Наши собеседники — настоятель Свято-Троицкого Данилова мужского монастыря игумен Пантелеимон и старший научный сотрудник Переславль-Залесского Музея-заповедника Елена Шадунц.
Мы говорили об истории города Переславля-Залесского; о сохранившихся на его территории древних монастырях — Свято-Троицком, Никольском, Феодоровском, Никитском; а также о тех святых, которые несли свой подвиг на этой земле: преподобном Данииле — основателе Свято-Троицкого Данилова монастыря, Корнилие молчальнике, Никите Столпнике. Наши собеседники ответили, что особенно может привлечь путешествующих в Переславль-Залесский паломников и туристов.
Л. Горская
— В эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». И мы с вами находимся в городе Переславль-Залесский, а именно мы находимся в Даниловом монастыре, в стенах древнейшего монастыря, одного из немногих, из пяти монастырей, которые в своих стенах…
Игум. Пантелеимон
— Одного из пяти. Если быть честным, это самый младший из этих пяти монастырей.
Л. Горская
— Которые сохранили в своих стенах в городе Переславле. С вами: Лиза Горская, игумен Пантелеимон (Королёв), настоятель Свято-Троицкого Данилова монастыря, и Елена Константиновна Шадунц, старший научный сотрудник Переславского музея-заповедника. Здравствуйте.
Игум. Пантелеимон
— Добрый вечер.
Е. Шадунц
— Добрый вечер.
Л. Горская
— Давайте начнем с города. Вы уже сказали, что 5 монастырей сохранилось. При этом ваш, Данилов монастырь, самый младший. А кто старший? И что вообще здесь было? Потому что, как мы с вами успели выяснить еще до программы, монастыри здесь были разные, разные по своему укладу. И создавались, в момент своего создания, если так можно сказать, по разным причинам… Наши слушатели не видят, но мои собеседники со славными улыбками показали пальцами друг на друга.
Игум. Пантелеимон
— Потому что каждый считает другого более опытным и более качественным экспертом.
Е. Шадунц
— Давайте так. Мы, скажем так, представляем два взгляда на эти монастыри. Потому что я могу говорить о них с точки зрения архитектуры и истории. А отец Пантелеимон, скорее, и точнее скажет о монашеском делании. Что касается повода к устройству именно этого, младшего монастыря, этот повод был как раз монашеской жизнью его основателя, потому что это он взял на себя вот этот необычный труд захоронения и молитвы о тех, кто был убит и погиб какой-то неожиданной смертью. И погребался за городом, в ямах, которые назывались скудельницы.
Л. Горская
— Скудельница — это из-за материала, да? Это глина?
Е. Шадунц
— Я не знаю, честно говоря.
Игум. Пантелеимон
— Нет, скудельница — это отсылка к Евангелию, потому что в Евангелии мы читаем, как было куплено поле на те деньги, которые бросил Иуда, первосвященниками было куплено «поле скудельниче в погребение странным». Поле, принадлежавшее горшечнику. И отсюда именно это название — скудельницы — это относящееся именно к месту погребения людей, у которых не было родственников и которых надо было где-то погрести, где было бы прилично.
Л. Горская
— Слово «скудный» осталось в русском языке — это же однокоренное слово?
Е. Шадунц
— «Скудный» — это бедный. И, скорее всего, скудельницы — это как места погребения бедных. Скорее всего, так. Дело в том, что это место… Те, кто приезжают в Переславль и идут в Троицкий Данилов монастырь, они, быть может, удивляются местоположению его главных великолепных ворот — это портик очень красивый с архитектурной точки зрения, который смотрит на какую-то крошечную улочку. Откуда он тут? А дело в том, что если мы встанем спиной к воротам и посмотрим налево, мы увидим дорогу, которая сейчас ведет, казалось бы, на окраину Переславля. А на самом деле это часть большой ямской дороги на Александровскую слободу. И вот именно потому, что эта дорога была более значима в XVI веке, в са́мом начале XVI века, чем та дорога, которая сегодня известна нам, как М8 и которая проходит центральной улицей через Переславль, вот здесь очень большое количество странников погибало, разбои были. И вот тут, рядом с этой дорогой, были эти братские могилы. И интересно еще, что это место находится в виду другого монастыря, откуда, собственно говоря, и происходил тот самый монах Даниил, который взял на себя вот этот труд погребения и молитвы. Это Горицкий монастырь — это один из самых известных монастырей, который был основан значительно раньше.
Игум. Пантелеимон
— Преподобный Даниил, будучи уже монахом и священником, он как раз собирал людей, умерших при дорогах, людей, убитых разбойниками, выспрашивал у местных, не видели ли они кого-то, задранного зверьми. И он приходил и переносил этих людей сюда, здесь был просто пустырь. И он хоронил их в общих могилах и совершал над ними погребальные обряды. И эти общие могилы по мере заполнения он засыпал. Можно себе представить тот образ этого места, который был в глазах у местных жителей в те времена. Место, где хоронят не пойми кого.
Л. Горская
— Сложно себе представить, потому что хотя бы этот вид социальной деятельности уже в прошлом, и мы сейчас с таким не сталкиваемся, с чем столкнулся преподобный Даниил, — когда странник имеет реальную перспективу, если он погибнет где-то в пути, остаться там, где он погиб.
