В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников, главный редактор молодежного портала Naslednick.online протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения в воскресный день, о празднике в честь иконы Божией Матери «Троеручица», о праздновании Собора архангела Гавриила, а также о памяти святых преподобного Никодима Святогорца, великомученицы Марины (Маргариты) Антиохийской и равноапостольного князя Владимира. Отец Максим разъяснил воскресный евангельский отрывок об изгнание бесов из двух бесноватых в стране Гергесинской.
М. Борисова
— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире программа «Седмица», в которой мы каждую неделю говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. И сегодня со мной в студии клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский.
Протоиерей Максим
— Здравствуйте.
М. Борисова
— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в пятое воскресенье после Пятидесятницы, и на наступающей неделе. Ну как всегда, мы идем от Писания, ищем смысл наступающего воскресенья в тех отрывках из Апостольских Посланий, из Евангелия, которое прозвучит завтра за Божественной литургией. И вот завтра мы будем слушать отрывок из Послания апостола Павла Римлянам, из 10-й главы, стихи с 1-го по 10-й. И ну не знаю, на мой взгляд, достаточно сложный для понимания отрывок. С одной стороны, если просто складывать слова в предложение, все понятно, а вот какой для нас за этими словами кроется смысл, надо еще подумать. А слова, в общем-то, такие достаточно простые — о ревности по Боге, но не по рассуждению. Апостол говорит: «Ибо, не разумея праведности Божией и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией», — вот уже все запуталось на этом этапе. А если почитать дальше, ниже там, 9-й стих: «Ибо если устами твоими будешь исповедывать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься, потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению». Опять, получается, все понятно, но ничего непонятно. Давайте разбираться.
Протоиерей Максим
— Ну, во-первых, все-таки нужно взять контекст, и эта глава 10-я Послания апостола Павла к Римлянам начинается со слов, посвященных скорби апостола Павла о братьях его по крови, то есть иудеях. Начинается она словам: «Братия, желание сердца моего и молитва к Богу об Израиле во спасение». То есть вообще апостол Павел и в Послании Римлянам, и здесь, и впоследствии, в 11-й уже главе, он искренне и от всего сердца пишет о своих переживаниях по поводу того, как немного его собратьев-израильтян приняли Иисуса как Мессию, и для него это, конечно, скорбь. Надо понимать, что ожидание Мессии для Израильского народа было одним из главных ожиданий и главных чаяний, потому что пророки к моменту рождества Иисуса Христа уже 400 лет как, по сути дела, молчали, и Израиль ждал Спасителя. И то что большинство из них не приняли Иисуса из Назарета как своего Мессию, конечно, для апостола Павла было величайшей скорбью, для которого это было, Иисус был не просто каким-то интеллектуальным убеждением или воспринятым, как это иногда бывает, от родителей какой-то верой, а это было его личным обращением после его встречи на пути в Дамаск, то есть это был его личный опыт. И когда он видит, что его собратья не приняли Иисуса и не считают Его Мессией, для него, конечно, был вопрос, как такое возможно. И вот здесь мы видим его размышления, как такое возможно, и его слова что «их ревность по Боге, но не по рассуждению, ибо, не разумея праведности Божией (как вы прочитали) и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией». Надо понимать, что для Израиля, для Ветхого Завета их отношения с Богом были именно заветом, или союзом, или договором. Вот мы сейчас, ну кстати говоря, и среди современных христиан тоже достаточно таких людей, но все-таки это не является...
М. Борисова
— «Сорок акафистов прочитаю — и тогда...»
Протоиерей Максим
— Да. То есть вот все отношения с Богом рассматривались в контексте: если ты будешь исполнять свою часть договора, то Бог будет исполнять Свою. И если ты имеешь, у тебя что-то не так, если как бы Бог не исполняет Свою часть завета — значит, ты где-то не исполнил свое. Именно на этом вот таком мировосприятии (вспомним Книгу Иова — как друзья Иова убеждают его, что раз вот на него такие несчастья обрушились, значит, он где-то грешен) или, кстати говоря, это действительно все-таки распространено и сейчас среди православных — я это тоже неоднократно слышу и мне приходилось как бы опровергать неоднократно такое представление, о том, что если ты, если у тебя что-то в жизни не очень хорошо — если кто-то болеет, если тебя там уволили с работы, если там тебе досталась какая-нибудь не такая жена, если у тебя там непослушные дети — значит, ты грешник, значит, ты где-то согрешил. И просто вот найди, в чем ты согрешил, исправься — то есть выполни свою часть договора, и тогда Бог, конечно, с радостью выполнит Свою часть договора. И поэтому вот апостол Павел и говорит, что иудеи усиливались в своей праведности. То есть вот ну это же естественно, да, если что-то не так... Ну а представьте себе, что для всего Израиля что означала римская оккупация, да? То есть представьте себе, что мы сейчас живем в каком-нибудь там, не знаю, 1943 году где-нибудь там на оккупированной территории там немцами, например. Ну исключим уж какие-то совсем страшные жестокости, потому что римляне все-таки себе такого не позволяли, что позволяли фашисты на оккупированных территориях, но в целом примерно вот так. То есть для Израильского народа, для его самосознания вот этот факт, совершенно постыдный, оккупации и зависимости, оккупации иноземных захватчиков, то что у синедриона отобрано право там жизни и смерти, он является каким-то таким, то есть это все очень унизительно. И вот этот поиск, собственно, движение фарисейства, оно же и родилось, исходя из этих двух фактов. Молчание пророков — раз, то есть прямое общение с Богом оказалось прервано. Если раньше, ну представьте себе, что пророческое движение в золотой период было таково, что существовали пророческие школы, То есть если обернуть это, например, на нашу современную действительность, представьте себе, что как бы в каждом, ну если не в каждом селе, то уж в каждом городе точно есть прозорливый старец, к которому можно спокойно попасть и получить ответ напрямую от Бога по интересующему тебя вопросу — и вот такую функцию, по сути, выполняли ветхозаветные пророки. И вот этого теперь нет, уже нет не одно столетие, да еще и иноземные захватчики. То есть понятно, что фарисеи усиливались выполнить свою часть договора и тогда в надежде, что все-таки Бог исполнит Свою. И поэтому все эти мелочи, все эти придирки бесконечные, и все это отцеживание комара, как потом назовет это Господь наш Иисус Христос, и вот в этом усилении праведности они действительно проглядели праведность Божию. Об этом прямо пишет апостол Павел, он прямо так это и говорит: «не разумея праведности Божией и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией».
М. Борисова
— Ну хорошо, контекст — это замечательно. А для нас-то что? Вот мы услышим этот отрывок, что мы должны вынести для себя, для сегодняшней жизни?
Протоиерей Максим
— Ну для большинства людей в сегодняшней жизни, мне кажется, совершенно необходимо напомнить себе, вы знаете, ведь даже знаменитые слова преподобного Серафима Саровского: «Стяжи мирный дух, и тысячи вокруг тебя спасутся» очень многие современные православные люди перевирают, говоря их примерно следующим образом: «Спасись сам — и тысячи вокруг тебя спасутся». Вот это вот «спасись сам» — это, конечно, полное...
М. Борисова
— Ну да, зачем тогда Спаситель.
Протоиерей Максим
— Да, полное противоречие вообще христианскому благовестию о том, что собственное спасение невозможно. И вот это вот желание усилить собственную праведность, конечно, приводит к культивированию собственной гордыни, к осуждению других, которые не столь праведны и, в конечном счете, к забвению Самого Спасителя — Он становится непонятным персонажем, по сути дела отождествляясь просто с Творцом неба и земли, с тем же самым мздовоздаятелем, наказателем и так далее...
М. Борисова
— В ветхозаветном понимании.
Протоиерей Максим
— А вовсе не Спасителем.
М. Борисова
— Обратимся теперь к евангельскому отрывку. Завтра мы услышим в церкви отрывок из Евангелия от Матфея из 8-й главы, стих 28-й и до 9-й главы, 1-й стих. Ну это известная практически, я думаю, всем православным верующим особенно людям, которые стараются церковной жизнью жить, история о том, как Господь в стране Гергесинской изгнал из бесноватого легион бесов, вогнал их в стадо свиней, они бросились в озеро, и окрестные жители попросили Господа отойти от их земли. В общем, достаточно известная всем история. Но почему именно в связке с этим отрывком из Апостольского Послания к Римлянам мы слышим этот отрывок сейчас?
Протоиерей Максим
— Ну если честно, я не вижу здесь прямой увязки. Возможно оно есть, ну как всегда, и уж тем более его можно специально найти. Надо помнить, что мы сейчас с вами просто читаем Евангелие от Матфея по порядку и, соответственно, читаем Послания апостола Павла тоже по порядку. Вот в пасхальный период мы читали Евангелие от Иоанна и Книгу Деяний, сейчас читается соответствующее Евангелие от Матфея. Но мне кажется, вообще этот отрывок крайне важный. Точно также как и те слова апостола Павла, которые мыс вами только что разбирали. Мне кажется — ну наверное, не совсем, конечно, корректно говорить, что что-то в Евангелии более важное, что-то менее важное, но этот отрывок действительно необыкновенно важен, потому что мы видим, здесь ведь на что надо обратить внимание — тоже на контекст. Кто такие свиньи? Свинья — это нечистое животное. По закону Божию свинья или вообще нечистое животное не имеет права даже ступать на священную землю Израиля. И, например, сейчас тоже, кстати говоря, любопытный пример: фарисейство на севере Израиля, существуют специальные кибуцы — по-нашему колхозы, в которых таки разводят свиней на продажу, но они там живут не на вольном выпасе, а на деревянном полу, на настилах, не ступая на священную землю Израиля, чтобы ее не осквернить. Так вот они, эти свиньи, паслись-таки на священной земле Израиля. Не знаю, вкушали ли гергесинские жители свинину или просто тоже имели с этого доход, отправляя куда-нибудь его, это мясо, на продажу — неважно. Важно, что они в одночасье лишились основного источника своего существования. При этом этот источник был, ну с их точки зрения и вообще с точки зрения закона, он был незаконным, прямо так скажем, это было преступление. А в Ветхом Завете большой разницы между религиозным и уголовным преступлением не существовало. То есть это, условно говоря, люди, которые незаконным образом имеют какой-то доход. Приходит Сам Бог и, соответственно, обличает их в этом и устраняет источник незаконного дохода, при этом явным образом исцеляя бесноватого от бесов — то есть показывая, что Он действует силой Божией, что это не просто так, какая-то прихоть, а это прямо Бог отбирает у них этот доход. И они, несмотря на это, просят Его удалиться от пределов их. И точно также и мы часто Бога из своей жизни пытаемся удалить, если нам что-то не нравится. Очень хочется, чтобы Бог был удобный — чтобы Он нам выполнял наши желания, покрывал в том числе наши незаконные деяния, всячески защищал нас, а вовсе не обращал на путь праведности.
М. Борисова
— Напомню нашим радиослушателем, сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной в эфире клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы, как всегда по субботам, говорим о смысле и особенностях наступающего воскресенья и предстоящей недели. Вот на следующей неделе у нас будет праздник в честь очень необычной иконы — 25 июля праздник в честь иконы Божией Матери «Троеручица». Вообще само название достаточно экзотичное. Очень много смущений и исторически, когда появилась эта икона во времена патриарха Никона в России, было очень много смущений и требовались особые пояснения — почему третья рука, откуда третья рука, что это такое. На самом деле, если смотреть предание, то все очень просто объясняется — это в память исцеления Иоанна Дамаскина по молитвам перед этой иконой. И вот поскольку рука выздоровела, он сделал изображение такое, серебряной руки, и прикрепил к киоту, как часто делалось в те времена. Но на самом деле очень часто третья рука изображается непосредственно на самой иконе, очень часто она похожа на две руки Матери Божией, и это приводит многих в такое состояние недоумения, о чем идет речь. Вот почему, несмотря на такие экзотические истории, связанные с этой иконой, она все-таки стала крайне почитаемой, в особенности на Православной Руси?
Протоиерей Максим
— Извините, я жил достаточно долго на Гончарной улице, бывшей улице Володарского, перед этим опять Гончарной — как раз на этой улице, прямо аккуратно напротив моих окон, находилась колокольня храма Успения в Гончарах. В этом храме я крестился, в этом храме крестилась моя старшая дочь и в этом храме я познакомился с покойным отцом Федором Соколовым, и там действительно главной почитаемой святыней — в этом храме мой родной дядя был долгое время старостой, и именно в этом храме находится чтимая московская икона Матери Божией «Троеручица», поэтому для меня никаких вопросов и сомнений никогда особенно не было. А там прямо, если вы идете по Гончарной улице, там прямо в стене храма есть уличное изображение, где вы можете и к нему со стороны улицы приложиться, и богослужение в нем не прерывалось в советское время. И любой человек, любой москвич должен, мне кажется, хотя бы однажды побывать в этом храме и приложиться к этой иконе. И история, действительно, вы правильно ее назвали, она достаточно простая. А то что возникают вопросы — так это хорошо. Вообще, на мой взгляд, чем больше недоуменных вопросов, если у них есть простое и понятное объяснение, тем лучше. Потому что мы же такие скучающие, равнодушные люди, которых может хоть как-то заинтересовать что-то необычное. Поэтому да, где-то икона изображается, и очевидно, что это серебряная рука, сделанная как вклад — вот примерно точно также, как, знаете, сейчас есть такая традиция — например, вот в Иверской часовне, во многих других местах, у нас в Новоспасском монастыре — перед иконой Матери Божией «Всецарицы» вешают на цепочке какие-то приношения — например, кресты, еще что-то.
М. Борисова
— Это очень многие почитаемые иконы, ну по крайней мере в Москве. Если вы бывали в храме Илии пророка, Обыденного — там почитаемая икона Божией Матери «Нечаянной Радости», и там тоже все вот в этих цепочках.
Протоиерей Максим
— То есть люди, может быть, не все до конца правильно это понимают, но получая помощь, получая исцеление, получая просимое, человек приносит свой дар и оставляет его как знак, как символ, как пожертвование за полученное исцеление, например, и полученное какое-то благословение, получение просимого. И то же самое сделал и преподобный Иоанн Дамаскин. Когда в его жизни совершилось это удивительное чудо, что отрубленная халифом рука за якобы мнимое совершенное преступление... А напомню, что Иоанн Дамаскин жил во времена императора-иконоборца Льва III Исавра, а сам он жил, соответственно, в Персии — то есть вне пределов, где его могла достичь карающая длань василевса. При этом он был активным защитником православия. Я думаю, практически всем православным людям известно его главное творение, первое схоластическое произведение — в хорошем смысле этого слова, — «Точное изложение православной веры», и он был борцом с иконоборчеством. В империи невозможно было противиться власти императора, а вот из-за пределов это было возможно. И тогда он был оклеветан, якобы он шпион и, соответственно, шпионит против своего законного правителя. И он был наказан — ему была отрублена рука. И он провел ночь в молитве, забылся уже во сне, и когда он утром проснулся, рука была на месте. Матерь Божия исцелила его руку, тем самым явила его невинность, он был прощен. Но, правда, не остался при дворе, а соответственно, удалился в монастырь. И это такое приношение и, соответственно, чудес после этого тоже... Знаете, для меня ведь, я думаю, как и для подавляющего большинства православных христиан, мы чтим именно тех святых, мы чтим именно те образы, именно те иконы, от которых мы получаем от Господа исцеление или помощь. И это просто знак того, что Матерь Божия через Свою эту икону «Троеручица» поколениям православных людей, вдохновленных примером Иоанна Дамаскина, просящих перед этой иконой Матери Божией, они эту помощь получают. Поэтому все в храм Успения Матери Божией в Гончарах и на празднование Ее чтимой иконы.
М. Борисова
— Ну на этой неделе у нас память еще такого бесплотного персонажа что ли — Собор Архангела Гавриила — 26 июля. Ну архангел — для нас понятие абстрактное, представить себе архангела можно только по его иконописному изображению. Вот мы знаем, что Архангел Гавриил изображается на иконе Благовещения с цветами рядом с Матерью Божией — вот как-то мы можем представить себе его функцию в священной истории. Но ведь не только это, на самом деле перевод его имени — это «Всевышний — сила моя». И, наверное, не зря он почитаемый и даже в исламе, то есть это такой священный персонаж, который дорог не только христианскому восприятию мироздания.
Протоиерей Максим
— Ну вообще мы должны помнить, что Церковь особым образом осудила поклонение ангелам как творцам, и напоминаю нам всем слова апостола Павла, что «не все ли они суть служебные духи», от Бога посылаемые для хотящих или там для имеющих «наследовать спасение». То есть просто что нам важно понимать — не из их собственной жизни, это нам неведомо, это от нас сокрыто. И действительно, как правильно вы сказали, это бесплотные духи — то есть они не имеют своего материально обличья. И если они его как-то принимают, то только для того, чтобы мы каким-то образом удобнее их могли воспринять и вступить, и получить от них то благовестие, которое они имеют нам сообщить. И их собственная жизнь нам неведома, а вот по отношению к нам, людям, она нам ведома. И если Архангел Михаил является предводителем воинств Бесплотных Сил в борьбе с диаволом и его бесами, то Архангел Гавриил, мы видим, что он посылается, например, Захарии, для того чтобы возвестить ему о рождении Иоанна Предтечи, он посылается Матери Божией, как вы уже сказали, с благой вестью, благовещением о Рождестве Христовом — то есть его послания от Бога, они носят такой характер откровения о милости Божией. Ну по крайней мере то, как нам это известно из Священного Писания. Когда Господь имеет явить нам какую-то особую милость, то по особым случаям Он посылает именно Архангела Гавриила. Ну а каждому из нас — ведь это Собор Архангела Гавриила, да, то есть в некотором смысле и память нашего Ангела Хранителя, который посылается Богом от рождения каждому из нас, для того чтобы оберегать нас, помогать, напутствовать на всех путях нашей жизни.
М. Борисова
— А вот удивительно, почему так много общения с миром Ангелов и Архангелов в Евангелии, и такое прямое общение с Богом в Ветхом Завете? Ведь ветхозаветные пророки не нуждались в служебных посланцах.
Протоиерей Максим
— Ну все-таки это не совсем так. Дело в том, что в Ветхом Завете достаточно много примеров все-таки и ангельского участия. И есть достаточно подробное описание, например, в Книге Товии и в других местах, где Ангел сопутствует, сшествует людям, тоже непосредственно участвует в их жизни. У пророков была особая роль и особая функция, они, по сути дела, также, как и сами Ангелы, являлись возвестителями воли Божией. То есть Господь может обычному человеку Свою волю возвестить, если это требуется, либо через Ангела, как мы эти примеры сегодня тоже уже разбирали, либо через пророка. То есть пророк Ветхого Завета, он как бы от себя ничего не говорит. Это знаменитый вопрос Силуана Афонского, с которым он обошел Афон, задавая его разным людям: как говорят святые? Помните, и никто не мог ему ответить на этот вопрос, как же говорят святые. А ответ был очень простой: они от себя ничего не говорят. Вот мы с вами не очень святые люди и поэтому размышляем от себя, что-то от святых отцов, от Писания, от традиций Церкви, от разумения. А святые имеют такую власть и силу — говорить от Бога. Тоже, возможно, не всегда, у них тоже есть свои какие-то частные богословские мнения. Но святые, пророки самые главные, и Ангел, он всегда говорит от Бога. Здесь какой-то разницы в возвещении воли Божией, является она через пророка, через старца, через святого или через Ангела, для обычного человека нет.
М. Борисова
— А вот вся эта многоступенчатая сложная Ангельская иерархия, нужна ли? Ну это вообще достаточно интересно, представить себе такую схемку или, я не знаю, такую презентацию сделать, как это все происходит, вот как там выстроено все. Но ведь это все символика, и насколько нам важна эта символика? Насколько нам имеет смысл вот в нашей конкретной жизни, в которой мы пытаемся справиться со своими какими-то духовными проблемами, пытаемся понять, что в Евангелии написано, пытаемся как-то простроить свою жизнь как-то в соответствии с этим, насколько нам это все нужно?
М. Борисова
— Нам это все не так нужно и не так важно. Напомню, что это псевдо-Дионисий Ареопагит, который, по сути дела, вот эти девять чинов — три по три — Ангельской иерархии в период бурного расцвета неоплатонизма почти позаимствовал у неоплатоников, естественно, приспособив это все к христианской нашей с вами жизни и к представлению о том, как устроен мир невидимый. Ну действительно же интересно, как устроен мир невидимый. Мы же про него ничего не знаем. При этом в Священном Писании встречаются как имена Архангелов, так и их чины — например, Начала, Власти, Силы — апостол Павел упоминает, и в Ветхом Завете много чего есть. И поэтому как-то хочется понять, кто они такие. Ну и вот в Ареопагитиках они оказались выстроены в эти три ранга — Херувимы, Серафимы, Начала, Власти, Силы и так далее. Но для нашей практической жизни это все не имеет какого-то особенного значения. Воздать им честь можно, и поэтому, знаете, вот в куполе многих храмов изображаются девять высших Архангелов, которых мы знаем по именам. И это же не только Михаил и Гавриил, это и Уриил, и Селафиил и другие — то есть их девять, высших Архангелов, высших Херувимов. Серафимов, конечно, когда их изображают такими амурчиками, это совершенно некорректно. Это такое, не знаю, видимо, из античности тоже какая-то аналогия с амурчиками, там возникающая. Серафим — это же «пламенный», «огненный», вот и поэтому... Ну мне кажется, важно и интересно с этим однажды ознакомиться. А потом вполне спокойно можно об этом ну если не забыть, то отложить куда-то там, на полку нашего сознания, точно также, как для нашей... Помните Шерлок Холмса? Когда он не знал, вращается ли солнце вокруг земли или земля вокруг солнца и Ватсон с изумлением говорит: неужели вы не знаете таких простых вещей, известных каждому? А Холмс ему отвечает: а какое это имеет отношение к моей практической жизни и деятельности? То есть, как вы совершенно справедливо спросили, для нашей практической жизни это не имеет никакого особого смысла. Но знать, как устроены Ангельские чины, в общем, для образованного христианина может быть полезно.
М. Борисова
— В эфире радио «Вера» программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.
М. Борисова
— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире наша еженедельная программа «Седмица». С вами Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Вот на следующей неделе у нас будет такой особый повод поразмышлять. Вот мы про Ангелов поразмышляли, теперь есть повод поразмышлять про бесов. Ну на самом деле поводов целых два. Во-первых, 22 июля у нас память преподобного Никодима Святогорца, известного, я думаю, многим православных христианам по его книге «Невидимая брань». Ну и 30 июля память моей святой покровительницы, великомученицы Марины Антиохийской.
Протоиерей Максим
— С наступающими вас именинами.
М. Борисова
— Спаси, Господи. Вот которая тронула мое девичье сердце, когда я первый раз увидела ее иконное изображение — это называется реакция прямого действия, —где она изображена с молотком, побивающая беса. Вот просто. Самое любимое мое иконописное изображение. Но давайте все-таки вспомним о преподобном Никодиме и его «Невидимой брани». Появилась ведь она в России довольно поздно, в смысле перевод ее — уже в начале XX века. И как раз, получилось, вовремя, потому что весь XX век спрашивать было не у кого, вот хорошо хоть какие-то книжки сохранились, или по крайней мере их рукописные там какие-то конспекты, или какие-то ксерокопии потом уже, попозже. Читали ее много в XX веке, читают ли сейчас — не знаю. Но мне кажется, тут важно и для чего она была написана, и почему нам так нам нужна сейчас, хотя, казалось бы, в общем, это архаика?
Протоиерей Максим
— Ну, во-первых, это совсем не архаика. И, по большому счету, это важнейшая книга, если не для пристального изучения, то по крайней мере для ознакомления. Мне кажется, что для читающего человека (ну для человека, который в принципе читает хоть какие-то книжки и может читать сложные тексты) эта книга входит, я не знаю там, в топ-10, наверное, необходимых для постижения того, что такое христианство. Настоящее христианство. Потому что, с одной стороны, да, мы все должны читать и знать слово Божие — это непосредственно Евангелие, мы должны знать какие-то факты там по истории Церкви. Но главный вопрос: а в чем состоит мое христианское делание, а в чем состоит моя христианская жизнь? Ну я не имею в виду, понятно, что христианин, как и любой другой человек, может ходить на работу. Вот ну представим себе, в чем — если я не хожу на работу, если я монах — в чем состоит мое основное монашеское делание, что я делаю? И вот здесь у нас такое, такая смычка идет с тем, о чем мы говорили сегодня в самом начале передачи — с ветхозаветным представлением о Боге и нашем отношении с Ним как некоем договоре: что ты должен выполнить какую-то часть своего договора — причем это касается как нравственной части, так и обрядовой — то есть ты должен исполнять заповеди, ты должен совершать соответствующее богослужение, ты должен там, не знаю, читать утреннее и вечернее правило, или иноческое правило, или еще что-то — и вот если ты все это исполнишь, ты будешь настоящим добрым христианином, и Господь за это наделит тебя, исполнит твои прошения, наделит тебя дарами, всячески оградит тебя, устроит твою, не знаю, мирскую или церковную карьеру, и все в таком духе. То есть и этот путь ведет впрямую к обрядоверию — к выполнению неких шаблонных правил, к отцеживанию комара и поглощению верблюда. А Никодим Святогорец напоминает нам, что «Царствие Божие внутрь нас есть» и все. А что это значит? Это значит, что твоя душа должна пребывать с Богом. А как это? И здесь эта известная, и переданная нам вообще монашеская традиция Иисусовой молитвы и невидимой брани — то есть борьбы с помыслами. То есть основное христианское делание в этом мире кроме того, что, мы конечно, должны исполнять и нравственную часть Евангелия, и в том числе и какую-то богослужебную, обрядовую часть, но самое главное наше делание состоит в молитве и в борьбе с помыслами, в борьбе с бесами внутри нас. Каждый раз, когда христианин, будущий христианин, дает крещальные обеты, когда он говорит, что он отрекается от сатаны и сочетается со Христом, я, например, напоминаю крестным или вновь крещаемым взрослым всегда очень важные слова апостола Павла, что наша брань, наша война, она не против плоти и крови, она против духов злобы поднебесной, и ведется она в сердце человека. Это крайне важно понимать, что постоянно, вот прямо сейчас мы с вами разговариваем, а внутри вас все равно диавол всевает некие помыслы. Это я не к тому, чтобы мы испугались. А, кстати, говоря, часто последние годы неоднократно уже сталкивался с ситуацией, что человек, прочитав, например, Никодима Святогорца или какие-то реплики с его книги, начинает внимательно следить за своим мыслями, впадает в уныние, в отчаяние, в какие-то страхования, когда он видит свой внутренний мир, наполненный абсолютно хаотическими, иногда неприемлемыми для христианина помыслами. Когда обычно человек этого даже не видит. Стоит обратить на это внимание, и мы можем ужаснуться и впасть в уныние и в отчаяние. И, конечно, здесь нельзя впадать ни в уныние, ни в отчаяние, а нужно внимательно читать того же Никодима Святогорца, возможно, воспользоваться помощью более опытного в этой невидимой брани наставника — это может быть и обычный священник, который для начального, для новоначального человека вполне может подсказать, где здесь эта самая грань и как вообще эту невидимую брань надо вести.
М. Борисова
— Ну удивительно, ведь сам Никодим жил в XVIII веке и 30 лет прожил на Афоне, переводил «Добротолюбие», то есть наследие святых отцов более ранних веков и, в общем, это сугубо аскетическая монашеская литература. Но вот «Невидимая брань» пришлась именно мирянам в XX веке.
Протоиерей Максим
— Ну и монахам-то само собой, понятное дело.
М. Борисова
— С монахами — я тут ничего про монахов не знаю, поскольку я сними общаюсь только в студии радио «Вера» в основном или в храме. А вот для мирян оказалась очень полезной, как ни странно. Хотя тот же Игнатий (Брянчанинов) еще в XIX веке предупреждал, что не надо мирянам читать аскетическую литературу, не доведет до хорошего.
Протоиерей Максим
— Так это не аскетическая литература, в том-то все и дело, что это не в прямом смысле аскетическая литература. А это вообще понятно, что если мы берем, например, не знаю, и пытаемся обучиться Иисусовой молитве на основании там «Рассказов странника» — то это действительно может быть духовно опасно. Но большинство, подавляющее большинство мирян и не погружаются в это, почему я и говорю, что хоть бы ознакомиться. Но ознакомиться с этим, мне кажется, крайне важно и понять, хотя бы хоть чуть-чуть к этой теме приступить. Если ты этого не делаешь, то, подчеркиваю, ты остаешься либо поверхностным христианином и для тебя это что-то такое: вот ходить в храм по воскресеньям и отмечать церковные праздники, возможно, слегка поститься. Либо ты усиливаешься в фарисействе — вот в чем опасность-то, что, если ты имеешь ревность по Богу и не читал, не знаешь «Невидимой брани», ты неизбежно усиливаешься в фарисействе, в обрядоверии, в цеплянии за мелочи, и это крайне опасная история, мне кажется. И откуда берутся все эти злые бабушки — они не читали «Невидимой брани», они основание спасения полагают в платочках, в точном исполнении каких-то внешних вещей, в передавании свечки через нужное плечо и так далее — весь прочий бред, который уже вообще даже и странно подумать вообще, какое отношение все это имеет к христианству.
М. Борисова
— Да. Давайте теперь про мою любимую святую.
Протоиерей Максим
— Теперь про Марину, да. Есть такие замечательные у нас жития, где святые вступают непосредственно в борьбу с бесами, принимающими телесный облик. Обычно, кстати говоря, такая борьба, она свойственна как раз монашествующим. Почему, например, и не просто монашествующим, а затворникам всевозможным, когда человек начинает вести долгий уединенный образ жизни, уходит куда-нибудь там в затвор, в молчальничество, в пустыню, то там часто бес может выступать, вступать с ним в прямо конфликт — та самая «Невидимая брань» вылезает в какой-то, в том числе и материальный план нашего бытия. И вот у Марины — она не монашествующая, конечно, но это прямо вот, ну молотком по бесу — это, конечно, как бы вот сказал современный молодой человек, это круто.
М. Борисова
— Ну просто у каждого из нас, несмотря на то что мы далеко не святые, и тем более не времен гонения императора Диоклетиана, и не горим такой удивительной верой, как христиане того времени и как Марина — ну маленькая же девочка и вообще дочь жреца, христианка в подростковом возрасте, еще в 12 лет дала обет девства, посвятила себя Богу. Вообще люди тогда жили какими-то очень странными жизнями и для нас совершенно непонятными. Мне кажется, что так жить можно только на последнем пределе, то есть когда думаешь, что второе пришествие будет завтра.
Протоиерей Максим
— Да. Ну, кстати говоря, в наше время тоже такие люди есть. И, если честно, я так всегда стараюсь их как-то ввернуть на грешную землю, и выглядит это всегда, подобные вещи, когда действительно человек... Вы знаете, есть такое интересное правило — это я по поводу себя сейчас, в частности, тоже. Вот когда, допустим, в алтарь приходит молодой юноша там или мальчик какой-нибудь и просится помогать в алтаре, есть такое указание прямо для священника, что священник должен быть по отношению к нему более строг, чем добр. И вообще его надо, условно говоря, шпынять и из алтаря выгонять, а не вдохновлять, не куда-то там, не обещать ему золотые горы. И поэтому да, такие молодые люди встречаются ревностные, может быть, не прямо вот в такой степени, которые в 12 лет дадут обет, но задача обычного священника и мне, как приходского священника, его, конечно, попытаться отрезвить. А вдруг это прелесть? А вдруг это какой-то юношеский восторг, навеянный неизвестно чем, чаще всего какой-нибудь гордыней, например, самомнением о себе? Но если это от Бога, то он все это выдержит, пройдет и как-то вот укрепится. А если не о т Бога, то, дай Бог, это все как-то отрясется и примет какие-то более спокойные формы отношения к Богу, чем желание сегодня и немедленно умереть за Христа. Потому что это вот юношеское чувство или юношескую непосредственность и искренность, мы же знаем, что какие только нечистоплотные люди не используют. В том числе включая какие-нибудь современные группы смерти в интернете, когда человек чего-то там начитается, для него это такая история, которая вот и заканчивается там, что с крыши прыгает — не за какого не за Христа. Потому что обычно взрослый человек на что не способен, юноша — он не понимает, он не видит, у него этот эффект сужения горизонта до одной точки происходит мгновенно. Из-за несчастной любви прыгает с крыши, например, не понимая, что через десять лет он не вспомнит, как звали эту девушку, из-за которой сегодня он готов расстаться с жизнью. Опасный возраст.
М. Борисова
— Ну вот видите, у святых как-то это по-другому получалось.
Протоиерей Максим
— Да. И поэтому очень важно, чтобы в таких крайних вариантах мы не можем брать, мы не можем напрямую им подражать. Ну, например, еще другой пример: мученица Домнина знаменитая, которую почитают старообрядцы, и которая каким-то образом именно со времен стаообрядчества как-то отошла для православных на второй план. Она ведь покончила вместе со своими дочерями жизнь самоубийством, и поэтому старообрядцы очень вдохновлялись этим примером на своих «палах» и «жогах». Потому что если тебя там куда-то, если тебе что-то грозит — а ей грозило там даже не отречение от Христа, а ей грозило там изнасилование, — может ли женщина при угрозе изнасилования покончить жизнь самоубийством сама и со своим дочерями. да? Обычный ответ: конечно, нет. Конечно, нет. Но в случае с мученицей Домниной это было прямое указание от Бога, что, например, засвидетельствовал Иоанн Златоуст. Это было ее индивидуальное, ей лично данное указание от Бога, засвидетельствованное впоследствии и Церковью. То же самое мученица Марина — это ее путь. Или, например, еще одна знаменитая мученица, которая глаза себе вилкой выдрала, для того чтобы, соответственно, юноша, который пытался склонить ее к браку, по-моему, или к блудному сожительству, ужаснулся. Помните знаменитый вопрос: что тебе больше всего во мне нравится? Твои прекрасные очи. Ну вот тебе, пожалуйста, на вилке мой глаз — наслаждайся. Понятно, что это не повод для подражания прямого. Хотя вдохновиться, наверное, просто на следование за Христом это житие может помочь.
М. Борисова
— Ну и история с бесом, хотя она вполне легендарная...
Протоиерей Максим
— Очень вдохновительная.
М. Борисова
— Она тоже очень, да, так духоподъемна. Потом на самом деле мы вот говорили о содержании «Невидимой брани», но понятно, что если говорить о нас, то не по Сеньке шапка — очень многие вещи нам, мы можем об этом читать, мы можем об размышлять, но мы не можем это пережить.
Протоиерей Максим
— Мы должны читать Иисусову молитву, мы должны отслеживать прилоги помыслов, мы должны уметь с ними бороться — это просто наша обязанность, сколько-нибудь движущегося к Богу христианина. Если мы этим не будем прямо заниматься, пускай на самых простых, на самых начальных стадиях — пусть это будет не непрерывная Иисусова молитва, пусть это будет Иисусова молитва как способ борьбы с нападением бесовским. Вот нападает на тебя — мы же все боремся, мы имеем кучу зависимостей: кто-то борется с компьютерной зависимостью, кто-то с блудной, кто-то с чревоугодием, кто-то с алкоголизом, у кого-то игромания. Как с этим бороться? Вот так, как этому обучал Никодим Святогорец — читая Иисусову молитву, отвращаясь от прилогов греха. Это важно, это важно для каждого, это правда, то есть это надо понимать, что это не какая-то специфически монашеская литература. Да, не обязательно, может быть, это невозможно следовать во всей полноте тому, что описано в книге «Неввидимая брань» Никодима Святогорца, но понимать стадию развития помысла — прилог, сочетание, там и так далее, что с этим делать, как читать Иисусову молитву — это крайне важно для любого христианина.
М. Борисова
— Напомню нашим радиослушателям, сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица». Со мной клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. И мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Ну на следующей неделе 28 июля у нас праздник — память равноапостольного князя Владимира, во святом крещении Василия. Ну день Крещения Руси.
Протоиерей Максим
— День Крещения Руси, да.
М. Борисова
— Вот, конечно, повторять житие, наверное, не стоит, потому что практически все его знают и легендарную историю крещения тоже, наверное, знают. Может быть, имеет смысл вспомнить о том, что за реальный человек был святой Владимир Креститель — человек-то очень неоднозначный. Для меня кажется, самое такое интересное что ли в нем, то что, будучи очень взрослым и зрелым, уже с устоявшимися вредными привычками мужчиной, кроме того, облеченный властью, плюс еще воин, со всеми психологическими особенностями этого типа мужчин, и он идет на то, что он полностью меняет свою жизнь. Вот это для меня не столько удивительно, что он, как князь, крестил свое государство, сколько то, что он сам изменился.
Протоиерей Максим
— Ну вот вы знаете, я готов поспорить с профессором Светозарским, который как раз и упоминает это как особое чудо, именно зрелость князя Владимира. По моему опыту и наблюдению — а напомню, что в 988 году князю Владимиру было менее 30 лет...
М. Борисова
— Ну по тем временам вполне уже...
Протоиерей Максим
— По тем временам вполне, конечно, зрелый человек. Но вот глядя на современных юношей, я как раз вижу, что интервал 25–30, ну или 20–30 это — в отличие от упоминаемой нами до этого мученицы Марины, когда 12, — это самый благоприятный момент в жизни для обращения ко Христу. С одной стороны, ты уже достаточно взрослый человек, возможно, у тебя уже есть — мы говорим про современных людей, — у тебя уже есть высшее образование, или ты где-то там успел потрудиться, у тебя есть от чего отрекаться — ты делаешь это вполне осмысленно. А с другой стороны, ты все-таки еще находишься... Вот знаете, есть интересное наблюдение современных специалистов: многие нейропсихологи не работают с людьми старше 27–28 лет, потому что именно к этому возрасту считается, что мозг окончательно сформировался и дальше что-то серьезно изменить на уровне нейропсихологии совершенно невозможно. Там есть, конечно, можно работать с 60-ти и 80-летними, но вот возраст до 30 лет — это, условно говоря, тот самый удивительный возраст, с одной стороны, почти полного формирования, а с другой стороны, еще возможной пластичности. Это видно, например, даже по бракам: вот если люди женятся до 30 лет — они вполне легко, и чем раньше, тем легче, друг под друга приспосабливаются. При этом не понимая, к сожалению, границ другого человека, сливаясь с ним в ту самую «плоть едину» — требуя от другого, чтобы он видел, чувствовал, воспринимал и понимал мир также, как и я. А то что мы видим за пределами 30-летнего возраста — это как раз когда люди четко понимают, чего уже они хотят, они если и готовы меняться, то это достаточно внешние изменения: то есть я изменяю свое поведение, например, пытаясь приспособиться под тебя, но суть свою изменить уже гораздо сложнее. Поэтому, мне кажется, князь Владимир попал в самое яблочко: он был, с одной стороны, уже законченным человеком, а с другой стороны, в нем оставалось это пространство для внутренней переплавки, что он и сделал.
М. Борисова
— Мне кажется, что все немножечко сложнее что ли. Потому что ведь, посмотрите, он шел к этому, с одной стороны, на протяжении ста лет так или иначе христианство просачивалось на территорию Киевской Руси — были все-таки уже и какие-то храмы открыты, ну и потом со времен бабки, святой равноапостольной княгини Ольги, были какие-то центры христианские. Но искал-то он скорее политического решения. И эти все вот попытки заслать посольства то туда, то сюда — это действия политического деятеля.
Протоиерей Максим
— Ну это важно было, потому что для него, как для действительно выдающегося правителя, было очевидно, что Русь надо объединять. И напомню, что попытки приятия монотеистической религии — а действительно были переговоры, и по поводу ислама, и по поводу католичества. Но если по поводу католичества, насколько я знаю, задокументированных свидетельств нет, то как бы посольство...
М. Борисова
— Ну нельзя сказать, что католичества, потому что, еще, собственно, раскола не было.
Протоиерей Максим
— Да, разделения не было. Да, вот, извините, тут с моей стороны, конечно, явно...
М. Борисова
— Ну западный вариант христианства.
Протоиерей Максим
— Западное, то есть из Рима принять крещение. То как бы переговоры с исламскими центрами вполне известны и задокументированы. Так вот и этому же предшествовала попытка языческого объединения. Тот же самый культ Перуна, который насаждал князь Владимир до принятия христианства — это как раз попытка возвести одного из... а что такое язычество? Это у каждого племени, чуть не в каждой деревне там священное дерево, священные камни и свой бог — и как на этой почве объединить религиозно Русь? И попытка создания культа Перуна — кстати, этот момент неплохо показан в довольно старом уже мультфильме, который так и называется: «Князь Владимир». Там задумывались и дальнейшие серии, а вышла только одна, по поводу его языческого прошлого, где он пытался именно на основании язычества объединить славянские племена. И это не удалось, эта попытка потерпела неудачу. И тогда ему стало очевидно, что да, надо искать именно монотеистическую религию. Но его искренность его обращения, она, по-моему, никем не подвергается сомнению.
М. Борисова
— Почему, есть вариант, одна из версий говорит, что он все-таки вынужденно крестился, потому что ему это необходимое было условие для женитьбы на византийской принцессе. Дело не в том, почему и как, дело в том, что если Господь захочет, Он и из камней сделает сынов Аврамовых.
Протоиерей Максим
— Да.
М. Борисова
— То есть это происходит — вот человек ходит вокруг да около, а потом — раз, и все перевернулось.
Протоиерей Максим
— Но все равно нельзя не учитывать и свободную волю человека. И Господь способен тебя полностью ткнуть вообще мордой в ту дверь, в которую тебе надо входить, но входить тебе придется самому. И все-таки это движение Владимира — его отказ от прежней жизни. А напомню, что отказываться пришлось очень от многого — это и те языческие, как вы упоминали, воинские представления. Это же, в общем, мягко выражаясь, детям до 21-го даже, не до 18-ти, чего там вытворял князь Владимир. И я сейчас даже не про гарем с тысячью женами — это так, бирюльки, что называется, а та неслыханная жестокость, те, соответствующие публичные действия, которые он там совершил — мало не покажется.
М. Борисова
— Ну плюс общественное мнение, ведь он зависел от дружины.
Протоиерей Максим
— Да. И поэтому то, что он готов был на это пойти, и не просто как, если бы он на это пошел просто как политический деятель — и дружина бы не поверила, и народ бы отнесся совсем по-иному. То есть, конечно, это был такое удивительный и яркий пример соединения политического действия и искренности веры. Чего, например, нам, православным современным людям, так не хватает, глядя на крестящихся чиновников, благоговейно стоящих на праздник в храме, ставящих свечки — как-то вот с трудом верится, что для них это не просто политическое и государственное деяние, какой-то символ их принадлежности и поддержки. И насколько мы видим, народ чутко чувствует, когда тот или иной политический деятель — хоть местного масштаба там, главы района или губернатор — делает это искренне. Насколько он сразу по-другому воспринимается и православными людьми, и просто не очень-то православными людьми.
М. Борисова
— Ну мне кажется, что там есть, в истории князя Владимира и Крещения Руси, очень такой яркий показатель — то насколько легко обитатели вот этих языческих славянских племен пошли на отказ от своих богов и на принятие Христа. В общем-то, кроме Новгорода и еще там пары очагов сопротивления, пожалуй, судя по истории, не было каких-то возмущений против. То есть настолько это все было непохоже на обычную историю вот с крестовыми походами, с обращениями с огнем и мечом, и все как-то вот совсем по-другому.
Протоиерей Максим
— Ну у меня нет на это дело каких-то объяснений, кроме исторического объяснения того, что все-таки христианство было на Руси не ново — и вы уже упоминали и княгиню Ольгу, и в дружине были христиане. Вспомним первых мучеников христианских — это были именно дружинники, Федор и сын его, Иоанн. Тут, мне кажется, все-таки, как оказалось, что для наших с вами предков принятие Христа так легло на душу. И еще существовало, надо же помнить, что мы все-таки получили и богослужение на близком нам языке, в отличие от тех же западных стран, да. Ну ведь если западное христианство богослужение имело на латыни, у нас тоже были греки, и слово «куролесить» — «кирие элейсон» — оно до сих пор в русском языке сохранилось. Мало кто знает, что это значит (я имею в виду нецерковных людей), что там они куролесят — да это же просто богослужение на непонятном языке. Мы, нам все-таки досталось наследие Кирилла и Мефодия через болгарских священников, и это было гораздо ближе и понятней. Видимо, нашлись слова, нашлись чувства, нашелся религиозный опыт, который лег на сердце нашим предкам.
М. Борисова
— Ну нам хорошо говорить о Крещении Руси — очень живо воспоминание о втором Крещении Руси.
Протоиерей Максим
— Да.
М. Борисова
— Потому что это вот уже на нашей жизни и на нашей памяти.
Протоиерей Максим
— И вчерашние атеисты, многие и многие очень легко принимали православие, христианство. Вот сложно, конечно, надо понимать, что поздний извод советского атеизма с точки зрения нравственной, нравственного посыла и заряда был близок христианству — моральный кодекс строителя коммунизма напрямую списан, и вот это «жила бы страна родная, а слава тебя найдет» — жертвенность проповедуемая, она воспитывалась в последних поколениях советских людей. И поэтому слово о Христе могло ложиться легко.
М. Борисова
— Ну как раз язычества было больше, чем достаточно, и 90-е годы тому подтверждение, потому что откуда все взялось — все оттуда, абсолютно языческая почва.
Протоиерей Максим
— Да, вспомним Кашпировского с Чумаком и все остальное. Экстрасенсорика вся эта и прочее.
М. Борисова
— И неоязычество как бы славянское. То есть весь набор во всей красе.
Протоиерей Максим
— Ну славянское неоязычество, особенно в последние годы, все больше и больше поднимает и захватывает людей, и в том числе и православных. И я с прискорбием наблюдаю, как искренне верующие православные люди многие принимают какие-то языческие для себя основания в жизни, обряды и формы своего жития. Поэтому здесь нам много еще надо потрудиться.
М. Борисова
— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». С вами были Марина Борисова и клирик храма Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, протоиерей Максим Первозванский. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.
Протоиерей Максим
— Храни вас всех Господь.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер