха, поскольку у него мать была гречанка, было образование немножко другое. Его отец Всеволод Ярославич знал пять языков, что нам подчеркивают. Женские образы в Поучении показывают его восприятие, в том числе, и арамейской номенклатуры. Он гордится своей матерью, он говорит: она грекиня. А жены у него фигурируют по принципу, умерла — ну, бывает. Одна умерла, другую он получил на переговорах с половцами. Была такая точка зрения, что, по-видимому, Владимир Мономах участвовал, принимал косвенное участие, в конфликте в Подунавье в 1116-м году, когда объявился Лже Леон, человек, который себя, как считается, выдавал за сына Романа Диогена, Льва Диогена. У Иоанна Комнина указано, что он Лже Леон литавра скифа. Есть точка зрения, что под «литаврой скифа» могли подразумеваться русские силы, потому что термин «скифы» в византийской номенклатуре этнический, это северные народы. Такой ученый, как Горский Антон Анатольевич считает, что этого нельзя исключать. Может быть, Владимир Мономах себя не метил, но своих родственников мог метить на престол, в том числе греческих. Он явно хорошо разбирался в Византийской политической системе, он понимал, что я сын греческой принцессы. А Алексей Комнин, простите, кто? Это нельзя исключать. Но я подчеркиваю, по тексту мы видим, что наличие греческой матери или гречанки жены — это предмет гордости, то есть предмет высокого статуса. Есть другие князья, а у меня мать гречанка, значит, я в чем-то лучше их, в чем-то выше их.
Алексей Пичугин
— И это действительно редкость. Династический брак, таким образом заключенный, это результат достаточно сложных переговоров.
Максим Дробышев
— Ну да, и высокого статуса.
Алексей Пичугин
— Высокого статуса само собой. Это же та сторона тоже должна захотеть.
Максим Дробышев
— Да, но вы понимаете, с позиции с той стороны... По-видимому это была Мария. Мария непорфирородная.
Алексей Пичугин
— Надо термин пояснить, я понимаю, но...
Максим Дробышев
— То есть не рожденная в порфире, специальном помещении дворца. Условно говоря, она не дает тебе права на престол.
Алексей Пичугин
— Но, тем не менее, какая разница, для греков это очень важно, для славян это дополнительный факт гордости за себя, за детей, а у детей гордость за родителей.
Максим Дробышев
— Там даже картина какая? Она была дочерью Константина IX Мономаха до того, как он стал императором через брак с Зоей Порфирородной.
Алексей Пичугин
— Традиция династических браков с греками достаточно долго продлилась, до конца Константинополя, до падения его.
Максим Дробышев
— Да, так и есть.
Алексей Пичугин
— Спасибо вам. Действительно, мне кажется, интересная история, которая нам позволяет посмотреть на Древнюю Русь. Понятно, что мы тут для кого-то ничего нового не рассказали, Максим Игоревич, но для большинства людей это абсолютно незнакомая часть, которая когда-то, может быть, фигурировала в учебнике истории в каком-то классе. Но учебники истории у нас есть свойство забывать, какой-то нарратив оттуда остается, но только в виде нескольких дат. Мне кажется, не грех напоминать периодически о том, как все было в нашей истории. Тем более что такая давняя история, правда, с чего я начинал, тем и закончить хочу, обрастает огромным количеством мифов, огромным количеством неподтвержденных фактов, рожденных уже за последующие столетия. А благодаря Максиму Дробышеву можем посмотреть на это так, как на это смотрят ученые, тем более что Максим Игоревич постоянно ссылался на разных исследователей разного времени. Спасибо большое за этот разговор. Напомню, что в гостях у нас сегодня был Максим Дробышев, кандидат исторических наук, научный сотрудник института всеобщей истории Российской академии наук и доцент государственного академического университета гуманитарных наук. Я Алексей Пичугин. Прощаемся. Всего доброго. До встречи. Счастливо.
Максим Дробышев
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Взаимоотношения Древней Руси с другими государствами». Максим Дробышев
- «Вера и дело». Диакон Никита Гимранов
- «Распространение христианства на Руси». Павел Гайденко
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