Игум. Пантелеимон
— Про преподобного Даниила интересно и важно, что он был основателем и других социальных направлений деятельности. Потому что преподобный Даниил уже после того, когда основан Данилов монастырь, тогда он назывался некоторое время по храму Всесвятским, потом стал называться Троицким монастырем. И преподобный, любя людей вот такого самого низкого сословия, устроил больничку, потому что зачастую больных в монастырь подбрасывали, как котят. И, соответственно, преподобный заботился о них, устроил больницу. Эта больница в то время была областной. Он заботился о пропитании странников. И один из его заветов, который он оставил монастырю, который мы стараемся исполнять: братия, заботьтесь о сирых, нищих и убогих.
Л. Горская
— Откуда мы всё это знаем?
Игум. Пантелеимон
— Сохранилось его житие, сохранились его поучения, которые были переданы. И всё это не так уж давно происходило — это начало XVI века.
Е. Шадунц
— Начало и середина XVI века, в 1540-м году. Кроме того, преподобный Даниил известен еще и тем, что, благодаря своему совершенно естественно выросшему в глазах людей авторитету, он пользовался уважением и почитанием у царской семьи. Точнее, у великокняжеской семьи. Поэтому он был восприемником, он был сначала восприемником Ивана Васильевича, которого мы все знаем, как Грозного. И кроме всего прочего, из жития преподобного Даниила мы знаем такие детали о городе Переславле того времени, которых мы не можем больше ниоткуда узнать.
Л. Горская
— Например, какие?
Е. Шадунц
— Дело в том, что его житие содержит некоторые поучительные истории. И потом, оно еще довольно длинное, в том смысле, что там есть еще какая-то история чудес после его смерти. И поэтому что-то оттуда мы можем узнать. Например, есть такой рассказ о видении некоего священника, который переходил от церкви к церкви и входил туда незримо, это было в Переславле.
Игум. Пантелеимон
— Молился перед вратами и те врата, запертые, сами собой отверзались, он в эти врата, в эти храмы входил, потом выходил и шел к следующему храму.
Е. Шадунц
— И названия этих храмов и их расположение нам рассказывает о том, чего уже не было в XVIII веке и даже в XVII, после польско-литовского нашествия, что не попало в патриаршие окладные книги и вообще исчезло. И благодаря этому последовательному рассказу мы представляем себе, например, где был храм Климента, папы Римского в Переславле. Или, например, Константина и Елены в «Рыбаках». От них ничего не почти ничего не осталось. То есть житие преподобного Даниила это удивительная штука. Кроме всего прочего, он же еще прославил других святых переславских.
Игум. Пантелеимон
— Да, преподобный Даниил был одним из древних краеведов переславских.
Е. Шадунц
— И археологов.
Игум. Пантелеимон
— И археологов и краеведов, потому что он исследовал историю края и он заботился о том, чтобы были прославлены святые. Он особо почитал святого Андрея, князя Смоленского, который оставил весь свой княжеский пафос и стал простым пономарем и жил при храме и старался сделать так, чтобы никто не знал о его прошлом. И преподобный Даниил заботился о том, чтобы были обретены его мощи. И с этим тоже связана большая и сложная история, потому что при преподобном Данииле не удалось добиться прославления святого Андрея. Мощи открыли, посмотрели, но велели обратно закопать. Это был как раз период, когда старались не прославлять новых святых, это довольно сложная история церковная. И уже позже мощи были снова обретены и прославление состоялось.
Е. Шадунц
— И сейчас они находятся в нашем Никольском монастыре.
Л. Горская
— В Переславле-Залесском?
Е. Шадунц
— Да, в Переславле-Залесском. Причем он был местночтимым святым, а не так давно он причтен к лику общерусских святых. Князь Андрей Смоленский, это один из сонма переславских святых, причем довольно удивительно, потому что если преподобный Даниил — это пример вот этого служения, социального служения, кроме молитвы, кроме всех остальных монашеских деяний. Князь Андрей Смоленский, Корнилий Молчальник, в Переславле есть два святых, которые прославились именно таким, может быть, негромким подвигом, но очень важным — это подвиг смирения, подвиг молчания. И это вот такой пример, который может быть сегодня очень важен для многих. И одного из них прославил преподобный Даниил. Мощи обоих этих святых сейчас находятся в Никольском монастыре, потому что один из храмов разрушен совершенно. Мощи обретались в начале двухтысячных годов, как раз Андрей Смоленский, о котором рассказал преподобный Даниил. Он обратился к малолетнему великому князю Иоанну Васильевичу, а по сути, у его мамы он брал не то что благословение, а разрешение. Он ей рассказывал, Елене Глинской, о том, что вот здесь важно позаботиться о двух храмах, которые строили предки этой царской династии, княжеской. Один из этих храмов — это Никольский, в котором подвизался пономарем Андрей Смоленский. А второй храм, о начале этого храма мы понимаем отчасти из жития преподобного Даниила — это храм рождества Иоанна Предтечи, который стоял на выходе из крепости в том направлении, в котором бежала Евдокия Московская, супруга Дмитрия Донского. В память о ее чудесном спасении был построен этот храм. Это был XIV век. А в начале XVI века преподобный Даниил обращается к Елене Глинской, она была мать-опекунша, о том, что необходимо эти два храма поправить. И это тоже отразилось в его житии.
Л. Горская
— Их поправили?
Е. Шадунц
— Да. Они дожили, это знаменитые храмы были. Мало того, тот храм, в котором под спудом находились мощи Андрея Смоленского, был отстроен в камне по обету Натальи Алексеевны, сестрицы Петра. Кстати, я думаю, мало кто об этом знает, насколько набожна была сестра Петра Алексеевича. Есть такое мнение, что она была основательницей театра русского, она была меценатом и так далее. Но если посмотреть на Переславль, то вы увидите, как много храмов было построено ее попечением. Это так называемая Смоленско-Корнилиевская церковь, — то есть это то, что осталось от монастыря Борисоглебского «на Песках». И она лично присутствовала при обретении мощей и переложении мощей Корнилия Молчальника вместе с Димитрием Ростовским, святителем Димитрием. На ее средства был отстроен Никольский храм, в котором в приделе под спудом были мощи Андрея Смоленского. И Федоровский монастырь, Введенская церковь, Казанская больничная церковь — были построены именно ее попечением. Так что наш город, знаете, это такая иллюстрация русской истории во многом. Несмотря на то, что он такой маленький и такой, казалось бы, провинциальный, но все века, начиная с XII, самого древнего, до начала ХХ века, они отразились именно в архитектуре церковных монастырских зданий. И облик города сложился во многом благодаря тому, что это православный город был — именно это вероисповедание, эта любовь горячая к Богу, она выразилась и вылилась в этих формах архитектурных.
Л. Горская
— Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». Мы с вами находимся в Переславле-Залесском. С нами: игумен Пантелеимон (Королёв), настоятель Свято-Троицкого Данилова монастыря, и Елена Константиновна Шадунц, старший научный сотрудник Переславского музея-заповедника. И раз уж мы начали говорить об истории, о том, что можно сейчас посмотреть и к чему прикоснуться в Переславле-Залесском. Вы говорили, что осталось много артефактов. Такое слово красивое и емкое. Не знаю, насколько его правильно применять к святыням, это отдельный вопрос.
Игум. Пантелеимон
— Рукотворных объектов. Если перевести на русский.
Л. Горская
— Рукотворных объектов и святынь — так можно сказать? Которые сохранились здесь и которые сейчас мы можем увидеть или, может быть, даже потрогать, приехав в Переславль. Кстати, из Москвы ехать сколько, два часа?
Игум. Пантелеимон
— Два часа, без пробок.
Е. Шадунц
— У нас есть остановка поезда в Берендеево. Скоростной поезд на Ярославль стал делать остановку в Берендеево. Можно доехать до этой станции, а оттуда, пока что, к сожалению, на такси. Так же, как раньше ездили в начале ХХ века на ямщиках до Переславля, сейчас у нас пока что такси. Но обещают, что пустят автобус. Утром и вечером можно приехать и уехать.
Игум. Пантелеимон
— В общем, древние ямщики передают привет современным, потому что как раз железная дорога не прошла через Переславль. Легенда гласит, по той причине, что переславские ямщики скинулись и дали взятку строителям дороги, чтобы она проходила мимо.
Л. Горская
— За что их благодарят современные таксисты. (Смеются.)
Игум. Пантелеимон
— А то, к чему можно прикоснуться. У нас в Даниловом монастыре, в первую очередь это Троицкий собор, он был построен в честь рождения Иоанна Васильевича. И изначально в нем было 2 престола — в честь Пресвятой Троицы и в честь Иоанна Предтечи. Второй престол был в алтаре в диаконнике, как во многих храмах, в Успенском соборе в Лавре есть внутренние алтари, которые не видны снаружи, так же и в Успенском соборе Московского кремля. Такая же история была и здесь в Даниловом монастыре — был алтарь с двумя престолами. И сохранились древние выемки в стенах, по которым видно, как был установлен иконостас. И уже после кончины преподобного Даниила и после обретения его мощей выстраивается над местом, где он был захоронен, даниловский придел и почти сразу же расписывается храм. И эта роспись всякий раз меня потрясает — роспись середины XVII века, 1660-х годов, это первая большая работа артели Гурия Никитина. Молодой иконописец из Костромы берется и расписывает с большой свободой и дерзновением и огромной опытностью уже к своему возрасту совершенно потрясающий Образ Спаса в куполе. И впечатляющий, один из наиболее полных по сюжетам, апокалипсис, иллюстрированный на западной стене. Выбор тематики апокалипсиса, может быть, был связан с тем, что приближался 1666-й год.
Л. Горская
— И в очередной раз ждали антихриста.
Игум. Пантелеимон
— Да, в очередной раз ждали. А может быть, с этим не связано, потому что тема апокалипсиса встречается также и в других росписях артели Гурия Никитина. И эти фрески, которые замечательно сохранились, они поражают. И вся созвучность этого собора, насколько в нем хорошая акустика и чтение ветхозаветных текстов, которые прямо изображены на стенах, оставляет всегда особое впечатление. И по стенам этого собора, по внешним стенам сохранились одна каменная надпись и несколько ниш, в которых хранились другие каменные надписи о людях, которые были захоронены возле стен собора. И Данилов монастырь, как и многие другие монастыри, конечно, был местом упокоения многих людей. А эта надпись, небольшая табличка, тоже затрагивает огромнейший мощнейший пласт в истории Церкви и государства. Она гласит о том, что в такой-то такой день и в такой-то год почил архимандрит Данилова монастыря Григорий (Неронов), который был сподвижником протопопа Аввакума. Потом покаялся и воссоединился с Патриаршей Церковью и его прислали в Данилов монастырь под присмотр. И он как-то, отпросившись на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, встретил там царя и Патриарха и вернулся в Данилов монастырь архимандритом этого монастыря. И чуть больше года он управлял монастырем и сохранились какие-то заметки об этом периоде, что он как был, так и оставался харизматичной личностью. И какие-то недостатки, которые были в монастыре, он исправил, служил практически каждый день, говорил поучения, наставлял братию и почил в мире.
Л. Горская
— То есть его благословили, он стал архимандритом и практически через год он умер.
Игум. Пантелеимон
— Да. Так что одна небольшая табличка на стене монастыря может быть ключиком к истории. Как-то рано-рано утром прошлым летом, направляясь на службу, я встретил двух людей, которые специально приехали в Данилов монастырь для того чтобы поклониться могиле архимандрита Григория (Неронова).
Л. Горская
— Это были историки?
Игум. Пантелеимон
— Я не выяснял их биографию, это были просто люди, которые впечатлились такой вот его харизмой.
Л. Горская
— Удивительно. Я хотела спросить, насколько сохранились эти фрески, про которые вы говорите? Насколько сохранились стены монастыря? То есть он прямо сохранился, как был, или все-таки пришлось его восстанавливать?
Игум. Пантелеимон
— Было несколько реставраций фресок. Одна из реставраций была в 70-е годы примерно. И была реставрация всего Троицкого собора. И специально с внешней стороны, то есть перед тем, как расписывать собор, некоторые окна заложили, для того чтобы сохранить апокалипсис, не разрывая никакие оконные проемы, окна взяли и заложили. И с внешней стороны их открыли, но сделали их глухими, то есть это не сквозные окна. Фрески приходилось реставрировать также и от тех бед, которые случились во время советского периода, потому что в Лике Спасителя, который был в куполе, пришлось заделывать 17 пулевых выщербин. И были какие-то другие небольшие повреждения, которые приходилось реставрировать. Но, как мне представляется, сохранность этих фресок можно оценить отчасти по надписям, потому что одно дело — восстанавливать сюжет, другое дело — восстанавливать надписи. Там, где надписи были слишком сильно поврежденные, там надписи были аккуратно закрашены синим фоном. Но в основном все надписи сохранились. При сильном навыке и большой тщательности они прочитываются. И поэтому сохранность фресок лучше, чем в Успенском соборе Московского кремля, которые расписывали тот же самый Гурий Никитин со своей артелью. Из-за этой работы в Успенском соборе Московского кремля роспись Троицкого собора в Переславле затянулась на 6 лет — могли бы успеть раньше. Успеть к 1666-му. Но в 1668-м закончили, апокалипсис до сих пор не наступил.
Л. Горская
— Кто знает.
Е. Шадунц
— Вера Григорьевна Брюсова, очень известный искусствовед и автор книги о Гурии Никитине, она еще в 1956-м году начинала заниматься этим собором. У нее была переписка по этому поводу с директором нашего музея. Дело в том, что как раз после революции, когда монастыри сначала преобразовали в сельскохозяйственные артели, а уже в 1923-м году закрыли окончательно, Переславскому музею были поручены эти памятники архитектуры. Они достаточно быстро признание и этот статус получают. Но очень странно получено, потому что, например, тот же самый Троицкий собор и ценность фресок осознавалась сразу, однако Переславскому музею вменили в обязанность сдавать в аренду в основном все памятники архитектуры. И вот тут оказалось, что, например, в аренду эти здания просила машинно-тракторная станция, которая пыталась сделать свой гараж под колокольней. А в самом Троицком соборе был склад зерна. И единственное, что мог сделать директор музея, это писать многочисленные письма, заставляя поставить загородку из дерева на расстоянии от стен, чтобы сохранить фрески. Тем не менее эта влажность и, понятно, неподобающие условия, сыграли свою роль. Но фрески уцелели. Сохранность действительно была удивительной. Вера Григорьевна написала книгу о Гурии Никитине. Но реставрация началась попозже. Тем не менее это прекрасный, просто уникальный комплекс. И сюда стоит приехать ради того, чтобы не в книге, а в пространстве храма помолиться — в этом пространстве. И увидеть эти фрески, это великолепие.
Л. Горская
— Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». Оставайтесь с нами, вы вернемся через минуту.
Л. Горская
— «Светлый вечер» в эфире радио «Вера» Мы с вами с Переславле-Залесском, в стенах древнего Данилова монастыря. С нами: игумен Пантелеимон (Королёв), настоятель этого монастыря, Свято-Троицкого монастыря, и старший научный сотрудник Переславского музея-заповедника Елена Константиновна Шадунц. Так получилось, что мы с вами буквально начали выстраивать туристический или, скорее, паломнический маршрут по Переславлю. Вот вы так подробно рассказали про монастырь, в котором мы находимся. Давайте поговорим об остальных сохранившихся четырех монастырях. А потом, если у нас останется время, мы поговорим о том, что было восстановлено. Но начнем с того, что удалось сохранить.
Игум. Пантелеимон
— Я бы даже предложил начать не с монастырей, а с древнейшего храма, который находится в центре Переславля — Спасо-Преображенский собор, в котором, по преданию, рукополагали и возводили в игумена преподобного Сергия Радонежского. И в котором, в результате недавней реставрации, сняв слой штукатурки, обнаружили очень интересные граффити, про которые Елена Константиновна готова рассказывать днем, а еще больше ночью, потому что именно при косом освещении, при боковом освещении, эти граффити лучше видно.
Л. Горская
— При режимном освещении, как говорят мои коллеги из кинематографа.
Е. Шадунц
— Оказывается, это называется граффи́ти правильно. И, оказывается, об этом я узнала от коллег, которые занимаются этой графикой — это Алексей Алексеевич Гиппиус и Савва Михайлович Михеев, Институт языкознания Российской Академии наук. Они занимаются чтением этих древнерусских надписей и в Великом Новгороде. И они приехали читать это всё тут. Именно они расшифровали знаменитую надпись об убиении князя Андрея Боголюбского, которая оказалась в нашем соборе. Снаружи, ее нашли снаружи. Уникальность нашего собора в том, что на самом камне снаружи собора находятся не просто многочисленные крестики, которые, на мой взгляд, это такие паломнические подписи. Представьте, это был единственный такой величественный храм на огромную округу. По сути, это прообраз того града Иерусалима, это удивительная святыня, в которую приходили и возле которой молились. По всему миру эпоха XI-XII веков отмечена этими крестиками на храмах — это делали везде все христиане. И у нас — мы не исключение. Причем часть крестов находится на высоте 8 метров и даже выше. То есть они были поставлены на блоках. Вот сегодня подписывают кирпичики, когда строят храмы, а тогда, получается, что подписывали эти блоки и монтировали их уже дальше, на большую высоту. В этом году продолжатся исследовательские работы по нашему храму. Мы попали в ФЦП по развитию культуры и туризма, и центральные научные реставрационные мастерские вместе с Институтом археологии Академии наук и другими исследовательскими организациями должны провести глубокие изыскания, включая снятие полностью пола в соборе, потому что под его плитами находится множество захоронений. В нем были похоронены князья последней династии, потомки Александра Невского, последняя переславская династия — это Дмитрий Александрович, Иван Дмитриевич и, по преданию, какой-то малолетний потомок, потому что эта династия прекратилась. И Переяславское княжество было завещано Москве. Кроме этого, как уже понятно по исследованиям, там есть и другие захоронения. Пол будет полностью снят и таким образом мы получим что-то новое, какие-то новые сведения.
Л. Горская
— Давайте вернемся к монастырям. Вы говорили о том, что ваш монастырь самый младший.
Игум. Пантелеимон
— А самый старший — это Никитский монастырь, который построен и освящен в честь святого мученика Никиты Готфского, но в нем более известен преподобный Никита, который являет совсем другой образ монашества. Потому что преподобный Никита был человеком очень худого нрава, которого здесь никто не любил, он всеми правдами и неправдами выбивал деньги, был разбойником. И в какой-то момент, придя домой и, увидев, как жена варит суп, он увидел, как из этого супа вылезают то руки, то ноги человеческие, весь суп кроваво-красный, он ужаснулся и понял, насколько неправильна его жизнь.
Л. Горская
— Это у него видение было такое?
Игум. Пантелеимон
— Да, такое было страшное видение. И он покаялся. И он стал вести очень суровый образ жизни. В качестве одного из первых подвигов — он просто удалился на болота и отдал себя на поедание той мошкаре, которая там была, комарам и мухам, которые там жили. Он вернулся оттуда абсолютно опухший. И потом он нес другие тяжелые подвиги. Он затворился в маленьком пространстве и фактически он стал столпником. Не таким, какими были древние столпники, которые строили столп над поверхностью земли, а он ушел в землянку и там совершал свой подвиг столпничества, не сходя с места. И вдобавок он носил еще и вериги. То есть вот такое умерщвление своей плоти, вот такая горячая молитва, которая ему в этом всем помогала. И вдобавок он еще и жизнь свою закончил мученически. Пришли к нему родственники и увидели его вериги, которые от многих трудов так были отполированы, что родственники посчитали, что вериги серебряные. И убили Никиту. А вериги, обнаружив, что они отнюдь не серебряные, а обычные, железные, они выбросили в воду. Однако вериги всплыли. Вериги были обнаружены и сейчас вериги являются одной из важных святынь для тех, кто приезжает поклониться в Никитский монастырь.
Е. Шадунц
— Можно еще добавить, каким же образом Никитский монастырь связан с Никитой Столпником в его жизненном пути. Дело в том, что перед тем как отправиться на съедение комарам, этот самый мытарь… Он был мытарем.
Л. Горская
— Но такой нелегальный мытарь.
Е. Шадунц
— Нет, он был легальным мытарем. Он был разбойником, «нелегальным» разбойником, но легальным мытарем. Его жизнь и все эти события происходили в момент строительства крепости Переславля-Залесского. Дело в том, что у нас тот редкий случай, когда дата основания города — как крепости и заставы на пути в княжество Владимиро-Суздальское — и дата строительства собора нашли точное отражение в летописи. То есть четко и ясно во многих летописных списках написано, что в лето шесть тысяч шестьсот шестидесятое, это 1152-й год, был заложен собор. Причем там такая интересная фраза есть, что «град перенесе от Клещина и заложи церковь Святого Спаса». Дело в том, что рядом с Переславлем, совсем недалеко, на берегу Плещеева озера находится еще одна маленькая земляная крепость более древнего города — города Клещина, который тут существовал еще во времена Владимира Мономаха. И который подчинялся Ростову, это же была Ростовская земля. То есть еще в «Повести временных лет» упоминается этот край. И очевидно, считается, что Никитский монастырь был основан еще в те времена, когда здесь княжил потомок Владимира Красное Солнышко, князь Борис. Борис, которого посадили в Ростов и он основал здесь, как монастырь Никиты Готфского, которого почитали русские князья, так и рядом, во времена жизни там Никиты — вот этого самого раскаявшегося мытаря и разбойника, пришедшего к игумену этого монастыря проситься туда. И поскольку его не пустили, он отправился на те самые болота, чтобы там умереть, съеденным мошкарой. А потом его все-таки нашла братия, и он пришел в монастырь. Так вот, этот самый Никитский монастырь был основан, по преданию, князем Борисом. А рядом был еще один монастырь, который мы знаем, как Борисоглебский «на горе». В житии Никиты Столпника говорится, что он ископал два колодца. Один колодезь он ископал на том месте, где его ела мошкара в болоте. И до сих пор там есть святой источник — Никитский источник.
Л. Горская
— А болот нет уже?
Е. Шадунц
— Там есть речка, она называется Слуда, и на этой самой речке находится вот эта самая купальня и колодчик святого Никиты. А второй колодезь он ископал у другого монастыря.
Л. Горская
— Это всё в XII веке происходило?
Е. Шадунц
— Это всё происходит в XII веке. Он был убиен в 1186-м году. Это известно точно. То есть это один из первых русских святых. И надо сказать, что дальнейшая история города… Это крепость. Вот Москва — это пограничье, Переславль — это следующая крепость. И эта крепость была построена, вот если вы посмотрите, она представляет собой буквально пряжку, замок, который закрывает дорогу. Дорога, которая сейчас идет из Москвы, это на самом деле дорога из Черниговского княжества в Ростов, Суздаль. И вот на ней ставится эта самая крепость в 1152-м году. А возле этой крепости, чуть поодаль, существует старый город Клещин и Никитский монастырь. И еще какой-то маленький монастырь. Мы его знали, как монастырь Борисоглебский «на горе», вот из жития святого Никиты известно, что там был еще один колодчик. Но понятно, что Борису и Глебу его могли посвятить уже после того, как они были прославлены в лике святых. Это второй по времени монастырь. Дальше, у нас есть не очень далеко от города Клещина, от этих валов, Александрова гора — это место, на котором сейчас стоит крест, а был там Александров монастырь. По преданию, там когда-то находился загородный терем Александра Невского. Но известно, что он основал там монастырь. И археологи еще в XIX веке нашли остатки этого монастыря. В документах он есть, уже в XVIII столетии его территория переходит к Никитскому монастырю, потому что он был сожжен во время польско-литовского нашествия в начале XVII столетия. Я думаю, он был Александров, потому что он был Александру Римскому посвящен, потому что это патрональный святой — Александр Римский.
И вот, монастырь там был и гора эта, под названием Александрова до сих пор известна. А в самом городе монастыри сначала появлялись, как княжеские обители, основанные князьями. Какие-то монастыри. Вот этот Борисоглебский был «на горе», а был еще Борисоглебский «на песках». Вот мы говорили про Смоленско-Корнилиевскую церковь — эта церковь была одной из церквей этого монастыря. Он был основан в память о событии 1254-го или 1256-го года, когда тут была убита семья брата Александра Невского во время одного из вторжений татарских — рати Неврюя. Была битва на окраине Переславля, и там полегла и рать переславская, и семья была убита. И вот этот монастырь Бориса и Глеба «на Песках» был основан на этом месте в середине XIII столетия. А рядом, чуть позже, в середине XIV века, такой монах, который ушел от мира и который будет известен потом как Димитрий Прилуцкий, основывает… Точнее, к нему прибились люди. Он ушел жить на болота, чтобы быть в уединении, ходить и молиться в этот монастырь. А к нему пришли и вокруг него стали собираться те, кто как-то следовал за ним. Он уходит на Север, а монастырь остается. Это Никольский, существующий в данное время, монастырь — это середина XIV века. Дальше, неизвестно когда у нас возникает еще целый ряд маленьких монастырей, которые были упразднены в середине XVIII века. Их насчитывается до 12 вообще, в целом было монастырей, но часть из них была закрыта. Следующий, очень известный монастырь — это Феодоровский монастырь. Опять-таки по преданию он был основан сразу же после того, как случилась битва начала XIV столетия. Вот когда умирает последний князь из династии переславских князей, в 1304-м году происходит битва за Переяславское княжество, потому что тогда еще неизвестно было: кто главнее — Москва или Тверь? И вот тверское воинство приходит сюда, и на южной окраине случается битва между войсками московскими, переславскими и тверскими. И москвичи берут верх. И вот тот монастырь, который основан во имя Феодора Стратилата, по преданиям, он основан именно потому, что битва происходила именно в этот день и поэтому он посвящен Феодору Стратилату. Это XIV век. А известен он нам, своими строениями и так далее, с XVI столетия, когда там строится там Феодоровский собор. Собор, посвященный патрональному святому царевича Федора Иоанновича. Еще раньше существует тот самый Горицкий монастырь, откуда происходит преподобный Даниил. Он нам известен с XIV века. Тоже какое-то такое время… Потому что когда мы говорим про Димитрия Прилуцкого и про Сергия Радонежского, в каких-то житиях мы можем увидеть, что эти события связаны с Никитским монастырем, какие-то с Горицким. Но Горицкий известен с XIV века. Это был большой монастырь. В XVII столетии архимандриты Горицкого монастыря во всяких договорах соборных, в соборах, которые собирали цари, числятся одними из первых. И этот монастырь был потом центром Переславской епархии в XVIII столетии.
Игум. Пантелеимон
— А епархия тогда была огромная.
Е. Шадунц
— Епархия была до Гжатска. Вы можете себе представить? Она простиралась куда-то — Клин, Гжатск, Можайск, Волоколамск…
Л. Горская
— Владимирская область?
Е. Шадунц
— Нет. Переславская епархия с 1744-го по 1788-й год существовала. И она включала территорию от границы Ростовского уезда до Гжатска, и вот туда, скажем так, на запад она простиралась, минуя Троице-Сергиеву Лавру, захватывает часть Дмитровского уезда. Это была очень обширная епархия. Она просуществовала 44 года и была упразднена, когда при Екатерине меняли границы губерний и границы епархий. И вот потом Переславль уже имел отношению к Владимиру. Скажем так, он начинается во Владимиро-Суздальское время, и затем в XVIII веке, весь XIX и начало ХХ века он административно относился к Владимирской губернии и входил во Владимиро-Суздальскую епархию.
Л. Горская
— Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» программа «Светлый вечер». Мы с вами находимся в Переславле-Залесском. С нами: Елена Константиновна Шадунц, старший научный сотрудник Переславского музея-заповедника, и игумен Пантелеимон (Королёв), настоятель Свято-Троицкого Данилова монастыря. Мы говорим об этом замечательном городе. Отец Пантелеимон, у меня попутно возник вопрос. Мы говорили о том, что преподобного Никиту не сразу пустили в монастырь, и он пошел в болота, отдать себя вредным насекомым, которые его искусали, с намерением, я так понимаю, погибнуть, потому что в монастырь его не пустили. Недавно мы слышали о житии преподобного Корнилия, которого тоже не пустили в монастырь. И у меня к вам с первого раза, со второго и с третьего, к вам, как к игумену, вопрос: почему не пускали в монастыри людей, которые в них поступить?
Игум. Пантелеимон
— Это древняя традиция: если человек действительно хочет уйти в монастырь, то преподобные отцы древние говорят о том, что не надо торопиться — пускай постоит под воротами, подождет, осыпайте его всякими бранными и ругательными словами, чтобы он уходил. Если человек действительно хочет в монастырь, если он готов нести этот монашеский подвиг, он постоит. Мы знаем из жития преподобного Павла Препростого, как преподобный Антоний Великий, увидев его, говорит: «Ты уже стар, уходи отсюда. Ты не сможешь здесь подвизаться». И ушел к себе. И, выйдя на закате дня и увидев там опять Павла, который весь день простоял — на египетской жаре, не имея ни крошки хлеба, ни капли воды, и продолжал просить его принять в монастырь. Тот хотел снова его прогнать, но потом принял. И начал так подвизаться, как не подвизался в своей юности — для того, чтобы Павел, осознав свою немощь, ушел, поняв, что он не может нести подвиги вместе с преподобным Антонием. Но он понял, по своей простоте и доверию полному преподобному Антонию, и спокойно всё это выдерживал. Поэтому первый такой монашеский искус, который происходит при воротах, вполне он оправдан и исторически.
Л. Горская
— А сейчас так же?
Игум. Пантелеимон
— Сейчас… Есть патерик, который относится к Афону, касающийся ХХ века. Очень красивая история, которую я очень люблю, но в своей практике не применяю. Есть история про одного старца, у которого не было послушников и к которому приходили молодые люди и, зная, что он действительно человек высокой жизни, просились принять их к себе. Но он выбегал на них с палкой и кричал: «Уходите отсюда!» Они пугались и убегали. И только один послушник сказал: «Бей меня, но я от тебя никуда не уйду». На что, старец, отбросив палку, нежно его обнял и взял его к себе. И сказал: «Вот, давно я ждал такого послушника». (Смеется.) Вот такой практики у меня нет, но суровая встреча, мне кажется, вполне оправдана. (Смеются.) Это не касается паломников.
Л. Горская
— А раз это не касается паломников, давайте поговорим о том, как встречают паломников в монастырях. Я знаю, что женские монастыри в Переславле принимают и паломников и трудников. И в целом, можно приехать, как туристу, но можно приехать и помолиться и пожить в монастыре. И послужить. Вот у вас так же?
Игум. Пантелеимон
— У нас есть один большой братский корпус, и поэтому довольно сложно организовать такую жизнь, чтобы все-таки разграничить правильным образом пространство. И я не представляю, как здесь жили здесь в древности монахи, потому что некоторые кельи, огромные по размеру, и при этом в них одно крошечное окошко. Ее разграничить какими-то перегородками, чтобы у каждого монаха было отдельное свое место или у каждого гостя было какой-то свой отдельный уголочек, довольно сложно. Значит, либо у тебя не будет света, либо не будет поступать воздух, либо ты будешь жить на проходе. Предположить, что здесь жили так же, как в некоторых католических монастырях, где был общий дормиторий, общая спальня, то есть монахи трудились где-то, потом приходили и спали в одной большой комнате, тоже довольно сложно. В какие-то времена в Даниловом монастыре было около 70 человек монахов. Может быть, не все они жили внутри монастыря. Может быть, некоторые из них жили в тех промыслах, в рыболовецких, присматривали за этими промыслами и находились вне монастыря. Может быть, здесь было еще какое-то количество маленьких избушечек, в которых жили люди. Сейчас маленьких избушечек нету, и поэтому сразу смешивать паломников с братией довольно сложно. Мне не хотелось бы. Вы уже не первая, кто спрашивает о том, как приехать и пожить в нашем монастыре. Ну вот, по рекомендации, принимаем через друзей.
Л. Горская
— В какие монастыри в Переславле-Залесском можно приехать? Может быть, вы знаете?
Игум. Пантелеимон
— Попытаться можно в любой. Принимают на какое-то время и в женский Феодоровский, в женский Никольский. Можно пожить и в Никитском монастыре — там своя атмосфера. Можно попытаться ткнуться и к нам, если у нас вдруг будет место, мы можем посмотреть на вас — строго и внимательно, с любовью.
Е. Шадунц
— Надо спросить Никольский в первую очередь. Дело просто в том, что Никольский когда был передан, он был до такой степени разорен и разрушен, что от старого монастыря осталось довольно мало. То же самое касается и Николо-Сольбинского. Эти монастыри отстраивали себя заново, поэтому там появились какие-то здания и какая-то территория там еще добавилась, на которой смогли построить новые странноприимные корпуса. Если мы возьмем Феодоровский монастырь, то когда вы заходите в эти наружные ворота, вашему взгляду предстает желтое здание — это странноприимный дом, который был построен специально для паломников в конце XIX века. Причем паломники там принимались бесплатно, они там проживали бесплатно и столовались бесплатно.
Игум. Пантелеимон
— В Даниловом монастыре тоже был такой дом. И дом сохранился, но он нуждается в ремонте и реставрации. Дом, про который говорится, что в год там принималось до пяти тысяч паломников бесплатно и с кормежкой. Но его надо ремонтировать и запускать.
Е. Шадунц
— Да, по крайней мере, такие планы имеет Феодоровский монастырь, я об этом слышала. Просто в советское время история с этой арендой, с этими разрушениями, с этими сносами — почему-то она нанесла в первую очередь урон именно келейным корпусам. Если вы посмотрите на Никитский монастырь, я думаю, что и здесь могло быть такое. В этих монастырях, и в Феодоровском такое осталось, были отдельные деревянные домики — это были кельи. Надо сказать, тоже интересный вопрос общежительства. Общежительство в Никитском монастыре, как известно, ввел Иван Грозный. Именно Иван Васильевич, когда он приезжал сюда, а они все, великие князья и цари, почитали Никиту Столпника. И вот он, приехав сюда и построив главный собор этого монастыря, он не просто там пел на его освящении и не просто он туда ездил помолиться, а он именно своим велением ввел там общежительство. То есть общежительство было не сразу и не везде. И вот эти деревянные, отдельно стоящие кельи, они были и там, в том самом Никитском. И в Феодоровском осталось несколько домиков. У нас в центре города нынешний наш кафедральный собор Владимирский, рядом с ним церковь Александра Невского — это остаток Богородского… В общем, это был монастырь Сретения Владимирской иконы Божией Матери, Богородицко-Сретенский девичий монастырь. Мы не увидим там ни одного келейного корпуса, там есть остаток стены. Где же они жили? Это уже известно из документов, что корпуса были деревянными. И когда монастырь упраздняют в 1764-м году, кельи перевозят в Феодоровский, переселяют насельниц. То есть вот эта практика была. И сейчас, возможно, это один из путей улучшения, что называется, монашеской жизни и возможности как-то расселиться — это вернуться к этим небольшим деревянным домам. Потому что это всё ансамбли федерального значения, памятники. И не так-то просто заняться каким-то новым строительством на их территории. Но если есть подтвержденные сведения о том, что здесь были какие-то постройки, то при обоснованном проекте можно это воссоздавать. Мы знаем, что в Суздале монастырь женский, в советское время там была просто гостиница, в которой были эти деревянные избушки. Сейчас его вернули. Покровский, да? Но в любом случае, эта практика существовала и к ней можно возвращаться.
Л. Горская
— Но это всё монастыри, стены, которые сохранились с каких-то незапамятных времен. Сложно представить, что-то с XII века, с XIV. Как сказал отец Пантелеимон, это совсем недавно было — в XVI веке. Но сейчас, в XXI веке, мы можем, даже те, кто в Москве одним днем, приехать и коснуться этого всего, увидеть.
Е. Шадунц
— Эти артефакты они не просто камни, они напоминают нам об образе жизни наших предков и о том, как важна была молитва. И понятно, что строительство всего этого происходило во славу Божию. И, может быть, нам стоит об этом не просто помнить и приезжать сюда не просто туристами, хотя и туристов всегда мы ждем, это важно и интересно. Но приехать помолиться, даже пускай, остановившись в каких-то гостиницах, которых тут достаточно, помолиться, окунуться вот в эту атмосферу древнего благочестия, которое здесь, в общем-то, тоже чувствуется, это очень важно.
Игум. Пантелеимон
— И, конечно, переславская земля не зря именуется землей русской святости. И это ощущение очень сильное. Многие люди, заходя в Данилов монастырь, говорят, что здесь какое-то особое ощущение тишины. И у меня у самого от Данилова монастыря никуда не девается особое такое ощущение места поразительного — не только по тем пейзажам, которые открываются, по тем восходам и закатам, которые я каждый день наблюдаю. Наверное, такое же ощущение у меня было еще на Соловках – там, где всеми фибрами души ощущаешь тот подвиг и древних подвижников, и тот подвиг новомучеников, которые там были заключены в лагерь. А здесь, в Переславле, как-то себя ощущаешь действительно возвращающимся к своим русским корням, ощущаешь себя приехавшим домой и никуда не спешащим. И действительно здесь дышишь полной грудью и хочется этого воздуха. Если уж придется возвращаться в Москву, хочется этого воздуха поглубже набрать и подольше не выдыхать.
Л. Горская
— Приезжайте.
Игум. Пантелеимон
— Приезжайте к нам в Переславль, дышите.
Л. Горская
— Спасибо большое. Я напоминаю, что в эфире радио «Вера» была программа «Светлый вечер». Ее для вас прямо здесь, в Переславле-Залесском, провела Лиза Горская. С нами были: игумен Пантелеимон (Королёв), настоятель Свято-Троицкого Данилова монастыря; Елена Константиновна Шадунц, старший научный сотрудник Переславского музея-заповедника. Всего доброго.
Игум. Пантелеимон
— Приезжайте.
Е. Шадунц
— Всего доброго.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер