
Рембрандт. Апостол Павел в темнице. 1627
Гал., 215 зач., VI, 14-18.
Глава 6.
14 А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира.
15 Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь.
16 Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию.
17 Впрочем никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем.
18 Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братия. Аминь.

Комментирует протоиерей Павел Великанов.
Комментирует протоиерей Павел Великанов.
Какие странные слова говорит нам апостол Павел! Как можно хвалиться насильственной смертью любимого человека? Разве это не за гранью допустимого?
Но не просто так именно крест — а не что-то другое из земной жизни Иисуса — стал главным символом христианства. Богомудрые святые отцы назовут распятие Иисуса «божественным кенозисом» — умалением Божества до предела, крайней степенью Божественного смирения. Бог не останавливается ни перед чем, чтобы только вывести человека из рабства греха и смерти. Он отдаёт Себя целиком, без остатка, вместо всего человечества, обречённого на погибель. Он, будучи безгрешен и непорочен, вбирает в Себя весь тот леденящий душу холод зла, который насобирал людской род тысячелетиями — и, словно обвешенный неподъёмными грузами, ныряет на самую глубину адского нутра. Он делает Себя вместо нас — ответчиками за всё то, что даже мы сами себе зачастую простить не можем. Он берёт нас на «поруки» — прекрасно понимая, что нам самим такой груз не вынести, Он взваливает бремя нашего греха на Себя и освобождает нас от этого давящего гнёта. И всё это выражено одним образом — Крестом Господним. Разве можно таким Богом не хвалиться?...
Но апостол не останавливается только на похвале: он двигается дальше. Для него Крест Христов как символ Божественной любви становится своего рода очками, сквозь которые он смотрит и вокруг себя, и на самого себя. Он постоянно помещает Крест перед мысленным взором и задаёт себе вопрос: а вот что это значит, когда Сам Бог за меня умер на Кресте — чтобы я жил? Стоило ли Богу становиться человеком и мучительно умирать, чтобы я мог жить в сладости и довольстве? А как я потом Ему в глаза посмотрю? Он-то для меня всё сделал, до самого предела — а я что? Тут же просто «спасибо» не скажешь, оно будет звучать едва ли не как насмешка... За тебя жизнь отдали — а ты — «а, хорошо, спасибо, благодарствую?»...
Сегодня апостол призывает нас к значительно большему. Он предлагает нам увидеть в Кресте Христовом не только жертву ради каждого из нас — но и своего рода первооснову всего Божественного бытия, некий принцип, на котором всё и стоит. Сораспятие Христу — это не попытка бороться с жизнью, а, напротив, единственный способ утверждения её. Не с жизнью борется христианин, отказываясь от греха, противостоя искушениям, упражняясь в доброделании. Имея в нашем сознании спутанные, перемешанные друг с другом представления о правильном и ложном, должном и недопустимом, святом и греховном, только через призму Креста Христова мы научаемся различать одно от другого. Апостол призывает нас стать соработниками Богу, разделить с Ним честь быть со-творцами этой ежесекундно ткущейся ткани бытия — только если для нас Его Крест не будет бесплодным. У преподобного Исаака Сирина есть потрясающая мысль: смирение — это риза Божества. Продолжая его мысль, хочется так сказать: всё то, что мы видим и слышим, вся человеческая история, да и каждый из нас — не более, чем узор на этой ризе. Но убери ткань — и узор исчезнет. Только потому и возможен узор, что есть, на что его нанести. Мы только потому и живы, что есть Крест Христов как основа, фундамент всего мироздания. И продолжая образ ткани, хочется так сказать: только понимание природы материала позволяет краске узора надёжно держаться на ткани: какой бы ни казалось яркой и привлекательной краска — если она не соединится с основой, от неё быстро и следа не останется. Только понимание Божественной природы любви и смирения научает нас правильно относиться ко всему, что мы думаем, желаем, делаем.
Помоги же всем нам, Господи, не только в эти последние дни Страстной Седмицы иметь видимый образ Твоей любви к нам перед глазами, но и научиться вместе с апостолом с радостью отдавать свою жизнь без остатка служению Тебе — становясь соучастниками и в Твоём распятии, и в Твоём воскресении!
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..
Псалом 124. (Русский Синодальный перевод)
Псалом 124. (Церковно-славянский перевод)
Псалом 124. На струнах Псалтири
1 Надеющиеся на Господа подобны горе Сиону; не поколеблются вовеки те, что живут в Иерусалиме!
2 Горы осеняют их, и Господь осеняет людей своих отныне и вовеки.
3 Ибо не дает Господь грешникам власти над праведными, да не протянут праведные рук своих к беззаконию.
4 Даруй, Господи, блага тем, кто добр и праведен сердцем!
5 А людей развращенных и творящих беззакония покарает Господь. Мир Израилю!